Текст книги "Еда (СИ)"

Автор книги: Эмилия Галаган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

   Ты права, мама, я ничего не достигла, только вот пиццу какую-никакую могу испечь.

   Бургеры

   Он был большой и толстый. И я его любила.

   Подходил к концу рабочий день.

   – Пойдемте вместе к метро, – сказала я. – Погода чудесная.

   Лето в разгаре, солнце гладит раскаленным утюгом крыши многоэтажек.

   – Ох, не знаю. Не люблю такие длинные дистанции. Может, лучше на автобусе?

   – В автобусе – духота. И надо платить за проезд. Пойдемте.

   – Но я – медленный...

   – А куда нам торопиться?

   Я страшно рада, что сейчас мы медленно, долго будем идти к метро. Я – с ним.

   Мы идем.

   – Вот тут, – киваю я в сторону давно облюбованного мною киоска, – продаются очень вкусные бургеры.

   Я покупаю один, он – два, мы садимся на лавочку в сквере и едим.

   – Знаете, Люда, – говорит он, – мне надо бы скинуть килограмм десять. Но в моем возрасте, когда метаболизм уже замедлен, это нелегко. В сорок пять не так-то просто сбросить вес! Не то, что в ваши двадцать с хвостиком...

   – Я просто перестаю есть, когда мне грустно или тревожно. Один раз так похудела на два размера. Нервничала очень, поступала в аспирантуру.

   – А я всегда ем, – сказал он так обреченно, что моё сердце облилось кровью.

   И приступил ко второму гамбургеру.

   – Скажите, – сказала я, – у вас не бывает так: начинаешь есть, а что-то внутри умоляет тоненьким голоском: «Не надо, не ешь»?

   – Нет, не бывает, – покачал он головой. – Хотите, я и вам второй бургер возьму?

   – Не надо.

   Какое-то время мы молчали.

   – Чем это так вкусно пахнет, а? – Я старательно принюхивалась. – Чем-то копчёненьким... И как будто – от вас... Вы ели что-то копчёное?

   – Нет, Люда, я просто вспотел. – Он явно сконфузился. – Все-таки вам необходим второй бургер. Хотя котлеты тут, конечно... Как-нибудь я из дому принесу... Я мясо прокручиваю, жена у плиты стоит... Целую гору обычно жарим... Супруга моя, конечно, мастерица... ну я вас угощу – поймёте... А пока вот... купите себе... – Он полез за кошельком.

   – Не надо. Я сама. Вы семью должны кормить, а не меня.

   Я пошла к киоску. Аппетита не было. Тоненький голосок внутри меня твердил: «Ты ему не нужна, у него жена вкусно готовит!»

   Я была большая и толстая, и меня никто не любил.

   Очередь. Стою, жду... Господи, ну и жара. Сзади послышалось:

   – Как оно уже достало! Жарит и жарит!

   Солнце тоже большое и толстое, и сегодня его тоже никто не любит.

   Возьму-ка пивка.

   За твоё здоровье, небесный толстяк! Будем светить, пусть нас и не...

   Фрикадельки из «Икеи»

   Многим нравится ресторан в «Икее» – уж очень там дешево. А детские порции так вообще дешевле дешевого.

   Хотя «Икея» в такой жопе мира находится! Нет, я туда специально не поеду только ради того, чтобы пожрать – я не псих.

   Но Ира сказала:

   – Давай сходим с детьми в «Икею». От моего дома пешком туда можно за час дойти. Хорошая прогулка.

   И я согласилась.

   У Иры двое детей – Даша и Темочка.

   Даше двенадцать. Смотрит немножко настороженно; темные волосы, челка до бровей, глазки карие, носик кнопочкой.

   Темочке девять. Светлые кудряшки, улыбка до ушей; постоянно дурачится и смеется.

   Мы идем по обочине дороги, мимо проносятся машины. Жарко, пыльно.

   – Даша, смотри: какашка, похожая на человечка!

   – Фу, Тема, дурак!

   Даша идет рядом со мной, а Тема носится вокруг нас, как ураган, периодически на кого-то налетая. В какой-то момент, он, не удержав равновесия при повороте, падает на Дашу, а Даша валится на меня.

   – Дебил! – Даша изо всех сил толкает брата, так что тот падает на землю.

   – Ма-а-ама! – Тема разбил коленку. – Ма-а-ама, а Даша дерется!

   – А он нас с Людой сшиб! – яростно кричит Даша. И наносит брату еще один тычок в бок.

   – Ма-а-ама! – По Теминому лицу катятся крупные слезы.– Мама, скажи ей!

   – Даша! Ты почему бьешь брата? Разве так можно!

   – А он нас сшибает!

   – Даша, я же вижу! Зачем ты его второй раз ударила?

   Даша опускает голову.

   Тема вытирает слезы.

   – Все, идем дальше, и больше никаких драк!

   – Мама, а почему мы не поехали на автобусе? – это Даша.

   – Потому что проезд в автобусе стоит по тридцать пять рублей с человека, а за нас троих это будет целая порция фрикаделек с картошкой фри!

   Ира – разведенка с двумя детьми и финансовыми проблемами. О ее бывшем муже я писать не буду – давайте лучше насладимся ароматом разгоряченной трассы, песка и травы, растущей по обочинам, чем зловонием человеческой подлости.

   – Мама, мне тяжело идти! – ноет Темочка. – Ножка болит!

   Даша молча берет его под руку.

   – Потерпи.

   Она что-то шепчет ему на ухо.

   Он перестает хныкать, и мы идем дальше.

   Честно говоря, я тоже устала идти.

   – Долго нам еще?

   Ира оборачивается.

   – Да недолго. Ты чего? Если пописать хочешь – вон кустики есть, или потерпи, скоро уже на месте будем.

   – Да нет, спасибо.

   На лицо Иры падает тень от козырька кепки. Она в синих коротких шортах и белой майке.

   Ира отчаянно любит детей, но она сама кажется даже большим ребенком, чем ее Даша. На мгновение мне становится страшно за их маленькую семью из трех детей.

   Наконец мы добрались до «Икеи».

   В ресторане выбираем еду. Ира берет три детские порции картошки с фрикадельками.

   Подходим к кассе.

   – У вас трое детей? – спрашивает кассирша.

   – Я не ребенок, – почему-то вклиниваюсь я.

   Кассирша косится на меня и продолжает:

   – Если порция взята на ребенка, она считается детской. Если на взрослого – взрослой.

   – Я думала, детская и взрослая порции отличаются по объему, – говорит Ира.

   – Нет, они различаются только тем, кто их ест, – стоит на своем кассирша.

   – По-моему, это несправедливо, – замечает Ира.

   – Так вы будете платить или нет?

   Ира начинает рыться в кошельке, видимо, у нее были заранее отложены деньги на три детские порции – и тут такой облом.

   – Раньше так не было... Раньше не проверяли, на кого берут порцию, – еле слышно шепчет она.

   – Женщина, вы можете побыстрее! – возмущается кто-то из очереди.

   – Сволочи! – сквозь зубы рычит Ира, пересчитывая выложенные на ладонь монетки.

   – Мама, а можно я возьму еще вот этот сок?

   – Тема! Ну!.. Ну что ты меня сбиваешь?!

   – Мама, ну давай быстрее! – Даша смотрит на мать умоляюще и в то же время с обидой.

   Ира наконец-то рассчитывается, я оплачиваю свое пиво, и мы садимся за столик.

   Первое время молчим, затем Ира говорит:

   – В следующий раз возьмем две детские порции и поделим на троих. Порции тут большие, на всех хватит.

   – Я хочу сама съедать свою порцию, – говорит Даша.

   – Ладно, – слегка обиженно отвечает Ира, – тогда со мной Тема поделится.

   Тема с набитым ртом кивает.

   Ира съедает свою порцию, а затем старательно собирает вилкой размазанный по тарелке соус.

   Тема повторяет действия мамы, стараясь даже ее немного превзойти, и пытается собрать остатки соуса пальцем.

   – Даша, соус доедать будешь? – спрашивает Ира.

   – Нет.

   Даша пьет через трубочку сок и смотрит в стол.

   – Ну как хочешь.

   Ира отбирает у нее тарелку и начинает с прежней старательностью подъедать остатки соуса.

   – Не знаю, что они туда кладут, но очень вкусная штука.

   – Можно просто отстоять очередь два раза, – толкаю я идею. – Один раз с двумя детьми, а в другой просто поставить кого-то одного из них. Кассирша вряд ли запомнит, вон народа сколько.

   – Долго стоять, – вздыхает Ира, отрываясь от вычищения тарелки.

   Даша поднимает на меня взгляд – и я вижу себя.

   Как когда-то я шла домой вместе с отцом, а он увидел на столике возле кафе стакан с недопитым пивом. И допил, да. Из кафе выглянула женщина, видимо, продавщица, просто посмотрела – и тут же скрылась, но это презрение во взгляде я помню до сих пор.

   Никому нет дела до гордости маленького существа, которому стыдно, что его родственники ругаются с кассирами, вылизывают тарелки и допивают опивки. Да и вообще, кто ты такая, маленькая девочка, чтобы судить своих родителей, которые тебя родили, обеспечивают и далее по списку?

   Даша протянула Темочке свое печенье.

   – На, я обещала.

   – Спасибо, я уже наелся.

   Даша серьезно вздохнула и принялась грызть печеньку.

   Нам предстоял еще и путь назад.

   – Давайте поедем обратно на автобусе. Я заплачу, – сказала я.

   Ира тут же спохватилась:

   – Хорошо, тогда я в «Ашане» куплю кое-то. Чтоб с пользой проехаться.

   Она набирает огромный пакет дешевой еды. И мы возвращаемся.

   В автобусе Даша садится возле меня и начинает рассказывать о своих школьных проблемах. Я пытаюсь объяснить, что все это когда-нибудь покажется ей смешным. Она не очень-то верит.

   Хорошо, что мы все когда-нибудь вырастаем.

   Банка огурцов

   Я превратилась в электрообогреватель. У нас был такой в деревне – за решетчатой перегородкой докрасна раскалялась спираль. Внутри меня тоже что-то накалилось и не желало охлаждаться. Температура под сорок держалась вторую неделю. Я лежала в Боткинской больнице, в палате, рассчитанной на четверых человек.

   На соседней кровати обреталась девочка семнадцати лет, тоже горевшая.

   Еще с нами были две бабуси – тихая и громкая. Тихая просто читала книжку, а громкая все ругалась по мобильному с родственниками.

   Кто-то из родственников заходил к ней каждый вечер – и всегда кто-то новый, ведь невозможно вытерпеть такую бабку два дня подряд. (Родне повезло – их было много, и они сменяли друг друга на боевом посту.)

   К тихой бабушке никто не приходил, и она вообще не вставала с кровати, я даже не знаю, когда она ходила в туалет.

   Хотя – с другой стороны – меня тоже не тянуло в это место.

   Ибо нечем.

   Кормили в больнице странно. Я ничего не имею против хлебных котлет. Они тоже люди. Но тертая вареная морковка на гарнир! Или тертая вареная свекла! Это и правда невкусно. Очень невкусно.

   Девочка, лежащая рядом, любила что-то рассказывать о себе.

   – Меня мама так плющит, так плющит!.. Хочет, чтоб я обязательно вышла замуж, когда вырасту!

   – А ты еще не выросла? – удивляюсь я. – Ты, по-моему, метр семьдесят где-то!

   – Не-е-ет, я еще не выросла! Выросла – это когда диплом получила! Мама хочет, чтоб я диплом получила – и замуж. А я ей – что в семье хорошего? Ну вот что?

   – Те банки, что в самом углу полки стоят, не открывайте – это на особый случай, для гостей! – кричит в телефон громкая бабка. – Я туда самые отборные помидоры запихивала!

   Девочка давится смехом и прикрывает лицо уголком одеяла, чтоб бабка не заметила.

   Вечером девчушку навещает мама.

   Удивительно, как она на нее похожа. Такая же неуловимо смешливая, легкая женщина.

   – Я тебе пирожков принесла. Тут монастырь недалеко, там в лавке всякие пирожки продают – я решила взять на пробу. Тут с рисом и с гречкой – не знаю который какой.

   – Ма-ам, а в них лук есть?

   – Ой, не знаю!

   – Ма-а-м, ну я же не люблю с луком!

   – Ну надломишь, поковыряешь...

   – А потом, если что, выкинуть? Нехорошо!

   – Отдашь кому-нибудь...

   – Расковырянный пирожок?

   Мама смеется:

   – Ну глупая я, глупая!

   Она обнимает девочку, но та вырывается, забирается под одеяло и натягивает его до самого носа.

   Мама легонечко касается ее лба.

   – Я вот сейчас шла по коридору, а там на лавочке мужчина с женщиной сидели. Она вся такая сопливая, несчастная... А он ее обнимает, жалеет...

   – А в Англии в XIX веке, если какая-нибудь графиня болела, она запиралась в своих покоях, пока не поправится, чтобы муж ее в таком неподобающем виде не увидел!

   Мама улыбается и качает головой. И поворачивается в мою сторону.

   Я быстро закрываю глаза, чтоб не догадались, что я подсматриваю.

   – Совсем девочка с лица спала! Аж прозрачная! Ладно, пойду я...

   Несколько шагов, и – шлепанье босых ног по полу:

   – Ма-а-м, ма-а-ма!

   – Ну что ты босая вскочила! Иди, иди ложись! Хорошая моя девочка!

   И много-много чмоканий в щеки и тихого смеха.

   Перед сном я съела два пирожка – с гречей и рисом. Хоть какая-то нормальная еда.

   Ночью – мы все проснулись от грохота. Бойкая бабка вскочила первой и зажгла свет.

   Оказалось, что тихая бабушка запнулась обо что-то и растянулась на полу.

   Кое-как совместными усилиями – а бабушки, даже самые худенькие, очень тяжелы – мы подняли ее и посадили на кровать.

   – Почему ты не зажгла свет? – допытывалась бойкая. – Так ведь можно было упасть и удариться головой о спинку кровати – и все!

   Тихая бабушка только трясла головой:

   – А я... а я... а я не хотела никого будить...

   – Да все спят как убитые... – ворчала бойкая бабуся.

   – Я... я в туалет...

   – А днем тебе не сходить было, старая? – не унималась боевитая.

   – А днем... а днем мне стыдно... – вдруг сказала тихая бабушка и заплакала. – У меня на спине дырка!

   – Да видели, видели...– вторая бабуся похлопала ее по плечу. – Не реви! Я своим скажу: принесут чего-нибудь, ты поменьше меня, всяко в мое влезешь! Бедолажная, вон какой синяк на ноге набила!

   Тихая бабушка виновато куталась в одеяло.

   – Да, – сказала бойкая старушка, – вроде носишь-носишь ночнуху, и износу нет, а потом повернулась резко – и дырка во всю спину. Хотя раньше-то шили лучше, чем сейчас.

   На следующий день мне стало чуток легче. Жар стал ослабевать.

   Девочку с соседней кровати выписали немного раньше, потом настал черед шумной бабуси, потом – мой.

   Перед отъездом бойкая бабка даже поругалась с тихой из-за того, как правильно солить огурцы. Тихая бабушка оказалась на удивление упрямой.

   – Нет, Мария Феофилактовна, резаные огурцы в банки класть неправильно. – Она теперь не стеснялась и сидела на кровати в новенькой ночнушке в цветочек.

   – Так место-то пропадает! – горячилась буйная бабуся. – Я вот тебе принесу банку огурцов, и увидишь, что мои не хуже твоих будут!

   – Надо просто заполнять банки разными огурцами – и побольше, и поменьше, и совсем пупочками, тогда и резать ничего не надо будет: мелкими огурчиками все пространство между большими и заполнится...

   Потом выписали меня.

   Я вернулась в общагу. Пришла и – сварила огромную кастрюлю борща. Правда, без мяса, но зато с фасолью, капустой, картошкой и всем полагающимся. Съела одну тарелку. Потом другую. Потом третью – и... побежала обниматься с унитазом.

   Желудок стал аскетом, отвергающим столь щедрые дары.

   Я постепенно стала себя откармливать. День за днем. Потихонечку.

   Снова появились на моем лице щеки. Потом – улыбка.

   Жизнь становилась прежней, а жопа – толстой.

   А однажды я приготовила замечательное блюдо – тушеную морковку. Я стушила ее в молоке, с кучей приправ, солью и перцем, и обнаружила, что не так уж все и плохо. Нормальная еда.

   Давно это было.

   Девочка – маленькая графиня – уже, наверное, оканчивает вуз. Замуж, поди, собирается.

   И я очень надеюсь, что обе бабушки живы и ходят друг к другу в гости.

   Жизнь набивает банки разными огурцами. И все человеки.

   Шашлык

   У моей соседки был сын, потом он умер.

   Его звали Димка, он был немного старше меня. И немного отличался судьбой – больной СПИДом наркоман. Когда я его увидела, поняла, что выражение «землистый цвет лица» – это не художественное преувеличение.

   Сразу после моего вселения в коммуналку случился прорыв труб отопления, и мы с соседкой вместе убирали воду – и как-то незаметно сдружились.

   И когда пришел Димка, соседка сказала ему:

   – Это Людочка, она мне много помогает, доченька моя.

   И Димка улыбнулся мне и сказал:

   – Ну привет, сестренка!

   Я потом рассказала об этом подругам, вот, говорю, смотрите, какая у меня «родня». А они мне:

   – Да уж стоило в Петербург ехать ради того, чтобы тут породниться с наркоманом!

   Я даже разревелась. Думаю: да, вот действительно нашла себе семейку. Поднялась в жизни. Пришла к успеху.

   А потом Димка умер.

   Была весна ранняя.

   Снег таял, земля чернела.

   Соседи организовывали поминки, и я помогала смонтировать небольшой клип из фотографий Димки. Вот он, улыбается хорошей такой улыбкой. И цвет лица нормальный. А вот он с женой бывшей. Он на наркоту подсел, когда жена его бросила. Жена красивая очень была, ушла к богатому. Эх, Димка, хороший ты, видать, был парень, но слабак! Жизнь свою пустил под откос из-за бабы!

   Я не знала, положено мне плакать или нет, а потому плакала, когда никто не видит.

   При этом у меня, конечно, была своя жизнь.

   Я зависала на сайте знакомств и ходила на свидания. А потом отчитывалась перед подругами о проделанной работе.

   «Скучный какой-то».

   «Добрый, но зубы гнилые, как с ним целоваться?»

   «Только о бывшей и говорит, от развода не отошел, видимо».

   А они мне:

   «Ты не узнавала: квартира, машина есть?»

   «Кем работает-то?»

   «В кафе хоть заплатил?»

   И вот как-то раз я шла со свидания.

   Шла пешком до метро, ноги болели, потому что в туфлях на каблуках.

   Кавалер в этот раз был неплохой, но слащавый какой-то. «Людочек-Людочка» – тьфу и еще раз тьфу!

   Зазвонил телефон.

   – Люда?

   – Да.

   Это был мой начальник. Единственный человек, от которого я бы хотела услышать «Людочек-Людочка».

   – Люда, вы когда сдадите аннотации?

   – Завтра ко второй половине дня. С утра отсыпаться буду, у меня сегодня свидание было.

   – Обязательно только проверьте, чтобы все имена и фамилии в аннотациях были такие же, как в основном тексте.

   – Да, конечно.

   – До свидания.

   Мне показалось или он все-таки сказал это «до свидания» с какой-то особенной интонацией? Ироничной, чуть язвительной и немножечко грустной?

   Показалось тебе, показалось.

   Господи, как выпить охота.

   SMS пришло. От этого, слащавого. «Ты такая милашка».

   Ну что за пиздец! Набебениться бы до потери пульса да пролежать мордой в диван несколько дней.

   Не могу: аннотации завтра надо сдать.

   Да и поздно уже, спиртного в магазине мне не продадут.

   Приехала домой.

   На столе в кухне стояли тарелка с шашлыком и полбутылки коньяка.

   И записка: «Сорок дней по Димке. Помяни его».

   Ухожу к себе в комнату.

   Хороший шашлык, мягкий, хоть и готовили в электрошашлычнице.

   И коньяк хорош, хотя брали целую канистру у какого-то подозрительного типа на рынке. (Не спрашивайте, откуда я знаю такие детали – в коммуналке все про всех знают.)

   Хорошо.

   Спасибо, Димка, спасибо, братишка.

   Вытягиваюсь на диване, шевелю пальцами на ногах.

   Хорошо.

   Закрываю глаза.

   Слезы бегут по щекам, ласковые, теплые.

   Я никогда больше не буду осуждать тех, кто нашел забвение в алкоголе или наркотиках.

   Никто не любил меня так, как я хотела. Только мертвые наркоманы да бог весть какой коньяк жалели меня по-настоящему. И шашлык. Несправедливо было бы его не упомянуть.

   И если бы я умела петь, я бы затянула «I will always love you», потому что тебя, еда, я буду любить вечно.