Текст книги "Человек Огня"

Автор книги: Эмилио Сальгари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

XVIII. Белые пиайе

Дикарь, вошедший в хижину, был высокого роста, лишенный всякой растительности на лице, даже бровей, но зато на голове его были очень длинные черные волосы, жесткие и всклокоченные. Он был почти голый, кожа его была раскрашена в черный, красный и голубой цвет, а на голове и щеках торчали перья, прилепленные к коже какой-то мастикой, что придавало ему необычайно странный вид. В растянутой нижней губе было проделано отверстие и вставлен кусок зеленоватой яшмы, а на шее красовалось ожерелье из белых раковин, составляющее украшение вождей бразильских племен.

Войдя в хижину, дикарь пригнулся к земле и высунул язык, выражая всеми своими жестами глубочайшее почтение. Потом он приподнялся и произнес какие-то совершенно непонятные слова, состоящие из ряда резких гортанных звуков.

Альваро, еще не оправившийся от испуга, оставался неподвижным, с тревогой поглядывая на тяжелую палицу в руках дикаря и ожидая с минуты на минуту, что она опустится ему на голову.

Аймар, видя неподвижность португальца, повернулся к Гарсиа, который испуганно забился в угол, и опять произнес какие-то слова, вероятно, составлявшие вопрос, но также не получил ответа. Он сделал жест, выражающий нетерпение, и, повернувшись к входу в хижину, издал резкий крик, напоминавший скорее рев дикого зверя, нежели человеческий голос.

Мгновение спустя в дверях показался индейский мальчик, таких же лет, как Гарсиа, и остановился позади вождя аймаров.

Это был красивый индеец, с очень черными и умными глазами и смышленым лицом, как будто принадлежащий к другой расе. Кожа у него была светлее, черты лица тоньше и волосы не такие грубые.

Вождь обратился к нему с несколькими словами, потирая себе лоб, и, сделав угрожающий жест рукой, указал ему на Альваро. К величайшему изумлению последнего, мальчик сказал ему:

– Сеньоры!

Альваро и Гарсиа переглянулись, спрашивая себя, не во сне ли они это слышат. Бразильский дикарь, говорящий по-испански! Это было просто невероятно!

– Сеньоры, – повторил мальчик. – Вождь аймаров говорил с вами и его рассердило то, что вы не отвечали на его вопросы.

– Кто научил тебя языку белых? – спросил Альваро, все еще не пришедший в себя от изумления.

– Пиайе моего племени, – отвечал мальчик.

– Диас?

– Да, так назывался мой покровитель. Я вспоминаю, что не раз слышал, как он говорил про себя: «Бедный Диас!»

– Значит, ты тупинамба?

– Да, сеньор.

– Тебя взяли в плен аймары?

– Они меня откармливают, чтобы потом съесть, – спокойно сказал юноша без признака малейшей тревоги.

– А мы? Что они с нами сделают?

– Вы счастливцы, сеньоры. Аймары пока не имеют намерения съесть вас.

– Ты знаешь, почему они так гнались за твоим покровителем?

– Да. Они хотели сделать из него пиайе своего племени. Пиайе аймаров умер, а необходимо заменить его. Племя без пиайе – все равно, что человек без головы. Видели вы моего покровителя?

– Да, мы расстались с ним вчера вечером.

Хриплый, резкий крик аймара прервал его. Очевидно, вождь пришел в сильнейшее нетерпение от такого продолжительного разговора, из которого он не понимал ни слова. Он угрожающе посмотрел на мальчика и крикнул ему несколько слов, яростно стуча тяжелой дубиной.

– Вождь желает знать, считаетесь ли вы пиайе в вашей стране? – перевел его слова мальчик.

– Все белые люди пиайе, – отвечал Альваро.

– Он обещает пощадить вас при условии, что вы сделаетесь пиайе его племени. Если вы дорожите жизнью, то не отказывайтесь.

– Как, мы будем колдунами аймаров, этих отвратительных дикарей? Что ты скажешь на это, Гарсиа?

– Мне кажется, что лучше сделаться магами, нежели быть изжаренными на решетке. Во всяком случае, так мы выиграем время. Я уверен, что моряк нас не оставит и отправится по нашим следам.

– Ты прав, Гарсиа, – сказал Альваро после минутного размышления. – Диас, без сомнения, не оставит нас в руках этих людоедов.

Повернувшись к мальчику, он сказал ему:

– Скажи вождю, что мы согласны.

Когда аймар услышал этот ответ, на лице его выразилась величайшая радость, и его мрачные черные глаза заблестели. Он отбросил свою дубину и, обратившись сначала к Альваро, а потом к Гарсиа, произнес несколько слов.

– Что он говорит? – спросил Альваро индейского мальчика.

– Он говорит, что вы будете великий пиайе, а ваш товарищ будет маленький пиайе племени аймаров, и с такими могущественными чародеями племя аймаров станет непобедимым и никогда не будет терпеть недостатка в человеческом мясе.

– Каналья! – воскликнул Альваро.

К счастью, вождь не понял его. Низко наклонившись, он притронулся кончиком языка к земле и вышел в сопровождении мальчика.

– Что скажешь, Гарсиа? – спросил Альваро, когда они остались одни. – Чувствуешь ли ты себя в состоянии выполнять обязанности маленького колдуна?

– Я не знаю, что потребуют от меня эти дикари, но думаю, что в данный момент нам не грозит опасность быть изжаренными, а это самое главное! Сознаюсь, что мне было бы трудно примириться с мыслью, что моей могилой будет желудок дикаря!

– И мне также, мальчуган.

– Как вы думаете, оставят они нас здесь или же переведут в лучшую хижину?

– Не знаю. Даже Диас, по-видимому, мало знаком с этими дикарями, хотя он знает много племен.

– Я думаю, что…

Приход индейского мальчика прервал его на полуслове. Мальчик был не один; с ним пришли четыре дикаря ужасного вида, ярко разрисованные и разукрашенные перьями попугая. Они несли две огромные корзины.

– Чего они хотят? – спросил Альваро.

– Они принесли вам одеяния и украшения умершего пиайе. Покойный имел достаточный запас всего и пользовался большой славой. Вы должны будете присутствовать на его похоронах, для того чтобы часть его души перешла в вас.

– Как! Да ведь ты мне сказал, что он умер неделю тому назад?

– Он не может быть съеден, пока ему не найдут преемника.

– Съеден? Значит, аймары так далеко распространяют свое поклонение перед этим мертвецом, что даже готовы съесть его?

– О нет! Они едят только пленных и лишь во время длинных голодовок едят трупы своих родных. Однако торопитесь, сеньоры, вождь дожидается.

Четыре индейца раскрыли корзины и достали оттуда диадемы из перьев, связанных растительными волокнами, между которыми были вплетены кусочки золота, ожерелья и браслеты из зубов кайманов и ягуаров и змеиных позвонков, передники, сделанные из полос, нарезанных из шкуры тапиров и расположенных даже с некоторым вкусом, затем они достали бесконечное множество мешочков, содержащих драгоценные амулеты и чудесные лекарства.

По знаку мальчика индейцы надели европейцам ожерелья и браслеты, повязали им передники, надели им на головы самые красивые диадемы из перьев и затем пригласили их выйти.

– Будь серьезен! – сказал Альваро своему товарищу. – Великий священнослужитель смеяться не должен, помни это!

– Сделаю все возможное, чтобы не расхохотаться, сеньор! – отвечал Гарсиа.

Позади них находилась огромная площадь, окруженная хижинами, по всей вероятности принадлежавшими какому-нибудь побежденному племени. Около пятисот взрослых мужчин, почти совершенно голых, вооруженных луками, дубинами, граватанами и каменными топорами, расположились группами, без всякого порядка, на этой площади. Некоторые стояли, другие же сидели на корточках, словно выжидая что-то. Все были ужасны на вид, с очень длинными черными косматыми волосами и нарочно разрисованы так, чтобы устрашать врагов.

Вождь аймаров стоял посредине площади, а возле него расположилась почетная свита, окружавшая какой-то длинный и объемистый сверток. Как только показались два новых пиайе белой кожи, то на площади поднялся оглушительный рев, точно тут собрались сотни диких зверей, но он тотчас же прекратился по одному знаку вождя.

– Вот так компания! – воскликнул Гарсиа. – Что это, люди или звери? Я не могу считать их человеческими существами! Ревут, как дикие звери в пустыне.

– И бегают точно так же, – прибавил Альваро, глядя, как все дикари стали на четвереньки.

– Сеньор Альваро, у меня сердце замирает от страха: вдруг эти звери положат нас на решетку?

– Не бойся, мы для них теперь священны.

– А что это за сверток, который они так сторожат?

– Я думаю, что там находится труп умершего пиайе.

– Что, если они заставят нас есть его, для того чтобы его душа вошла в наше тело?

– Не говори этого, Гарсиа. Мне делается тошно.

Вождь приближался к ним и, выражая глубочайшее уважение, сделал им знак, приглашая следовать за собой.

Его свита уже подняла на плечи сверток, обмотанный грубой материей, сделанной, вероятно, из волокон или коры какого-нибудь растения, и понесла его в лес. Остальные воины последовали за ними, одни шли прямо, другие же бежали на четвереньках. Они глухо ворчали, точно ягуары, а иногда издавали какие-то резкие, гортанные звуки, дергая себя за волосы, и били себя кулаками в грудь.

– Уж не отправились ли они хоронить своего покойника? – сказал Гарсиа.

– Наверное, если только у них существует обычай хоронить покойников. Но я в этом сомневаюсь.

Толпа аймаров, с криками, визгом и ревом, в беспорядке рассыпалась по лесу. Через полчаса люди, несшие сверток, подошли к реке, казавшейся с берега очень глубокой. Вождь влез на скалу, нависшую над рекой, и в течение нескольких минут внимательно рассматривал воду.

Альваро и Гарсиа, последовавшие за ним, попробовали спросить его.

– Карибы, – отвечал аймар.

– Карибы! – воскликнул Альваро. – Это, должно быть, те маленькие рыбки, которые чуть не сожрали Диаса. Помнишь, Гарсиа?

– Да, я помню. Но неужели дикари пришли сюда, чтобы ловить рыбу?

– Увидим, – отвечал Альваро.

Вождь велел принести себе корзину и достал оттуда человеческие члены, по-видимому, только недавно отрезанные, так как они еще были окровавлены. Он взял руку, сохранявшую еще у запястья браслет из раковин, и бросил ее в реку. Вслед за тем он бросил ногу и голову, казалось, принадлежавшие мальчику.

– О, негодяи! – воскликнул Альваро, не будучи в состоянии сдержать жест отвращения. – Они внушают мне ужас!

– Уйдем, сеньор Альваро! – сказал Гарсиа. – Я просто не могу выдержать.

– Ты только скомпрометируешь себя, мальчуган, в глазах дикарей. Нет, если мы хотим спасти свою шкуру, то должны остаться!

– Карибы! – повторил вождь, указывая Альваро на реку.

Португалец наклонился над краем скалы и заглянул в воду, которая была в высшей степени прозрачна, Там он увидел мириады маленьких рыбок, с темными спинками и серебристыми брюшками, которые ожесточенно боролись между собой и что-то пожирали.

– Вождь бросил в воду куски человеческого мяса, и это привлекло кариб, – заметил Альваро своему товарищу.

– А зачем он хотел привлечь их сюда?

В этот момент на берегу реки распространился ужасный, отвратительный запах. Свита, несшая таинственный сверток, обмотанный грубой материей, развернула его и открыла уже совершенно разложившийся труп старого индейца.

– Ну и воняет же этот индеец! – воскликнул Гарсиа, зажимая нос. – К черту всех аймаров с их колдунами!

Индейцы обвязали труп крепкими лианами и поволокли его на край скалы, откуда, медленно раскачивая, сбросили его в воду.

– Они отдали его на съедение рыбам, – сказал Альваро. Карибы с яростью набросились на труп и впились в него своими крепкими зубами, отрывая куски мяса и кожи. Некоторые из рыбок уже скрылись в животе трупа, пожирая его внутренности. Мясо исчезало с невероятной быстротой в зубах прожорливых рыбок, и не прошло десяти минут, как уже от трупа ничего не осталось, кроме костей.

– Вот так анатомы! – воскликнул Альваро. – Эти рыбки стоят большего!

Действительно, они так очистили скелет, что его можно было хоть сейчас ставить в витрину какого-нибудь музея!

Индейцы осторожно вытащили скелет из воды, завернули его в большую рогожу и, обвязав лианами, положили на носилки, сделанные из веток.

– Церемония кончилась! – послышался чей-то голос. Альваро обернулся и увидел возле себя индейского мальчика.

– Пиайе белой кожи теперь могут поселиться в хижине умершего, – сказал юный индеец.

– А что они сделают с костями умершего? – спросил его Альваро.

– Повесят их на дереве и оставят там, пока они не свалятся. Аймары отправились в обратный путь. Они не выражали никакой печали, а некоторые даже были как-то особенно веселы и размахивали своими дубинками, точно сражаясь с каким-то неведомым врагом. Иногда они разбегались в разные стороны, как будто за ними гналось враждебное племя, издавая при этом ужасные крики и яростно ударяя куда попало своими дубинками. Потом вдруг останавливались и бросались назад, к своему вождю, изображая бегство. Глаза их бешено сверкали, и они яростно двигали челюстями, словно разрывая зубами мясо побежденных, и издавали при этом свирепый рев. Вообще, эти дикари гораздо более походили на хищных зверей, ягуаров или кугуаров, нежели на людей, и, казалось, в них не было ничего человеческого.

Когда они пришли в деревню, то воины разбрелись по лесу, так как не было достаточно хижин, чтобы вместить всех. Однако несколько десятков человек остались около одной из хижин, самой обширной и находившейся в центре площади. Стены этой хижины были украшены змеиными шкурами, а на крыше красовались головы кайманов.

– Что это за хижина? – спросил Альваро индейского мальчика.

– Это жилище умершего пиайе, – отвечал индеец. – Теперь вы будете жить здесь, пока аймары останутся в этих местах. Мне дан приказ отвести вас туда и оставаться в вашем распоряжении, пока вы не научитесь языку этих людей.

– А мы можем получить что-нибудь поесть? – спросил его Альваро.

– Скоро принесут в жертву одного из моих соотечественников, которого откормили и находят уже достаточно жирным. Вы получите лучший кусок.

– Который сожрешь ты, чудовище! – прервал его в негодовании Альваро.

Юноша-индеец посмотрел на него с изумлением.

– Ах, да! – проговорил он наконец. – Белые люди любят только белое мясо. Но тут, к несчастью, нет других людей, кроме краснокожих, и я не знаю, можно ли будет достать для вас белое мясо.

– Мы едим только мясо животных и плоды. Понимаешь? Человеческое мясо внушает нам отвращение, – сказал Альваро.

– Вы получите мясо тапира, мясо черепахи и плоды маниока. Войдите сюда и не выходите из хижины, пока не получите приказания от вождя. Пиайе не должны слишком часто показываться среди племени.

После некоторого колебания Альваро и Гарсиа решили наконец переступить порог хижины и вступили во владение бывшим жилищем покойного пиайе.

XIX. Жертвы войны

Хижина, раньше принадлежавшая пиайе изгнанного или истребленного аймарами племени, была гораздо обширнее прочих хижин, но и гораздо темнее, так как в стенах не было щелей и свет проникал лишь через маленькое отверстие в крыше. С первого взгляда уже можно было заключить, что это жилище какого-нибудь колдуна, так как оно было увешано бесчисленными амулетами и ожерельями из зубов хищных зверей и змеиных позвонков. Но оба европейца, конечно, прежде всего обратили внимание на коллекцию превосходно сохранившихся человеческих голов, украшавших стену, находящуюся против дверей. Бразильские дикари всегда оставляли головы вождей враждебных племен, которые пали в сражении или же были ими съедены. Они сохраняли их особенным способом: сначала извлекали мозг, который считался лакомством, потом погружали голову в сосуд, наполненный горьким растительным маслом, называемым antiroba, и затем подвергали ее некоторое время действию дыма. Вынув глаза, они вставляли вместо них два резца какого-нибудь грызуна, зашивали губы и украшали уши маленькими пучками черных или желтых перьев.

Коллекция покойного пиайе была довольно велика; она состояла из двадцати хорошо сохранившихся голов. Кроме этого в хижине не было ничего. Вся меблировка состояла из гамаков, сплетенных из грубых волокон. Выдолбленные тыквы и скорлупа кокосовых орехов должны были служить посудой, несколько чаш из пористой глины были наполнены водой, которая просачивалась сквозь стенки и собиралась в огромный глиняный сосуд. Как это ни странно, но бразильские дикари всегда относились с большим вниманием к воде для питья и употребляли лишь абсолютно чистую воду, просочившуюся сквозь сосуды, сделанные из пористой глины, служившие им фильтрами.

– Ну, как ты находишь наше жилище? – спросил Альваро после того, как они осмотрели все углы.

– Несколько темновато, сеньор, – отвечал Гарсиа, – и потом… эти головы, которые точно смеются над нами, не делают веселым это жилище. Кому они принадлежали?

– Вероятно, людям, которые были съедены аймарами.

– Могли бы они также съесть и эти головы, а не оставлять их здесь!.. Послушайте, сеньор Альваро, надеюсь, вы не намерены исполнять долгое время обязанности колдуна? С меня уже теперь довольно, и я бы хотел вернуться в лес.

– Попробуй, мальчуган. Я не запрещаю тебе.

– Если бы я мог, то не заставил бы себя просить! – ответил Гарсиа.

– А пока удовлетворимся тем, что нас сделали пиайе. Ведь и я не имею ни малейшего желания оставаться среди этих людоедов, которые к тому же не внушают мне ни малейшего доверия. Диас, наверное, даст о себе знать каким бы то ни было образом. Он теперь уже знает, что мы попали в руки аймаров.

– Как вы думаете, они стерегут нас по ночам?

– Конечно. Они ведь нам не доверяют и, разумеется, смотрят за нами в оба. Но даже если бы нам удалось бежать, что могли бы мы сделать теперь, не имея ружей? Вот если бы я мог вернуть свое ружье и патроны! Впрочем, я думаю, что это возможно. Ведь дикарям еще не известно употребление огнестрельного оружия, и мы, пожалуй, можем заставить их отдать нам ружье и патроны… Прекрасная мысль! Постараемся убедить этих злодеев, что это наши амулеты, которые дают нам победу над врагами.

В этот момент снаружи раздались резкие звуки какого-то инструмента, похожего на дудку, и странный грохот, точно тысячи мелких камней пересыпались в ящик и ударялись о его стены.

– Музыка! – воскликнул Гарсиа. – Неужели аймары намерены устроить нам концерт? Я бы предпочел обед.

Он выглянул в дверь и увидел, что к ним в хижину направляются человек двенадцать дикарей, а впереди идет юноша тупинамба, который исполнял роль переводчика. Четверо дикарей играли на инструментах, похожих на флейту и сделанных, по-видимому, из человеческой берцовой кости. Другие двое встряхивали тыквенными бутылками, наполненными мелкими камешками. Сзади них один из дикарей нес какой-то футляр из звериной шкуры, украшенный зернами золота и раковинами, а другие несли корзины, казавшиеся довольно тяжелыми.

– Чего хотят эти люди? – спросил Альваро юношу тупинамба.

– Они пришли вручить вам тушану вождя и поручить его вашей бдительности.

– Это что за штука?

– Скипетр племени. Другие же несут еду и превосходную таробу, приготовленную самой древней старухой аймаров для покойного пиайе.

– Положи тушану куда-нибудь в угол, потому что в данный момент нас может интересовать только еда. Ведь пиайе белой кожи все-таки не могут питаться одним воздухом!

Юноша посмотрел на них с некоторым удивлением, взял трубку, в которой хранился скипетр, положил ее под консервированными головами и затем велел поставить корзины на землю.

Альваро жестом удалил музыкантов и носильщиков и осторожно приподнял крышку, опасаясь найти в корзине несколько кусков жареного человеческого мяса.

Повара вождя, узнав, что пиайе белой кожи могут есть только врагов своей расы, заменили человеческое мясо превосходной рыбой, которая в изобилии водится в затопленных саваннах, лепешками из маниока и бананами, жареными в горячем пепле. К этому угощению они добавили два больших сосуда, наполненных какой-то молочной жидкостью, издававшей резкий запах алкоголя.

– Приступим, Гарсиа! – весело воскликнул Альваро. – В этом меню нет человеческого жаркого ни белого, ни черного, ни краснокожего.

Не обращая внимания на индейского юношу, оставшегося в хижине, они принялись есть с большим аппетитом и потом попробовали напиток тароба, используя вместо стаканов свернутые в трубку пальмовые листы.

– Недурно, – сказал Альваро. – Я не думал, что эти людоеды умеют приготовить ликеры… Ба! Да я, кажется, слышал что-то об этом напитке и…

– И о зубах старух, сеньор, – добавил Гарсиа.

– Да, да, и о зубах тоже! – отвечал Альваро, выпуская из рук пальмовый лист. – Эй, мальчик, не знаешь ли ты, как готовят этот напиток?

– Он вам не нравится? – спросил юноша.

– Тебя спрашивают, из чего он делается?

– Из клубней маниока, сеньор, – отвечал индеец. – Сначала их кипятят, а потом дают жевать самым старым женщинам племени…

– Черт возьми! – воскликнул Альваро, чувствуя приступ тошноты

– Потом, когда они хорошо измельчат зубами клубни, то эту массу снова кипятят, а затем переливают в сосуды и зарывают в сырую землю, где она подвергается брожению.

– Тьфу! И вы это свинство пьете? Гарсиа, выброси эти сосуды. К черту вашу таробу! Эти индейцы настоящие свиньи!

– Почему вы это говорите? – спросил юноша.

– Чтобы я стал пить эту гадость, разжеванную старухами…

– Но, сеньоры, если не разжевать раньше клубни маниока, то тароба не удается.

– Убери скорее этот напиток, а не то я вылью его на голову первому индейцу, который будет проходить мимо. Пиайе белой кожи не употребляют подобных напитков… Теперь мой обед испорчен!

– Сеньоры, – заметил им юноша, хохотавший до упаду. – Не стоит так выходить из себя! Как бы то ни было, но этот напиток вовсе не так уж плох.

Юноша был несколько озадачен приемом, который оказал великий пиайе лучшему из бразильских напитков. Он, взял оба сосуда и вынес их из хижины, спрашивая себя, какие же спиртные напитки употребляют белые люди, пренебрегающие таробой, приготовленной старухами племени?

– Теперь посмотрим, что за тушана, которую мы должны охранять, – сказал Альваро. – Должно быть, это что-нибудь очень важное, вроде печати короля или что-то подобное.

Он взял футляр, сделанный из толстой бамбуковой трубки длиной по крайней мере в метр и украшенный раковинами и пластинками золота. Внутри находилась деревянная палка, чрезвычайно тяжелая, вероятно, сделанная из железного дерева. К обоим концам палки были привязаны пучки ярких птичьих перьев.

– Точно жезл главнокомандующего, – сказал Альваро, с любопытством рассматривая палку. – Если они доверяют нам этот жезл, значит, мы стали очень важными персонами. Диас рассказывал мне, что этот предмет доверяется только людям высокого происхождения. Это меня успокаивает.

– Почему, сеньор?

– Потому что я боялся, что эти звери подождут, чтобы мы разжирели, и тогда нас съедят. Э! Белое мясо, пожалуй, может соблазнить этих обжор.

– Что ж, будем мы продолжать играть роль колдунов?

– На что ты жалуешься? Какой требовательный! Ведь мы сразу превратились в очень важных особ, в великих жрецов, вместо того, чтобы поджариваться на решетке из ветвей, а ты все еще недоволен!

– Предпочитаю свободную жизнь в лесу вместе с моряком.

– Терпение, мой милый Гарсиа. И я не менее тебя желаю поскорее расстаться с этими дикарями. Пока же останемся колдунами, а там увидим.

В эту минуту юноша-переводчик вошел в хижину и, обратившись к Альваро, сказал:

– Великий пиайе, вождь просит вас присутствовать при умерщвлении пленника, предназначенного для съедения. Будет устроен пир для военачальников и для наиболее доблестных воинов. Вождь говорит, что мясо этого пленника станет гораздо лучше, если вы взглянете на него своими очами.

– Если бы нас оставили в покое, то я был бы более доволен. Я не люблю смотреть, как убивают какого-нибудь беднягу, и еще более неприятно мне видеть, как его будут есть.

– Таков обычай племени, и вы не можете уклоняться от исполнения обязанностей, которые возлагаются на пиайе.

– Этот осужденный твой соотечественник? '

– Нет, это тупи.

– Не попробовать ли мне спасти его?

– Не делайте этого, великий пиайе. Мой покровитель также в самом начале попытался было сделать это, но чуть-чуть сам не был съеден вместо пленника. Нет, не пробуйте восставать против обычаев племени, если хотите спасти свою жизнь… Слышите? Пленник уже начал свою воинственную пляску. Он, конечно, не задрожит от страха и будет энергично защищаться, когда ему приготовятся размозжить голову.

На площади раздались звуки дудок и грохот мелких камней, насыпанных в тыквенные бутылки, которые нарочно встряхивали, чтобы усилить шум. Временами раздавался чей-то голос, настолько громкий, что он покрывал весь этот грохот.

– Очевидно, мы не можем отказаться, – сказал Альваро. – Приходится идти туда. Должность пиайе, как она ни почетна, все же имеет свои неприятные стороны.

Они вышли из хижины на площадь, где уже собралось несколько сот человек. Были также и женщины, жалкие создания, с такими же зверскими лицами, как и у мужчин. Волосы у них были тоже всклокочены, как у мужчин, нижняя губа безобразно растянута и в нее вставлен кусочек дерева или камня, уши также вытянуты и украшены нанизанными на волокна маленькими косточками, вероятно человеческими фалангами, и разноцветными камешками.

Тупи, который предназначался на ужин воинам, уже был приведен на площадь. Это был прекрасно сложенный молодой человек лет двадцати пяти, с более правильными и тонкими чертами лица, нежели у аймаров. Он пел и танцевал, сопровождаемый музыкантами, показывая этим, что нисколько не боится смерти. Позади него шла какая-то старая мегера, страшно разрисованная, и несла священную дубину, которой бразильские дикари убивают своих пленников. Почти все бразильские племена обращаются с врагами, попавшими к ним в плен, с полным уважением и считают их священными. Они не держат их в заключении и дают им свободу, но зорко следят за ними, чтобы они не убежали. Само собой разумеется, что пленных кормят обильно, чтобы они не похудели, и они всегда получают обед вождя. Дня за два до назначенного срока в честь обреченных на смерть устраивается пир, и несчастные жертвы должны принимать в нем самое деятельное участие и стараться выказывать беззаботную веселость, хотя знают, что женщины племени уже готовят сосуды, в которых будет вариться их мясо. Этого требует этикет, и никому из пленников не приходило в голову нарушить его. Конечно, и тупи, которого ожидала смерть, показал себя достойным сыном своего племени, имевшего репутацию самого храброго и воинственного из бразильских племен. Он плясал, смеялся и шутил с аймарами, окружавшими его, и делал вид, что не слышит песни смерти, которую затянула старая мегера, несшая роковую дубинку.

– Мы держим птичку за шею, – пела старуха, стараясь закинуть на плечи пленника нечто вроде лассо. – Если бы ты был попугаем, прилетевшим поклевать у нас зерна, то ты бы улетел от нас. Но теперь мы тебе обрезали крылья и мы тебя съедим!

Тогда воин приостановил свои шутки и пляску и, точно внезапно объятый яростью, прокричал громовым голосом:

– Вы меня съедите, но я убил отца того воина, который стоит возле вождя, и съел его сердце! Я убил также одного из ваших вождей и ранил насмерть его сына и мы их обоих съели!

Он дошел уже до центра площадки, где был разложен огромный костер, на котором была приготовлена большая решетка из ветвей железного дерева.

Вождь аймаров, разукрашенный по случаю торжества разноцветными перьями и ожерельями, подошел к пленнику в сопровождении свиты воинов и, согласно обычаю, предложил ему в последний раз взглянуть на солнце. Затем, вперив в него свирепый взгляд, сказал:

– Отрекись от своих слов, скажи, что ты не ел отца этого воина, а также одного из наших вождей и его сына!

– Освободи меня, и я съем тебя и всех твоих! – гордо ответил тупи.

– Ты поплатишься за это – я готовлюсь нанести тебе смертельный удар. Так как ты утверждаешь, что убил и съел моих воинов, то будешь съеден уже сегодня.

Вождь сказал это, потрясая в воздухе своей дубиной, точно пробуя свои силы.

– Это превратности жизни, – спокойно отвечал ему пленник, пожимая плечами. – Но мои друзья очень многочисленны, и они отомстят за меня!

– Какое мужество у этого молодца! – сказал Альваро, когда юноша-индеец перевел ему ответ пленника.

– Он доблестный воин, достойный сын своего отца, великого воина, – отвечал юноша.

– Как жаль, что мы ничего не можем сделать, чтобы спасти его!

– Аймары пришли бы в ярость. Оставьте это.

Двое аймаров подошли к пленнику и связали ему ноги, оставив свободными руки. Тогда он начал извиваться как бешеный, вызывая всех на бой. Видя, что к нему приближаются воины, он поднял несколько камней, находившихся возле него, и бросил их в врагов. Он мог это сделать, потому что ему было предоставлено право защищаться. Он ревел, словно дикий зверь, и, несмотря на связанные ноги, прыгал с легкостью газели.

Но круг около него смыкался все теснее.

Вождь поднял дубину. Еще несколько мгновений пленник продолжал метаться и награждать кулаками противников, потом вдруг раздался глухой удар. Дубина вождя размозжила ему череп, и он, сраженный, упал на землю.

– Уйдем! – воскликнул Альваро, чувствуя непреодолимый приступ отвращения. – Я не могу видеть этих убийц!

Он взял за руку Гарсиа и пошел назад в свою хижину, в то время как аймары с диким ревом бросились на еще теплый труп воина и потащили его на костер.