Текст книги "Мимоза"
Автор книги: Эмили Кармайкл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Глава 13 Золотой сосуд с манной
Ближайшая лечебница для душевнобольных находилась за 500 миль, но даже если бы до неё было не 500, а 5000 миль, для Мимозы не было ровно никакой разницы. Прежде чем принять пациента, больницы требуют исполнения множества предварительных формальностей. Мимоза ничего об этом не знала, как, наверное, не знала о том, что на свете вообще существуют лечебницы для душевнобольных. По её собственным словам, она пережила эти месяцы, крепко сжимая в руке подол своего сари. Эти простые слова повествуют о долгих днях непрестанной безмолвной молитвы и веры в то, что помощь скоро придёт. Мимоза не пыталась проникнуть за завесу сокровенной тайны, над которой человечество бьётся с самого начала, а просто принимала всё как благую Божью волю, какими бы непонятными ей ни казались Его пути. Всё было «хорошо». Правда, она усиленно молила Господа о том, чтобы Он всё же вернул мужу рассудок, потому что безумный слепой может быть очень опасен.
Постепенно рассудок действительно вернулся к нему, и глаза потихоньку тоже начали прозревать. «Никто нам не помогал, никаких лекарств у нас тоже не было, и денег на лекарства тоже. Только Бог мог исцелить его». И Мимоза отослала благодарственное пожертвование в христианскую церковь, где о ней ничего не знали.
Мы тоже ничего о ней не знали. Все эти годы родные не позволяли Звёздочке и Мимозе видеться. Мимозе ни разу не разрешили съездить к нам вместе с другими сестрами, которые изредка навещали Донавур. Звёздочке тоже ничего про неё не рассказывали. Наконец, каким-то образом Звёздочка узнала про беду младшей сестры и страстно захотела как-то с ней связаться. Но как? Читать Мимоза не умела. На словах ей вряд ли что-то передадут. Поразмыслив немного, Звёздочка всё же решила написать. «Господи, Бог живой, расположи чьё-нибудь сердце на то, чтобы прочитать Мимозе моё письмо!» – молилась она, водя пером по бумаге, и верила, что так оно и будет.
Так оно и было. Письмо благополучно добралось до дома Мимозы, и двоюродный брат специально пришёл к ней, чтобы прочесть его вслух.
Она слушала, трепеща от радости. Звёздочка писала ей как своей духовной сестре, как одна верующая другой, любящей того же Господа. Звёздочка сама не понимала, что побудило её написать именно так. Ведь она полагала, что Мимоза продолжает следовать индуистскому пути веры. Тем не менее, она открыла двадцать шестой псалом и выписала оттуда целую строчку: «Ибо отец мой и мать моя оставили меня, но Господь примет меня».
Как странно, что одни и те же слова, которые для одного становятся самим трепетанием жизни, другому кажутся лишь пустым прахом. Двоюродный брат равнодушно читал письмо, по-индийски монотонно и распевно произнося непонятные фразы. Но для Мимозы каждая строчка была подобна золотой монете, и она с жадностью впитывала в себя драгоценные слова, желая слушать их снова и снова. Правда, золотые монеты – это не слишком удачное сравнение. Хотя Мимозе редко приходилось держать их в руках, она не задумываясь высыпала бы на пол полные пригоршни золота в уплату за те несколько слов, которые слышала сейчас.
Когда брат закончил читать, Мимоза взяла своё первое в жизни письмо, с глубочайшим почтением прикоснулась им к своим глазам, тщательно свернула его и спрятала в шкатулку, где хранилась её единственная ценность, бумага на дом. Наверное, сейчас она вспомнила бы о золотом сосуде с манной, хранившемся в ковчеге завета, обитом золотыми пластинами, – если бы когда-нибудь о нём слышала*. Потом всякий раз, когда горькие тучи беды надвигались на Мимозу и ей особенно нужна была
хоть какая-нибудь помощь, она открывала шкатулку, доставала оттуда письмо, тонкими пальцами разглаживала странички и пыталась припомнить написанные на них слова. Иногда, если двоюродный брат (кстати, довольно дружелюбный и приветливый) был дома, она просила его снова прочесть ей письмо, и небесная манна подкрепляла её и давала силы идти дальше. Но этому брату ни разу не пришло в голову написать ответ и дать нам знать, как дела у самой Мимозы, а она даже представить себе не могла, что такое возможно. Поэтому мы ещё долго не знали про неё абсолютно ничего
* Речь идёт о ковчеге завета, главной святыне еврейского народа. Ковчег стоял в особом месте скинии или храма, в Святом Святых, и его осеняло присутствие Самого Бога. В нём хранились скрижали с Десятью заповедями, золотой сосуд с манной небесной и расцветший жезл Аарона. См.: Исх. 25, Числ. 17, Втор. 10, Евр. 9:4.
Глава 14 Удар ножом
Медленно тянулись бесконечные, тягучие месяцы. Мимоза была вынуждена работать; иначе ей нечем было бы кормить семью. Каждое утро она рукой приглаживала волосы (потому что после рождения первенца индийской женщине перед выходом на улицу не дозволяется ни причёсываться, ни, как прежде, надевать на запястья и щиколотки миленькие, легкомысленные браслеты с бубенчиками), выходила в поле и работала. Муж её поленом лежал дома, и его тоже нужно было кормить. Царевича уже можно было оставлять одного без присмотра, и он даже приглядывал за младшими братишками в те дни, когда мать не могла брать их с собой.
Однажды братья Мимозы приехали навестить одну из её старших сестёр, которая была вдовой и жила неподалёку. Они взяли с собой Майила, чтобы тот денёк побыл с ними.
Вечером Мимоза вернулась с поля и собиралась уже, как обычно, приняться за приготовление ужина, как вдруг глубоко в сердце, «вот тут, – и она показала нам то место, где почувствовала боль, – как будто кто-то приставил к груди кончик ножа и колол, колол, колол меня прямо в сердце» – она услышала беспокойные слова: «Сначала иди и забери Майила! Иди и забери Майила!» Она повиновалась. Как на крыльях, она полетела к соседнему дому, рывком распахнула дверь и застала шумную компанию за игрой в карты. В одно страшное, незабываемое мгновение, как в угаре, она увидела и услышала всё сразу: каждый жест игроков, полузакрытые глаза, раскачивающиеся фигуры, шлёпанье карт по столу и голоса переговаривающихся людей.
– Как вы можете играть, когда мой Маленький Павлин умирает? – выкрикнула она в негодовании, схватила сынишку, оцепеневшего от судороги, и побежала домой.
Что случилось с малышом, она так и не узнала. Если кто-то и знал, ей ничего не рассказали. 2 недели Майил стоял на краю могилы, но потом медленно развернулся и возвратился к матери.
Но пока он лежал при смерти, соседки, жалостливо смотревшие на невзгоды молодой матери, наперебой советовали ей принести жертву богам. «Всего пара кокосов и какой-нибудь маленький цыплёнок. Неужели ей и этого жалко?» Они рассказывали Мимозе о том, что будет, если она не принесёт положенной жертвы, Майил умрёт. Потом они смотрели, как она склоняется перед своим Богом, Богом незримым, Который, по её словам, был единственным истинным Богом. Но Он, должно быть, не слышит, а если слышит, то не особо беспокоится и не торопится ей помочь. Ведь Он, как и прежде, обитает высоко и далеко на небесах, и молитвам туда ни за что не добраться, пока (как говорили ей многочисленные доброжелатели) она не принесёт Ему жертвы и подарки.
Конечно, ни о каких врачах не могло быть и речи. В той части страны нет ни одной миссионерской больницы, ни одного места, где больному ребёнку могла быть оказана квалифицированная помощь, так что Мимозе даже не к кому было обратиться за советом. Её маленький Майил лежал на подстилке, засунув в рот два пальчика, как будто снова стал беспомощным грудничком и пытался хоть как-то себя утешить. А его мама, чьё сердце обливалось кровью от беспомощной любви, сидела рядом и смотрела, как ему становится всё хуже и хуже.
Мимоза знала, что без её работы они не выживут. Несколько раз во время болезни Майила она была вынуждена оставить его, чтобы пойти и раздобыть немного денег на еду. Без неё он метался по постели и безутешно плакал. Ах, если бы он поскорее поправился, она взяла бы его с собой! Как ужасно было оставлять его дома, зная, что целый день он будет мучиться и тосковать!
Тут-то и настал самый горький и трудный момент всей этой истории. Майил уже совсем было выздоровел, когда одна мудрая соседка посоветовала Мимозе растолочь в воде два утиных яйца и дать ему выпить – и тогда он немедленно встанет на ноги. Женщина говорила с таким уверенным и убеждённым видом, что Мимоза смиренно послушалась, купила на базаре яйца, смешала их с водой и дала Майилу, почти что ожидая, что стоит ему выпить волшебное средство, его худенькие ручки и ножки прямо на глазах начнут наливаться силой и здоровьем.
Но вместо этого Майила начало страшно тошнить. У него началась дизентерия. С каждым часом ему становилось всё хуже. И как раз тогда, когда муж её всё ещё лежал без движения, а маленький сынишка снова оказался под угрозой гибели, начались дожди. Прохудившаяся крыша начала подтекать, и, в конце концов, глиняные стены обвалились прямо внутрь дома, чуть не задавив их насмерть.
Мимоза не помнит, как ей помогли вытащить из-под развалин мужа. Под проливным дождём она отправилась на поиски пристанища, отыскала незанятый дом, но арендная плата за него оказалась слишком велика. Неподалёку был дом её овдовевшей сестры. Сестра не любила Мимозу, потому что та не следовала путям своих предков. Но опасаясь, что соседи начнут осуждать её за жестокость, если она не примет к себе сестру в таких отчаянных обстоятельствах, вдова пустила их всех к себе. Теперь кроме ежедневной работы Мимозе надо было ещё и отстраивать обвалившийся дом. Где-то она раздобыла несколько пальмовых листьев для крыши, постепенно, кусок за куском, подобрала упавшую глину и снова слепила стены. Но не успела она закончить, как на неё свалилось новое несчастье. Маленький Майил не выдержал потрясения развалившегося дома и простуды, начавшейся после нескольких часов под холодным дождём, и теперь даже глаза Мимозы, до сих пор не желавшие видеть и признавать страшную правду, наконец, увидели, что ему предстоит уйти.
Она взяла сынишку на руки. Мы знаем, какая она, и потому можем представить себе, как это было. Нет материнских глаз нежнее, чем были у неё тогда, нет других рук, которые были бы такими же ласковыми и смелыми.
– Сынок, – позвала она, – послушай! Я учила тебя молиться. Хочешь, я помолюсь, чтобы Господь избавил тебя от этих страданий? Давай помолимся Господу, – и она назвала Его тем же самым словом, которое перед смертью обронил её отец: Всевышний Бог.
Она начала молиться и сказала:
– Всё хорошо, Господи. Что бы Ты ни делал, всё хорошо. А Майил ничего не сказал и продолжал лежать, засунув в рот два пальчика. «Вот эти, – сказала Мимоза, касаясь своих пальцев, как будто это были пальчики Майила. – Когда он был совсем маленьким, то всегда засовывал их в рот, когда хотел к маме. Он так и сосал свои пальчики, когда Господь забрал его».
Глава 15 «Позаботься о моём дорогом птенчике»
По обычаю в доме собралась толпа народа. Мимозе мало кто сочувствовал. Кто станет сочувствовать матери, которая отказалась спасти собственного ребёнка? Женщины подобрее не хотели обвинять Мимозу вслух, но добры были далеко не все, и почти вся деревня была настроена против неё. Ведь это она сама сожгла когда-то тулази! Она сама отказалась от всех заклинаний и не стала приносить жертвы, даже зная, что они непременно вернут сыну здоровье, – и пальцем не пошевелила, чтобы умилостивить разгневанных богов! Пожалела разбить даже грошовый кокос перед жертвенником дьявола! Нечего и удивляться, что боги и бесы так на неё ополчились!
Горе тяжело переносить даже тогда, когда рядом с нами друзья, полные нежного сочувствия. Как же тяжко, должно быть, сносить его, когда человека окружают только язвительные уколы и попрёки!
В тот день, когда Майила не стало, женщины-соседки, осмелевшие при виде её молчаливой скорби, жестоко, без обиняков сказали ей, что в его смерти виновата только она сама:
– Так где же твой Бог? Неужели Он не услышал тебя? Или ты не знала, как молиться? – Они указали на маленькое мёртвое тельце. – Вот, значит, как ответил тебе твой Бог!
И тогда Мимоза заговорила.
– Бог дал мне моего мальчика. Бог его и забрал. Всё хорошо. – После долгих, бесплодных недель возле постели малыша она была совершенно разбита, и горе лишило её последних сил.
Когда она оставалась одна и ей не нужно было защищать доброе имя своего Бога от злобных нападок, её неотступно преследовал вопрос: почему Маленький Павлин не остался с ней? Пока однажды ей не пришло в голову, что Бог, должно быть, знал, что она, бедная, измученная мать, не сможет как следует позаботиться о таком чудесном ребёнке, и потому забрал его к Себе, чтобы заботиться о нём Самому. И она опять посмотрела вверх и произнесла прежние слова: «Я не сержусь на Тебя!»
Но слова утешения пришли только потом. А сейчас всё совершалось с такой ужасающей быстротой, что Мимоза не успела и оглянуться. Ей показалось, что умершего малыша буквально вырвали у неё из рук. Иногда в тропических странах – например, во время эпидемии холеры, когда всеобщая паника отменяет все обычные обряды, – совершенно здорового, полного сил человека вдруг схватывают судороги, на него тут же накидывается яростная болезнь, потом смерть, и всего через четыре коротких часа его тело хоронят или несут на костёр. Если умирает ребёнок, его тут же, не дав матери даже попрощаться с безжизненным тельцем, заворачивают в старую пелёнку, выносят из дома и сжигают.
«Но я похороню своего малыша не как индуса, а как сына живого Бога», – решила Мимоза, и ничто не могло поколебать её. Она не знала, что ожидает его теперь, потому что не была уверена, что ему разрешат поселиться на Небесах, в месте Великого Освобождения для всех христиан (ведь его отец не был христианином), но в то же время не хотела приговаривать своего сынишку на полную неопределённость, оставив его на милость туманных верований своего мужа. «Ведь я сама не ходила в церковь, так что кто бы меня послушал? У меня не было никакого права просить о чём-то ради сына, но сердце моё упорно настаивало: «Он будет похоронен по-христиански!» Поэтому для Майила не звучали трубные голоса морских раковин, и никто не ходил с рыданиями вокруг погребального костра. Его тельце посеяли в землю, как семя в чистом поле, чтобы оно ожидало воскресения из мёртвых, о котором его мать не знала абсолютно ничего. А люди сказали: «Она сошла с ума! Пусть себе делает, что хочет! Кому есть дело до поступков безумной женщины?»
– Улетел мой птенчик, – сказала Мимоза. Потом она подняла к небу сложенные ладони, как будто протягивая сынишку Богу, и проговорила: – Позаботься, пожалуйста, о моём дорогом мальчике!
Глава 16 Остриженные волосы
А Мимоза снова пошла домой, к мужу, который теперь уже выздоравливал, и продолжала преданно за ним ухаживать. Его волосы уже целый год никто не подстригал, не причёсывал и не мыл, потому что единственная капля масла или малейшее прикосновение гребня считались такими же опасными, как вода – которая, как известно всем, губительна при любой болезни. Густой, свалявшейся массой волосы разметались по всей подушке, и больному было тяжело и противно. Теперь он, пожалуй, готов был подстричься.
Но кто возьмётся за такую стрижку? Позвали местного цирюльника, но тот испугался. Стричь такие волосы – значит, накликать на себя беду. Мимоза взяла ножницы: «Тогда я сама его постригу. Пусть несчастье падёт на мою голову!» Стричь пришлось долго, на пальцах у неё появились мозоли, но, наконец, дело было сделано, и остриженные волосы отнесли в мусорную кучу. Сжигать их было опасно, соседи ни за что бы этого не позволили. Они и так-то были поражены. «Ну и жена», – бормотали они про себя и неодобрительно выворачивали руки ладонями в её сторону.
Но цирюльник не возражал, потому что ему всё равно заплатили. Мимоза отдала ему деньги, как будто он сам сделал всю работу, – целую рупию, драгоценную рупию. Ах, есть ли на свете люди щедрее самых неимущих бедняков?
Глава 17 Волшебное лекарство
Ибо к тому времени они совсем обеднели. Когда муж Мимозы поправился и родные предложили ему нетрудную работу, сама она была настолько истощена и измучена, что не могла больше выходить в поле, а потому настойчиво просила мужа принять их предложение. Он уже мог чуть-чуть видеть, и работа в самом деле не требовала от него больших усилий. От него требовалось лишь сопровождать одного из своих родственников во время его путешествия к одному из святых мест Южной Индии.
Это святое место оказалось воистину прекрасным. Из ущелья между высокими отвесными холмами дул свежий ветер, изо дня в день множество паломников купалось в большом водопаде, веруя, что его вода очистит их от всякого греха. Каждый день возле воды, глубоко в лесу, на нависшей горной круче или под брызгами водопада разыгрывались трогательные сцены. Наверное, в мире поклонения нет ничего другого, что так волновало бы сердце своей щемящей, наивной доверчивостью, как это простое омовение тела ради отпущения грехов человеческой души.
Муж Мимозы омывался вместе со всеми, но совершенно не думал о своих подлинных грехах. Мысль о них вообще никогда не приходила ему в голову. Вместе с остальными своими братьями он считал, что согрешить – значит оскверниться, прикоснуться к чему-то нечистому – например, к отверженному из касты Неприкасаемых, пусть даже человек протягивает ему руку из милости и сострадания. Его интересовало лишь невольное осквернение внешней стороны жизни, а не то, что называем грехом мы. И уж, конечно, он не думал считать грехом свою лень и пассивное себялюбие. Правда, изредка попадались и более просвещённые и возвышенные люди, но их было мало, «один на тысячу», как сказал один такой паломник, повсюду искавший подлинное прощение и очищение и, наконец, нашедший его.
В том году на поклонение в святое место приехал один именитый колдун, и именно он прописал мужу Мимозы волшебное лекарство. Он протянул ему пальмовый лист, в который было завёрнуто какое-то черное, липкое вещество, похожее на чернила.
– Выпей по одной трети этого лекарства сегодня, завтра и послезавтра, – велел он. – А потом сорок дней тебе надо питаться только едой, сваренной в новом глиняном горшке, и чтобы подавали её новым деревянным черпаком. На сороковой день к тебе вернётся зрение.
Так оно и случилось. Муж Мимозы вернулся домой совершено здоровым. Ни в какой другой стране внушение не обладает такой удивительной силой, как в Индии. И самовнушение тоже.
Глава 18 Талисман
Когда он вернулся домой, то только и говорил, что о волшебных свойствах чудесного лекарства. Соседи тоже не молчали. Им было что сказать Мимозе.
– Глупая ты, безрассудная женщина! Разве мы тебе не говорили, что все твои несчастья отступят, будь ты такой же мудрой, как твой муж? Посмотри, он совсем здоров! А твой Маленький Павлин? Где он? Вот если бы ты тогда была поумнее и послушалась нас, то он и сейчас сидел бы у тебя на руках! Только руки твои пусты! Глупая, безрассудная мать!
– Только жестокосердная женщина пожалеет денег и не принесёт жертвы, чтобы спасти умирающего ребёнка! Разве мы ей не говорили, чтобы она следовала обычаям своего рода?
Эти голоса неумолчно преследовали Мимозу, и она в усталом отчаянии опустила руки.
Потому что вокруг было множество людей гораздо мудрее её самой и её незадачливого супруга. Среди них были даже почтенные учёные мужи со степенями и званиями. И все они верили в талисманы и амулеты и другие волшебные средства, помогающие приворожить благосклонность судьбы.
Так было, так есть и сейчас. И свидетельство этому пришло по почте только сегодня утром в виде тоненького журнала в зелёной обложке под названием «Всемирно известный талисман». Вот и фотография внушительного особняка, в котором живёт изготовитель и хозяин чудодейственных амулетов. Рядом виднеется храм, прилепившийся к дому подобно преданному слуге. Тут же снимки верующих, приходящих за талисманами, а на остальных десяти страничках пестрят их письма. И это не стыдливые анонимные свидетельства, каких полно в западных журналах, а откровенные, подробные и очень интересные послания, подписанные полными именами авторов с указанием адреса.
Прочтите их, и вы услышите голоса бакалавров, судей, полицейских чиновников, адвокатов, начальников вокзалов, государственных служащих, врачей, священников, обычных горожан, обеспокоенных студентов – вернее, по большей части, успокоившихся студентов, потому что с волшебной силой талисмана самое жуткое экзаменационное испытание становится для них легче лёгкого. Все они выступают вперёд и, светясь от счастья, открыто повествуют о чуде, совершившемся в их жизни. Вот один хирург «не найдёт слов, чтобы по достоинству превознести неизменную силу талисмана, ибо он подобен благотворному бальзаму, исцеляющему сокрушённых». «Благодаря ему исполнилось моё заветное желание – служить достопочтенному магарадже Бахадуру. Я счастлив пребывать в благосклонности Его Высочества». Это написал адвокат Верховного суда страны, за фамилией которого тянется длинная цепочка английских букв, означающих высокие степени и почётные должности. И всё это благодаря талисману! Полицейский получает от правительства награду, студент, находящийся «в сложнейших обстоятельствах», успешно сдаёт экзамен по юриспруденции, ещё один студент поступает в Кембриджский университет, оказавшись первым в своей провинции по результатам вступительных испытаний, и ликующий выпускник-бакалавр тоже пишет с изъявлением благодарности. Десятки других людей в самых возвышенных выражениях свидетельствуют о благотворном действии талисмана. «Я провозглашаю его силу барабанной дробью», – пишет один из них. Ибо все безмерно благодарны за помощь и не страдают ложной стыдливостью. Да и чего тут стыдиться? Разве экзамены – это не хитроумные ловушки, через которые не проберёшься без особого везения и удачи?
«Я купил талисман для того, чтобы сдать вступительные экзамены, и не сомневаюсь, что именно благодаря его чудодейственной силе я сдал их просто блестяще». «Я успешно сдал предвыпускные экзамены, хотя и надеяться на это не смел. У меня нет слов, чтобы выразить, как мне помогла чудесная сила вашего прославленного талисмана!»
У бизнесменов дела быстро идут в гору, они начинают получать колоссальные прибыли. Неудачники, волей злой судьбы втянутые в судебную тяжбу, выигрывают свои процессы (интересно, что было бы, если бы и истец, и ответчик одновременно повесили себе на шею эти волшебные амулеты?). Талисман помогает сорвать огромный куш в лотерее; двадцать тысяч рупий свалились в руки тому, кто носит этот дивный амулет – который, более того, «своим божественным могуществом спас меня от смерти и не дал захлебнуться и утонуть. Даже мой друг, подаривший мне тот амулет, блестяще сдал все экзамены для поступления в Кембридж и получил аттестат с отличием». Перед чудодейственной силой талисмана меркнет даже непостижимое влияние звёзд и других небесных тел. «Я страдал оттого, что пребывал под несчастливой звездой; чёрное воздействие недружелюбных планет преследовало меня», но талисман избавил и от этого. Он «действовал наподобие гальванической батарейки, охраняя меня от вредного воздействия планет. Сила его изумительна. Он возвратил мне счастье и здоровье. Тело моё обрело небывалую красоту и гибкость». Личный врач двух хорошо известных магараджей (великих царей) рассказывает, что талисман действует, как магическое заклинание. Благодаря ему удалось спасти от смерти малыша того же возраста, что и Маленький Павлин. Ещё кто-то пишет просто: «Я был нездоров, и талисман исцелил меня. Я верю, в нём есть что-то такое, что уберегает человека и не даёт злым силам причинить ему вред». И так далее, и так далее.
Подобные голоса раздавались со всех сторон, и вокруг неё не было ничего такого, что дышало бы иным духом. Мимоза долго размышляла. Как мучительно пронзает сердце отчаянное «Если бы…»! Если бы я поступила иначе! Кому из нас неизвестны эти жгучие, острые терзания? Неужели она ошиблась? Неужели, отказавшись даже смотреть в сторону чудодейственных амулетов, она действительно собственными руками убила своего милого Маленького Павлина? Но Мимоза отвернулась от мучивших её сомнений; было слишком много всего такого, чего она не в силах была понять. Она знала одно: если её Бог – истинный Бог, то Он – Владыка всего. А значит, и талисманы, и амулеты тоже подвластны Его силе. Так зачем же тогда обращаться к ним, если можно напрямик пойти к Тому, Кто выше и больше всех на свете?
«Неужели я пойду за помощью к слуге, если можно обратиться к Господину всего дома? – спросила она себя. – Отче, я просто не знаю, что обо всём этом думать. Но, наверное, довольно и того, что я оставляю всё это в Твоих руках».
И, успокоившись, она продолжала жить дальше.
