Текст книги "Жених напрокат"

Автор книги: Эмили Гиффин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Останавливаю его, все по тем же очевидным причинам. Но также и потому, что нам следует подождать, прежде чем проводить ночь вместе. Впрочем, этого может никогда не случиться. Так же, как я никогда не залезу с ним в душ и не увижу, как он бреется по утрам. Или как читает воскресную газету за кофе и бездельничает. Мы не будем держаться за руки, гуляя по парку, и обниматься, сидя на траве. Но сейчас я могу получить все. И тогда ничто нас уже не остановит.

Когда мы начинаем двигаться вместе, вижу только отдельные картинки – его короткие бачки с едва заметной сединой, сильные плечи, мочку уха. Я смыкаю пальцы у него на ключицах и сжимаю их крепко-крепко.

Глава 10

Не могу не думать о Дексе. Знаю, что ничего у нас не сложится, что в сентябре он женится на Дарси. Но я живу сегодняшним, испытываю радость обладания и довольна этим. Ничто не длится вечно, говорю я себе. Особенно хорошее. Хотя обычно безвыходных положений не бывает. Вспоминаю то, что, так или иначе, заканчивалось. Учеба в университете, например. Я понимала, что уеду на четыре года, буду приобретать новых друзей, опыт, знания и что однажды, в определенный день, этот этап завершится. Тогда я получу диплом, сяду в поезд до Индианы, и жизни в Дьюке наступит конец. Глава будет окончена. Но это не мешало мне наслаждаться жизнью и пить чашу радости до дна.

То же самое и с Дексом. Не собираюсь думать о том, чем все закончится. Хочу жить сегодняшним.

Вечером, когда я уже дома, Декс звонит мне с работы. Просто здоровается и говорит, что скучает. Так мужчины обычно звонят своим возлюбленным. Безо всяких опасений. Мне кажется, что мы по-настоящему вместе. Как только вешаю трубку, телефон звонит опять.

– Да, – отвечаю я тем же расслабленным тоном, думая, что это снова Декс.

– Что у тебя с голосом? – спрашивает Дарси, возвращая меня к реальности.

– С голосом? Ну, устала. В чем дело? Она подробно рассказывает мне об очередном «кошмаре» у себя на работе – «кошмар» обычно сводится к тому, что сломался принтер. И сегодняшний случай – не исключение. Штатный корректор удрал на вечеринку в клуб. Подавляю в себе желание сказать, что ее клиенты все равно не заметят ошибок в правописании, но вместо этого спрашиваю, кто собирается в Хэмптонс на выходных. Слух у меня напряжен до предела – ожидаю услышать имя Декса. Он говорил мне, что поедет, и уговаривал ехать тоже. Могут быть неудобства, но оно того стоит, сказал Декс, ведь он все время будет меня видеть.

– Не знаю. Клэр останется в городе. Декс поедет.

– Да? Освободился наконец? – спрашиваю я, и в моем голосе звучит слишком много удивления. Тут же пугаюсь, но Дарси не замечает моей натянутости.

– Он только что провернул какое-то большое дело, – говорит она.

– Какое?

– Не знаю. Какое-то дело.

Дарси не интересуется его работой. Я много раз была свидетелем, как она прерывает его на середине рассказа и переводит разговор на собственные мелкие заботы. «Я не слишком полная? Мне это идет? Ты поедешь со мной? Пожалуйста, сделай это для меня». Я. Меня. Мне.

Словно в подтверждение моих мыслей она говорит, что собирается послать свою видеозапись на кастинг – хочет участвовать в телешоу. Эта мысль кажется ей забавной. Замашки эксгибициониста. Что может быть хуже того, чем стоять перед камерами и позволять всему миру тебя оценивать, судить и рвать на части.

– Как ты думаешь, меня возьмут?

– У тебя все шансы.

Она достаточно красива и обладает бурным темпераментом – как раз то, что нужно для реалити-шоу. Изучаю собственную физиономию в зеркале и думаю над тем, что сказал Декс: будто я выгляжу как модель художника. Да, может быть, я привлекательна. Но далеко не такая хорошенькая, как Дарси, с ее потрясающей фигурой, высокими скулами и изящно очерченными губами.

Та громко хохочет в трубку и уже рассказывает очередную историю о себе. Мне неприятно ее слушать. В голову приходит слово «скрипучая», и когда я снова рассматриваю свое изображение, то решаю, что, может быть, я далека от идеала, но зато у меня приятный голос, чего ей явно недостает.

Сейчас четверг, канун нашего отъезда в Хэмптонс. Декс у меня. Собирались подождать до следующей недели, чтобы увидеться, но сегодня оба рано управились с работой. И вот мы снова вдвоем. Мы занимались любовью. Теперь моя голова лежит у него на груди и слегка приподнимается в такт дыханию. Мы молчим, но вдруг он спрашивает:

– Что же мы делаем?

Вот оно!

Я сто раз об этом думала, задавала себе тот же самый вопрос, с той же самой интонацией. И каждый раз отвечала по-разному.

Мы следуем зову сердца.

Мы пользуемся случаем.

Мы спятили.

Мы губим себя.

Мы предаемся похоти.

Мы ищем выход из тупика.

Мы бунтуем.

Он боится брачных уз.

Я боюсь одиночества.

Мы влюбляемся.

Мы уже влюбились.

И скорее всего мы понятия не имеем, что делаем. Эту версию я и озвучиваю.

– И я тоже не знаю, – тихо отвечает он. – Поговорим?

– Ты этого хочешь?

– Не очень.

Мне становится легче. Потому что я тоже не хочу. Боюсь того вывода, к которому мы можем прийти. Любое решение меня пугает.

– Тогда давай не будем. Не сейчас.

– А когда? – спрашивает он.

Я почему-то говорю:

– После Дня независимости.

Говорю наобум, но середина лета – это всегда своего рода рубеж. Даже несмотря на то что после Дня независимости времени остается больше, оно всегда проходит быстрее, прямо-таки пролетает. Июнь всегда кажется более длинным, чем август, пусть даже в июне дни и короче.

– Ладно, – соглашается он.

– Никакого самоанализа до Четвертого июля, – твердо говорю я, как будто собираюсь сдавать экзамен в университете. Голос у меня решительный, хотя еще неясно, о чем мы на самом деле договорились. Что расстанемся после Четвертого июля? Или... нет, он не мог подумать, будто я намекаю на то, что Четвертого июля он должен признаться Дарси и расторгнуть помолвку. Об этом речь не шла. Мы приняли решение... не принимать никаких решений. Вот и все.

Выбор определенного дня всегда меня пугает. Воображаю себе гигантскую ленту дней, часов, минут и секунд, бегущую вспять. Как часы, которые в 1999 году отсчитывали в обратном порядке мгновения, оставшиеся до наступления нового тысячелетия. Помню, как иногда наблюдала за течением времени на таких часах на почте у главного вокзала. Эти часы меня бесили и нервировали. Хотелось тут же переделать все дела, позвонить всем, кому нужно, немедленно закончить начатое. И в то же время эти бегущие цифры меня буквально парализовали. Дел все равно слишком много; так зачем вообще за них браться?

Пытаюсь подсчитать, сколько часов осталось до Четвертого июля. Сколько еще ночей мы проведем вместе. Сколько раз будем заниматься любовью.

У меня урчит в животе. А может быть, у него. Трудно сказать, я плотно прижата к Дексу.

– Хочешь есть? Можно заказать еду, – говорю я и целую его в грудь. – Или я что-нибудь приготовлю.

Представляю себе, как это будет выглядеть. Не умею готовить, но надо научиться. Я могла бы стать замечательной, образцовой женой.

Он говорит, что не хочет тратить время на еду. Пере-кусит по пути домой. Или просто ляжет спать голодным. Ему хочется сделать это еще разок, пока не пришла пора расставаться.

На другой день я спрашиваю у Декса, не было ли у него проблем, когда он вернулся домой. Очень туманный вопрос, но он понимает, что имеется в виду, и говорит, что Дарси не было дома, так что он успел принять душ – так сказать, волей-неволей смыть следы моего присутствия. Она оставила ему сообщение. «Уже одиннадцать часов, а ты не берешь трубку и не отвечаешь на звонки. Должно быть, спутался с кем-нибудь. Так что я еду в магазин с Клэр».

Это ее обычная формулировка, когда Декс задерживается на работе допоздна. Она даже не подозревает, что он действительно на это способен. Каждый раз объектом ее иронии становятся женщины с редкими именами – коллеги Декса. Чем менее привлекательна сотрудница, тем больше веселится Дарси.

– Я знаю, ты влюблен в Нину! – Нина – толстая болтушка, и у нее накладные ногти с блестками.

Думаю о Дексе, о том, как он вернулся домой вчера вечером. В моем воображении возникает сцена – он прокрадывается в квартиру, торопится в душ, прыгает в кровать, дожидаясь, пока щелкнет замок, чтобы притвориться спящим, когда Дарси войдет в спальню. Она встает над ним и смотрит на него в темноте.

– Как прошло свидание с Ниной? – громко спрашивает она с кривой усмешкой.

Декс трет глаза, как это делают актеры, когда их герои просыпаются.

– Привет, – устало говорит он и делает вид, что снова засыпает. Она обнимает его и шепчет:

– Я люблю тебя.

Он стискивает зубы и говорит ей то же самое. А что ему остается?

Декс засыпает, думая обо мне. И о том, что ее подбородок, упирающийся ему в грудь, слишком острый.

Наблюдаю за ними на пляже, у воды.

Декс и Дарси стоят под лучами нежаркого июньского солнца. Это – первый выходной, когда я вижу их вдвоем, с тех самых пор, когда мы с Дексом сознательно и трезво занимались любовью. На мне темные очки, так что я могу смотреть на них, не боясь быть уличенной, в то время как Клэр болтает – догадайтесь о чем? – о свадьбе. Что, если вечер будет холодный? Может быть, купить какую-нибудь верхнюю одежду в тон – например, легонькие кардиганы? Киваю и бормочу, что это хорошая идея.

Декс только что искупался, хотя вода просто ледяная. Теперь они стоят рядом и болтают. Может быть, обсуждают температуру воды. Она задумчиво подходит к кромке прибоя, волна слегка касается ее ступней. Оба улыбаются. Декс ее обрызгивает, Дарси визжит, оборачивается и отбегает на несколько шагов. Вижу, как играют мускулы на ее длинных загорелых ногах.

На ней бикини телесного цвета. Волосы свободно падают на плечи, развеваются вокруг лица. Декс смеется; она грозит ему пальцем и снова возвращается к нему. Они поглощены игрой. Мне больно смотреть на них, но я не могу отвернуться.

Мне кажется, что они разыгрывают спектакль. Впрочем, Дарси всегда разыгрывает спектакль. А Декс добровольно в нем участвует. Конечно, он знает, что все мы за ним наблюдаем. Что я за ним наблюдаю. Когда кто-то отделяется от компании, чтобы пойти поплавать или побродить по воде, остальные непременно следят за ним! Океан – все равно что гигантская сцена. Естественно, что становятся зрителями, хотя бы ненадолго. Декс это знает и все же поддается этому душераздирающе игривому настроению. Он должен в задумчивости сидеть на своем полотенце, дремать или читать что-нибудь серьезное – так или иначе, показывать мне, что он растерян, расстроен, смущен. А вместо этого брызгается с Дарси и хохочет.

Маркус, приложив ладони ко рту, кричит им:

– Как водичка?

– Офигительно холодная! – сообщает Дарси и хлопает Декса по спине. Он мужественно говорит:

– Отличная вода, идите все купаться.

Ярость и боль. И зачем у нас с Дексом все это случилось? Как все глупо! Совершенно очевидно, что для него это почти ничего не значило. Я заставляю себя отвернуться и надеть наушники. На мои глаза наворачиваются слезы. Пересиливаю себя и не плачу.

Прежде чем успеваю включить плейер, Маркус интересуется, что я слушаю. После нашего свидания мы с ним виделись лишь однажды, но зато несколько раз говорили по телефону, и один разговор затянулся аж на час. Единственная причина, по которой не произошло второго свидания (по крайней мере он так думает), – простое стечение обстоятельств. Он занят. Я занята. Работы по горло. Потрясающая рутина. Тем не менее вариант с Маркусом все еще существует, чему я очень рада. Нужно уделять ему больше внимания. Когда расстанусь с Дексом, то может возникнуть к нему серьезное чувство. Улыбаюсь и говорю:

– Трейси Чапмен. Классный диск. Хочешь послушать?

Протягиваю ему наушники, в то время как Декс и Дарси идут к нам. Маркус слушает.

– Здорово.

Возвращает мне наушники и выуживает из сумки-холодильника колу.

– Будешь? – спрашивает он, когда Декс и Дарси почти совсем рядом.

Отвечаю: «Конечно», беру банку, отпиваю и вытираю крышку краем полотенца. Он следит за моими действиями добродушно-глуповатым взглядом:

– Я твоих микробов не боюсь. Разве что ты нахватаешься моих.

Смеюсь и качаю головой, как бы говоря: ах, Маркус, ах ты балда!

Маркус непонимающе моргает. Мне снова становится смешно.

Отличный расчет! Декс все видит. Я на него не смотрю. И не буду!

– Кто-нибудь пойдет купаться? – спрашивает он.

Клэр, как всегда, отвечает:

– Потом. Я еще не согрелась.

Маркус говорит, что вообще ненавидит плавать, особенно в холодной воде.

– Лучше понаблюдаю. Это забавно.

Дарси хихикает.

– Это не забавно. Это кошмарно.

Я ничего не говорю и включаю музыку.

– А ты, Рейчел? – спрашивает Декс, все еще стоя надо мной. Молчу, делая вид, что мне ничего не слышно.

Они с Дарси возвращаются на свои полотенца рядом с Клэр. Дарси стряхивает со ступней

песок, Декс уселся, скрестив ноги, и смотрит на океан. Боковым зрением вижу его плечи и спину. Пытаюсь не думать о том, какая у него гладкая кожа – если провести ладонью... Я не должна опять поддаться чувствам. Говорю себе, что на этом жизнь не заканчивается. Все перемены – только к лучшему.

Перед обедом, когда я переодеваюсь, Дарси заходит ко мне в комнату и спрашивает, нет ли у меня щипцов для ресниц. Говорю, что нет, такого не держу. Может быть, есть у Хиллари, но она сейчас в душе. Дарси садится ко мне на кровать и вздыхает. Выражение лица у нее становится томным.

– Сейчас у меня был самый классный секс, – говорит она.

Мне с трудом удается сохранить хладнокровие.

– Да?

Разумеется, сейчас начнутся подробности, но что еще сказать – не знаю. Лицо у меня пылает. Надеюсь, Дарси не заметит.

– Да-а, это было великолепно. Тебе не было слышно?

Это в духе Дарси – делиться такими деталями. Она не стесняется откровенничать об очень интимных вещах. Сообщает, кто что произнес в момент оргазма. Я всегда терпеливо выслушивала, смеялась, иногда мне даже нравились ее истории. Но те времена давно прошли.

– Нет. Наверное, была в душе, – говорю я.

– Мы тоже были в душе. – Она приглаживает мокрые волосы, потом мотает головой. – Ух!.. Уже несколько месяцев у нас такого не случалось.

Представляю себе, как прижимаются друг к другу их мокрые тела, и не могу решить, кого из них я ненавижу больше.

Уже поздно, около двух часов ночи. Я избегала Декса весь вечер, в доме и за ужином. Сейчас все мы в «Толкхаусе». Заказываю пару пива, себе и Хиллари, когда к бару подходит Декс.

– Привет, Рейч!

Я пьяна и потому развязна. Алкоголь приглушает страдание, оставляя только гнев и обиду. Этими эмоциями управлять проще всего, и они самые искренние.

– Правда?

– В чем дело? – спрашивает он.

– Ни в чем, – огрызаюсь я и порываюсь уйти.

– Погоди. Куда ты идешь?

– Отнести Хиллари пиво.

– Я хочу с тобой поговорить.

– О чем? – стараюсь отвечать ледяным тоном.

– В чем дело?!

– Ни в чем! – Пытаюсь придумать что-нибудь едкое и мстительное. Никогда особенно не практиковалась, но, похоже, мой тон делает свое дело, потому что Декс выгля-дит уязвленным. Но не настолько, как я сегодня на пляже или во время беседы с Дарси. Он недостаточно оскорблен. Поднимаю брови, смотрю на него с легким отвращением, как бы говоря: «И что? Чем я тебе могу помочь?»

– Ты... ты сердишься на меня? – спрашивает он.

Смеюсь. Нет, скорее фыркаю!

– Сердишься? – настаивает он.

– Нет, Декс. Не сержусь, – говорю я. – Ты меня совершенно не волнуешь. И то, что у вас там было с Дарси.

Теперь он понимает, в чем дело.

– Рейчел... – произносит он и краснеет. Пытается объяснить, что это была ее инициатива, что Дарси начала первой...

– Она сказала, что это был лучший секс в ее жизни, – бросаю я, отходя. Он в одиночестве остается у стойки. – Классно. Мои поздравления.

Даже сквозь пары спирта понимаю, что у меня нет никакого права упрекать Декса. Он всего-навсего занимался любовью со своей будущей женой. Он ничего мне не обещал – ведь не случайно мы решили не обсуждать свой роман до Четвертого июля. Вполне могу оценить все здраво. Я попала в эту ситуацию по доброй воле, меня не втянули. На меня не давили – ни морально, ни физически. И все– таки я ненавижу его.

Оглядываю толпу и пытаюсь найти Хиллари. Декс идет следом и хватает меня за руку пониже локтя. Роняю стакан, он разбивается.

– Супер. Посмотри, что ты сделал, – говорю я, кивая на осколки.

– Сейчас куплю другой.

– Не надо.

– Рейчел, пожалуйста... я ничего не мог поделать. Дарси начала первой, я клянусь.

Внезапно позади нас появляется Хиллари.

– В чем дело?

Слышала ли она что-нибудь?

– Ни в чем, – быстро отвечает Декс. – Рейчел злится, что я уронил ее пиво.

– Выпей мое, – говорит Хиллари.

– Ничего, возьми, – говорю я, протягивая ей второй стакан. Она неохотно берет его и спрашивает, где Дарси. – Мы сами ее искали, – отвечаю я.

И смотрю на Декса. Он пытается притворяться, но ему это плохо удается. В его широко раскрытых глазах беспокойство, рот кривится в неловкой усмешке. Держу пари, что в душе, в обществе Дарси, у него было совсем другое лицо.

Конец, думаю я. Драматический вопль обманутой женщины. И отправляюсь на поиски Маркуса. Милого Маркуса, который предложил мне свою колу на пляже и который ни с кем не помолвлен.

Глава 11

– Все, что было между вами, можно объяснить простой физиологией, – говорит Итон, когда я утром в понедельник перед ним отчитываюсь.

– Вовсе нет, – протестую я, вспоминая, что у Дарси по этому поводу была исключительная точка зрения. Согласно ей, будто мужчина никогда не изменит своей жене с менее привлекательной женщиной, это просто невозможно. Кажется, сейчас я опровергаю ее теорию.

– Неужели? – невозмутимо говорит он. – В таком случае ему захотелось чего-то новенького. Более утонченного. С твоей стороны было лишь незначительное усилие... теперь дай же ему понять, что продолжать отношения с невестой для него неприемлемо.

– Ну, в любом случае... у нас с ним все закончилось, – говорю я, понимая, что эти два слова присоединяют меня к разряду тех наивных женщин, которые твердят, что хотят наконец порвать, говорят, что все кончено, а сами молятся, чтобы это оказалось неправдой, и хватаются за всякую соломинку. На самом деле единственное, чего им хочется, – это еще одного, последнего, разговора, точнее – якобы последнего, потому что они изо всех сил постараются создать повод для новой встречи. Горькая правда в том, что и я стараюсь. Надеюсь, что забудется ссора в «Толкхаусе». Не следовало заговаривать с Дексом. Мне больно от того, что он, возможно, теперь вообще не захочет меня нидеть. Может решить, что игра не стоит свеч – слишком нее сложно.

– Закончилось? – подозрительно спрашивает Итон.

– Да.

– Браво, – в лучших английских традициях говорит он. – Взяла тайм-аут?

– В общем, да, – отвечаю я, как будто мне действительно не составляет труда порвать с Дексом.

– «В общем, да». Приедешь в Лондон на Четвертое июля?

В прошлом письме я сказала, что постараюсь, но это было до уговора с Дексом. Теперь же я не хочу уезжать. Именно потому, что у нас с ним все-таки ничего еще кончилось.

– Сомневаюсь. Меня уже пригласили в Хэмптонс, – говорю я.

– И Декс там будет?

– Да, но я все же хочу отдохнуть, за свои-то деньги.

– Правильно. А-га!..

– Не говори в таком тоне.

– Ладно, – соглашается он. – Но ты когда-нибудь ко мне соберешься? После экзамена на адвоката ты тоже не поехала. Из-за Ната.

– Приеду. Обещаю. Может быть, в сентябре.

– Хорошо. Но на Четвертое июля будет большой праздник.

– Вы ведь его там не отмечаете, – говорю я.

– Да. В самом деле, забавно, что англичане не отмечают день нашей от них независимости... Но я праздную в душе, Рейчел.

Смеюсь и говорю, что осенью постараюсь прилететь.

– Ладно. Напишу тебе, когда у меня будут свободные выходные. И расскажу о своих делишках.

Он знает, что я ненавижу слово «делишки». Так же, как терпеть не могу, когда говорят, что пообедали в «кафешке». Или просят «скоренько» перезвонить. У Итона есть излюбленные выражения, которыми он меня нарочно изводит – например, «дкз», то есть «делай как знаешь».

Улыбаюсь.

– Забавно звучит.

– Вот и классно.

Едва я вешаю трубку, телефон звонит снова. Автоответчик сообщает, что это Лэс. Предпочла бы не отвечать, но знаю, что в нашей конторе такая тактика не проходит. В итоге он будет злиться еще больше.

– Как ты отправила копии протоколов? – гаркает мой патрон, едва я успеваю поздороваться. Лэс всегда пренебрегает приличиями.

– Что ты имеешь в виду?

– Вид связи. Пакетом? По электронной почте?

«Нет, прибила к парадной двери, ты, осел», – думаю я, вспоминая устаревший тип доставки, опробованный некогда нью-йоркскими юристами.

– По почте, – бросаю взгляд на потрепанный экземпляр «Гражданского судопроизводства».

– Отлично. Превосходно, черт возьми, – говорит Лэс своим обычным ехидным тоном.

– Что?

– Что?! – орет он в трубку. Отставляю ее подальше от уха, но его голос раскатывается по всему коридору. – Ты все испортила к свиньям собачьим! Вот что! Бумаги нужно было передать лично! Ты не удосужилась почитать постановление суда?

Вспоминаю письмо судьи. Черт, он прав!

– Да, – мрачно говорю я. Он ненавидит извинения, и их в любом случае у меня нет. – Ошиблась.

– Ты что, какая-нибудь хренова стажерка?

Смотрю на свой стол. Он прекрасно знает, что я работаю пятый год.

– О Господи!.. Я хочу сказать – Рейчел, это же преступная халатность! – рычит он. – Против тебя могут возбудить дело, и тебе придется уволиться, раз уж нет головы на плечах.

– Прости, – говорю я и сразу же вспоминаю, что чем больше извиняешься, тем больше он злится.

– Не извиняйся! Лучше исправь то, что натворила! – Он вешает трубку. Не думаю, что хоть раз в жизни Лэс закончил беседу обычным «пока», даже если в тот момент был в хорошем настроении.

Нет, я не стажерка, кретин. Плевать мне на такие тирады. Давай уволь меня. Кого это волнует? Вспоминаю, как начинала работать в этой фирме. Стоило старшему компаньону приподнять бровь, я в слезах уходила к себе в кабинет, и моя паника была сильнее, чем страх потерять место. Однако с годами я становилась все менее чувствительной, а теперь меня вообще трудно пронять. Сбережений у меня больше, чем у кого бы то ни было в нашей конторе, и я успешно делаю карьеру адвоката. Нет, к черту слово «карьера». Оно – для тех, кто хочет преуспеть. Я хочу лишь выжить и вовремя получить заплату. Офис – это всего-навсего работа. Можно прийти и уйти. Воображаю себе, как увольняюсь и следую принципу «будь что будет». Тогда в старости я могла бы сказать, что хоть мне и недоставало в жизни серьезного романа, но работа у меня была.

Звоню адвокату противной стороны, очень рассудительному, средних лет мужчине с легким дефектом речи, на который, должно быть, его шеф закрывает глаза. Говорю ему, что наши бумаги были отправлены неправильно и их придется переслать обыкновенной почтой, так что они прибудут днем позже. Он прерывает меня легким смешком и шепелявит, что это не беда и, конечно, никаких претензий у него нет. Готова поклясться, этот адвокат ненавидит свою работу так же, как и я. Если бы любил, то взбесился бы. Ведь у Лэса будет лишний день, раз противная сторона получит документы позже.

Посылаю Лэсу сообщение: «Адвокат сказал, что ничего не имеет против того, чтобы получить документы сегодня». Пусть знает. Я тоже могу быть не слишком любезной.

Около половины второго, когда я отпечатала целую пачку бумаг и раздала курьерам, приходит Хиллари и спрашивает, не собираюсь ли я где-нибудь перекусить.

– Пока не думала. А ты хочешь пойти?

– Да. Может, найдем какое-нибудь хорошее местечко и как следует поедим? Отбивная или спагетти?

Улыбаюсь, киваю и нашариваю в ящике свою сумочку. Хиллари каждый день способна наедаться до отвала, но я, если переем, к полудню становлюсь безнадежно сонной. Однажды, съев на обед горячий сандвич с индюшатиной, картофельным пюре и зеленым горошком, я в полубессознательном состоянии поехала домой, чтобы прилечь. Меня вернули к жизни шесть голосовых сообщений, включая одно яростное – от Лэса. Это была моя последняя попытка вздремнуть после еды, если не считать тех случаев, когда я поворачивалась к окну вместе с рабочим креслом и балансировала пачкой документов на коленях. Тактика надежная – если кто-нибудь входит, ему кажется, что ты читаешь. Надеваю сумочку на плечо и вижу, что в полуоткрытую дверь заглядывает Кенни, наш экспедитор.

– Привет, Кенни, заходи!

– Это тебе, Рашель! – Он всегда произносит мое имя на французский манер. Улыбается и протягивает мне вазу с алыми розами. Много роз. Больше десятка. Даже больше двух десятков, хоть я и не пересчитываю. Пока.

– Черт возьми! – У Хиллари глаза лезут на лоб. Могу поручиться, что она огромным усилием воли заставляет себя не схватить открытку.

– Куда поставить? – спрашивает Кенни.

Расчищаю место на столе:

– Сюда.

Водрузив вазу, Кенни потряхивает кистями, показывая, какая она тяжелая, и присвистывает:

– Ого, Рашель! Кто-то клинья подбивает!

Я отмахиваюсь, но действительно трудно утверждать, что розы прислал человек, которым не двигал определенный романтический интерес. Если бы это не были алые розы, можно было бы все свалить на какое-нибудь семейное торжество, сказать, что это некая знаменательная дата или что родители, узнав о моей служебной ошибке, пытаются меня утешить. Но здесь только алые розы. Восхитительные. Явно не от родственников.

Кенни уходит, напоследок отпустив замечание насчет стоимости букета. Пытаюсь выскользнуть вслед за ним, но ясно, что мы никуда не пойдем, прежде чем Хиллари не узнает все.

– От кого это?

Пожимаю плечами:

– Понятия не имею.

– А на карточку не хочешь взглянуть?

Мне страшно. Розы скорее всего от Декса – а что, если он подписался? Слишком рискованно.

– Знаю, от кого они, – говорю я.

– От кого?

– От Маркуса.

Это единственный спасительный вариант.

– От Маркуса? Брось, на выходных вы почти не виделись. В чем дело? Ты что-то от меня скрываешь? Лучше и не пытайся.

Я шикаю на нее и говорю, что вовсе не хочу, чтобы вся контора была в курсе моих дел. Она понижает голос:

– Ладно, только расскажи мне! Что там написано? – Ей явно не терпится знать все. И она очень упорный противник.

Придется прочитать то, что написано на карточке. Потому что, помимо всего прочего, мне самой хочется это узнать. Вынимаю белый конвертик, медленно открываю и в уме сочиняю историю про Маркуса. Вытаскиваю карточку и вижу две фразы: «Прости меня. Пожалуйста, давай встретимся вечером». Написано в манере Декстера – сплошь заглавными буквами, от руки. Значит, он сам ходил за цветами. Еще лучше. И не подписался – возможно, предвидел такое развитие событий. Сердце прыгает, но я пытаюсь не выдать себя. Розы меня потрясают. Записка – еще больше. Знаю, что я отвечу согласием. Мы увидимся вечером, хоть я еще более, чем всегда, боюсь натворить бед. Облизываю губы и стараюсь держаться спокойно.

– Ну да, это Маркус...

Хиллари смотрит на меня.

– Дай! – Она хочет выхватить у меня карточку. Я держу ее так, чтобы она не достала, и быстро убираю ее в сумочку.

– Там всего-навсего написано, что он всегда думает обо мне.

Она заправляет волосы за уши и подозрительно спрашивает:

– У вас что, было не одно свидание? Рассказывай!

Вздыхаю и выхожу в коридор, готовясь подставить бедного Маркуса по всем статьям.

– Ну хорошо. Мы виделись на прошлой неделе, просто я тебе об этом не говорила, – начинаю я по дороге к лифту. – И... хм... он сказал, что я нравлюсь ему все больше и больше.

– Так и сказал?

– Примерно...

Она задумывается.

– А ты что?

– Сказала, что пока еще не уверена в своих чувствах и что... на выходных нам не нужно привлекать всеобщего внимания.

В лифт вместе с нами входит бухгалтер Фрида. Надеюсь, что Хиллари воздержится от дальнейших расспросов, пока мы не выйдем. Но нет, она продолжает:

– И что, у вас все сложилось?

Я киваю. Фрида стоит к нам спиной. Можно, конечно, сказать «нет», но в таком случае при чем тут алые розы?

– Вы спали с ним?

Спасибо и на том, что она спрашивает шепотом.

– Нет. – Я взглядом прошу ее замолчать.

Лифт останавливается, Фрида выходит.

– Ну? Рассказывай, – просит Хиллари.

– Не о чем. Отвяжись, Хилл. Ты невыносима.

– Если ты все расскажешь, мне не нужно будет к тебе приставать.

Лицо у нее умильное.

Мы беседуем о другом, пока идем по Второй авеню. Идти недолго. Но за бифштексом она вдруг говорит:

– Помнишь, ты уронила пиво, в субботу вечером?

– Когда? – переспрашиваю я, и мне становится страшно,

– Ну, помнишь, вы с Дексом разговаривали, а я к вам подошла – уже под конец?

– А!.. Да. И что? – Я принимаю равнодушный вид, насколько это возможно.

– Что случилось? Почему Декс был так расстроен?

– Декс был расстроен? Не припомню. – Смотрю в потолок и морщу лоб. – Едва ли. А почему ты спросила?

Когда попадаешь в ловушку, лучше всего ответить воп-росом на вопрос.

– Просто так. Показалось странным, только и всего.

– Странным?

– Не знаю. Это, конечно, глупо...

– Что?

– Это глупо, но вы, ребята, очень подходите друг другу.

Нервно смеюсь.

– Это очень глупо.

– Знаю. Но когда я смотрела, как вы болтаете, то подумала, что ты очень подошла бы Дексу. Что с тобой ему было бы лучше, чем с Дарси.

– Брось, – говорю я и опять нервно смеюсь. – Они классно смотрятся вместе.

– Да, конечно. Внешне все идеально. Но в чем-то они не стыкуются. – Она подносит к губам стакан и смотрит на меня через край.

Лучше подумай о работе, Хиллари!

Говорю, что она чокнулась. Но как же мне приятны ее слова! Хочу спросить, почему она так думает. Потому что мы с Дексом учились вместе? Потому что у нас есть общие черты – ум и сдержанность, которых недостает Дарси? Но не спрашиваю, потому что когда чувствуешь за собой вину, то чем меньше говоришь – тем лучше.

После обеда в кабинет вваливается Лэс, чтобы кое о чем расспросить меня – в связи со все тем же клиентом. Со временем я поняла, что это его манера извиняться. После скандала он всегда приходит – так и сегодня.

Поворачиваюсь вместе с креслом к нему и сообщаю последние новости.

– Я проверила все сходные случаи в Нью-Йорке. И в округах.

– Отлично. Но помни, что наш случай прецедентов не имеет, – говорит Лэс. – Не уверен, что судья позаботится о подборе аналогий.

– Знаю. Но позволь сказать, что основное положение, на которое мы делаем упор в пункте первом нашего резюме, – это ныне действующее право.

Неплохое начало.

– И все-таки проверь аналогии во всех местных юрисдикциях, – говорит он. – Надо предусмотреть все их возможные аргументы.

– Есть, – говорю я.

Он разворачивается, чтобы выйти, и бросает через плечо:

– Классные розы.

Я ошеломлена. Мы с Лэсом никогда близко не общались, и он не заговаривал со мной ни о чем, помимо работы, не спрашивал утром в понедельник: «Как прошли выходные?» – и не говорил, что на улице чертовски холодно, когда зимой нам случалось вместе подниматься на лифте.