Текст книги "Меридиан (ЛП)"
Автор книги: Эмбер Кизер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 15
Копченые сосиски и случайные связи. Эль и глупости. Мысли о сиськах и драки в барах. Все это переживания, которые собрали мои души при жизни. Почему я все время привлекаю таких неискушенных донжуанов? Хоть один мог бы любить оперу и свою маму?
Люсинда Майер, 1702-1808
Ворона села напротив окна и каркала без умолку. Я подошла и посмотрела в ее единственный повернутый ко мне глаз-бусинку. Я ожидала, что она вот-вот упадет с дерева замертво, но она только каркала и скакала по веткам. Я заметила какое-то движение внизу, и вжалась в окно, стараясь разглядеть получше.
Это был Тенс, обутый в снегоступы. На спине он нес несуразно большой рюкзак. Его карманы оттопыривались, а на рюкзаке висели какие-то пакеты. Он должен был весить все семьдесят пять, а то и сто фунтов. Он исчез из поля зрения. Должно было случиться что-то важное, чтобы он вот так быстро снова оставил нас, особенно если учесть, каким виноватым он был ранее.
Кустос рысила рядом с ним по краю леса, виляя хвостом. Затем она повернулась и помчалась обратно к дому. Куда он пошел? Что он несет на спине?
Я нашла чистую одежду, взяла несколько модных журналов, которые мама собрала для меня, и спустилась в холл. Я хотела смыть с себя всю эту гнетущую реальность в той ванне на ножках, какие я видела только в кино. Моя грудь была так сильно сдавлена, что было сложно вдохнуть полностью. Телефонные звонки всего лишь пугали, но выпотрошить беспомощное животное – это выходит за рамки разумного.
Я вздохнула, открыла створки туалетного столика, надеясь найти соль или пену для ванны. Увы.
Я вздрогнула от отрывистого стука в дверь.
– Меридиан? Это тетушка.
Я открыла дверь.
– Можно я приму ванну здесь?
– Конечно. Я тоже часами отмокала в ванной. Это как мини-отпуск, почти такой же замечательный, как и горячие источники дальше по шоссе.
Она улыбнулась и протянула мне корзину наполненную бутылочками.
– Соль для ванны, пена и Бог знает что еще. Пользуйся всем, чем пожелаешь.
Я почувствовала себя виноватой.
– Я тебе понадоблюсь для чего-нибудь?
Она улыбнулась.
– Нет, наслаждайся.
– Хорошо.
Она закрыла дверь.
Я дернула ее, открывая.
– Тетушка, а куда пошел Тенс?
Она остановилась, но не обернулась.
– Он выполняет мое поручение.
Она исчезла за углом.
– Пешком? – спросила я у пустого коридора? Пожала плечами. Очевидно, мне не нужно было этого знать. Это меня беспокоило. Я должна была учиться и доверять, и делать то, что говорят, и все же мне не открывали правду полностью. Я либо часть всего этого, либо нет.
Скоро ванную наполнили разные запахи. Я сняла пижаму и погрузила сначала палец, потом ступню, потом ногу, и в конце концов вся погрузилась в воду до подбородка. Пузырьки щекотали мне нос, будто бабочки.
Я провела руками по телу, пытаясь представить себе ощущения от быстрых, беззаботных ласк. Сэм был единственным членом семьи, кто когда либо дотрагивался до меня без раздумий. Из под моих век потекли слезы. Что Сэмми думает? Что ему сказали? Что его сестра просто исчезла? Считает ли он, что я его больше не люблю? Где они сейчас?
Я взяла верхний журнал из топки. Я бы тащила и двадцать фунтов журналов через всю страну, но я знала, мама решила, что собрала то, чего мне больше всего хотелось. Она всегда считала, что я хочу стать журналистом или редактором журнала. Она никогда не осознавала, что на этих страницах я видела нормальный материальный мир. Не было значения, сколько я читала, но изменчивый мир других людей никогда не напоминал мой собственный. С ними не случалось такое счастливое Рождество с мертвым оленем под елкой, или похороны любимой собаки под снегом и новогодними огнями.
У меня никогда не было друга. После того, когда я совершила ошибку, рассказав Джиллиан правду о том, как ее хомячок сдох, пока я с ним играла. Я рассказала ей, что вокруг меня все умирают. Она, должно быть, передала это своей маме, так как в скором времени Джиллиан была постоянно занята. В конце концов она сообщила мне, что не хочет, чтобы я и ее убила.
Один за другим я швыряла журналы к стене. Ни один из них не принес ожидаемого облегчения. Я прикрыла глаза, и перед ними тут же появился образ Тенса. Я вспомнила свои ощущения, когда он нес меня на руках. Он был надежным и опасным одновременно. Я хотела доверить ему все свои строжайшие тайны, но в то же время хотела убежать подальше как можно быстрее. Мои губы горели, когда я представила, каким может оказаться его поцелуй. Я бы отдала все на свете, чтобы он относился ко мне с такими же теплом и любовью, с какими он относился к Кустос.
Интересно, а он думал, каким будет мой поцелуй? Он когда-нибудь замечал во мне кого-то помимо тетушкиной больной надоедливой племянницы? Приближающаяся смерть тетушки маячила передо мной.
В расстройстве, я опустила голову под воду, задерживая дыхание.
И так и сидела.
Я продолжала сидеть под водой, пока могла. Тогда я вынырнула, со свистом втягивая воздух в горящие легкие.
Я вдруг почувствовала себя в ванной, как будто в гробу. Я взяла кусок мыла и бритву и в первый раз за несколько недель побрила ноги. Потом растерла кожу полотенцем, пока она не стала красной и чувствительной. Я вылила полную ладонь шампуня на волосы. Мои длиннющие прекрасные волосы, которые мама отказывалась подстригать, требовали много времени, чтобы их помыть, и еще больше, чтобы высушить. Рыжий цвет постепенно выцветал, превращаясь в естественный русый. Я вытащила пробку из ванной, чтобы прополоскать их в чистой воде.
Я будто целый год смывала шампунь с волос. Внезапно, мои глаза широко раскрылись. У меня появилась идея. Мне нужны ножницы. Острые ножницы.
Нет никого, кто бы мог мне это запретить. А после того, как я это сделаю, уже будет поздно что-то говорить. Да и никому не будет до этого дела. Я протерла полотенцем огромное старинное зеркало, чтобы я смогла себя увидеть. Волосы ложились на изгиб спины, сразу над копчиком. Я надела старую водолазку и джинсы.
Я положила пижаму на кровать и стала рыться в шкафах ящика. Обнаружила связку отмычек. Большая часть дверь в коридорах дома были заперты. Соблазн оказался непреодолим. Моя задача поиска ножниц тут же сменилась другой, меня одолело любопытство. Я почувствовала себя разбойником в поисках сокровищ. За одной из дверей было то, что мне нужно. Я ходила по коридору, пытаясь открыть замки, пока один не поддался.
Дверь со скрипом отворилась. Облака холодного затхлого воздуха бросилось мне в лицо и по коже тут же побежали мурашки. С потолка будто мишура свисала паутина, нос задергался из-за толстого слоя пыли. Я попробовала включить свет. Лампочка тускло засветилась, приглушенная еще и из-за толстого слоя пыли на абажуре.
Я почувствовала запах курительного табака и трубки. Наполовину разрисованные разными пейзажами тяжелые мужские стулья стояли лицом к окну. Но главным элементом этой комнаты был огромный, замысловатый письменный стол. На нем ничего не было, но открыв ящики я обнаружила целое сокровище.
Старинные фотографии молодого человека в форме. Открытка с больницей на лицевой стороне, исписанная тонким почерком на обороте: "Мы пробудем здесь еще минимум полгода – ужасно и невыносимо. С любовью, М."
Высохшая роза рассыпалась, когда я взяла ее в руки. За резными дверцами с ручками из оникса и слоновой кости стояли ручки и чернильницы.
Кучи писем лежали около стола. Большая часть пожелтела и стала хрупкой от старости. Письма были перетянуты тесьмой. Некоторые явно были написаны недавно.
Я взяла верхнюю пачку; конверты были белыми и мягкими. Все были адресованы Медсестре М. Лэйн Фулбрайт.
Я оглянулась на дверь и, не обращая внимания на окутавшую меня пыль, села в кресло. Развязала тесьму и открыла первое письмо.
Дорогой друг,
Наш маленький пророк становится сильнее с каждым днем. Но мои уставшие кости становятся все слабее, и скоро меня призовут домой. Я научил его охоте и собирательству. Слава богу, он хорошо справляется для одиннадцатилетнего молодого человека. Я посажу его на самолет, когда пойму, что час уже близок, и расскажу где и когда его встречать. Я не могу никому его доверить, кроме тебя. Он станет хорошим человеком, мы им будем очень гордиться. Его мать бы обожала его. У него ее глаза и преданность. Он выучил твой адрес, так что при надобности он сможет тебя найти. Будущее туманно, и это меня огорчает. У меня больше нет видений, как раньше. Но я знаю, что вы нужны друг другу. Я верю в это.
Твой друг, Тай
Я взяла другое письмо. Они были написаны на промежутку в три месяца. Я просмотрела остальные пачки. Все они были написаны позднее этой, семилетней давности. Я просмотрела их все – пророк, о котором писал Тай, это, скорее всего, Тенс.
Друг,
На прошлой недели я заметил существа – не их самих, но их следы позади. Боюсь, они пришли за Тенсом – я чувствую, что его судьба связана с судьбой твоей племянницы. Я попросил друга полицейского присматривать за ним на выходных. Я должен попытаться увести их подальше. Молюсь, чтобы он нашел тебя – ткань моей жизни распадается.
Тай.
Похоже на то, что Тай прервался на полуслове и завершил свой рассказ. Его почерк был торопливым и небрежным, как будто он писал под серьезным давлением. Что же Тенс знает? Каким образом мы связаны?
Я нашла мамины письма, в которых она описывает события моей жизни и спрашивает тетушку, что мне рассказывать. Интересно, следовала ли она хотя бы одному совету тетушки, ведь я ничего не знала о Фенестрах перед приездом сюда. Тут еще были открытки со всего мира, подписанные незнакомыми мне людьми.
Я открыла нижний ящик и обнаружила там ножницы для резки картона. Они подходили и для волос. Я взяла ножницы и стопку писем от моей матери и Тая. Я не стала закрывать за собой дверь, уверенная, что никто не заметит.
Вернувшись в комнату я постелила на полу старые газеты и повернула зеркала так, чтобы видеть свой затылок. Глубоко вздохнула и начала колдовать.
Глава 16
Моя голова тут же стала легче. Я выпрямлялась и почувствовала себя старше с каждой падающей на пол прядью волос. Моя новая прическа вилась и обхватывала подбородок, делая мои глаза большими. Я как смогла выровняла ее, и решила, что так как у меня нет ни малейшего парикмахерского таланта, все получилось как надо.
Я улыбнулась себе.
– А я хорошенькая. – Осознание этого заставило глаза светиться. Я никогда не думала над своей привлекательностью, так как несла смерть всему вокруг. Но мешки под глазами сейчас были лиловыми, а не цвета чернослива, как бывало обычно, а на щеках играл румянец, хотя раньше они бывали либо серыми либо зелеными. Даже с худшей точки зрения я больше не выглядела призраком.
Я хотела показаться Тенсу. Я хотела показаться тетушке. Я выскочила из комнаты и понеслась по лестницы, но вдруг остановилась, беспокоясь, что им не понравятся перемены. Я решила вести себя полегче и подождать, пока один из них не заметит.
Я почувствовала запах лука и чеснока с кухни. На старом магнитофоне играл Гленн Миллер, а Тенс стоял спиной ко мне и что-то перемешивал.
Я остановилась в нерешительности, не желая навязываться. Вся моя новообретенная уверенность и радость растворились как дым. Это был реальный мир. Я была посторонней.
– Тебе помочь? – спросила я у спины Тенса.
Он не поднял взгляда.
– Сегодня у нас ленивая лазанья. Тебе нравится итальянская еда?
Я кивнула. – Мне нравится пробовать новые блюда.
– Почему бы тебе не намазать хлеб маслом? – Тенс подтолкнул ко мне толстый круглый батон хлеба.
– Ага. – Я отчаялась и забралась на стол. Он не собирался в ближайшее время ничего замечать.
Тишина упала как сугроб. Я смотрела как мышцы Тенса перекатываются под его тонким шерстяным свитером. Его плечи были широкими и прямыми, как лезвие бритвы. Мне нравилось, как он, наклоняясь и вздыхая, отбрасывает волосы с глаз. Ему нужно было постричься, волосы продолжали падать. Я вспомнила, как вцепилась в его волосы, когда он нес меня наверх на руках. Они были такими же шелковистыми и блестящими, как и выглядели.
Я боролась с тишиной, слова готовы были сорваться с моих губ.
– Итак, – Я закончила намазывать масло на хлеб и завернула его в фольгу. Затем поднялась и подошла к Тенсу, который уже положил в миску рикотту, базилик и моцареллу. – Что дальше? – я подошла еще ближе. От него пахло дымом, сосновой смолой и мылом.
Он отошел, но мне было непонятно насколько сильно было его неприятие.
– Теперь надо положить слоями соус, лапшу и сыр. Начни с соуса, налей его на противень. – Все это он сказал не глядя на меня. Вообще.
Я взяла ковш и вылила его на противень, как и было сказано.
– Откуда ты?
– Отсюда. – Тенс распределил соус кончиком лапши, затем положил оставшуюся лапшу сверху. Он должен на меня посмотреть.
Я решила разозлить его, чтобы он хотя бы заметил мое присутствие.
– Так ты наверно тетушкин любимый сынок?
Если бы он пил, вода пошла бы через нос. Тем не менее он моргнул и тяжело взглянул на меня.
– Ты что, шутишь, да?
– Я не знаю. Ты здесь. И она здесь. Похоже, вы тут были вместе всегда и привязались друг к другу. – Я не сказала, что он лучше меня подходит для этого. – Ты уверен, что ты тоже не Фенестра?
– Какого черта ты сделала со своими волосами? – выпалил он.
Обида ударила меня, но я подняла подбородок.
– Мне так нравится. – Я вылила сырную смесь поверх лапши и соуса.
Тенс отодвинул меня с дороги.
– Ах. Так почему?
– Что почему?
– Почему ты остригла волосы?
– Так мне захотелось. Ты Фенестра?
– Мне не нравится. – Он отвернулся.
– А я и не для тебя это сделала. – Господи, как мне хотелось, чтобы ему понравилось. Я зарычала, желая оскалиться и укусить его. – Так кто ты?
– Никто.
– Ну да, а я Опра.
– Кто? – Тенс поставил в духовку лазанью и поставил таймер.
– Ты собираешься отвечать?
– Нет. – Он уходил.
– И это все? Так вот просто "нет" – и все? – Я захотела топнуть ногой, как маленькая. В его присутствии я чувствовала себя ребенком. И одновременно взрослой женщиной. Как такое могло быть?
– Это все.
– Ты должен сказать. Ты должен сказать что-нибудь еще.
– Нет, не должен.
– Ты в дурацком настроении.
Он пожал плечами, не соглашаясь и не сожалея.
– Кто хочет на обед пиццу? – Тетушка вошла на кухню, как будто не замечая напряжения. Она посмотрела на нас обоих и замерла. – О, Господи. Что происходит?
Я не знала что сказать.
Тенс вздохнул, вытер руки кухонным полотенцем, но ничего не сказал.
Тетушка скрестила руки и осталась на месте. Она пыталась смотреть сразу на нас обоих.
– Что случилось? Тенс, засунь себе в задницу свое плохое настроение. Я при смерти, забыл? У умирающих нет времени на глупости.
Я побледнела. Как она могла относиться к этому так бесстрастно?
– Маленькая моя. Что случилось с твоими волосами? – она взъерошила мои волосы. – Мне нравится.
Тенс фыркнул.
Я подняла на него брови.
– А, понятно. Вот в чем дело. – В уголках ее глаз появились морщинки. – Тенс, признавайся, что происходит? Садитесь! – Она пихнула нас к столу.
– Я не ожидал этого, – Тенс потянулся, как будто собирался потрогать мои волосы, но одернул себя. – Извини.
Я не поняла, то ли он извиняется за свои комментарии, то ли за то, что чуть не коснулся меня.
– Спасибо.
– И? – подбодрила тетушка.
– И как я должен это сделать? Сам? – спросил её Тенс.
– Ты имеешь в виду стать Защитником? – Казалось, она точно знает, что он имеет в виду. Она повернулась ко мне:
– Он тебе уже рассказывал?
Тенс покачал головой.
– Судя по всему нет, – я видела, как он водит руками по столу.
– Ты позволишь мне? – спросила его тетушка.
Он кивнул.
– Создатели охраняют Фенестр с помощью ангелов-воителей, Сангров, о ком мы уже немного поговорили. Также Создателям помогают люди, руководствуясь верой или внутренними моральными принципами. Иногда люди даже не осознают, что действуют от имени Создателей. Так Создатели предоставляют большей части Фенестр Защитника. Иногда это ангел, но чаще человек, одаренный исключительной храбростью, умом, мужеством и состраданием. Они могут ощущать присутствие своей Фенестры и интуитивно понимают их чувства.
– Я поняла, и что дальше? – спросила я, ожидая продолжения. Я заметила, что шея Тенса начинает заливаться краской.
– Если в твоем случае мы описываем происходящее, как окно, то они являются стенами, поддерживающими это окно, тем, что помогает окнам выполнять свою функцию.
– Боже мой, так ты тетушкин Защитник? – воскликнула я. И тут же ощутила непроизвольную ревность.
– Её? – Мы встретились взглядами с Тенсом.
– Нет, детка, он твой Защитник. – дотронулась тетушка до моей руки.
– Мой? – я ошарашено сглотнула.
Тенс кивнул.
– Так ты можешь прочесть мои мысли?
Тетушка хихикнула.
– Нет, он этого не умеет. Но он может понять твое настроение, твои чувства, хотя иногда сам не понимает того, что чувствует. Это требует усилий. И времени.
– А кто твой Защитник, в таком случае? – я все еще не осознавала происходящее.
Она переменилась в лице.
– Наиболее близким к Защитнику был Чарльз. Но мне не суждено было иметь Защитника. В наши дни из осталось еще меньше, чем Фенестр. И еще меньше тех, что может самостоятельно сражаться с тьмой.
– Ой.
– Я хочу пепперони. Тенс, а можно заморозить лазанью?
– Конечно, – пробормотал он.
– Я пойду надену пальто. Подождите меня минутку. – Тетушка снова запустила пальцы в мои волосы. – Так мило.
Она улыбнулась и вышла из комнаты.
– Тебе наверно хотелось кого-то получше? Кого-то более стоящего? – спросила я Тенса. Я была уверена, что он расстроен, так как ожидал получить настоящего супермена вместо меня.
– Нет, это не так! – он схватил меня за руку. – Тебе было так грустно. И одиноко. И страшно. А я ничего не мог сделать, не мог помочь. Я думал, что когда ты приедешь сюда, тебе станет лучше. А теперь ты тут, но все еще…
– Печальна, одинока и напугана? – спросила я, нахмурившись.
– Я не совсем знаю, как это сделать – ты меняешься, а я не могу за тобой угнаться.
– И я не могу, мы оба это понимаем.
– Я готова! – сказала тетушка от входной двери.
Он улыбнулся. – Прости меня – за все. У тебя очаровательная прическа.
– Не стоит. Мы в порядке, – я сжала его пальцы, и тут же отпустила. – Начнем сначала, – я протянула ему руку. – Очень приятно познакомиться, Тенскатава Вальдес. Я Меридиан Созу.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю что?
– Мое полное имя.
Я выпятила подбородок, как будто у меня были все права на мое шпионство. – Я нашла пачку старых писем.
– Писем?
– От твоего деда для тетушки.
– Где? Ты что, шпионила?
– В комнате наверху. Я искала ножницы. Я отдам тебе письма, когда мы вернемся, ладно?
Но было поздно. Его глаза вновь затянуло тучами, и на этот раз я была причиной этого.
Глава 17
Вот чему нас учат. Вот что мы знаем. Это наша самая сокровенная тайна, чтобы найти которую придется буквально умереть. Умереть придется ищущему, а не нам. Нам необходимо жить до конца. Так что мы никогда не рассказываем. Когда наши близкие покидают свои тела и могут нас впервые увидеть, что ж, в тот момент уже поздно что-либо объяснять. Так что мы рождаемся в свете и становимся проходом, тропой между этой жизнью и загробной.
– Джоселин Уинн. 1770–1876.
Когда я приехала, я абсолютно не обратила внимания на город. Но теперь, наблюдая, как леса и фермерские угодья уступают место заколоченным фабрикам и заброшенным окраинам, я увидела остатки когда-то яркого места.
– Что случилось с этим местом? – спросила я.
Тетушка вздохнула. – Мне больно видеть все это. Это ужасно. Просто ужасно.
Тенс сказал: – Рабочие уехали, заводы встали, шахта закрылась. Производство сокращалось несколько лет, и люди покинули это место.
Старомодные здания из вагонки, относящиеся к эпохе Дикого Запада, давили на плечи, отдавая ощущением ранних переселенцев. Самое новое здание выглядело так, словно его построили в семидесятые. Краска отваливалась целыми полосами, а таблички висели под немыслимыми углами. Выбоины на дороге попадались так часто, что это перестало удивлять.
По мере приближения к городу по обеим сторонам дороги стали появляться рекламные щиты с улыбающимся лицом Преподобного Перимо. После того, как его голливудское лицо в шестой раз пригласило нас присутствовать при явлении Господнем в воскресенье, я вслух поинтересовалась:
– Он что, серьезно?
– У него есть на то причина, – ответила тетушка.
– Он меня вычислил.
– Как? – Тетушка повернулась и посмотрела на меня.
– Он декламировал мне вирши из Библии, когда мы нашли Селию. Затем он вдруг стал очень любезным, когда подошел Тенс.
– Он мне не нравится, – прорычал Тенс.
– Он уже знал мое имя заранее, я ему его не говорила.
– Это может быть эффектом "малоэтажной Америки" в действии. – Тетушку, казалось, не убедили мои слова.
– Но кто знал, что я здесь?
– Не знаю.
– Кроме того, он делает добро для города. – добавила тетушка, как будто не хотела себе признаться.
Постепенно свежевыкрашенные домики, освещенные рождественскими огнями, начали появляться среди пустых домов. На каждом газоне был рождественский пейзаж или светящийся крест. Я не видела символов Хануки или Кванзы. Так же не было изображений Санты Клауса.
– А где Санта?
– Городской совет проголосовал вернуть Христа на Рождество.
– Без Санты?
– Ага. Преподобный Перимо и политикой балуется. – Тенс выплевывал слова, словно те были кислыми.
Вокруг нас были видны новые стройки и реконструкции. Краска была настолько свежей, что казалась невысохшей. Центральный магазин, Рождественская книжная ярмарка, салон красоты. Все сверкало. Искусственные цветы и гирлянды украшали витрины, вместе с фигурами трех царей и звезды на востоке.
Громадный собор свергал в прожекторах, как спортивный стадион. Крест отражал свет так, будто был инкрустирован миллионами алмазов.
– Ух ты, – я не понимала, то ли это была церковь, то ли казино в Вегасе.
– Ничего не скажешь, а? – Тенс улыбнулся мне через плечо.
– По крайней мере он нанял горожан для реконструкции. – Тетушка сказала это так, будто она пыталась найти в этом что-то хорошее.
Тенс припарковался перед маленькой семейной пиццерией.
– Круто, – сказала я.
– Лучшая пиццерия в городе.
Тенс взглянул на меня и улыбнулся. Запах чеснока и дрожжевого хлеба успокаивали. Дома мы ели пиццу раз в неделю.
Наше прибытие отметил звон колокольчиков на входе. Плотный мужчина с бородой подошел к нам с огромной улыбкой:
– А, Миссис Фуллбрайт. Приятно вас видеть. Замечательное время
Он разложил перед нами меню и ушел за стойку.
– Почему сейчас замечательное время? – спросила я, когда мы уселись в глубине пустого ресторана. Тенс поставил стул рядом со мной.
– Тут будет много народу когда закончится церковное занятие, примерно через час, – ответил Тенс.
– О.
– Каждым вечером так.
– Каждый вечер проходят церковные занятия?
– Разные группы, разные занятия, но в любом случае церковь стала центром города.
– Как обычно? – спросил мужчина, возвращаясь с тремя стаканами воды.
– Вы так хорошо меня знаете, мистер Ломбардо, – смеясь, сказала тетушка. – Позвольте представить вам мою племянницу, Меридиан. Она приехала в гости из Портленда.
– На каникулы? Такая прелестная девушка. Нам будет вас не хватать, миссис Фулбрайт.
– Почему? – спросила я, удивляясь, что он тоже знает, что она при смерти.
Мистер Ломбардо как будто пристыдившись опустил глаза.
– Мы уезжаем. Первого января.
– Не говорите так. Пожалуйста, – тетушка сжала его руки.
Он опустил голову. – Тут стало слишком неудобно. Мы слишком стары, чтобы сражаться. Лучше уехать.
– Так же как Митчеллы, Вандербильты, Джонсоны и Смиты? – печально спросила тетушка.
– Нас выкупили, так что здесь останется пиццерия.
Мистер Ломбардо попытался улыбнуться, но его улыбка больше походила на гримасу.
– Она не останется прежней. Совсем. – смахнула слезу тетушка.
Когда мистер Ломбардо отошел, я порылась в тетушкиной сумочке и дала ей салфетку.
Через минуту-другую Тенс наклонился ко мне.
– Они все либо уехали, либо их купили.
– Кто?
– Все, кто не был согласен с Перимо и его последователями. Никто не остался свободным от них. Они даже избрали городской совет и шерифа, каждый из которых поклялся отстаивать любовь Господа над людьми. Мужья могут "воспитывать" своих жен и детей, местные школы преподают науку креационизма и молитвы, налоги идут скорее в церковь, чем в правительство.
– Но это же незаконно, правда ведь? – Я не могла себе даже представить такое.
– Законно или нет, но они так делают. Люди приезжают сюда из за церкви, и Перимо насколько убедителен, что он может сделать гонения логичными и рациональными. Старожилы умирают или же просто уезжают.
– Но почему они не борются?
– Малышка, человек всегда идет по пути наименьшего сопротивления. Есть лишь немногие, совсем немногие, которые хотят с чем-то бороться. – хмуро сказала тетушка.
Мистер Ломбардо принес нам пиццу, но оказалось, что аппетит пропал.
– Миссис Фулбрайт, прежде чем они придут сюда я должен вас предупредить. Вокруг вас ходит много слухов и шепотков.
– Расскажите мне.
– Смерти, Миссис Фулбрайт, младенцы. Они говорят, что это из-за вас. Они злятся. Преподобный говорит, что Богоявление – это время новых начинаний и для того, чтобы поприветствовать Господа в новом году, необходимы радикальные изменения. Жертвы.
– Со мной все будет хорошо, мистер Ломбардо.
– Это очень серьезные угрозы. Очень страшные. Я боюсь за вас. Я не слышал ничего конкретного, но того, что я слышал, достаточно. Достаточно, чтобы начать волноваться.
– Спасибо, но все будет хорошо.
Он повернулся ко мне.
– Вы присмотрите за ней, да?
Колокольчики на двери зазвенели, и вошли несколько семей, розовощекие и светящиеся радостью и весельем.
Мистер Ломбардо быстро отошел от нашего стола.
Я не знала, что сказать. От Тенса исходило напряжение. Его как будто воткнули в розетку. Это нервировало.
– Надо понимать, что нам стоит уйти? – наконец спросила я, когда никто из нас так и не притронулся к кускам пиццы.
– Да, это хорошая мысль, – ответила тетушка.
Я подошла к стойке, чтобы взять коробку и расплатиться. В это время Тенс сидел с тетушкой за нашим столом. Я вслушивалась в шепот, сопровождавший меня, пока я шла по ресторану.
– Она ведьмина…
– Тоже ведьма?
– Убила тех детей…
– Дала матерям умереть…
– Мы не простим это им…
– Сжечь…
Я повернулась, чтобы увидеть взгляды. Шепот прекратился, люди отвели глаза, как будто они за мной не наблюдали.
Я постояла минуту, и разговоры возобновились, как будто меня никто не замечал.
Тетушка держала голову высоко поднятой когда мы уходили.
– Ребекка, рада тебя видеть. Эван, Эмили, ваша дочь Ева так быстро растет. Она замечательный ребенок.
Они как один ерзали и что-то бормотали не глядя на нас и не отвечая на тетушкины приветствия.
– Эндрю, ты вырос очень симпатичным человеком. Фермерство тебе подходит, – она все еще пыталась. Некоторые нас не замечали, как будто мы были невидимы.
– Половине из них я помогла родиться. Вторая половина приехала сюда из-за церкви, – сказала она пока мы шли к Ленд Роверу.
Две шины из четырех были проколоты. Тенс обернулся, разглядывая тени.
Тетушка села на пассажирское сиденье. Она казалась съежившейся и усталой, как если бы состарилась, проходя мимо тех людей.
– Их нет, дорогой. Неужели ты думал?
– Я купил четыре заплатки, когда ходил в город. Все шло к тому, что они нам понадобятся. – Тенс скинул пальто и перчатки.
– Я помогу, – предложила я, не уверенная, что он разрешит.
– Спасибо. – Он дал мне фонарик.
Я закрыла тетушку в машине, а Тенс достал домкрат.
– О чем она говорила?
– Тетушка десятилетиями работала городской акушеркой. Еще до того, как тут появилась врачебная практика, до того, как построили большую больницу в двух часах отсюда. Она со всем справлялась. И все хотели, чтобы она им помогала.
– С полгода назад, старейшины церкви собрались и постановили, что все беременные женщины должны лечь на сохранение на последние три месяца беременности. Они обосновали это необходимостью обучения материнству, чтобы помочь семьям лучше подготовиться к рождению малыша. И они запретили акушерство не от церкви.
– Бред. – Я держала фонарик пока Тенс профессионально заделал повреждения и надул спущенные шины.
– Потом они постановили, что женщины должны очищаться для родов. Был целый свод правил, которым необходимо следовать. Только хлеб и сок – как в Причастии – в последние две недели; нельзя включать кондиционеры – комната должна иметь температуру тела; не использовать болеутоляющее потому что, женщины были созданы чтобы переносить боль деторождения…
– Мужчины составляли этот список? – фыркнула я.
– Ага. Как бы то ни было, в скором времени тетушка была исключена из этого процесса.
– Но мы же в Америке и на дворе двадцать первый век. Это же полная чушь.
– Я понимаю, что это звучит ненормально, но именно таким образом всем прихожанам промыли мозги. А головорезы Перимо специально учились выставлять его пожелания благовидными. Одна крошечная вещь ведет к многим большим вещам. Он может заставить отдельных людей чувствовать себя особенными – важными, таким способом, которого я никогда не видел. Он обладает потрясающей властью над людьми.
– Почему они думают, что тетушка убила младенцев?
– Было семь беременных женщин, срок каждой отличался не более чем на неделю, и они были первыми, к которым применили новые правила. Роза Кеннеди была первой, у кого начались схватки. Она была ослаблена от питания только хлебом, и схватки были длинные. Она стала терять сознание, и ее муж в панике позвал тетушку. К тому времени как мы с ней добрались туда, Роза и ее ребенок были мертвы. Я тебе рассказывал. Их спальня выглядела как картинка в исторической книге. Перимо прибыл сразу за нами и объяснил смерть Розы недостатком веры. Также он отметил, что тетушка не была верующей и даже, возможно, действовала против веры.
– О, Боже.
– То же самое случалось в тех или иных вариациях на протяжении всего октября; новорожденные жили только несколько часов, один ребенок родился с серьезным пороком, у другой матери порвалась плацента. Каждый раз члены семьи ждали до конца прежде чем начинали искать помощь. Скоро они начали винить тетушку и называть ее ведьмой. Но это случайные совпадения. Я не знаю, неудачи, плохие сроки. Но когда люди напуганы, этого достаточно, чтобы разжечь сомнения и обвинения. – Тенс закрутил последний болт. – Теперь все в порядке.
Я дрожала.
– Уходим отсюда.
Он положил свою руку на мою.
– Будь осторожна. С этой церковью что-то не так. Перимо всегда со мной любезничал, но в его глазах нет ничего подобного. Это очень старомодный маленький город, который всегда был воцерковлен, но он что-то затеял. Это как поезд с отказавшим тормозом. Я попытался найти что-нибудь о нем в интернете, но нет упоминаний его прошлого. Я нашел только названия церквей, где он служил, но были только почтовые адреса, номера отключенных телефонов и голосовой почты. Как будто он появился из ниоткуда.
