Текст книги "Алмазная нелюбовь (СИ)"

Автор книги: Элли Лартер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Алмазная нелюбовь
Элли Лартер

1 глава. Марина

Анджей надевает мне на шею тяжелое бриллиантовое колье. Его теплые пальцы – как будто бы невзначай, но я-то знаю, что специально, – касаются моей кожи. Уверена, его завораживает мой ровный золотистый загар: я только что вернулась с французской Ривьеры. Не очень-то хотелось, честно говоря, но отец настоял: у него ко мне какой-то важный разговор, а по телефону – нельзя.

Интересно, для чего же тогда придумали всю эту современную технику, смартфоны, мессенджеры, социальные сети? Чтобы ради каждого «важного разговора» лететь с каннского побережья в шумную и душную, пропахшую трудовым потом тысяч эмигрантов Москву?

Столица – липкий, гадкий человеческий муравейник. Я не слишком люблю бывать здесь. Но – приходится. Причем после смерти мамы все чаще. Иногда мне кажется: отцу скоро надоест оплачивать мои европейские счета, он выставит на продажу мой каннский домик и велит возвращаться в Россию. Насовсем. Но я все еще надеюсь, что этого никогда не случится... А если и случится – я уже не буду финансово зависеть от него и смогу делать все, что мне только заблагорассудится.

Анджей отвлекает меня от мыслей, тянет высоким, тонким голосом:

– Что скажешь, мадемуазель?

– Очень красиво, – улыбаюсь я, рассматривая колье, сверкающее на моей шее. Все, что делает Анджей, – красиво. Вся новая коллекция отцовской компании – красива. И хотя Анджей всегда повторяет, что это именно я – украшение отцовских бриллиантов, я-то знаю: я – всего лишь живой манекен, чей ровный загар идеально оттеняет ослепительный блеск этих роскошных украшений.

Для отца я тоже – манекен. Изящная куколка, которой можно похвастаться на очередном благотворительном вечере или рауте:

– Это моя дочь Марина. Ей двадцать лет. Знаете ли, она сейчас большую часть времени проводит в Каннах, закончила там школу, говорит на французском лучше, чем на русском... А еще она – лицо всех моих ювелирных коллекций!

– Ах, какая красавица! Какой заботливый отец! Какая чудесная семья! – залопочут восторженно все вокруг, но отец уже оттарабанил заученную речь и переходит к представлению Анджея:

– А это мой прекрасный дизайнер, автор всех бриллиантовых шедевров «Diamond Corporation»...

Какая прелесть. Какой фарс.

Я бы давно уже отказалась быть моделью отцовских коллекций – но мне жаль Анджея. Он один из немногих, кого я могу называть другом. Именно другом, черт побери! Ведь его романтический интерес – отцовский секретарь Кир, – куда симпатичней меня. Все знают: Анджей предпочитает блондинов. А я – брюнетка. И – девушка. Двойной пролет. Зато Анджей называет меня своей творческой музой, таскает меня по выставкам, театрам и магазинам, кормит вкусными кексами, которые называются французскими, хотя во Франции я таких не встречала, и обещает сшить мне свадебное платье... однажды, когда я захочу выйти замуж. Спойлер: я не захочу никогда.

А отец – он способен только деньгами разбрасываться. Под его руководством – гигантский алмазный холдинг: добыча алмазов, обработка алмазов, продажа алмазов по всему миру, а также создание собственных уникальных ювелирных коллекций. Алмазы, алмазы, алмазы... Такие же блестящие, красивые и холодные, как мой отец и как моя жизнь.

После примерки новой коллекции Анджей приглашает меня в свою мастерскую «на чашечку кофе», но я отказываюсь: надо наконец съездить в офис к отцу и выяснить, что ему от меня нужно. Анджей кажется приунывшим, но только на минуту: потом ему звонит Кир, и они договариваются о свидании. А я спускаюсь на первый этаж и прохожу через три поста охраны, чтобы сесть в автомобиль и поехать в Москву-Сити.

«Империя», пятьдесят первый этаж. Лифт едет бесконечно долго – или мне только кажется?

Я выхожу на нужном этаже и не успеваю взяться за ручку массивной стеклянной двери, ведущей в отцовский офис, как мне навстречу выруливает молодой мужчина в кожаной куртке. В первую секунду я не обращаю на него внимания, но потом наметанный глаз все же замечает подвох, и в голове проносится мысль: что он тут забыл? Москва-Сити – территория белых воротничков, отглаженных идеально галстуков, костюмов от Версаче и Луи Виттон, Роллексов стоимостью в сотни тысяч долларов, богатства, пафоса и старательного выпячивания брендовых логотипов... А у этого парня – потертая кожанка, рваные джинсы, взъерошенные темно-русые волосы и кольца-печатки на пальцах.

Парень тоже замечает меня и как будто бы узнает. Притормаживает, присматривается, словно оценивает... У меня по спине пробегает холодок: пристальным и нахальным взглядом он как будто раздевает меня догола... Я хочу уже скрыться от него в офисе, как он вдруг он меня окликает:

– Эй, Марина?

– Да... – отзываюсь я ошалело, все еще не понимая, что происходит. – Мы с вами знакомы?

– Скоро познакомимся, киска, – он неожиданно хватает себя за промежность, сжимая сквозь джинсы, его губы расползаются в ухмылке, а еще через секунду он скрывается за углом. Я ошарашено смотрю ему вслед, потом оборачиваюсь и... вижу отца.

– Уже познакомились? – спрашивает он, подходя ближе и дежурно целуя меня в обе щеки.

– Что? Нет! Кто это? – спрашиваю я.

– Хм... – отец как будто раздумывает, сказать сразу или подождать, а потом таки окатывает меня ледяной водой: – Этой твой будущий муж.

2 глава

Отец – по его собственным словам, – «срать хотел» на мое мнение по поводу предстоящего замужества. Когда я напоминаю ему, что мы, на минуточку, живем в прогрессивном двадцать первом веке, где рабство и династические браки давно отменены, а любого вида насилие и принуждение преследуются по закону, он чуть ли не за шкирку втаскивает меня в свой роскошный стеклянный кабинет и быстро пихает в большое кожаное кресло:

– Заткнись ты уже!

– В смысле – заткнись?! – я вспыхиваю и тут же вскакиваю с места. Сквозь стеклянную дверь кабинета видна приемная: Кир пялится на нас вовсю. Отец подходит к двери и быстро задергивает шторку:

– Это вынужденная мера.

– Вынужденная мера?! Ты издеваешься? Что за бред вообще?! – я размахиваю руками, не в силах унять свою злость. Разумеется, я не собираюсь замуж за того мерзкого помойного хама! И вообще не собираюсь замуж! Но как моему отцу вообще пришла в голову эта тупая идея?! И как он хоть на мгновение мог подумать, что я – соглашусь?!

Когда я немного успокаиваюсь, отец рассказывает мне, с чего все началось. Я слушаю – и с каждой секундой все шире открываю рот, откровенно офигевая от того, в какую задницу загнал меня – и себя тоже, – мой слишком уж падкий до бабла папаша.

Два месяца назад – я была в это время в Париже, – он был на каком-то благотворительном вечере и там познакомился с неким Максимом Витальевичем Красоцким – руководителем транспортной компании. Компания эта сотрудничала с десятками партнеров по всей России и перевозила в азиатские страны (от Казахстана и Монголии до Саудовской Аравии и Камбоджи) все подряд: хоть мебель, хоть шмотки масс-маркета, хоть брендовые вещи. Так сказал Максим Витальевич – а отец поверил и решил тоже завязать сотрудничество. Пускай, мол, ваши ребята и часть моих алмазов перевозят: почему нет? Вот вам выгодные условия, вот вам деньги, вот вам моя подпись и мое рукопожатие!

Но транспортная компания оказалась прикрытием: на самом деле отец связался с группой контрабандистов. Эти парни действительно перевозили в ближнее и дальнее зарубежье все что угодно, помогая своим партнерам не платить налоги, но драли за это бешеные деньги. Ну что же, подумал тут мой папаша, это тоже отличный вариант! Раньше за экспорт необработанных алмазов и бриллиантовых украшений приходилось платить нехилые государственные пошлины – теперь можно было платить только Красоцкому, а значит – в разы меньше.

Контракт – а точнее, преступная сделка, – был подписан.

– Серьезно, мать твою?! – вспыхиваю я, когда отец прерывается, чтобы промочить горло глотком бренди. – Ты ввязался в криминал, чтобы не платить налоги и госпошлины? Это же контрабанда! Преступление! Твои адвокаты знают, что ты творишь?!

– Нет, и не узнают, если...

– Если я им не расскажу?! – заканчиваю я за него. – А я расскажу! Не то чтобы мне есть дело до твоей компании и твоих миллионов, но...

Черт! Конечно, мне есть дело до его миллионов! Я уже смирилась с тем, что он паршивый отец. Но во всем надо было искать хорошее – и я нашла. Отец был неиссякаемым мешком золота – а точнее, алмазов, – из которого оплачивались все мои счета: и парижская квартира, и любимый каннский домик, и «мерседес», и все мои перемещения по миру... Я привыкла к Франции, путешествиям и жизни подальше от этого человека. Теперь все это висело на волоске.

– Ты еще нихрена не поняла? – шипит отец, наклоняясь ко мне и почти брызжа слюной в лицо. – Мы подписали договор. Теперь мы повязаны. Если я расскажу об этом хоть кому-то – меня тоже сдадут, и это лишь меньшее, что они могут...

– Ясно! – нетерпеливо перебиваю я. Мне понятна суть «важного разговора» – говорить больше не о чем. Я просто хочу уйти и подумать обо всем этом в одиночестве. – Ну а я-то тут при чем?!

– Максиму Витальевичу была нужна какая-нибудь гарантия... Что-то, кроме подписанной бумажки, чтобы он мог доверять мне. У них есть круговая порука, и клятвы на крови, и слово чести...

– Слово чести? – фыркаю я. – У бандитов?

– Вот именно. Тебе не понять. И мне тоже, – хмыкает папаша. – Он так и сказал. Именно поэтому ему мало моего честного слова. Ему нужна физическая, осязаемая гарантия того, что мы теперь партнеры. Я предложил ему деньги, предложил ключ от одной из своих банковских ячеек...

– А он что? – хоть я и не собираюсь сдаваться на милость отцовским сделкам и договоренностям, по спине от ужаса пробегают мурашки.

– А он сказал, что ты – отличный вариант. Единственная и любимая дочка.

– Ха. Ха. Ха, – говорю я по слогам, подчеркивая ироничность сказанного им. – Тебе лишь следовало признаться, что тебе плевать на меня...

– Максим Витальевич хочет, чтобы ты вышла замуж за его сына, – продолжает отец, игнорируя мою насмешку. – Чтобы можно было контролировать меня – через тебя.

– Ага. Уже бегу.

– Они могут сделать что угодно.

– Твои проблемы, – я наигранно-равнодушно пожимаю плечами. В конце концов, даже самые стремные отцовские проблемы – это же не повод выходить замуж за незнакомого мужика?

– Марина! – говорит он строго, но он, кажется, забыл: мне уже не десять лет, и помыкать мной, как в детстве, не получится. Довольно с него и благотворительных вечеров, где я играю роль его любимой и любящей дочери. – Марина! – повторяет он еще строже, но я уже не слушаю. Сгребаю в охапку свою сумочку от Шанель и быстрым шагом направляюсь к дверям. У меня в планах – завтра же улететь обратно в Канны.

– До свидания, папочка.

Но с Каннами выходит заминка.

На следующий день меня похищают.

3 глава

Я не сразу решаюсь открыть глаза: страшно. Хотя гулкие удары сердца и неровное дыхание наверняка выдают то, что я уже пришла в сознание. Чувства возвращаются медленно. Кажется, я лежу на полу. Застыла в неудобной позе. Откуда-то сильно дует. Пахнет сыростью и пылью. Есть ли кто-нибудь рядом? Наблюдают ли за мной?

Шея затекла, в одном месте покалывает особенно сильно – видимо, именно туда всадили шприц со снотворным. Я собиралась в аэропорт, заказала такси, затем вышла из отеля... потом – вонзающаяся сзади игла, чьи-то руки, подхватывающие обмякшее тело, все вокруг как на негативе, слабость и пустота.

Вокруг тихо. Слышно только, как гуляет где-то неприятный весенний сквозняк. Я наконец решаюсь открыть глаза...

Мать твою! Я сразу сталкиваюсь взглядом с наблюдающим за мной человеком. Он совсем близко – его лицо сантиметрах в пятидесяти от моего, зеленые глаза смотрят исподлобья внимательно и не мигая. Это тот самый мужчина, которого я видела в отцовском офисе. Я тут же отползаю к стенке, упираясь плечом в холодный бетон.

– Привет, киска, – говорит мужчина. И как я только могла не услышать его, пока лежала с закрытыми глазами? Он что, не дышал? – Я же обещал, что скоро познакомимся.

– Кто ты, мать твою, такой, что тебе надо?! – рычу я, но получается не слишком сурово: меня сковывают слабость и страх, а он нависает надо мной, как удав над кроликом: вот-вот схватит и сожрет. Кажется, что он не моргает и не дышит. Только ухмыляется тонкими губами.

– Обычно меня зовут Витом, – сообщает мужчина. – Но ты можешь звать меня «милый».

– Иди нахрен, – голос у меня дрожит, но я не собираюсь сдаваться на милость его хамским выпадам. И вот за этого урода папаша хотел выдать меня замуж? Ну нееет... Пусть лучше он прирежет меня.

– На хрен... – ублюдок специально делает паузу между словами. – На хрен, скорее, пойдешь ты, но только после того, как сама этого захочешь... Ну, или в первую брачную ночь, в крайнем случае.

– Да пошел ты... – начинаю я, но затыкаюсь, предугадывая, что мужчина и на этот раз найдет, как пошло, вульгарно перевернуть мои слова.

– Я тоже пойду, – улыбается он. – Но мне казалось, столь благовоспитанные французские барышни, как вы, мадемуазель Мари, начинают знакомство с будущими супругами никак не с обсуждения грядущей сексуальной жизни...

Он неожиданно протягивает мне ладонь, и в первую секунду я вздрагиваю, интуитивно вжимаясь в бетонную стену лопатками. Но нет, похоже, он просто хочет помочь мне подняться с пола. Впрочем, это ничего не меняет: руку я ему не даю и сама встаю на ноги. Меня пошатывает, ведет из стороны в сторону, так что мужчина пододвигает мне стул:

– Садись.

Я повинуюсь.

– Подвал? Серьезно? – невольно вырывается у меня.

Мне, в принципе, все ясно: отец сообщил мне о замужестве, я сбежала, меня похитили. Но почему, мать вашу, подвал?!

– Чтобы своими воплями ты не мешала обитателям нашего дома, – невозмутимо объясняет мужчина. – Тут отличная звукоизоляция, поверь мне. Когда решим заняться особенно жестким сексом, непременно спустимся сюда: хоть закричись – никто не услышит. Хочешь попробовать?

Я с трудом подавляю рвущееся интуитивно «иди нахрен» и вместо этого сжимаю губы:

– И что теперь? Меня вынудят поставить подпись на брачном свидетельстве, заставят жить в подвале, а ты время от времени будешь спускаться и потрахивать меня?

Кукла для бриллиантовых коллекций.

Кукла для отца.

Теперь еще и кукла для хама-контрабандиста?

– А тебя, я смотрю, и вправду очень волнует наша будущая сексуальная жизнь, – ухмыляется ублюдок. – Похвально. Может, не такая это была паршивая идея, как мне сначала показалось.

– Паршивая идея? – переспрашиваю я невольно, хмуря брови.

– Думаешь, я очень-то хочу жениться? Нифига, – Вит качает головой с гладко прилизанными русыми волосами. – Это отцовская идея. Все ради бизнеса, так сказать.

– Я хочу домой, – говорю я слабым голосом. Если он не хочет жениться – может, отпустит меня? Чем черт не шутит.

– Нет, – мужчина как ножом отрезает. Чуть осмелев, я продолжаю рассматривать его. Наверное, тот еще бабник. На его типаж падки все – от европейских красоток до московских шлюх. Высокий, плечистый, с красивыми скулами, высоким лбом и небольшой бородкой. Вот ведь текут по нему, наверное, телки из бандитской тусовки. – Давай-ка кое-что проясним, киска, – он наклоняется ко мне, упираясь ладонью в спинку стула позади меня, и я чувствую тепло его руки и его запах. Его собственный мужской запах. Без перебивающих ароматов дезодоранта или туалетной воды. – Я не хочу жениться – но этот фиктивный брак нужен нашему семейному бизнесу. Ты будешь жить в этом доме, а в подвале или в моей спальне – выбирать только тебе. Если ты не захочешь спать со мной – я не расстроюсь. У меня полно тех, кто без лишних разговоров сядет на мой член. Но запомни: попытаешься сбежать – будет плохо. И тебе, и твоему папаше, и вашим алмазным залежам. Не хочешь, чтобы твой отец оказался в тюрьме или в могиле – будь паинькой. Ты все поняла?

Я нервно сглатываю, осознавая, что все это время смотрела ему прямо в глаза. Отвожу взгляд.

– Поняла, – киваю. А что мне, блин, еще делать? Само собой, я попытаюсь разрулить это все – но прямо сейчас лучше согласиться. Может быть, даже сделать вид, что я смирилась.

– Не пытайся обмануть меня, – говорит Вит, как будто слышит мои мысли. – Поверь: в этом доме я твой единственный друг.

– Неужели, – сдавленно произношу я.

– Давай, французская неженка, поднимайся, я покажу тебе свой траходр... ээ, свою спальню, – он ухмыляется. – Может быть, тогда ты согласишься, что там лучше, чем здесь.

Он снова протягивает мне руку, и в этот раз я покорно вкладываю свою ладонь в его.

4 глава

По-моему, мы где-то в Подмосковье. По крайней мере, я не слышу гула городских улиц сквозь приоткрытые окна, а сам дом явно частный. Мы поднимаемся по лестнице – дважды. Значит, тут минимум два этажа.

Дорогой ремонт сразу бросается в глаза: я с детства умею отличать подделки от оригинала и находить алмазы в куче просто блестящих камушков. Повсюду натяжные потолки, стены обиты дубовыми пластинами, мебель тоже дубовая, полы с подогревом, мягкие ковры, стандартные элементы декора – бронзовые и слоновые статуэточки, вазы, египетские тарелки и индийские Будды, – сумасшедшим образом переплетаются с двумя мини-барами, муляжами черепов на стенах, коллекцией холодного оружия под стеклом посреди коридора и фотографиями с изображением мотоциклов и спортивных автомобилей.

– Чего рот открыла? – ухмыляется Вит. – Твои-то каннские хоромы, небось, покруче наших. Мы не миллионеры, люди скромные, трудовые.

– Трудовые? – фыркаю я. – Да вы преступники.

– А ты дочь преступника и почти жена преступника, – резонно замечает мой новый знакомый. – Проходи, чувствуй себя как дома, – он отпирает ключом, взятым из связки на поясе, дверь в конце коридора. Я несмело переступаю порог: это спальня. Оглядываюсь на мужчину: он недобро лыбится. Интересно, какова вероятность, что он меня изнасилует? Я, конечно, не нежный девственный цветочек, но от мысли, что этот мерзкий, грязый, вульгарный извращенец будет лапать меня руками, слюнявить мои губы своим ртом или даже вталкивать в меня свой член, меня откровенно мутит. Если он попробует хотя бы прикоснуться ко мне – я врежу ему коленом по яйцам, клянусь.

– У тебя одна кровать, – замечаю я. – Ты ведь не думаешь, что я буду спать с тобой в одной постели?

– Ты ведь не думаешь, что ради тебя я поставлю вторую кровать? – отвечает мне Вит. – Ты будешь спать в моей постели – или в том подвале, на полу, – он пожимает плечами.

– А гостевой комнаты у вас нет в доме? – я чувствую в собственном голосе истерические нотки и изо всех сил стараюсь подавить панику. Интересно, мой отец года уже в курсе, что его любимую и единственную дочурку похитили и хотят заставить спать на полу?

– Есть, – Вит кивает. – Но ты не будешь там ночевать.

– Тогда подвал, – говорю я твердым голосом.

– Как скажешь, – усмехается мужчина. – Идем, – и мы спускаемся обратно. В подвале Вит достает откуда-то тонкий грязный матрас и бросает его на пол. Тут же поднимается облако пыли. Я невольно чихаю и принимаюсь тереть переносицу, все еще не веря, что этот урод действительно оставит меня здесь. – Можешь спать на нем. Еще принесу тебе ведро – сама понимаешь, для чего.

– Мне в туалет в ведро ходить?! – я вспыхиваю. Чувствую, как краснеют от стыда щеки. Вит смотрит на меня насмешливо:

– Ты же сама это выбрала, я тут в чем виноват?

– Ты мерзкий ублюдок, – рычу я, неожиданно делая шаг в его сторону и почти тыча пальцем в его гадкое лицо.

– Тшшш, киска, – он примирительно поднимает ладони. – Не делай резких движений. Я могу и не устоять перед такой красоткой.

– Что, изнасилуешь меня?! – больше сдерживать истерику нет сил. Я снова подскакиваю к нему, дергаю в разные стороны блузку, так что верхняя пуговица отлетает, а ключицы и грудь обнажаются. Глаза Вита скользят по кружевному бюстгальтеру, а потом он поправляет мой порванный ворот, лишь кончиками пальцев касаясь раскрасневшейся кожи:

– Если будешь вести себя как сучка – непременно изнасилую.

Странно, но в его голосе я не слышу настоящей угрозы. Впрочем, это меня не успокаивает:

– То есть, тебе можно быть ублюдком, а мне сучкой нельзя?!

– Точно, – он кивает. – Командовать будешь на своем Лазурном побережье. Если когда-нибудь туда вернешься, конечно, в чем я сильно сомневаюсь. А пока – добро пожаловать в реальный мир, киска. Обеда сегодня не будет. Отец вернется – поужинаем.

С этими словами он разворачивается и уходит, запирая за собой дверь. Я остаюсь одна в холодном и практически пустом подвале.

Ближе к вечеру домой возвращается отец Вита – Максим Витальевич Красоцкий. Тогда Вит спускается и предлагает вместе поужинать. Я показываю ему средний палец, и он, пожав плечами, снова уходит.

Постепенно меня начинает знобить. От голода, от холода, от страха, от осознания собственной беспомощности. О своем отце стараюсь не думать – мне и без того тошно.

Обойдя подвал, я нахожу какой-то старый палас. К счастью, в полумраке подвала не видно, пожрали его крысы или нет, так что я укутываюсь в него, как в плед, и ложусь на матрас. Все тело ноет, особенно болит шея, куда несколько часов назад втыкали шприц, но постепенно усталость все же берет свое, и я начинаю засыпать, теряя счет времени и бдительность.

Утром просыпаюсь в постели. Его постели.

Подскакиваю, продирая глаза, заглядываю под одеяло – на мне маленькие шортики и огромная, черного цвета, безразмерная мужская футболка. Чужая одежда. Какого...?! Он что, снова накачал меня чем-то и все-таки трахнул?!

Одна мысль перебивает другую: да нет, вряд ли. Скорей всего, просто переодел в чистое. Но это значит, он видел меня без одежды... Щеки моментально становятся пунцовыми.

Я оборачиваюсь. Он мирно сопит рядом, завалившись на живот, подсунув под щеку большую ладонь с татуировками на костяшках пальцев. Волосы перепутаны, лицо мятое и такое невинное во сне, спина обнаженная.

Несколько секунд я смотрю на него, пытаясь понять, что чувствую. Слово «ненависть» как-то все-таки не вписывается в мои ощущения. Но злость – это да, это точно есть. И она растет во мне с каждой секундой, пока я смотрю на этого вкусно пахнущего, безмятежно спящего, полуголого ублюдка.

Наконец злость становится больше, сильнее меня, заполняет целиком, заливает, как вода, и я вцепляюсь пальцами в его шею в отчаянной попытке задушить его.

У меня ничего не получится – я знаю.

Но мне так хочется напугать его, сбить с толку, разбудить, расцарапав его кожу до крови... Если он думает, что я скажу ему «спасибо» за то, что вытащил из подвала, – нихрена. Лучше бы там оставил. Быть с ним в одной постели гадко, гадко, гадко...

Всего через четыре секунды я оказываюсь на его месте, прижатая за шею к подушке. Мои руки все еще скользят по его коже, но уже не дотягиваются до горла. Я принимаюсь отбиваться, пиная его ногами в пах, пытаясь ударить по лицу, выворачиваясь изо всех сил, но он опутывает меня, как гребанный паук, прижимает мои ноги коленом, вытягивает руки к спинке кровати, рычит в лицо:

– Ошалела, дура? У меня пистолет заряженный под подушкой, я с перепугу и выстрелить мог!