Текст книги "Тайна голландской туфли"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Доктор Минхен придвинул свой стул поближе.

– Я вам могу рассказать о нем, инспектор. Мориц Кнайсель ученый – вероятно, австриец, – работающий вместе с Дженни над весьма революционной медицинской теорией. Что-то по части металлов. У него лаборатория на одном из этажей, специально вытребованная доктором Дженни. Там они проводят ночи и дни в работе. Кнайсель – трудяга.

– В чем состоит суть этого исследования?

Минхен с явным беспокойством ответил:

– Я не думаю, что кому-то известны подробности их работы. Они хранят по этому поводу полное молчание. Лаборатория является изюминкой госпиталя. Никто никогда не входил в нее, кроме этих двух человек. Она запирается массивной металлической дверью, у нее укрепленные стены и нет окон. От внутренней двери лаборатории ключи хранятся у Кнайселя и Дженни, но, кроме ключей, нужно знать комбинацию кодов. Дженни запретил вход в лабораторию буквально всем.

– Тайна за семью печатями, – пробормотал Эллери. – Прямо Средневековье какое-то...

– Вам известно об этом что-нибудь еще? – обратился инспектор к Морхаусу.

– Ничего о самой работе – но я думаю, могу сообщить кое-что интересное. Это самая новейшая разработка...

– Простите. – Инспектор кивнул Вели: – Пошли кого-нибудь за этим Кнайселем. Нужно с ним поговорить. Усади его где-нибудь, пусть ждет, пока я не вызову...

Вели передал приказ кому-то в коридоре.

– Да, мистер Морхаус, продолжайте.

– Думаю, вам это покажется интересным, – сухо повторил Морхаус. – Видите ли, кроме того, что Абби отличалась добрым сердцем и мудрой головой, она все-таки была женщиной. То есть меняла свое мнение бессчетное количество раз. И поэтому я был не сильно удивлен, инспектор, когда две недели тому назад она сказала мне, что хочет изменить завещание.

– Бог ты мой! – застонал Эллери. – Это дело, я вижу, будет изобиловать техническими сложностями. Сначала анатомия, затем металлургия, а тут еще юриспруденция...

– Но не подумайте, что в прежнем завещании что-то было не по ее воле! Нет, она просто переменила намерение относительно размера одной доли наследства...

– Вероятно, доли Дженни?

– Да, Дженни. – Морхаус бросил на Эллери быстрый взгляд. – Не персональной его доли, а фонда научного исследования Дженни-Кнайселя. Ей хотелось, чтобы этот пункт был вычеркнут из завещания полностью. Тут не требовалась переделка всего завещания, однако вырисовались дополнительные резервы в пользу прислуги, нескольких благотворительных фондов и прочее, тем более что последний вариант завещания был составлен два года тому назад.

– И новое завещание было составлено? – Эллери так заинтересовался, что сел совершенно прямо.

– Конечно. Предварительный вариант, к сожалению не подписанный еще. Эта ее кома, а теперь убийство, – поморщился Морхаус, – помешали. Если бы я только знал, что такое может произойти! Никто из нас и не предполагал. Я планировал дать Абби на подпись новый вариант завтра. А теперь слишком поздно. Итак, остается в силе старое завещание.

– Нужно его просмотреть, – резюмировал инспектор. – Завещания вечно являются причиной убийств... Скажите, старая леди вбухала много денег в исследование?

– Вбухала и утопила – именно те самые слова, – резко ответил Морхаус. – Полагаю, все мы с вами могли бы безбедно существовать до конца дней на эти деньги... И все ради чего? Ради каких-то таинственных экспериментов.

– Вы сказали, – вставил Эллери, – что никто, кроме Дженни и Кнайселя, ничего не знает об исследовании. А миссис Дорн знала? Представляется весьма странным, при ее, как вы говорите, здравом смысле и уме, что она финансировала проект, ничего о нем не зная.

– На каждое правило есть исключение, – нравоучительно сказал Морхаус. – Дженни был слабостью Абби. Она слишком верила каждому его слову. Готов поклясться, однако, что на моей памяти Дженни ни разу не обманул ее доверия. Но конечно, она не знала о научной стороне проекта. Понимаете, это долгосрочный проект – Дженни с Кнайселем работали над ним вот уже два с половиной года.

– Вот оно как! – присвистнул Эллери. – А может быть, именно из-за растянутости работ она решила вычеркнуть этот пункт из своего завещания?

– Умное предположение, Квин. – Морхаус поднял брови. – Скорее всего. Первоначально они оба обещали закончить проект за полгода, но затянули на два года. Хотя она, как и прежде, обожала Дженни, она сказала, я цитирую ее слова: «Я прекращаю субсидировать такое сомнительное начинание. Деньги в наши дни становятся все нужнее...»

Инспектор внезапно встал.

– Благодарю, Морхаус. Не думаю, что вы потребуетесь нам далее. Идите.

Морхаус вскочил будто узник, с которого сняли оковы.

– Благодарю. Я еду к Дорнам, – бросил он через плечо. У двери он улыбнулся, как мальчишка. – И не трудитесь сообщать мне, что я должен оставаться в городе, я знаю все о законности.

Через секунду он будто испарился.

Доктор Минхен что-то пошептал Эллери, поклонился инспектору и вышел.

В коридоре раздались шаги. Вели открыл дверь и воскликнул:

– Окружной прокурор!

Инспектор мелкими шагами поспешил навстречу. Эллери поднялся, протирая пенсне... В комнату вошли трое.

* * *

Окружной прокурор Генри Сэмпсон обладал крепко сбитой, мощной фигурой; рядом с ним его заместитель Тимоти Кронин, средних лет, энергичный, с огненно-рыжими волосами, казался тощим; позади них маячил старик с сигарой, в шляпе с мягкими полями, буравивший всех хитрыми пронзительными глазами. Шляпа его была сдвинута на лоб, и прядь седых волос упала на один глаз.

Вели схватил седовласого человека за рукав и прорычал:

– А вот и ты, Пит... Куда ты? Как ты вошел?

– Опомнись, Вели. – Седовласый стряхнул с рукава кулачище Вели. – Разве не знаешь, что я нахожусь здесь как представитель американской прессы по персональному приглашению окружного прокурора? Послушай, отвяжись по-хорошему! Привет, инспектор! Что там – убийство? Эллери Квин, старый ты сукин сын! Дело, верно, горячее, раз и ты здесь... Нашли этого мерзавца?

– Спокойнее, Пит, – притормозил его Сэмпсон. – Привет, Квин. Что происходит? Я вижу, тут полная неразбериха.

Он уселся и бросил шляпу на каталку, одновременно с любопытством оглядывая комнату. Рыжеволосый человек пожал руку Эллери и инспектору. Газетчик облюбовал себе стул и опустился на него со вздохом облегчения.

– Все весьма сложно, Генри, – спокойно сообщил инспектор. – Пока никакого света в конце туннеля. Миссис Дорн была удушена в бессознательном состоянии в период подготовки к операции; по всей видимости, кто-то совершил подмену и выдал себя за оперирующего хирурга; никто пока не может идентифицировать имитатора; сейчас самый разгар расследования. М-да, трудное выдалось утро.

– Вы не сможете расследовать это дело, Квин, – заявил окружной прокурор, нахмурясь. – Кто бы ни был убийца, он избрал жертвой наиболее выдающуюся фигуру во всем Нью-Йорке. Здесь околачиваются десятки репортеров – нам понадобилась половина всего штата городской полиции, чтобы сдержать их напор и не пустить в помещение. Питер Харпер здесь – привилегированная личность, и даже – помоги мне Боже! – сам губернатор звонил полчаса назад. Можете представить себе, что он говорил. Преступление это громкое, Квин, очень громкое! Что за всем этим стоит: осознанная месть, маниакальная личность, деньги?

– Если бы я знал... Послушайте, Генри, – вздохнул инспектор, – нужно сделать официальное заявление для прессы, а нам нечего сказать. Вы, Пит, – угрюмо продолжил он, оборачиваясь к седовласому, – вы здесь с моего молчаливого согласия. Одно неосторожное слово с вашей стороны – и вам придется убраться. И не печатайте ничего такого, что не было сказано. В ином случае... Понятно?

– Я схватываю ваши слова на лету, – усмехнулся репортер.

– И еще, Генри. Ситуация развивалась так. – И старик Квин быстро вполголоса пересказал последовательность событий, открытий и осложнений, произошедших этим утром.

Когда инспектор закончил свой рассказ, он попросил бумагу и ручку и быстро, с помощью окружного прокурора, написал официальное заявление для репортеров, кружащих вокруг здания госпиталя. Были сделаны машинописные копии, которые подписал Сэмпсон; Вели послал своих людей раздать их репортерам.

Инспектор Квин подошел к двери амфитеатра и позвал кого-то по имени. Почти мгновенно на пороге возникла высокая, угловатая фигура доктора Люциуса Даннинга. Щеки врача были пунцовыми от волнения, глаза затуманены, морщины резко обозначились на худом лице.

– Итак, вы наконец решили позвать меня! – накинулся он на инспектора. Его седая голова дергалась из стороны в сторону, пока он колючим взглядом изучал всех собравшихся. – Вы полагаете, что мне нечего больше делать, как только сидеть, вроде той старой женщины или двадцатилетнего юноши, и ожидать милости быть приглашенным! Позвольте же мне сказать раз и навсегда, сэр... – он подошел вплотную к инспектору и занес над его головой свой тощий кулак, – это оскорбление вам не пройдет даром!

– Но позвольте, доктор Даннинг, – мягко и даже покорно начал инспектор, ловко поднырнув под протянутой рукой доктора и закрывая дверь.

– Успокойтесь, доктор Даннинг! – перебил их окружной прокурор Сэмпсон властным голосом. – Следствие находится в самых опытных детективных руках Нью-Йорка. Если вам нечего скрывать, то вам нечего и опасаться. К тому же, – высокомерно добавил он, – любые жалобы по ведению расследования все равно адресуются мне.

Даннинг сунул руки в карманы своего халата.

– Мне безразлично было бы, даже если бы вы оказались президентом Соединенных Штатов, – прогремел Даннинг. – Вы мешаете мне работать. У меня больной с язвой желудка, острый приступ, который требует немедленного вмешательства. Ваши люди пять раз препятствовали моему выходу из амфитеатра. Это преступление! Мне необходимо осмотреть пациента!

– Сядьте, доктор, – примирительно заговорил Эллери. – Чем дольше вы протестуете, тем дольше мы вас вынуждены задерживать. Несколько вопросов – и идите к своей язве желудка...

Даннинг заоглядывался, как загнанный дикий кот, несколько секунд поборолся сам с собой, не желая выплескивать далее своего возмущения, и наконец замолк. Он бросил свое длинное тело в кресло.

– Можете задавать мне вопросы до завтра, – оскорбленно заявил он, скрещивая руки на груди, – но вы только зря потратите время. Я ничего не знаю. Я ничем не смогу помочь.

– Ну, это как посмотреть, доктор.

– Давайте же поскорее приступим к вопросам! – перебил инспектор. – Хватит перепалок. Послушаем вашу историю, доктор. Мне нужен точный отчет о ваших действиях этим утром.

– И это все? – с горечью спросил доктор. Он быстро облизнул свои дрожащие губы. – Я приехал в госпиталь в 9.00, принимал пациентов в своем кабинете до 10.00. С 10.00 и до времени назначенной операции я оставался в кабинете, проверяя карточки пациентов. Нужно было сделать записи и назначения. Потом несколько минут я шел по северному коридору к амфитеатру, взошел на галерею, встретил там свою дочь, и...

– Пока довольно. Были ли посетители после 10.00?

– Нет. – Даннинг подумал. – Никого, кроме мисс Фуллер – компаньонки миссис Дорн. Она заглянула на несколько минут, чтобы спросить о состоянии миссис Дорн.

– Насколько хорошо, – спросил Эллери, склонясь к его креслу, – вы знали миссис Дорн, доктор?

– Не близко, – ответил Даннинг. – Конечно, поскольку я был принят в штат со дня основания госпиталя, я знаю миссис Дорн. Я введен в совет директоров вместе с доктором Дженни, доктором Минхеном и другими...

Окружной прокурор указательным пальцем строго сопроводил свое наущение:

– Давайте будем откровенны друг с другом. Вы понимаете значимость фигуры миссис Дорн и осознаете, какой скандал поднимется при известии о ее убийстве. Взять хотя бы один аспект – неизбежно потрясение фондового рынка, изменятся все котировки. Чем быстрее этот случай будет раскрыт и забыт общественностью – тем лучше... Что вы думаете об этом деле в целом?

Доктор Даннинг медленно поднялся, начал ходить взад-вперед, хрустеть пальцами. Эллери поморщился.

– Вы хотите сказать... – пробормотал он.

– Что? – Даннинг был смущен. – Нет-нет. Я ничего не знаю. Все это для меня – полнейшая тайна.

– Удивительно, как все подряд здесь ничегошеньки не знают, – прорвалось раздражение Эллери. Он наблюдал за Даннингом с нарастающей неприязнью, смешанной с любопытством. – Ну, тогда все, доктор.

Даннинг вышел из комнаты, не произнеся ни слова. Эллери вскочил на ноги, он буквально рвал и метал.

– Так мы никуда не придем! – кричал он. – Кто там еще ожидает беседы? Кнайсель, Сара Фуллер? Давайте их сюда, и покончим с этим побыстрее. Дело должно быть сделано.

Пит Харпер вытянул ноги и ухмыльнулся.

– Заголовок, – проговорил он. – Например, «Ухудшение циркуляции крови вызвало...».

– Послушай, ты, – прогремел голос Вели, – заткнись.

Эллери улыбнулся:

– Ты прав, Пит. Моя циркуляция никуда не годится... Давай, отец. Следующую жертву!

Однако следующая жертва стоила ему еще большего напряжения, терпения и колик в конечностях. Из западного коридора раздались звуки яростного препирательства, и дверь раскрылась настежь. Вошли, вернее, ввалились лейтенант Ритчи и трое странных людей, которых втолкнули полицейские.

– Что такое? – спросил инспектор, привставая. – А, узнаю, узнаю! – И его рука потянулась к табакерке. – Это Джо Гекко, Крошка Вилли и Снэппер! Ритчи, где ты их достал?

Полицейский подтолкнул пленников к центру комнаты. Джо Гекко был тощим, схожим с мертвецом мужичонкой с горящим взглядом. Снэппер был прямым антиподом ему: маленький и хорошенький, как херувим, с розовыми щечками и пухлыми влажными губками. Крошка Вилли казался самым зловещим персонажем из троих: его лысая треугольная голова была покрыта коричневой шелушащейся кожей; он был огромен и нескладен; нервно рыщущие глаза и непрекращающиеся дерганые движения настораживали: казалось, он готов на все. На вид он был туп – но было что-то пугающее даже в его тупости.

– Помпей, Юлий и Красс, – пробормотал Эллери, обращаясь к Кронину. – Или это Второй Триумвират в составе Марка Антония, Октавия и Лепида.

Инспектор, нахмурясь, обратился к троице:

– Ну, Джо, что за рэкет на этот раз? Взялись за госпитали? Где ты их нашел, Ритчи?

– Околачивались наверху – в отдельной палате 328 – Ритчи выглядел довольным самим собою.

– Так это комната Большого Майка! – ахнул инспектор. – Так вы хотели поухаживать за больным, так? Я-то думал, что все три гориллы связались с шайкой Айка Блума. Почему такая перемена? Что за грязные дела, ребята?

Трое разбойников беспокойно переглядывались. Крошка Вилли неловко кашлянул. Джо Гекко закатил глаза и раскачивался на каблуках. Розовощекий улыбающийся Снэппер ответил гнусаво:

– Освободите нас, инспектор. Вы не правы: мы ничего такого не делали. Мы просто ждали босса. Они там из него кишки вынимают – или еще что-то.

– Ну конечно! – отвечал инспектор. – А вы тем временем держали его за руку и рассказывали ему страшные истории.

– Нет, там он один, – серьезно объяснил Снэппер. – Мы стояли возле его комнаты наверху. Вы ж знаете, как оно бывает: босс лежит – а вокруг много ребят, которые его не любят...

– Ты обыскал их? – накинулся инспектор на Ритчи.

Между тем Крошка Вилли шаркал гигантскими ступнями и постепенно подвигался к двери. Гекко прошипел:

– Да брось, говорят! – и вывернул ему руку.

Полицейский закрыл дверь. Вели ухмыльнулся.

– Наконец-то с поличным, – засмеялся торжествующе старик. – Снэппер, я удивлен... Ну хорошо, Ритчи. Твоя добыча – ты и доставь их куда следует. Одну секунду. Снэппер, в какое время вы туда проникли?

Маленький гангстер промямлил:

– Мы все... утром, инспектор. Просто посмотреть...

– Говорил я тебе, Снэп! – рявкнул на него Гекко.

– Так я полагаю, вам ничего не известно об убийстве миссис Дорн в госпитале этим утром, ребята?

– О черт!

Все трое примерзли к месту. Рот Крошки Вилли начал подергиваться; казалось, как ни дико это звучит, что он вот-вот заплачет. Взгляд всех троих как магнитом притянуло к двери, а руки их делали бесцельные движения. Однако все трое молчали.

– Ну, я вижу, вижу, – безразлично сказал инспектор. – Уведи их, Ритчи.

Детектив с живостью последовал за полицейскими, ведущими упиравшихся гангстеров. Вели закрыл за ними дверь с легким разочарованием во взгляде.

– Ну что, – устало проговорил Эллери, – мы все еще ожидаем, нет сомнения, весьма утомительного общества мисс Фуллер. Она сидит там уже три часа... Ей понадобится медицинская помощь, когда допрос будет окончен, а мне понадобится что-то съестное. Отец, как насчет того, чтобы послать за сандвичами и кофе? Я зверски голоден...

Инспектор Квин покусывал усы.

– Я даже не знаю, сколько времени... Потерял счет, Генри. Как насчет ленча? Вы уже ели?

– Такая работенка всегда вызывает голод, – отозвался Питер Харпер. – Уж я-то знаю.

– Ну хорошо, Пит, – сказал инспектор. – Намек понят. Тебя тоже берем. Здесь кафешка в соседнем квартале. Вперед!

Когда Харпер ушел, Вели ввел в комнату женщину средних лет, одетую во все черное, которая держала голову столь прямо и взгляд столь пристально-напряженно, что Сэмпсон шепнул Вели, чтобы тот не спускал с нее глаз.

Эллери мельком взглянул на нее. Через открывшуюся на минуту дверь он увидел группу врачей, собравшихся вокруг операционного стола, на котором лежало тело Абигейл Дорн, покрытое простыней.

Он ступил в амфитеатр, сделав знак отцу.

Амфитеатр был тих, однако чувствовалось, что в нем витал дух беспорядка, паники. Медицинская публика бродила по залу, переговаривалась делано веселыми голосами, не обращая внимания на полицейских, которые стояли на посту. Однако во всем этом чувствовалась нотка истерии: разговор то и дело внезапно прекращался, за ним следовала болезненная тишина.

Кроме тех, кто собрался вокруг операционного стола, никто не смотрел на тело.

Эллери подошел к столу. В шлейфе шепотка медиков, сопровождавшего его появление, он сделал какое-то краткое замечание, на которое сразу несколько молодых докторов кивнуло. Он немедленно вернулся в предоперационную, тихо закрыв за собой дверь.

Сара Фуллер мрачно стояла в центре комнаты. Ее руки, тонкие, с голубыми венами, висели по бокам. Она не отрываясь смотрела на инспектора, губы ее были плотно сжаты.

Эллери подошел к отцу.

– Мисс Фуллер! – резко произнес он.

Она подняла на него свои туманные голубые глаза. В уголках ее рта появилась горькая улыбка.

– Далее, – произнесла она холодно.

Окружной прокурор выругался про себя. В этой женщине было что-то мистическое. Ее голос был тверд, холоден и надменен, как и ее лицо.

– Что вы хотите от меня, господа? – спросила она.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – с раздражением бросил инспектор. Он двинул по направлению к ней стул; она посомневалась, шмыгнула носом и села – прямая, как доска.

– Мисс Фуллер, – сразу сказал инспектор, – вы прожили бок о бок с миссис Дорн двадцать пять лет?

– В этом мае исполнится двадцать один.

– Вы с нею не ладили, так?

Эллери с удивлением отметил, что у нее – у женщины! – было заметное адамово яблоко, которое ходило в ритме речи вверх-вниз. Она холодно ответила:

– Так.

– Почему?

– Она была скряга и предательница. Алчность была ее сутью. Она была тираном. Для всего мира она была символом добродетели. Для тех, кто от нее зависел, для ее «вассалов» – она была дыханием дьявола. День за днем...

Эта замечательная в своем роде речь была произнесена ярко, выспренним тоном. Инспектор Квин и Эллери обменялись взглядами. Вели вздохнул, детективы со значением кивнули. Инспектор оставил поле боя Эллери и уселся, закинув руки за голову.

Эллери мягко улыбнулся:

– Мадам, вы, я вижу, веруете в Бога?

– Бог – мой пастырь, – подняла она на него глаза.

– Тем не менее, – ответил Эллери, – мы бы предпочли здесь менее апокалиптические ответы. Вы все время говорите правду?

– Я и есть сама Божья правда.

– Благородная позиция. Прекрасно, мисс Фуллер. Кто убил миссис Дорн?

– Когда вы, наконец, будете благоразумны?

– Едва ли такой ответ облегчит расследование. – Глаза Эллери блеснули раздражением. – Вы знаете или нет?

– Кто совершил сие деяние – нет!

– Благодарю. – Он говорил с искренним восхищением ею. – Скажите, вы ссорились с Абигейл Дорн часто, как правило?

Женщина в черном не шевельнула и бровью и не изменила выражения лица.

– Я – да.

– Отчего?

– Я уже сказала. Она была само Зло.

– Но нам все говорили, что миссис Дорн была добрая женщина. Вы же делаете из нее какую-то Горгону. Вы сказали, что она была жадная тиранка. В чем это проявлялось? В домашних делах? В крупном или в мелочах? Отвечайте четко.

– Мы не ладили с ней.

– Ответьте на вопрос.

– Мы глубоко ненавидели друг друга. – Она крепко сцепила пальцы.

– Ха! – Инспектор так и подпрыгнул на стуле. – Теперь мы поняли: выражено на языке двадцатого века. Не могли выносить даже вида друг друга, правильно? Царапались и шипели, как дикие кошки. Ну хорошо, – он поднял палец, – почему же тогда вы оставались вместе на протяжении двадцати одного года?

Его голос оживился.

– Благостность в терпении обретается... Она была одинокой королевой, я – нищенкой, ожидающей милостыни. Привычка становилась все сильнее. Мы были связаны с ней узами посильнее, чем родственные.

Эллери некоторое время смотрел на нее, подняв брови. Лицо инспектора выражало недоумение; он пожал плечами и красноречиво взглянул на окружного прокурора. Вели одними губами произнес слово «помешанная».

В тишине открылась дверь – и врачи ввезли на каталке тело Абигейл Дорн. Яростный взгляд инспектора наткнулся на предупреждающую улыбку Эллери; Эллери внимательно наблюдал за лицом Фуллер.

Эта мизансцена произвела совершенный переворот в настроении Сары Фуллер. Она встала, прижала к своей впалой груди ладонь. На ее щеках появились два ярких розовых пятна; она смотрела почти с любопытством, не отрываясь. Мертвое лицо ее хозяйки и ненавистной компаньонки было безжалостно открыто до самой шеи.

Молодой доктор указал на синее, опухшее лицо убитой:

– Простите за тяжелое зрелище. Цианоз. Это всегда так ужасно. Но вы сказали...

– Прошу вас. – Эллери махнул рукой в сторону двери, упреждая врача. Ему нужно было наблюдать за Сарой Фуллер.

Она медленно подошла к каталке, медленно осмотрела закостеневшее тело. Когда глаза ее пропутешествовали по всему телу и остановились на шее, она замерла.

– Греховная душа – да умрет! – вскрикнула она. – И да прославлена будет длань, ее покаравшая! – Голос Сары перешел на крик. – Абигейл, я предупреждала! Я говорила тебе, но ты не вняла, Абигейл! Наступило возмездие за грех сей...

Эллери насмешливо подпел ей стих из Писания. Бывшая компаньонка в ярости обернулась на звук его холодного циничного голоса; глаза ее метали молнии.

– Только идиоты насмешничают над грехом! – завизжала она. – Я увидела то, за чем пришла, – неожиданно спокойно, но весьма экзальтированно изрекла она. Казалось, женщина уже забыла свои прежние слова. Она взволнованно дышала; ее тощая грудь вздымалась. – Теперь я могу идти.

– Нет-нет, тут вы ошибаетесь. Не можете, – спохватился инспектор. – Сядьте, мисс Фуллер. Вам еще придется немного задержаться.

Казалось, она оглохла. Выражение экзальтации застыло на суровых чертах ее лица.

– Да бога ради! – орал инспектор. – Перестаньте же паясничать и снизойдите на грешную землю!

Он перебежал комнату и грубо схватил ее за руку. Тряхнул ее хилое тело. Но лица ее не оставляло неземное выражение.

– Вы не в церкви, мадам, вернитесь же!

Она позволила инспектору усадить себя, но сохранила отсутствующий вид всего своего существа. В сторону усопшей она не бросила больше ни взгляда. Эллери, который все это время внимательно наблюдал за ней, сделал знак врачам.

Поспешно, не скрывая облегчения, врачи в белых одеждах вывезли каталку и установили ее в лифте. Было слышно, как лифт спускается в помещение морга в подвале.

Инспектор вполголоса сказал Эллери:

– Сын, больше из нее ничего не вытрясешь. Она в сомнамбулическом состоянии. По-моему, уж лучше опросить на ее счет других. Как думаешь?

Эллери кинул взгляд на женщину, которая, как замороженная, сидела на стуле, пугая отсутствующим взглядом.

– Если больше ничего, – угрюмо сказал он, – то, по крайней мере, она может послужить прекрасным объектом работы для психиатра. Сделаю-ка я еще один ход и взгляну на реакцию... Мисс Фуллер!

Ее отсутствующий взгляд остановился на нем.

– Скажите, кто мог желать смерти миссис Дорн?

Она содрогнулась; взгляд ее стал осмысленным.

– Я... я не знаю.

– Где вы были этим утром?

– Сначала дома... Кто-то позвонил. Сказали, что случилось несчастье... Это кара Божья, это кара! – Лицо ее вспыхнуло; вдруг ее тон вновь стал спокойным и обыденным. – И мы с Хильдой поехали сюда. Мы ждали операции.

– И вы были все это время с миссис Дорн?

– Да. Нет.

– Так да или нет?

– Нет. Я оставила Хильду в комнате ожидания – вот там, через холл. Я нервничала. Я пошла бродить. Никто меня не останавливал. Я шла, и шла, и шла, и потом... – тут ее взгляд стал непроницаемым, – я вернулась к Хильде.

– Вы ни с кем не разговаривали?

Она медленно взглянула на него:

– Я искала, кого бы спросить. Искала врача. Доктора Дженни. Доктора Даннинга. Доктора Минхена. Я нашла только доктора Даннинга – в его кабинете. Он меня ободрил, и я пошла назад.

– Проверить! – пробормотал Эллери. Он начал ходить взад-вперед. Кажется, он что-то обдумывал. Сара Фуллер сидела в ожидании.

Когда он заговорил, в голосе его зазвучала угроза. Он обрушился на нее внезапно:

– Почему вы не передали телефонную просьбу доктора Дженни мисс Дорн, чтобы миссис Дорн была сделана инъекция инсулина?

– Я сама была больна в тот вечер, вчера. Большую часть дня я провела в постели. Когда пришло сообщение, я выслушала, но когда Хильда вернулась, я уже спала.

– А почему вы не сказали ей утром?

– Я забыла.

Эллери склонился над ней, глядя ей в глаза:

– Вы понимаете, что благодаря вашему «провалу в памяти» вы морально ответственны за смерть миссис Дорн?

– Почему... что такое?

– Если бы вы передали мисс Дорн просьбу доктора Дженни, она бы сделала миссис Дорн инъекцию инсулина, и та не впала бы утром в кому и соответственно не очутилась бы на операционном столе, оставленная беззащитной на расправу убийце. Ну так как?

Ее взгляд не изменился.

– На все Божья воля...

Эллери выпрямился, пробормотав:

– Вы так хорошо знаете Писание... Мисс Фуллер, почему миссис Дорн боялась вас?

Сара Фуллер встала, задохнулась, будто у нее кончилось дыхание. Затем улыбнулась странной улыбкой, сжала губы и вновь села на стул. В ее увядшем лице появилось что-то странное. Глаза стали ледяными.

Эллери сдался:

– Свободны!

Она поднялась, застенчиво оправила одежду и, не говоря ни слова и ни на кого не глядя, выплыла из комнаты. По знаку инспектора за нею вышел детектив Хессе. Инспектор раздраженно повернулся спиной. Эллери глубоко вздохнул.

Человек в щегольской шляпе и черном пиджаке вошел вслед за Вели в комнату. Он жевал потухшую сигару. Бросив на каталку черный врачебный чемоданчик, он встал, раскачиваясь на каблуках, с любопытством разглядывая мрачных присутствующих.

– Привет! – сказал он наконец, сплевывая на пол. – Я не заслуживаю хоть чуточку внимания? Где здесь похороны?

– О, привет, док. – Инспектор рассеянно пожал ему руку. – Эллери, поздоровайся с Праути. – Эллери кивнул. – Тело – в морге, док. Они только что спустили его в подвал.

– В таком случае я пошел, – сказал Праути. Он двинулся к двери лифта. – Эта дверь? – Праути нажал кнопку – послышался звук поднимающегося лифта. – Между прочим, инспектор, – открывая дверь, продолжал Праути, – здешний медицинский эксперт может сам все это проделать. – Он хмыкнул. – Так старушка Абби покинула нас? Ну что ж, не она первая, не она последняя. Улыбайся – все пройдет! – Он исчез в кабинке лифта, и лифт снова пополз вниз.

Сэмпсон встал и потянулся.

– А-а-а! – зевнул он, почесав затылок. – Я в совершенном тупике, Квин. – Инспектор страдальчески кивнул. – А эта старая дура – или сумасшедшая – только запутала все еще хуже... – Сэмпсон хитро взглянул на Эллери: – Что ты скажешь, сынок?

– Мало ценного. – Эллери выудил откуда-то сигарету и осторожно закурил. – Я пока вижу несколько вещей, интересных вещей. – Он усмехнулся. – В моем сознании где-то глубоко мерцает свет, но вряд ли это можно назвать решением. Вы знаете...

– Кроме нескольких очевидных фактов, – перебив его, начал окружной прокурор.

– Они совсем не очевидны, – серьезно сказал Эллери. – Эти туфли, к примеру, – вот это очевидно.

Рыжеволосый Тимоти Кронин фыркнул.

– Ну и что вы извлечете из туфель? Я так ничего здесь не вижу.

– Ну, по крайней мере, – задумчиво продолжил окружной прокурор, – тот, кто их надевал последним, был на несколько дюймов выше доктора Дженни...

– Эллери уже сказал об этом. Ну и что? – сухо заметил инспектор. – Могу вам сказать, это как искать иголку в стоге сена... Проследи за этим, Томас. И начни с госпиталя – мы можем отыскать преступника прямо на месте.

Вели обсудил детали с Джонсоном и Флинтом, – и они вышли.

– Не сразу, – сказал сержант, – но парни найдут след.

Эллери курил, глубоко затягиваясь.

– Эта женщина... – пробормотал он. – С одной стороны, религиозный фанатизм много значит. Что-то ее свело с ума. Между нею и покойной существовала весьма реальная ненависть. Мотив? Причина? – Он пожал плечами. – Да, эта женщина завораживает своей странностью.

– А доктор Дженни... – начал Сэмпсон, поглаживая челюсть. – У нас достаточно улик, Квин...

То, что сказал окружной прокурор, затерялось в шуме, учиненном возвратившимся Харпером, который нараспашку раскрыл дверь и ввалился с триумфом, держа в руках большой бумажный пакет.

– Седовласый мальчик возвращается с едой! – проорал он. – Налетайте, парни. И ты, Вели, колосс ты наш. Хотя вряд ли здесь достаточно продуктов, чтобы наполнить твой желудок... Вот кофе, ветчина, пикули, и сыр, и бог знает что еще...

Они в тишине жевали сандвичи и пили кофе. Харпер хитро наблюдал за ними и молчал. Только когда дверь лифта открылась, и появился доктор Праути, мрачный и усталый, они вновь заговорили.

– Ну так что, док? – спросил Сэмпсон и впился зубами в сандвич.

– Удушение. – Праути уронил чемодан и бесцеремонно присоединился к жующим. – Черт, – пробормотал он, издыхая, – это было легкое убийство. Одно движение вокруг шеи – и бедной старушке конец. Угасла как свечка... А этот Дженни. Он хороший хирург. – Он взглянул на инспектора. – Жаль, не успел ее прооперировать. Жестокий разрыв желчного пузыря. И диабет, как я понимаю... Медицинское заключение совершенно верное. Аутопсия почти не нужна. Напряжение мускулатуры. Видны следы внутривенных инъекций...