Текст книги "Тайна греческого гроба"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
– Заставим его защищаться, – пробормотал окружной прокурор. – Ведь он поймет, что мы еще гонимся за убийцей. Да, Эллери, идея хороша.
– И тут нет риска спугнуть добычу, – продолжал Эллери. – Убийца просто будет вынужден принять новое положение дел, поскольку он с самого начала допускал, что кто-то заметит различия во внешнем виде чашек. И то, что эти различия все-таки были замечены, он воспримет не как гибельное обстоятельство, а просто как неудачу.
– А как насчет исчезновения Чини? – спросил Пеппер.
Эллери вздохнул:
– Конечно, мое блистательное умозаключение, что Алан Чини похоронил тело Гримшоу, целиком базировалось на гипотезе, что убийство совершил его дядя, Халкис. Обладая новыми фактами, мы получили основания считать, что Гримшоу был похоронен тем же человеком, который его убил. Во всяком случае, имеющиеся у нас данные не объясняют исчезновения Чини, остается только ждать.
Зазвонил аппарат внутренней связи, и инспектор поднялся, чтобы ответить.
– Давай его сюда. А другого подержи за дверью. – Он повернулся к Эллери: – Вот, сын, пришел твой человек. Уикс его доставил.
Эллери кивнул. Дверь открылась, пропуская нескладную фигуру Деметриоса Халкиса в скромном и строгом костюме. Он кривил рот в пугающе бессмысленной усмешке, отчего выглядел еще идиотичней, чем всегда. Через дверь был виден дворецкий Уикс, прижимая котелок к груди, он беспокойно пристраивался на стул в приемной. Почти сразу в приемной показался и Триккала, грек-переводчик.
– Триккала! Входите! – крикнул Эллери и повернулся посмотреть на тощий пакет в костлявых пальцах Демми.
Триккала всем своим видом выражал вопрос. Дверь, ведущая в приемную, закрылась, и Эллери сказал:
– Триккала, спросите его, принес ли он то, что ему велели.
Триккала выпалил в ухмылявшегося слабоумного несколько слов. Лицо Демми осветилось, он энергично закивал и поднял пакет повыше.
– Очень хорошо. – Эллери был очень сдержан, следил за словами. – Теперь спросите его, Триккала, что ему велели принести.
Последовал короткий и горячий обмен непонятными звуками, и Триккала ответил:
– Он говорит, что должен был принести зеленый галстук, один из зеленых галстуков из гардероба его кузена Георга.
– Превосходно. Попросите его вынуть этот зеленый галстук.
Триккала бросил Демми что-то резкое, тот опять кивнул и принялся копошиться со шнурком на пакете. Процедура эта оказалась довольно продолжительной, и все это время взгляды присутствовавших были устремлены на его неумелые руки. Наконец он справился с упрямым узелком, аккуратно свернул шнурок в кольцо и положил в карман, затем развернул пакет. Бумага упала на пол – Демми держал в руках красный галстук...
Эллери как мог успокоил поднявшийся вслед за этим галдеж, образуемый возбужденными возгласами обоих юристов и умеренно крепкими ругательствами инспектора. Демми уставился на них со всегдашней своей пустой улыбкой, молча ожидая одобрения. Эллери повернулся, выдвинул верхний ящик отцовского стола, быстро там все перерыл и выпрямился с блокнотом в руках – с зеленым блокнотом.
– Триккала, – сказал он, – спросите его, какого цвета этот блокнот.
Триккала перевел. Ответ Демми по-гречески звучал весьма решительно.
– Он говорит, – удивленно сообщил переводчик, – что блокнот красный.
– Отлично. Спасибо, Триккала. Проводите его в приемную и скажите человеку, который там дожидается, что им можно идти домой.
Триккала взял слабоумного за руку и вывел из кабинета. Эллери закрыл за ними дверь.
– Ну вот, кажется, и объяснилось, почему я сбился в своих слишком самоуверенных умозаключениях, – произнес он. – Я не учел самой незначительной вероятности, что Демми может быть дальтоником!
Все дружно кивнули. А он продолжал:
– Я исходил из того, что если Халкису никто не говорил, что на нем красный галстук, и если Демми одел его по расписанию, то Халкис знал цвет галстука, потому что его видел. Я не учел, что само расписание может ввести в заблуждение. Согласно расписанию, в субботу утром Демми должен был подать Халкису зеленый галстук. Но теперь мы узнаем, что для Демми слово «зеленый» означает красный цвет, потому что он дальтоник. Иначе говоря, Демми страдает распространенным отклонением – частичной цветовой слепотой, при которой красное воспринимается как зеленое и наоборот. Халкис знал об этом недостатке Демми и учел его, составляя расписание – в отношении этих двух цветов. Желая надеть красный галстук, он говорил Демми, чтобы тот принес зеленый. И расписание служило той же самой цели. Итак, можно подытожить: в то утро, несмотря на то что Халкис повязал галстук другого цвета, чем было указано в расписании, он знал – и не потому, что ему кто-либо сообщил или он сам увидел, – просто знал, что на нем красный галстук. Он не «сменил» галстук, он уже был в красном в девять часов утра, когда Демми вышел из дому.
– Что ж, – промолвил Пеппер, – это значит, что Демми, Слоун и мисс Бретт говорили правду. Уже что-то.
– Совершенно верно. Мы должны обсудить еще один отложенный вопрос: знал ли убийца-интриган, что Халкис был слепым, или он все-таки поверил, на основании данных, которые и меня сбили с толку, что Халкис прозрел. Но теперь это бесплодная затея. Хотя более вероятно последнее: он не знал, что Демми дальтоник, и, возможно, считает, что на момент смерти Халкис слепым не был. В любом случае из этого нам ничего не выжать. – Эллери обратился к отцу: – Кто-нибудь записывал посетителей дома Халкиса от вторника до пятницы?
Отозвался Сэмпсон:
– Кохалан. Мой сотрудник, он там постоянно. Ты захватил список, Пеппер?
Пеппер достал листок с машинописным текстом. Эллери быстро пробежал его глазами.
– Я вижу, тут есть новые имена.
Список содержал имена посетителей, упомянутых на том листе, который Квины изучали в четверг утром перед эксгумацией, плюс всех тех, кто входил в дом с момента начала расследования после эксгумации. В это дополнение были включены все проживающие в доме Халкиса, а также следующие лица: Насио Суиза, Майлс Вудраф, Джеймс Дж. Нокс, доктор Дункан Фрост, Ханивел, преподобный Элдер, миссис Сьюзен Морс. В нем были перечислены несколько старинных клиентов покойного – помимо Роберта Петри и миссис Дьюк, внесенных в предыдущий список, упоминались также некто Рубен Голдберг, миссис Тимоти Уокер и Роберт Актон. Еще в дом Халкиса заходили служащие галереи: Саймон Брекен, Дженни Бом и Паркер Инсал. Завершался перечень именами газетных репортеров.
Эллери вернул бумагу Пепперу.
– Похоже, каждый житель города заглядывал в этот дом... Мистер Нокс, вы точно сохраните в тайне всю историю с Леонардо и вашим приобретением картины?
– Никому ни слова, – ответил Нокс.
– И держитесь настороже, сэр, – если возникнут новые обстоятельства, сразу же сообщите инспектору.
– Буду рад. – Нокс поднялся, и Пеппер вскочил подать ему пальто. – Работаю с Вудрафом, – произнес Нокс, пытаясь попасть в рукав. – Нанял его заниматься юридической информацией об имуществе. Без завещания такая мешанина... И все-таки надеюсь, что новое завещание не всплывет где-нибудь. Вудраф говорит, оно только осложнит дело. Получил от миссис Слоун, как ближайшей родственницы, разрешение на управление имуществом, если новое завещание не будет найдено.
– Будь оно проклято, это украденное завещание! – раздраженно воскликнул Сэмпсон. – Хотя я считаю, у нас достаточно оснований, чтобы заявить о принуждении. Поднимется дикий скандал, но мы, вероятно, сумели бы его отменить. Вот интересно, а нет ли родственников у Гримшоу?
Нокс хмыкнул, махнул всем рукой и вышел. Сэмпсон с Пеппером посмотрели друг на друга.
– Понимаю, шеф, – тихо сказал Пеппер. – Вы думаете, что история Нокса о том, что его картина – не Леонардо, – это просто история, верно?
– Меня бы это не удивило, – признался Сэмпсон.
– Меня тоже! – рявкнул инспектор. – Пусть Нокс большая шишка, но он играет с огнем.
– Весьма вероятно, – согласился Эллери, – хотя для меня это не имеет особого значения. Но он-то коллекционер-фанатик, и ясно, что захочет сохранить картину любой ценой.
– Да, – вздохнул старик, – поганые дела.
Сэмпсон и Пеппер кивнули Эллери и вышли из кабинета. Инспектор тоже удалился, ему надо было на пресс-конференцию для полицейских журналистов.
Эллери остался в одиночестве – праздный молодой человек с деятельным умом. Он уничтожал сигарету за сигаретой, время от времени морщась от кое-каких воспоминаний. Когда инспектор вернулся, один, без прокуроров, Эллери рассеянно и неодобрительно созерцал свои ботинки.
– Ну, утечка пошла, – пробурчал старик, погружаясь в кресло. – Передал ребяткам версию с Халкисом, а потом свидетельство Джоан Бретт, которое опрокинуло нашу телегу. Через несколько часов эта информация разлетится по всему городу, и нашему приятелю-убийце придется зашевелиться.
Он что-то пролаял в селектор, и через мгновение в кабинете возникла секретарша. Инспектор продиктовал телеграмму, которую следовало адресовать директору музея Виктории в Лондоне с пометкой «Конфиденциально». Закончив писать, секретарша исчезла.
– Ну, посмотрим, – рассудительно произнес старик, потянувшись к табакерке. – Выясним, что у нас за дела с этими художествами. Мы только что переговорили об этом с Сэмпсоном. Нельзя это бросить только потому, что так сказал Нокс... – Он насмешливо понаблюдал за своим молчаливым сыном. – Ладно, Эл, прекрати. Это же не конец света. Ну, лопухнулся ты с Халкисом – что за беда? Забудь об этом.
Эллери медленно поднял голову:
– Забыть? Вот уж о чем нельзя забывать, папа. – Он сжал кулак и посмотрел на него невидящим взглядом. – Если дело Халкиса, помимо всего прочего, и научило меня чему-нибудь, то как раз этому – и если ты поймаешь меня на том, что я нарушу свой обет, лучше пристрели меня на месте. Слушай: никогда впредь, пока я не соберу в единое целое все разрозненные элементы преступления, пока не объясню каждую, даже несущественную, непонятную деталь, я не буду выдвигать решение интересующего меня дела[17]17
Этот обет довольно хорошо объясняет ситуацию, по поводу которой возникало много гипотез и критических высказываний. Было замечено, что в своем методе, показанном в трех романах, уже представленных публике, Эллери никогда не обращает внимание на чувства отца, тщательно скрывая все, что ему известно и понятно о преступлении, до тех пор пока решение не будет готово полностью. Его странное поведение находит объяснение, если вспомнить, что этот обет Эллери дал при расследовании своего первого дела. (Примеч. Дж.Дж. Мак-К.)
[Закрыть].
Инспектор забеспокоился:
– Ну что ты, мальчик...
– Когда я думаю, каким дураком себя выставил – каким надутым, явным, самодовольным ослом и болваном...
– А я считаю, что твое решение, пусть и ошибочное, все равно было сделано блестяще. – Инспектор попытался защитить сына от его же суда.
Эллери не ответил. Он начал полировать стекла пенсне, уставившись горьким взглядом в стену над головой отца.
Глава 16
ГРЕХИ
Пресловутая рука правосудия настигла молодого мистера Алана Чини и выдернула его почти из небытия на свет божий. Если говорить точнее, ее длань опустилась ему на плечо вечером в воскресенье, 10 октября, на летном поле Буффало, когда он собирался нетвердой ногой ступить на борт самолета до Чикаго. Рука у детектива Хэгстрома – американского джентльмена, в жилах которого текла кровь викингов, – была уверенная, и она быстренько переместила молодого мистера Алана Чини, смотревшего на мир затуманенным взором, отупевшего, угрюмого, вдребезги пьяного, в ближайший экспресс, следующий через штат Нью-Йорк в город с тем же названием.
Семейство Квин получило телеграмму о задержании уже после того, как унылое воскресенье плавно перешло в понедельник, также не обещавший особых радостей жизни; но по этому случаю отец с сыном с самого раннего утра были уже на ногах и сразу отправились на Сентр-стрит приветствовать возвращение бунтаря и вместе с ним, естественно, торжествующего охотника. В комитет по организации встречи вошли также окружной прокурор Сэмпсон и помощник окружного прокурора Пеппер. Атмосфера в этой части Главного полицейского управления царила и правда радостная.
– Ну, мистер Алан Чини, – радушно начал инспектор, когда молодой Алан, еще более потрепанный и сердитый, чем обычно, и уже не испытывающий живительного воздействия выпивки, упал в кресло, – что вы можете сказать в свое оправдание?
С трудом разжав потрескавшиеся губы, Алан прохрипел:
– Я отказываюсь говорить.
Сэмпсон рявкнул:
– Вы хоть понимаете, Чини, что значит ваше бегство?
– Бегство? – Алан тупо и пасмурно смотрел в пространство.
– О, так это было не бегство. Обычная прогулка – маленькие каникулы, да, молодой человек? Ну-ну. – Инспектор хохотнул и вдруг резко сменил тон, что было для него весьма характерно: – Это не шутка, а мы не дети. Вы сбежали. Почему?
Молодой Алан скрестил руки на груди и демонстративно уперся взглядом в пол.
– Не потому ли... – инспектор пошарил в верхнем ящике стола, – что вы боялись тут оставаться? – Его рука появилась из ящика и помахала запиской, которую сержант Вели нашел в спальне Джоан Бретт.
Алан сразу побледнел и уставился на клочок бумаги, как на воскресшего врага.
– Откуда вы это взяли? – прошептал он.
– Ага, раздразнил я вас? Эту записку мы нашли у мисс Бретт под матрасом, если вам угодно знать!
– Она... что же... не сожгла ее...
– Нет, не сожгла. Хватит ломать комедию, сынок. Ты будешь говорить или нам немного надавить на тебя?
Алан быстро замигал.
– Что случилось?
Инспектор повернулся к остальным:
– Слышали? Это он хочет получить информацию, щенок!
– Но мисс Бретт... С ней все в порядке?
– Сейчас да.
– Что это значит? – Алан вскочил на ноги. – Вы не...
– Мы не... что?
Он помотал головой и снова сел, устало закрыв руками лицо.
– Кью! – Сэмпсон знаком отозвал его в сторонку.
Инспектор посмотрел на растрепанные волосы юноши и отошел с окружным прокурором в угол.
– Если он отказывается отвечать, – тихо произнес Сэмпсон, – мы ничего не можем на него повесить. Можно подержать его чисто формально, но толку от этого не будет. В конце концов, против него у нас ничего нет.
– Верно. Но прежде чем мы позволим этому юнцу снова проскользнуть у нас между пальцами, я хотел бы выяснить одну вещь.
Старик подошел к двери.
– Томас!
Появился сержант Вели и застыл в дверном проеме, расставив ноги, как Колосс Родосский.
– Привести его сейчас?
– Да. Давай его сюда.
Вели развернулся. Через минуту он возник снова, сопровождая хлипкую фигурку Белла, ночного портье из отеля «Бенедикт». Алан Чини сидел неподвижно, скрывая тревогу под маской надменного упрямства. Он метнул взглядом в Белла, словно ждал от него каких-то неприятностей.
Инспектор указал большим пальцем в сторону жертвы:
– Белл, узнаете в этом человеке одного из гостей, посетивших Альберта Гримшоу в тот четверг вечером?
Белл досконально изучил мрачную физиономию юноши. Алан встретил его взгляд со странной смесью вызова и замешательства. Белл решительно помотал головой:
– Нет, сэр, его среди них не было. И раньше я никогда не видел этого джентльмена.
Инспектор выразил досаду ворчанием, а Алан, не поняв смысла проверки, но почувствовав ее провал, с облегчением откинулся на спинку.
– Хорошо, Белл. Подождите снаружи.
Белл поспешно ретировался, и сержант Вели приналег спиной на дверь.
– Ну, Чини, все еще отказываетесь объяснить, с чего это вы удрали?
Алан облизнул губы.
– Я хочу видеть своего адвоката.
Инспектор всплеснул руками:
– Господи, сколько же раз я это слышал! И кто же ваш адвокат, Чини?
– Этот... Майлс Вудраф.
– Защитник интересов семьи? – противным голосом поинтересовался инспектор. – Ну, в этом нет нужды. – Инспектор плюхнулся в кресло и посоветовался со своей табакеркой. – Мы собираемся вас отпустить, молодой человек, – сказал он, вертя в руках старинную коричневую коробочку, словно сожалея о необходимости освободить пленника.
Как по волшебству, лицо Алана просветлело.
– Вы можете идти домой. Но, – и старик наклонился вперед, – могу кое-что обещать. Еще одна выходка вроде субботней, и я посажу тебя за решетку, мой мальчик, даже если для этого мне понадобится пойти к комиссару. Ясно?
– Да, – выдохнул Алан.
– Более того, – продолжал инспектор, – не стану церемониться и сообщу тебе, что ты под наблюдением. Каждый твой шаг. Поэтому не пытайся снова дать деру – когда выйдешь из дому, наш человек не выпустит из виду твою задницу ни на секунду. Хэгстром!
Детектив подпрыгнул.
– Отведи мистера Чини домой. Останься с ним в доме Халкиса. Не надоедай ему. Но будь с ним рядом, как брат, каждый раз, когда он выйдет за порог.
– Понял. Идемте, мистер Чини. – Хэгстром усмехнулся и ухватил молодого человека за плечо. Алан проворно вскочил, стряхнул руку детектива, расправил плечи в жалкой попытке выказать пренебрежение и гордо зашагал из комнаты с Хэгстромом за спиной.
Следует заметить, что присутствовавший при этой сцене Эллери Квин не проронил ни звука. Он изучал свои идеальные ногти, поднимал пенсне к свету, будто никогда раньше его не видел, вздыхал, истребил несколько сигарет и вообще вел себя так, словно все это ему до смерти надоело. Единственная искра интереса промелькнула в начале очной ставки Чини с Беллом, но тут же и погасла, как только Белл не смог опознать Чини.
Однако Эллери насторожился, когда Пеппер после ухода Чини и Хэгстрома сказал:
– Мне кажется, шеф, что он уходит от наказания за убийство.
Сэмпсон спокойно отозвался:
– А у нас на него что-то есть, как считает твой мощный мозговой аппарат?
– Но он же смылся, так?
– Тонко замечено! Но сможешь ли ты убедить присяжных, что человек является преступником, только потому, что сбежал?
– Это он, – уперся Пеппер.
– Болтовня, – оборвал инспектор. – Ни крупицы доказательств, и тебе это хорошо известно, Пеппер. Но он в наших руках. И если с ним что-то не так, мы это обнаружим... Томас, а что у тебя-то на уме? Тебя прямо распирает.
И правда, сержант Вели поворачивался от одного к другому, открывал и закрывал рот, никак не успевая найти щель в разговоре. Но тут он сделал вдох, достойный жителя гулливеровской страны великанов, и сказал:
– Я достал их обоих!
– Кого «обоих»?
– Даму, с которой Гримшоу ссорился в кабаке у Барни Шика, и ее мужа.
– Не может быть! – Инспектор резко приподнялся в кресле. – Отличная новость, Томас. Как тебе удалось?
– Через досье Гримшоу, – прогудел Вели. – Некая Лили Моррисон, когда-то они с Гримшоу неплохо проводили время. Пока Гримшоу сидел, она вышла замуж.
– Вызови Барни Шика.
– Он у меня тоже тут.
– Прекрасно. Давай их всех сюда.
Вели бодро затопал из комнаты, а инспектор в ожидании новых лиц устроился поудобнее в кресле-вертушке. Через минуту сержант появился с краснолицым владельцем бара, и инспектор велел ему сидеть тихо, потому что Вели уже открывал другую дверь, чтобы ввести в кабинет мужчину и женщину.
Они вошли нерешительно. Женщина была самая настоящая Брунгильда[18]18
Брунгильда – героиня древнегерманского героического эпоса.
[Закрыть], крупная, белокурая дева-воительница. Мужчина ей вполне соответствовал – седой, громадный, как гризли, лет сорока, с ирландским носом и жесткими черными глазами.
Вели возвестил:
– Мистер и миссис Джереми Оделл, инспектор.
Инспектор указал на стулья, и они чопорно сели. Хозяин кабинета начал копаться в каких-то бумагах на столе – обычный простенький прием, выполняемый только ради эффекта. Это и на них произвело должное впечатление, они перестали исподтишка бегать глазами по кабинету и сосредоточились на тонких пальцах старика.
– Итак, миссис Оделл, – начал инспектор, – прошу вас, не пугайтесь, это чистая формальность. Знаете ли вы Альберта Гримшоу?
Их взгляды встретились, и она сразу отвела глаза.
– Вы говорите о мужчине, которого нашли задушенного до смерти в том гробу? – спросила она. Ее низкий гортанный голос ко всему еще хрипел и булькал.
У Эллери сразу заболело горло.
– Да. Знаете его?
– Я... Нет, не знаю. Только из газет.
– Понятно. – Инспектор повернулся к Барни Шику, неподвижно сидевшему в другой стороне комнаты: – Барни, узнаешь эту даму?
Оделлы заерзали, женщина тихо ахнула. Волосатая рука мужа сжала ей руку, и она обернулась, стараясь сохранить самообладание, но это ей удавалось плохо.
– Конечно, узнаю, – сказал Шик. Лицо у него сразу взмокло.
– Где ты ее видел в последний раз?
– В моем заведении на Сорок пятой улице. Неделю назад... нет, почти две недели. Вечером в среду.
– При каких обстоятельствах?
– А?.. А. С тем парнем, которого кокнули, – с Гримшоу.
– Миссис Оделл ссорилась с покойным?
– Да. – Шик загоготал. – Только тогда он еще не был покойным, инспектор. Совсем не был!
– Прекращай кривляться, Барни. Ты уверен, что именно эту женщину видел с Гримшоу?
– Еще как.
Инспектор повернулся к миссис Оделл:
– И вы говорите, что никогда не видели Альберта Гримшоу, никогда не знали?
Ее полные, перезрелые губы задрожали. Оделл наклонился вперед, нахмурив брови.
– Если моя жена говорит «нет», – прорычал он, – значит, нет – ясно?
Инспектор обдумал его слова.
– Гмм... В этом что-то есть... Барни, мальчик мой, а этого воинственного Мика[19]19
Мик – обидное прозвище ирландцев.
[Закрыть] ты когда-нибудь видел? – Он ткнул большим пальцем в сторону громадного ирландца.
– Нет. Не сказал бы.
– Хорошо, Барни. Возвращайся к своим клиентам.
Шик с хрустом поднялся на ноги и вышел.
– Миссис Оделл, какая у вас была девичья фамилия?
Дрожание губ усилилось.
– Моррисон.
– Лили Моррисон?
– Да.
– Давно вы замужем за Оделлом?
– Два с половиной года.
– Так-так. – Старик снова сверился с фиктивным досье. – Теперь послушайте меня, миссис Лили Моррисон Оделл. Вот передо мной четкие записи. Пять лет назад некто Альберт Гримшоу был арестован и отправлен в Синг-Синг. На момент его ареста данные о вашей с ним связи отсутствуют – верно. Но за несколько лет до этого вы с ним жили... Какой там адрес, сержант Вели?
– Десятая авеню, дом один-ноль-четыре-пять, – выпалил Вели.
Оделл вскочил, физиономия у него побагровела.
– Жила с ним, она? – рявкнул он. – Ни один негодяй не может безнаказанно сказать такое о моей жене! Выходи сюда, ты, старый пустозвон! Я выбью...
Пригнувшись, он двинулся вперед, при этом молотя кунаками по воздуху. И вдруг его голова резко дернулась назад, чуть не сломав шейный позвонок. Он попятился в железной хватке сержанта Вели, держащего его за воротник. Вели дважды встряхнул Оделла, как ребенок погремушку, и Оделл, разинув рот, шлепнулся обратно на стул.
– Веди себя хорошо, балбес, – мягко сказал Вели. – Не знаешь, что нельзя угрожать офицеру полиции? – Он не ослаблял захвата, так что Оделл едва мог дышать и сидел в полном шоке.
– Я уверен, Томас, он будет вести себя хорошо, – заметил инспектор, словно ничего неподобающего не произошло. – Итак, миссис Оделл, я говорил...
Женщина, полными ужаса глазами наблюдавшая за жестоким обращением со своим слоноподобным мужем, всхлипнула.
– Я ничего не знаю. Не понимаю, о чем вы говорите. Я никогда не знала человека по имени Гримшоу. Никогда не видела...
– Слишком много «никогда», миссис Оделл. Почему Гримшоу две недели назад, как только вышел из тюрьмы, первым делом разыскал вас?
– Не отвечай, – сдавленно булькнула туша.
– Не буду. Не буду.
Инспектор обратил острый взгляд на мужа:
– Вы осознаете, что я могу вас задержать за отказ от содействия полиции в расследовании убийства?
– Давай попробуй, – засипел Оделл. – У меня есть влияние. Ничего у тебя не выйдет. Я знаю Оливанта из суда...
– Слышите, господин окружной прокурор? Он знает Оливанта из суда, – тяжко вздохнул инспектор. – Этот человек обещает применить свое незаконное влияние... Оделл, какой у вас рэкет?
– Нет у меня никакого рэкета.
– О, значит, вы честно зарабатываете на жизнь. А какой у вас бизнес?
– Прокладка труб.
– Это объясняет ваши связи... Где вы живете, ирландец?
– В Бруклине, район Флэтбуш.
– Есть что-нибудь на этого типа, Томас?
Сержант Вели отпустил воротник Оделла.
– Чистое досье, шеф, – с сожалением сказал он.
– А на женщину?
– По-видимому, пошла по прямой дорожке.
– Вот! – торжествующе воскликнула миссис Оделл.
– Ага, значит, вы признаете, что раньше жили иначе?
Большие, коровьи глаза открылись еще шире, но она упрямо хранила молчание.
– Я предлагаю вызвать всеведущего мистера Белла. – Это Эллери подал голос из глубин своего кресла.
Инспектор кивнул Вели, тот вышел и почти сразу вернулся с ночным портье.
– Взгляните на этого мужчину, Белл, – сказал инспектор.
Адамово яблоко Белла заметно дернулось. Дрожащим пальцем он ткнул в сторону насупившегося Джереми Оделла и закричал:
– Вот тот человек! Вот тот человек!
– Ха! – Инспектор поднялся на ноги. – Которым из них он был?
На какой-то момент Белл растерялся:
– Вот так-так, кажется, не могу припомнить точно... А, вспомнил! Этот человек пришел предпоследним, как раз перед бородатым доктором! – Его голос обрел уверенность. – Это же ирландец – здоровый мужик, я вам говорил, инспектор. Теперь вспомнил.
– Это точно?
– Готов поклясться.
– Хорошо, Белл. Ступай домой.
У ирландца отвисла челюсть, и в черных глазах появилось отчаяние.
– Ну, что скажете, Оделл?
Он помотал головой, как боксер-профессионал в состоянии грогги.
– О чем?
– Когда-нибудь видели этого человека, который только что вышел?
– Нет!
– Знаете, кто он такой?
– Нет!
– Это ночной портье, – любезно произнес инспектор, – из отеля «Бенедикт». Бывали там?
– Нет!
– Он говорит, что видел вас там, у своей стойки, между десятью и десятью тридцатью вечера, в четверг, тридцатого сентября.
– Наглая ложь!
– Вы подошли к стойке и спросили, зарегистрировался ли у них Альберт Гримшоу.
– Неправда.
– Вы узнали у Белла номер комнаты Гримшоу и поднялись наверх. Номер 314, Оделл. Помните? Нетрудно запомнить такой номер... Итак?
Оделл встал.
– Слушайте. Я честный налогоплательщик и гражданин. Вы просто бредите, и я ничего не понимаю. Это вам не Россия! У меня есть права! Пойдем, Лили, они не могут нас здесь удерживать!
Женщина послушно поднялась. Вели шагнул за Оделлом, и какое-то время казалось, что эти двое вот-вот схватятся, но инспектор жестом приказал Вели отойти в сторону и проследил, как Оделлы, сначала медленно, а затем с устрашающим ускорением, ринулись в дверь и исчезли из вида.
– Приставь к ним кого-нибудь, – сказал инспектор Квин самым печальным тоном, и Вели вышел.
– Самая упрямая и тупая пара свидетелей, – пробормотал Сэмпсон. – Что за всем этим стоит?
Эллери проворчал:
– Разве вы не слышали мистера Джереми Оделла, Сэмпсон? Все дело в Советской России. И в старой доброй красной пропаганде. Старая добрая Россия! Что бы делали без нее наши доблестные граждане?
Никто не обращал на него внимания.
– Ну тут и закручено, я вам скажу, – поднял брови Пеппер. – Этот весельчак Гримшоу заварил кучу темных дел...
Инспектор беспомощно развел руками, и они довольно долго просидели в молчании.
Но когда Пеппер и окружной прокурор поднялись, чтобы уйти, Эллери громогласно продекламировал:
– Скажем вместе с Теренцием[20]20
Публий Теренций Атер (ок. 195–159 до н.э.) – римский драматург.
[Закрыть]: «Все, что несет нам судьба, выдержим мы хладнокровно».
* * *
Чуть не до конца дня в деле Халкиса сохранялось статус-кво, безотрадное в своей стабильности. Инспектор вернулся к своим служебным занятиям, очень разнообразным, а Эллери занимался своими делами, которые в основном сводились к жадному усвоению сигарет и мудрых строф из крошечного томика, хранимого в кармане, и все это – погрузившись в кожаное кресло в кабинете отца и предаваясь яростным раздумьям. Получалось, что цитировать Теренция легче, чем следовать его совету.
«Бомба» взорвалась как раз перед тем, как инспектор Квин, завершив на этот день все необходимую рутинную работу, решил забрать сына из кабинета и отбыть в другое, тоже не слишком веселое местечко – к себе домой. Инспектор почти уже влез в пальто, когда в кабинет влетел Пеппер, раскрасневшийся от возбуждения и необычной для него экзальтации. Он размахивал над головой почтовым конвертом.
– Инспектор! Мистер Квин! Смотрите-ка. – Швырнув конверт на стол, он забегал вокруг. – Только что поступило. Как видите, адресовано Сэмпсону. Шефа не было, его секретарша вскрыла конверт и дала мне. Это слишком здорово, чтобы держать при себе. Прочитайте.
Эллери скоренько выбрался из кресла и встал рядом с отцом. Они вместе внимательно осмотрели конверт. Он был из дешевых, адрес напечатан на машинке, штемпель показывал, что письмо отправили из почтового отделения вокзала Гранд-Сентрал в то же утро.
– Ну-ка, посмотрим, что это, – пробормотал инспектор. Он аккуратно вытащил из конверта листок, вырванный из блокнота, тоже недорогого. Развернул. На нем было напечатано несколько строк – и ни даты, ни обращения, ни подписи. Старик прочитал его вслух, не спеша.
«Пишущему стало известно нечто пикантное – важное и пикантное – о деле Гримшоу. Окружного прокурора это должно заинтересовать.
Вот в чем дело. Просмотрите старые сведения об Альберте Гримшоу, и узнаете, что у него был брат. Но вот чего вы не сможете обнаружить, так это что его брат активно вовлечен в расследование. На самом деле сейчас он известен под именем мистера Гилберта Слоуна».
– Что вы об этом думаете? – кричал Пеппер.
Квины посмотрели друг на друга, затем на Пеппера.
– Интересно, если это правда, – заметил инспектор. – Однако это может быть просто уловка.
Эллери безразлично произнес:
– Даже если это правда, я не понимаю, какое это может иметь значение.
У Пеппера вытянулась физиономия.
– Да будь я проклят! Слоун ведь отрицал даже, что вообще видел Гримшоу. Так разве не важно, если окажется, что они братья?
Эллери покачал головой:
– Да что здесь важного, Пеппер? Тот факт, что Слоун стыдился брата, сидевшего за решеткой? Да и еще и убитого при таких обстоятельствах? Нет, думаю, что молчать мистера Слоуна заставляла лишь боязнь потерять положение в обществе, а не что-либо более зловещее.
– А я в этом совсем не уверен, – упрямо сказал Пеппер. – Держу пари, что и шеф со мной согласится. Что вы собираетесь с этим делать, инспектор?
– В первую очередь, после того как вы, два юнца, устанете спорить, – сухо заметил инспектор, – посмотрю, нельзя ли чего-то еще выжать из этого письма.
Он подошел к селектору.
– Мисс Ламберт? Это инспектор Квин. Зайдите ко мне на минуту. – Он обернулся с мрачной усмешкой: – Подождем, что скажет эксперт.
Уна Ламберт оказалась молодой женщиной с резкими чертами лица и ровным мазком седины на почти черных волосах.
– Что у вас, инспектор Квин?
Старик бросил письмо через стол.
– А вот это. Сможете что-то отсюда извлечь?
К сожалению, извлечь удалось немного. Не считая того, что письмо было напечатано на пишущей машинке «Ундервуд», довольно новой, в хорошем состоянии и имеющей четкие литеры с совсем микроскопическими дефектами на некоторых из них, никакой пользы оно не дало. Однако мисс Ламберт не сомневалась, что сможет распознать любой другой образец, напечатанный на той же машинке.
– Ладно, – проворчал инспектор, когда Уна Ламберт ушла, – наверное, не стоит ждать чуда даже от эксперта. – И он послал сержанта Вели в полицейскую лабораторию – скопировать письмо и снять отпечатки пальцев.
– Мне нужно разыскать окружного прокурора, – с несчастным видом проговорил Пеппер, – и рассказать ему об этом письме.
– Да, и заодно можете его проинформировать, что мы с отцом собираемся лично обследовать дом 13 по Пятьдесят четвертой улице.








