Текст книги "Начало"
Автор книги: Эллен Шрайбер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
20
Конец игры
Я проплакала всю ночь, на следующий день не пошла в школу, а в полдень опять побежала к особняку и трясла ворота до тех пор, пока мне не показалось, что они вот-вот рухнут. Наконец я перелезла через них и принялась стучать в дверь. Занавески колыхнулись, но никто так и не вышел.
Я вернулась домой и позвонила в особняк. Ответил Джеймсон, который сообщил, что Александр спит.
– Я скажу ему, что вы звонили, – сказал он.
– Пожалуйста, передайте ему, что я прошу прощения!
Я боялась, что Джеймсон возненавидел меня не меньше Александра. Я звонила каждый час, и всякий раз у нас с Джеймсоном происходил все тот же разговор.
– Я буду учиться на дому! – закричала я на следующее утро, когда мама попыталась вытащить меня из постели.
Александр не отвечал на мои звонки, а я не отвечала на звонки Беки.
– В школу я больше не пойду!
– Дорогая, я понимаю, что тебе тяжело, но ты это переживешь.
– Да, тебе-то не приходилось переживать разрыв с папой! Александр – единственный человек в мире, который меня понимает! А я все испортила!
– Нет, все испортил Тревор Митчелл. Ты этому молодому человеку ничего плохого не сделала. Ему повезло, что он встретил тебя.
– Ты так думаешь?
Я зарыдала, роняя слезы размером с особняк.
– Наверное, я испортила ему жизнь!
Мама присела на краешек моей постели.
– Он восхищается тобой, дорогая, – утешала она меня, обнимая так, будто я была плачущим малышом Билли.
Я ощущала запах абрикосового шампуня, исходивший от ее бархатистых каштановых волос, и сладкий нежный аромат духов. Сейчас мама была мне нужна. Мне надо было, чтобы она сказала мне, что все будет хорошо.
– Я сразу поняла, что он восхищается тобой, когда этот парень пришел сюда, – продолжила она. – Стыдно, что люди говорят о нем плохо.
– Ты была одной из них, – вздохнула я. – И я, наверное, тоже.
– Ты – нет. Он понравился тебе таким, каким является на самом деле.
– Да, очень понравился, но теперь уже слишком поздно.
– Никогда не бывает слишком поздно. Кстати, это не ты, а я могу опоздать! Мне нужно отвезти твоего отца в аэропорт.
– Позвони в школу! – крикнула я ей, когда она была у двери. – Скажи им, что я больна – умираю от любви.
Я натянула одеяло на голову и лежала тихонько до темноты. Все мысли мои были об Александре. Я должна была его увидеть и все объяснить, попросить у него прощения. Пойти в особняк, тем более снова вломиться туда без спросу я не решалась. На сей раз он мог позвонить в полицию. Было только одно место, куда можно было пойти и где он мог находиться.
С букетиком бледно-желтых нарциссов в рюкзачке я отправилась на городское кладбище и долго блуждала среди надгробий, пытаясь вспомнить путь, которым мы приходили сюда вместе.
Все это время я в нервном возбуждении представляла себе, как он ждет меня, как я подбегаю к нему, он сжимает меня в объятиях и осыпает поцелуями.
«Но простит ли он меня? – тут же возвращала я себя на землю. – Была ли это первая наша размолвка или последняя?»
Наконец я нашла памятник его бабушке, но Александра там не было.
Я положила цветы на могилу, чувствуя себя хуже некуда. На глаза навернулись слезы.
– Бабушка, – сказала я громко, оглядевшись по сторонам.
Но кто мог меня услышать? При желании я бы могла хоть ором орать.
– Бабушка, я все испортила. На всем свете нет никого, кто сходил бы с ума по вашему внуку так, как я. Пожалуйста, помогите мне! Мне так недостает его! Александр решил, будто я думаю, что он не такой, как все. Я и вправду так думаю. Он в самом деле отличается от всех, но только не от меня. Я люблю его. Вы можете мне помочь?
Я стала ждать знака, чего-нибудь магического, какого-то чуда – летучих мышей, кружащих над головой, громкого раската грома, чего угодно, но слышала лишь стрекотание сверчков. Может быть, на чудеса и знамения требуется чуть больше времени? Мне оставалось лишь надеяться на это.
* * *
Один день умирания от любви растянулся на два, а те – на три и четыре.
– В школу я больше не пойду! – кричала я каждое утро, переворачивалась и снова засыпала.
Джеймсон продолжал говорить мне, что Александр не может подойти к телефону.
– Ему нужно время, – пояснял он. – Пожалуйста, проявите терпение.
Терпение? Как можно терпеть, когда каждая секунда нашей разлуки казалась мне вечностью?
* * *
Субботним утром ко мне явился нежданный гость.
– Я вызываю тебя на поединок! – заявил отец и бросил на мою постель теннисную ракетку. Заодно он раздвинул шторы и впустил солнечный свет, ослепивший меня.
– Уходи!
– Тебе нужно развеяться.
Отец кинул на постель белую футболку и теннисную юбку того же цвета.
– Это мамины! Я подумал, что у тебя в шкафу вряд ли отыщется что-нибудь белое. Не опаздывай. Встретимся на корте через полчаса.
– Но я сто лет как не играла!
– Я знаю. Поэтому-то и беру тебя с собой. Сегодня мне нужна победа, – сказал отец и закрыл за собой дверь.
– Ты выиграешь! – крикнула я через закрытую дверь.
Загородный клуб Занудвилля был точно таким же, каким и запомнился мне за все последние годы, то есть снобистским и занудным. Специализированный магазин был забит дизайнерскими теннисными юбками и носками, дорогущими неоновыми мячиками и ракетками. Здесь имелся четырехзвездочный ресторан, в котором стакан воды стоил пять долларов.
В белом мамином спортивном прикиде я почти вписывалась в обстановку. Мешала только черная губная помада, но тут папа придираться не стал. Думаю, он был рад и тому, что вообще сумел вытащить меня из постели.
Я с остервенением бегала за мячами, подаваемыми отцом. На каждом из них мне чудилась физиономия Тревора Митчелла, и я лупила по ним с ожесточением, отчего те, естественно, летели то в сетку, то в забор.
– Раньше ты давал мне выигрывать, – сказала я отцу, когда мы заказали ланч.
– Как я могу дать тебе выиграть, если ты всякий раз лупишь в сетку? Следи за тем, куда посылаешь мяч.
– Наверное, в последнее время я вообще посылаю мячи не туда. Нельзя было позволять Тревору взять верх надо мной и верить слухам, в которые так хотелось поверить. Я очень скучаю по Александру.
Официант принес мне овощной салат, а отцу – сэндвич с паштетом из тунца.
– Как думаешь, папа, встретится мне кто-нибудь, похожий на Александра? – пробормотала я, уставившись в томаты, яйца и латук.
– А ты как думаешь? – спросил он и откусил от своего сэндвича.
– Думаю, что нет. Наверное, он один такой особенный. Подобные парни встречаются только в кино и в любовных романах. Такие, как Хитклиф[16]16
Хитклиф – герой романа Э. Бронте «Грозовой перевал», выдержавшего одиннадцать экранизаций. (Прим. перев.)
[Закрыть] или Ромео. – К моим глазам подступили слезы.
– Не переживай, дорогая, – сказал отец и подал мне салфетку. – Когда я встретил твою маму, я был в очках, как у Джона Леннона, и с патлами чуть ли не до пояса. Я не знал, как выглядят ножницы или бритва, не нравился ее отцу из-за своего внешнего вида и радикальных политических взглядов. Но мы с ней видели мир одинаково, а только это и важно. Помню, когда я впервые увидел твою маму, была среда. Она стояла на университетской лужайке в красно-коричневых клешах, белой блузке на бретельках, мечтательно глядела вверх и заплетала свои длинные каштановые волосы. Я подошел к ней и спросил, на что она смотрит. «Там птица кормит своих птенцов. Разве это не прекрасно? – сказала она и процитировала несколько строк из Эдгара Аллана По. – Это вороны». Я рассмеялся. «Что смешного?» – спросила она. Я ответил, что ворон и ворона, конечно, кое-что общее имеют, но птицы разные, и это – ворона. Тогда она тоже рассмеялась и сказала, что, наверное, перебрала накануне, но птицы все равно прекрасны. «Да, – ответил я. – А ты еще прекраснее».
– Ты так и сказал?
– Может, мне не стоило говорить тебе об этом. Особенно насчет того, что она перебрала!
– Ага, насчет того, что на мысль назвать меня Рэйвен – то есть Ворон – ее навела красота этих птиц и стихотворение По, мама говорила. А вот насчет перебора накануне – это нет.
Слава богу, что родители увидели в тот день ворона, а не белку. Вот был бы кошмар!
– Папа, что мне делать?
– Тебе придется разобраться в этом самой. Если летит мяч, не лупи со всей мочи, посылая его в забор, а открой глаза и смотри, куда бьешь.
Боюсь, однако, что его теннисные метафоры мне было не прожевать, как и мой салат. Я пребывала в полной растерянности, так и не зная, ждать ли мне мяча или брать инициативу в свои руки?
Отец отошел поболтать с приятелем, а я ломала голову над своей проблемой, когда вдруг услышала голос Мэтта:
– Плохо играешь, Рэйвен!
– Я вообще не умею играть! – ответила я, удивившись, и огляделась по сторонам в поисках Тревора.
– Я говорю не о теннисе.
– Тогда непонятно, о чем же.
– Я говорю о школе, о Треворе. Не беспокойся, его тут нет.
– Значит, ты решил попробовать за него? – спросила я, крепко вцепившись в ракетку. – Здесь, в клубе?
– Нет, я хочу с этим покончить. Я имею в виду то, как он поступает с тобой, Беки и со всеми. Даже со мной. А я его лучший друг. Но ведь и ты нас всех здорово озадачила. – Мэтт рассмеялся. – Мы тебе не нравимся. По-твоему, мы все недалекие и не стоим твоего внимания, но Тревора это не оправдывает.
– Мы что, в программе «Скрытая камера»? – Я снова огляделась по сторонам.
– Кто бы спорил, ты оживляешь нашу жизнь и своим клевым прикидом, и своим отношением к жизни. Тебя не волнует, что о тебе подумают и скажут, а в нашем городе вся жизнь вращается вокруг толков и пересудов.
– Тревор прячется в сувенирной лавке? – спросила я, все еще вертя головой.
– Да пойми, Снежный бал многим открыл глаза. Тревор использовал всех нас, выставил дураками. Я думаю, это стало для нас звоночком.
Тут я поняла, что никаких скрытых камер или прятавшегося Тревора поблизости нет. Мэтт не шутил.
– Жаль, что Александр тебя не слышит, – наконец сказала я. – После бала я его не видела и боюсь, что больше не увижу никогда. Тревор все испортил. – И глаза мои снова наполнились слезами.
– К черту Тревора!
Несколько человек оглянулись, поскольку в клубе не было принято ругаться, хотя такое на корте и случалось, когда игроки пропускали мяч.
– Мне пора бежать, Рэйвен, пока, – сказал Мэтт, отчалил, и тут же подошел отец в компании поразительно загорелого малого.
– Рэйвен, хочу познакомить тебя с моим старым приятелем.
– Рад встрече, Рэйвен, – сказал парень. – Давно не виделись. Ты стала совсем взрослой. Без помады я бы тебя не узнал. Ты помнишь меня?
Как я могла позабыть тот первый раз, когда забралась в особняк через окно цокольного этажа, красную шапочку, теплый поцелуй в щеку от красивого новичка, желающего вписаться в школьный круг?
– Джек Паттерсон! Конечно, я тебя помню, но не могу поверить в то, что ты помнишь меня.
– Я тебя никогда не забуду!
– Откуда вы знаете друг друга? – поинтересовался отец.
– Со школы, – ответил Джек с искоркой в глазах.
– И как нынче твои дела? – спросил меня Джек. – По слухам, в последнее время ты заходишь в особняк через парадный вход.
– Да, было дело, но…
– Джек недавно вернулся в город и взял на себя управление универмагом, – пояснил отец.
– Ага, заглядывай, – предложил Джек. – Дам тебе скидку.
– Ты продаешь армейские ботинки и черную косметику?
Джек Паттерсон рассмеялся.
– Похоже, ничего особо не изменилось!
Неожиданно появился Мэтт.
– Ты готов идти? – спросил его Джек.
– Ты знаешь Мэтта? – удивилась я.
– Мы кузены. Я рад, что вернулся, а то у меня возникли подозрения, что он связался с дурной компанией.
21
Тьма и свет
Был субботний вечер. Я, одетая в майку и черные боксерки, медленно прокручивала «Дракулу». Когда Бела склонился над спящей Элен Чэндлер, я вспомнила, как Александр целовал меня на черном кожаном диванчике, и непроизвольно потянулась за бумажными платочками, чтобы утереть глаза.
Сентиментальные воспоминания прервал звонок в дверь.
– Некому, что ли, открыть? – крикнула я и только тут вспомнила, что все мое семейство отчалило в кино.
Я посмотрела в глазок, с первого раза никого не увидела, а со второго разглядела Беки.
– Чего тебе нужно? – спросила я, открыв дверь.
– Одевайся!
– Я думала, ты пришла попросить прощения.
– Прости, но ты должна мне поверить! Ты должна пойти в особняк прямо сейчас!
– Иди домой!
– Рэйвен, собирайся немедленно!
– Что происходит?
– Пожалуйста, Рэйвен, поторопись!
Я взбежала по лестнице и натянула черную футболку и джинсы.
– Поторопись!
Я бегом спустилась по лестнице. Беки схватила меня за руку и потащила на улицу.
Когда мы забрались в тачку ее отца, я, естественно, закидала подружку вопросами, но она ни в какую не хотела ничего мне говорить.
Я ожидала увидеть особняк покрытым гнусными надписями, окна разбитыми, а Тревора и его шайку ликующими по этому поводу. Потом мне в голову пришла другая ужасная мысль – дом опустел, и перед ним красуется табличка «Продается».
Беки не стала парковаться у особняка, а остановилась в квартале от него.
– И что? – спросила я. – Почему ты не остановилась поближе?
Но когда мы выскочили из машины, я увидела несколько автомобилей, прижавшихся к обочине дороги, ведущей к особняку, что было необычно для этой безлюдной улочки.
Вдалеке я заметила двух женщин, одетых в черное, как будто на похороны. Но они шли быстро, держа в руках зажженные факелы. Сердце у меня упало. Потом я увидела мужчину, тоже в черном, с зажженным факелом в руках. Это было еще хуже. Мне стало страшно, внутри все опустилось. Я вспомнила окончание «Франкенштейна», когда горожане собираются сжечь замок и выкинуть из дома бедного Фрэнки. Только на сей раз толпа была поменьше. Я не могла поверить, что дошло до этого. Мне уже чудился дым.
– Нет! – закричала я, но тот человек уже завернул за угол, к воротам.
Самое мрачное мое воображение не могло предсказать того, что я увидела. Маленькая толпа горожан собралась напротив особняка, причем все были выряжены в черное, на вампирский лад. Мне показалось, будто я надела солнцезащитные очки, но радостная Беки, напротив, так и сияла. Она всячески пыталась убедить меня в том, что все идет как надо.
Вскоре и мне стало ясно, что народ, толпившийся перед особняком, вовсе не злобствует, а скорее веселится. Это несколько успокаивало, но все я поняла лишь тогда, когда я увидела на открытых воротах баннер, мигом расставивший все по местам: «Добро пожаловать, соседи».
– Лучше поздно, чем никогда, – сказала Беки.
С ворот также свисали красные вымпелы. На лужайке горели факелы и освещали холм.
– Эй, девчонка, иди сюда! – крикнул кто-то, когда мы с Беки подошли к толпе.
Я обернулась. Это была Руби. Она была одета в плотно облегающее черное синтетическое платье. Эротичные сапоги-чулки того же цвета доходили до середины бедра.
– Знаешь, Рэйвен, благодаря этому наряду я уже заполучила ухажера. Ты ни за что не поверишь, но это дворецкий! Он пригласил меня на свидание! Каково?
Она хихикнула, как смешливая школьница, поглядела в зеркальце и вспушила волосы, окрашенные в черный цвет.
– Он, конечно, далеко не мальчик, но еще о-го-го!
Судя по внешнему виду Руби, она слетала за своим прикидом в Париж, зато теперь даже ее белый пудель красовался в черном ошейнике с заклепками и черном же собачьем свитере.
– А меня узнала?
Это была Дженис в черном мини и армейских ботинках.
– Как по-твоему, это мой цвет?
Она показала мне ногти, покрытые черным лаком.
– Любой оттенок черного, это то самое, что надо! – сказала я.
– Я пыталась предупредить тебя, чтобы ты не приходила на Снежный бал, – быстро начала Беки, когда мы шли по подъездной дорожке. – Но Тревор стал шантажировать меня, и я струсила. Ты меня всегда выручала, а когда от меня потребовалась помощь, я подвела. Ты когда-нибудь простишь меня?
– Да ладно. Я сама виновата, настолько увлеклась своими переживаниями, что в упор не слышала предупреждений. Главное, теперь ты привела меня сюда. Я рада, что ты избавилась от чар Тревора.
Мы с Беки поднялись на холм и наткнулись на Джека Паттерсона, который был в черном свитере с высоким воротом и в джинсах.
Теперь, после всех этих лет, пришел мой черед одарить его признательным поцелуем в щеку.
– Поверить не могу, как это здорово!
– Не я додумался до того, чтобы все вырядились в черное. Это его заслуга.
Джек указал на парня в черной футболке, с зачесанными назад волосами.
– Привет, подруга!
Это был Мэтт.
– Я боялся, что ты не придешь. Нам пришлось послать за тобой Беки. Не можем же мы толком, по-соседски приветствовать Александра без тебя.
Глаза у меня загорелись.
– Он весь вечер спрашивал о тебе.
Я принялась отчаянно озираться по сторонам, на время потеряв дар речи. Мне хотелось обнять их всех. Но где же Александр?
– Думаю, ты найдешь его в доме, – подсказал Мэтт.
– Не могу поверить в то, что вы сделали это!
Мысль о том, что я снова увижу Александра, приводила меня в восторг. Я крепко обняла Руби и Мэтта, которого, по-моему, это пылкое проявление чувств несколько напугало.
– Давай-ка беги туда, пока солнце не поднялось, – сказал он.
Я помедлила, вспомнив, что одного человека так и не увидела.
– А он не будет прятаться в тенях?
– Кто?
– Ты знаешь кто!
– Тревор? Его не пригласили.
– Большое спасибо, Мэтт! – сказала я и показала ему два поднятых больших пальца.
– На самом деле это все сделала ты. А мы просто устроили классную тусовку.
Беки схватила меня за руку и повела к особняку. У двери стоял стол с закусками и напитками – соками, чипсами, попкорном, сластями и прочим, всем тем, что было у Александра в тот вечер, когда мы смотрели телевизор у него дома.
– Не может быть! – воскликнула я и уставилась на Беки. – Я что, тебе про все это рассказывала?
– Конечно. Но если бы я сохранила это в секрете, то мы сейчас не смогли бы угоститься.
Она собралась было оправдываться, но я не рассердилась, а напротив, улыбнулась и сказала:
– Я рада, что у тебя такая хорошая память. Но кто вообще мог додуматься до такого – устроить приветственный пикник?
Беки бросила взгляд на крыльцо.
Краешком глаза я заметила там какую-то сладкую парочку, державшуюся за руки.
– А вот и она, – услышала я слова одного из парочки, по виду крутого хиппаря.
Это оказались мои родители!
Мама была в расклешенных брюках, сандалиях на платформе и шелковой блузке с ниткой красных бусинок в форме сердечек на шее. Кроме них, все остальное на ней было черное. На отце были очки в черной оправе в стиле Джона Леннона. Он втиснулся в черные «ливайс» и расстегнутую до пупа черную шелковую рубашку.
– Вы что, обкурились? – ошеломленно спросила я.
– Привет, дорогая, – сказала мама. – Нам пришлось предпринять кое-что, чтобы вытащить тебя из постели.
Отец расхохотался, и тут ко мне подлетели разом два совсем юных Дракулы, один из которых размахивал рукавами балахона, изображая летучую мышь.
– Я явился, чтобы высосать твою кровь! – прозвучал из-под капюшона замогильный голос.
Это оказался Билли.
– Ты выглядишь просто классно. Самый крутой вампир, которого я видела, – сказала я.
– Правда? Тогда я буду ходить в этом прикиде в школу.
– Ну уж нет, – ворчливо возразил мой отец. – Еще с одним радикалом мне не справиться.
Он глянул на маму, ища поддержки. Билли подмигнул мне и был таков.
Из особняка вышел Джеймсон с черной курткой в руках.
– Это спортивное пальто мисс Мэдисон, – сказал он и вручил одежку моему отцу. – Мальчик не хотел с ним расставаться, твердил что-то насчет духов вашей дочери.
Я сконфузилась, а внутри совершенно растаяла.
– Приятно видеть вас, мисс Рэйвен.
Я хотела увидеть Александра прямо сейчас, его лицо, волосы, руки. Я хотела знать, таков ли он, как прежде, чувствует ли он нашу глубокую любовную связь или же решил, что я обманывала его.
– Не угодно ли войти? – спросил Джеймсон, словно прочитав мои мысли.
Я зашла в дом с ободряющей мыслью о том, что у нашего воссоединения или окончательного разрыва не будет свидетелей. Внутри было тихо, из мансарды не доносилась музыка, царила темнота. Путь освещали лишь несколько свечей. Я осмотрела гостиную, столовую, кухню и коридор, после чего поднялась по парадной лестнице.
– Александр? – прошептала я.
Сердце мое стучало, мысли неистово носились в голове. Я заглянула в ванные, библиотеку, хозяйскую спальню.
Из телевизионной комнаты доносились голоса. Ренфилд стучал доктору на графа Дракулу. Именно во время этой сцены Александр поцеловал меня, и я лишилась чувств. Наверное, он сейчас куда-то вышел.
Я присела на диванчик, некоторое время с нетерпением ждала его возвращения, но через минуту забеспокоилась и пошла обратно в коридор.
– Александр!
Я посмотрела на лестницу, покрытую выцветшим красным ковром, которая вела в мансарду. Его лестница!
Дверь на самом верху скрипучих ступенек оказалась закрытой. Это была его дверь, его комната, которую он не хотел показывать мне.
Я тихонько постучалась, но не получила никакого ответа.
– Александр! – Я постучалась снова. – Это я, Рэйвен. Александр!
За дверью был его мир, которого я никогда не видела. Там таились ответы на все его тайны – как он проводит свои дни и ночи. Я повернула шарообразную ручку, и дверь со скрипом приоткрылась. Она не была заперта.
Мне очень хотелось ее распахнуть и подглядеть, что же там происходит. Но потом я вспомнила, что как раз с этого, с подглядывания, и начались все мои проблемы. Неужели это ничему меня не научило?
Я перевела дух и поступила вопреки своему порыву, то есть закрыла дверь и торопливо спустилась по скрипучей лестнице. Я задержалась у парадной двери, вновь испытала знакомое ощущение присутствия и обернулась.
Рыцарь ночи стоял там и глядел на меня в упор своими темными, глубокими, чарующими, баюкающими, одинокими, умными, добрыми, мечтательными глазами.
– Я не хотела тебя обидеть, – выпалила я. – Я совсем не такая, как сказал Тревор. Ты всегда нравился мне таким, каков ты есть!
Александр молчал.
– Я была такая глупая. Ты – самое интересное, что вообще есть в Занудвилле. Ты, наверное, думаешь, что я веду себя по-детски?
Он так и не проронил ни слова.
– Скажи что-нибудь. Хотя бы обзови как-нибудь! Скажи, что ненавидишь меня.
– Я знаю, что между нами больше сходства, чем различий.
– Правда? – удивилась я.
– Это сказала мне бабушка.
– Она говорит с тобой? – спросила я, почувствовав неожиданный холодок.
– Нет, глупенькая! Она же мертвая. Я видел цветы.
Александр протянул мне руку.
– Я хотел бы показать тебе кое-что, – с таинственным видом сказал он.
– Свою комнату? – спросила я и схватила его за руку.
– Да, оно находится в моей комнате. Все уже готово.
– Оно?
Мое воображение разыгралось. Что делает Александр там, наверху, в своей комнате? Что такое это самое «оно», живое или мертвое? Он повел меня наверх сперва по парадной лестнице, потом по скрипучим мансардным ступенькам. Это была его лестница.
– Тебе пора узнать мои секреты, – открывая дверь, сказал Александр. – Или, по крайней мере, большинство из них.
Было темно, если не считать лунного света, который проникал сквозь крохотное оконце мансарды. Обстановку составляли потертое, но уютное кресло, стул и двуспальная тахта с черным стеганым одеялом, брошенным поверх красно-коричневых простыней. Постель такая же, как у любого подростка, вовсе не гроб.
Тут я заметила картины. Биг-Бен с летучими мышами, кружащими перед циферблатом, замок на холме, перевернутся Эйфелева башня. Одна картина изображала пожилую пару в готических нарядах, обведенную красным контуром сердца, на другой, с видом местного кладбища, бабушка Александра улыбалась над своим надгробным камнем. Еще на одной была изображена толпа ряженых, собиравших подношения на Хеллоуин, – вид из окна мансарды.
– Это картины из моего мрачного периода, – пошутил Александр.
– Они впечатляют, – сказала я, подойдя поближе.
Все вокруг, даже пол, было заляпано красками.
– Просто фантастика!
– Я не был уверен в том, что они тебе понравятся.
– Они невероятны!
Я заметила в углу холст на мольберте, накрытом простыней.
– Не бойся, не укусит.
Я остановилась перед холстом, гадая, что таится под простыней. В кои-то веки воображение меня подвело. Я взялась за уголок простыни, медленно, как когда-то открывала зеркало в подвале, откинула ее назад и остолбенела.
С картины на меня смотрела я сама, одетая для Снежного бала. Красная роза была прикреплена к моему платью, на руке у меня висела корзинка-тыковка, в одной руке я держала «сникерс», на другой красовалось паучье колечко. Над моей головой мерцали звезды, вокруг мягко падал снег.
Я ухмылялась, показывая накладные вампирские клыки.
– Надо же, как похоже! Вот уж никогда не думала, что ты художник! Я знала, что ты делал те рисунки, которые хранятся в подвале, помню и краску на обочине дороги. Но такое мне и в голову не приходило.
– Так это была ты? – задумчиво спросил он.
– А что ты делал посреди дороги?
– Я шел на кладбище, чтобы нарисовать надгробие моей бабушки.
– А разве художники не используют краски в тюбиках?
– Я смешиваю их сам.
– Мне и в голову такое не приходило. Ты художник. Теперь все понятно.
– Я рад, что это тебе нравится, – с облегчением сказал Александр. – А сейчас нам, пожалуй, стоит вернуться к остальным. Не следует множить слухи.
– Наверное, ты прав. Ты ведь знаешь, как распространяются сплетни в нашем городке.
– Не странно ли это? – спросил Александр, когда мы вернулись на лужайку и смешались с толпой горожан, одетых в черное. – Сегодня вечером мы не отверженные. – Он подал мне содовую.
– Вот и давай этому радоваться. Завтра все вернется в обычное русло.
Все вокруг улыбались и веселились, но тут я заметила вдалеке фигуру.
Кто-то неторопливо бежал по подъездной дорожке.
– Тревор! – ахнула я. – Что он здесь делает?
– Он монстр! – орал футболист, приближаясь к тусовке. – Как и вся его семейка!
– Опять все сначала! – возмутилась я.
Все уставились на Тревора.
– Александр, возвращайся в дом, – попросила я, но он не сдвинулся с места.
– Он шатается по кладбищу, как конченый урод! – заявил Тревор, указывая на моего гота. – У нас в городе не было летучих мышей, пока он не приехал.
– В этом городе не было придурковатых лузеров, пока не объявился ты! – отрезала я.
– Рэйвен, успокойся, – строго предупредил отец.
– Хватит! – заявил Мэтт и направился к однокласснику.
Джек Паттерсон последовал за ним.
– Послушайте, на меня было совершено нападение! – воскликнул Тревор, указывая на царапину на шее. – Напала летучая мышь. Теперь мне придется делать уколы от бешенства!
– Кончай, Тревор, – устало сказал Мэтт.
– Это случилось по дороге сюда. Я позвонил тебе домой, и твоя мать сказала, что ты на вечеринке у придурков, живущих в особняке. С чего это вдруг? Почему ты не со мной, а с ними?
– Ты сам виноват, – ответил Мэтт. – Можешь трепаться на эту тему по дороге домой, в машине. Вообще-то, Трев, ты меня уже достал.
– Но я же прав! Они вампиры! – закричал Тревор.
– А я правильно сделал, что не пригласил тебя, – сказал Мэтт.
– Вы, ребята, совсем спятили. Тусуетесь с уродами! – воскликнул Митчелл и сердито оглядел нас всех.
– Ладно, Тревор, кончай, – сказал мой отец, шагнув к нему.
– Я не имел к этому никакого отношения, – смущенно сказал Александр.
– Я думаю, это и так ясно, – заявила я.
– Но… – начал Тревор, сердитые глаза которого жаждали крови.
– Я не хотел бы звонить твоему отцу, – сказал мой отец и положил руку на плечо парня.
Футболист кипел от злости, но уже начал выдыхаться. Здесь не было никого, кто клюнул бы на его подначки и встал бы на его сторону, ожидая, когда он забьет победный гол, не было хихикающих девчонок, которые рады были вниманию футболиста, и ему оставалось только уйти.
– Ну, погодите. Мой отец всем в этом городе заправляет!
Это было единственное, что он мог сказать.
– Приложи лед, глядишь, и остынешь, – посоветовала моя мама, прямо как заправская медсестра.
– Ему не лед нужен, мама, а шприц с транквилизатором.
Все мы проводили Тревора взглядами. Он дошел до ворот и скрылся из виду.
– Что ж, мы планировали «поющую телеграмму»,[17]17
Вид почтовой услуги – почтальон оглашает текст поздравительной телеграммы пением. (Прим. перев.)
[Закрыть] но, должно быть, на почте все перепутали, – пошутил мой отец.
Все облегченно рассмеялись.
Позднее, когда Александр попрощался со своими соседями, а я прибирала стол для напитков и закусок, ко мне подошла Беки.
– Прости, – сказала подружка.
– Ты собираешься извиняться всю оставшуюся жизнь?
Я крепко, прямо как Руби меня, обняла ее.
– До завтра, – сказала Беки.
Глаза у нее были усталыми.
– Я думала, что твои родители уже ушли.
– Они же фермеры, ранние пташки. Кто рано встает, тому Бог подает.
– И с кем же мы тогда поедем? – растерянно спросила я.
– С Мэттом.
– Мэтт?
Беки виновато улыбнулась.
– Он не такой сноб, каким кажется.
– Я знаю. Кто бы подумал!
– Он никогда раньше не ездил на грузовичке. Как ты думаешь, он говорит это каждой девушке?
– Нет, Беки, я думаю, что он серьезно!
– Идем, Беки, – позвал Мэтт точно так же, как он звал Тревора.
– Я подойду через минутку, – сказала я.
Я помогала Джеймсону убирать оставшийся мусор, когда по лестнице спустился Александр в плаще, накидке с капюшоном, зачесанными назад волосами и накладными вампирскими зубами.
– Вампир моей мечты, – сказала я.
В коридоре он привлек меня к себе.
– Ты пыталась выручить меня сегодня, – сказал он. – Я буду вечно тебе благодарен.
– Вечно?.. – промолвила я с улыбкой.
– Надеюсь, что когда-нибудь смогу отслужить.
Я хихикнула, когда он ущипнул меня за шею.
– Мне не хочется уходить, – жалобно сказала я. – Но Беки ждет. До завтра, да? Мы снова встретимся во время летучих мышей?
Он проводил меня до двери и шутливо куснул шею вампирскими зубами.
Я рассмеялась и попыталась вытащить накладные зубы у него изо рта.
– Ой! – воскликнул он.
– Ну не супер же клеем ты их приклеил!
– Рэйвен, ты по-прежнему веришь в вампиров? – спросил он.
– Я думаю, ты излечил меня от этого, – ответила я. – Но от черной губной помады я все равно не откажусь.
Он одарил меня долгим, божественным поцелуем.
Я уже повернулась, чтобы уйти, заметила на пороге пудреницу Руби с монограммой, подняла ее и открыла, чтобы поправить перед зеркальцем свою помаду. В нем отражалась передняя дверь особняка.
– Сладких сновидений, – услышала я слова Александра, но в зеркале он не появился.
Я обернулась. Александр стоял в дверях, но когда я снова заглянула в зеркальце, его не было!
Я снова обернулась, увидела, что мне в лицо смотрит дверная ручка, и отчаянно забарабанила в дверь.
– Александр!
Не веря случившемуся, я попятилась от двери, медленно отступила и уставилась вверх, на окно мансарды. Там загорелся свет.
– Александр! – позвала я.
Мой гот, принц, рыцарь ночи выглянул из-за штор. Глядя на меня со страстью и желанием, он коснулся окна ладонью. Я застыла на месте, а когда потянулась к нему, он отступил за занавеску.
Свет погас.
