Текст книги "Начало"
Автор книги: Эллен Шрайбер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Эллен Шрайбер
«Поцелуй вампира. Начало»
Моему отцу Гэри Шрайберу, со всей любовью – за то, что он дал мне крылья для полета.
Мне нужны такие отношения, которые в конце позволят вонзить зубы.
Александр Стерлинг
Благодарности
Миллион благодарностей моему редактору Кэтрин Браун Тиген за дельные советы, талант и дружбу.
Множество благодарностей удивительной Джулии Хитмен из издательства «Харпер Коллинз» за ее напряженную работу и тесное сотрудничество.
Я глубоко признательна моему брату Марку Шрайберу за его великодушие, опыт и компетентность.
ХОХО! – Сьюзи, Бену и Одри Шрайбер за вашу поддержку и незабываемую поездку в Новый Орлеан.
1
Маленькое чудовище
В первый раз это случилось, когда мне было пять лет.
Я только что закончила раскрашивать картинки в своем детсадовском альбоме, полном родительских рисунков в стиле Пикассо, мозаичных слоников из шелковой бумаги и ответов на вопросы о любимом цвете, домашних питомцах, лучшем друге и так далее, придуманных нашей воспитательницей миссис Сварлиш, чья фамилия как нельзя лучше подходила к ее сварливому нраву.
Мы, детишки, сидели полукругом на полу в читальной зоне.
– Брэдли, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спросила миссис Сварлиш, когда получила ответы на все другие вопросы.
– Пожарным! – крикнул он.
– Синди?
– Э… медсестрой, – кротко пролепетала Синди Уоррен.
Миссис Сварлиш опросила всех остальных и получила обычные ответы. Кому-то из нас хотелось стать полицейским, кому-то астронавтом, кому-то футболистом.
Наконец настал мой черед.
– Рэйвен, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спросила миссис Сварлиш, чьи зеленые глаза смотрели сквозь меня.
Я молчала.
– Актрисой?
Я покачала головой.
– Врачом?
– Не-а.
– Стюардессой?
– Тьфу! – был мой ответ.
– Тогда кем же? – раздраженно спросила она.
– Вампиром! – выкрикнула я после недолгого размышления, чем до глубины души потрясла миссис Сварлиш, а заодно и всю детвору.
В какой-то момент мне показалось, что она рассмеялась. Хотя нет, не показалось. Так оно и было. Дети, сидевшие рядом со мной, слегка отстранились. Вот так мои сверстники в большинстве своем слегка отстранялись от меня на протяжении практически всего моего детства.
* * *
Меня зачали на водяной кровати моего папы или под мерцающими звездами на крыше спального фургона моей мамы, в зависимости от того, кто из родителей рассказывал эту историю. Эти родственные души никак не могли расстаться с семидесятыми годами, вспоминали настоящую любовь, смешанную с наркотиками, какой-то малиновый фимиам и музыку «Грэйтфул дэд».[1]1
«Grateful Dead» – американская рок-группа, название которой переводится как «Благодарный мертвец». (Прим. перев.)
[Закрыть]
Босая девчонка с нитками бисера, вплетенными в косы, в блузке на бретельках и обрезанных линялых голубых джинсах сошлась с длинноволосым, небритым, загорелым парнем в очках под Элтона Джона, на котором была кожаная безрукавка, клеши и сандалии. Думаю, что им еще повезло. Конечно, я вышла настолько непохожей на других детей, что дальше некуда. Мне бы могло взбрести в голову желание стать хиппи-оборотнем с бисером в косичках, но почему-то, уж не знаю, почему именно, я помешалась на вампирах.
После моего появления на свет Сара и Пол Мэдисон стали более ответственными или, можно сказать, менее сдвинутыми. Во всяком случае, они продали свой хипповый жилой автофургон и перебрались в нормальную квартиру, в которой, впрочем, тоже царил дух детей цветов. Наше жилище было изукрашено трехмерными постерами и оранжевыми лампами в виде трубок с причудливо движущейся жидкостью, метаморфозы которой можно было наблюдать часами.
Время тогда, скажу вам, было расчудесное. Мы втроем играли, смеялись, без конца грызли печенье «Туинкиз» да смотрели черно-белый телевизор, которым мои предки обзавелись, когда открыли банковский счет. За теликом мы засиживались допоздна, смотрели все больше ужастики, фильмы про Дракулу, Бэтмена, но я чувствовала себя в полной безопасности под покровом полуночи, поглаживая округлившийся живот мамы, издававший булькающие звуки наподобие оранжевых ламп. По моему детскому разумению, она и родить собиралась что-то вроде такой же игрушки, ну, может быть, движущейся.
А вот после родов все изменилось, потому что родила мамочка никакую не игрушку и уж точно не лампу. Она родила Недотыка! Как она могла? Как она могла вдруг, ни с того ни сего, положить конец всем нашим дивным вечерам с «Туинкиз». Теперь спать она ложилась рано, а это существо, которое родители невесть почему назвали Билли, пищало и вопило ночь напролет. В ту пору именно Дракула из телевизора составлял мне компанию, пока мама спала, Недотык орал, а папа менял в темноте описанные пеленки.
В довершение всех несчастий меня неожиданно отправили в жутко тоскливое место, которое, что уже само по себе плохо, не было моим домом.
Его украшали, если это слово подходит к такой ерунде, вовсе не трехмерные постеры, а дурацкие коллажи, составленные из отпечатков детских ладошек. Кроме того, там было полно умильных девочек в платьицах с оборками и мальчиков в коротких штанишках, словно из рекламного каталога компании «Сирз». Родители сообщили, что это унылое заведение называется детский сад, хотя садом тут и не пахло.
– Они будут твоими друзьями, – заверила меня мама, когда я изо всех сил жалась к ее боку.
Потом она помахала мне на прощанье, послала несколько воздушных поцелуйчиков и оставила в компании этой матроны, миссис Сварлиш, то есть в таком унылом одиночестве, какого и вообразить невозможно. А вот Недотыка, чтоб ему пусто было, мама унесла на руках назад, в волшебное царство постеров, светящихся в темноте, увлекательных ужастиков и дивного печенья.
Не знаю уж, каким чудом, но мне удалось продержаться весь тот день.
Я вырезала из черной бумаги фигурки, наклеивала их на черную бумагу, подкрашивала пальцем губки Барби в черный цвет и рассказывала помощнице воспитательницы истории о привидениях, в то время как детишки из каталога «Сирз» бегали вокруг меня, как будто все они были кузенами, пришедшими сюда прямо с общеамериканского семейного пикника.
Дело дошло до того, что, когда мама наконец явилась, чтобы меня забрать, я даже обрадовалась, увидев Недотыка.
В тот вечер она застала меня у экрана телевизора, к которому я прижималась губами, пытаясь поцеловать Кристофера Ли в «Ужасе Дракулы».
– Рэйвен, что это ты делаешь в такой поздний час? Тебе же завтра в садик!
– Что? – вырвалось у меня.
Сердце мое упало, а вместе с ним шлепнулся на пол и кусок вишневого пирога, который я уминала в этот момент.
– А разве это не один раз? – спросила я, охваченная паникой.
– Рэйвен, детка, туда нужно ходить каждый день!
– Каждый день!
Мамины слова эхом отдались в моей голове. Это был смертный приговор!
В ту ночь даже чертову Недотыку было не под силу соперничать со мной в драматических стенаниях и плаче. Я лежала в постели и молилась о том, чтобы кругом царила вечная темнота, а солнце никогда не взошло. К сожалению, на следующий день, когда я проснулась с чудовищной головной болью, оно светило самым наглым и отвратительным образом.
Мне страстно хотелось, чтобы рядом со мной был хотя бы один человек, с которым мне удалось бы сдружиться, но никого нигде не находилось. Дома мои любимые чарующие лампы сменили напольные светильники, постеры, сияющие в темноте, были заклеены стильными обоями, а место старого черно-белого телика занял новый, цветной, с экраном в двадцать пять дюймов.
В садике я насвистывала мелодию из фильма «Экзорцист», вместо того чтобы распевать песенки Мэри Поппинс.
Примерно к середине пребывания в детском саду относится моя первая попытка сделаться вампиром. Тревор Митчелл, идеально причесанный блондин с искрящимися зелеными глазами, стал моим злейшим врагом с того момента, как мне удалось переглядеть его, смутить взглядом, когда он попытался влезть передо мной, чтобы прокатиться с горки. Он меня на дух не переносил, потому что я одна из всех детей его не боялась. Остальные дети перед ним заискивали, да и родители по большей части тоже, потому что дома многих из них стояли на земле, принадлежащей его папаше. Кусачий был мальчишка, причем не потому, что хотел, как я, стать вампиром, а просто в силу своей зловредной натуры. Он кусался, кусался… короче – изводил всех, кроме меня, и в конце концов меня это достало.
Ну вот, как-то раз, дело было на игровой площадке, под баскетбольным кольцом, я взяла да так ущипнула его за хилую ручонку, что мне показалось, что сейчас оттуда кровь брызнет. Кровь, правда, не полилась, но зато его физиономия сделалась красной, как свекла. Я застыла на месте и ждала реакции. Тревора аж колотило от гнева, глазенки его выпучились от злости, что вызвало у меня злорадную улыбку. Правда, он все-таки куснул меня. На руке остались следы зубов, но я была готова к этому. В результате миссис Сварлиш пришлось посадить его на скамью у стенки, а я, развеселившись, принялась приплясывать вокруг игровой площадки, представляя себе, как от полученного укуса превращусь в летучую мышь, которую тоже называют вампиром.
– Рэйвен – странная девочка.
Эти слова, сказанные миссис Сварлиш другой учительнице, были подслушаны мною, когда я пробегала мимо плачущего Тревора, с досады молотившего кулаком по твердому битумному покрытию. В знак признательности я послала ему укушенной рукой воздушный поцелуй, после чего, гордясь полученной раной и надеясь на то, что обрела способность взлететь, уселась на детсадовские качели.
Для того чтобы эта надежда сбылась, мне, как вы понимаете, требовалось набрать настоящую космическую скорость. Меня заносило аж до верхушки забора, но я-то стремилась к пушистым облакам. Наконец, когда проржавелые качели уже жалобно скрипели, я соскочила с них, вознамерившись по меньшей мере перелететь всю игровую площадку и вконец напугать Тревора, но, увы, шлепнулась на землю и ушибла укушенную руку. Потом я разревелась не столько от боли, сколько от огорчения. Ведь мне, как оказалось, так и не удалось обзавестись сверхъестественными способностями моих любимых телевизионных героев.
Миссис Сварлиш приложила лед к ушибленной руке и усадила меня к стене отдохнуть, тогда как сопливый Тревор получил возможность играть.
Теперь он послал мне издевательский воздушный поцелуй и сказал:
– Спасибо.
Я показала ему язык и обозвала гангстерским словечком, которое подцепила в «Крестном отце». Миссис Сварлиш немедленно велела мне отправляться вон, то есть прочь со двора, с игровой площадки. В то время как все гуляли и играли, меня отсылали прочь очень часто. Просто не детство, а какое-то сплошное хождение вон.
2
Занудвилль
Официальное приветствие на въезде в наш городишко должно было бы гласить: «Добро пожаловать в Занудвилль, местечко малость побольше пещеры, но достаточно тесное для того, чтобы ощутить клаустрофобию».
Жители, до ужаса похожие друг на друга, практически неизменная погода, ряды домов, одинаковых до смертельной тоски, и расстилающиеся вокруг унылые поля – это и есть Занудвилль. Железная дорога, по которой в десять минут девятого проходит грузовой поезд, отделяет кукурузное поле от площадок для игры в гольф. По одну ее сторону стоят тракторы, по другую – тележки для клюшек.
На мой взгляд, у нас все с ног на голову перевернуто. Ну как, спрашивается, земля, на которой растет кукуруза, может стоить меньше той, где нет ничего, кроме песчаных лунок?
На городской площади стоит столетнее здание суда, но пока я еще не попадала в такие передряги, чтобы меня отволокли туда. Бутики, турагентство, компьютерный магазин, лавка флориста и кинотеатр отнюдь не первого показа – все это удобно расположилось вокруг площади.
Ох, как бы мне хотелось, чтобы наш дом стоял на колесах на железнодорожных путях. Он взял бы да и увез нас из города. Но нет же, он стоит на правильной стороне города рядом с местным клубом.
Если и есть у нас необычное строение, вызывающее трепет, так это заброшенный особняк, построенный на вершине Бенсон-хилл какой-то баронессой в изгнании.
Дружила я во всем Занудвилле только с Беки Миллер, девочкой с фермы, чья популярность среди сверстников была еще ниже моей. Наше официальное знакомство состоялось, когда я училась в третьем классе.
Я сидела на школьных ступеньках в ожидании мамы, которая должна была забрать меня, – как обычно, она опаздывала, поскольку старалась показать себя на работе трудоголиком! – и заметила взъерошенную девчонку, тоже сидевшую на ступеньках и плакавшую навзрыд, точно малое дитя.
У Беки не было друзей, потому что она была стеснительной, да и жила на восточной, сельской стороне дороги. Она была одной из немногих фермерских дочек в нашей школе и сидела в классе двумя рядами позади меня.
– Эй, что стряслось? – спросила я, проникшись сочувствием.
– Мама забыла обо мне! – зарыдала она еще пуще, прикрывая руками несчастное мокрое лицо.
– Нет, быть такого не может, – полились из меня слова утешения.
– Она никогда так не опаздывала! – всхлипывала Беки.
– Может быть, она застряла в пробке?
– Ты так думаешь?
– Конечно! А может быть, ей позвонил кто-то из этих надоедливых торговых представителей, которые вечно спрашивают: «Твоя мама дома?»
– Правда?
– Это случается сплошь да рядом. А может быть, ей пришлось остановиться, купить продуктов, а в «От семи до одиннадцати»[2]2
Сеть продовольственных магазинов. (Прим. перев.)
[Закрыть] оказалась длинная очередь.
– Думаешь, так может быть?
– А почему бы и нет? Есть-то ведь надо. Так что не переживай. Она обязательно придет.
Я как в воду глядела. Вскоре подкатил черный пикап с виноватой матерью и дружелюбной мохнатой овчаркой.
Беки бросилась к своей маме, а потом снова подбежала ко мне и выпалила:
– Мама говорит, что если твои родители не против, то ты можешь в субботу зайти к нам в гости.
Никто никогда не приглашал меня в гости. В отличие от Беки, я вовсе не была стеснительной, но популярностью не могли похвастаться мы обе.
Я без конца опаздывала в школу, потому что просыпала, сидела на уроках в солнцезащитных очках и имела на все свое мнение, что было совершенно нетипично для обитателей Занудвилля.
* * *
Задний двор у Беки оказался величиной с Трансильванию. Это было отличное место, где можно было прятаться, играть в монстров и есть столько свежих яблок, сколько может уместиться в желудке ученицы третьего класса.
Я стала единственным ребенком в классе, который не бил ее, не отворачивался от нее и не обзывался. К тому же я начала пинать всех, кто пытался ее обидеть.
Короче говоря, Беки стала моей трехмерной тенью, а я – ее лучшей подругой и телохранителем. Так оно продолжалось и до сих пор.
Когда я не играла с Беки, то проводила время, запоем читая романы Энн Райс. Губы я красила черной помадой, ногти – черным лаком, а поношенные армейские башмаки начищала черной ваксой.
Мне было одиннадцать, когда наша семья поехала на каникулы в Новый Орлеан. Матери с отцом вздумалось поиграть в блэк-джек в плавучем казино «Фламинго», а Недотыка тянуло в океанариум. Я, со своей стороны, тоже точно знала, что мне хочется увидеть. Это был дом, где родилась Энн Райс, исторические здания, которые она восстановила, и особняк, который называла теперь своим домом.
Я завороженно торчала перед железными воротами мегаособняка, построенного в готическом стиле. Мама, которая не отпускала меня от себя ни на шаг, стояла рядом со мной. Над головой ощущалось движение воздуха, казалось, будто черные вороны машут надо мною крыльями, хотя, скорее всего, их там не было. Жаль, что туда нельзя прийти ночью – было бы чем полюбоваться. Несколько девочек, одетых точно так же, как и я, стояли по ту сторону улицы и делали снимки.
Мне до смерти хотелось подбежать к ним и сказать: «Давайте дружить. Будем вместе гулять по кладбищам».
Впервые в жизни я ощутила принадлежность к некоему сообществу. Да и вообще, ощущения были еще те. Ведь я оказалось в городе, где гробы не зарывали глубоко под землю, а ставили один на другой – смотри сколько хочешь.
А что за публика! Там было полно ребят с разноцветными ирокезами. Да и вообще, куда ни глянь, самые разные крутые фрики, кроме разве что Бурбон-стрит. Там у туристов был такой вид, будто они только что прилетели из Занудвилля.
Неожиданно из-за угла выкатил лимузин, да такой черный – я в жизни подобной черноты не видела. Водитель, ясное дело в черной шляпе, открыл дверцу – и из машины вышла она!
Я охнула и остолбенела, время словно прекратило свой бег. Да и как иначе, ведь мне посчастливилось воочию увидеть ее – своего идола, своего живого кумира Энн Райс!
Она сияла как кинозвезда, готический ангел и небесное создание. Ее длинные блестящие черные волосы, перехваченные золотым обручем, ниспадали на плечи, на ней была длинная, струящаяся шелковая юбка и волшебно, упоительно вампирский темный плащ.
Я буквально онемела, да и вообще от потрясения едва не лишилась чувств.
К счастью, с моей мамой такого не случалось никогда.
– Можно моей дочке получить ваш автограф?
– Конечно, – прозвучал сладостный голос королевы моих ночных приключений.
Я подошла к ней, не помня себя от счастья, на подгибающихся ногах, как будто коленки растопило солнце.
Мало того что моя мама выудила из сумочки наклейку и получила на ней автограф, так готическая звезда еще и встала рядом со мной, с улыбкой обняв меня за талию.
Энн Райс согласилась со мной сфотографироваться!
Я никогда в жизни так не улыбалась. Она, вероятно, улыбалась так миллион раз. Она этого момента, может, никогда и не вспомнила, но в моей памяти он сохранился навсегда.
Почему я не сказала ей, что люблю ее книги? Почему не сказала, как много они значат для меня? Почему не высказала своего восхищения ее несравненным мастерством?
Наверное, от потрясения я лишилась дара речи. Зато потом я, не умолкая, верещала от восторга, снова и снова расписывая эту сцену перед папой и Недотыком в нашем гостиничном номере с завтраком, включенным в оплату проживания. Он был обставлен под старину и выдержан в розовых пастельных тонах.
Это был наш первый день в Новом Орлеане, но я уже засобиралась домой. Кому нужны дурацкий океанариум, французский квартал, джаз-оркестры и карнавальные бусы Марди-гра[3]3
«Вторник на Масленицу», французский карнавал в Новом Орлеане. (Прим. перев.)
[Закрыть] после встречи с ангелом-вампиром?
Целый день прошел в ожидании того, когда будет обработана пленка, а в результате оказалось, что моя фотография с Энн Райс не проявилась.
Мы с мамой вернулись в гостиницу огорченные, особенно я. О причине случившегося оставалось лишь гадать. Ведь по отдельности мы обе на снимках получались.
Возможно, две столь пламенные любительницы вампиров вместе просто засвечивали пленку, а может, это было своего рода мистическое напоминание о том, что мне, простой девчонке с завиральными мыслями и увлечениями, не место рядом с блестящей писательницей, автором бестселлеров.
Впрочем, всему можно было дать и очень простое объяснение. Может быть, все дело в том, что моя мама – никудышный фотограф.
3
Чудовищная мешанина
Сегодня мой день рождения, сладкое шестнадцатилетие. Нет, как вам нравится этот прикол?! Разве не все дни рождения должны быть сладкими? И чем, спрашивается, шестнадцатый слаще прочих? По мне, так все они должны быть классными.
А вот для нашего Занудвилля мой шестнадцатый день рождения, похоже, ничем не отличался от всех прочих дней.
Начать с того, что этот придурок Недотык заорал с утра пораньше:
– Эй, Рэйвен, вставай! Ты ведь не хочешь опоздать? Пора в школу!
Как могут двое детей у одних и тех же родителей быть настолько разными?
С трудом выбравшись из постели, я натянула черное хлопчатобумажное платье без рукавов и черные туристические ботинки, после чего подкрасила свои довольно полные губы черной губной помадой.
На кухонном столе меня поджидали два пирожных, выпеченных из белой муки, одно в форме единички и другое в форме шестерки.
Указательным пальцем я собрала с пирожного-шестерки сахарную глазурь и облизала палец.
– С днем рождения! – Мама поцеловала меня и вручила пакетик. – Это, вообще-то, на вечер, но можешь открыть и сейчас.
– С днем рождения, Рэйв, – присоединился к ней папа и чмокнул меня в щеку.
– Ручаюсь, ты понятия не имеешь, что мне даришь, – поддразнила я папочку, взяв пакет.
– Зато я уверен, что это стоит уйму денег.
Я потрясла легкий пакетик в руке, а когда там что-то задребезжало, в изумлении уставилась на именинную оберточную бумагу. Неужели это ключи от машины, от моего собственного «бэтмобиля»?[4]4
Бытовое название одной из моделей «кадиллака». (Прим. перев.)
[Закрыть] В конце концов, это мой шестнадцатый день рождения!
– Мне хотелось подарить тебе что-нибудь особенное, – с улыбкой сказала мама.
Я взволнованно разорвала упаковку и приподняла крышку коробочки для украшений. С ее дна на меня уставилась нитка светящихся белых жемчужин.
– У каждой девушки должны быть жемчужные бусы для особых случаев, – заявила мама, сияя.
Сама она, когда была хиппи, носила бисерные любовные фенечки и, видимо, считала нитку жемчуга корпоративной версией чего-то подобного. Я выдавила кривую улыбку, пытаясь скрыть разочарование, пробормотала «спасибо» и крепко обняла обоих родителей.
Первым моим порывом было убрать бусы обратно в коробочку, но у папы с мамой сделались такие физиономии, что мне пришлось срочно их примерить.
– На тебе они выглядят шикарно.
Мама светилась.
– Приберегу их для действительно особого случая, – заявила я и упрятала-таки подарок в коробку.
Прозвучал дверной звонок. Пришла Беки с маленьким черным подарочным пакетом.
– С днем рождения! – воскликнула она, когда мы вошли в гостиную.
– Спасибо. Тебе не стоило ничего мне дарить.
– Ты это твердишь каждый год, – насмешливо фыркнула она, вручая мне черный мешочек. – Кстати, умрешь, но не догадаешься, что я видела, – заявила подружка, понизив голос. – Во дворе особняка разгружался фургон.
– Не может быть! Кто-то наконец въехал туда?
– Наверное. Мне удалось увидеть только грузчиков. Они втаскивали в дом дубовые письменные столы, дедовские часы с боем и огромные упаковочные ящики с пометкой «Грунт». Вроде бы у новых хозяев есть сын-подросток.
– Ага, из тех, что на свет родятся в штанах цвета хаки, – хмыкнула я. – А его родители наверняка какие-нибудь зануды из «Лиги плюща».[5]5
«Лига плюща» – сообщество выпускников группы самых престижных университетов и колледжей Америки. (Прим. перев.)
[Закрыть] Остается надеяться, что они не станут переделывать особняк и выгонять оттуда пауков.
– Точно. А еще сносить ворота и ставить белый забор из штакетника.
– И пластикового гуся на передней лужайке.
Мы обе смеялись как сумасшедшие, но я не забыла запустить руку в мешочек.
– Уж раз тебе стукнуло шестнадцать, то я решила купить для тебя что-нибудь особенное.
Я вытащила черный кожаный шнурок с амулетом из сплава олова со свинцом в виде летучей мыши!
– Вот это класс! – завопила я на весь дом и тут же повесила амулет на шею.
Мама взирала на меня из кухни с явным неодобрением.
– В следующий раз мы просто дадим ей денег, – сказала она моему отцу.
– Жемчуг! – прошептала я Беки, когда мы выходили из дома.
* * *
В спортзал я заявилась в черной футболке, шортах и своих армейских ботинках – это вместо белой майки, таких же трусиков и кроссовок. Я никогда не могла понять, какой смысл в белой физкультурной форме? Разве белый цвет помогает добиться лучших спортивных результатов?
– Рэйвен, у меня нет желания и сегодня отсылать тебя к директору. Почему бы тебе хоть раз не устроить мне передышку и не надеть то, что положено, – нудил мистер Харрис, учитель физкультуры.
– У меня сегодня день рождения. Может быть, вам в честь этого события стоит дать передышку мне?!
Харрис уставился на меня, не зная, что и сказать.
– Так и быть, но только сегодня, – наконец согласился он. – И не потому, что сегодня твой день рождения, а потому, что у меня нет охоты отсылать тебя к директору.
Мы с Беки захихикали и направились к трибуне, где дожидался наш класс.
Тревор Митчелл, мой детсадовский главный враг и его закадычный друг, проныра Мэтт Уэллс, пошли за нами. Оба такие из себя прилизанные, богатенькие, правильные футболисты – короче, снобы. Они считали, что выглядят классно, но меня мутило от их самоуверенности.
– Сладкое шестнадцатилетие, – принялся куражиться Тревор, явно подслушавший мой разговор с мистером Харрисом. – Как чудесно! Пора любви, как думаешь, Мэтт?
– Так оно и есть, дружище, – поддержал его Мэтт.
– Слушай, а до меня дошло, почему она не носит белое. Это ведь цвет невинности, верно, Рэйвен?
Парень он видный, тут уж не поспоришь. Красивые зеленые глаза и прическа идеальная, как у модели. У этого типчика имелась девчонка на каждый день недели. Он был, что называется, плохой мальчик, к тому же богатенький плохой мальчик, одним словом, зануда.
– Эй, приятель, а с чего ты взял, что я не ношу белое нижнее белье? Впрочем, ты прав. Есть причина, по которой я ношу черное. И что, не слабо тебе выяснить, какая именно?
Мы с Беки уселись на дальнем конце трибун, а Тревор с Мэттом так и остались стоять на дорожке.
– И как ты собираешься провести свой день рождения? – прокричал Тревор погромче, чтобы все слышали, когда устроился среди одноклассников. – Небось просидишь с Беки весь пятничный вечер у телика, будешь смотреть «Пятницу, тринадцатое». Слушай, а может, тебе стоит дать объявление в службу знакомств? «Шестнадцатилетняя одинокая белая девушка-монстр ищет подходящее чудище для вечного союза».
Весь класс заржал.
Мне очень не нравилось, когда Тревор дразнил меня, и уж совсем не нравилось, когда он дразнил Беки.
– Нет, мы подумывали о том, чтобы нагрянуть на вечеринку к Мэтту, а то ведь без нас там ни одной интересной физии не увидишь.
Все малость очумели, а Беки закатила глаза, как будто хотела сказать: «Во что ты меня втягиваешь?»
На широко известных вечеринках у Мэтта мы никогда не бывали. Никто нас туда не звал, да и позвали бы – мы бы не пошли. Во всяком случае, я бы точно не пошла.
Весь класс ждал, как отреагирует Тревор.
– Конечно, можешь прийти, но имей в виду, мы пьем пиво, а не кровь!
Весь класс снова загоготал, и Тревор показал Мэтту два пальца в форме буквы «V» в знак победы.
Тут мистер Харрис дунул в свой свисток, чтобы, значит, нам всем слезать с трибун и носиться по кругу, по дорожке, на манер борзых. Мы с Беки тоже слезли и кое-как потрусили.
– Ты, часом, не спятила? – спросила моя подружка. – Как это мы туда пойдем? От них можно ждать чего угодно.
– А вот придем и посмотрим, что они с нами сделают. Или мы с ними. Это ведь мое сладкое шестнадцатилетие, врубаешься? Незабываемый праздник на всю жизнь.
