Текст книги "Перстень альвов, кн. 2: Пробуждение валькирии"

Автор книги: Елизавета Дворецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 2

Утро пришло, как всегда, с густыми покровами белесого тумана – на этот раз вполне обыкновенного, простого и чистого. Вигмар Лисица очнулся от холода – он лежал прямо на земле, прикрытой только зеленым мхом, щека его касалась жесткого, подмерзшего сизого лишайника на сером камне, и острый гранитный выступ упирался прямо в бок. Вчерашнее помнилось с трудом, как будто он напился вдребезги пьян, голова побаливала. Он понятия не имел, как сюда попал, почему он не дома на лежанке. Только внутренним, почти животным чувством Вигмар угадывал, что находится далеко, очень далеко от дома.

Но раньше памяти проснулось чувство близкой опасности. Едва очнувшись, Вигмар поспешно приподнялся и огляделся. Вокруг него так же на земле спали его люди: сыновья, хирдманы из усадьбы, люди Гейра или Атли, бонды из округи – все вперемешку. Кое-кто шевелился, ежился от пронзительного холода раннего осеннего утра.

Вигмар встал на ноги, опираясь для верности на древко Поющего Жала. Мышцы онемели, спина болела, двигаться было тяжело и неловко. Но в голове прояснилось, и он все вспомнил. Они преследовали Бергвида, убегавшего на юг с золотом темных альвов. Ведьма заморочила их, напустила тумана, сбила с пути. Куда она завела их, куда забросила? В туманном облаке они шли долго, очень долго! И все ли целы? Вокруг себя Вигмар видел довольно много людей, но в тумане не мог определить, все ли здесь из тех, кого он вел за собой. А если они разбрелись по лесам и горам? Сколько он будет собирать людей, где искать? И всех ли найдет?

И где они сейчас? Знакомое ли это место, или колдовство забросило их к великанам в зубы? В глубине души шевельнулось паническое опасение, что они не в своем мире, что в тумане они незаметно миновали ворота, которые пропускают только в одну сторону, и теперь вокруг них расстилается пространство, которому даже нет названия.

Вопросов нашлось много, а ответов никаких. Сквозь туман проступали только очертания ближайших скал, на расстояние протянутого копья. Только скалы, только лишайник и мох… И еще маленькая, в неполный человеческий рост, облезлая елочка машет тощими лапами в двух шагах впереди, точно хочет согреться в промозглой сырости… А под ней спит Сколе бонд из Оленьего Мха – свернувшись от холода калачиком, как котенок, борода вся то ли седая, то ли заиндевелая.

Вигмар тревожно толкнул Сколе бонда концом древка – жив ли? Тот пошевелился, охнул сквозь дрему, поднял голову и недоумевающе заморгал, с трудом разлепляя тяжелые веки. Испугавшись вдруг, как бы народ не померз, Вигмар принялся будить спящих. Сначала он несильно толкал каждого древком Поющего Жала, потом вдруг удивился, зачем так делает – не собаки же, люди! – а потом мелькнуло в памяти сказание о Добром Бальдре, который оживляет замерзшую землю прикосновениями своего золотого копья, и стало ясно, что боги не оставили его советами даже сейчас. Сон, остаток ведьминой ворожбы, лучше всего снимет Золотая Молния, как тролли прозвали его копье, потому что в нем заключена очищающая и оживляющая сила небесного огня.

Постепенно люди просыпались, начинали хрипло, отрывисто переговариваться, и в голосах звучало то же тревожное недоумение. Хотелось знать, куда попали, а прежде всего людям хотелось согреться. Но ни хвороста, ни дерева, годного на дрова, вокруг не было – только тощие елки. А отходить в сторону пока опасались, и для обогрева оставалось только приседать, хлопать себя по плечам да бегать взад-вперед, выжидая, пока туман рассеется.

Мало-помалу лучи осеннего солнца прогревали и разводили туман, завеса делалась все тоньше и прозрачнее. Вигмар снова огляделся. Сквозь тающие белесые пряди в полусотне шагов от себя он вдруг различил какую-то темную громаду и невольно вздрогнул от острого чувства опасности. Словно жуткий зверь ростом с гору, чудовище, сам Фенрир Волк с раскрытой исполинской пастью притаился в тумане возле людей…

Крепче сжав Поющее Жало, Вигмар шагнул вперед, предостерегающе взмахнул рукой, чтобы никто не двигался. И тут же понял, что враг сам не нападет: это был не Фенрир Волк, а просто склон горы, заваленный беспорядочной россыпью валунов. Склон довольно круто уходил вверх, а наверху смутно темнел черный зев пещеры, похожий на стоячую пропасть.

– Пещерная гора! – ахнул Вигмар.

Изумление боролось в нем с ужасом и тревожным, ненадежным облегчением, словно он очнулся на краю пропасти, куда еще вполне может упасть. Теперь он все это узнал – и камни, и тощие елки, и склон горы, под которым уже стоял когда-то с этим же самым копьем в руке. Двадцать пять лет назад…

Колдовское облако завело их в Великанью долину и бросило у подножия Пещерной горы. Ни один человек в здравом уме никогда не выбрал бы для ночлега это место. Под самым обиталищем мертвых великанов, под Черными Воротами Свартальвхейма! Чудо, что ночь прошла благополучно – если это так. Вигмар холодел, и волосы его ощутимо шевелились надо лбом – сейчас, утром, он вполне осознавал, какой опасности они подвергались здесь ночью, бесчувственные и беспомощные… Чудо, что они вообще проснулись. Только свет Поющего Жала, только сила Одиновых рун защитила их от мертвящего дыхания Пещерной горы.

– Пересчитать людей, быстрее! – крикнул он, стараясь не выдать дрожи в голосе. – Все ли здесь?

Люди вокруг толковали о произошедшем на разные лады, в голосах слышалась робость. Пора было решать, что делать дальше.

Вигмар опустил Поющее Жало и постучал острием о ближайший камень. Из-под камня выполз тролль – незнакомый, маленький, ростом с зайца, весь покрытый бурой шерстью, кроме головы, где плотной шапкой рос темно-зеленый мох, точно такой же, как и на земле вокруг.

– Кто здесь есть поблизости? – спросил у него Вигмар. – Из людей и иных?

– Там эта! Там! Того! – бестолково размахивая лапами, тролль показал Вигмару куда-то в сторону от горы и прибавил несколько звуков, не имеющих отношения к человеческой речи. – Там эта! Люди! Много!

Красноречием он не отличался. Бесполезно было спрашивать у тролля, что за люди, и Вигмар, отобрав десяток человек, сам пошел на разведку. Они прошли почти всю долину и вступили на склон, где уже рос густой высокий ельник. Вскоре за ветвями замелькало пламя костра, потянуло дымом. Костер горел прямо на тропе, возле него сидело несколько человек, а из-за деревьев ползли серые струи пахучего дыма от влажной еловой древесины, выдавая присутствие и других костров.

– Не верю, чтобы это был Бергвид, – сказал Оддглим. – Он уже так ушел, что его теперь верхом не догонишь. Это, похоже, из Хетберга. Они ведь тоже где-то здесь должны быть.

В самом деле, это оказались люди Хетберга. При виде человека с золотым копьем в руке, бесшумно выходящего из слоев тумана, они сначала испугались, приняв его за духа, но потом узнали хёвдинга Железного Кольца и очень обрадовались.

– А мы уж думали, что одни остались, всех ведьмы сожрали! – говорили хирдманы. – А Вильбранд хёвдинг вон там!

Вильбранд хёвдинг нашелся у соседнего костра. Он выглядел утомленным, измученным, но держался довольно-таки бодро, только часто моргал тяжелыми покрасневшими веками.

– Наконец-то мы с тобой встретились! – с облегчением говорил он Вигмару. – А то я уж думал, вечно буду блуждать по этим ведьминским местам и живой души не встречу! А Бергвид-то! Из рук ушел! Мы ведь его уже видели – мы ему на дорогу вышли, долину заняли и его с перевала видели – шел прямо на нас, больше ему идти было некуда! Ну, думаю, сейчас я тебя голыми руками возьму! И куда пропал! Все этот туман! Это ведьмы нагнали, да?

По его рассказу выходило то же самое, что случилось с дружиной Железного Кольца. Колдовство Дагейды заморочило обоих преследователей, не дало им увидеть ни Бергвида, ни друг друга. Вильбранд радовался, что все остались целы и даже встретились, хотя и поздновато, и не отказался бы немедленно продолжать преследование.

Вигмар такого воодушевления не испытывал. Бергвид ускользнул из рук, ушел, как морок, уже второй раз подряд избежал верной гибели. Просто так его не взять, теперь это очевидно. Куда он делся хотя бы? Из Великаньей долины нет выхода. Если они шли за ним – то куда он от них ушел? Не по воздуху же улетел?

Туман уже совсем рассеялся и лишь тонкими, невесомыми полосками парил над верхушками деревьев, а над ним сияло чистое голубое небо. Хорошо просматривалась вся Великанья долина, тесно сжатая с боков крутыми склонами и загороженная, как непроходимой стеной, самой Пещерной горой. Зев пещеры был молчалив и мертв. Ни деревьев, ни даже можжевельника. Куда здесь могла деться та сотня с лишним человек, которая оставалась у Бергвида? Не под камни же они ушли!

Вигмар вынул нож, срезал одну из своих тонких рыжих косичек и бросил в огонь.

– Для чего это? – с любопытством спросил Вильбранд. – Это жертва за спасение?

Не отвечая, Вигмар пристально смотрел в огонь, сосредоточившись в немом призыве. Пламя ярко вспыхнуло, от костра повеяло таким жаром, что все, кроме хёвдинга, попятились. Для него этот жар служил знаком близости духа-покровителя, и Вигмар терпел, лишь слегка хмурясь. Многолетнее знакомство с Грюлой сделало его менее других чувствительным к жару огня. Про него рассказывали, что он может спокойно держать на ладони горсть пылающих углей и ходить сквозь пламя, и какая-то часть правды в этом содержалась.

А в огне загорелись глаза. Одни глаза, без человеческого лица и даже без лисьей морды – только глаза, ослепительные, как расплавленное золото, длинные, раскосые, умные, смеющиеся, веселые тем равнодушным весельем, которое бывает только у духов, чуждых всем земным слабостям и тревогам. Люди в ужасе пятились от костра, закрывая лица руками от этого пронзительного палящего взгляда, и хёвдинг остался один на один со своим духом-покровителем.

– Привет тебе, Вигмар сын Хроара! – сказали глаза.

Никто другой не слышал веселого, легкого голоса, но Вигмар не просто слышал его, а глубоко ощущал всем существом. Его покровитель пришел, и человеческий дух трепетал, как былинка на ветру, вблизи от другого духа, многократно более мощного, такого же жгучего и жадного до жертв, как и все древние духи стихий.

– Привет тебе, Грюла дочь Сурта! – ответил Вигмар. – Помоги мне. Мой враг слабее меня, но он уже во второй раз ушел у меня из рук.

– Я видела, как все было! Дагейда увела его! – голос хихикнул, и в пламени появилась лисья морда с высоко поднятыми острыми ушами. Морда смеялась, ее очертания, сотканные из пламени, колебались вместе с огненной стихией, ни мгновения не оставаясь в покое. – Она увела его от тебя в Пещерную гору. Он ушел по пути темных альвов.

– В Пещерную гору? – изумленно повторил Вигмар. – Путями темных альвов? Но это невозможно! Ни один человек не ходил этим путем! Только Хёрдис Колдунья, но она тогда была почти неживой, как камень! Люди не могут там дышать!

– Бергвид не пошел в Свартальвхейм, его провели самым верхним ходом. Он прошел под горами, но над уровнем земли. Это ничем не грозит человеку, там каждый может пройти. Конечно, с согласия хозяев.

– И у него было согласие?

– Конечно. Темные альвы провели его – Летанди из рода Ищущих, Глитренде из рода Мерцающих, Фаргеблинд из рода Слепых-На-Цвета. И еще другие с ними, но их имена ничем тебе не помогут. Темные альвы и Бергвид заключили союз против тебя, ты знаешь об этом?

– Я слышал от троллей.

– Темным альвам не одолеть нас с тобой, они решили взяться за нас вместе с Дагейдой и Бергвидом. Им очень хочется выжить тебя отсюда, закрыть для людей все сокровища гор и добиться, чтобы здесь не приносили жертв мне! – Из костра взметнулось несколько языков густого багрового пламени, знаменуя гнев Грюлы, и люди отшатнулись от костра еще дальше.

– Как же мне догнать его? – спросил Вигмар.

– Не ходи в Пещерную гору. На путях темных альвов вас съедят. Иди по земле. У Бергвида один путь – к озеру Фрейра. Не забудь принести жертвы Фрейру, когда выйдешь на озеро. А там – все в твоих руках. Ты ведь знаешь, – лисья морда подмигнула, – я помогаю только тому, кто сам что-то делает.

– Я знаю! – Вигмар кивнул. – Ведь мы с тобой знакомы ровно сорок лет! Конечно, для тебя это не срок, но я-то давно все понял!

– Я знаю! – насмешливо повторила Грюла. – Ты все понимаешь быстро. Потому-то я и выбрала тебя!

Лисья морда исчезла, а из костра вдруг вылетела маленькая огненная бабочка. Уже в воздухе она приняла вид крошечной, размером с ладонь, девочки с красивым, но диким личиком, раскосыми золотыми глазами и снопом бьющегося на ветру пламени вместо волос. Это был еще один облик Грюлы, тоже знакомый Вигмару давным-давно. Столько лет прошло с тех пор, как он впервые увидел эту огненную девочку! Вместо очарованного тринадцатилетнего подростка, мечтающего о силе и славе, вместо двадцатипятилетнего парня, твердо намеренного настоять на своем и добиться исполнения всех своих горячих и честолюбивых желаний, – перед огненным духом стоит зрелый пятидесятидвухлетний мужчина, богатый и могущественный повелитель пространной округи, полноправный соперник конунгов. Волосы его потемнели и утратили прежний яркий рыжий цвет, на лбу появились морщины, а в бороде седина, но шаловливая девочка из рода огненных великанов ничуть не изменилась. Духи живут долго и совсем не меняются.

– Иди к озеру Фрейра! – властно приказала она, и теперь ее видели все. – Иди! Я помогу тебе, когда не поможет больше никто! Я даю силу тому, кто сам что-то делает! Помни об этом! Иди!

Огненная искра взмыла к вершинам и исчезла. Полосы тумана над верхушками деревьев растаяли, над Медным лесом сиял ясный осенний день, и в хрустальных далях видны были горы, похожие на застывшие зеленые волны исполинской высоты.

Свежий прохладный воздух, чуть-чуть замешанный на пьянящем духе первых палых листьев, бодрил и наполнял силой. Вигмар огляделся. Его окружали в основном западные квитты из Хетберга, большинство которых видело хёвдинга впервые, но все они, зачарованные разговором с огненным духом, смотрели на него как на своего вождя.

– Мы идем к озеру Фрейра! – объявил Вигмар. – И да благословят боги наш путь!

* * *

Кюна Хёрдис проснулась рано, когда ночь с неохотой только-только поволокла свои черные крылья с земли обратно в море. Острым, почти звериным чутьем Хёрдис угадывала, что до рассвета еще довольно далеко, но спать она больше не могла. Увиденный сон наполнил ее нетерпеливым возбуждением. Именно этого сна она ждала.

Каждый вечер, ложась спать, бывшая ведьма Медного леса клала под подушку маленький кожаный мешочек. В мешочке хранилась длинная прядь волос, светлых, с несколькими белыми нитями седины. И через моря и земли сон кюны Хёрдис, Хёрдис Колдуньи, связывал ее с тем человеком, с чьей головы были срезаны волосы. Каждую ночь Хёрдис видела во сне то, что с ним произошло за день, – не все, только самое важное. Руна «ансу», начертанная на ладони, отсеивала всю дневную житейскую шелуху и приносила ей только самое главное. Она видела, как на попутном торговом корабле Ормкель Неспящий Глаз добрался до Квиттинга и там ушел со стоянки корабля с дракой, поскольку бессовестные торговцы-вандры попытались содрать с него больше уговоренной платы, но в итоге получили одни синяки. Видела, как он, с растрепанными и незаплетенными волосами, бродил по усадьбам, расспрашивая, где найти Бергвида конунга, коверкал свой язык, чтобы не все и не сразу распознали в нем фьялля. Как он нашел Бергвида в какой-то прибрежной усадьбе, как предстал перед ним и сразу объявил свое имя, повергнув всю дружину в изумление. Хёрдис слышала его неучтивые, вызывающие речи, которыми вернее всего можно было завоевать доверие недоверчивого Бергвида, сына Даллы. Видела, морщась во сне, как он дрался против четверых возле угла дома, освещенного квиттингской луной, – кое-кому из Бергвидовых людей не понравилось, что фьялль сидит за столом так близко к конунгу…

Но все это было еще не то. Благословенна та ночь, когда Хёрдис увидела во сне гибель Рагневальда Наковальни – даже если бы Ормкель больше ничего не сделал, это нападение на слэттов оправдало бы весь ее замысел. Она смеялась во сне, глядя, как Грют Драчун воровал овец и чем это для него кончилось. Она дрожала, она металась и стонала, глазами Ормкеля видя свою дочь, Дагейду, свое проклятие, верхом на волке скачущую по лесистым склонам, чтобы взять свою долю жертв…

И вот сегодня она увидела то, что ей требовалось. Бергвид Черная Шкура выступил в поход против Вигмара Лисицы. Еще не зная исхода, не зная, чем для них обоих обернется это столкновение, кюна фьяллей знала главное: ее новому племени, которое стало ей истинно родным, пришла пора выступать. Выступать в поход против той земли, в которой она волею судьбы родилась, но в которой ей не нашлось места и которой она хотела править со всем своим легендарным упрямством.

– Конунг, проснись! – Хёрдис прикоснулась к плечу мужа, лежавшего рядом с ней. – Проснись, настал час судьбы!

– Что? – Торбранд конунг сразу открыл глаза и приподнялся. В эти годы ему уже требовалось мало сна, и он спал очень чутко. – Такая торжественная речь в такую рань? Погоди, не говори. Лучше сперва одеться и позвать людей.

– Это все придется сделать! – нетерпеливо подтвердила Хёрдис. – И одеться, и вооружиться, и созвать людей! Всех людей, до кого можно дотянуться ратной стрелой! Пришло время похода!

– Ну, пришло так пришло! – Торбранд конунг откинул одеяло. Он знал, о каком походе идет речь.

В этот день Торбранд конунг говорил с дружиной и уже в полдень сам, как требовал обычай, выковал ратную стрелу. Вся прибрежная полоса земли фьяллей, где жило шесть седьмых ее населения, была оповещена о новом походе заранее, и хёльды со своими дружинами съезжались быстро и дружно. В походы редко отправляются осенью, но зато урожай убран и никто не умрет с голоду, даже если добыча не оправдает ожиданий. А такая опасность весьма велика, когда поход предстоит не куда-нибудь, а на Квиттинг – с этим проклятым полуостровом никогда не знаешь, чем все кончится. Там можно разбогатеть так, что дракон Фафнир сгорит от зависти, а можно оставить там голову. Но кюна сказала, что пора, а за двадцать пять лет фьялли привыкли верить своей повелительнице, хотя и не любили ее.

И войско собиралось: люди съезжались со всей прибрежной полосы, шириной в один, два, иногда три дня пути, съезжались из длинных, узких, скалистых фьордов, от склонов дальних, почти необитаемых гор, где только у подножия овцы щипали чахлую травку, а на вершинах круглый год лежал снег. Съезжались поодиночке бонды, с копьем, охотничьим луком и старым щитом, съезжались хёльды во главе своих родичей и хирдманов, приходили пешком рыбаки и даже вольноотпущенные рабы, надеясь раздобыть на золотоносном Квиттинге и копье, и щит, и лошадь.

Иные говорят, что из дальних предгорий приехал в это войско даже один из бергбуров, полутроллей-полувеликанов, сильных, угрюмых и уродливых тварей, что живут только в черных скалистых горах глубинного Фьялленланда и чьи черные коровы питаются и жиреют, облизывая голые камни. Говорили, что он ехал по тропе вслед за дружиной какого-то хёльда, сидя на огромном косматом быке с горящими, как угли, злыми глазами и золотым кольцом в носу, а на плече держал копье из цельного ствола дубка, с серым кремневым наконечником… Но что рассказывать, если здесь путаница: вовсе не в этом походе участвовал бергбур по имени Булле-Скроль, а совсем в другом, в походе не этого Торбранда конунга, а совсем другого Торбранда, сына Торварда Рваной Щеки, и об этом рассказывается в совсем другой саге!

За полмесяца войско собралось. На высоком скалистом мысу, висящем над морем, конунг и ярлы принесли жертву богам. Здесь, где смыкались три стихии: земля, ветер и волны – фьялли из века в век призывали богов, кропили жертвенной кровью свое оружие, мачты и весла стоящих внизу кораблей.

– Повелитель Побед, Отец Воинов! – взывал к небесам Торбранд конунг, подняв священный кремневый молот, который был почти так же стар, как горы и море. – Прими наши жертвы и даруй нам победы в битвах! Дай нам сил разбить Бергвида сына Стюрмира, нашего непримиримого врага, и тогда Семь Морей вздохнут свободно! Тор, Гроза Великанов! Молотом Молний защити нас в квиттингских горах, защити нас от чар и оков, от бездн и обвалов, от великанов и троллей, от врага ведомого и неведомого! Локи, Отец Волка, помоги нам добыть то, что нам желанно, – мечи Хродерика, что острее орлиного взгляда и крепче Хюмирова лба! Будьте с нами, о боги Асгарда! И после похода мы снова порадуем вас обильной жертвой!

Войско кричало и с грохотом ударяло мечами по щитам. Кюна Хёрдис, в праздничном наряде, с золотым обручьем по имени Дракон Судьбы на запястье, поднесла конунгу меч, рукоять которого обвивал черный бронзовый дракон. Имя меча было Дракон Битвы. Его кропили жертвенной кровью быка, и красные теплые капли впитывались в темное лезвие, выкованное двергами в подгорных глубинах, не скатываясь на землю.

Пришел час судьбы. Это знал Торбранд конунг, половину своей жизни отдавший этой войне. Он помнил предсказание старой великанши, имени которой не знал: не возвращайся на Квиттинг, и тогда ты проживешь еще столько же, сколько прожил. Предсказание прозвучало двадцать пять лет назад, когда ему было тридцать семь. До срока оставалось еще двенадцать лет. Но Торбранд конунг не боялся нарушить запрет. Ему уже исполнилось шестьдесят два года, он был еще силен и крепок, но хорошо знал, что его настоящая сила доживает последние годы. Лучше погибнуть в битве с новыми великанами и сесть за стол Одина, чем захиреть на перине, с рукоятью меча, вложенной в бессильные руки только ради обычая. Одина не обманешь. Своим единственным глазом он хорошо видит, кто как окончил свой путь по земле.

Торбранд конунг знал, что сегодня, быть может, видит родной Аскефьорд в последний раз. И никогда за всю свою жизнь он, человек здравомыслящий и сдержанный, не любил так пронзительно и трепетно эту неприветливую землю, эти сероватые холодные волны под бурыми скалами, эту узкую полоску зелени на склонах ближних холмов и далекие, на самом краю земли видимые черноватые горы, где на вершинах круглый год лежит нетающий ослепительный снег. Он любил эту землю, от священного ясеня в доме конунгов до последней пастушеской землянки. И ради своей любви он хотел оставить этой земле прекрасную и гордую память о себе.

Кюна Хёрдис тоже знала, что отныне надолго остается одна. Но ее сердце не дрогнуло, в глазах сверкала решимость. Когда наступал час судьбы, она умела прямо смотреть ей в лицо.

Хельги сын Хеймира стоял в раскрытых дверях корабельного сарая и смотрел внутрь. За спиной у него сиял яркий свет ясного осеннего дня, а впереди, в полумраке, виднелись очертания большого корабля. Тускло поблескивала посеребренная голова ворона на переднем штевне; корабль стоял на катках, наклонясь на левый борт, ворон выглядел беспомощно и жалко и, казалось, жаловался на судьбу. Ни мачты, ни весел…

Это был «Серебряный ворон» Рагневальда Наковальни, которого Хельги знал «в лицо» не хуже, чем самого мужа тетки Альвборг. Тот самый «Серебряный ворон», что не так уж давно ушел из Эльвенэса, нагруженный подарками, провожаемый самыми лучшими пожеланиями, и приветственные крики ликующей толпы вместе с ветром лились в его цветной парус.

– Нашел, – сказал Хельги, не оборачиваясь.

В это слово он вложил гораздо больше, чем обычно вмещают пять идущих подряд звуков человеческой речи. В них уместились два месяца ожидания: сначала умиротворенного, гордого сознанием преодоленных трудностей, потом нетерпеливого и беспокойного. Альвборг и ее дочь Сванхильд посмеивались над Хельги, напоминали, что Альмар конунг ждал свою невесту два года, но Хельги лишь слегка улыбался в ответ из чистой вежливости. Да и Хеймир конунг выражал надежду, что уж их-то, конунгов Эльвенэса, родичи невесты не заставят ждать так долго! На дорогу туда и обратно, даже если у берегов Квиттинга плохая погода, нужно около месяца. Конечно, какое-то время Рагневальд должен будет погостить у Вигмара Лисицы. Но едва ли он станет засиживаться в гостях, зная, что его и невесту Хельги ярла с нетерпением ждут в Эльвенэсе.

В начале «рыбного» месяца Хельги ярл сам спустил корабль на воду. Он больше не мог ждать. После встречи с духом кюны Хельги он изменился: ему больше не хотелось сидеть на кургане и смотреть в небеса. Он больше не хотел и не мог жить так, как жил раньше, ему хотелось перемен. Словно чья-то рука отвалила камень и дала выход подземному ключу: в душе Хельги забила жажда любви – той любви, которую обещала ему мать, вручая перстень альвов, той, что озарит его жизнь ровным и ясным светом. Хельги часто вспоминал о перстне, и у него было чувство, что тот вовсе не увезен за моря, что огненно-алый, живой и теплый камень теперь бьется в его груди вместо сердца. Это и была любовь: неделимая и соединяющая двоих воедино, сколько бы земель и морей ни пролегло между ними. Ему виделись рыжие волосы Альдоны, ее серые глаза с зелеными искрами, ее улыбка, ее белые руки с тонкими пальцами, и всю ее фигуру в его воображении окутывало светлое мягкое сияние. В этом сиянии она становилась не женщиной, а богиней, девой из рода светлых альвов. В этом тоже волшебное свойство перстня из Альвхейма: в глазах любви все земное становится неземным… Хельги совсем теперь не думал о торговых выгодах, которые обещал его брак слэттам и о которых родичи так много говорили; он ждал только Альдону, как будто с ее приездом на землю Эльвенэса спустится сам Альвхейм во всем своем радужном блеске. И останется с ним навсегда…

Жизнь, которая раньше, до встречи с Альдоной, вполне его устраивала, теперь стала казаться невыносимой, каждый день ожидания томил и мучил. Рагневальд ярл задерживается – может быть, ему нужна какая-то помощь. Может быть, она нужна самому Вигмару Лисице. Или его дочь нездорова. И еще тысяча всяких «или». Одно было ясно: он должен поехать за своей невестой сам. Ему нельзя, как Хельги сыну Хьёрварда, бесконечно сидеть на кургане и ждать, пока прекрасная возлюбленная сама спустится к нему с небес.

– Если бы Альмар конунг взялся за дело сам, а не поручал его другим людям, может быть, ему и не пришлось бы ждать два года! – говорил он Альвборг и Сванхильд, собираясь в дорогу.

На этот раз с ним шло целых шесть кораблей и полтысячи человек дружины. Осенние полевые работы кончались, люди освобождались от забот, да и припасов теперь было можно набрать гораздо больше. Хёльды и простые бонды с охотой съезжались к наследнику своего конунга, который собирается в заморский поход за невестой. С ним снова отправился муж Сванхильд Рингольд Поплавок на своем «Кольценосном змее», Гейтир Коршун, который уже в честь собственного прозвища велел для штевня корабля вырезать голову коршуна, Аудольв Медвежонок на «Железном вороне», Фроар Левша, младший брат кюны Асты. Его корабль тоже назывался «Ворон», и для отличия от Аудольвова корабля его называли «Молодой ворон». Последним присоединился Скельвир Медвежий Дух, знатный и опытный в походах человек, весьма уважаемый Хеймиром конунгом. Он был знаменит тем, что однажды, когда племя бьярров отказалось платить слэттам дань, тогда еще молодой Скельвир ярл надел на себя медвежью шкуру и явился бьяррам под видом Метсе-Исэнте, Лесного Хозяина, духа в образе медведя, которому здесь поклонялись. Рыча и завывая, медведь-дух повелел не противиться чужакам. Об этом очень много рассказывали, а прозвище Медвежий Дух закрепилось за Скельвиром из усадьбы Вересковые Поля вместе со славой человека, не отступающего ни перед какими трудностями. Корабль его назывался, естественно, «Медведь» и нес на штевне грозно оскаленную медвежью голову. Словом, для поездки за невестой собралась самая лучшая дружина, которую только можно было придумать.

Когда шесть кораблей шли по устью реки Видэльв к морю, сразу становилось ясно, что это свадебный поход – у всех кораблей были новые, яркие цветные паруса, крашенные в разные цвета весла, цветные щиты на бортах, бронзовые узорные флюгера на мачтах. Перед отплытием в святилище Фрейра принесли жертвы, прося у Ньёрда попутного ветра. Но если бы попутный ветер можно было создать из человеческого чувства, то стремление Хельги ярла в поход могло бы наполнить паруса всех шести кораблей и нести их, как на крыльях.

Переплыв Островной пролив, Хельги снова побывал у кюны Ульврун. Она подтвердила, что Рагневальд Наковальня проезжал мимо, но о дальнейшей его судьбе ничего не знала. Здесь тоже убрали урожай, поэтому кюна находилась в более веселом настроении и пообещала устроить пир на три дня в честь Хельги ярла и его невесты, когда он поплывет с ней обратно.

За Островным проливом Хельги ночевал в усадьбе Белый Зуб, у своего двоюродного брата Халькеля, старшего сына Дага Кремневого. Окрестности усадьбы до сих пор назывались Сигурделанд – Земля Сигурда – в честь их предыдущего владельца, Сигурда Всезнайки, деда Дага. Халькель получил имя в честь своего деда по матери, но вырос более благоразумным и удачливым, чем легендарной памяти Халькель Бычий Глаз. Лицом двадцатитрехлетний Халькель очень походил на мать – был таким же круглолицым, румяным, кареглазым, но уравновешенный нрав и стремление к справедливости он унаследовал от отца. Благодаря этим качествам он, несмотря на молодость, уже завоевал уважение округи, которая в свое время так почитала его прадеда Сигурда, что после его смерти воздвигла в честь покойного харсира особый жертвенник на Холме Асов.

От Халькеля Хельги впервые услышал кое-какие тревожные новости. Еще пока гостям готовили еду, Халькель усадил брата рядом с собой и серьезно посмотрел на него.

– Мне не очень-то приятно встречать тебя с дурными вестями, но, как видно, судьба, – сказал он. – Или ты уже знаешь о Рагневальде?

Хельги переменился в лице, кто-то из его ярлов, сидевших поблизости, издал восклицание, и Халькель понял, что от обязанности злого вестника ему не уйти.

– Толком я сам мало что знаю, – продолжил он. – Ты понимаешь, я живу слишком далеко от… ну, от тех мест, где это случилось. Мне ведь здесь до Островного пролива, до кюны Ульврун и Инги-Ульвины, гораздо ближе, чем до Поля Тинга и отца. Что у раудов поделывается, я и то лучше знаю. Короче, ко мне приезжали от отца. Я знаю только то, что мне рассказали.

– Мы будем тебе так признательны, родич, если ты побыстрее изложишь, что же тебе все-таки известно! – поторопил нетерпеливый Фроар Левша.

– Говорят, он встретил в море Бергвида Черную Шкуру. – Халькель быстро удовлетворил его любопытство.