Текст книги "Холм демонов"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

– Не беспокойся, Савватей Пахомыч, все выполним, – заверили детектива скоморохи, и Василий покинул погост – ему нужно было торопиться на рандеву к своей новой возлюбленной.

* * *

После обеда майор Селезень взобрался на свой наблюдательный пункт. То бишь на крышу баньки. И стоило ему прильнуть к окулярам бинокля, как в поле видимости оказался новый интересный объект. Объект представлял собой роскошную карету, которая быстро катила по дороге в сторону села. И, естественно, на окраине она была остановлена блок-постом.

– Кому-то, похоже, не повезло, – пробормотал Селезень.

И действительно, события развивались не лучшим образом для путешествующих. Двое солдат держали лошадей, а их командир, распахнув дверцу, с гнусной ухмылкой предлагал пассажирам покинуть экипаж.

– Да уж, это вам не Соловей с друганами-душегубами, – покачал головой майор.

И тут из кареты появилась дама, одетая во все черное. И ситуация резко изменилась. Дама жестикулировала, топала ногами и, похоже, подкрепляла свои действия соответствующими выражениями. Командир, вначале даже опешивший от такого напора, пришел в себя и попытался схватить даму за руку. Да не тут-то было. Дама извернулась и, подхватив юбки, со всей силы врезала своей изящной ножкой обидчику по единственному доказательству его мужского достоинства.

– Ай-яй-яй, – поморщился майор, – ну это уж совсем круто.

А командир тем временем постепенно скукоживался, сгибался пополам, пока не плюхнулся перекошенным лицом в придорожную пыль. Солдаты, вместо того чтобы придти ему на помощь, осклабились в гнусных улыбочках.

– Сброд, – констатировал майор.

И тем не менее было ясно, что скоро их командир очухается, и уж тогда этой дамочке не поздоровится. И тут в поле зрения майора оказалась новая фигура. Это был маленький толстенький человечек на кривых ногах, но зато его кафтан был расшит золотыми галунами, а на правом боку висела здоровенная сабля. При его появлении солдаты перестали скалиться.

– Ага! – довольно пробормотал майор. – Высший командный состав.

А «генерал» тем временем о чем-то поговорил с дамой в черном, после чего тоже пнул уже пытавшегося подняться командира. От чего бедолага снова пропахал физиономией дорогу.

– А! – удивился майор. – Значит, баба из кареты своя!

И действительно – генерал поцеловал даме ручку, и та, погрузившись в экипаж, преспокойно поехала дальше. Селезень же раздосадовано стукнул кулаком по трубе. Ему так и не удалось разглядеть лица дамы, поскольку оно было скрыто вуалью. Да и лицо генерала из-за огромных темных очков рассмотреть не вышло.

* * *

Дубов неспеша брел по Мангазейским улицам и предавался размышлениям. Однако на сей раз они носили не дедуктивный, а скорее морально-этический оттенок: хорошо ли Василий делает, вступая в интимный контакт с Миликтрисой Никодимовной? И вообще – допустимо ли использовать Миликтрису, какова бы она ни была, в целях сбора информации? Ведь она, кажется, влюбилась по-настоящему. Или все это тоже игра?

Детектив остановился возле витрины стекольной лавки, имевшей вид приличного фирменного магазина, и оглядел себя в роскошном зеркале с узорчатой серебряной рамкой. Как обычно в последние дни, Василию стало немного не по себе от вида собственного лица. Впрочем, он уже начал понемногу привыкать с своему новому облику. Физиономия, которую сыщик обрел благодаря Чумичкиной мази, ему даже нравилась: немного заостренные черты, высокий лоб мыслителя, глаза с проницательным прищуром, небольшие залысины… Порой Дубову казалось, что в его внешности появилось что-то от артиста Василия Ливанова из телесериала о Шерлоке Холмсе, а иногда – нечто от Вячеслава Тихонова из «Семнадцати мгновений весны». И то и другое Дубову, несомненно, даже слегка льстило.

– Ну ладно, будем считать, что Наде изменяю не я, а ты, – сказал детектив своему отражению. Конечно, в глубине души Василий сомневался в уважительности такого оправдания, но другого у него на данный момент не было. А не идти к Миликтрисе Никодимовне Дубов никак не мог – ведь она после трагической гибели Данилы Ильича оставалась единственной ниточкой, которая могла вывести на ново-мангазейских заговорщиков. «Кладбищенский след» Василий, конечно же, со счетов не скидывал, однако его разработкой пока что занимались Антип с Мисаилом.

За раздумьями Василий и сам не заметил, как ноги довели его до «собственного дома» Миликтрисы Никодимовны в Садовом переулке. Входные двери оказались лишь прикрыты, и Василий без звонка вошел в дом. Однако в полутемных сенях он остановился: из гостиной явственно доносились два приглушенных голоса, один из которых принадлежал хозяйке, а другой – незнакомому человеку.

– Парень он пустой и бесшабашный, – говорила Миликтриса Никодимовна, – ни на какое сурьезное дело не годный.

«Кого это она так?» – подумал Василий. А хозяйка продолжала:

– Корчит из себя виршеплета и скомороха, а деньгами сорит, как не знаю кто. Наверняка ведь кого-то пограбил на большой дороге, а то и еще чего похуже, своими бы так не базарил.

«Так это ж она про меня! – смекнул Дубов. – О женщины, женщины!..»

– Ну что ж, Миликтриса Никодимовна, я думаю, что он мне вполне подойдет, – ответил неизвестный собеседник. Его голос был очень мягкий и приятный, хотя чуть не половину звуков гость Миликтрисы Никодимовны или вовсе не выговаривал, или вместо одних произносил другие. Так что первая услышанная Дубовым фраза незнакомца звучала примерно так:

– Ну ушто же, Мывиктьиса Никадимауна, я думаю, што он мне уповне подойдет.

– И что от меня требуется? – деловито спросила Миликтриса.

– Пьигвасите ево на заутва, ну, так ускажем, на заутвак, но не слишком рано, и скажите, что с ним хочет поговоить один чевовек, который может пьедвожить хоуошую работу и пвиличный заваботок.

– Договорились, Димитрий Мелхиседекович, так и скажу – хорошую работу и приличный заработок.

«Как-как, Мелхи-чего? – подивился Дубов. – Ну и имечко, без ста грамм не выговоришь».

– Ну што жа, Мивиктриса Никодимауна, мне пора, – стал собираться гость с труднопроизносимым отчеством. – Дева, знаете, дева…

– А, ну дела – это, конечно, вещь нужная, – весело откликнулась хозяйка. – Погодите, я вас провожу…

Василий начал лихорадочно соображать, как ему быть – ретироваться, пока не поздно, или сделать вид, что только что вошел, но тут голоса стали как бы удаляться – очевидно, хозяйка выпустила гостя через другой выход, детективу не известный.

Выждав несколько минут, Дубов неслышно выскользнул из сеней на двор и принялся во всю мочь названивать в дверной колокольчик. Вскоре вышла Миликтриса Никодимовна.

– О, это ты, Савватей Пахомыч! Ты и не представляешь, как я тебе рада, – защебетала радушная хозяйка. При этом она сладко зевнула, будто только что встала с постели.

– Знаете, Миликтриса Никодимовна, а ведь у меня вышли все деньги, – печально сообщил Василий, проходя следом за хозяйкой в гостиную. – Боюсь, теперь вы не захотите любить меня.

– Ну как ты можешь такое говорить! – возмутилась Миликтриса, и Василий поймал себя на мысли, что почти ей верит. – Ведь я ж полюбила тебя вовсе не за деньги!..

– Спасибо, дорогая, – признательно прижал руку к груди Василий.

– А деньги – это пустяки, – продолжала Миликтриса Никодимовна. – Нынче они есть, завтра нет, а потом, глядишь, снова появятся… Но о делах потом, а сейчас – прошу! – И с этими словами она гостеприимно распахнула дверь в «будуар».

* * *

Рыжий настойчиво расспрашивал уже почти оправившегося после нападения боярина Андрея:

– Неужели князь Длиннорукий так и сказал – всех соберу и подожгу?

– Именно так и сказал, – отвечал боярин Андрей. Он уже отчасти поправился и даже мог передвигаться, только голос еще полностью не восстановился. – Поначалу я подумал, что он шуткует, но потом понял – какие тут шутки! Тогда я потихоньку вышел из его терема и побежал сюда, но они, видать, оказались хитрее – послали вдогонку своего убивца.

– Кстати, ты запомнил хоть какие-то его приметы? – спросил Рыжий.

– Да где уж, – вздохнул боярин Андрей, – едва успел по башке огреть, и все – больше ничего не помню. Все-таки этот крест и вправду чудотворный – если бы не он, то мне гроб!

– Между прочим, господа, – вклинился Серапионыч, сидевший чуть поодаль и внимательно прислушивавшийся к беседе, – я провел, как бы это понятнее объяснить, в общем, исследование остатков крови на кресте.

– И что же? – заинтересовался Рыжий. – Что показал анализ?

– Результаты таковы – кровь с подобным составом ни физически, ни биологически, ни как хотите, не может принадлежать человеку или какому-либо живому существу.

– А кому же? – вскочил с кресла боярин Андрей.

– Не знаю, – совершенно искренне пожал плечами доктор.

– Ну ладно, это вопрос скорее научного порядка, – заметил Рыжий. – Однако сейчас перед нами стоит более важная и неотложная задача – обезвредить князя Длиннорукого.

– Надо открыть глаза царю! – воскликнул боярин Андрей и глухо закашлялся.

– Моей первой мыслью как раз и было бежать к Государю и все ему сообщить, – ответил Рыжий, – но доказательств-то у нас нет. Государь прекрасно знает о моих отношениях с Длинноруким и подумает, что я просто пытаюсь его оболгать.

– Признаться, я бы тоже не поверил, – заметил Серапионыч. – То, что он собирается сделать – это просто за всеми пределами.

– Я сам пойду к царю и все скажу, как было! – заявил боярин Андрей.

– Тем более не поверит, – совсем погрустнел Рыжий. – Да и вообще, боярин Андрей, тебе появляться на людях опасно. Уж не знаю, в кого метили прошлой ночью – подозреваю, что тебя из-за лисьей шапки в потемках приняли за меня, но теперь, если Длиннорукий и его шайка пронюхали, где ты находишься… А, знаю – царский загородный терем сейчас пустует, мы тебя туда и переправим!

– Но что делать с Длинноруким? – напомнил боярин Андрей. – Может, расправиться с ним его же оружием – подослать кого-нибудь с ножиком…

– Это не эстетично, – поморщился Серапионыч. – Ядиком его, что ли, угостить? У меня в аптечке найдутся все нужные компоненты…

– Что вы такое говорите!.. – завозмущался хозяин.

– А что? Это очень гуманный метод – все произойдет быстро и безболезненно, – возразил доктор.

– Только без уголовщины! – решительно воспротивился Рыжий. – Вы представляете, что начнется, если мы с вами засыпемся…

Тут в комнату вошел старый слуга и молча передал хозяину какой-то запечатанный свиток. Рыжий сломал печать и пробежал послание, отчего лицо его совсем омрачилось:

– Произошло худшее. Войска князя Григория перешли границу и расположились в селе Каменка. Дальше пока не идут, но имеются подозрения, что у Григория есть какое-то секретное оружие. Зная подлый нрав князя Григория, я могу догадываться о его планах – он специально не пойдет дальше, а подождет, пока его сторонники подготовят почву в Царь-Городе. Таким образом, Длиннорукий может осуществить свой злодейский замысел в любой момент. И, кстати, не обязательно таким огненным способом.

– Что же делать? – растерянно пробормотал боярин Андрей.

Рыжий развел руками:

– Это первый раз, когда я действительно не знаю, что делать. Но скажу одно – промедление смерти подобно.

– Ничего, что-нибудь придумаем, – оптимистично заявил Серапионыч.

* * *

Вырваться из цепких объятий Миликтрисы Никодимовны детективу Дубову удалось не так скоро – только часа в три пополудни. На сей раз он и не пытался что-то выведать у своей новой возлюбленной – становилось ясно, что она всего лишь посредница, поставляющая то ли клиентов, то ли исполнителей своим высокопоставленным хозяевам. С одним из таких Василию предстояло встретиться завтра утром, а нынешним вечером детектив надеялся устроить себе нечто вроде тайм-аута. Правда, до вечера нужно было сделать еще одно дело – пополнить «золотой запас», почти исчерпанный за два с половиной дня пребывания в Новой Мангазее. Так как «лягушачья» лавочка Данилы Ильича на базаре сгорела вместе с хозяином, то Василию пришлось идти в центр города, на Кузнецкий ряд, где в одном из торговых домов имелся отдел, торгующий лягушками и прочей живностью.

Торговый дом представлял собою роскошное здание, с фасада чем-то напоминавшее Зимний дворец в несколько уменьшенном виде. Внутри же оно скорее было похоже на Пассаж – такая же толчея среди мелких лавочек и магазинчиков, в живописном беспорядке расположенных вдоль многочисленных проходов.

Узнав от разбитного приказчика, где находится отдел живности, Дубов неспеша стал туда пробираться. Проходя мимо одной из лавок, где, в отличие от прочих, почти не было покупателей, Василий увидел, что там торгуют довольно своеобразным товаром – песочными часами различных форм и размеров. Так как у детектива в кармане бренчали несколько остатних монет, то он решил заглянуть в лавочку.

– Куплю какую-нибудь безделушку, будет сувенир для Наденьки, – сказал он сам себе.

Встав возле прилавка и разглядывая товар на полках, Василий почти машинально прислушался к разговору продавца и двух покупателей – похоже, все трое были давними знакомыми.

– Да, время идет, – говорил, задумчиво глядя на медленно сыпящийся песок, один из посетителей, пожилой человек в скромном синем кафтане, – и ничего не меняется.

– Как это ничего не меняется, Илья Матвеич? – возразила другая покупательница, цветущего вида дама в ярком платье. – Каждый день что-то меняется. Вот позавчера еще молочная лавка Сидора Поликарпыча процветала, вчера он разорился, а сегодня там уже ведрами и корытами торгуют, будто и не было никаких сыров да простокваш.

Продавец, еще довольно молодой парень в красной косоворотке, заискивающе-доверительно заметил:

– Между прочим, я имею верные известия, что дружина князя Григория перешла границу и вторглась в Кислоярское царство.

– Во как! – радостно откликнулась дама, а Илья Матвеич скорбно покачал головой:

– Ай-яй-яй, это добром не кончится… И что, они уже дошли до Царь-Города?

– Да нет, – чуть понизил голос продавец, – они встали в приграничной деревне и ждут, пока положение в столице созреет настолько, чтобы брать ее голыми руками. А начали с того, что в церкви конюшню устроили.

«Бедный отец Нифонт, – подумал Василий, – хорошо, что он этого не видел…»

– Глядишь, скоро и до нас доберется! – еще больше обрадовалась дама.

– Да что вы такое говорите, Дарья Алексевна! – возмутился Илья Матвеич.

– А что? – пожала полными плечами Дарья Алексевна. – Он же, князь Григорий то есть, пишет в своих воззваниях, что главная его забота – вернуть Мангазее положение вольного города.

– Да здравствует свободная Мангазея-с, – подобострастно вклинился в беседу продавец.

– Я не против независимости Мангазеи, но мне доподлинно известно, что из себя представляет князь Григорий, – грустно покачал головой Илья Матвеич. – И скажу вам одно: лучше уж зависимость от Царь-Города, чем такая, с позволения сказать, воля.

– Вы всегда так – ни во что честное и благородное не верите, – фыркнула Дарья Алексевна. – Но я просто убеждена, что князь Григорий наведет у нас порядок. А то на улицу после заката выйти невозможно…

Василий уже хотел было вмешаться в спор и высказать все, что он думает по поводу князя Григория, а также его честности и благородства, но удержался и, так и не сделав покупки, выскользнул из песочно-часовой лавки.

* * *

Со стороны Царь-Города по столбовой дороге шел мужичок с котомкой за плечами. Он что-то бормотал себе под нос – то ли напевал, то ли просто сам с собой разговаривал. И, видимо, так сильно был занят собственными мыслями, что даже не заметил, как оказался лицом к лицу с Петровичем и его душегубами.

– Ага! – радостно взвизгнул Соловей. – Попался!

– Кто? – удивленно спросил мужичок.

– Ты! – уже с легкой досадой отвечал Соловей.

– Я? – переспросил путник.

– А то кто же! – осклабился атаман.

– Что-то я не уверен, – с сомнением покачал головой мужичок.

– Зато я уверен! – топнул ножкой Соловей. – Я всегда и во всем уверен.

– Ну-ну, – снова покачал головой мужичок.

– Да, я такой! – гордо заявил атаман и даже привстал на цыпочки. – Потомственный лиходей и душегуб Соловей Петрович. Можете звать меня просто Петрович.

– Рад познакомиться, – спокойно отвечал мужичок. – Моя фамилия Каширский. Только мне, извините, Петрович, торопиться надо. Как-нибудь еще встретимся. – И мужичок, поправив котомку, пошел дальше по дороге.

– Эй! – взвизгнул Грозный Атаман. – Мужик, ты куда? Стой!

– Ну что еще такое? – спокойно обернулся путник.

– Куда ты потопал? – обиженно сказал Соловей, – Мы же тебя сейчас будем грабить и убивать. – И, обернувшись к долговязому, уже открывшему было рот, поспешно добавил: – Но насиловать не будем.

– А почему насиловать не будешь? – удивился путник.

– Да знаешь, – смутился Петрович, – чевой-то не хочется.

– А, ну понятно, – кивнул мужичок. – А какать ты не хочешь?

– Да нет вроде, – еще более смутился Соловей.

– А ты потужься, – предложил мужичок, – я тебе помогу.

– Да спасибо, не надо, – окончательно сконфузился Соловей.

– Ничего, ничего, – обаятельно улыбнулся мужичок, – сейчас помогу. – И он вытянул руки в сторону Петровича. – Даю установку…

– Ой, маманя! – сдавленно вскрикнул Соловей. А мужичок, поправив лямки, деловито потопал дальше по дороге.

– Петрович, что с тобой? – озабоченно спросил долговязый.

Но грозный атаман не отвечал ему. Он стоял, широко расставив ноги, и жалобно подвывал:

– Всех зарежу!.. Всем кровь пущу!..

А по его давно не мытым щекам катились скупые разбойничьи слезы.

* * *

Вернувшись с полным жбаном лягушек на постоялый двор и переодевшись по-домашнему, Василий взялся было за восстановленный Мисаилом список с «могильного» свитка, но тут в комнату ввалились скоморохи. Были они в легком подпитии, однако детектив, не терпевший пьянства при выполнении рабочего задания, отложил антиалкогольную лекцию на потом, так как почувствовал, что Антип с Мисаилом переполнены не только вином, но и ценной информацией, каковую просто не в состоянии держать под спудом.

Василий сел верхом на стул и приготовился слушать.

– Для начала мы выбрали могилку позаброшеннее неподалеку от нашей усыпальницы и стали ее приводить в порядок, – степенно сообщил Антип, – выпололи сорняки, поправили крест…

– Но вскоре к нам подошел кладбищенский смотритель и предложил грабельки и лопатку, – нетерпеливо подхватил Мисаил. – Ну, мы его тут же спросили о гробнице князей Тихославских. Смотритель что-то нехотя пробурчал, но тут я сказал, что куплю и грабельки, и лопатку, и показал ему золотой…

– Тут он стал сама любезность, – добавил Антип, – и сходу выложил все, что знал. И даже то, о чем мы вовсе не спрашивали. Он порывался провести нас по кладбищу и рассказать обо всех захоронениях, так что мы едва от него отвязались…

– Ну хорошо, а что он сказал о гробнице князей Лихославских? – с нетерпением перебил Василий.

– А ничего, – развел руками Мисаил. – Оказалось, что он уже тридцать лет и три года состоит при кладбище, но не помнит, чтобы хоть кто-нибудь к усыпальнице приходил, не говоря уже, чтобы хоронить.

– Ну, это мы и без того знаем, – с некоторым разочарованием заметил Дубов.

– Зато смотритель зело хвалил господ Загрязевых, – сообщил Антип. – Ну, тех, что в часовне с золотым куполом и изваянием синьора Черрителли. Он сказал, что туда чуть ли не каждый день приходит один человек, очень набожный, и подолгу молится в семейной часовне.

– Как раз при нас он туда входил, – добавил Мисаил. – Сразу видно – изрядный господин. Должно быть, из богатого купечества – в дорогом кафтане и при бороде.

– И долго он там пробыл? – без особого интереса спросил детектив.

– А мы не видели, когда он вышел, – махнул рукой Антип. – Как только поняли, что ничего нового об усыпальнице Лихославских не узнаем, так сразу отправились в прикладбищенский кабачок «Веселый покойник».

– И вот уж там-то как раз кое-чего и разузнали! – радостно выкрикнул Мисаил.

– Насчет Лихославских, – уточнил Антип. – Не успели мы налить по первой чарке, как к нам за стол подсела некая дама…

– Ну какая она дама, – пренебрежительно перебил Мисаил, – настоящая Кьяпсна.

– Кто-кто? – переспросил Дубов. – Это что, имя такое, или фамилия?

– Да прозвище, – хмыкнул Антип. – Так здесь зовут тех, кто слишком злоупотребляет кьяпсом. В общем, горьких пьяниц. Ну вот, мы ей налили чарочку, она ее лихо выпила и начала нести какую-то чушь о том, что вот уже без малого полвека побирается на кладбище и что здесь ее всякий покойник знает.

– Тогда мы спросили ее о князьях Лихославских, – нетерпеливо подхватил Мисаил, – и знаешь, что она сказала? Оказывается, один из них был городским старейшиной, когда Новую Мангазею завоевал царь Степан. За строптивое поведение царь повелел высечь князя на конюшне, и тот, не стерпев позора, закололся кинжалом. После чего всех его ближних и дальних сородичей Степан выслал из Мангазеи – кого посадил в темницу, а кого отправил в разные отдаленные монастыри.

– Так что, выходит, Джон Уильям Свамп вовсе не врал в своем «Завоевании Мангазеи», – с некоторым ехидством отметил Антип.

– Ну что же, теперь нам хотя бы ясно, почему усыпальница князей Лихославских пришла в такое запустение, – подытожил Василий. – Остается только выяснить, каким образом ее используют под…

Но договорить сыщик не успел, так как из коридора донесся неясный шум вперемежку с причитаниями.

Антип выглянул в коридор:

– Там, похоже, с нашим соседом священником что-то стряслось.

И Василий Николаевич понял, что никакого тайм-аута нынче вечером у него не будет.

* * *

Клонящееся к западу солнце припекало и размаривало, но майор Селезень терпеливо лежал на крыше баньки и, героически борясь с дремой, оглядывал в бинокль окрестности. На въезде в село со стороны моста солдаты валялись в тени большого амбара, курили и болтали. У моста плескалась в реке ребятня. А совсем недалеко от баньки неспеша проползало деревенское стадо под неусыпным руководством Васятки. Майор направил бинокль в ту сторону – что-то там было не так. И действительно, за стадом плелась худосочная фигура в форменном кафтане.

– Ба, кого я вижу! – ухмыльнулся майор, – Мстислав. Твоя любовь к животным тебя погубит. – И Александр Иваныч бесшумно, но быстро спустился на землю.

Коровы и овцы, мирно пощипывая травку, продвигались в сторону баньки. Справа от них степенно вышагивал аист, время от времени наклоняясь за лягушками в высокую траву. Слева от стада неспеша шел Васятка с большим кнутом на плече и зорко поглядывал на своих подопечных, а иногда украдкой и на странного гостя. Мстислав же шел позади, насвистывая себе что-то под нос и помахивая веточкой от назойливых деревенских мух. Его глаза сладострастно взирали на мерно покачивающиеся коровьи крупы и полные молока вымени. Похоже, ничто на свете не могло вывести его из этого благостного состояния. Но, как нередко это бывает в лучшие минуты нашей жизни, идиллия была разрушена появлением непрошеного гостя. Это майор личной персоной внезапно возник перед Мстиславом из высокой травы.

– Селезень! – побледнев, пробормотал Мстислав.

– Кря! – ехидно ухмыльнулся майор, и его грозный кулак врезался в челюсть наемника.

Свет померк в глазах любителя зверушек и международных конфликтов. И вот же ирония судьбы – ни одна буренка даже не обратила внимания на исчезновение ухажера. Только Васятка да аист посмотрели в ту сторону, но кроме колышущегося разнотравья ничего не узрели. «Померещилось», решил Васятка.

* * *

Александр Иваныч Селезень был человеком, который умело скрывал под маской грубоватого солдафона свою скромную и даже застенчивую сущность. Например, он так смущался в присутствии дам, что порой начинал с перепугу вести себя просто развязно. О чем, правда, впоследствии сожалел, но ничего с собой поделать не мог. Армия с ее жестким порядком была для него единственным прибежищем. Там все было просто и понятно. Не то что хотя бы с той же религией. Ну не мог майор поверить в эдакого доброго дедулю, сидящего на облаке и раздающего пряники своим внучкам. Господь представлялся майору старым седым командующим, постоянно корпящим в своем штабе над стратегическими планами вечной войны со злом. А себя он видел его солдатом. Не хуже и не лучше других. И весь смысл своей Веры он видел в исполнении поставленной перед ним небесным командующим боевой задачи. И сделать надо все, а если потребуется, и жизнь отдать за то, чтобы на твоем рубеже зло не прошло…

А потом командующий призовет тебя в свою заоблачную ставку и спросит:

– Что же это ты, братец, – хитро прищурив добрые глаза, – в тылу, значится, отсиживался? Сладко ел, да мягко спал. А мои приказы и в голову не брал.

– Никак нет, товарищ командир, – немного смущаясь, отвечал бы ему майор, – Боевую задачу выполнял в силу своего разумения, а уж справился ли, не мне судить.

– Знаю, знаю, майор, – усмехался в седые усы командующий. – Все знаю – должность у меня такая. Да ты присаживайся, не стесняйся. Папироску хочешь? Сейчас дневального архангела кликну – чайку нам сварганит. И поговорим мы с тобой, Александр Иваныч, о том, как нам дальше с мировым злом воевать. Как-никак, ты прямо с передовой прибыл. Небось жарко там было? Но ты-то молодцом держался.

– Служу… – вскочил майор и запнулся. Краска смущения залила его лицо.

– Да не красней ты, майор, как девица, – засмеялся седой командир, – не в названиях суть, лишь бы сам ты в душе своей за правое дело был. За доброту, за правду, за любовь. И не стесняйся, майор, служить советскому союзу, коли под этим у тебя честь и совесть подразумевается. А подхалимы с их сладкими «аллилуями» отправятся потом на вечную гауптвахту. Вот так вот. А теперь давай чай пить будем. Да о делах толковать. Зло-то все наглее и изворотливее становится, что-то предпринимать надо, Александр Иваныч…

* * *

Баба Яга сидела пригорюнившись на пороге собственной избушки, когда над самой крышей пронеслось что-то черное и огромное. Это что-то сделало боевой разворот над лесом, снося верхушки елок, и резко пошло на посадку, явно целясь в саму Бабу Ягу. Та с перепугу рванула в избу с истошным криком:

– Спасайся, кто может!

Кот, читавший в это время на сундуке какую-то потрепанную книжку, удивленно посмотрел на Бабу Ягу и только успел открыть рот, видимо, для того, чтобы спросить, в чем дело, как раздался оглушительный грохот, и изба зашаталась. Но устояла. Кот неспеша слез с сундука, осторожно приоткрыл дверь, усмехнулся и, распахнув ее уже настежь, вышел на порог.

– Ну ты даешь! – весело промурлыкал он.

– Не рассчитали маненько, – раздался утробный голос в ответ.

Баба Яга, видимо, уже пришедшая в себя после первого испуга, выглянула из избы вслед за котом. А перед избой сидело здоровенное чудище, весьма похожее на динозавра, но только с тремя головами и перепончатыми крыльями. Чудище попыталось изобразить улыбку всеми тремя крокодильими мордами:

– С добрым вечерочком, Ягоровна.

– Ах ты гад летучий, – взвилась в ответ Яга, – залил все свои шесть бельм и летает тут, понимаешь. Чуть избу не снес! А опосля этого – с добрым вечерочком, Ягоровна!

– Ну чего ты раскричалась? – нахмурились все три рожи. – Я что, нарочно? – При этом нежданный гость развел маленькими передними лапками. – А вообще-то могу ведь и дыхнуть! Так что ты меня не зли. Того-этого…

– Это ты меня не зли! – смело отвечала Ягоровна.

– А во ща как дыхну… – пробасила правая голова.

Но Яга упредила ее и, сложив пальцы в жменю, щелкнула. И из руки вылетела небольшая шаровая молния. Правая голова мотнулась в сторону на длинной шее и, слава богу, увернулась.

– Ну ты чего, Ягоровна, – примирительно пробасила голова, – я ж так, шуткую.

– Да не бери ты его в голову, – протянула лирическим баритоном левая, – он сегодня не в духе.

– Я уже две сотни лет как не в духе, – буркнула правая.

– А до того был в духе? – рассмеялась Яга.

– А то как же, – грустно протянула правая голова, – я ж тогда воеводой был.

– Что-то ты мне раньше этого не рассказывал, – удивилась Яга.

– Да рассказывал, – махнуло лапкой чудище, – рассказывал, да ты, Ягоровна, видать, просто запамятовала.

– Может, и запамятовала, – пожала плечами Яга, – а ты еще раз расскажи.

– А самогону нальешь? – спросила правая голова.

Баба Яга вопросительно глянула на своего помощника.

– Сейчас принесу, – деловито отвечал кот и скрылся в избе.

* * *

Отец Нифонт лежал в своей комнате на кровати, прикрытый простыней. Сыскной пристав сидел за столом и деловито составлял опись немудреного имущества, два его помощника у двери переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет унести тело, а Ефросиния Гавриловна, почтенная хозяйка постоялого двора, ходила из угла в угол и при этом горестно причитала:

– Ох, господин пристав, да как же это!.. Никогда у меня ничего такого не бывало… – При этом хозяйка размахивала руками и театрально хваталась за голову.

– Говорили же вам, Ефросиния Гавриловна, – пристав оторвался от писанины и строго оглядел хозяйку, – чтобы вы привели в порядок эту доску. Я сам, идя по ней, едва не оступился! Мостик бы какой построили, что ли.

– Построю, обязательно построю, все приведу в порядок! – с трагическими придыханиями отвечала Ефросиния. – Завтра же плотников позову…

– Я сам прослежу, чтобы это безобразие прекратилось, – сказал пристав. – А то знаем мы вас: пока гром не грянет…

В двери постучали.

– Да-да, входите! – крикнул пристав. В горницу вошел скромно, но опрятно одетый человек:

– Извините, что отвлекаю. Меня зовут Савватей Пахомыч, я сосед отца Нифонта.

– Пристав Силин, – не отрываясь от бумаг, буркнуло должностное лицо. – Вы что, имеете нечто сообщить по поводу несчастного случая?

– А разве это был несчастный случай? – несколько удивился Савватей Пахомыч.

– А что же еще? – Силин оторвался от бумажной рутины и с интересом посмотрел на вошедшего. – Если человек шел по плохо закрепленной доске, – тут он выразительно глянул на Ефросинию, – и свалился вниз, то в этом ничего счастливого я не нахожу.

– Да-да, конечно, царствие ему небесное, – благочестиво перекрестился Савватей Пахомыч. – Скажите, господин пристав, что будет с его останками? Покойник ведь человек приезжий, в Мангазее никого из близких у него нет.

– Что будет? – вздохнул пристав. – Подержим несколько дней в покойницкой, а если никто не явится, схороним на казенный счет в общей могиле для бедняков.

– А нельзя ли как-нибудь иначе? У него осталась сестра в Каменке, если ей сообщить, то, может быть…

Пристав на минутку задумался:

– Можно похоронить во временной гробнице, но это будет стоить немного дороже.

– Одну минуточку! – Савватей Пахомыч поспешно вышел из комнаты и тут же вернулся с несколькими золотыми монетами. – Я был должен отцу Нифонту некоторую сумму. Не могли бы вы, господин Силин, распорядиться, чтобы тело похоронили хотя бы в этой, как вы сказали…