Текст книги "Тайны старой усадьбы"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Да, инспектор, – поддержал Дубов хлебосольного хозяина, – не сомневаюсь, что сегодня вы увидите много интересного.

– Эх, была не была, черт с вами! – отчаянно стукнул по столу Лиственицын. – Гулять, так уж гулять. Остаюсь!

Тут Надя через окно увидала, как к парадному входу лихо подкатил запорожцеобразный «Мерседес», и из него вылезли гости – все те же Александр Мешковский, Софья Кассирова, баронесса Xелен фон Aчкасофф и кинорежиссер Святославский.

– Кстати, на допросе все они уже в трезвом виде подтвердили свои первоначальные показания, – заметил Лиственицын. Дубов удовлетворенно кивнул и незаметно для инспектора подмигнул Надежде.

* * *

Сразу по прибытии гостей начались очередные похороны. На сей раз Надя имела счастливую возможность пронаблюдать церемонию с самого начала – как гроб под музыку из фильма «В джазе только девушки» отпевали в особой комнате, которую Покровский величал «капличей», как его торжественно несли на кладбище и устанавливали возле разверстой могилы.

Во время этих действий Надя пристально наблюдала за участниками и отметила отсутствие баронессы Xелен фон Aчкасофф и детектива Василия Дубова. Впрочем, Дубов скоро вернулся:

– Баронесса поднялась в библиотеку – очевидно, чтобы изъять свидетельство о смерти Николая Дмитрича. Когда она вернется, понаблюдайте за ее выражением лица.

Вскоре баронесса появилась в «капличе» и присоединилась к остальным гостям. Но лицо ее, кроме естественного в таких случаях чувства горестной утраты, ничего не выражало.

– Господин Покровский, так кого же мы хороним? – вполголоса спросил Дубов.

– Скоро узнаете, – ответил Покровский. – Поверьте, Василий Николаевич, вы не останетесь разочарованы.

К Дубову подошел инспектор Лиственицын:

– Все это, конечно, очень любопытно, но нам все-таки пора возвращаться в город.

– Пожалуйста, останьтесь, – попросил Дубов. – У меня такое предчувствие, что может понадобиться ваша помощь.

– И скажите вашим людям, чтобы пили только то, что будет на столе, добавила Чаликова.

– Хм, ну что ж, раз вы просите… – Инспектор с чувством глубокого удивления направился к своим сотрудникам.

Наконец с гроба сняли крышку. Под нею лежала мужская фигура, которая показалась Дубову знакомой, но лица почти не было видно. Вперед вышел Иван Покровский:

– Дамы и господа! Сегодня мы провожаем в последний путь нашего дорогого гостя – Великого Детектива Василия Дубова. Что можно сказать о нем, кроме слов величайшего уважения и признательности к его благородному труду? Наш народ никогда не забудет этого прекрасного человека и достойного гражданина!

Дубов внимал этой речи со слезами на глазах – он давно не слышал о себе столь благодарных и прочувствованных слов. Вот уж воистину – пока не умрешь, и не услышишь. Тем более что на предыдущем собственном погребении, на погосте Беовульфова замка, детективу присутствовать не довелось, и о том, что там происходило, он знал только со слов домового Кузьки.

A Иван Покровский тем временем продолжал:

– Я мало знал этого удивительного человека, но пронесу воспоминания о нем до самого конца своей жизни. Дорогой Василий Николаевич! Если ты слышишь меня…

– Слышу, слышу! – хотел ответить Василий, но от скорбного умиления не мог вымолвить ни слова.

– Если ты слышишь меня, – вдохновенно продолжал Покровский, – то не обидишься на небольшую поэму, которую я сочинил в память о тебе. – И поэт, встав в позу памятника своему великому предшественнику работы скульптора Опекушина, приступил к чтению:

 
– Я через Стикс переправлялся вброд.
Харон, оставшись без привычной платы,
Меня учил веслом по голове…
 

Вдруг Надя резко толкнула Василия локтем.

– У вас каблук сломался? – сквозь слезы спросил сыщик.

– Нет, кажется, я знаю, где сокровища, – прошептала журналистка.

* * *

После того как гроб с символическими останками детектива Дубова опустили в земную твердь (если твердью считать болотистую местность Покровских Ворот), начался традиционный безалкогольный фуршет. Растроганный Василий подошел с бокалом кока-колы к Ивану Покровскому:

– Ах, вы и не представляете, господин Покровский, как я вам благодарен. Как часто мы говорим добрые слова мертвым и стесняемся сказать их живым…

Тут к ним с фужером фанты присоединился инспектор Лиственицын:

– Это было замечательно! Вот бы меня кто так похоронил…

– Так за чем дело стало? – обрадовался помещик. – Давайте в следующий раз вас похороним.

Дубов отвел инспектора в сторонку:

– Все-таки хорошо, что вы согласились остаться. На прошлой неделе, как вы знаете, похороны закончились убийством…

– И вы предполагаете рецидив? – ухватил мысль Лиственицын.

– Нет-нет, до убийства, надеюсь, не дойдет. Но возможно нечто другое, и тут будет незаменима помощь ваших сотрудников. – Инспектор понимающе кивнул. – Надо, чтобы они незаметно следили за действиями всех гостей, ну, естественно, кроме госпожи Чаликовой и нас с вами, и постоянно докладывали вам или мне. И пожалуйста, самого толкового подрядите наблюдать за баронессой фон Aчкасофф.

Инспектор отправился инструктировать подчиненных, а Дубов вновь подошел к Покровскому.

– Василий Николаевич, если вы предпочитаете смесь «крутки» с пивом, то можете, конечно, остаться здесь, – сказал помещик. – Но обычно я после официальной части удаляюсь к себе, чтобы не мешать господину Мешковскому со товарищи справлять поминки так, как им нравится. Вы не будете возражать, если я приглашу вас пропустить за упокой вашей души по стаканчику глинтвейна?

– Что ж, с удовольствием, – не стал отказываться Дубов.

– Тогда пригласите от моего имени госпожу Чаликову и вместе поднимайтесь наверх. A я пока все приготовлю.

Оглянувшись, Дубов увидел, как господин Мешковский нетерпеливо вытаскивает из голубого чемоданчика бутылки, а кинорежиссер Cвятославский прячет по карманам бутерброды со «шведского стола». Инспектор Лиственицын и его помощники, рассредоточившись по кладбищу, приступили к наружному наблюдению.

* * *

В камине весело потрескивали поленья, а помещик Покровский то и дело подливал в кружки своим гостям – Чаликовой и Дубову – горячей красной жидкости из котелка, который время от времени подвешивал над огнем прямо в камине.

– Нет-нет, – сказал детектив после третьей кружки, – мне больше не надо. Нынче я должен быть как стеклышко.

– A вы и будете как стеклышко, – зачерпнул Покровский поварешкой из котелка. – Это ведь особый безалкогольный глинтвейн, изготовленный по рецепту барона Покровского.

– Какого именно? – попросила уточнить Чаликова.

– Ивана, – ответил помещик. – Надо же и мне вносить свои традиции. В этот глинтвейн входят те же составляющие, что и в обычный, только вместо вина я заливаю виноградный сок. – И Покровский продекламировал:

 
– Собак шумливый караван
Кружился под березкой тощей.
Ты налила глинтвейн в стакан,
Подаренный когда-то тещей…
 

– Это вы сочинили прямо сейчас? – восхитился Дубов.

– Да нет, не сейчас, – скромно ответил поэт. – И не я. Это стихи моего покойного друга, поэта Самсона Эполетова, мир его праху. – Тут в дверь постучали. – Да-да, заходите! – крикнул хозяин. Вошла Татьяна Петровна и протянула Дубову листок:

– Это от инспектора Лиственицына.

Когда дверь за госпожой Белогорской закрылась, Дубов вслух зачитал:

– «После покидания кладбища объектами П., Д. и Ч. (то есть нас с вами, пояснил Дубов) объект М. (Александр Мешковский) извлек из чемодана конфигурации „дипломат“ бутыль горючей жидкости емкостью 1л и две бутылки пива „Сенчу“ емкостью 0,5л каждая и при соучастии объекта К. (Софья Кассирова) произвел смешение вышеупомянутых ингредиентов в соотношении приблизительно 1:1 в стаканах граненой формы вместимостью 0,2л, после чего зафиксировано коллективное поглощение данного раствора внутрь оральным способом…»

– Чего-чего? – не разобрал Покровский.

– Ну, смешали водку с пивом и выпили. Орально, то есть через рот, пояснил Дубов.

– A что, можно как-то иначе? – удивился поэт. Дубов с сомнением пожал плечами и продолжил чтение:

– «По достижении состояния опьянения средней тяжести объект C. (кинорежиссер Б. Святославский) приступил к издательству нечленораздельных звуков анально-орального происхождения, именуемых последним народной песней коренного населения Республики Кения, сопровождаемому движениями ног, головы и прочих конечностей объекта К. в ритме, определяемом последним как „Макарена“. При этом объект М. предпринимал попытки сексуального приставания к инспектору Лиственицыну и сотрудникам наружного наблюдения. Между 20.00 и 20.30 вышеупомянутые объекты переместились в позу горизонтального положения на территории зоны захоронений в состоянии алкогольного опьянения, визуально характеризуемого как выше средней тяжести».

– Какой слог! – восхитился Покровский. – Чувствую, мне больше в поэзии делать нечего.

– Вася, а что, разве про баронессу ничего не сказано? – с тревогой спросила Чаликова.

– Ну как же, вот и про баронессу: «Объект A. (баронесса Xелен фон Aчкасофф), принимая номинальное участие в вышеописанных антиобщественных деяниях, имитировала оральное употребление водочно-пивного конгломерата путем незаметного для остальных объектов выплескивания последнего на поверхность почвы. В дальнейшем объект A. постепенно удалился в неосвещенную часть зоны захоронений и утратил доступность к наблюдению себя».

– Я так и думала, – озабоченно пробормотала Надя. – Кажется, нам пора.

– Да, пожалуй. – Дубов допил глинтвейн и вскочил с кресла. – Нет-нет, господин Покровский, оставайтесь пока здесь, в случае надобности мы вас позовем.

– Я так и полагала, что баронесса приступит к решительным действием не откладывая, – вполголоса говорила Надя, когда они спускались по лестнице. – Она же умный человек и не могла не понять – раз из архива пропало свидетельство о смерти Николая Покровского, которого она именует «Свинтусом», то это не просто так. A узнав от Татьяны Петровны, что в библиотеке побывали именно мы с вами…

На первом этаже им повстречался доктор Белогорский.

– Семен Борисыч, будьте в готовности, – сказал ему Дубов. – Возможно, понадобится ваша помощь.

– Помощь ветеринара? – чуть удивился доктор.

– Скорее, врача широкого профиля, – прибавил шагу Василий. – A кстати, Надя, куда мы с вами идем?

– В неосвещенную часть кладбища, – ответила Надя. – Именно туда, куда отправилась баронесса фон Aчкасофф, согласно отчету инспектора Лиственицына.

На кладбище, куда почти не доходил свет немногих освещенных окон, царил таинственный полумрак, а отдаленные уголки и вовсе утопали в черной тьме, сливаясь с окрестными болотами. Василий включил фонарик, и в его неверном свете Чаликова вновь увидела то, что уже имела счастье лицезреть несколько дней (вернее, ночей) назад – то есть валяющихся среди могил поэтесс, кинорежиссеров и рекламных агентов. Инспектор Лиственицын и трое его помощников мирно дремали, сидя на траве и прислонившись к одному из памятников.

– Господа, вставайте, вас ждут великие дела! – вполголоса пробудил их Дубов. – И постарайтесь, насколько возможно, соблюдать тишину.

Василий Николаевич прикрыл ладонью фонарик, и пять человек, ведомые Надеждой, гуськом двинулись во тьму. Надя, успевшая хорошо изучить планировку родового кладбища Покровских Ворот, знала, куда идти, и уверенно вела стражей закона к склепу первого из баронов Покровских – Саввы Лукича.

По знаку Чаликовой процессия остановилась, и Дубов снял ладонь с фонарика. В мерцающем свете возникла замшелая каменная гробница, вокруг которой, пытаясь сдвинуть массивную верхнюю плиту, сновала тщедушная фигура бакалавра исторических наук баронессы Xелен фон Aчкасофф. Она была столь увлечена этим занятием, что даже не заметила новопришедших.

– Осквернение могил, – прервал зловещее молчание инспектор Лиственицын. – Согласно статье 127 УК Кислоярской Республики…

Баронесса встала как вкопанная, но тут же овладела собой:

– Ну что вы, господа, какое осквернение. Наоборот, я хотела ее очистить, чтобы лучше были видны надписи…

– И выбрали для этого самое темное время суток? – вступила в беседу Чаликова. Дубов тем временем примерялся к крышке склепа.

– Василий Николаич, все сказанное госпоже баронессе относится и к вам, осадил его Лиственицын.

– Господин инспектор, я имею все основания полагать, что если не сегодня, то в самое ближайшее время эта гробница подвергнется самому настоящему разорению. И, боюсь, не только со стороны баронессы фон Aчкасофф. Поэтому я прошу вашей санкции на превентивную эксгумацию.

– Ну ладно, – махнул рукой инспектор. – Но под вашу ответственность.

– Приступаем! – тут же, пока инспектор не передумал, скомандовал детектив. Он и трое помощников инспектора взялись за плиту, и та, сначала чуть дрогнув под мощным напором, нехотя сдвинулась с того места, на котором стояла более ста лет.

– Теперь вы понимаете, почему я не пригласил с собой господина Покровского, – шепнул Василий Надежде.

– Ну что ж, ваша взяла, – спокойно сказала баронесса, когда плита была сдвинута достаточно широко, чтобы внутрь свободно мог пройти человек. Наслаждайтесь плодами своей победы.

Однако путь к плодам победы, открывшийся в зияющем провале склепа, оказался не столь прямым. Когда Дубов и Чаликова спустились по замшелым ступенькам в пахнущее затхлостью и плесенью подземелье, их ждал новый сюрприз. Посреди склепа на каменном возвышении стоял гроб, но крышка валялась на полу. В гробу из мореного дуба лежала хорошо сохранившаяся мумия, державшая в руках на груди довольно большой ларец. Но старый барон Покровский был в склепе не один – здесь же находились еще двое людей, увы, живых, которые пытались вырвать ларец из цепких объятий мертвеца. И Чаликова даже в скудном освещении сразу их узнала – то были натуралист Степанов (то есть господин Каширский) и дама в черном, иначе говоря, Анна Сергеевна Глухарева. Теперь, когда она была вблизи, Надя сразу узнала знаменитую авантюристку, с которой ей уже не раз приходилось сталкиваться и в нашей, и в параллельной реальностях. Оба осквернителя вечного покоя были так заняты своим черным делом, что даже не заметили появления конкурентов. «Как они сюда попали?», подумала Надя, но в этот момент Анна Сергеевна, резко обернувшись, ударила Дубова по руке, и фонарик упал на пол. В наступившей кромешной тьме послышались звуки смертельной борьбы, и когда в гробницу, поскользнувшись и скатившись по ступенькам, ворвался сам инспектор Лиственицын со включенной зажигалкой, преступной парочки в склепе уже не было, лишь в углу зиял широкий подкоп.

– Черт, опять упустил, – потирая коленку, встал с холодного пола Василий.

– Но шкатулка-то на месте, – радостно заметила Надя. Действительно, ларец по-прежнему находился в руках мумии.

Тут в склеп с горящей свечкой спустилась баронесса фон Aчкасофф, а следом за нею – старший помощник инспектора.

– Гляньте, куда они исчезли, – велел ему Лиственицын. – Только будьте осторожны.

– Есть. – Помощник тут же исчез в подкопе.

– Так вот ты какой, барон Савва Лукич, – прошептала госпожа Хелена, склонившись над мумией.

– Что будем делать? – деловито спросил инспектор. Дубов осторожно разжал скрюченные пальцы барона и высвободил ларец:

– Приведем все в божеский вид, а шкатулку отдадим законному наследнику. C этими словами сыщик, передав ларец Наде, вернул крышку гроба на прежнее место. В этот миг из подкопа появился весь перепачканный в земле помощник инспектора:

– Лаз выводит на дно канавки, но преступники успели скрыться. Прикажете снарядить погоню?

– Какая уж там погоня, – безнадежно махнул рукой инспектор. – Придется объявлять в розыск.

– Да, это не помешает, – кивнул Дубов. Видя расстроенность чувств господина Лиственицына, детектив не стал его огорчать еще больше рассказами о параллельном мире, находясь в котором Глухарева и Каширский становятся недоступны Кислоярским правоохранительным органам. А в том, что после неудачи в Покровских Воротах парочка авантюристов отправится именно туда, Василий не сомневался.

– Ну что ж, кажется, пора наверх, – вздохнул инспектор. И все пятеро, не говоря ни слова, стали подниматься по ступенькам прочь из мрачного сырого подземелья.

– Крышку до конца не надвигайте, – сказал Дубов сотрудникам милиции, ожидавшим их наверху. – Завтра мы с господином Покровским сюда спустимся и заделаем подземный ход.

Когда это распоряжение было выполнено, семь человек, переступая через Мешковского и прочих участников поминальной тризны, двинулись к усадьбе.

* * *

Уже при входе в дом их встретил доктор Белогорский:

– Ну как, помощь ветеринара не требуется?

– Да нет, все обошлось мирно, – успокоил его Лиственицын.

– Сравнительно мирно, – уточнил Василий. – Как вы думаете, Семен Борисович, наш милейший хозяин еще не спит?

– Думаю, что нет, – ответил Семен Борисович. И пристально глянул на Дубова: – Впрочем, если дело неотлагательное, то можно и разбудить.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – сказал Дубов, и они с Надей, оставив инспектора и его помощников попечениям Белогорских, поспешили наверх.

– К чему такая спешка? – вполголоса спросила Надя. – Разве что-то изменится, если Ваня узнает о приключениях в баронской гробнице завтра, на свежую голову?

– Завтра на закате мы отправляемся в путь, – многозначительно промолвил Василий.

– Как, уже? – удивилась Надя. – А впрочем, и правда – чего мешкать?

– Ну вот, а господин Покровский даже еще не знает о своем участии в экспедиции.

– Я же объясняла, почему я не успела…

– Да пустяки, – махнул рукой детектив. – Уверен, что он согласится. Дубов остановился возле окна. – А знаете, Наденька, мне вот пришло в голову, что Покровские Ворота чем-то напоминают параллельный мир. Или даже в какой-то степени сами представляют собой, ну, скажем так, отчасти иную реальность. Начнем с того, что в параллельный мир можно попасть, пройдя между столбами на Гороховом городище, а в Покровские Ворота – тоже между столбами, но только с бараньими головами. Да-да, конечно, это просто забавное совпадение, но вот вы, Надя, прожили тут несколько дней – неужели у вас не создалось впечатления, будто вы находитесь где-то не совсем в реальном мире?

– Наверное, вы правы, – подумав, согласилась Надя. – Сначала, угодив на похороны Кассировой, я подумала, что попала в какой-то, извините, бедлам, но теперь мне уже скорее кажется, что тут просто течет какая-то иная жизнь, причем по своей логике, которая не лучше и не хуже, чем общепринятая просто совсем другая. И… И знаете, я затрудняюсь это четко сформулировать, но собственно Иван Покровский здесь почти не при чем. Или, может быть, сказывается влияние пресловутой «аномальной зоны»?..

– Это я к тому, что господину Ивану Покровскому будет проще, чем нам с вами, привыкнуть к Новой Ютландии и ее обитателям, – пояснил Дубов.

– Да, пожалуй, – согласилась Надя, – но сначала его еще нужно уговорить туда отправиться.

– Ну, это я беру на себя, – скромно пообещал детектив.

Как и предполагал доктор Белогорский, хозяин Покровских Ворот бодрствовал.

– Видимо, произошло нечто непредвиденное? – тут же спросил он, увидев Надю и Василия.

– Произошло, хотя скорее предвиденное, – усмехнулся Дубов. – Но об этом после. А теперь я хотел бы сделать вам одно деловое предложение.

– Мне – и деловое? – искренне удивился Покровский. – Однако я вас внимательно слушаю.

– Ну, если хотите, то считайте наше предложение творческим, – продолжал Дубов. – Нам с вами предстоит отправиться в Новую Ютландию и…

– Простите, в какую Новую Ютландию? – переспросил Иван Покровский. – Это что-то вроде Новой Каледонии или Новой Гвинеи? Нет-нет, так далеко я не поеду.

– Ну что вы, Новая Ютландия находится отсюда всего в каких-то ста верстах, – вступила в беседу Надежда. – А на ковре-самолете так и за несколько часов можно долететь.

Дубов укоризненно поглядел на Чаликову, однако Покровский, похоже, предстоящий полет на ковре-самолете воспринял очень спокойно:

– А в чем, так сказать, сущность вашего заманчивого предложения?

– Вам, господин Покровский, предстоит исполнить роль Ивана-царевича и вернуть лягушке ее прежний девичий облик, – совершенно спокойным и даже обыденным голосом сообщил Дубов.

– А, теперь ясно, – сообразил хозяин Покровских Ворот. – Новая Ютландия – это что-то вроде базы «ролевиков», всяких толкиенистов и пирумистов. Только у вас уклон в русские народные сказки. Вы там летаете на ковре-самолете, расколдовываете царевен-лягушек… Конечно, спасибо вам за это милое предложение, но вряд ли я смогу его принять.

– Нет-нет, господа ролевики и толкиенисты тут не при чем, – рассмеялся Дубов. – До Новой Ютландии отсюда и впрямь не более ста верст, но находится она, как бы это сказать, в параллельном мире. – Василий смолк, ожидая изумления или хотя бы вопросов. Однако Иван Покровский внимательно молчал, и детектив продолжил: – Основную часть этого славного королевства составляют непролазные болота, и где-то на этих болотах почти два столетия обитает заколдованная лягушка, которую вам предстоит найти и расколдовать. Мы с Надей рассматривали разные варианты, но пришли к выводу, что оптимальный кандидат на роль Ивана-царевича – вы, уважаемый господин Иван Покровский!

Здесь Василий выдержал еще одну паузу. На сей раз хозяин прервал ее:

– Я не совсем понял, куда вы меня приглашаете, хотя уверен, что дурного дела вы бы мне предлагать не стали. Но кто она такая, эта царевна-лягушка?

Надя предупреждающе кашлянула, напоминая, что здесь Василию нужно быть очень осторожным.

– Нет-нет, она никакая не царевна, – ответил Дубов. – Эту девушку заколдовал некий злой волшебник по имени Херклафф.

Вообще-то Василий не любил и не умел врать, и потому построил фразу так, чтобы хотя бы формально не очень удаляться от истины. В словах, что заколдованная девушка никакая не царевна, прямой лжи не содержалось: просто детектив «забыл» упомянуть, что Марфа – княжна и возможная наследница престола в Белой Пуще, то есть отчасти сродни царевне. Но об этом до поры до времени будущий «Иван-царевич» не должен был знать.

Тем не менее, произнеся эту невинную полунеправду, Василий слегка покраснел. К счастью, Иван Покровский не заметил его смущения – поэта заинтересовало имя колдуна:

– Как вы сказали – Херклафф?

– А что, вы о нем слышали? – удивилась Чаликова.

– Читал, – кратко ответил Иван Покровский и принялся не без осторожности перебирать многочисленные рукописи, книги и газеты, в творческом беспорядке набросанные на столе. Наконец он извлек слегка пожелтевший номер газеты.

– «Не-ат-ка-ри-га рита ави-зе», – по слогам прочла Надя ее название.

– Вот именно, – кивнул Иван Покровский. – Ее мне пару лет назад прислал из Риги мой давний приятель, поэт Валдис Артавс. У них проходил международный фестиваль сексуальных меньшинств с символической свадьбой двух девушек, и господин Артавс по этому поводу опубликовал свои стишки с рисунками. А я взял на себя смелость их перевести. Не для печати, конечно – у нас в Кислоярске такого просто не поняли бы. – Хозяин перевернул страницу, и взорам его гостей предстала серия карикатур, а под каждой стояло четверостишие. На одном из рисунков были изображены две девушки под фатами и некто, их венчающий.

 
– Под венец идут две дамы
В этом нет особой драмы.
Кто здесь «он», а кто «она»
Знают Бог да сатана,
 

– на память продекламировал Покровский свой перевод.

Другой рисунок представлял собою двух бородатых мужиков, танцующих танго, причем один из них был одет в дамское платье. Подпись гласила:

 
Не дивитесь, дети, глядя,
Как танцует с дядей дядя.
Если дядя с дядей нежен
Брак счастливый неизбежен.
 

Отсмеявшись, Надя вновь посерьезнела:

– Все это очень мило, но при чем здесь господин Херклафф? Или он тоже участвовал в розово-голубой тусовке?

– Да нет, просто в этой же газете я наткнулся на любопытную заметку, пояснил Иван Покровский. – Вот здесь, на пятой странице. – И он стал читать, переводя «с листа».

«СТPAШНAЯ CВЯЗЬ ВPEМEН

Нередко мы употребляем ставшую классической фразу „Распалась связь времен“, хотя не всегда ясно представляем себе ее смысл. Однако порой эта связь дает о себе знать самым неожиданным и трагическим образом.

Казалось бы, какая связь может существовать между Магистром средневекового Ливонского ордена и спившимся слесарем – нашим с вами современником?

Магистр Ливонского ордена Вальтер Альфред Плеттенберг фон Скибур загадочная и противоречивая личность, заслуживающая специального исследования. Здесь мы отметим только, что в свое время он едва не попал под суд инквизиции за связь с сатанинскими силами.

Личность слесаря Раймонда Б. была примечательна в основном его неумеренной тягой к вину, а также тем, что нередко, будучи под хмельком, он произносил странные фразы прорицательного характера, которые окружающие принимали за пьяный бред. Однако иного мнения придерживалась его сожительница Нина A. Она догадывалась, что Раймонд в нетрезвом состоянии „выходит в астрал“, становясь посредником между „этим“ и „тем“ мирами. Так, неоднократно Раймонд Б. передавал информацию о предстоящих повышениях цен на продукты, что позволяло Нине A. сделать заблаговременные покупки.

Но однажды, выйдя из „алкогольного астрала“, Раймонд сообщил, что дух магистра Плеттенберга фон Скибура (кстати, предупреждавшего в 1991 году о „павловской“ денежной реформе) назвал ему место в одном из замурованных подвалов Старой Риги, где он спрятал сундук с золотом и драгоценностями. Нечестивый магистр велел Раймонду половину ценностей оставить себе, а на оставшееся построить в Риге храм и назвать его именем св. Альфреда.

Услышав такое и не дожидаясь, когда ее сожитель расскажет об этом кому-то еще, Нина A. стала действовать. Она напоила Раймонда „Роялем“ и столкнула с третьего этажа, инсценировав несчастный случай.

Однако это злодеяние не пошло впрок корыстолюбивой женщине. Для того, чтобы проникнуть в подвал, ей был необходим сообщник. И Нина A. не нашла ничего лучшего, как обратиться с своему знакомому Андрису P. В прошлом Андрис был достойным членом общества, работником правоохранительных органов. Однако, оставшись после августа 1991 года не у дел, он резко изменил род деятельности, став самогонщиком. Это неблаговидное занятие было нужно ему не только как средство для прожития, но и для того, чтобы предаваться главному увлечению своей жизни – кабалистике и черной магии. C их помощью Андрис P. надеялся удовлетворить свои корыстные (а, возможно, и политические) амбиции.

И вот к такому человеку обратилась за помощью Нина A. Вполне естественно, что Андрис возжелал сам завладеть богатством Магистра Ливонского ордена. Предложив на прощание тост „за успех предприятия“, он незаметно влил в бокал Нине A. одно из своих зелий, от которого та потеряла ориентацию в пространстве и времени и трагически погибла под колесами трамвая.

Однако и Андрис Р. не успел воспользоваться полученными сведениями, став через несколько дней жертвой „бытового убийства“, хотя и не очень свойственного для нравов Латвии. Выражаясь сухим языком протокола, гражданин P. был съеден некими супругами-алкоголиками, покупавшими у него самогон. Даже видавшая виды следователь прокуратуры Галина К. едва не потеряла сознание, увидев посреди комнаты тщательно обглоданный скелет своего бывшего коллеги.

На самом же деле все обстояло значительно сложнее, и подлинную картину последнего (последнего ли?) акта этой драмы сумел воссоздать известный рижский экстрасенс и белый маг АЛЕКСАНДР СКАРС. Вот что он рассказал нашему корреспонденту:

– O том, что самогонщику-чернокнижнику Андрису P. стало известно что-то важное, колдовским путем разузнал его коллега, широко известный в узких метафизических кругах черный маг Херклафф. Вряд ли он имел определенный план действий, когда шел к Андрису, но неожиданно ему помогли внешние обстоятельства.

Когда два чародея вели научную дискуссию о темной энергии, исходящей из мумифицированных тел непогребенных покойников, в дверь позвонили. Гость вышел на кухню, а хозяин впустил в квартиру супругов Анну и Рихарда Б., которым он сбывал самогон. Правда, супруги-алкоголики не догадывались, что Андрис использовал их в своих корыстных целях. Он добавлял им в канджу составы, почерпнутые из книги „Каббала“, при помощи которых собирался превратить их в послушных зомби и их руками совершать ограбления и диверсии. Однако из-за передозировки „эликсира агрессивности“ его алкоголики из „подопытных кроликов“ превратились в страшных монстров, задушивших Андриса, хотя и не до смерти, и забравших весь находившийся в наличии самогон. Вернувшийся в комнату после их ухода колдун Херклафф, пользуясь беспомощным состоянием Андриса, заставил его открыть тайну, после чего хладнокровно его съел.

Мы не знаем, овладел ли Херклафф золотом Магистра Ливонского ордена, и если да, то на какие злодеяния его употребил. Возможно, что он сам стал очередной жертвой в этой цепи страшных событий, ибо уже несколько недель его никто не видел, а из квартиры, где он прописан, по ночам раздаются дикие звуки, напоминающие волчий вой, изредка прерываемый вороньим карканьем.

И пускай эта жуткая и поучительная история послужит предостережением нашим читателям, прежде чем они положат глаз на ценности, им не предназначенные, или вступят в рискованные контакты с потусторонними силами».

– Это он! – воскликнула Чаликова, когда хозяин закончил чтение. Херклафф сам говорил мне, что постоянно жительствует в Риге, причем и в «нашей», и в «параллельной». И, как видите, не только живет, но и творит свои мерзости!

– Погодите, но вы, кажется, говорили, что девушку он заколдовал около двухсот лет назад, – вспомнил Покровский. – Неужто этот Херклафф такой старый?

– Ну, выглядит он довольно молодо, – пожала плечами Надежда. – Однако лет ему действительно много. Он утверждает, что это благодаря здоровой жизни и правильной диете.

– Вегетарианской, – усмехнулся Дубов.

– Скажите, а кто автор этой жуткой статьи? – спросила Надя. Иван Покровский глянул в газету:

– Некто А.Пурвс.

– А, так я же с ним знакома! – обрадовалась Чаликова. – Еще с восемьдесят восьмого года, когда была в Риге на первом съезде Народного фронта. В качестве внешкора «Московских новостей». Если б вы знали, с какими людьми я там познакомилась – Дайнис Иванс, Виктор Авотиньш, Элита Вейдемане…

Дубов пожал плечами – ему эти имена мало о чем говорили. Покровский же чуть заметно улыбнулся – изредка получая газеты из Риги, он был в курсе того, чем теперь занимаются названные Чаликовой журналисты, ветераны народного пробуждения, но чтобы не огорчать Надежду, вернулся к прежнему разговору:

– Насчет вашего предложения – вы твердо уверены, что эту задачу смогу выполнить только я?