Текст книги "Охотницы"

Автор книги: Элизабет Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 8

Киаран пораженно вздрагивает, когда мое предплечье оказывается у него под подбородком, сильно придавливая шею, единственное уязвимое место на его теле.

– Сдавайся, – говорю я.

Но Киаран молниеносно разворачивается и впечатывает меня в землю. Воздух со свистом покидает мои легкие.

«Это больно, черт возьми!»

– Ублюдок.

Я поднимаю ногу и бью сапогом в его коленную чашечку. Слышится громкий треск, но он даже не шипит от боли. Он улыбается.

О айе, он, как и я, наслаждается этим! Я не собираюсь проигрывать или уступать ему, если этого можно избежать. Иногда мы деремся, пока у меня не пойдет кровь, пока мое тело не начнет болеть и дрожать, а на его коже я не смогу оставить даже синяка. У меня еще не получилось победить Киарана, но это лишь подстегивает меня.

Я сажусь на корточки и тянусь к скин ду у пояса. Я прыгаю на него, вскинув лезвие. Он с легкостью блокирует атаку, хватает меня за ворот плаща и впечатывает лицом в стену.

– Это было неумело.

Его голос напоминает кошачье мурлыканье, красивое и мелодичное.

Я стискиваю зубы. Я ненавижу, когда он начинает критиковать меня во время боя. Я разворачиваюсь и ударяю снова – но рассекаю лишь воздух.

– Все еще неумело. – В его голосе звучит досада. – Ты знаешь, где я уязвим для обычного оружия, так какого черта ты делаешь?

– Ты не мог бы заткнуться? – огрызаюсь я.

Я притворяюсь, что снова собираюсь ударить повыше, и вскидываю ногу, чтобы отвлечь его. Резко нагнувшись, я ныряю вниз и ударяю его в горло – единственное место на теле, где железный нож проткнет практически непробиваемую кожу фейри, пусть даже подобная рана и не убьет его. Кровь тонкой струйкой течет по его гладкой бледной шее.

– И сейчас неумело? – ухмыляюсь я.

Он срывает с меня подвеску с сейгфлюром и выбрасывает ее. Я слышу, как она падает где-то в дальнем конце дворика. Я ахаю и смотрю туда, где он стоял. Без чертополоха я не могу увидеть его, разве что он захочет этого.

– Теперь ударь еще раз. – Его слова отражаются эхом вокруг меня. – Без чертополоха.

– МакКей, – спокойно говорю я, – не будь неблагоразумным.

Из всех моих уроков этот самый худший. Я ненавижу осознавать, что отсутствие Зрения – моя самая большая слабость. Если бы Киаран захотел, он мог бы воспользоваться этим и убить меня. Я бы умерла, даже не успев открыть рот, чтобы закричать.

– Плевать мне на благоразумие, – шепчет Киаран.

Его дыхание мягко ощущается на моей шее, но мгновение спустя исчезает. Я бью кулаком, но встречаю лишь воздух.

– Порежь меня снова, – говорит он. – Если сможешь.

– МакКей…

Его невидимые руки хватают меня и бросают о стену. Моя хватка на скин ду ослабевает, и кинжал падает на землю. Теплая кровь сочится изо рта. Я стискиваю зубы, сражаясь с болью. Я не поддамся ей. Этот его урок я наконец научилась ценить.

Я отталкиваюсь от стены и приседаю, чтобы поднять кинжал, затем разворачиваюсь, чтобы ударить пустоту. Как я могу выиграть бой с Киараном, если не вижу его?

Тишина. Киаран двигается с проворством хищника. Даже дыхание не выдает его. Для пробы я ударяю кинжалом и попадаю в пустоту.

– Что ты чувствуешь?

Он позади меня.

Я разворачиваюсь, поднимаю кинжал, но он хватает меня за руку и толкает снова. Когда я бью туда, где он стоял, его там уже нет.

– Раздражение.

– Неправильный ответ, – говорит он с бесплотным эхом. – Скажи мне, что ты чувствуешь, Кэм.

Укороченная версия моей фамилии предполагалась как практичный, быстрый и односложный вариант называть меня в разгар нашей с ним битвы – имя, которое он использует постоянно. Сейчас оно сорвалось с его языка на выдохе. Почти шепот. Вызов.

Я ищу хоть какой-то намек на его местонахождение, но безрезультатно. Моим компаньоном может быть только дождь, барабанящий по крышам.

– Скажи мне!

Как я могу ему сказать, что почти ничего, кроме ярости, не чувствую? Что она позволяет мне жить изо дня в день и ночами охотиться на фейри, которую я хочу убить сильнее всего? Без этого я вакуум, бездонная пропасть. Пустота.

У нас с Киараном есть еще кое-что общее, помимо имен. Почти каждую ночь мы вместе сражаемся, истекаем кровью и охотимся. Он учит меня, как убивать наиболее эффективно и жестоко. Но я никогда не говорила Киарану причину, по которой охочусь, а он никогда не рассказывал, зачем убивает себе подобных. Это наш ритуал, наш танец. Только он имеет значение.

Поэтому я не уверена, что вынуждает меня прошептать:

– Я ничего не чувствую.

Киаран не отвечает. Воздух вокруг меня словно застыл, несмотря на дождь. Я подпрыгиваю, когда его теплые, невидимые пальцы касаются моих волос и он убирает влажную прядь с моей щеки.

– Если бы это была правда, – бормочет он, – тебя бы здесь не было.

Я вздрагиваю, когда сила Киарана скользит по моей коже, словно он одним движением гладит меня всю.

– Я думала, мы сражаемся.

Я непроизвольно выгибаю шею навстречу этому прикосновению.

Сила фейри не должна казаться такой соблазнительной. Сильный привкус дикой свободы, который не оставлял меня с момента нашей погони, начавшейся на Центральной улице, усилился, когда его аура окружила меня. Мне хотелось раствориться в ней. Что-то в ней было такое, отчего мне хотелось бежать босиком по лесу, плыть в густых океанских волнах и…

Киаран отпускает мои волосы.

– Ты проиграла.

Я понимаю это в ту секунду, как он отступает. Тепло его тела исчезает, и сквозь мокрую от дождя одежду проникает холод.

– Ты сжульничал.

Его губы изгибаются в улыбке, которая обещает так много того, чего я не хочу сейчас себе представлять.

– Ты действительно собираешься полагаться на этот аргумент?

– Ты воспользовался своими силами.

Клянусь, я была почти очарована. Эта отвратительная штука случается с людьми, которые оказались в присутствии daoine sìth. Они становятся околдованными, убаюканными силой и достаточно податливыми, чтобы исполнять все желания фейри. Я лучше умру, чем позволю этому случиться.

– Даже если так, я не управлял тобой, Кэм. Ты уступила. – Он наклоняется ближе и шепчет: – Или я неправильно понял тот наклон шеи?

Черт бы его побрал! Мое лицо горит. Как унизительно!

– Еще раз. – Я вскидываю подбородок. – Я вызываю тебя еще раз, МакКей!

Я побью его без чертополоха. Если придется, я буду драться, пока не закончатся силы.

Долгое время Киаран смотрит на меня. И говорит:

– Твоя губа кровит.

После чего поворачивается и шагает в другой конец дворика. Проклятье!

– Подожди! – Я вытираю рот рукавом и иду за ним, но он не останавливается. – МакКей, мы не закончили.

Он наклоняется и поднимает с земли подвеску с сейгфлюром. Я слышу, как он резко втягивает воздух, когда отдает ее мне.

– Вот. – Когда я не сразу забираю ее, он хмурится. – Ты сердишься.

– Я не сержусь. – Хотя именно это я и делаю.

– Кэм, возьми этот проклятый чертополох, пока он не прожег мне руку насквозь.

Я забираю чертополох. Обожженная кожа на его ладони видна лишь мгновение, затем он быстро прячет руки в карманы брюк.

– Будь я бессердечной, обмотала бы чертополох вокруг твоей шеи, когда прыгала на тебя.

Рот Киарана изгибается в легкой улыбке.

– Сделав так, ты могла бы выиграть.

Мы в полной тишине выходим из дворика и возвращаемся к Центральной улице. Я сдерживаю дрожь. Теперь, когда возбуждение прошло, холодный ветер пронизывает мою мокрую одежду.

Сейчас на улице совершенно безлюдно, тихо. Несколько газовых фонарей потухли, и дорога впереди нас теряется в темноте. Порывы ветра, пронзительно воя, проносятся по собору, когда мы проскальзываем мимо, на лестницу к Каугейт.

– Не люблю, когда ты это делаешь, – тихо говорю я.

– Что?

– Забираешь сейгфлюр.

Он не удостаивает меня взглядом.

– Я знаю.

– Особенно когда я близка к победе.

– Напротив, – спокойно говорит он. – Именно тогда его и нужно забирать.

Я сжимаю зубы. Ненавижу быть без ожерелья: тогда я уязвима, как лорд Хепберн. Киаран показал это в переулке.

– Ты определенно радуешься возможности напоминать, что я не вижу тебя без него, так ведь?

– Это не имеет отношения к радости. Настанет день, когда тебе придется сражаться без чертополоха, – говорит он и смотрит на меня своим древним, чуждым взглядом. – И тебе не стоит рассчитывать на сострадание.

Глава 9

Киаран с его способностью фейри воздействовать ментально мог бы жить где захочет – даже в доме Нового города, еще более экстравагантном, чем мой. Вместо этого он предпочитает жить в Каугейт, одном из худших районов города.

Мы идем по улице между тесными, маленькими зданиями. Почти в каждом доме ютятся многочисленные обедневшие семьи. У них, должно быть, практически нечем дышать.

Старые здания настолько ветхие, что некоторые уже начали рассыпаться. Я никогда не привыкну к постоянному зловонию человеческих экскрементов, царящему здесь. В нескольких домах все еще горит свет, даже в такое позднее время. В одном из них группа людей разражается смехом. Вдалеке хлопает дверь. По улице эхом разносится звук разбитого стекла, за которым следует резкий крик. Я вздрагиваю.

Киаран ведет меня по узкой лестнице к своему жилью. У него дома чисто, пусть и пусто. Из мебели в комнате, за исключением нескольких комодов, только маленький стол и два деревянных стула. Здесь темно, несмотря на горящие свечи, и очень холодно. Зимний ветер поселился в этих каменных стенах и никогда не исчезает.

Я дрожу, не в состоянии согреться, моя кожа покрывается мурашками.

Иногда мне хочется спросить Киарана, почему он поселился среди людей, но я этого никогда не сделаю. Я решила, что не хочу знать.

– Твой плащ промок. Если ты замерзла, стоит его снять, – говорит Киаран, освещенный огарком свечи в центре стола.

– Нет, я в порядке.

– Ты дрожишь.

Было бы глупо воспринимать его слова как проявление беспокойства. Киаран является daoine sìth, самым сильным из существующих видов фейри, а им незнакомо сочувствие. Скорее уж они известны как жестокие, бессердечные хищные существа, которые ставят силу превыше всего.

Я помню истории из своего детства, в которых рассказывалось, как daoine sìth сотни лет убивали и порабощали людей, пока не оказались в ловушке под землей. Киаран подтвердил, что это правда. Многие наши первые уроки сводились к тому, что он описывал и заставлял меня записывать сведения о каждом виде фейри, уточняя их способности, отделяя факты о фейри от сказок, передающихся людьми из поколения в поколение на протяжении столетий.

Киаран единственный оставшийся daoine sìth. Другие много лет назад проиграли войну и были заключены под землей, там, где сейчас Эдинбург, вместе с фейри, которые помогали им. Разные виды, участвовавшие в битве, были самыми сильными из фей, и все они подчинялись daoine sìth.

По сравнению с ними фейри, которых я убиваю каждую ночь, довольно слабы. Это одиночные феи, не пожелавшие присоединиться к битве, в результате которой были заключены остальные. Поэтому они остались на земле, размножились и продолжают жить, свободно питаясь людьми.

– Я в порядке, – повторяю я. – Просто дай мне свежую связку сейгфлюра и пойдем.

Его плечи напрягаются, когда он открывает маленький комод, и я стараюсь не смотреть на него. В таком маленьком пустом помещении это довольно трудно.

Киаран излучает сияние, которое тяжело описать. Его кожа мягко светится, гладкая и бледная. Черные как смоль волосы падают на лицо, обрамляя высокие скулы. У него глаза цвета весенней лаванды, но совершенно лишены ее мягкости. Они пронзительные, яростные, неземные. Фейри или нет, Киаран чертовски красив. Я ненавижу эту его особенность.

Он бросает мне шерстяной сверток, перевязанный бечевкой.

– Это твоя третья связка за две недели.

Проклятье! Конечно, он заметил.

– Он бесполезен, когда засыхает, – говорю я.

«И ты отказался дать мне растение, чтобы выращивать его, ты, невежа!»

Зимой сейгфлюр остается свежим около тринадцати дней. И дольше, если я храню свои запасы снаружи. Затем он теряет эффективность. Еще один урок, приобретенный на горьком опыте, – именно так я получила свой третий шрам.

Я пыталась выращивать сейгфлюр самостоятельно, но все мои попытки провалились. Я даже пыталась сохранить его, зажав между воздухонепроницаемыми кусочками стекла, но это не сработало. Поэтому теперь я завишу от его поставок и до сих пор не знаю, где Киаран его находит. Он не расскажет об этом.

– Я не дурак, – говорит он. – Не стоит считать меня таковым.

– Я постараюсь.

Его лицо ожесточается.

– Тебе не нужно столько, сколько ты используешь. Ты его кому-то отдаешь?

Я даже не считаю этот вопрос достойным ответа. Возможно, я нарушила его правило насчет запрета охотиться одной, но это я выполняю. Никто не должен видеть фейри или то, что они делают со своими жертвами. Зрение – бремя, и мне жаль каждого, кто обладает этой способностью.

– Кэм… – подчеркнуто терпеливо говорит он.

– Все, что тебе нужно знать, – отвечаю я, – это то, что он для моей защиты.

Я раскрываю шерстяной сверток.

В центре лежат маленькие веточки чертополоха, покрытого яркими синими цветами. Обычный чертополох, растущий в Шотландии, колючий, с остроконечными листьями, с пушистыми соцветиями. Этот другой. Внешне он похож на остальной чертополох, такой же неприятный и агрессивный, но сейгфлюр мягкий. Волоски на стебле мягкие, словно пух.

И если бы он не был таким мягким, крепким и прелестным, возможно, матушка использовала бы что-то другое, чтобы вплести мне в волосы, когда я дебютировала в прошлом году. Я до сих пор не знаю, где она смогла его найти. Я была в белом, и только чертополох отличался по цвету в ту ночь – мое единственное маленькое цветное украшение. Если бы моя матушка выбрала лаванду, розы или вереск, я бы никогда не увидела свою первую фейри.

Первая фейри. Голос baobhan sìth воскресает в моей памяти, поначалу веселый и музыкальный, как песня весенней птицы, затем острый от металлических ноток зла.

Алый идет тебе больше всего…

Я втягиваю воздух и заталкиваю шерстяной сверток в карман. Это воспоминание всегда во мне, всегда маячит на фоне, готовое всплыть при любой возможности. Я не могу от него избавиться, как бы сильно ни старалась.

– Ciod a dh’ fhairich thu? – спрашивает Киаран и придвигает стул, чтобы устроиться напротив меня.

– Ты же знаешь, что я не понимаю.

– Что случилось?

Я слабо улыбаюсь. Иногда у него получается говорить так, словно его действительно беспокоит то, о чем он спрашивает.

– Тебе не все равно?

Киаран пожимает плечами. Сильнее всего он показывает эмоции, когда закалывает кого-нибудь. Он откидывается на спинку стула и скрещивает ноги перед собой. Я стараюсь не любоваться тем, как великолепно он выглядит, – это опасно. Я отвожу взгляд и сосредоточенно смотрю на тени, отбрасываемые мерцающим огоньком свечи на противоположную стену.

«Совершенно нечеловечески», – напоминаю я себе.

– На самом деле не очень, – отвечает он. – Но ты выглядела так, словно собралась плакать.

– Я не плачу, МакКей.

Я сегодня просто идиотка. Сначала поддалась его соблазнительным чарам во время схватки, теперь вот это. Где та глубокая канава, в которую можно нырнуть, когда она так мне нужна?

– Как скажешь, – говорит он, выпрямляя ноги. – Небольшой совет, Кэм. Пока ты не признаешь свои слабости, ты никогда не победишь меня без этого проклятого чертополоха.

Я смотрю на него.

– Мы будем охотиться или ты предпочтешь тратить время на поучения?

Мои слова спровоцировали нечто яростное в этом обычно холодном, бесстрастном взгляде. Если бы я сама не была убийцей, это могло бы напугать меня. На этот раз его улыбка не злая. Она жестокая, даже немного безжалостная.

– Я возьму свое оружие, – говорит он.

Мы покидаем Каугейт, и, когда проходим мимо Саут-бридж, Киаран идет немного впереди.

– В водах возле Дин-Виллидж охотится caoineag, – говорит он. – С момента своего прибытия она уже убила одну женщину. – Рассказывая, он не сбавляет темпа. – Постарайся не отставать, Кэм.

Постарайся не отставать…

Его ноги намного длиннее моих, и он настаивает, чтобы во время охоты мы везде ходили пешком, даже в отдаленные от центра города места, такие как Дин-Виллидж.

Я увеличиваю темп, но все равно остаюсь позади него. От дождя его волосы стали влажными и облепили шею, рубашка липнет к стройному мускулистому телу при каждом движении. Иногда я мечтаю, чтобы он носил чертов плащ.

– Ты смотришь, – говоря это, он не глядит в мою сторону.

– Ты не задумывался о том, чтобы носить плащ? Сейчас зима.

– Нет.

Мы продолжаем свой путь в тишине. Дождь перешел в мягкий туман, который щекочет мне щеки. Туман между старых каменных зданий становится плотнее. Я слышу слабый смех, доносящий из одной из освещенных хижин в конце улицы, и снова наступает тишина. Я вдыхаю влажный воздух и решаю перестать игнорировать постоянно ощущающийся привкус силы Киарана. В этот момент я наслаждаюсь им.

Мы приближаемся к Норт-бридж, и я смотрю на убывающую луну, выглянувшую из-за туч. Она окружена ярким ореолом цвета артериальной крови.

Кровь… Моя жажда мести существует, потому что однажды ночью я прошла крещение ею. Я всегда считала, что это была моя ночь потерь: в последний раз я видела матушку живой, в последний раз я была девушкой, которая никогда не знала насилия.

Теперь тьма внутри хочет только одного – снова убить. Я не могу не задуматься: неужели это все, что мне осталось, – ночная охота ради единственного опьяняющего момента, ради всепоглощающей радости в конце?

В моменты слабости, возникающие после убийства, я отчаянно хочу почувствовать то, что было так привычно: счастье, которое приходит без усилий, и – хоть иногда – надежду.

Я прерываю наш быстрый путь к Дин-Виллидж, чтобы приблизиться к перилам моста.

– Ты когда-нибудь думал о будущем, МакКей?

Киарана, кажется, удивил вопрос. Он останавливается рядом со мной, опираясь спиной о каменную колонну.

– Нет, не думал.

– Никогда?

– Я бессмертен. – Он разворачивается и упирается локтями в перила. – Ты обдумываешь будущее, поскольку однажды умрешь. – Он смотрит на луну с меланхоличным, едва ли не печальным выражением на лице. – У меня нет этой неуверенности. Я вечно буду таким, как сейчас.

Он говорит это механически, без капли эмоций в голосе.

– Таким, как сейчас? – спрашиваю я. – Разве с тобой никогда не происходило ничего неожиданного?

– Один раз за три тысячи лет. – Он улыбается слабо, даже немного горько. – Может, дважды.

Господи!

Иногда я забываю, что фейри не стареют. Они просто существуют, как деревья или камни. Они могут быть убиты, но если их не трогать, они не меняются. Возможно, поэтому Киаран такой, какой есть. Тысячи лет отполировали его до совершенства, пресытили до пределов возможного.

Киаран смотрит на меня.

– Ну, расскажи мне о своем будущем.

– Раньше у меня были планы, но… но они больше не имеют значения. Это не то, чего я хочу.

Прежде я мечтала о свадьбе и муже, который у меня однажды появится. Помню, как с испачканными в смазке руками и поломанными ногтями описывала матушке самые изысканные церемонии, пока она помогала мне экспериментировать с изобретениями. Мои фантазии были наполнены кремовым шелком и розовыми бутоньерками. И мужчиной, который будет беззаветно меня любить.

Теперь я больше не вижу в своем будущем ни свадьбы, ни мужа, ни детей. В нем нет любви. Я вижу все ту же ониксово-черную пропасть, в которой хранятся мои воспоминания, пустые и темные.

– Возможно, они тебе не подходят. – Наши глаза встречаются. – Мы все должны познать, кто мы, Кэм. Так или иначе.

Это настолько явный намек на понимание, что на краткий миг я почти хочу, чтобы Киаран сказал мне утешительные слова, какими бы бесполезными они ни были. Я почти решаюсь рассказать ему о себе, о чем-то личном, просто проверить, ответит ли он тем же.

Неожиданный вкус ореха и железа растекается на моем языке. Настолько внезапно, что я хватаю воздух от неожиданности.

– Кэм?

Что-то движется за Киараном – резкий блеск металла в лунном свете. Я отталкиваю его с дороги, и тяжелый боевой молот летит прямо на меня.

Глава 10

Я приседаю и резко наклоняюсь вперед. Молот проносится с такой скоростью, что слышен свист металла.

Мой противник рычит, издавая низкий, грохочущий звук. Я поднимаю взгляд и впервые при взгляде на фейри испытываю леденящий ужас.

Огромное существо возвышается надо мной, худое и жилистое, с тонкими мускулистыми руками и огромными ладонями, которые могут раздавить меня с одного удара. Жесткая кожа обтягивает резкие, угловатые черты его лица. Щеки, глаза и верхнюю часть носа закрывает грязная полумаска, сделанная из лицевых костей человеческого черепа. Его глаза, темные и яростные, смотрят на меня через пустые глазницы маски.

Кое-что еще привлекает мое внимание. Плотная жидкая субстанция, которая блестит у фейри на лбу.

Кровь. Но это же невозможно!

Я даю задний ход и бросаю взгляд на Киарана. Он стоит посредине моста и вовсе не выглядит удивленным.

– Это красный колпак, – говорю я. – Ты рассказывал, что они были…

Красный колпак атакует меня. Он вращает молотом так быстро, словно тот ничего не весит, и у меня почти нет времени на реакцию. Я разворачиваюсь, перекатываюсь по земле. Молот ударяет в булыжники за моей головой, и кирпич разлетается вдребезги.

Я чуть нагибаюсь и вытаскиваю скин ду из ножен, стараясь унять бешеный пульс. Я не училась сражаться с красными колпаками. Киаран говорил, что они заключены в ловушку под городом вместе с daoine sìth.

Красный колпак наступает с поразительной скоростью, быстрее всех, кого я видела. Я пытаюсь отступить на достаточное расстояние, чтобы бросить кинжал, но фейри слишком стремителен, и я в последнюю секунду ускользаю от молота.

Где, черт возьми, Киаран? Я оглядываюсь через перила и вижу, что он прислонился к ним, продолжая наблюдать. Я убью красного колпака, а потом врежу ему с такой силой, чтобы остался синяк на его безупречной коже.

– Ты не мог бы… – Я снова уворачиваюсь от молота. – …помочь!

Ошметки камней разлетаются в воздухе.

Киаран продолжает стоять, скрестив руки на груди.

– Ты ждешь, что я спасу тебя? Это ошибка.

– Катись к черту, Киаран МакКей!

Меня наполняет ярость. Спасти меня? Я никогда не просила о спасении. Мне это не нужно. Мне не нужен Киаран. Все, что мне нужно, – это гнев, который будет захватывать меня, пока не зажжет изнутри.

Я бросаюсь к красному колпаку, развивая максимальную скорость, доступную на разбитой булыжной мостовой. Красный колпак тоже атакует. За секунду до нашего столкновения я прыгаю, продолжая сжимать в руке скин ду, и хватаюсь за мускулистое плечо твари, чтобы оказаться у нее за спиной.

Я спрыгиваю на землю, на корточки, достаточно низко, чтобы вогнать лезвие в основание его позвоночника, единственное место на теле, которое, по словам Киарана, можно пробить железом.

Красный колпак издает вопль и сгибается от боли. Я выхватываю боевой молот из его руки. Он тяжелый и вырывается из пальцев, но мне на это плевать.

Я поворачиваюсь к Киарану и улыбаюсь.

– Это я спасаю себя.

Я замахиваюсь молотом и бью красного колпака в висок. Меня окатывает кровью, теплая жидкость хлещет в лицо. И только одна мысль эхом отдается у меня в голове: «Еще!»

Красный колпак покачивается и сплевывает кровь на землю. Потом падает на колени на булыжник, и я, когда приближаюсь, вижу первый отблеск страха в его глазах. Я снова замахиваюсь молотом. Металл оружия ударяет в массивный торс фейри, и тварь распластывается, кашляя кровью на уничтоженную брусчатку. Пора заканчивать.

Я бросаю молот на землю и направляюсь к Киарану. Его взгляд бездонный, непроницаемый. Я приближаюсь к нему неприлично близко.

– Ты недооцениваешь меня, – шепчу я. – И это ошибка.

Киаран не двигается, когда я вытаскиваю его собственный меч из набедренных ножен и отхожу. Оружие длинное и изогнутое на конце, сделанное из какого-то золотистого, сверкающего металла. От рукоятки к кончику тянутся изысканные рисунки ветвистых молний, серебряные на золотом. Бессмертное оружие, созданное, чтобы убивать фейри.

Киаран не произносит ни слова, когда я возвращаюсь к красному колпаку. Тварь тяжело дышит, лежа на земле, но раны скоро заживут. Мне нужно убить его до того, как он исцелится.

Я опускаюсь на колени возле красного колпака и перерезаю ему горло.

Результат мгновенный. Мощь фейри настолько сильна, что проникает мне в грудь и наполняет собой пропасть во мне. Я наслаждаюсь ощущением дождя на коже и течением энергии по моим венам. Если бы только…

Меч выпадает из моей руки. Огромная рука хватает меня за горло – еще один красный колпак.

«Какого черта?»

Тварь легко поднимает меня, и мои ноги болтаются в воздухе.

Я пытаюсь вдохнуть, и красный колпак щерится, обнажая блестящие острые окровавленные зубы, от которых несет гнилью. Тварь наслаждается этим. Как и всем остальным мерзким фейри, с которыми я сражалась, ему нравится смотреть, как страдают люди.

Я упираюсь ладонями в его руки, использую кисти, как рычаги, чтобы поднять свое тело, а затем вскидываю ногу, нанося сильный прямой удар под подбородок красного колпака. Он настолько удивляется, что роняет меня.

Я падаю на землю, зубы щелкают, и я прикусываю себе язык. Медный привкус крови наполняет рот, когда я пытаюсь встать.

Красный колпак снова замахивается молотом. Я перекатываюсь, и в последнюю долю секунды он промахивается. Бóльшая часть перил обваливается. А я вспоминаю: у него, может, и есть молот, но у меня есть часы. Я лезу в карман и одновременно нажимаю две кнопки на циферблате, чтобы высвободить скрытые в нем складные когти. Металлические клинки выдвигаются с тихим щелчком – острые, готовые к действию.

Красный колпак бросается на меня, широко раскинув руки. Я ныряю между его ног, перекатываюсь, вскакиваю и цепляю бомбу ему на поясницу.

Красный колпак издает рев и вертится из стороны в сторону. Я двигаюсь вместе с ним, используя мастерство, заученное во время бесконечных, скучных уроков танцев. Поворачиваясь, я хватаю фейри за руку и удерживаю на месте достаточно долго, чтобы снова нажать кнопки на циферблате и когти вцепились в его плоть.

Я вскакиваю на ноги и бегу к Киарану.

– Что ты делаешь?

Я ухмыляюсь:

– Увидишь.

Я тяну его за собой, вынуждая бежать как можно быстрее, а сама пытаюсь вычислить безопасное от взрыва расстояние, учитывая количество черного пороха, которое я поместила в часы. За нашей спиной слышны тяжелые, грохочущие шаги красного колпака, и мое дыхание учащается, когда я пытаюсь оторваться от фейри как можно дальше.

«Четыре…»

Мои ноги работают, как поршни. Я толкаю Киарана, чтобы он бежал впереди.

«Три…»

Я бросаюсь на него и перекатываюсь так, чтобы его неразрушимое тело защитило меня от прямого взрыва.

«Два…»

Я задерживаю дыхание и закрываю ладонями уши.

«Один!»

Даже прижатые к ушам ладони не приглушают звук взрыва. В воздух поднимаются облака пыли и окрашивают небо в оранжевый цвет. Самое удивительное, что под оранжевым маревом все освещается ярко-синим цветом, которого я никогда раньше не видела. Ух ты! Должно быть, такие цвета фейри излучают, когда их биологическая ткань реагирует с черным порохом. Как интересно!

Я хмурюсь, глядя на падающие обломки. Оружие не должно было обладать такой взрывной силой. Кто знал, что фейри так красиво взрываются? Я определенно не хочу, чтобы фейри, убившая мою мать, умерла так быстро, когда я найду ее.

Киаран застыл рядом со мной, его сердце бьется в тяжелом, успокаивающем ритме у моей щеки. Я не могу слышать его из-за взрыва, но я его чувствую. Я смотрю, как оседает пыль, и мое тело успокаивается. Начинают падать капли дождя.

Киаран ерзает, отодвигаясь от меня. Я неловко откашливаюсь и поднимаюсь, чтобы взглянуть на огромную зияющую дыру там, где недавно была половина Норт-бридж. В ушах щелкает, и ко мне частично возвращается слух.

– Что ж, – говорю я, работая челюстями, чтобы прочистить уши. – Этого я не ожидала.

– Какое совпадение! Я тоже.

Его тон удивляет меня. Господи! Глаза Киарана сияют, когда он встает на ноги. Он стряхивает мусор со своей порванной одежды – кусочки дымящегося камня, которые могли бы серьезно ранить меня, если бы я не использовала его как щит.

– У черного пороха низкая взрывная сила, – говорю я в свою защиту. – Я не учла реакции красного колпака на сейгфлюр… Ты сердишься?

Рычание эхом отдается в ночи.

Мы с Киараном оборачиваемся к руинам Норт-бридж. Среди обломков стоит третий красный колпак. Господи! Три фейри за одну ночь – это ненормально.

Мои руки сжимаются в кулаки, когда фейри перепрыгивает остатки моста – грациозно, несмотря на огромное тело. Неважно, что у меня нет эффективного оружия. Я буду драться с ним, пока у меня есть кулаки. Если придется, я буду кусаться и царапаться, чтобы выжить.

Красный колпак бежит на меня, лязгая острыми зубами.

Киаран становится между нами. Красный колпак резко останавливается и с удивлением смотрит на него. Словно… словно узнает Киарана. Никто из них не произносит ни слова. Киаран наклоняет голову в своей нечеловеческой манере.

Я даже не различаю его движения. Секунда, ничего не происходит. Еще одна, и он держит в руке кровоточащее сердце красного колпака.

Я ахаю, с ужасом глядя на то, как красный колпак, захлебываясь ужасным звуком, падает на колени. Кровь густым потоком льется по запястью Киарана, пятнает его белую рубашку. Он продолжает держать кровоточащее сердце.

Продолжает держать сердце…

Воспоминание ударяет меня прежде, чем я успеваю подавить его. Кровь пропитывает матушкино платье. Блестящая и темная на бледной коже… Ее глаза в обрамлении густых ресниц широко распахнуты, они остекленевшие и мертвые изнутри.

Я молча смотрю, как Киаран поднимает ногу, ставит ее в центр массивной груди красного колпака и сталкивает фейри с обломков моста. И выбрасывает его сердце.

Алый идет тебе больше всего, – смеясь, говорит голос из моих воспоминаний.

«Нет!»

Я отбрасываю это воспоминание. Внутри меня остается гнев, безжалостный и разрушительный. Я ненавижу фейри. Я ненавижу их за то, что они забрали у меня, за то, кем я стала. За ту ночь, в которую я была настолько разбита, что даже не могла оплакать ту, которую любила.

Я стискиваю зубы и направляюсь к Киарану. Он смотрит, как я приближаюсь, его глаза светятся неестественным светом, и это только все ухудшает. Он один из них. Он никогда не поймет, что сделал сейчас со мной.

– Кэм…

Я бью его в лицо так сильно, что у меня лопается кожа. От удара костяшки пальцев начинают кровить, а он даже не пошатнулся.

– Довольно, – говорит Киаран.

Я бью его снова. И снова. Удары не оказывают на него никакого видимого действия. Но я буду продолжать, пока не оставлю отметину, пока что-то не сломается.

Он хватает меня за плечи. Пальцы впиваются в кожу с такой силой, что останутся синяки.

– Довольно! – Его глаза изучают мое лицо, словно он может разглядеть сломанную часть меня. – Кэм? Ты со мной? – Он говорит это очень мягко, с намеком на человечность, которой я никогда не слышала от него раньше.