Текст книги "Охотницы"

Автор книги: Элизабет Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 13

Наверняка я неправильно расслышала.

– Прости, что?

Киаран подходит ближе и вынимает руки из карманов, чтобы провести своими пальцами по моим. Сквозь перчатку его сила ощущается как покалывание, теплое и мягкое. Это был бы успокаивающий жест, не исходи он от него. Киаран не поддерживает. Никогда не поддерживал.

– Прошлой ночью ты задала мне вопрос, помнишь?

– Что такое Соколиная Охотница? – шепчу я.

Быть может, мне не стоит видеть, куда ведет этот путь. Возможно, лучше воспринимать это как обычные слова, не знать правды, что за ними скрывается. Позволить себе притвориться, что Соколиная Охотница – это то, о чем говорил Деррик, что он не говорил полуправды.

Нет, я не могу так. Отец может думать, что я играю со своими изобретениями и пренебрегаю своими обязанностями, но он ошибается. Это мои обязанности, мое бремя. Я не буду убегать от этого. Не буду.

Киаран приподнимает мой подбородок.

– Кэм, ты Соколиная Охотница, – говорит он.

– Но что это значит?

Он качает головой.

– Расскажи мне, что ты чувствуешь, и я расскажу тебе, что это значит.

Киаран придвигается ближе. Его ладонь прижата к моей, она достаточно теплая, чтобы я ощущала это сквозь перчатку. Кончиками пальцев он гладит меня по щеке, и следы его силы скользят по моей коже, скатываясь вниз, словно капли теплой воды. Вкус его силы изысканный. Словно шелковые цветочные лепестки, которые освежают и скользят по языку.

Мое дыхание сбивается, и я тянусь к теплу его прикосновения.

– Расскажи мне.

– Я… Я не…

– Ты чувствуешь, – говорит он. – Ты чувствуешь силу.

– Айе, – вздыхаю я.

– И ты чувствуешь sìthichean с тех пор, как увидела первого из них, не так ли?

Первая фейри.

Первая первая первая…

Я отшатываюсь от его прикосновений, поскользнувшись на мокрой траве. Холодная вода пропитывает мои носки.

«Я не буду вспоминать. Я не буду вспоминать!»

Но я не могу остановить воспоминания, которые собираются и рвутся изнутри.

Кровь… Кровь покрывает мое белое платье, делает кожу липкой и скользкой от пальцев рук до самых локтей. Мама лежит навзничь в густом озере крови на мостовой. Я крещена этой кровью, создана ею, заново рождена. Мой желудок сводит от сильного, болезненного привкуса железа.

Алый идет тебе больше всего алый идет тебе больше всего алый идет тебе больше всего…

– Нет!

Я ударяю ладонью Киарана в нос с такой силой, что слышу, как хрустит кость. Я должна убежать от этого воспоминания, пока оно не уничтожило меня. Пока я не стала беспомощной девушкой, которая позволила этому случиться.

Я бегу. Я проношусь мимо ближайших деревьев и начинаю огибать основание замкового утеса. Тучи, когда-то далекие, быстро собираются над головой, начинает моросить дождь. Ноги в тонких туфлях ноют от холода, но я игнорирую боль.

Я никогда больше не буду настолько слабой. Никогда! Я не допущу этого.

Руки хватают меня сзади и тянут за плащ. Я спотыкаюсь и чуть не падаю, пытаясь вырваться. Ноги скользят, когда Киаран грубо разворачивает меня к себе.

– Кэм! – рявкает он, сжимая мои плечи. Кровь капает с его носа на губы. У него идет кровь.

– Твой нос, – говорю я.

Он прикасается к лицу. Наши взгляды встречаются, и в глубине его глаз я замечаю что-то, чего не могу распознать. Одобрение?

– Разве ты не понимаешь? – говорит он. – Ты единственная, кто мог бы это сделать. Больше ни один человек не способен на такое.

Я вырываюсь из его рук.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Имеешь, – говорит он. – Вспомни о…

– Я не хочу!

Мои эмоции вышли из-под контроля, и если я их не обуздаю, то могу навредить кому-нибудь. Я могу навредить ему. Я делаю глубокий вдох.

– Я не хочу вспоминать. Не заставляй меня это делать.

Мой голос омерзительно тонкий, писклявый. И звучит так, словно я умоляю.

Его бездонные глаза всматриваются в мои.

– Кэм, ты была рождена для этого. Seabhagair, – говорит он, – Соколиная Охотница.

Я трясу головой и вытираю щеки, влажные от тумана. Слово должно было оставаться просто словом. Я могу принять, что меня сделали убийцей фейри, но принять, что я была рождена для этого? Что это дар, которым я всегда обладала и о котором не догадывалась? Верить, что в прошлогоднюю ночь я была слаба, легче, чем знать, что я могла обладать силой и не знала об этом. Что я позволила ей умереть.

Киаран вздыхает. С раздражением или жалостью, а возможно, и тем и другим.

– Ты чувствуешь силу фейри. Ты дерешься почти с той же скоростью, что и я. Ты сильнее, чем другие люди, и исцеляешься намного быстрее. – Он прикасается к носу. – Ты сделала это. Если еще потренируешься, сможешь повторить. И когда ты убиваешь, – безжалостно продолжает он, – их сила проходит сквозь тебя.

– Откуда ты знаешь? – шепчу я.

– Ты не единственная Охотница, которую я встречал.

Его взгляд становится мягче, и впервые за время, что мы знакомы, я вижу в нем грусть. Кого Киаран потерял, кто мог вызывать в нем настолько сильное чувство? Киаран опускает глаза, и грусть исчезает.

– Но ты последняя.

– Последняя?

– Только определенное число людей рождается со способностью убивать sìthichean. Всегда женщины, всегда передается от матери к дочери, – говорит он. – Ты последняя в роду.

– Тебе не кажется, что если бы моя мать была Охотницей, она бы об этом знала? – Я пытаюсь оттолкнуть его обеими руками, но он даже не двигается. – Тебе не кажется, что я бы знала?

– Нет, – говорит он. – Сила в твоем роду стала латентной. Женщины поколениями не знали о ней. Это заблуждение спасло твою семью от уничтожения, но из-за этого твои способности сложно разбудить. Вот почему ты не видишь меня естественным способом.

– Ясно, – говорю я едва слышно, потому что не знаю, что еще сказать.

– Правда? – Он пригвождает меня к месту тяжелым взглядом, тем самым, который, клянусь, способен видеть меня насквозь. – Кэм, Охотниц столетиями выслеживали и убивали, даже с пробудившимися силами. Когда ты начала охотится в одиночку, твоя манера убивать стала очевидна для всех sìthichean, которые знают, на что обращать внимание.

Дрожь ужаса пробегает по позвоночнику, поднимая тонкие волоски на коже, так, словно меня коснулись ледяными пальцами.

«Поколения женщин. Поколения. Их выслеживали и убивали».

Мой разум повторяет эти слова снова и снова.

– Ты меня слушаешь? Теперь они знают, что ты последняя в роду, единственная оставшаяся, кому под силу восстановить печать. Если ты выйдешь снова, тебе придется взять с собой пикси, чтобы они не нашли тебя…

– Постой! – охаю я.

Киаран хмурится.

– Что?

Мои руки дрожат, ногти с такой силой впились в кожаные перчатки, что я чувствую их ладонями.

– Я говорила тебе, что матушка была убита baobhan sìth, – с нажимом говорю я. – Вот почему. Да?

Киаран замирает.

– Айе.

Я выпрямляюсь, расправляю плечи, и меня снова охватывает гнев. Он крадет мое горе. Он избавляет меня от чувства вины. Я оставляю воспоминания там, где им положено быть, в пропасти внутри моего сердца. Без малейшего труда.

– Мне нужно идти.

«Время идти и планировать мои собственные убийства».

Думаю, я заберу голову baobhan sìth, когда найду ее. Сделаю из нее трофей, как Деррик всегда подстрекал меня. Должно быть, она забрала сердце моей матушки по той же причине. Поэтому она никогда не убивала остальные жертвы тем способом. Никто из них не был Охотницей.

Я делаю шаг назад, в сторону орнитоптера. Солнце почти село, и грозовые облака закрыли небо, плотные и черные. Мягкий туман превратился в дождь. Моя одежда уже промокла. Когда я вернусь домой, уверена, она промокнет насквозь.

– Кэм…

– Что бы ты ни хотел сказать, это подождет. – Я удивляюсь тому, как спокойно звучит мой голос. Он не ломается, не выдает мою ярость. – Ко мне на дневной чай приезжает один из кавалеров.

– Не надо, – говорит он. – Не делай этого.

– Жизнь леди, МакКей, наполнена чайными вечеринками, танцами и охотой за мужьями.

Он оглядывает меня с головы до ног.

– Ты думаешь, я настолько глуп, что не вижу, что ты задумала?

Мои щеки покрывает румянец.

– Ты же не хочешь встать у меня на пути, МакКей? Если то, что ты рассказал, правда, твой кровоточащий нос – самое меньшее, на что я способна.

И я ухожу в направлении орнитоптера. Я останавливаюсь, когда слышу, как он зовет меня по имени, но не оборачиваюсь.

– Хотя бы возьми с собой пикси, если соберешься выходить снова. Достаточно сильные sìthiche смогут выследить тебя, если ты окажешься без него.

А еще, кажется, я слышу его шепот:

– Будь осторожна.

Глава 14

– Айлиэн, я собирался рассказать тебе, – говорит Деррик, – правда собирался.

Я сижу за рабочим столом, поджав ноги. Металлические детали самых различных видов рассыпаны передо мной. Я закручиваю последние винтики в клапан для огнемета, который начала собирать вчера. Я полностью сосредоточена на своих задачах, на подготовке к убийству baobhan sìth. Что касается печати, которая будет разрушена… всему свое время. До этого мне нужно многое сделать.

Вечерний чай с лордом Линлитгоу прошел весьма напряженно.

Я пила чай и сидела в идеальной позе, которую выучила с детства. Отец одобрительно кивал, потому что я говорила, только когда это было необходимо, как и положено настоящей леди.

Мы обсуждали вещи, о которых лгать не составляло труда: акварельные краски, танцы, вышивание. Что я люблю читать, но, конечно же, не слишком много, чтобы меня не сочли «синим чулком». Мы обсудили планы на Хогманай, который, как сказал лорд Линлитгоу, он проведет в стране с сестрой, чтобы вместе с ней встретить и Новый год.

Лорд Линлитгоу говорил, что положено, и вежливо слушал. Идеальный джентльмен, результат идеально выученных уроков этикета. Прошлогодняя Айлиэн представляла бы, как он будет стареть и, если мы поженимся, как будем ладить, какими будут наши дети. Она бы посчитала его подходящей партией, определенно достойной второго визита.

Прошлогодняя Айлиэн, полная и несусветная дура.

Когда с вечерним чаем было покончено, лорд Линлитгоу ушел, улыбаясь. Я вернулась к себе и кричала в подушку…

– Айлиэн? – Деррик взмахивает крыльями.

– Если ты хотел рассказать, что я Охотница, – говорю я, – у тебя была масса возможностей сделать это. Кроме того, прошлой ночью я спрашивала тебя напрямую, и ты ушел от ответа.

Деррик летит к моему рабочему столу и опускается на вязаный жакет. Свет от камина за спиной окутывает его ореолом оранжевого пламени. Я могу разглядеть его лицо и его чувство вины.

– Я заботился о твоей безопасности.

– Каким образом неведение, в котором ты меня держал, трактуется как защита? – Я распрямляю кусочек проволоки, чтобы присоединить ее к огнемету. – Боже упаси меня от такой защиты, особенно когда это означает защищать мою бедную женскую чувствительную душу от жизненно важной информации.

Я соединяю проволоку с клапаном и закручиваю, чтобы устройство держалось.

– Айлиэн…

– Более того, мне не верится, что я услышала это от Киарана, а не от тебя. Ты живешь в моей чертовой гардеробной.

В этот раз он не произносит свою обычную оскорбительную тираду о Киаране, только шепчет:

– Мне жаль.

Когда Деррик говорит так, словно ему за себя стыдно, я начинаю успокаиваться. Он изменил меня после смерти матушки. Встретившись с ним впервые, я поняла, что некоторые фейри могут быть добрыми. Что некоторые из них стоят дружбы. Я не могу долго на него злиться.

И выдыхаю, поскольку задержала дыхание.

– Я тебя прощаю.

Он опускается мне на запястье, крошечные ступни согревают кожу. Я глажу пальцами его крылья, и он отвечает улыбкой, которая быстро исчезает.

– У меня еще новости, – нерешительно говорит он, словно проверяет, как я отреагирую.

Моя жажда битвы растет. Это импульс, который я никогда не смогу подавить, и неважно, как часто он говорит мне, что она убила снова. Предполагаемая битва с заточенными под землей фейри должна быть моей главной задачей – которая должна бы пугать меня до смерти! – но тяжело подавлять инстинктивное желание охотиться на нее и только на нее. До недавних пор ничто больше не имело значения.

Я встаю, и Деррик следует за мной к стене, молча наблюдая, как я нажимаю на кнопку, чтобы показалась карта.

– Где?

– Глазго. Дважды.

Так близко… Учитывая, с какой скоростью перемещается baobhan sìth, она будет здесь в течение нескольких дней, до того, как случится затмение в день зимнего солнцестояния. Господи, если бы я убила ее раньше, не пришлось бы выбирать, какая из битв важнее! Я достаю шпильку из кожаного мешочка и вкалываю ее рядом с другой, уже пометившей Глазго. Шпилька с прошлого года. Она сделала почти полный круг по стране, остался только Эдинбург.

Я повязываю шпильку двумя лентами. Теперь сто восемьдесят шесть убийств. Можно лишь надеяться, что они будут последними, когда я найду ее.

Вернувшись к рабочему столу, я возобновляю работу над огнеметом, сосредоточившись на нем больше, чем когда-либо. Я присоединяю один конец клапана к металлической пластине, а другой – к резервуару с горючим.

– Можешь поджечь кусочек ткани и принести мне?

Деррик смотрит на меня пару секунд, трепеща крыльями. Золотой ореол начинает распространяться вокруг него. Затем он слетает со стола к камину, вытаскивает из своей сумки ленточку и окунает в огонь. Я ставлю пластину на стол и поворачиваю регулятор маленького резервуара с горючим, совсем немного

– Подвесь ее над металлической пластиной.

Он опускает горящую ткань, и за секунду до того, как огонь касается металла, в центре, откуда подается газ, загорается небольшое пламя. Деррик летит к камину, бросает ленту на угли и возвращается обратно, чтобы внимательно изучить мое изобретение.

– Что это? – спрашивает он.

Я поворачиваю регулятор еще немного, и пламя разгорается намного сильнее.

– Мое следующее оружие.

– Фейри не горят, – напоминает Деррик. – Что ты задумала?

Я достаю веточку сейгфлюра из отделения под столом. Для этого изобретения я возьму его намного меньше, чем положила в часы со взрывчаткой. Еще одна такая катастрофа, и город определенно накроет волна паники.

Естественно, Деррик удаляется от чертополоха подальше.

– Позволь мне спросить кое-что, – говорю я. – Как думаешь, что случится, если я смешаю сейгфлюр с виски и подожгу?

Не просто виски. Лучшее виски моего отца. Несколько бутылок старого феринтоша, которые он достает только по особым случаям. Ах, месть сладка…

Деррик улыбается.

– Умно.

Я поворачиваю регулятор, гася пламя, и сажусь работать над конструкцией крепления для руки. Проходит несколько минут или час… Я настолько глубоко погружена в работу, что, когда Деррик окликает меня, подпрыгиваю.

– Есть еще одна причина, о которой я никогда не говорил. – Он скользит по моему плечу и запутывается в волосах. – Я волновался о тебе, когда мы повстречались. Я никогда бы не смог положить такое бремя на плечи кого-то столь юного и страдал бы, если бы меня вынудили. Я до сих пор волнуюсь за тебя.

– Что тебя волнует?

– Что ты будешь делать все, что потребуется, чтобы убить baobhan sìth, и не важно, какой ценой.

– Тогда зачем ты помогал ее выслеживать? Почему не солгать и об этом?

– Потому что ты достойна мстить, – тихо говорит он. – Я никогда бы не отнял у тебя это. – Он колеблется, наматывая на руки пряди моих волос. – Я сделал неправильный выбор? Знание того, что ты есть, поможет тебе смириться со смертью матери?

Если бы так и было… Я, как предполагается, рождена для этого, и у меня есть природный дар охотиться на фейри. Я Соколиная Охотница – и я не смогла убить одну фейри, когда это было нужно. Дар… Я едва не сознаюсь, что знание все только ухудшило.

Я поворачиваю голову, чтобы его крылья обдували меня мягким, успокаивающим ветерком. Вместо ответа я говорю:

– Киаран советовал брать тебя с собой, если я буду выходить из дома. Почему?

– Я могу защитить тебя, – говорит он. – И другим фейри не удастся тебя найти.

– Тогда пойдем вместе на завтрашний бал. Там ты сможешь позаботиться обо мне.

– На бал? – сияет Деррик. – Я думал, ты никогда не предложишь. Я люблю танцы!

Я смеюсь и продолжаю работать. Я конструирую всю ночь, решив закончить свой проект. Часы тикают, и я настолько занята, что не готовлюсь к ночной охоте. Я пока что не хочу видеть Киарана. Последовательно конструировать куда проще, чем смириться с тем, что он сказал. Я нахожу успокоение в установке металлических компонентов, наблюдая, как с каждой новой деталью огнемет приобретает форму. Даже когда пламя обжигает пальцы, я продолжаю работать, решив не думать о разговоре в саду.

Я устаю все больше и больше, моя решимость ослабевает, глаза начинают закрываться. И снова в голове звучат слова Киарана, болезненное напоминание, что я рождена для этого. Быть убийцей.

Это то, ради чего ты была рождена, Соколиная Охотница.

Глава 15

Следующим вечером Деррик сопровождает меня на бал у Кэтрин. Я танцую с партнером, одетая в платье серебристо-голубого цвета, покрытое бледной французской кисеей, лишенной пришитых цветов, которые стали так популярны в обществе. Мои рукава из тонкой прозрачной ткани свободно спадают на руки. Белые перчатки длиной до локтя. Волосы собраны назад и закручены локонами, которые спадают на плечо. Мое платье шуршит при каждом шаге.

– Ну и ну! – говорит Деррик. – Не могу поверить, что согласился сопровождать тебя. Забираю свои слова назад. Человеческие танцы такие занудные! Когда он собирается перебросить тебя через голову?

Я улыбаюсь партнеру по танцам, когда беру его за руку по время рила[2]2
  Быстрый шотландский танец.


[Закрыть]. Я уже забыла его имя – лорд Ф-такой-то. Он почти не говорит со мной, даже когда я пытаюсь вести светскую беседу. На его вытянутом лице застыло угрюмое выражение.

– И когда они начнут подавать чертову еду? – Крылья Деррика бьют меня по уху, когда мы снова собираемся в круг. – Твоя подруга намерена заморить нас голодом, да? Как она может позволять гостям голодать на своем балу?

– Замолчи, – бормочу я в сторону. Я жалею, что взяла его с собой, так же сильно, как он жалеет, что оказался здесь.

– Прошу прощения? – спрашивает женщина, стоящая в риле возле меня, и недоуменно моргает большими голубыми глазами.

– Чудесный танец, – вежливо замечаю я. – Не так ли?

Я хватаюсь за руку лорда Ф, разворачиваюсь, туфельки шелестят по полированному паркету. Стены украшены красивыми гобеленами с пейзажами Шотландского высокогорья, комнату освещают свечи в причудливых канделябрах.

Хотя электричество и небесные фонарики – обычное дело в состоятельных семьях, леди Кэссилис всегда отказывалась от технологий. Паровой экипаж – самое передовое изобретение в ее собственности.

Танец заканчивается, и лорд Ф провожает меня от центра зала к столику с освежающими напитками, возле которого стоит Кэтрин.

Он низко кланяется.

– Благодарю за удовольствие от вашей компании.

Он разворачивается, чтобы уйти и хмуриться на кого-то другого. Я с облегчением выдыхаю.

– Итак, – весело говорит Кэтрин, – лорд Рендалл несомненно… достойный джентльмен.

Лорд Рендалл? Интересно, почему я решила, что его фамилия начинается на Ф. Я запомню его и сделаю все, чтобы случайно не принять приглашение на чай, если он таковое пришлет. Он, вероятно, смотрел бы на меня, пока мне не пришлось бы сказаться больной.

– Он вел себя так, словно не хотел танцевать со мной.

– Да? – говорит Кэтрин с нарочитой невинностью. – Это досадно.

– Ты попросила его об этом?

Она краснеет.

– Лорд Рендалл достал возле балкона нюхательный табак, а это был твой единственный свободный танец… Ты же знаешь, матушка не переносит табак.

Я открываю свою бальную карту и смотрю на ряд нацарапанных в ней подписей.

– Хм… А ты, судя по всему, не вынесешь, если увидишь меня сидящей во время одного-единственного танца.

Каждый танец расписан, как и в бальной зале Хепбернов. Полагаю, то, что я пропустила несколько танцев, ничего не значит, и джентльмены не были разочарованы.

Я поднимаю глаза от карточки как раз вовремя, чтобы поймать взгляды стайки дамочек в другом конце комнаты. Они перешептываются. Я пытаюсь прочитать по губам, но удается разобрать только одно слово: позор.

Интересно, говорят ли они о бале у лорда Хепберна и пяти мной пропущенных танцах?

С их точки зрения, на меня нельзя положиться в выполнении даже самых простых социальных обязательств. Это делает меня неудачницей, женщиной, недостойной и капли мужского внимания, не говоря уж о полностью заполненной бальной карте.

Кэтрин прослеживает мой взгляд и отпивает немного пунша.

– Лучше игнорировать их, как ты сама же советовала.

– Спроси. Почему. Она. Не кормит. Меня-я-я! – причитает Деррик.

– Хорошо, – огрызаюсь я, испугав Кэтрин, которая смотрит на меня с беспокойством. – Прости, но у тебя нет чего-нибудь перекусить? Боюсь, что не дотерплю до ужина.

– Конечно, – говорит она. – Думаю, повар готовит дополнительные закуски. Их скоро подадут.

– Ох, ну наконец-то! – радуется Деррик. – Я отлучусь в кухню к закускам. Не натвори глупостей, пока меня нет.

Он улетает, оставляя за собой шлейф света. Слава богу! Когда Данте описывал круги ада, он определенно забыл о том, где голодный пикси целую вечность сидит на чьем-то плече.

– Так что вчера случилось? – спрашивает Кэтрин.

– Вчера? – осторожно говорю я.

– Возле Нор-Лох, – уточняет Кэтрин. – Я вовсе не была против прогуляться домой в сопровождении Доны.

Черт бы побрал Киарана и его влияние! Он или не стер ей память, или добавил какие-то новые воспоминания. Откуда я знаю, что мне положено помнить?

– Айе. Это было чудесно, – торопливо говорю я.

Он что, сделал так, что она решила, будто мы вместе возвращались домой?

Кэтрин хмурится.

– Ты шла домой одна? Боже, ты должна была позволить мне остаться. Так ты не смогла починить орнитоптер?

Ради всего святого, что Киаран с ней сделал?

– Он исправен. Он в порядке и готов к полету.

– Но ты сказала…

– Все в полном порядке, – говорю я, махнув рукой. – А как матушка восприняла твою вчерашнюю прогулку без сопровождения?

Кэтрин отводит глаза и делает глоток пунша. Даже в золотистом свете свечей заметен румянец, заливающий ее шею.

– Эм, – осторожно говорит она, – ну, она…

– Подожди! Дай угадаю. Она назвала тебя дерзкой девицей, и ты читала «Руководство мисс Эйнсли по этикету и правильному поведению в обществе»?

Кэтрин шмыгает носом и делает еще один глоток. Держу пари, в этот раз именно ей хочется, чтобы пунш был разбавлен виски.

– И то и другое. Потом она заставила меня повторять по памяти всю девятнадцатую главу.

– Ох, – говорю я. – «Подобающее поведение дома и вне его». Определенно, это самая увлекательная глава.

– Ты так думаешь только потому, что нарушаешь правила на каждом шагу.

Я бросаю взгляд на дверь в кухню. Что Деррик там делает, почему его нет так долго? Пикси способны за считаные минуты опустошить заваленный едой стол.

– Я ни в чем не сознаюсь.

– По крайней мере меня спас Гэвин, – качает головой Кэтрин. – Если бы он не вмешался, она заставила бы меня пересказать всю эту проклятую книгу.

– Кстати говоря, – я смотрю за ее спину, туда, где собираются другие круги присутствующих, – где твой брат? Кажется, я видела его мельком…

– Он прямо за тобой, – шепчет мне на ухо низкий голос.

Я подпрыгиваю, и Кэтрин смеется.

Ой-ой… Светлые волосы Гэвина слегка в беспорядке. Его большие голубые глаза очаровательны, как всегда. За минувшие два года он стал намного выше, чем я его помнила, ростом чуть ниже Киарана. Мне приходится задирать голову, чтобы смотреть на него.

Его улыбка ленива и невероятно очаровательна.

– Все выросли, как я погляжу.

У него легкий акцент, который, должно быть, появился, пока он был в Оксфорде.

Я понимаю, что пялюсь на него, и краснею. Потом подаю руку для поцелуя.

– Гэвин… – говорю я, позволяя себе эту фамильярность. – Или теперь мне стоит называть тебя лорд Гэллоуэй?

В прошлом году скончался дальний родственник Гэвина, оставив ему графство, состояние, которое добавилось к тому, что он унаследовал от отца, и несколько объектов недвижимости в Шотландии. Странно слышать, когда к нему обращаются как к графу Гэллоуэй.

– Можешь называть меня как угодно, – отвечает он, отпуская мою руку, и смотрит на Кэтрин с плутовской улыбкой. – А вот Кэтрин, думаю, должна использовать мой титул.

Кэтрин хмурится.

– Не смей снова поднимать эту тему! – Она смотрит на меня. – Сегодня днем он водил меня по магазинам и был весь такой лорд Гэллоуэй то, лорд Гэллоуэй это. Я никогда не видела его настолько самодовольным.

– У меня было мало возможностей поиграть с новым титулом в Оксфорде, – объясняет он.

– Ах, – говорю я с улыбкой, – как досадно! С тобой дурно обращались, бедняжка!

Гэвин улыбается мне с тем же очарованием, что и раньше, словно никуда не уезжал. В его присутствии есть что-то успокаивающее и очень домашнее, словно я вернулась в то время, когда матушка была жива. До сегодняшнего момента я не понимала, как же мне не хватало его.

Гэвин опирается о спинку стула возле стола с напитками.

– Вижу, вы не особо сочувствуете моему затруднительному положению.

– Конечно нет, – говорит Кэтрин. – Ты полон коварства.

– Видишь, как она со мной обращается, Айлиэн? Она сущий дьявол.

– Дьявол? – Я смеюсь и наливаю в чашку немного пунша: у леди Кэссилис даже нет автомата для пунша, как в нормальных семьях. – И это говорит тот, кто мальчишкой подливал нам в чай чернила?!

– Я почти забыла об этом, – улыбается Кэтрин. – Это было подло с твоей стороны.

Гэвин выглядит огорченным.

– Мне исполнилось двенадцать. Вы были девчонками, а значит, совершенно другим видом.

– Я ушла домой с черными зубами!

– Это было самое худшее, – соглашается Кэтрин. – Я весь день не могла улыбаться.

– Ты стала разговаривать намного меньше, а Айлиэн смогла приехать снова, только когда смылись чернила, – весело говорит Гэвин. – Так что, как видишь, цель была достигнута.

– Правда, Гэвин. Ты такой…

– Кэтрин! – рявкает, приближаясь, леди Кэссилис.

Она выглядит строже, чем обычно, и ее губы сжаты в тонкую линию. Она бросает на меня мимолетный ледяной взгляд, который ясно дает понять, что виновной во вчерашней отлучке дочери она считает меня, – и снова сосредоточивает все внимание на Кэтрин.

– Надеюсь, ты не собиралась оскорблять брата.

– Особенно когда он контролирует твое еженедельное содержание, – добавляет Гэвин. – Представь, как ты прогуливаешься мимо всех этих чудесных магазинов без гроша в кармане.

– Ты не посмеешь…

– Гэллоуэй, хватить дразнить ее, – говорит леди Кэссилис. – Ты же не собираешься удерживать содержание своей сестры…

Именно в этот момент Деррик влетает через дверь в бальную залу, счастливый, как никогда. Он парит над моим плечом и наконец ловко приземляется.

Его крылья задевают мою шею, он икает.

– Очаровательная леди. – Он растягивается вдоль моей ключицы. – Я напился – ик! – чудесного, роскошного, прекрасного меда. И это было – ик! – великолепно.

Я едва не застонала вслух.

Гэвин опускает взгляд на Деррика, который сидит у меня на плече. Не может быть, чтобы он видел… Его внимание переключается на пары, которые занимают места в центре залы. Нет, наверное, мне показалось.

Должен начаться первый этой ночью вальс. Я ставлю чашку с пуншем на стол и высматриваю джентльмена, недавно подписавшего мою бальную карту.

Гэвин кланяется.

– Полагаю, мне следует пригласить тебя на вальс. Не окажешь мне честь?

– Гэллоуэй, – шипит леди Кэссилис, – это крайне неуместно. Я не помню вальса в своем списке.

– Я добавил его. Мой дом, мои правила. – Наши взгляды встречаются. – Ты ведь не откажешь гостеприимному хозяину, правда?

– Я уже пообещала вальс другому джентльмену.

Гэвин наклоняется и открывает свисающую с моего запястья карту.

– Ах, Милтон… Ты, несомненно, должна танцевать со мной, а не с ним. У него никогда не получалось как следует вести.

– Гэллоуэй! – Леди Кэссилис на грани обморока. – Это абсолютно неприемлемо. Пусть Айлиэн танцует с лордом Милтоном. И немедленно перестань дурачиться!

Деррик хихикает мне в ухо.

– Она глупая. Такая глу-у-у-пая. – Он касается моего уха. – Айлиэн. Айлиэн! Ты слышишь меня? Знаю, что слышишь. Ты меня слышишь. Ты меня слышишь. Скажи что-нибудь. Улыбнись. Покрутись. Кашляни.

В этот момент появляется лорд Милтон и кланяется.

– Вы позволите вас пригласить?

– Планы изменились, – говорит Гэвин, встав между мной и лордом Милтоном. – С этого момента я ее кавалер.

Он хлопает лорда Милтона по тощему плечу, словно они старые друзья.

Лорд Милтон покашливает и выпрямляется, явно шокированный.

– Прошу прощения?

Гэвин улыбается.

– Я буду танцевать этот вальс с леди.

– Та-а-а-а-а-нцева-а-а-а-ать, – поет Деррик. – Я люблю та-а-а-нцевать! Скажи ему, чтобы перебросил тебя через голову!

Я сопротивляюсь желанию сбросить его с моего плеча. Господи, сколько же меда он съел? Когда доберемся домой, я запру его в гардеробной до тех пор, пока эффект не выветрится. То есть, без сомнения, на неделю.

Лорд Милтон выглядит потрясенным.

– Но…

– Я так рад, что вы поняли. – Гэвин предлагает мне руку. – Вы позволите?

Он тянет меня прочь. Я лишь надеюсь, что не привлекаю излишнего внимания других гостей.

Мы становимся напротив друг друга в линии танца. Я прожигаю его взглядом, но Гэвин лишь сверкает своей обезоруживающей улыбкой и низко кланяется. Потом берет меня за руку, и мы начинаем вальс.

Гэвин, наверное, практиковался во время своего отсутствия. Мы раньше танцевали в гостиной нашего дома – он, Кэтрин и я. Гэвин наступал мне на ноги, или кружил нас так, что мы налетали на стол, или спотыкался о собственные ноги. Теперь каждый наш шаг гладок и грациозен. Его рука надежно лежит на моей талии. Клянусь, я могу чувствовать ее тепло сквозь свое платье и его перчатки.

Гости уже смотрят на нас, снова обо мне переговариваются. Я стискиваю зубы и пытаюсь сосредоточиться на танце, желая, чтобы он поскорее закончился и я могла отсюда сбежать.

Гэвин кружит меня, а я смотрю куда угодно, только не на его лицо. Плечо Гэвина кажется подходящей точкой для этого.

– Не могу поверить, что ты это сделал, – наконец говорю я.

– Мне действительно жаль, – отвечает он. – Я повел себя как высокомерный засранец.

– Именно так. Это то, чему тебя учили в Оксфорде?

Он смеется.

– Прямое попадание.

Гэвин может шутить над ситуацией, но я нет. Я должна вести себя прилично как минимум на нескольких балах этого сезона, прежде чем слухи обо мне станут еще хуже. Это возможность – скорее всего, последняя – получить немного власти над собственным будущим, выбрать себе в пару кого-то, кто со временем сможет мне понравиться. Кто знает, какого мужа выберет для меня отец? Господи, это может быть жутко властный неотесанный мужлан вдвое старше меня!

– Это не смешно, Гэвин.

– Простите мою импульсивность, леди. – Гэвин сверкает очередной улыбкой. – Ваша бальная карта была полна, а мне хотелось поговорить.

Деррик хихикает.