Текст книги "Охотницы"

Автор книги: Элизабет Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Так и будет, – говорю я. – Я ни за что не пропущу его.

Мне следует радоваться возвращению Гэвина. С самого детства и до момента, когда он два года назад уехал в Оксфорд, мы были хорошими друзьями. Более того, когда-то я представляла, как однажды выйду за него замуж. Но сейчас он станет для меня лишь еще одним осложнением.

– И ты будешь танцевать с каждым джентльменом, который подпишет твою карту?

– Я буду танцевать с каждым джентльменом, который подпишет мне карту, – обещаю я.

Репутация – это единственное достояние леди, а моя, должно быть, настолько сомнительна, что даже близкая подруга почти поверила, что я способна на насилие. Мне нужно приложить больше усилий, как того хочет отец. Я должна выполнять свой долг и носить фальшивую маску жизнерадостности. Никаких исчезновений после танца. Я должна пойти на бал и вести себя как леди, какой мне следует быть.

Если, конечно, не появится фейри и мне не придется спасать еще одного пожилого джентльмена.

Кэтрин сияет.

– Итак, помнится, мне обещали огуречные сандвичи.

– Я полагаю, это основная причина твоего прихода. – Я выглядываю в окно. – Сандвичи, а потом прогулка к парку. В конце концов, мы можем не увидеть солнце до самой весны.

После ленча Кэтрин, Дона и я выходим из дома и направляемся к центру площади Шарлотты, где припаркованы орнитоптеры. На месте оказывается только мой, – должно быть, остальные семьи воспользовались летательными аппаратами, чтобы избежать пробок.

Я провожу пальцами по конструкции. Когда я создавала его, то сделала все, чтобы металлическая кабина была светлой и достаточно крепкой, а крылья двигались точно как у летучей мыши. Будучи полностью расправленными, они достигают тридцати футов и соединены со стальным вращательным механизмом, который взмахивает ими, удерживая аппарат в воздухе.

На постройку стальной, обшитой деревом каюты ушло больше всего времени. Маленькая кабина оборудована перископом на случай плохой погоды, но я предпочитаю летать с опущенной крышей. Внутри на литых кожаных креслах могут комфортно поместиться два человека, но Кэтрин настаивает, чтобы с нами в качестве компаньонки отправилась Дона, отчего сегодня будет слегка тесновато.

– Мы не должны привлекать к себе слишком много внимания, иначе об этом узнает моя матушка, – говорит Кэтрин, бросая сумочку. – У меня и без того будет много проблем из-за того, что я не взяла с собой служанку. Уверена, она снова будет читать мне лекции об этикете.

– Можешь не объяснять, – говорю я. – Отец уже отчитал меня по этому поводу.

Кэтрин замирает.

– То есть он вернулся?

Она говорит это легко, но в голосе сквозит неодобрение.

– Айе. Как раз перед твоим приходом.

– Господи! И что он сказал?

Неважно, чего ты хочешь…

– Ничего особенного. – Я киваю на Дону. – Как думаешь, люди заметят, что Дона слишком молода для нашей дуэньи?

Кэтрин внимательно осматривает мою служанку. Дона сглатывает и плотнее закутывается в шаль.

Кэтрин вздыхает.

– Позволь мне? – Она сдергивает шаль с плеч Доны. – Ты знаешь, было бы намного проще, если бы одна из нас пригласила родственницу погостить до конца сезона.

Я прислоняюсь к орнитоптеру и закрываю глаза. Хоть солнце и не греет, его лучи все равно приятно ощущаются на коже.

– В таком случае она должна быть из твоей семьи. В моей семье рождается только по одному ребенку, а мои бабушки и дедушки мертвы.

– У меня есть дальняя родственница, – говорит Кэтрин. – Она утверждает, что голуби на ее земельной собственности ждут, чтобы подсмотреть, как она раздевается.

– Да? Что ж, это неудивительно. Голуби довольно подлые существа.

Кэтрин набрасывает шаль Доне на голову и обматывает так, чтобы скрыть бóльшую часть лица.

– Вот так. Этого должно быть достаточно, чтобы издалека обмануть окружающих.

– Тогда будем надеяться, что они не будут приближаться, – говорю я.

– Мисс, я ничего не вижу, – бормочет Дона.

– Тем лучше. Тебе нужно только смотреть под ноги, чтобы не споткнуться, – отвечает Кэтрин и успокаивающе гладит Дону по плечу.

– Отлично. – Я открываю дверцу орнитоптера. – Мы сделали Дону чуть ли не слепой и замаскировали под старую женщину, и все ради одной прогулки в публичном парке.

Кэтрин кивает, совсем не беспокоясь о том, как ужасно я говорю по-английски.

– Чего только не сделаешь ради солнечного света.

Я отхожу назад, чтобы впустить Кэтрин и Дону внутрь, иду к водительской дверце и сажусь сама. Наши юбки занимают бóльшую часть свободного пространства кабины. Дона зажата посредине, отчего ее миниатюрная фигурка кажется еще меньше.

– Ну что, – говорю я, – все готовы?

Дона сглатывает.

– Леди Айлиэн, вы уверены, что это безопасно? Я слышала рассказы…

– Безопасно, как в доме, – весело перебиваю я. – Я сама сконструировала его, помнишь?

– Айе, миледи.

Я улыбаюсь и щелкаю тумблерами, чтобы завести мотор. Пар поднимается над передней решеткой, и Дона подпрыгивает. Я сдерживаю смех и опускаюсь на сиденье. По крайней мере она не боится, что сидит на тайном складе оружия.

Я кладу руки на штурвал, спасенный со старой шхуны, как и тот, что висит у меня в спальне. Крылья выдвигаются из спокойного положения вверх, расправляются на всю длину и хлопают – громко и размеренно. Звякает металл, когда я нажимаю ногой педаль на полу. Крылья бьют все быстрее и быстрее. Я переключаю очередной рычаг и нажимаю вторую педаль до упора. Машина плавно поднимается над домами на площади Шарлотты.

– Не хотите ли чаю? – спрашиваю я.

Обе отрицательно качают головами. Я поворачиваю руль в направлении замка.

– Что ж, а я хочу. Кэтрин, не подашь мне чашку из отделения за спиной?

Кэтрин открывает деревянную панель, достает фарфоровую чашку и передает мне, а я ставлю ее под стальной кран перед Доной. Я нажимаю другую кнопку, и в чашку льется горячий чай. Кабину наполняет аромат вереска.

Я беру чашку и делаю глоток. Идеально.

– Боже! – восклицает Кэтрин. – Посмотри туда.

Она указывает куда-то мне за плечо. Я оборачиваюсь и тихо ахаю. С высоты птичьего полета мы можем рассмотреть каждый участок разрушенного Норт-бридж. Половина его обрушилась в долину, а сломанная секция так и осталась висеть.

Вдоль улиц собралась огромная толпа, чтобы посмотреть на мост. Паровые экипажи заняли всю дорогу, не оставив свободного места. На краю Старого города, непосредственно за мостом, транспорт через Лотиан-роад движется к Новому городу – а это немалое расстояние. На улицах образовался огромный затор. И все из-за меня.

– Что, по-твоему, могло стать причиной? – спрашивает Кэтрин.

Мы пролетаем мимо автоматического аэроплана, позади которого развевается рекламный транспарант. Я всматриваюсь в него, чтобы сфокусироваться на чем-то, кроме вызванных мною разрушений: «Светлый Эль Баса из Ист-Индии. Эль в этом сезоне превосходен как в бочках, так и в бутылях…»

– Понятия не имею.

Надеюсь, они не заметят, как дрожит мой голос, как внимательно я разглядываю надпись, чтобы не смотреть вниз.

– Думаешь, это может повториться? – спрашивает Кэтрин.

Я переключаю внимание на нее.

– Конечно нет. – В моем голосе слышна ложь: так делает Киаран, когда притворяется, что ему интересно. – Возможно, это как-то связано с неисправностью экипажа. Двигатель внутреннего сгорания – сложная штука. – Я улыбаюсь. – Не бойся, нас не разорвет на кусочки.

Кэтрин и Доне, похоже, хватило этого объяснения. Я поворачиваю руль, чтобы пролететь мимо Эдинбургского замка. Даже в свете солнечных лучей он кажется мрачным и величественным, поразительно контрастируя с окружающей зеленью. В парке почти никого нет, что неожиданно для такого прекрасного дня. Я внезапно осознаю, что все, должно быть, собрались на Принцесс-стрит посмотреть на катастрофу.

Я нахожу свободное место недалеко от восточной части Нор-Лох, сразу под утесом. Взмахнув крыльями, орнитоптер приземляется.

– Слава богу, – бормочет Дона.

Допив чай, я беру зонтик и открываю дверцу. Мы отходим от орнитоптера и прогуливаемся между густыми деревьями, окружающими основание Эдинбургского замка. При каждом шаге мокрая земля издает хлюпающий звук.

Воздух свежий, но не слишком холодный. Это один из немногих зимних дней, когда можно позволить себе послеполуденную прогулку. В это время года темнеет слишком рано, чтобы проводить на улице много времени. Солнце уже скрылось за деревьями. Отбрасываемые кронами тени удлиняются и становятся намного мрачнее участков, освещенных солнечным светом. В парке тихо, не слышно ни животных, ни птиц. Кроме нас, здесь никого нет.

– Я бы хотела поговорить с тобой кое о чем, – внезапно говорит Кэтрин.

Я раскрываю зонтик и кладу его на плечо. Вдалеке дождевые облака плывут в нашу сторону. До темноты осталось совсем недолго.

– Да?

Кэтрин колеблется и поглядывает на Дону. Та опускает голову и замедляет шаг, давая нам возможность поговорить наедине.

– Если Дона что-то и услышит, – говорю я, – она болтать не станет.

Кэтрин краснеет и кивает.

– Я знаю, что ты не любишь об этом говорить… Но ты хотя бы думала о замужестве?

Неважно, чего ты хочешь…

Я смотрю себе под ноги. Носки туфель испачкались в грязи.

– Айе, – говорю я и печально улыбаюсь. – Я считаю, что это не для меня.

Дона ахает за нашими спинами. Поймав мой удивленный взгляд, она опускает голову.

– Прошу прощения, миледи.

– Все в порядке, – говорю я. – К несчастью, мой отец считает по-другому. Он хочет, чтобы я была помолвлена до конца сезона. Когда я сказала о возможных трудностях, он заявил, что я драматизирую.

– Что ж, – сухо замечает Кэтрин, – у него отзывчивости не больше, чем у чайного столика.

– Долг превыше всего, помнишь? Главное правило моего отца.

Кэтрин вздыхает с отвращением.

– Так теперь он решил интересоваться твоей жизнью? Если подумать, не прошло и года, как он стал обращать на тебя внимание.

Я недолюбливаю ее матушку, она – моего отца. В отличие от него, отец Кэтрин любил ее и относился ко мне намного лучше, чем родной отец. Он умер четыре года назад, когда мне было четырнадцать лет, а Кэтрин тринадцать.

– Моя дорогая подруга, ваш сарказм очевиден.

Она зловеще улыбается.

– Он это заслуживает.

– Никаких возражений с моей стороны.

Мы продолжаем прогулку, проходя мимо увитых плющом руин под Эдинбургским замком. Лучи заходящего солнца, пробившись сквозь деревья, окрашивают утес в оранжевый цвет. Тучи все ближе. Вдохнув, я ощущаю в воздухе запах сырости, намекающий на приближение дождя. Вот и конец приятной прогулке под солнцем.

– Я должна знать… – решается Кэтрин. – Ты перестанешь меня уважать, если я скажу, что хочу замуж?

– Вовсе нет, – мягко отвечаю я. – Раньше я тоже хотела этого…

«До того, как стала такой».

– У тебя есть подходящий джентльмен на примете?

Кэтрин краснеет.

– Ну, я несколько раз танцевала с лордом Гордоном, и на днях он приезжал на вечерний чай. – Она вздыхает. – Я нахожу его весьма приятным.

Если бы я оставалась той, кем была раньше, это было бы моей жизнью. Ухаживания, выбор подходящей партии, заботы о том, когда же я выйду замуж…

На короткий миг я завидую Кэтрин. Она может разделить с кем-то жизнь во всей ее полноте. Ей не придется лгать супругу и по ночам выскальзывать из дома, чтобы погасить свою жажду убийства. В отличие от меня она может любить кого-то, не обманывая его.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал жизнерадостнее, чем я себя чувствую.

– Это чудесно. А что твоя матушка?

– Матушка не считает его подходящей партией.

Я фыркаю.

– Это абсурд. В конце концов, он граф.

– Его титул тут ни при чем. Дело в том, что он…

– Он что?

Она оглядывается, хотя никто, кроме моей служанки, не может нас услышать.

– Он англичанин.

Я изображаю шок.

– Боже! Кто-нибудь, срочно звоните в магистрат. Англичанин в Шотландии?

Кэтрин смеется.

– Я знаю, насколько это смешно, но матушка уверена, что я должна выйти за шотландца. Она считает, что англичане бессердечные и неуравновешенные.

Смеясь, я перепрыгиваю очередную грязную лужу в траве. Вода брызгает из-под моих ног, когда я приземляюсь, просачивается в туфельки и проникает в носки. Проклятье! Трава зимой бывает крайне обманчива.

– А она не упоминала, откуда у нее подобные представления?

– Хотелось бы мне знать… Она называет лорда Гордона саксом. Можешь в это поверить? Я впервые слышу от нее такие ужасные слова.

Ветер усиливается. Голые деревья дрожат, их ветви натужно стонут. Ледяные порывы ветра проникают даже сквозь плотный плащ. Я дрожу, натягиваю его на плечи, закрывая горло, и застегиваю воротник. Теперь мои щеки горят еще и от холода.

– Но лорду Гордону нужно только одобрение Гэвина. Его возвращение домой весьма кстати. – Кэтрин сияет. – И матушка наконец-то сможет сосредоточиться на поиске подходящей партии для Гэвина, вместо того чтобы тратить все свои силы на меня.

Я сдерживаю смех, представив, как на это отреагирует Гэвин. Боже, он будет в ужасе!

– Бедный Гэвин! Дорогой друг даже не представляет, что его ожидает по возвращении.

Кэтрин бросает на меня быстрый взгляд.

– Я помню время, когда ты хотела выйти за него замуж.

Я издаю приглушенный вскрик:

– Право же, Кэтрин. Ты что-то путаешь!

– Что за вздор! Ты писала в своем блокноте с эскизами изобретений: Леди Айлиэн Стюарт, виконтесса Кэссилис. – Она хитро улыбается. – Полагаю, тебе придется переписать, указав его новый титул, как считаете… виконтесса Галлоуэй?

– О, прекрати! Я заблуждалась, – говорю я, снисходительно махая рукой. – Я была молода и глупа.

– Ты занималась этим четыре года.

Я смотрю на нее.

– Я очень долго заблуждалась.

– Он, хм… Некоторые женщины называют его очаровательным. И полагаю, он довольно привлекателен. – Кэтрин бросает на меня невинный взгляд. – Или есть кто-то, кого ты считаешь более подходящим?

По непонятной причине я первым делом вспоминаю о Киаране. Он мне совсем не подходит, и я уверена, что ему нельзя доверять. Но он единственный мужчина, который видел ярость внутри меня, кто принял и поддержал ее. Я никогда не забуду сокрушительный вкус его силы, такой дикий и сильный. Если я довольно точно представлю его, то смогу вновь почувствовать этот вкус во рту, словно он находится здесь.

Словно он находится здесь.

Я поднимаю голову и едва не вскрикиваю от неожиданности. Он действительно здесь, Киаран МакКей, прогуливается среди деревьев, направляясь к нам, одетый в элегантный наряд состоятельного джентльмена. Грубую шерстяную одежду, которую он обычно носит, сменили аккуратно сшитые брюки, черный камзол и сюртук с фалдами. На черные волосы падают лучи заходящего солнца, и закатное зарево создает вокруг него сияющий ореол. Он выглядит соблазнительным, словно дьявол, черт бы его побрал!

От потрясения я не могу издать ни звука. Это предательство. Это идет вразрез с молчаливым договором о личном пространстве наших дневных жизней.

Киаран только улыбается.

Глава 12

Я стараюсь не выдать своего волнения, когда Киаран приближается к нам. Кэтрин что-то замечает, смотрит в сторону Киарана… И замирает, от изумления открыв рот.

А это означает, что он даже не озаботился невидимостью. Я прикусываю язык, чтобы не произнести готовое сорваться ужасное ругательство. Когда он говорил, что мы закончим разговор завтра, я не думала, что он подразумевает беседу в общественном саду.

Киаран останавливается возле меня и не утруждается тем, чтобы поприветствовать Кэтрин или Дону. Его аметистовые глаза смотрят на меня с вызовом. Сейчас, при дневном свете, я не могу не заметить, какие они пронзительные, какие бесстрастные.

– Мне нужно с тобой поговорить, – заявляет он.

Кэтрин и Дона ахают от подобной бесцеремонности. Джентльмен никогда не приближается к группке леди и не заговаривает с ними так прямолинейно. А то, каким взглядом Киаран смотрит на меня, выдает и меня, и наше близкое знакомство.

Теперь моя личная жизнь выставлена на всеобщее обозрение, и вот она я. Не охотница. Не жестокое создание, убившее прошлой ночью двух красных колпаков. Я всего лишь леди в красивой одежде и с зонтиком, больше ничего.

Я вынуждена идеально сыграть роль, иначе рискую потерять свою репутацию. Я вскидываю подбородок и пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации.

– Мисс Кэтрин Стюарт, позвольте представить вам… хм… – Я тяжело сглатываю. – …мистера Киарана МакКея?

Кэтрин смотрит на него, и на ее лице появляется странное выражение.

– Как поживаете?

Киаран наконец-то отвлекается от меня и приветствует моих компаньонок. Он моргает, словно удивляется, заметив, что они все еще здесь. И смотрит на них, прищурив бесстрастные глаза.

– Кэм, я здесь не для светской беседы.

– Не смей компрометировать меня, ты, болван! – шиплю я сквозь стиснутые зубы. И добавляю уже громче: – А это мисс Дона МакГрегор.

Раз уж он выбрал такой момент для разговора, я заставлю этого невежду следовать правилам этикета при разговоре с дамами в парке.

Дона не отвечает. Ее шаль соскальзывает с лица, глаза широко распахнуты и полны ужаса, а кожа бледнее, чем обычно.

«Она редко может меня чувствовать», – сказал Деррик. Несложно догадаться, что Киаран не человек, поскольку он ужасно играет эту роль. Его природа фейри проявляется в сверхъестественной красоте, в том, как он двигается, как дышит. Он никогда не сможет казаться нормальным, даже если попытается.

Проклятье! Я должна была отослать Дону, а не слушать Деррика. Чистящее средство с запахом роз, конечно…

– Ты, – очень мягко говорит Киаран Доне, – отлично знаешь, что я такое, не так ли?

Дона дрожит.

– Я… Я не понимаю.

– Ты все отлично понимаешь, – говорит Киаран. – Но не показывай этого. Однажды это сможет спасти тебе жизнь.

Пристально глядя на Киарана, я заслоняю собой Дону.

– Ты не мог хотя бы постараться вести себя как человек? – спрашиваю я. – Хоть пять минут.

Киаран вздыхает и бормочет что-то на языке, которого я не понимаю.

Кэтрин, кажется, не замечает паники моей служанки и странности нашего разговора. Она молча смотрит на Киарана с неприкрытым восхищением. Затем быстро моргает и подает руку ладонью вниз, словно она забыла об этой части надлежащего приветствия.

Киаран берет ее руку.

– Что мне с этим делать? Поцеловать?

Дона дрожит, а Кэтрин, кажется, на грани обморока.

– Это было бы чудесно, – мечтательно шепчет она голосом, не похожим на ее собственный.

Я смотрю на Кэтрин в священном ужасе. О черт, она очарована фейри! Киаран рассказывал мне, какое жуткое влияние daoine sìth оказывают на людей. Люди охотно становятся жертвами от одного прикосновения к фейри, от секунды близости. До того как daoine sìth были заключены под землю, из-за этого погибло немало людей.

– Я передумала. Перестань изображать человека, – говорю я. – Отпусти ее руку и отойди. Как можно дальше.

Киаран прислоняется к стволу дерева неподалеку от меня.

– Ты закончила? – спрашивает он. – Нам нужно обсудить…

– Прошу простить меня, мистер МакКей, – говорит Кэтрин, встряхивая головой, словно пытается привести мысли в порядок, – но я не могу не сказать, что вы очень красивы.

Киаран спокойно смотрит на нее.

– Вижу, все идет не так, как хотелось бы.

Господи, какой бесчувственный хам! Стоило мне подумать, что он не может быть таким, когда дело касается пребывания среди людей, как он тут же доказывает всю глубину моего заблуждения.

– Вот что происходит, – говорю я ему, – когда ты решаешь стать видимым. Ты сошел с ума?

– В тот момент это… казалось удобным, – отвечает он, похоже, не обращая внимания на эффект, произведенный на мою подругу.

– Ну и черт с тобой, Киаран МакКей!

Дона хватает Кэтрин за плечо, удерживая ее.

– Миледи, – шепчет она, – нам нужно уходить. Это… что-то не так.

– Я не хочу, – говорит Кэтрин, вырываясь. – Я не готова.

Она хватает Киарана за рукав сюртука, пытаясь притянуть его к себе, глаза ее затуманены. Очарованные готовы рвать одежду фейри на части – ради одного только прикосновения к его коже. Она пока не достигла этой точки, но только пока, и дальнейший контакт ухудшит дело.

Я отталкиваю ее и заслоняю собой.

– Кэтрин!

Ее ногти впиваются в мой плащ, она явно не в себе.

– Красивый, – выдыхает Кэтрин, не сводя глаз с Киарана.

– Исправь это, – набрасываюсь я на него. – Или я никогда тебя не прощу!

– Уходите, – велит он, не переставая смотреть мне в глаза. – Сейчас же.

От всплеска силы, которая исходит от него – обычно такой соблазнительной и притягательной! – у меня сводит живот, вызывая тошноту, и я сгибаюсь пополам. У нее такой тяжелый привкус, что меня едва не выворачивает.

Не прощаясь, Дона и Кэтрин разворачиваются и идут по траве в направлении Принцесс-стрит. Они двигаются спокойно, словно ничего не произошло. Шагают мимо деревьев и исчезают из вида.

– Что ты с ними сделал?

– Я заставил их вернуться домой, – говорит он, облокотившись о дерево. – Они не вспомнят меня.

– А Кэтрин…

– С ней все в порядке. Эффект от встречи со мной исчезнет.

Я бросаю зонтик на землю и сердито смотрю на него. Все мои силы уходят на то, чтобы не ударить его.

– О чем ты думал, придя сюда?

Киаран смотрит на небо. Последние солнечные лучи окутывают его кожу золотым нимбом, странным и красивым.

– Такая прекрасная погода, не так ли?

«Перестань пялиться на него, дура!»

Я отвожу взгляд.

– Как ты посмел так поступить? У нас был договор…

Он отталкивается от дерева и кружит вокруг меня, словно загоняет добычу. Его шаги бесшумны.

– Не припомню, чтобы когда-либо давал обещание.

– Это было и так понятно.

– Я не участвую в двусмысленных договорах. – Киаран смотрит куда-то мне за спину. – Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе, я правильно понимаю?

Я фыркаю.

– Конечно нет. Особенно теперь, когда ты оставил меня без компаньонки.

Киаран щелкает языком и указывает на что-то за моей спиной.

– Тогда тебе стоит беспокоиться о них.

Я оборачиваюсь. В нашу сторону идет пара, компаньонка шагает следом. Они еще меня не заметили, но леди с моей репутацией и социальным положением не должна быть в парке одна – если меня увидят с мужчиной, все станет намного хуже.

Ахнув, я снимаю перчатку и хватаю Киарана за голую руку.

– Спрячь нас, – шепчу я.

– Я подумаю. Заключим сделку?

Мне хочется поднять зонтик и побить его.

– Ты испортил мне день. По крайней мере окажи хоть эту услугу.

Киаран ухмыляется и сплетает свои пальцы с моими. Я удивлена тем, какие они гладкие и теплые.

– Ну вот. – Он произносит это тихо, едва слышно. – Ты спрятана.

Его глаза настолько бездонные, словно в них сокрыт безбрежный космос, бездна темноты. И только золотые искры, как угли, горят в этой темной бесконечности. В них отражается возраст Киарана. Он видел, как один век сменял другой, видел, как бессчетное количество людей живет и умирает, видел рождение и разрушение всех цивилизаций. Он – живое ископаемое.

Пара проходит мимо нас, смеясь и болтая. Внезапно мне становится стыдно, что ему приходится прятать меня от таких же дворян, как я, что я в нем нуждаюсь. Но когда меня стало волновать, что Киаран обо мне подумает? Я так сильно хочу, чтобы он видел меня только как охотницу, но не как леди – только не леди. Наша ночная охота – единственное время, когда я чувствую себя равной мужчине, даже когда он таковым не является.

Я должна злиться на него. Я должна снова отругать его за то, что пришел ко мне вот так, что заставил показать ту часть меня, которую мне хотелось от него скрыть. Вместо этого мои щеки покрывает румянец, и я даже не могу понять причину этого.

Не в силах смотреть ему в глаза, я отвожу взгляд.

– Я никогда не хотела, чтобы ты увидел меня такой.

– Какой такой?

– В этом проклятом платье. Высокородная дочь маркиза. Я, наверное, выгляжу так, словно никогда в жизни не держала оружия.

Мне не следует говорить ему об этом. Сейчас я уязвимее, чем когда-либо.

Я – то дикое создание. Он видел меня такой прошлой ночью, когда я дралась, убивала и выживала. Платья скрывают мою уязвимость. Они маскируют варварское создание, которое живет внутри меня и расцветает в гневе. Я волк в овечьей шкуре.

Его ответ удивляет меня.

– Пустяки, Кэм. Это ничего не меняет. Думаешь, эта одежда помешает мне использовать меч? Это не помеха.

Я смеюсь.

– Попробуй драться в корсете и с ворохом юбок.

– Туше.

Я изучаю его великолепную дорогую одежду. Я узнаю´ качество ткани, просто взглянув на него.

– Где ты нашел ее?

– Хозяин магазина отдал ее мне, – говорит он.

– Под влиянием сил фейри, я полагаю?

– Sìthichean.

– Фейри.

Киаран ухмыляется.

– Мне нужна была одежда. У него она была. Я попросил отдать мне вещи – вежливо! – и он перекроил их для меня. Теперь она мне подходит. Нам обязательно обсуждать моральность этого случая?

Моральность… Переволновавшись о том, что он увидел меня такой, я совершенно забыла о настоящей причине его желания поговорить со мной и снова похолодела. Миг нашего веселья истек.

– Айе, МакКей, – медленно говорю я. – Давай поговорим о моральности. Насколько было морально не рассказать мне о печати, которая, если сломается, освободит фейри, способных убить тысячи человек?

По крайней мере Киаран из вежливости делает вид, что ему неловко, о чем можно судить по его взгляду.

– Когда-нибудь я отрежу этому пикси язык, – ворчит он.

– Зато он честен со мной.

Я осматриваюсь. Здесь никого нет, только мы с Киараном стоим в центре круга деревьев. Хорошо. Я отпускаю его руку и надеваю перчатку.

– Разрушение печати неизбежно, – говорит Киаран, пряча руки в карманах. – Это произойдет во время лунного затмения в день зимнего солнцестояния. Через шесть дней.

– Шесть дней… – шепчу я, с трудом произнося слова.

Мое тело холодеет, у меня перехватывает дыхание. Это слишком скоро. Если фейри сумеют сбежать, как можно спасти город? Человеческая армия не сможет победить их. Даже несколько сбежавших красных колпаков могут вызвать невыразимый хаос. Если это случится, я не смогу противостоять им, только не в одиночку. Я не смогу спасти всех.

– Мы должны найти печать до того, как это произойдет, – говорю я. – Как-то восстановить ее.

Он качает головой.

– Печать можно восстановить только во время затмения. К тому времени все sìthichean сбегут.

– Должно быть что-то, что мы можем сделать, – отвечаю я.

– Есть только один шанс.

Киаран говорит так тихо, что я едва слышу его за шумом ветра. Вокруг нас трещат деревья, и старые, мертвые листья падают на траву.

– Ты должна быть там, чтобы восстановить ее, – говорит он. – Только ты сможешь это сделать.