Текст книги "Сердце мое"
Автор книги: Элизабет Лоуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Веки Кейна дрогнули. Он крепко обнял Шелли, словно пытаясь успокоить ее, сказать, что все это уже в прошлом.
А Шелли еще крепче сжала его руки, как будто пыталась и сама убедиться в том, что ей уже и вправду не семь лет и она вовсе не маленькая девочка, напуганная, брошенная, сидящая рядом с матерью, горячей от лихорадки…
– Когда я дотронулась до нее, мне показалось, что она вся горит – она была горячей, просто раскаленной, словно песок днем в пустыне. Даже жарче. А потом она начала вдруг кричать, и что-то бормотать, и кого-то звать – она смеялась и плакала… Это ужасно напугало меня. Она обращалась к своим родителям, звала их, а я ведь прекрасно знала, что они мертвы! И я не знала, что мне делать.
– Ну, тебе ведь было тогда всего семь лет! – возразил ей Кейн, успокаивая. – Никто и не ожидал от тебя каких-то действий.
Но Шелли, даже если и расслышала его слова, ничего не ответила на них. Только еще крепче, почти до боли сжала руки Кейна.
– А потом она начала вдруг звать отца. – Шелли вздохнула, не выдерживая тяжести воспоминаний. – И тогда я решила пойти и позвать на помощь. Когда я вышла из палатки, первое, что я увидела, была огромная луна – страшная, цвета меди… Подняв глаза, Кейн увидел такую же луну – в этот час ночи она была и впрямь какого-то зловещего медного, цвета… Он знал, что скоро на землю вновь польется серебристое сияние, а пока нужно было хоть как-то успокоить Шелли. Он сжал ее в объятиях еще крепче.
– Потом в этом лунном свете, – продолжала Шелли, – я увидела двух мужчин, которые гнали куда-то своих вьючных животных. Но ни один из них не говорил по-английски. Как я ни плакала, как ни умоляла их нам помочь – бесполезно. Они меня не понимали. Не понимали, что моя мама в опасности и ей нужна помощь…
Кейну захотелось поцеловать ее в губы, прервать эти страшные, мучащие ее воспоминания, однако он этого не сделал. Он просто обнимал Шелли, чувствуя, как болит его душа за эту маленькую девочку, совершенно беспомощную в чужой огромной пустыне. Шелли облизнула пересохшие губы.
– Наконец, – продолжила она, – я просто схватила одного из этих мужчин и потащила его к нашей палатке. Однако он упорно отказывался заходить внутрь. Потом он услышал, как стонет моя мама в бреду – бормочет что-то, смеется, кого-то зовет… И он повернулся и убежал прочь.
Кейн зарылся носом в шелковистые волосы Шелли, продолжая ее тихонько укачивать, словно она и впрямь сейчас все та же беззащитная и напуганная семилетняя девочка. Какое-то время Шелли молчала, сама потрясенная воспоминаниями, неожиданно всплывшими на поверхность ее сознания. Но потом она снова заговорила – для того, чтобы Кейн наконец сумел понять, почему и насколько важен для нее был ее собственный дом.
– Потом, уже несколько лет спустя, я поняла, что тот человек сильно рисковал, уже даже приблизившись к палатке, в которой находилась чужая женщина.
– Он был мусульманин? – догадался Кейн.
– Да, и к тому же очень набожный. В его культуре, в его религии пребывание наедине с женщиной, принадлежащей другому мужчине, означает смерть – пусть он и пробыл с ней всего несколько минут или даже мгновений. Но тогда я этого еще не знала. Все, что я тогда понимала, – моя мама в опасности, я боюсь за нее и за себя, а он убежал от нас, вместо того чтобы помочь. Тогда я вернулась к маме. Она не узнавала меня, и теперь я уже боялась оставить ее хотя бы на минуту. Поэтому я села рядом с ней, и взяла ее за руку, и стала плакать и звать ее до тех пор, пока и сама не начала бредить – лихорадка передалась и мне…
Шелли было необходимо чувствовать сейчас его руку под своими пальцами. Она прижалась к груди Кейна, а он обнял ее еще крепче, даря ей тепло своих рук и тела, укутывая, словно мягкой накидкой.
– Отец возвратился только на рассвете, – продолжала она. – Как оказалось, тот человек, которого я всеми силами пыталась затащить в палатку, не просто убежал – он отправился на поиски моего отца. Сел на своего верблюда и привез отца… Они почти загнали животное до смерти, торопясь к нам на помощь. – Тяжело вздохнув, Шелли дотронулась до плеча Кейна и приступила к окончанию этой жуткой истории: – Нас тогда спасли. Но после того как я очнулась от тяжелого лихорадочного забытья, я дала себе клятву. Пообещала, что когда я стану взрослой, то никогда, слышишь, никогда больше не поеду в те места, где, позови я на помощь, никто просто меня не поймет и ответом мне будет только невнятное бормотание, звуки чужой речи. Я твердо решила, что поселюсь там, где все говорят на моем родном языке, и никогда и никуда оттуда не уеду.
Теперь Кейн молчал, не зная, что и сказать, не желая пугать ее, снова возвращаться к теме дома, безопасности и детских страхов.
– А что же твоя мама? – спросил он наконец.
Шелли вздрогнула.
– После того случая, – тихо ответила она, – мама всегда первым делом убеждалась, что в нашем лагере есть хоть одна женщина, особенно если отцу приходилось работать с мусульманами.
– То есть женщина, говорящая по-английски?
– Знаешь, для мамы это было уже не так важно, – призналась Шелли. – Просто женщина, которая в случае необходимости всегда могла бы понять, что с другой женщиной случилась беда и ей нужна помощь.
– Твоя мать очень практичная и разумная женщина, – сказал с одобрением Кейн.
Шелли поколебалась, взвешивая его последнею фразу.
– Нет, мне тогда так не казалось, – призналась она. – На месте моей матери я сразу же после выздоровления села бы на первого верблюда и уехала.
– И бросила бы отца одного? – удивился Кейн. Тяжело вздохнув, Шелли тем самым признала собственную неправоту.
– Да нет, конечно, это уж я так… В конце концов, мама любила отца больше всех на свете – одному только Господу известно, на что она шла и от чего отказывалась, чтобы только быть с ним.
– Готов поспорить, что она безумно любила и пустыню…
– Да, ты прав. Если она и ссорилась когда-то с отцом, то в основном из-за того, что ей ужасно хотелось самой отправиться побродить по безлюдным районам… Иногда нам с ней удавалось ускользнуть вдвоем, и тогда мы долго бродили в тех местах, где не было больше ни души, – просто бродили и слушали дыхание пустыни и ее голоса…
У Кейна по телу прошла дрожь, когда он представил себе маленькую девочку и женщину, одиноко скитающихся по пустыне.
– Ну, по-моему, с вашей стороны это было чертовски глупо, – откровенно сказал он. – Ничего удивительного, что твой отец постоянно ссорился с матерью по этому поводу…
Шелли рассмеялась и покачала головой:
– Тебя послушать – так ты просто в точности повторяешь слова моего отца! Нет, что ты, моя мать была не настолько глупой женщиной, как раз наоборот.
Она прекрасно ориентировалась на местности, да и верхом ездила так, что даже арабы восхищались… И меня она тоже всему этому научила. Вдвоем с ней я чувствовала себя в пустыне в гораздо большей безопасности, чем сейчас порой чувствую себя в городском такси…
Подумав над ее словами, Кейн кивнул.
– Замечательные они все-таки люди, твои родители… А где они сейчас?
– Где-то в районе одной Богом забытой пустыни в Южной Америке, почти рядом с побережьем… Иногда там нет дождей по нескольку лет…
– Атакама, (Атакама – пустыня на севере Чили, вдоль тихоокеанского побережья.) – кивнул Кейн.
– Ты там бывал? – удивилась Шелли.
– Один раз. Да и то достаточно недолго. Знаю только, что после Луны это самое сухое место, где когда-либо ступала нога человека.
– Или оставляла свой след змея, – вставила Шелли. И, помолчав немного, прошептала: – А вот и еще одно «впервые» в моей жизни., .
– Что? – удивился Кейн.
– Я ведь еще никогда и никому не рассказывала про эту ужасную луну, луну цвета лихорадки… Я даже с мамой никогда об этом не говорила. Но мне всегда хотелось с кем-то этим поделиться – слишком уж тяжелыми, невыносимыми были эти воспоминания для меня одной…
– Но почему же? – спросил ее Кейн. – Сейчас, когда у тебя есть настоящий дом, где люди тебя понимают… Это ведь все в прошлом и уже никогда не сможет хоть как-то тебя затронуть.
Хотя голос Кейна был спокойным, совершенно нейтральным, его слова снова показались Шелли камешками, которые, падая на поверхность ее души, беспокоят ее, посылая рябь и волны во все стороны. И это не могло ее не пугать.
На какую-то долю мгновения она почувствовала себя снова семилетней девочкой – напуганной и одинокой, брошенной в самом сердце пустыни… И снова она держала в своей крохотной ладошке руку больной матери, которая не узнавала ее в бреду…
Кейн почувствовал, как напряглось все ее тело, и про себя выругался, проклиная свой слишком острый язык. Ведь разумность его слов только беспокоила и еще больше напрягала Шелли. И он должен был понять это раньше?
И еще до того как она открыла рот, чтобы возразить ему, он погладил ее по лицу и прошептал:
– Я уже успел тебе сказать, что на вкус ты гораздо лучше самого вкусного шоколадного печенья, а? – Произнеся это, Кейн приник губами к ее рту.
Шелли приняла его поцелуй с тем облегчением и чувством освобождения, которое быстро перерастает в настоящую страсть. Волны, которые теперь пробегали oo по ее телу, не имели ничего общего со страхом или неуверенностью. Их вызывали прикосновения его горячего языка, нежные, дразнящие. Слегка поворачиваясь, чтобы быть еще ближе к Кейну, она тем самым словно предлагала ему всю себя, не скрывая больше никаких своих чувств.
Эта ее эмоциональная искренность и возбуждала Кейна больше всего. Он поцеловал ее в губы так же открыто и честно.
Так они и сжимали друг друга в объятиях – нежно и страстно, с каждым мгновением прижимаясь друг другу все крепче и крепче, желая наконец, чтобы между их телами не оставалось никаких границ.
Кейн, отрывая губы от ее лица, опустил голову, лаская руками ее плечи, гладя Шелли все ниже и ниже. Ему стало трудно дышать… Он остановился – губы его и пальцы теперь были всего в нескольких дюймах от ее груди!
Шелли страстно вздохнула и, взяв его руку в свою, положила себе на грудь.
– Все в порядке, – сказала она. – Я не замру в страхе, как раньше, и, уж конечно, никуда от тебя не убегу.
Кейн поднял голову, страстно целуя ее губы, подбородок, крохотную бьющуюся жилку на шее…
– Нет, правда, правда, – горячо зашептала Шелли. – Теперь, когда я знаю, что ты вовсе не будешь смеяться над моим телом, я никуда от тебя не убегу. Дотронься же до меня сам, Кейн, умоляю тебя, дотронься. Я так хочу этого…
– Я и сам жажду этого до безумия, – признался он. Хриплый голос его сейчас выдавал крайнее напряжение, сильнейшее мужское желание, однако он дотронулся до ее груди нежно и осторожно, беря пальцами крохотный сосок.
– И я хочу гораздо большего, чем просто до тебя дотрагиваться, ласка. Больше всего на свете я хотел бы сейчас сорвать с тебя всю одежду и почувствовать, какая ты горячая и…
Внезапно он замолчал, отнимая дрожащую руку от груди Шелли.
– Ты знаешь, я думаю… – начал было он, но она прервала его:
– Что? Ты думаешь? Ну да, хоть один из нас должен думать. Сейчас твоя очередь.
Откинув голову назад и засмеявшись, Ремингтон почувствовал, что до боли жаждет Шелли – хочет слиться с ней в объятиях, отогреваясь и телом, и душой.
– Давай-ка лучше пойдем отсюда, – предложил Кейн, – а то мы оба сейчас такие горячие, что можем запросто поджечь весь этот сухой кустарник…
– Как же, как же, – скептически посмотрела на него Шелли. – Придется, вижу я, думать мне самой. Неужели тебе неизвестно, что самовозгораний в природе не бывает, а? Это ведь все бабушкины сказки…
– Поспорим?
И Кейн приподнял Шелли чуть выше, приникая губами к ее груди. Ее легенькая хлопковая блузка и почти прозрачный лифчик не очень-то ему мешали. Он почувствовал, как твердеют ее соски под прикосновениями его языка.
– Да, кажется, ты выиграл, – сладко вздыхая, призналась Шелли. – Самовозгора…
И она хрипло застонала, шепча его имя. Ощущая кончик его горячего, огненного языка, нежное прикосновение зубов и мягких губ, Шелли трепетала всем телом. Она запустила пальцы в его волосы – физическое желание пробудилось в ней настолько сильно, что она едва могла дышать.
Пусть медленно, но здравый смысл все же вернулся к Кейну. Хрипло постанывая, он наконец оторвался от ее груди.
– Не надо, Шелли. Здесь, на твердых камнях, не надо, иначе я боюсь, что тебе будет слишком больно, – произнес он. – Но, Господь свидетель, как же я тебя хочу!
И, жадно застонав, он страстно поцеловал быстро пульсирующую жилку на ее шее. Шелли чуть наклонила голову в сторону, чтобы Кейну было легче целовать.
Сам Кейн хотел ее всю – с головы до кончиков пальцев на ногах.
– Кто из нас будет думать на сей раз? – спросил он со смехом.
Вместо ответа Шелли еще глубже запустила пальцы в его волосы, прося о ласке…
– Этого я и боялся, – признался он.
И он быстро поднял Шелли с поверхности земли, усаживая ее к себе на колени.
В лунном свете лицо ее казалось золотистым, до неузнаваемости преображенным какой-то дикой красотой. Блузка прилипла к груди, точно обрисовывая контуры ее жадных, ставших удивительно твердыми рубиновых сосков.
И снова Кейн не смог удержаться, снова, высовывая кончик языка, он стал тихо и нежно целовать ее грудь. И не отпускал Шелли до тех пор, пока блузка окончательно не намокла. Влажная, она еще больше подчерки вала ее возбуждение и желание.
Подняв в конце концов голову, Кейн в очередной раз восхитился совершенной формой ее грудей – они были полностью видны под намокшей хлопковой тканью.
Шелли посмотрела прямо в его горящие, жадные серебристо-серые глаза.
– Ты хочешь сказать, сейчас твоя очередь думать? – усмехнулась она.
– Знаешь, я – большой поклонник симметрии… – начал было он, но она прервала его:
– Симметрии, говоришь? Интересно, никогда не слышала, чтобы кто-нибудь на земле называл то, чем мы с тобой сейчас занимаемся, симметрией… Ладно уж, теперь я буду думать, моя очередь…
И, улыбаясь от сладостных предвкушений, она потянулась к пуговицам его рубашки.
Кейн поймал ее руки, покрывая их поцелуями – ладони, запястья, каждый пальчик… Потом он поднялся на ноги, увлекая за собой и Шелли.
– В самом деле, хватит дразнить друг друга, ласка. Я уже слишком хочу тебя…
– Но я тебя вовсе не дразню! – возразила она, удивленная таким предположением.
– Я знаю, – спокойно ответил он. – Но именно это и сводит меня с ума больше всего. Пойдем, у меня есть одна идея…
– Относительно симметрии? – язвительным тоном уточнила Шелли.
– Именно. Холодная вода и жаркая, дикая ласка.
– В твоей картине не хватает еще кое-кого, – жалобным тоном произнесла Шелли.
– Не волнуйся. За этого «кое-кого» можешь быть абсолютно спокойна… Он-то готов, как всегда. Вернее как никогда…
Смеясь, Шелли потянулась и потерла рукой бедра – из-за долгого сидения на одном месте ноги ее почти совершенно затекли.
– Ну вот, кажется, теперь я и вправду могу думать, – сказала она наконец. – Но ты был не прав. Для любовного ложа с тобой я согласилась бы даже на острые камни…
– Для большего комфорта? – пошутил Кейн.
– И для всего остального, – ответила Шелли. Несмотря на то что от сильного физического желания она с трудом могла дышать и сердце ее сильно и быстро билось, Шелли нашла в себе силы, чтобы собрать в рюкзак посуду, оставшуюся от их ночной трапезы. При этом каждое ее движение говорило о нетерпении, о том, как она торопится, желая снова оказаться в объятиях Кейна.
Уже сложив в рюкзак практически все вещи, Шелли поняла, что электрический фонарик остался на самом дне. Она запустила в рюкзак руку, чтобы его найти, бормоча при этом страшные проклятия.
Кейн громко расхохотался.
Не выдержав, Шелли бросила рюкзак прямо ему под ноги. Поймав его за ремешок, Кейн сунул руку внутрь и буквально через мгновение достал небольшой металлический цилиндр – это и был их фонарик!
– В другое время, – обратился он к Шелли хриплым голосом, – я бы непременно потребовал от тебя поцелуй в награду за то, что нашел фонарик. Но сейчас это опасно – я за себя практически не отвечаю…
Шелли закрыла глаза, не в силах спокойно смотреть на его прекрасный тонкий и удивительно чувственный рот.
– Похоже, из нас двоих сейчас за себя никто не отвечает, – сказал Кейн, включая фонарик. – Ладно уж, давай хватайся за меня.
– Хвататься? – игриво прошептала Шелли.
– Да, но только не переусердствуй, – предупредил он ее. – А то снова окажешься внизу…
В какое-то мгновение Шелли захотела броситься к Кейну на шею и прижаться к нему всем телом.
Но потом здравый смысл все же возобладал. И она, быстро повернувшись и проигнорировав тем самым совет Кейна ухватиться за него, уверенно направилась в сторону своего дома.
Глава 17
Но Шелли вовсе не требовался фонарик, чтобы найти дорогу домой. Полная луна уже скинула вечернюю оранжево-бронзовую накидку и теперь казалась огромным, абсолютно плоским диском, льющим на землю серебристое сияние.
Потоки яркого лунного света просачивались сквозь заросли. И только на самом дне оврага царила полная, непроницаемая темнота, словно сама ночь, сбежавшая с высоких гористых склонов, разлилась там глубоким озером, чтобы накопить сил и суметь все-таки победить. серебристое сияние луны.
До Кейна и Шелли донесся звук падающей воды, от водопада их отделял сейчас только овраг, перед которым они стояли. Густые заросли пропускали не только лунный свет и звуки водопада, но и ароматы ночных цветов.
Все чувства Кейна были сейчас обострены, возбуждены до предела. Он обожал дикие, не тронутые рукой человека уголки земли. И именно одно из таких мест и выбрала Шелли, чтобы построить свой дом. Настоящий дом…
«Как же она может этого не видеть? Эту дикость, которая вокруг нее, рядом с ней, внутри нее самой? Как же она может отрицать ее в себе?» – подумал он.
Втайне Кейн надеялся, что Шелли не будет слишком уж спешить обустраивать, «покрывать позолотой» его дом – он ведь не знал, сколько времени ей понадобится, чтобы понять, что они с Кейном созданы друг для друга.
Если, конечно, она вообще когда-нибудь об этом думала…
«Подумает, она обязательно об этом подумает! – поклялся Кейн сам себе. – Она просто не сможет, будучи такой дикой в моих объятиях, думать о себе как о ручном и домашнем создании… Хотя сейчас говорить с ней бесполезно, но ведь есть же и другие способы убедить ее в этом! Когда мы занимаемся любовью, она совершенно забывает о всяких запретах и ограничениях. Вот когда она становится совершенно дикой…»
И он почувствовал сладостное, радостное предвкушение, от которого его сердце забилось сильнее.
Вскоре они подошли к самому дому Шелли, вошли в сад. Сам ароматный воздух в саду казался напоенным живительной влагой, незаметными искорками водяной пыли, рассыпавшимися от тихо журчащего водопада. По чистой воде в бассейне тихонько пробегала рябь, вызванная ночным ветерком.
– Господи, что за блаженство! – улыбнулся Кейн. – Если бы все мои путешествия оканчивались так…
С этими словами он с наслаждением опустился на одну из мягких подушек рядом с бассейном и начал быстро расшнуровывать походные ботинки.
Шелли еще и развязать своих башмаков не успела, как Кейн уже снимал джинсы. Расстегивая рубашку, краешком глаза он заметил, как она расправляется с «молнией» на джинсах.
Уже почти раздетый, Кейн обернулся к ней и плутовски улыбнулся:
– Последний, кто прыгает в бассейн, всю неделю моет посуду! Раз, два…
Не успел он окончить считать, как Шелли, в одно мгновение скинув с себя джинсы, отступила на несколько шагов, разбежалась и прыгнула в бассейн.
Проплыв немного под водой, она вынырнула, отбросила со лба прилипшие мокрые пряди волос и, глядя на изумленное лицо Кейна, расхохоталась:
– Вот уж спасибо так спасибо! Терпеть не могу мыть посуду!
– Минутку! – прервал он ее. – Но ведь ты все еще в блузке, не говоря уже и о прочих вещах…
– Но ведь ты сказал «последний, кто прыгает в бассейн», не уточняя при этом, как он должен быть одет.
Откинув голову назад, Кейн громко рассмеялся, признавая свое поражение.
Шелли торжествующе улыбнулась. Часто мигая – в глаза ей попала вода, – она увидела, как Кейн снял рубашку и отбросил ее в сторону. Лунный свет осветил его тело – прекрасное, совершенное и на удивление сильное. Обнаженный, он чувствовал себя абсолютно непринужденно, нисколько не стесняясь своего тела.
Как и прежде, Шелли залюбовалась им, забывая обо всем на свете. Сейчас, в темноте ночи, освещенный загадочным светом серебристой луны, Кейн показался ей неотразимым. Она почувствовала, как снова начинает распускаться в ее теле огромный шелковистый цветок – медленно, лепесток за лепестком, заставляя все ее существо подчиняться неведомым ей самой законам и ритмам.
Потеряв всякий счет времени, Шелли не знала, сколько простояла так в воде – просто глядя на Кейна. Наконец она поняла, что теперь он сидит по-турецки на одной из подушек на самом краю бассейна.
В свою очередь, он пристально смотрел на нее. И улыбался.
– Ну и как вода? – спросил он.
– Вода? – удивленно переспросила Шелли. Она старалась вникнуть в смысл его слов. Однако все, о чем она действительно могла сейчас подумать, было предвкушением того сладостного момента, когда тела их вновь соединятся, сольются в невыразимой радости…
– Да, да, вода, – подтвердил он. – Ты знаешь, так называется та жидкость, в которой ты сейчас находишься, в бассейне, я ее имею в виду…
– А, эта…
– Да, именно эта.
– Вода, – повторила она, не сводя с него глаз.
– Да, вот эта, именно эта вода, если быть более точным. – И он усмехнулся. – Впрочем, сейчас я выясню это сам.
Хотя Кейн непринужденно ей улыбался и казался спокойным, Шелли увидела, насколько он был возбужден, когда встал и выгнулся перед прыжком в бассейн, словно скользнув из теплого воздуха в такую же теплую воду. В самом деле, вода и воздух сейчас различались только по плотности, будучи практически одной температуры – сам Кейн едва смог различить их границу. И запах цветов, словно легкая ароматная жидкость, ласкал его тело…
– Вода удивительная, – объявил он, появляясь на поверхности. – Прямо как ты – теплая, шелковистая, нежная. Само совершенство…
И Он задрожал в предчувствии сладостного момента их близости. Однако на сей раз он не стал торопиться к Шелли – сначала ему нужно было убедиться, что она тоже обнаружила этот чувственный Эдем, этот сад радостей земных: бассейн, ночь, звездное небо, запах ча-парали, любящий и любимый человек.
– Какая ночь, Господи! – произнес он. – Волшебная ночь, и прекрасная женщина рядом… Шелли медленно, грациозно двигалась в воде.
– Знаешь, мне почему-то показалось сейчас, что ты не обращаешь на меня вообще никакого внимания, – сказал вдруг он.
– Ты заблуждаешься, – мягко ответила она. – Ты и сам не представляешь, насколько заблуждаешься…
И в течение нескольких мгновений Шелли пыталась сосредоточиться на всем том, что она знала об этом человеке, об этом удивительном мужчине, от которого ее отделяло такое небольшое расстояние, – сильном и совершенном, как и сама эта ночь…
– Кейн…
– Господи, как же я люблю тебя, – неожиданно прошептал он.
И это его признание волной тепла отозвалось в ее теле, где все распускался нежный, шелковистый цветок ее страсти.
– Ты сам-то не хочешь поплавать? А то все стоишь на одном месте… – предложила она ему.
– А ты что, зовешь меня к себе?
– Подойди поближе и узнай, зову или нет… Ничего больше не говоря, без всякого предупреждения он нырнул и подплыл к ней под водой.
Когда Шелли почувствовала прикосновение его сильных пальцевк своим лодыжкам, она затаила дыхание, боясь, что сейчас он начнет ее топить. Но вместо этого его сильные руки стали ласкать ее икры, колени, заскользили по ее ягодицам, все еще обтянутым тонким нейлоном. Пальцы его скользнули под нежную ткань трусиков и принялись ласкать ее бедра…
На этот раз Кейн вынырнул всего в нескольких дюймах от Шелли – в руке он держал ее трусики-бикини! Он бросил их на каменные плиты, обрамлявшие бассейн.
– Тебе не кажется, что на тебе как-то слишком много одежды? – поинтересовался он.
– Но ведь я торопилась, – смеясь, объяснила Шелли. – Там речь шла о мытье посуды, если ты помнишь…
– Да, но ведь это все было несколько минут назад, – возразил ей Кейн. – А ты все еще в одежде…
– А ты сам-то хоть раз пробовал раздеваться, будучи уже в воде? – поинтересовалась Шелли.
– Нет уж, уволь… У меня с головой пока все в порядке…
– Везет же тебе, – вздохнула она. – А я вот в последнее время все чаще замечаю, что у меня как раз с этим проблемы.
– Не волнуйся, – успокоил ее Кейн. – Моих мозгов хватит на двовя. Цепляйся за меня.
И он подошел к ней еще ближе. Шелли обняла его за плечи.
– Ну что, так тебе лучше? – спросил он.
– Намного. – Она улыбнулась.
– И с дыханием все в порядке?
– Абсолютно.
– А я уж боялся…
И, держа руки под водой, Кейн обхватил ее и притянул еще ближе к себе. У нее снова перехватило дыхание, когда она почувствовала у себя между ног его твердую плоть. Она застонала, полная сладостного предвкушения того момента, когда он снова войдет в нее, станет частью ее тела… Шелли сильно задрожала от возбуждения.
– Ну хватит, довольно тут плавать, – обратилась она к Кейну. – По-моему, пора идти в постель.
– Я разве никогда не говорил тебе, что обожаю кровати с водяными матрасами? – улыбнулся он.
– Но у меня такой нет, – вздохнула она.
– Это тебе так кажется…
Он снова приник губами к ее нежному рту, лаская кончиком языка чувствительные губы. И вот уже он обхватил ладонями ее ягодицы, лаская и одновременно поддерживая ее тело. Потом нежно укусил ее за плечо, и Шелли, застонав, выгнулась, приникая к нему еще ближе, но в то же время и прося о чем-нибудь, гораздо менее возбуждающем.
– Я бы с радостью расстегнул сейчас твою блузку, – прошептал он. – По-моему, она здесь всем только мешает. Но, к сожалению, у меня заняты руки…
И он медленно пошевелил пальцами, лаская ее нежные бедра. А потом, легко приподняв под водой ее ноги, повернул ее так, что она обхватила его ими за талию.
Шелли застонала, будучи едва в состоянии ровно дышать. Хотя он мог взять ее прямо сейчас, здесь, он не делал этого. Однако она вполне ощутила, насколько он этого хочет. Она чувствовала прикосновение его твердой, жаждущей плоти.
– Нет, по-моему, на тебе все еще слишком много одежды, – обратился он к ней. – Прошу тебя, разденься. Разденься, я так хочу еще раз посмотреть на тебя… Просто посмотреть…
Голос его был сейчас таким же, как и руки, – медленным, но настойчивым, и каждое слово ласкало ее, словно прикосновение.
– Что, еще одно «впервые»? – спросил Кейн, Шелли кивнула.
Он покрыл ее тонкие губы легкими поцелуями – ладони его все еще придерживали ее бедра и ягодицы. И во всех его прикосновениях Шелли чувствовала сейчас страстное возбуждение, сильное физическое желание, которое, однако, уже нисколько ее не пугало.
– Пожалуйста, прошу же тебя, – повторил он свою просьбу настойчивым шепотом. – Я мечтаю увидеть, какая ты, когда на тебе нет ничего, кроме этого серебристого лунного света…
Шелли почувствовала, как дрожат ее руки от сильного желания и одновременно от удивительной робости, стыдливости, овладевшей ею. Она неловко взялась за перламутровую пуговицу своей теперь уже совершенно мокрой хлопковой блузки, пытаясь ее расстегнуть. Но пуговица нисколько ее не слушалась, все время выскальзывая из влажных, скользких пальцев. Наконец каким-то чудом ей удалось все-таки справиться с первой пуговицей. Однако со второй было значительно сложнее – она была уже под водой!
– Знаешь, не слишком-то хорошо у меня все это получается, – жалобно призналась Шелли.
– Что, помочь? – предложил он.
И, отойдя на несколько шагов назад, он оказался в более мелком месте бассейна, одновременно увлекая за собой Шелли, которую держал на руках. Таким образом, злосчастная пуговица оказалась над поверхностью воды.
Сосредоточенно нахмурившись, Шелли изо всех сил сражалась с пуговицей. Кейн неотрывно следил за движениями ее тонких, длинных пальцев. Наконец он понял, что сдерживать себя больше не в силах, и, чуть нагнувшись вперед, стал покрывать ее руки жаркими поцелуями – нежные, теплые ладони, пальцы… Кончиком языка он мягко провел по каждому ее пальчику.
Шелли почувствовала, как все ее тело тает от легких, нежных и страстных прикосновений горячего языка Кейна. Она затаила дыхание. Чувствуя, как кружится голова, она одной рукой пыталась все же расстегнуть непослушную пуговицу, в то время как другую ее руку целовал и легонько покусывал Кейн.
Вот зубы его осторожно пощекотали, покусывая, ее ладонь рядом с большим пальцем. По всему телу Шелли прошла огненная дрожь…
– Послушай, если ты будешь продолжать в том же духе, – обратилась она к Кейну, – я буду раздеваться здесь несколько часов. И так и не справлюсь с этой проклятущей пуговицей…
– Но это не страшно, – ответил он ей усмехаясь. – Ведь впереди у нас вся ночь. В буквальном смысле вся ночь.
В его глубоком голосе она услышала какое-то странное, почти напряженное спокойствие, но вместе с тем и уверенность. Приподнимая голову Щелли, Кейн посмотрел ей прямо в глаза. Медленно, осторожно ласкал он ее гладкие бедра. Проведя кончиками пальцев по ее ягодицам, Кейн осторожно коснулся впадинки между ними, а потом легонько дотронулся до нежнейшей, невероятно горячей женской плоти, задерживаясь там всего на какое-то мгновение…
Шелли не могла сдержать сладостных стонов, рвущихся из самой глубины ее существа, чувствуя, как осторожно дотрагивается Кейн до чувствительнейших складочек ее тела. Глаза ее потемнели от возбуждения и сильного желания, ярко сияя отраженным в них лунным светом. Хотя вся она сейчас дрожала, ни о каком холоде, разумеется, здесь не могло быть и речи. Наоборот, она буквально сгорала от страсти!
– Разденься же, ну пожалуйста, разденься для меня, – снова услышала она его шепот.
Длинные, сильные пальцы Кейна ласкали ее, тихонько пощипывая ягодицы, бедра… А удивительные его глаза смотрели на нее с немой мольбой, обещая несказанные, невыразимые удовольствия.
Шелли забыла о всяком смущении и робости. Она быстро расстегнула несколько пуговиц на намокшей блузке.
Кейн увидел, как быстро ей это удалось, и посмотрел на нее с откровенным, нисколько не скрываемым голодом. Глаза его были сейчас наполовину закрыты – полные такого же чувственного ожидания, как и его удивительные, . прекрасные губы. Ждущие, обещающие глаза…
Нет, Шелли не знала точно, чего же он так ждет. Да это было для нее уже и не важно. Главное – это подарить ему все, что он захочет, и в то же время получить от него то, что сама она жаждала все сильнее c каждым ударом своего сердца.
Но вот наконец Шелли справилась и с последнее пуговицей. Она увидела, как свободно развеваются в воде края ее расстегнутой блузки. Кейн покрыл поцелуями ее ключицы, шею, нежный изгиб плеча… Лаская ее, он продолжал отступать все дальше и дальше назад, все ближе подходя к мелкому концу бассейна.
