Текст книги "Сердце мое"
Автор книги: Элизабет Лоуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
– Хорошо, я сам ими займусь. А ты, мой неприкосновенный деловой партнер, не хочешь ли отправиться отдохнуть до завтра, а? По-моему, сейчас тебе это явно не повредит…
И, насвистывая, Брайан вышел из комнаты. Шелли огляделась вокруг. Внезапно здесь, в офисе, давно ставшем ее вторым домом, она почувствовала себя до боли одинокой и чужой – ни дать ни взять прохожий, случайно забредший сюда во время прогулки по улицам Лос-Анджелеса. Она внезапно ощутила себя совершенно растерянной и подавленной – у нее даже закружилась голова… Словно дела и заботы, к которым она привыкла, с которыми уже почти сроднилась, – весь обычный ее мир вдруг покачнулся и уплыл куда-то в сторону или просто решил повернуться к ней совершенно чужой, незнакомой своей стороной…
Как это говорил Кейн? «Чужой в чужом краю…» Отполированная деревянная скульптура все еще звала, манила ее, и Шелли сейчас с трудом находила в себе силы, чтобы устоять перед этим немым зовом, не накинуться на нее, не сжать крепко в ладонях. Нет, все, больше она не может. И пальцы ее вновь потянулись к блестящей поверхности скульптуры, которой с такой нежностью касались когда-то руки Кейна. Прохладные и спокойные, эти отполированные изгибы сейчас удивительно успокаивали ее.
И уже через несколько минут Шелли твердо решила, что будет делать.
– Эй, если мне позвонит Билли, – крикнула она Брайану, – пожалуйста, скажи ему, что его дядя задерживается из-за шторма. Скорее всего он прилетит только завтра. И тогда мы вдвоем заедем за ним после школы…
Брайан быстро высунул голову из своей комнаты-офиса:
– Спасибо, что напомнила, а то я совершенно забыл. Он ведь только что звонил тебе, поэтому я тебя и звал…
– Билли? Звонил?
– Да. Минут пятнадцать назад. Сказал, что сегодня прилетает его отец. Что-то вроде того, что он собирается жениться где-то во Франции и Билли нужно забрать у тебя Сквиззи как можно скорее. Ты чего-нибудь понимаешь во всей этой чепухе?
Шелли улыбнулась, вполне представляя себе радостное, счастливое возбуждение Билли.
– Конечно, понимаю. Только никакая это не чепуха. У Билли теперь будет своя семья. Настоящая семья.
С этими словами Шелли снова оглядела офис, чувствуя себя в нем совершенно чужим, посторонним человеком.
– Скажи, тебе сегодня будет нужен наш фургончик для перевозок? – обратилась она к Брайану.
– Нет. – Он встревоженно посмотрел на нее и сделал несколько шагов навстречу. – Ладно, кроме шуток, Шелли, с тобой действительно все в порядке? У тебя, знаешь ли, такой вид…
– Нет-нет, все в порядке, – поспешно заверила она и добавила: – Тогда я возьму его до завтра, ладно?
– От меня какая-то помощь нужна? – спросил он. Шелли подумала и кивнула:
– Да. Если тебе не трудно, будь добр, отнеси, пожалуйста, эту скульптуру к фургончику, ладно? Я сейчас выйду.
– А куда ты, собственно, собралась?
– Настал час «позолотить лилию» одного обольстительного отступника-ренегата, – вздохнула Шелли.
– Ты имеешь в виду дом этого Ремингтона? – усмехнулся Брайан. – Что ж, и вправду самое время…
И, не говоря больше ни слова, он взял гладкую скульптуру «Я тоже люблю тебя» и понес ее к машине.
Шелли поместила скульптуру в одно из многочисленных отделений фургончика, обитых мягким войлоком, чтобы, не дай Бог, не повредить при перевозке. Потом, сев за руль, она направилась к себе домой, стараясь вовсе не думать, что будет после того, как она окончит работу над домом Кейна.
«Господи, ну что же, что мне делать? – спрашивала саму себя Шелли. – Я ведь не могу жить с путешественником, со скитальцем. Это ведь в принципе невозможно. Но с другой стороны, без него я, кажется, теперь тоже жить не могу. В чем и весь ужас…»
Теперь ей оставалось только надеяться на чудо. И она не сомневалась, что уцепится за эту последнюю надежду, точно утопающий за тонкую соломинку.
«Ведь если Кейн только увидит, какой у него теперь дом, – подумала Шелли, – то поймет, что это не кто-то, а именно я ему создала этот дом, теплый, настоящий, гостеприимный, он увидит, что ему теперь вовсе незачем путешествовать. Все, что он ни пожелает, он сможет найти у себя дома».
Крепко уцепившись за руль автомобиля обеими руками, она снова и снова повторяла про себя эти слова, изо всех сил желая верить, что так оно и окажется. Боясь даже представить себе, что будет, если ее предположения и мечты не оправдаются.
В это время ее внимание привлекли два темных пятнышка на склонах гор.
«Что это, смог?» – спросила она себя рассеянно. Однако, повнимательнее приглядевшись, она поняла, что это не смог. Осенний день был ярким, солнечным и очень жарким. Сильные ветры, обычные в это время года, «выметали» из города всю пыль и грязь. Воздух был чистый и на редкость сухой, насыщенный тихонько потрескивающими электрическими разрядами.
«Пожар, – поняла Шелли. – И даже не один…» Критическим взглядом человека, пережившего уже не один «пожарный сезон» в Лос-Анджелесе, Шелли присмотрелась к темным пятнам. Одно из них было гораздо светлее другого, оно светлело прямо на глазах, что говорило о том, что там уже давно и успешно работают пожарные, почти полностью справившиеся с огнем. По меньшей мере взявшие его под контроль. Что же касается другого пятна, то с ним дела обстояли несколько хуже: оно было почти черным – угольные клубы дыма так и взметались над холмами.
Выехав на автостраду, Шелли все еще продолжала следить за этим черным пятном, К тому времени, когда ей пора было снова сворачивать на центральные улицы, пятно значительно посветлело: клубы уже почти пепельного дыма становились тоньше буквально на глазах, таяли с каждой минутой. Сразу было понятно, что пожарные уже успели потрудиться и там.
В это время позади ее автомобиля послышались громкие сирены и гудки пожарных грузовиков. Шелли зарулила к обочине, пропуская их вперед. Огромный пожарный грузовик быстро пронесся мимо нее. За ним последовали еще два. Четвертый слегка отставал от них.
Шелли терпеливо подождала, пока и четвертая машина обгонит ее фургончик. Как владелица дома, расположенного почти на горных склонах, заросших сухим в это время года кустарником, она всячески приветствовала самоотверженный труд калифорнийских пожарных.
В девяноста девяти процентах случаев они совершали практически невозможное, и огню удавалось тогда распространиться только на сравнительно небольшой по площади территории. Однако оставался еще тот самый несчастный один процент случаев, когда вырвавшееся наружу адское пламя, казалось, не признавало никаких укротителей. И в небо тогда взлетали столбы дыма высотою в сотни футов, и голубое небо над Лос-Анджелесом темнело средь бела дня, и над городом летал раскаленный пепел, сея кругом семена разрушения.
И тогда на помощь приходили летчики – в воздух взлетали тяжелые, толстобрюхие пожарные самолеты, управлять которыми, как казалось Шелли, могли только настоящие камикадзе. Взмыв в небо, самолет устремлялся прямо в чернеющее облако дыма – летчик непременно должен был увидеть из кабины участок земли, терзаемой огнем. И, найдя очаг пожара, летчик снова чуть взлетал вверх, и тогда толстое брюхо самолет раскрывалось, и оттуда сыпались темно-бордовые струи специальных веществ – порошков, задерживающих распространение огня.
А в это время где-то с краю, там, где огненная стихия бушевала чуть менее яростно, сотни людей сражались с ней с помощью лопат, шлангов и насосов. Люди и техника – бульдозеры, экскаваторы и грузовики – шли в бой против огненной стихии… Но в конце концов, сколько бы земли до того ни успело выгореть, побеждали всегда пожарные, и небеса в конце концов снова становились голубыми. Тот самый ветер, который раздувал огонь, теперь уносил прочь самый запах дыма…
Шелли взмолилась про себя, чтобы эта осень не принесла в Лос-Анджелес пожара, который бы выжег землю до ее темного основания, до самой почвы, оставляя после себя лишь мертвый пепел… Хоть бы не…
– Впрочем, кажется, на этот раз они вполне сумели с ним совладать, – сказала она вслух, глядя в стекло автомобиля. – Если только ветер не поднимется и снова не раздует пламя…
В это время по дороге проследовал пятый пожарный грузовик, замыкающий всю колонну. Постепенно машины, пропускавшие его вперед, снова заполонили трассу, люди, напуганные ревом сирен и клубами дыма вдали, вспоминали о своих повседневных делах…
Фургончик Шелли плыл посреди этого стального движущегося потока, однако когда она свернула на более узкую дорогу с двусторонним движением, поток машин почти полностью прекратился – можно было слегка расслабиться и поехать быстрее. Здесь уже не было видно никаких следов пожара. Ничего, никаких призна ков беды, только яркий солнечный день, шепот чапара-ли, легкий ветерок и бархатистые тени на дороге.
Едва Шелли, припарковав машину рядом с домом, открыла входную дверь, ей навстречу выбежала Толку-ша. Нежно и громко мяукая, она потерлась своей огромной головой о колени Шелли, прося, чтобы на нее обратили внимание.
– Ну же, ну же, потише, коша! Так ты меня просто с ног собьешь!
Однако, беседуя с кошкой, Шелли все же опустила руку, чтобы почесать ее за ухом. Толкуша выгнулась и довольно замурлыкала. И пока Шелли ласково водила рукой по ее пушистой спине, кошка не переставала нежно мурлыкать, благодаря за ласку и прося еще и еще.
– А Кейн был прав, – засмеялась Шелли. – Просто как женщина… – И, помолчав немного, добавила: – Или как мужчина…
В этот момент она вспомнила, как отвечал он ей на ласку – он, ее Кейн. Все его сильное, крепкое тело напрягалось, чуть выгибаясь, загораясь от страсти и благодарности…
Ключ от, входной двери со звоном упал на плиты мостовой.
– Слушай-ка, Шелли Уайлд, – обратилась она к самой себе, – хочу предупредить тебя: если ты все время будешь вспоминать о Кейне, то в конце концов потеряешь что-то гораздо более важное и ценное, чем просто маленький ключик от двери…
Она зашла в дом. Там было прохладно, но отнюдь не холодно. На окнах работали кондиционеры, а в стены была встроена новейшая техническая система, позволяющая добиться оптимальной циркуляции воздуха.
Быстро спустившись по лестнице в спальню, Шелли на ходу скинула с себя одежду, мысленно составляя план действий. Прежде всего она, порывшись в шкафу, найдет для себя какую-нибудь удобную, свободную одежду.
А потом пойдет в гараж за ящиками, в которые и начнет упаковывать вещи.
«Ну вот я и приступаю к „золочению твоей лилии“, Кейн Ремингтон, – подумала она. – И это не важно, с твоей помощью или без. Надеюсь только, что выберу для тебя то, что и впрямь придется тебе по вкусу…»
Шелли глубоко вздохнула.
– Да нет же, нет, я просто абсолютно уверена: я смогу выбрать для тебя именно то, что нужно. Уж здесь-то я не ошибусь… Нам ведь с тобой нравятся одни и те же вещи… – тут же громко возразила она самой себе.
И, почувствовав прилив удивительной, чуть ли не безумной бодрости, Шелли быстро переоделась, вихрем влетела в гараж и начала собирать коробки. Потом втащила их прямо в гостиную, волоча к тому же моток веревки и пакет с оберточной бумагой.
– Ну вот и начнем! – предложила она сама себе. С этими словами Шелли подошла к огромному шкафу-кладовой, аккуратно встроенному в стену и почти невидимому за красивой панельной обшивкой из кедровых досок – почти таких же, которые она выбрала и для дома Кейна. Внутри этого шкафа она хранила вещи, которые намеревалась использовать для своего собственного дома. Раз в несколько месяцев она обязательно меняла обстановку в одной из комнат, будь то мебель или декоративные украшения… Это помогало ей сохранять свежесть восприятия и не утомлять себя тем, что уже наскучило.
С того самого дня, когда она согласилась «позолотить» квартиру Ремингтона, она стала отбирать вещи из собственного дома и офиса-магазина, которые понравились Кейну, – особенно произведения художественного и декоративного искусства. Прежде всего к таким относилась фотография пустыни Сахары, сделанная с космического спутника, довольно долго провисевшая в ее офисе. Точно такая же висела сейчас в ее собственном доме. Теперь эта фотография, взятая из офиса, лежала на полках шкафа, вполне готовая к переезду в новый дом.
Еще здесь была и японская ширма с изображением летящего журавля и тоненькой веточки бамбука – ее Шелли забрала из собственной гостиной. Эта вещь была одной из самых ее любимых. Удивительная, неповторимая простота работы навевала покой и безмятежность, характерные обычно для подлинных произведений искусства. Шелли вспомнила, как долго рассматривал эту ширму Кейн, увидев впервые. Вспомнила и то, что после созерцания этой работы у него было лицо человека, который только что хорошо отдохнул и набрался сил.
– Ширму – обязательно, – сказала она себе. – И еще этих диких гусей, символ севера и свободы…
Деревянные гуси были искусно вырезаны неизвестным мастером – жителем одного из далеких северных островов. Изящные, элегантные, полные жизни, эти птицы не переставали поражать оригинальностью исполнения. Напряжение, возникавшее из-за контраста между присущими этой работе одновременно жизненным правдоподобием и символикой, придавало фигуркам особую выразительность.
Быстро перебирая предметы, Шелли достала и рыжевато-коричневую чашу, выполненную из хрупкого пекинского стекла. За ней последовали удивительной работы корейский ларец-сундучок, который она давно приметила для спальни Кейна, и украшенные мехом китайские табакерки…
– Да, и еще я возьму это, – приговаривала она, шаря по полкам шкафа, – и вот это. И вон то…
Полки быстро, буквально на глазах пустели. Вот уже рядом с пекинской чашей на полу лежит и безупречно гладкий острый меч – настоящее оружие японских самураев. И еще странное, причудливое оружие ацтеков – дивной красоты кинжал…
– А теперь… Да, конечно, еще коврики. И вот эту маску… И еще… – Она засмеялась и покачала головой: – Впрочем, почему бы мне просто не взять и не вытянуть из шкафа вообще все вещи сразу?
Необычайно красивые коврики, маски, сделанные из китового уса, поделки из дерева – расправляющая крылья птица, огромная рыба, дельфин-касатка… И еще – маленький старинный телескоп из желтой меди, которому уже больше ста лет. И четырехсотлетняя редкая поделка из какого-то совершенно особого сорта дерева – мчащийся, почти летящий жеребец – работа китайского мастера эпохи Тан. Эта безделушка была выполнена настолько удачно, что у самой Шелли неоднократно возникало желание привязать этого коня хотя бы подвесить его к лампе, чтобы скакуну не удалось умчаться прочь на все четыре стороны…
Когда на полках этого шкафа-кладовой ничего больше не осталось, Шелли закрыла его дверцы и подошла к другому шкафу, тому, в котором хранила художественные полотна – акварели, масла… Большинство из них были аккуратно вставлены в специально для них подобранные рамы. Взгляд Шелли упал на написанные маслом калифорнийские пейзажи начала века – их выполнил американский импрессионист, долгие годы обучавшийся во Франции. Живые, чуть размытые краски, тени и полутона картин притягивали к себе взор, манили и успокаивали, точно дуновение морского бриза.
Хранилась у нее и удивительная серия – картины, изображающие птиц, водяных и хищных. Наверное, рисовавший их художник был неплохим охотником, настолько правдиво удалось ему подметить самые тонкие, удивительные моменты жизни пернатых. Птицы, недвижно парящие в небе, их сказочные брачные танцы, кормление птенцов… К тому же художник явно был профессионалом очень высокого уровня. Насколько удались ему легкие, быстрые, тонкие штрихи, полуразмытые тона, переливы света и тени…
Потом Шелли добавила к ним еще и пустынный пейзаж, и современную пастель Шарля Морэна, изображающую танцовщицу. Словно взлетающая ввысь в своем легком, почти невидимом, воздушном бальном платье, эта хрупкая женщина казалась легкой, невесомой бабочкой с длинными прозрачными крыльями – невинная обольстительница, танцующая в струях воздуха…
И все-таки даже теперь, когда опустели полки и этого шкафа, Шелли не была еще вполне довольна. Она чувствовала: чего-то все-таки не хватает – и тогда решительно подошла к стеклянным ларцам-витринам, украшавшим ее собственную гостиную. И начала выбирать вещицы, которые, как ей казалось, понравились бы Кейну больше всего. То, что она и сама очень любила их, предпочитая всем прочим, нисколько ее не останавливало.
Она любила Кейна. И готова была делиться с ним всем, что имела. Абсолютно всем…
Она аккуратно взяла в руки карандашный рисунок, запечатлевший балийскую танцовщицу, и вырезанную из кости эскимосскую старушку. За ними последовали шахматы из слоновой кости и еще много-много других маленьких очаровательных безделушек, уже столько времени скрашивавших жизнь Шелли. Скоро почти все ларцы-витрины так же опустели, как и полки двух шкафов.
– Но это ведь не страшно, а? – обратилась Шелли к Толкуше, аккуратно укладывая вещи на полу. – Как ты считаешь, коша? Я ведь всегда смогу подобрать себе что-нибудь новенькое в собственном офисе.
«Если, конечно, захочу», – мысленно добавила она. Однако были и другие слова, которые она не решилась бы сказать даже самой себе…
Осторожно, бережно вынула она из последнего ларца своего любимого опалового ягуара, на одной из лап которого застыла рубиновая бабочка.
– Конечно, над кроватью Кейна мне бы больше всего хотелось повесить ту картину, на которой святой Георгий сражается со змеем, – призналась она кошке. – Но ведь я ее уже отдала Билли…
Толкуша не обратила на ее слова абсолютно никакого внимания, завороженная опаловой безделушкой, впервые за долгое время вынутой из своего стеклянного домика-ларца.
– Господи, как же я могла забыть! – воскликнула вдруг Шелли. – Ну конечно! Полотно со звездами, фотография Млечного Пути… Это именно то, что надо.
И она быстро сбежала по лестнице, устремляясь в свой рабочий кабинет. Там, на том самом месте, где когда-то красовалось полотно, изображающее сражение Победоносца со змеем, висела теперь картина, купленная совершенно случайно в том самом книжном магазине, в котором она выбирала подарки ко дню рождения Билли…
Несколько мгновений Шелли затаив дыхание стояла перед этой картиной, будучи не в силах пошевелиться. В который раз захватили ее огромные водовороты и вихри звезд, незнакомых солнц и планет – бесчисленные бесконечные миры, абсолютно неведомые и незнакомые человеку. Эта картина словно несла в себе какое-то закодированное, таинственное послание всему человечеству, рассказывая о чудесных космических мирах, о пространстве и времени и об удивительных, неповторимых сгустках энергии, называемых Жизнью…
Шелли вспомнила, с каким восхищением любовался полотном Кейн, когда увидел его впервые, – точно так же, как и опаловым ягуаром с рубиновой бабочкой на лапе… А потом, когда он, неподвижно простояв перед картиной несколько минут, обернулся и посмотрел на Шелли, в глазах его она прочитала вопрос:
«Что ты видишь здесь, Шелли?»
«Не знаю», – так же молча, без слов, ответила она ему тогда. А вслух сказала только:
– Знаешь, по-моему, это просто удивительно.
Когда я ее в первый раз увидела, то сразу поняла, что она будет моей…
Кейн тогда задумчиво улыбнулся, но не сказал больше ни слова.
– А что ты видишь здесь, а, Кейн? – прошептала Шелли, в одиночестве стоя перед картиной. – Что же, ты такое нашел в этих бесконечных космических просторах, танце звезд и галактик, что заставило тебя тогда улыбнуться мне с видом человека, которому вдруг открывается то, о чем он мечтал всю жизнь?
Но ей, конечно, никто не ответил. И не ответит – до тех пор, пока Кейн не вернется к ней. До тех пор, пока он не вернется домой.
Домой. Домой, где она так ждет его…
Глава 19
Когда Шелли наконец закончила работу, было уже за полночь. Возбужденная и в то же время уставшая, вне себя от радости и полная какого-то особого умиротворения, довольная собой и проделанной работой, Шелли еще раз прошлась по комнатам. И все, что она видела, говорило сейчас о ее отношении к Кейну, о ее любви – каждый цвет и сочетание оттенков, каждый совершенно неповторимый, уникальный предмет мебели, каждое со вкусом выбранное ею произведение искусства.
«Нет, больше добавить сюда я не могу ничего, – подумала Шелли. – Теперь дом Кейна так совершенен, как только вообще может быть… Возвращайся же домой, Кейн! Возвращайся ко мне…»
Разрываемая страхом и надеждой, чуть не плача от усталости, Шелли стояла посреди этого дома – дома, созданного ее собственными руками. И она не слышала, как отворилась входная дверь и на пороге появился Кейн. Увидев ее, он затаил дыхание.
И вот уже его сильные руки обнимают ее и крепко прижимают к груди – да так, что Шелли становится больно. Колючей, давно не бритой щекой он потерся о ее щеку, и это прикосновение показалось Щелли нежнее, чем самые нежные и тонкие шелка. Так же как запах его пота был гораздо приятнее, чем аромат распускающихся цветов, благоухающих под луной.
– Я… я тут… я сделала тебе дом, – прошептала она.
– Я знаю, – тихо ответил он. – Когда я держу тебя в руках, я дома. Это и есть настоящий дом.
Голоса обоих были неровными, дрожали от волнения и сильного напряжения. Какое-то время они просто молча держали друг друга в объятиях. Потом Кейн наконец отпустил ее, и она, подняв голову, улыбнулась, глядя ему прямо в глаза.
– Пойдем, пойдем, – позвала его Шелли. Пойдем, я так хочу показать тебе весь твой дом…
– Но я и так смотрю на него… И вижу его…
Но Кейн смотрел не на дом. Он смотрел только на Шелли.
Она вдруг почувствовала страшное разочарование.
Она так надеялась на его благодарность, так хотела разделить с этим человеком радость от того, что только что сделала для него, вручить ему этот подарок… А он…
«Господи, неужели же ему совершенно все равно, что я сделала с его домом?» – подумала она в отчаянии. Но в тот самый момент, как она открыла уже было рот, чтобы возмутиться полным отсутствием интереса со стороны Кейна, она еще раз взглянула на него, на этот раз уже повнимательнее. Взглянула – и не решилась ни в чем упрекнуть. Лицо его было грязным, как будто он давно не мылся, под запавшими глазами – темные круги от усталости и недосыпания, щеки впали, губы белые как полотно. В одно мгновение Шелли забыла обо иссх своих упреках и обидах.
– Господи, любимый мой, – произнесла она наконец. – Что же ты с собой сотворил?.. Он кисло улыбнулся в ответ:
– Приходилось работать в три смены…
– Но зачем?
– Чтобы вернуться к тебе. Вернуться домой…
– Но… вы же могли подождать, просто задержаться там па какое-то время… – возразила было она, по он прервал ее;
– Могли – да. Но не хотели. Особенно я. Единственное, о чем я сожалею, – так это о том, что у меня сейчас слишком мало сил, чтобы хоть чем-то с тобой заниматься… Всю дорогу мне приходилось быть начеку па случай, если Миллеру вдруг потребуется помощь…
Кейн нежно поцеловал ее в губы, и она почувствовала прикосновение его пальцев к лицу, плечам, шее – он словно пытался убедить себя, что это и впрямь не снится ему. Встав на цыпочки и прижавшись к нему, Шелли ответила па поцелуй.
– Ты дома, – прошептала она. – Господи, ты дома, а остальное уже просто не важно. Пойдем, пойдем со мной. Я сама вымою тебя всего, потру тебе спину и уложу спать… Пойдем.
– Пожалуйста, останься сегодня со мной, – попросил он ее. – Останься и поспи. Я слишком устал, Шелли. К сожалению, кроме сна рядом, я ничего не могу тебе сейчас предложить.
– Я очень люблю даже просто спать с тобой, Кейн, – призналась она.
– Даже «просто спать»? – удивился он.
– Конечно, – ответила Шелли. – Просто быть с тобой – это уже хорошо…
Он обнял ее, увлекая за собой в гостиную. Развешанные на стенах картины все-таки приковали к себе его внимание – быстрые, живые и точные штрихи, изображавшие летящих птиц, птиц в брачных танцах, птиц, кормящих своих крохотных птенцов… Наконец, хищных птиц, неподвижно парящих в небе.
– Сокол, – задумчиво произнес Кейн, глядя на это последнее полотно.
Лицо Шелли расплылось в улыбке.
– Тебе нравится?
– Да, очень, – ответил он, с трудом подавляя зевоту, – только почему-то он расплывается у меня перед глазами. Это что – так и должно быть, а? Какой-нибудь спецэффект?
– Да нет, – рассмеялась Шелли, – этот спецэффект вызван всего лишь тем, что ты едва на ногах держишься и засыпаешь на ходу.
И она легонько подтолкнула его вперед. Кейн послушно пошел из гостиной, однако и в холле он обращал внимание на обстановку, изменившуюся за время его отсутствия.
– Господи, какие роскошные цвета. – Он широко зевнул. – Они напоминают мне о диких северных лесах. А это на стене случайно не индейская поделка из дерева?
– Да, – кивнула Шелли, хватая его за руку и увлекая за собой. – Пойдем же, ну пойдем, все остальное я покажу тебе завтра утром.
Когда Кейн услышал ее последние слова, уровень адреналина в его крови, по-видимому, резко подскочил. Он почувствовал, как острая серебряная молния вонзилась в его сердце – усталости как не бывало!
– Ты… ты что, все закончила? – спросил он.
– Да. Ты сможешь взглянуть на все это завтра, – не без гордости сообщила ему Шелли. – А теперь тебе самое время в ванну – и спать…
– Шелли… Любимая моя… Ты любишь меня, Шелли?
Посмотрев ему прямо в глаза, Шелли улыбнулась, увидев, как жаждет он услышать ее ответ. Но, Господи, каким же он был сейчас усталым! Он не спал уже очень много часов – и все для того, чтобы поскорее увидеть ее…
– Да не волнуйся же ты так, – успокоила она его. – Моя работа все равно не будет считаться законченной до того момента, пока ты все тут не увидишь и не оценишь. По достоинству, хотелось бы надеяться… Но все это будет завтра. Сейчас ты слишком устал, и тебе просто необходим сон.
Несколько мгновений Кейн пристально смотрел на Шелли, словно желая понять, кроется ли за ее словами что-то особенное или же она говорит с ним совершенно искренне. Но он уже был не в силах бороться с усталостью и истощением – они настойчиво давали о себе знать.
– Черт… – пробормотал он.
– Все в порядке. – Шелли нежно погладила его по руке. – Ты дома, и это сейчас самое главное. А все остальное может подождать. Поверь мне, прошу тебя…
Он снова взглянул ей в глаза, надеясь прочитать в них ответ. Но увидел только нежность, и заботу, и бесконечное желание ему помочь…
«Все в порядке… Ты дома…»
Но он действительно дома – ведь рядом с ним Шелли!
Глубоко и с облегчением вздохнув, Кейн поцеловал кончики ее пальцев, позволяя ей вести себя дальше. Она быстро прошла мимо спальни, не останавливаясь ни на мгновение и не желая давать ему ни малейшей возможности хоть бегло осмотреться по сторонам. Иначе Кейн рисковал бы застрять тут надолго. Но сейчас он все равно был бы не в состоянии оценить работу Шелли в должной мере: глаза его совершенно слипались, он и вправду еле держался на ногах. Еще чуть-чуть – и уснул бы прямо так, не доходя до кровати.
Пока она наполняла огромную ванну, он клевал носом, прикорнув на стульчике для одежды. Уже сквозь сон он почувствовал, как Шелли снимает с него грязное белье и тащит его в воду – теплую, приятную, пахнущую какими-то удивительными ароматами. Шелли нажала кнопку – и включилась система воздушных массажеров, в одно мгновение наполнивших ванну огромными пузырями воздуха.
– Господи, как же здорово! – пробормотал Кейн. – Я, по-моему, в раю, да?
– Смотри не засни там в своем раю, а то утонешь, – смеясь, предупредила его Шелли. – Подожди, я сейчас разденусь и вымою тебя хорошенько…
Он еле заметно улыбнулся:
– Ну, вот теперь-то уж я точно не утону…
Быстро раздевшись, Шелли вошла в теплую воду. В руке она держала шампунь. Прежде всего она намылила Кейну голову и засмеялась, когда он опустился под воду, чтобы смыть мыльную пену, и выдохнул серебристые пузыри воздуха. Потом она приступила к его телу, используя шампунь вместо мыла и натирая его не губкой, а собственными руками.
И она счастливо улыбалась, радуясь уже самой возможности просто побыть с ним наедине, нежно и ласково Прикасаясь к нему и не ожидая даже, что он прикоснется к ней в ответ.
Ее ласка согревала Кейна, словно лучи восходящего солнца. Шелли смывала с него весь этот изнурительный труд, эту многодневную усталость, а он тем временем смотрел на ее лицо. Он слегка касался ее грудей – ему было радостно прикасаться к ее прекрасному телу, любоваться ее красотой.
Шелли склонилась над ним, тихонько поцеловала кончики его пальцев, а потом снова продолжила мытье. Она получала несказанное наслаждение, чувствуя его сильное, крепкое тело под легкими прикосновениями своих словно танцующих пальцев. Закрыв глаза, Кейн улыбнулся, расслабился и отдался этим ее успокаивающим, усыпляющим и нежным прикосновениям.
– Все, хватит, вставай, сонька несчастный! – послышался вдруг ее голос.
– М-мм? – только и смог произнести Кейн в ответ.
– Пора идти спать!
Широко зевая, он с неохотой вылез из горячей воды и выругался: боль в мускулах напомнила ему о его тяжелой и долгой работе, о ночах, проведенных на твердых скалах и камнях, о падении в ледяную реку.
– Эй, с тобой все в порядке? – заволновалась Шелли.
– Да, – успокоил он ее. – Это все фигня. Я просто свалился пару раз в воду… А так все пустяки.
Шелли, быстро осмотрев все его тело и не обнаружив никаких ран, поняла, что все дело в мышечной боли, и завернула его в огромное полотенце Кейн еще раз сладко зевнул, извиняясь за это перед Шелли. Потом снова зевнул и снова извинился.
Шелли рассмеялась:
– Повернись-ка, соня.
И она провела его, поддерживая, в спальню, подвела к широкой кровати и легонько подтолкнула. Потом, завернувшись в другое полотенце, снова подошла к нему.
Сонный, он протянул руку и, обнимая ее за бедра, привлек к себе.
– Ну нет, с этим придется подождать, – решительно заявила она – В принципе ты уже можешь засыпать потихоньку, а я пока помассирую тебе спину и разотру ее бальзамом…
– Но ты ведь останешься со мной сегодня?
– Конечно, – заверила она его – Вот проснешься завтра утром и сразу меня увидишь…
Глубоко вздохнув, Кейн полностью расслабился. Хорошенько вытерев руки, Шелли скинула с себя широкое банное полотенце и, согревая в руках баночку бальзама, опустилась на колени перед кроватью. Когда она начала массировать тело Кейна, он застонал от наслаждения. Улыбнувшись, Шелли продолжила работу, массируя всего его сверху вниз – плечи, руки, спину, бедра… Она поцеловала кончики его пальцев, ладони, запястья… И улыбнулась, увидев, как сжимает он пальцы рук, точно пытаясь сохранить ощущение ее тепла в своих ладонях как можно дольше.
Шелли массировала его молча, получая огромное удовольствие уже от того, что сейчас он рядом с ней. Потом она взялась за его ноги и массировала их до тех пор, пока мышцы их снова не обрели силу и упругость.
