Текст книги "Малый драконий род"

Автор книги: Элизабет Кернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Кейдра подошел и обнял меня – а я, беспомощный, возопил от терзавшей меня муки, взывая к Ветрам. Бесконечная, как долгие-долгие годы, горечь обуревала меня, мучительная тоска терзала мне грудь – я даже не заметил иной, обычной боли, что всегда сопровождает завершение обряда.

Если судьба сберегла вас от потери того, кого вы страстно любили, то вы, быть может, и не поймете меня – но я с готовностью сразился бы с демонами, лишь бы продлить то милое, нежное и мимолетное прикосновение, не дать голосу возлюбленной столь скоро умолкнуть навсегда – и сохранить в памяти звучание песни, которую мне уже не суждено услышать по эту сторону смерти.

Майкель

Вскоре после того, как Марик излечился от недуга, Берис позаботился, чтобы мы все оставили дом моего господина, располагавшийся в торговой части Элимара. Мы должны были поселиться в Верфарене, чтобы магистр Берис смог продолжить свою работу в школе, одновременно присматривая за Мариком. Путешествие наше затянулось: обычно поездка из Элимара в Верфарен длится не более десяти дней, даже в зимнюю пору; у нас же она заняла почти две недели, и хозяину моему пришлось крайне нелегко. Прибыв на место, я несколько дней помогал ему прийти в себя после этого путешествия.

Когда ему полегчало, мы с Берисом начали уделять много времени работе с ним – помогали ему учиться ходить, а иногда даже ездить верхом. Выздоровление его шло на диво быстро, принимая во внимание все обстоятельства, однако я по-прежнему беспокоился. Мне не давало покоя видение его наспех залатанного разума...

Был поздний вечер на исходе второго месяца нового года – зима только-только перестала лютовать, и дни начали удлиняться, – когда я сумел наконец поговорить с Берисом один на один. Хозяин мой уже спал. Днем он проехал верхом несколько миль, после чего как следует поужинал – добрый знак. Я был в восторге оттого, что он так быстро восстанавливает свои силы, хотя и не переставал опасаться, что улучшение это, возможно, лишь временное.

Я знал, что Берис вряд ли будет заниматься чем-то важным в столь поздний час, но, проходя напоследок мимо его покоев по пути к себе, я заметил под дверью свет. Я осторожно постучал, и к моему удивлению мне тотчас же открыл слуга Бериса, Дурстан. Он пригласил меня внутрь, а немного погодя проводил в кабинет Бериса. Тот сидел за столом и был явно чем-то занят, однако вид имел вполне приветливый.

– Мастер Майкель, – произнес он, кивнув мне, – проходи, прошу. Надеюсь, нашему подопечному не сделалось вдруг хуже?

– Он идет на поправку, магистр, – ответил я, несколько рассеянно. В комнате стоял странноватый запах, и я пытался определить, что могло так пахнуть. Мне показалось, что подобный запах я уже где-то встречал.

– Что же тогда привело тебя ко мне? – спросил он с улыбкой. Мне было трудно начать: он казался таким любезным и участливым; но я знал, что мне придется что-то сказать.

– Магистр, я искал возможности переговорить с вами о Марике. Я боюсь за него.

– Отчего же? – спросил он с неподдельным удивлением. – Разве самочувствие его ухудшилось?

– Нет, он такой же, каким и был с тех пор, как вы излечили ему разум, – ответил я. – Но...

Повисло молчание. Тогда он спросил, на этот раз колко:

– Что – но? В чем дело, целитель Майкель?

– Это неправильно, – ухитрился выдавить я. – Магистр, я глубоко уважаю то, что вы свершили, но я видел, что происходит у него внутри. Прежде разум его был разбит, покалечен, и вы действительно исцелили его, однако исцеление это частичное, большей частью поверхностное. Излом все еще присутствует: он подобен трещине между здравым умом и безумием, через которую перекинут шаткий, ненадежный мосток. Случись что – и хозяин вновь окажется на той стороне, если только вовсе не рухнет в пропасть. Страх мой в том, что тогда ему будет еще хуже, чем прежде.

– Ты ставишь под сомнение мои приемы и средства? – спросил Берис с улыбкой. – С того времени как я вытащил его, состояние его лишь улучшилось. Он крепнет день ото дня – что разумом, что телом. Чем ты недоволен, Майкель?

– Я... м-м-м... Простите, но... да, я сомневаюсь в ваших средствах, магистр. Меня несказанно восхищает то, что вам удалось забрать моего хозяина из того иссохшего, гиблого места, однако более последовательный и постепенный подход принес бы более надежный результат. А эти заплаты, это поверхностное лечение... боюсь, что все это ненадолго.

Ну вот, высказался-таки.

Берис встал из-за стола. Подойдя ко мне вплотную, он заглянул мне в глаза.

– Хм... Похоже, действие проходит...

– Как, уже? – воскликнул я, опешив. Он что же, знал о Марике нечто такое, что было не известно мне? Рассудок моего хозяина был хоть и хрупок, но пока ему ничего не угрожало, в этом я был уверен.

Он рассмеялся – жестко, неприятно.

– Я не о Марике. Нет, он протянет еще какое-то время. Возможно, со временем это наспех проделанное исцеление пустит корни, укрепится – почем знать? Как-никак сейчас с ним все в порядке. Разве не этого ты хотел?

– Да, но не таким образом, – ответил я. Во мне вдруг вновь проснулись прежние сомнения насчет Бериса. Может, я был слишком уж придирчив, но что-то с ним было не так. Что-то в его глазах... О Богиня! Что Марик первым делом произнес, когда пришел в себя? Отнюдь не приветствие, пусть даже простенькое, вроде «здорово, Майкель»; нет, он спросил: «Что это у тебя с глазами?» Тогда я не понял, о чем он. А теперь вдруг мне отчаянно захотелось кинуться вон из комнаты, найти зеркало и удостовериться, не пристала ли ко мне Берисова зараза. В тот же миг я припомнил, что это был за странный запах.

Дух ракшасов.

«Милостивая Владычица, обереги, забери меня отсюда», – молил я про себя.

Богиня не замедлила с ответом.

Ланен

Шел дождь. Лил и лил, вот уже пес знает сколько дней. Погода испортилась спустя неделю после того ночного боя: студеный ветер понаволок откуда-то промозглых туч, было холодно, и я подхватила насморк, который никак не желал проходить. Дождь преследовал нас уже с полмесяца: мы сумели переправиться через Арлен, чтобы дальнейший наш путь на юг лежал по западным пределам Северного королевства, продвигались полями и лесами, сторонясь больших дорог, и, казалось, не ехали, а ползли. И все это время стояла непогода: дождь то заряжал вовсю, то едва накрапывал, больше напоминая туман, заползая в вещевые мешки и пропитывая сыростью все наши пожитки, но чаще просто моросил – угрюмо, беспрерывно, дни напролет.

До Весеннего равноденствия оставалось больше двух недель. Уже целый месяц мы путешествовали окольными дорогами, с той самой ночи, как на нас напали наемники, – и ни тебе харчевни, пусть самой захудалой, ни постоялого двора, а дождь все никак не переставал.

Ну, так по крайней мере казалось. Когда вынужден согреваться лишь жалкими язычками пламени, лижущими одно-единственное полено, насколько его хватает, уж поверьте, всякое терпение и понимание вскорости улетучиваются бесследно. Джеми начал ворчать на Реллу, Релла ворчала на меня, а я – на всех подряд. Вариен умудрялся сохранять невозмутимое спокойствие, и порой это меня просто бесило. Впрочем, тогда меня все что угодно могло вывести из себя. В свое жалкое оправдание могу лишь сказать, что в голове у меня по-прежнему раздавались голоса. Они, казалось, то и дело являлись сразу скопом, так что иногда сбивали меня со всяких мыслей, хотя временами бывали еле-еле слышны. Не знаю даже, что мне казалось лучше, но я была уверена в одном: голоса эти были мне уже поперек горла – мне вообще все осточертело, и особенно я сама. Спасибо хоть не нападали больше – видать, Владычица все же решила пособить.

Джеми ежедневно уделял нам с Вариеном немного времени, обучая нас бою на мечах. Лично я ненамного продвинулась с тех пор, но вот Вариену вроде бы это мастерство давалось с легкостью: он словно был для него рожден, как дракон для воздуха, – и спустя две луны он владел мечом куда лучше меня. Само собой, мне из-за этого было до злости обидно.

Кажется, я все это время пребывала в дурном расположении духа – по крайней мере когда бодрствовала. И как ни пыталась с этим бороться, ничего у меня не выходило: по любому пустяку я могла выйти из себя.

– Ланен, ну как ты? – спросил негромко Вариен, когда в полдень мы остановились, чтобы перекусить, расположившись под сенью старых деревьев, представлявших собой весьма жалкое укрытие. Но тут хотя бы дождь не так донимал, и то хорошо.

– Так же как и всегда, когда ты меня об этом спрашиваешь, – проворчала я. – Все покоя не никак не найду – и в голове кавардак, и вокруг не лучше.

Я отошла и принялась шарить там и сям в надежде отыскать хоть сколько-нибудь сухого топлива. Найдешь тут, как же!

Мы перекусили черствым хлебом, холодным сыром и полосками вяленого мяса – все это было куда суше, чем мы сами.

– Клянусь вам, – пробурчал Джеми, которому все это уже опостылело не меньше, чем мне, – ежели эта канитель продлится еще неделю-другую, начнется членовредительство.

– Будет петушиться, – откликнулась Релла. Отчего-то она сегодня была настроена куда благодушнее, чем пару дней назад. – Уже недалеко.

– Что недалеко? – спросила я.

– Скоро будет ночевье, полдня пути осталось.

– Что за ночевье? – полюбопытствовал Вариен. – Яви благодушие, госпожа, скажи: там нас ждет очаг и прочная крыша, под которой можно будет схорониться от дождя?

– И да и нет, – отозвалась она. – Огонь там негде разжечь, потому что дыму будет полно, но есть крыша и четыре стены, и пол там сухой, к тому же всегда имеется запас сухого топлива – можно набрать с собой. И еще найдется кое-что подороже лансипа, если никто не успел побывать там до меня.

Она отказалась пояснить, что имела в виду; но сама мысль о прочной крыше над головой представлялась мне на диво ободряющей, пусть даже придется обходиться без огня. Все мы слегка воспрянули духом, даже голоса у меня в голове на время поутихли. Все-таки предвкушение – великая вещь. Это так, к слову.

...Когда мы наконец добрались до ночевья, уже совсем стемнело – и днем-то света было не много: сплошное серое марево, – и Релла не сразу нашла то, что искала. Ночевье и в самом деле было неплохо сокрыто. И к тому же – в точности, как она сказала, ни больше ни меньше. Когда Джеми удалось зажечь огарок свечи, мы увидели, что находимся внутри тесной постройки с приземистыми стенами и крышей, вполне способной защитить от дождя, но настолько низкой, что ни я, ни Вариен не могли стоять здесь в полный рост; в углу стоял небольшой короб, а сверху, в другом углу, узенькая решетка, через которую внутрь проникал воздух, – и ни тебе окон, ни очага. Я принялась ворчать и пригрозила, что разожгу костер прямо на полу, пока складывала в угол мокрые седла и сбрую. Лошадей мы оставили у коновязи под навесом, предварительно покормив их и дав напиться; но спать несчастным животным все равно пришлось на мокрой земле. Впрочем, у нас на каждую лошадь было по два одеяла, и мы понадеялись, что этого будет достаточно.

– И как же ты собираешься разжечь тут огонь, не опалив при этом собственные пятки? – поинтересовалась Релла, немного насупившись. – В последние дни, девонька, ты ведешь себя хуже некуда. Хоть немного-то считайся с теми, кто подле тебя. Это ночевье Безмолвной службы, а не зал в трактире! Если кто-нибудь прознает, что я вас сюда затащила, меня лишат месячного жалованья и заставят четверть года обустраивать такие же вот ночевья по всей округе. И потом, дыму-то все равно некуда будет выходить. Зато тут не продувает – спать нам всем будет тепло и, между прочим, сухо; к тому же свечи есть – вот их сколько хочешь жги. Да, и кстати... – Взяв свечку, она подошла к стоявшему в углу коробу. – Благослови Богиня беднягу, попавшего в немилость! Сухие одеяла, клянусь именем Шиа, и непромокаемые плащи – на всех!

Она принялась вынимать сверток за свертком – каждому досталось одеяло и еще одна скатка в придачу. Последняя оказалась на удивление тяжелой; стянув свои промокшие кожаные перчатки, я ощутила под пальцами необычную ткань. Она походила на мешковину средней толщины, но плетение ее оказалась тоньше, чем я ожидала, и к тому же пахла она как-то странно. Я принюхалась.

– Пчелиный воск, – сказал Джеми, ухмыльнувшись. – Вощеная ткань, клянусь Владычицей! Госпожа Релла, прошу меня простить – да и сам в свою очередь прощаю тебе все, несмотря на то что продрог до костей. – Он сорвал свою промокшую поддевку, завернулся в сухое одеяло, а поверх накинул вощеную холстину – и уселся, прислонившись спиной к стене. – Хвала Безмолвной службе, больше никогда не буду слать им проклятия, если на то не найдется достойной причины, – добавил он. Релла лишь фыркнула.

– А почему же этот воск не ломается на сгибах? – поинтересовалась я, беря пример с Джеми.

Благодаря сухому одеялу я наконец-то почувствовала, что такое настоящее тепло, – последние две ночи я так и спала в мокром, – хотя сама по себе вощеная ткань не грела, но тепло хранила превосходно, и я начала понемногу согреваться. Вариен уселся подле, обернувшись вместе со мной одеялом. От него, как обычно, исходил чуть ли не жар, а мне сейчас только это и было нужно.

– А это уж не твое дело, – ответила Релла чопорно. – Что же, по-твоему, наша служба зря зовется Безмолвной?

– А как ты думаешь, далеко нам еще до Кай? – спросила я. Каждый вечер в течение недели мне приходилось бороться с желанием задать этот вопрос. Я не могла ничего с собой поделать.

К моей вящей радости, Джеми откликнулся:

– Я не слишком уверен в здешних дорогах, но, если только я не ошибаюсь, до реки всего лишь день пути – или около того.

Релла одобрительно приподняла бровь.

– Неплохо для того, кто четверть века торчал на одной-единственной ферме. Думаю, мы доберемся до Кайбара завтра, – сказала она.

– А там найдем гостиницу с большим камином, настоящей постелью, горячей едой и холодным пивом, – добавил Джеми. – И мне плевать: пусть за нами охотятся хоть все наемные убийцы разом. Завтра я намерен спать на кровати.

– Вот это правильно, – сказала я. – Если я смогу согреться и побуду в тепле подольше, может, мне удастся избавиться от этой проклятой простуды.

– Не стану возражать, – сказала Релла. – Меня и саму спина замучила. С самого отъезда стараюсь не обращать на это внимания, но когда-нибудь она меня доконает.

Я редко вспоминала про горб Реллы. При первой нашей встрече она несколько преувеличивала свою горбатость, чтобы казаться беспомощной калекой в глазах моего отца, Марика, но это не было притворством в полном смысле слова – она не могла избавиться от своего телесного недостатка, даже если бы хотела. Я и не знала, сколько неудобств доставляет ей спина, пока мы не начали путешествовать вместе. Она была из крепкой породы, но холод и сырость крутили ей кости, и я то и дело слышала, как она сетует на ломоту в суставах. Во время наших скудных трапез Вариен садился с ней спиной к спине: она говорила, что его тепло хорошо ей помогает. И все же по утрам она не в силах была сдержать стон, когда садилась верхом на лошадь.

И это касалось не только ее. Меня, например, тоже беспокоила спина, и как назло к этому добавилось еще и возрастающее чувство неудобства где-то внизу живота. Несколько раз я даже выбиралась из седла и припускалась трусцой вместе с лошадьми – покуда у меня хватало сил. Не то чтобы я начала толстеть от постоянного пребывания в седле – но мне так казалось с каждой новой луной, когда наступало время кровотечения. Я была обеспокоена: уже неделя прошла как все закончилось, а пальцы у меня до сих пор были опухшими, как и живот, да еще мне пришлось туго стянуть грудь, чтобы унять боль. К тому же в последний раз крови у меня были не такими обильными и длились недолго. В последнее время у меня в утробе вообще происходило что-то занятное, и мне редко удавалось даже как следует поесть. Половина из съеденного вскоре выходило наружу тем же путем; но я тщательно старалась хранить это втайне от других. Причину всего этого я видела в скудном питании, холоде и постоянной езде верхом. И мысль о том, чтобы провести ночь в гостинице – или две ночи, если удастся убедить остальных, – наполняла меня блаженным предвкушением. Будет возможность почистить одежду, помыть волосы и вообще всей помыться – о Владычица, как это здорово! «И может быть, – подумала я в глубине души, – стоит тщательно осмотреться у целителя».

Когда мы согрелись и расслабились, я пробормотала сонно:

– Так, значит, мы уже недалеко от Южного королевства? Я там никогда не бывала. Каково там, а, Джеми?

– Да так же, как и везде, – пробурчал он. Но внутренне он, видимо, так не считал, потому что вдруг издал приглушенный смешок. – Впрочем, кое-что интересное там есть. Раньше я как-то не думал...

– О чем ты.

– Там обитают мелкие драконы.[2]2
  В первой книге трилогии автором утверждалось, что Малый род драконов обитает не где-нибудь, а в Трелистой чаще, откуда герои как раз и держат свой путь. Таком образом между двумя книгами возникает некоторое противоречие. (Прим. переводчика )


[Закрыть]

– Что? – переспросила я, на этот раз более оживленно, и почувствовала, как Вариен подле меня выпрямился и напрягся.

– Ты прав, Джеми. А я-то совсем забыла, – сказала Релла. – Но ты ведь их почти что не видел, верно? Они пугливые твари. За время своих странствий я видела их всего пару раз, хотя это и немудрено: они не станут совать носа туда, где приметили людей. – В темноте голос ее звучал тихо. – И все же они очень красивые, право слово.

"Малый род, кадреши , – раздался у меня в голове голос Вариена: он был возбужден, несмотря на усталость. – Это хорошо. Быть может, нам с тобой будет не так сложно отыскать их".

Мы заснули, сидя внутри этой крохотной постройки; несмотря на то что нам было куда суше обычного, здесь все-таки было сыровато, да и не слишком тепло, поэтому во сне все мы мечтали об обычных, нехитрых радостях. Казалось бы: сухо, тепло – ничего особенного; но если долгое время приходится обходиться без всего этого, то потом вновь обретенное кажется сущим раем. Проваливаясь в сон, я почти не замечала голосов, что звучали теперь непрерывно, хотя и едва слышно; должно быть, я даже улыбалась. Долгие годы я только о том и мечтала, чтобы повидать мир, вырваться из четырех стен, что держали меня в своем тесном плену. «Да, Ланен, слыхивала я, что все в конце концов возвращается на круги своя, но тебя это постигло что-то уж больно быстро», – подумала я сквозь сон.

С тех пор как я впервые покинула дом, прошло каких-то полгода.

Одной лишь этой мысли, казалось, было достаточно, чтобы согнать весь сон. Казалось...

Вариен

Я подождал, пока все уснут. Ждать пришлось недолго. Гораздо труднее было не заснуть самому: я утомился за день, а сухое одеяло так и манило. Но прошло уже так много времени, и я соскучился по своим родичам.

Вынув из мешка венец с самоцветом, я надел его на голову.

Едва самоцвет коснулся моего лба, как я почувствовал присутствие Шикрара. Мне было знакомо это чувство: он будто взывал ко мне без слов. Прежде мы оба нередко к этому прибегали, когда нам было трудно или одиноко.

«Хадрэйшикрар, брат мой, я слышу тебя. Что так тяготит тебе сердце?»

«Акхор!» – воскликнул он, и сейчас же меня подхватил водоворот чувств, заглушающих всякие слова. Поначалу я испугался: может, с Кейдрой что-то стряслось? Однако, воззвав к нему, я сейчас же получил ответ:

«Государь Акхор! Хвала Ветрам! Отец мой нуждается в тебе».

"Кейдра, что случилось? У тебя голос не лучше, чем у него. Шикрар, друг мой сердечный, умоляю: скажи, что так терзает твое сердце? Мне слышна твоя боль, и сердце мое вторит ей. Но ведь с Кейдрой все в порядке? Это... - Я вдруг замолчал, охваченный недоумением.– Шикрар, как же... что стряслось с тобою? Мне издавна известна твоя печаль, еще с юности; но сейчас она вновь заливает твое сердце кровью, словно свежая рана. Этого не может быть..."

К величайшему своему облегчению, я наконец расслышал в его ответе какой-то намек, по которому понял, что он начал приходить в себя.

«Акхор, друг мой надежный, голос твой – словно целебное снадобье для моей истерзанной души. Увы, Акхоришаан! Это из-за вызова Предков. Обряд только что завершился. Акхор... я не мог ее остановить. Йрайс... Йрайс – она говорила через меня, говорила с Кейдрой, благословила малыша Щеррока. Я слышал ее голос, ее речи, чувствовал прикосновение ее души... о любовь моя! Акхор, Акхор, это была Йрайс!»

Я опустил голову – насколько мог, несмотря на боль в голове, с каждым мигом усиливавшуюся. Шикрар обрел супружеское счастье совсем ненадолго – Йрайс скоро покинула нас. Любовь их была необычайной даже среди народа, которому не чужды подобные страсти; горе же было глубоко, точно море, и столь же беспредельно.

«Не знаю, что и сказать, преданный и сердечный мой друг. Могу ли я что-нибудь сделать?»

«Нет, Акхор, не бойся за меня. Я начинаю приходить в себя. Но, увы! рана моя никогда не излечится!»

Я был бы до крайности поражен его душевной мукой, если бы не знал, насколько глубока была любовь Шикрара и как долго он был охвачен горем после гибели своей возлюбленной. Я мог лишь назвать его по имени, без слов давая ему понять, что дружба моя всегда с ним, пытаясь успокоить его. Счастье, что его испытание вызовом Предков было позади, ибо как только большая часть его горя прошла, едва он почувствовал прикосновение моего разума и ощутил поддержку собственного сына, удостоверился в нашей любви, в крепкой дружбе – его тут же охватил сон, ласковый, но неминуемый.

"Да принесет сон ему исцеление, - произнес я негромко, обращаясь к Кейдре. – Много ли ты узнал об исходе обряда Вызова, прежде чем..."

Я почувствовал, как Кейдра невесело улыбнулся.

«Не беспокойся об этом, государь Акхор... Прости, мне следует величать тебя – государь Вариен».

Я тоже улыбнулся.

«Я отзываюсь на оба имени, Кейдра. Ланен частенько зовет меня Акором, даже не осознавая этого. Все-таки долгое время меня величали именно так».

«А мать моя, да упокоится душа ее в объятиях Ветров, покинула нас давным-давно. Не бойся говорить со мною об этом. Я был удивлен, услышав ее голос: она назвала меня по имени. Акхор, она помнит! И рада безмерно, что ей удалось мысленно узреть своего внука Щеррока. Однако в отличие от отца я ничуть не удручен. Вызов Предков прошел небывало, спору нет. Сам Кеакхор пробудился, чтобы пообщаться с нами. Но, увы! в словах его не было утешения. Этот остров никогда прежде так не буйствовал, а Кеакхор, хоть и немало путешествовал, не знает места, куда мы могли бы переселиться. Он даже предположил, что Кол-ар – наш дом по праву – взывает к нам, чтобы мы вернулись...»

«После всего того, что случилось за последнее время, Кейдра, это меня не удивит. Кантри вновь в Колмаре! Это было бы чудесно».

«Это может обернуться бедой, Акхор. Не все наши родичи восприветствуют такое решение».

"А я и не надеюсь на это, - отвечал я.– И все же напомни им от моего имени, Кейдра, что земля эта обширна. Живя на своем маленьком островке, мы позабыли, насколько необъятны просторы Колмара. Нас ведь и так мало, и те, кто сторонятся соседства гедри, не сумеют выжить".

«Ах, повелитель, как все же нам недостает твоей мудрости! Всем, не только моему отцу. Я передам им, государь Вариен. И одно соображение по поводу твоей госпожи, Ланен, Марановой дочери. Знал ли ты, что Кеакхор когда-то избрал себе имя – Запредельный Скиталец? На древнем наречии имя его звучит – КеакхорКайлар!»

"Я скажу об этом Ланен, когда она проснется, - ответил я с улыбкой.– Ее это порадует... Прости меня, Кейдра, у меня ужасно болит голова. Как ни печально, но я вынужден проститься. Передай мое почтение отцу, когда тот проснется".

«Передам, Акхор. И не грусти так. Может статься, ты увидишься с нами гораздо раньше, чем мы все ожидаем!»

Я снял с головы венец и приложил ладони к голове. Это помогло – боль довольно быстро прошла. Я был очень утомлен и все же, прежде чем уснуть, обратился к Ветрам, моля, чтобы Шикрар, проснувшись, все же нашел возможность оградить себя временем и расстоянием – сейчас же пока он был этой возможности вновь лишен.