Текст книги "Время, взятое взаймы"

Автор книги: Элизабет Тюдор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

По пробуждении Шэн увидел рядом с собой мужчину в халате, но не доктора Чуна. Этот был пожилым и седовласым, с морщинистым лицом и безмятежными черными глазами. Углубившись в чтение, незнакомец не заметил пробуждения больного, да тот и не хотел ставить его в известность. Прикрыв веки, Ян украдкой стал наблюдать за врачом. Для начала необходимо было оценить ситуацию, а для этого требовалось время.

В голове Шэна царил какой-то сумбур. Он не знал, о чем ему следовало думать сперва. Столько мыслей витало в голове, но ни одна догадка не могла объяснить происшедшего с ним. Попытка побега сорвалась, и после того, как его связали, вряд ли ему удалось бы повторить это в ближайшее время. Для того, чтобы обрести свободу, надо было завоевать доверие окружавших его людей. Ян понимал это, но ему почему-то не хотелось говорить с ними.

Пожилой мужчина подошел к койке, приложил пальцы к запястью пациента и прощупал пульс. Затем приоткрыл его веко и карманным фонариком осветил глаз. Юноша встрепенулся от неприятного ощущения, и доктор, выключив фонарь, отошел от него. Поморгав несколько раз и избавившись от неприятного ощущения, Шэн недружелюбно посмотрел на незнакомца.

– Здравствуй, Ян Ли. Я доктор Нома, отныне твоим

лечением буду заниматься я.

Юноша ничего не ответил, и психиатр принял его молчание за неприязнь. В тот день ему не удалось разговорить Шэна, да и в последующие дни тоже. Ян отказался принимать пищу, ни с кем не разговаривал и днями напролет предавался размышлениям и сну, которые, впрочем, не принесли ему ни свободы, ни сил. Чувство тоски по дому и родным мучительно сказывалось на его состоянии, и причиною всему происшедшему с ним была жестокость императора Циня Шихуанди.

На третий день голодовки упрямец сломился и согласился поесть. Руки Яну не развязывали даже во время еды, и медсестра, приносившая пищу, сама накормила его. Горячий куриный бульон и ломоть хлеба не понравились Шэну, но после продолжительного голодания он не стал говорить об их вкусе. Медсестра заулыбалась, довольная тем, что ей наконец-то удалось накормить пациента. Подумав, что у женщины, болтливой по природе, можно выведать многое, Шэн заговорил с ней.

Медсестра, по имени Кумико, была чуть старше той, с которой юноша познакомился по прибытии сюда. На ней были такой же халат и шапочка, но внешность этой была более привлекательной.

– Кто посылает тебя сюда с едой? – был его первый

вопрос.

– Никто, эта моя обязанность.

– И кто же возложил на тебя такие обязанности?

– Я медсестра и порой должна выполнять такие по

ручения.

– Что еще входит в твои обязанности?

– Ухаживать за больными, следить за их самочув

ствием, выполнять поручения врачей и прочее...

– Как ты думаешь, я все еще болен?

– Я этого не знаю. Почему бы тебе не спросить об

этом доктора Нома?

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Я не вправе говорить тебе этого, только доктор...

– Он мне не нравится.

– Почему?

– Он говорит больше, чем думает.

Женщина удивленно приподняла бровь.

– По-твоему, он должен больше думать?

– Да, человек, который способен думать, менее

болтлив.

– Я это учту.

– Это правило не распространяется на женщин.

– Это почему же?

– Сколько бы они не думали, они все равно... – Ян

внезапно запнулся, осознав, что своей речью может обидеть собеседницу и лишиться ее доверия, а значит, упустить информатора.

– ...они все равно сболтнут лишнее? – докончила

Кумико изречение пациента.

Шэн покраснел, но подумав, что молчание только подтвердит предположение женщины, добавил:

– Я не это имел в виду.

Медсестра рассмеялась, и ее красивое лицо осветила очаровательная улыбка.

– Знаешь, Ян, я не так уж глупа и понимаю многое.

Но я не держу на тебя зла. За многие годы мне довелось увидеть здесь разных людей, и, признаюсь, более странного, чем ты, я еще не встречала.

– Сколько же лет ты здесь живешь?

– Живу? Я здесь только работаю.

– Работаешь?

– Да, и получаю за это жалование.

– И кто же тебе платит – император?

Кумико опять рассмеялась.

– Ян, в каком же веке ты живешь? Времена импе

раторов уже давно прошли. Народ сейчас сам избирает себе главу государства.

Шэн был потрясен услышанным.

"Мятеж! Наверняка У Гуан спасся из рук солдат и поднял восстание, подумал юноша. – Но как ему удалось совершить переворот в столь кратчайшее время? А может, времени прошло слишком много?"

– Как долго я пребываю здесь?

– Где-то около недели... наверное... Я точно не

знаю.

– Когда же Гуан успел поднять бунт? – спросил

Шэн скорее себя, нежели собеседницу.

– У Гуан? Ты его имел в виду?

– Ты его знаешь? – поразился пациент.

– Конечно! Кто же его не знает? Он ведь наш на

циональный герой. Они вместе с Лю Баном и еще кем-то, точно не помню, подняли восстание и свергли с престола династию Цинь.

"Лю Бан? – задумался Ян, и вспомнил слова У Гуана, прежде чем они расстались, – ...там тебя встретят наши люди – Кай и Лю... Вероятно, он один из повстанцев".

– И что же произошло потом?

Медсестра положила миску на поднос и собралась уйти.

– Постой, Кумико, расскажи мне, что произошло

потом?

– Лучше спроси, чего только не произошло?

шутливо отозвалась та. – Я не историк, Ян, и вряд ли смогу пересказать тебе историю тысячелетий, – она подошла к двери. – Прости, у меня сейчас нет времени на разговоры, когда принесу тебе ужин, тогда и продолжим беседу.

Она ушла, оставив юношу в смятении и тревоге. Он был потрясен, шокирован и просто сражен услышанным. Однако, подумав немного, решил не воспринимать слова Кумико всерьез, так как к слабому полу он не питал большого доверия. Она могла все выдумать про Гуана, бунт и падение династии Цинь, и причину ее лжи Ян видел в его первоначальном отзыве о женщинах. Возможно, вся эта история была нарочно выдумана Кумико в отместку за его неуважительное отношение к слабому полу.

Вскоре после ухода медсестры к больному наведался лечащий врач. Узнав от Кумико об их разговоре, доктор надеялся на такое же откровение и с ним.

Ян не симпатизировал этому человеку, однако болтливость его в сложившейся ситуации могла сыграть ему на руку. Юноша больше не притворялся спящим, не отворачивался от доктора, и даже приложил усилие, чтобы улыбнуться ему. Такое отношение пациента пришлось по душе Номе и сев возле койки, он первым начал разговор:

– Рад видеть тебя в хорошем настроении, Ян. На

верное, ты осознал, что мы не желаем тебе зла, – доктор выдержал паузу. Ну, а если между нами исчезли прежние барьеры, надеюсь, ты будешь откровенен и немного расскажешь о себе?

– Согласен, но сперва попрошу вас ответить на мои

вопросы.

– Я слушаю.

– Вы знаете У Гуана?

– Гуана? Нет, что-то не припомню... или постой...

кажется, я читал о нем в детстве... Да-да, я точно помню это имя... Сдается мне, что он был одним из вождей повстанцев, поднявших мятеж.

Шэн невольно охнул. Огорчение и разочарование запечатлелись на его лице.

– А Лю Бана вы тоже знаете?

– Да, конечно! Это же основатель династии Хань.

– Ага! Значит, снова правит император?! – восклик

нул Ян, полагая, что раскрыл ложь медсестры.

Психиатр не удивлялся вопросам пациента, он просто слушал и делал для себя выводы.

– Императора больше нет. Мы, простые люди, из

бираем среди нас главу республики, который правит на протяжении определенного срока.

Эта новость должна была бы обрадовать Шэна. С падением империи люди освободились от рабства и гнета. Однако все эти события не могли произойти за неделю и случившееся просто не укладывалось у него в голове.

"История тысячелетий! – промелькнуло в мыслях юноши. – Но как это возможно? Нет, наверняка я сплю и все это лишь мне грезится ... Да-да, скорее всего я потерял сознание и окружающее меня всего-навсего видение. А может быть я умер?" – последнюю мысль он произнес вслух.

– Нет, что ты... Ты жив! И уже идешь на поправку.

Лицо Яна помрачнело. Сдавалось, что эта новость его огорчила. Теперь он и вовсе запутался в своих мыслях, и прояснить ситуацию могла лишь свобода, которой он был лишен.

– Если я здоров, тогда почему меня содержат здесь

взаперти, да еще и связанным?

– Ты ведь хотел бежать.

– Я не убегал, а уходил. Как свободный человек, я

имею право перемещаться туда, куда пожелаю.

– Что верно, то верно, но есть еще одна причина,

по которой мы не можем тебя отпустить. Дело в том, что... – доктор умолк, подумав, что не стоит душевнобольному говорить о его недуге, и продолжил, придумав иную причину: – ... дело в том, что вначале тебе следует ответить на некоторые мои вопросы и уж потом я решу, здоров ты или нет.

– Только и всего?

– Нет, есть еще одно... твои ранения. По закону та

кого вида ранения должны быть засвидетельствованы полицией.

Юноша с непониманием посмотрел на врача.

– Ты должен рассказать правду некоторым людям о

том, кто, когда, и при каких обстоятельствах ранил тебя?

– Я уже поведал об этом доктору Чуну.

– Тебе придется еще раз рассказать об этом, и не

только полицейским, но и мне. Полагаю, я удовлетворил твое любопытство и ответил на все интересующие тебя вопросы. Теперь настал мой черед задать их тебе....

Ян, сознавая, что не имеет выбора, собрался с мыслями и начал пересказ с того самого дня, когда его отец высказал императору протест относительно уплаты нового поземельного налога. Он поведал о решении старейшин, своем побеге, казни родных, погоне и наконец ранении.

– ...этот негодяй обрубил мне косу вместо головы,

потом я, по-видимому, потерял сознание, а когда очнулся, обнаружил себя в этой больнице.

Доктор молча дослушал пациента и пришел к решению, что с сотрудниками полиции ему говорить не было необходимости. Безусловно, он не поверил в историю Шэна и оценил его состояние как тяжелое, а значит, не могло быть и речи о выписке. На вопрос больного об освобождении врач заявил, что прежде ему необходимо посоветоваться с другими специалистами. Нома ушел, оставив пациента в тревоге. Что-то подсказывало Яну, что он еще не скоро выберется оттуда, и его опасения сбылись.

На следующий день доктор Нома привел с собой коллегу и попросил Шэна рассказать и ему обо всем приключившемся с ним. Выслушав историю юноши, доктор Хо шепнул что-то лечащему врачу и ушел. В тот день Кумико была необычно молчалива и пациент увидел в этом плохое предзнаменование.

Обещанную свободу Шэн не получил и по истечении недели. Нома приводил с собой все новых врачей, желающих послушать невероятную историю Яна Ли. Через неделю раны больного зажили и с него окончательно сняли повязки. Однако выздоровление не принесло ему свободы.

– Если я поправился, почему меня все еще держат

тут? – спросил юноша у доктора Чуна.

– Этого я не могу сказать.

– Почему?

– Я не практикуюсь в области психиатрии. Спроси

лучше доктора Нома.

– Так, значит, это по его вине я торчу здесь.

– Его вины здесь нет. Как только результаты ис

следования покажут, что ты здоров, тебя освободят.

– Но ведь я здоров, здоров, здоров!!! – яростно за

кричал юноша, пытаясь высвободиться из ремней.

– Прости, Ян, но не мне решать это...

В тот же день Нома привел с собой еще двух людей, один из них был историк, другой же известный психиатр. Вместо тихого и покладистого юноши им предстал буйный и агрессивный больной.

– Вы достаточно поспрашивали меня, а теперь я

требую, чтобы меня освободили! – в неистовстве крикнул Шэн.

– Сожалею, но это невозможно, – отказал врач.

Пока мы все не выясним о тебе, ни о каком уходе и речи быть не может.

– Но ведь вы обещали...

– Я сказал это прежде, чем узнал, кто ты на самом

деле.

Шэн подумал, что его держат узником из-за бунта его семьи, потом он вспомнил о падении империи, обо всем, что довелось ему увидеть в этой полной странностей больнице и все его мысли окончательно перепутались.

– Что вы имеете в виду? – попытался юноша уточ

нить слова Нома.

– Если наши догадки верны, ты представляешь

большую ценность для науки.

– Ценность? Вы намереваетесь требовать с меня

выкуп?

– Нет, мы намереваемся лишь исследовать тебя.

– Если я позволю вам сделать это, вы отпустите ме

ня?

– Конечно! – вмешался в разговор профессор Эйн.

– И не стоит так тревожиться из-за пустяков. Мы только зададим тебе несколько вопросов, только и всего!

– Что же еще вы хотите узнать? Я рассказал все о

себе и не единожды.

– Думаю, ты должен будешь повторить сказанное

еще много раз, – заметил Ин Шао, и профессор подарил ему укоризненный взгляд.

Профессор Юн Эйн был лет пятидесяти, худощавым и низкорослым, с непримечательными чертами лица. Несмотря на свою заурядную внешность, он был незаурядной личностью. Он работал области психиатрии более двадцати пяти лет, славился как один из лучших психиатров страны.

Историк Ин Шао, в отличие от уравновешенных и спокойных медиков, был более энергичным и нетерпеливым человеком. Его маленькие живые глаза так и сверлили окружающих, словно пытаясь выведать у них самые потайные мысли. Он был симпатичным, подтянутым и намного выше ростом профессора Эйна. Перед тем, как войти в палату больного, поверх строгого и модного костюма Шао накинул белый халат, и показался пациенту одним из медиков.

Поразмыслив, Ян сделал вывод, что из рук медиков без хитрости ему не спастись.

– Хорошо, я расскажу вам все, что вы пожелаете,

если только вы пообещаете выполнить мои требования.

Он высказал два пожелания: вернуть ему одежду и развязать руки. Доктор Нома принял его условия, дав слово выполнить их на следующий день.

– А теперь ответь, видел ли ты когда-нибудь эти

предметы?

Нома положил на стул дипломат и, достав оттуда зеркало, обрамленное в белую пластмассу, преподнес его к пациенту. Никогда не видя прежде своего отражения в зеркале, тот вздрогнул и зажмурил глаза. Его реакция изумила присутствующих!

– Ян, открой глаза.

– Нет!

– Тебе ничего ни грозит. Это всего лишь твое от

ражение.

Юноша не сразу открыл глаза, боясь, что все это было проделками злого духа. Когда наконец первое волнение прошло и он посмотрел в зеркало, все тревоги остались позади. Доктор еще много чего показал Шэну на картинках в книге. Некоторые предметы были знакомы ему, о других же он не имел ни малейшего представления. Историк записывал слова Яна на диктофон, скрытый во внутреннем кармане пиджака, планируя заняться более глубоким исследованием.

Посетители покинули палату, и Ян после стольких переживаний забылся сном.

На следующий день Шэн ожидал исполнения своих требований, однако Нома придумал очередную отговорку, дабы не выполнить их. И тогда он решил претворить в жизнь свой изначальный план – побег!

В его палату ежедневно приходили медсестра Кумико, санитар Ван и незнакомцы, сопровождаемые лечащим врачом. Шэн знал обычное время их прихода и рассчитывал осуществить побег во время посещения санитара Вана. Нет, этот молодой человек не собирался помочь Яну бежать, ему нужна была лишь униформа работника больницы. Главной проблемой было освободиться от ремней...

Медсестра накормила подопечного и удалилась, вслед за ней должен был прийти санитар, и у Шэна было всего-навсего несколько минут, чтобы разорвать ремни.

Ченг, старший брат Яна, некогда учил его разрывать путы, и у него это неплохо получалось. Однако разорвать веревки было гораздо легче, чем кожаные ремни. За время своего заключения Ян детально изучил расположение пут – они окольцовывали железные трубы койки и закреплялись застежками на запястьях.

Юноша сосредоточился, намереваясь освободить сперва правую руку. Собрался с силами и резко дернул руку вверх, однако кожаные путы оказались слишком плотными. Он повторил свою попытку несколько раз, но ничего не вышло. Раздосадовавшись, юноша заметался в постели, потом внезапно притих, словно услышав возле себя голос старшего брата.

"Ты слишком торопишься, – вспомнил он слова, некогда сказанные Ченгом. Расслабься... сосредоточься, и соберись не только с силами, но и с мудростью..."

Ян глубоко вздохнул, успокоил расшатавшиеся нервы, сконцентрировал свое внимание на ремне и сделал рывок...

Больничная койка, не устояв на роликах от сильного скачка, грохнулась на пол. Матрац, подушка и одеяло – все упало с койки. Придя в себя после падения, Шэн обнаружил, что рука его высвободилась. Торопливо развязав все ремни, он поднялся на ноги и вернул кровати прежнее положение. Подправил матрац и прикрыл подушку одеялом, имитировав свое присутствие в постели. Подошел к двери и стал дожидаться прихода санитара. Тот, как и полагал Шэн,

явился спустя несколько минут.

– Ян, ты уже спишь? Тебе пора... – санитар умолк,

завидев отсутствие больного в постели, кинулся к выходу, чтобы сообщить о побеге, и встретился визави с пациентом.

– Ян, клянусь, все, что я говорил, было лишь шут

кой, не больше, – в паническом страхе затараторил Ван.

Он с первого дня неуважительно относился к больному, потешался над ним и бросался колкостями, что мучительно сказывалось на самолюбии юноши.

Шэн злорадно улыбнулся. Присел на корточки, вытянул ногу и, перекрутившись в таком положении, сбил санитара с ног. Тот, шмякнувшись на пол, жалобно захныкал. Прильнув к поверженному, Ян стиснул его сонную артерию – и тот отключился. Затем он переоделся в униформу санитара и выбрался из палаты. В коридоре в это время суток было тихо и безлюдно. В приемной на этом этаже дежурная медсестра клевала носом, а в конце коридора один из санитаров расчищал пол. Из палат, временами нарушая тишину, доносились стоны и истерический смех все еще бодрствующих душевнобольных.

Ян прошел дозорный пункт и, дойдя до пожарного выхода, побежал по лестнице. Выбежал в фойе и, умерив темп шага, направился к парадным дверям. Охрана ничего не заподозрила. Встретить здесь санитара в синих просторных брюках и тенниске было обычным делом. Их не спрашивали, куда и зачем они направлялись.

Пройдя мимо охранников, Ян вышел наружу. После двухнедельного заточения было приятно ощутить свободу, однако она не принесла ему ожидаемой радости. Мир, в который он попал, привел его в трепет, скорее даже в ужас.

Современный, динамичный, быстрый, непредсказуемый, тесный, высокий, красочный, светлый, колоритный, головокружительный – вот таким предстал Яну Ли город Гонконг, и увиденное глубоко потрясло его.

Пребывая в лечебнице, он предполагал, что мир снаружи значительно изменился, однако не мог себе представить насколько.

С одной стороны широкой улицы, выложенной мраморными плитами, возвышались гигантские, стекольно-мраморные постройки, светящиеся в темноте всеми цветами радуги. Небоскребы, тянувшиеся все выше и выше, были самых разных конструкций: закругленные, прямоугольные, разумной толщины и тоненькие, будто в них не было ничего, кроме лифта. По другой стороне той же самой улицы тянулась автомагистраль со сплошным потоком машин различной окраски, конфигураций и марок. Улицы были освещены фонарями и, несмотря на ночное время, здесь было немыслимое скопление людей, разодетых в самые невероятные одежды всевозможных цветов и фасонов. Рестораны и забегаловки манили прохожих аппетитными запахами, а из ночных клубов и диско-баров звучная музыка вырывалась наружу. Сверкающие неоновые огни аттракционов и витрин магазинов приводили в веселое ошеломление и приковывали к себе внимание людей, прогуливавшихся по знаменитой торговой улице Гонконга – Натан Роуд.

Глаза Ян Ли разбегались по сторонам, не успев разглядеть новую диковинку, он переключал внимание на другую. Он пробыл всего лишь час на улицах Гонконга, а голова его уже пошла кругом от всего увиденного. На мгновенье он даже пожалел о побеге из тихой и мирной больницы, но быстро подавив нахлынувшие на него чувства, стал продумывать свои дальнейшие шаги.

"Какая разница, куда я попал? – шагая по хорошо освещенным улицам, думал он. – Будь это повстанческий лагерь или любое другое место, я не смогу вернуться к прежней жизни... Для меня отныне все потеряно... все кончено... Я не знаю, где я.... мне не вернуть убитых родственников... не отомстить больше жестокому императору... жизнь потеряла всякий смысл... А как же продолжение рода Шэн? – спросил он сам себя. – Какая сейчас разница?... Но ведь тебя избрали старейшины... – он горестно рассмеялся из-за собственной непоследовательности. – Уж лучше бы меня казнили вместе с остальными, тогда мне не

пришлось бы пережить такое унижение..."

Мысли его прервал один из прохожих. Высокий, худощавый незнакомец, на десяток лет старше Яна, был чем-то страшно рассержен и агрессивен. Рядом с ним стояли пятеро парней примерно того же возраста.

В раздумье Шэн не заметил, как добрался до района, где постройки были менее современной конструкции. Этот контраст старого и нового, прошлого и будущего, присущий Гонконгу, вызывал в человеке ощущение, словно бы он попал из фантастического мира в минувшее тысячелетие. Здесь было менее шумно, но отнюдь не спокойно.

Шестеро местных жителей шутливо разговаривали между собой, когда, оступившись о скользкий после дождя тротуар, самый худой среди них рухнул на землю. Его падение и смех Яна над собственной участью попали в один момент, и прохожий воспринял это на свой счет.

– Эй, коротышка, что это так тебя рассмешило?

Шэн оглянулся, не поверив, что обращение было сделано ему.

– Чего уставился? Отвечай, когда тебя спрашивают!

Это ты надо мной смеялся?

Ян отрицательно покачал головой.

– А тогда над чем же? – прохожий скрестил руки на

груди и принял угрожающую позу.

Юноша усмехнулся, представив себе лица незнакомцев, если бы они узнали, над чем он смеялся. Улыбка Яна еще больше разозлила незнакомца, и шестеро парней мигом окружили его, вознамерившись проучить.

– Посмотрите-ка на его одежду, – тыча пальцем в

Шэна, засмеялся самый полнотелый и коренастый из них.

– Может, он сбежал из морга? – подхватил его сло

ва щуплый и костлявый юноша.

– Нет-нет, это одежда санитара! – воскликнул ба

сом самый здоровенный из недругов.

– Вонючий санитар! Небось завяз в дерьме в своей

больнице и вышел подышать, – колко бросил худощавый, и остальные дружно заржали.

Шэн поднял руку, призывая их выслушать его, и с достоинством ответил на шпильку:

– Я прощаю тебе твое оскорбительное высказыва

ние, ибо ты не ведаешь, с кем говоришь. Мне не пристало говорить с простолюдином – и посему пошел прочь с моей дороги, – он сделал царственный жест и, легонько толкнув худощавого, продолжил путь.

Однако незнакомец не позволил ему уйти, и воспользовавшись преимуществом предательски ударил его в спину. Ян покачнулся, но удержался на ногах. Этот опрометчивый поступок дорого обошелся как худому, так и его дружкам. Оскорбленный и озлобленный прохожий враждебно глянул на неприятелей. Размахнулся ногой и ударил худого в живот. Тот отлетел на тротуар и скорчился от боли. Все произошло настолько молниеносно, что приятели поверженного не успели отреагировать. Самый костлявый и решительный среди них первым набросился на Шэна. Замахнулся, чтобы ударить его по лицу, но Ян оказался проворнее и, увернувшись от удара, сам поддал противнику. Голова костлявого парня откинулась назад, и он, не удержавшись на ногах, распростерся возле своего злополучного друга. После второго удачного отпора остальные четверо дружно напали на противника.

Боевое искусство, которому Ян был обучен старшими братьями, помогло ему отбиться от неприятелей. Он изрядно поколотил их, хотя и ему досталось от здоровяка, который был вдвое выше и сильнее Шэна. Остальные пятеро недругов больше не риско

вали приблизиться к драчуну и только со стороны болели за своего приятеля. Здоровяк, несмотря на многочисленные побои, был решительно настроен покорить своего противника.

Где-то вблизи послышался вой сирены, и совсем недавно проявляющие отвагу уличные хулиганы словно трусливые зайцы пустились наутек. Здоровяк также бросился прочь оттуда, и Шэн остался наедине с полицией. Двое крепких мужчин в форме подбежали к правонарушителю, чтобы задержать его за хулиганство. Не ведая о профессии мужчин, Ян принял их за дружков недавней шайки. Когда полицейские попытались надеть на него наручники, он накинулся на них с кулаками. Не сумев по-доброму присмирить подростка, они применили дубинки. Осознав, что преимущество было на стороне незнакомцев, Ян решил убежать, но блюстители закона пресекли его попытку. Повалив его на землю, они наконец надели на него наручники и поволокли к патрульной машине. Юноша лягался, извивался и метался из стороны в сторону, но никак не мог вырваться из рук сотрудников полиции. Когда его все же удалось дотащить до машины, задержанный начал сопротивляться еще яростнее. Никогда не видавший так близко автомобиля и вообразив его страшно рычащим чудовищем, Ян начал психовать. Полицейские без лишних объяснений использовали свои жесткие меры и утихомирили его...

– Он тут, в девятой камере.

– Где его нашли? – спросил доктор Нома, пришед

ший в полицейский участок за своим пациентом. Его сопровождал профессор Эйн.

– Он учинил драку на улице, и патрульные, задер

жав его, привезли сюда, – сообщил полицейский-надсмотрщик. – Мы так и думали, что он тронутый.

– С чего это вы так решили?

– Этот драчун, мало того, что ввязался в переделку

с уличной шпаной, но и напал на полицейских. Когда же им удалось надеть на него наручники, он не пожелал сесть в машину. Кричал что-то вроде "чудовище съест меня"... Чудак! Как будто впервые видит тачку... Потому-то его и сочли сумасшедшим.

Профессор Эйн и доктор Нома многозначительно переглянулись.

Охранник остановился у зарешеченной двери и загремел ключами. Заключенный лежал на полу, прикованный наручниками к решетке камеры.

– Зачем вы его содержите в наручниках? Он ведь и

так находится в камере, – возмутился Нома грубым обращением с задержанным.

– Его невозможно было утихомирить, вот нам и

пришлось принять меры.

Доктор вошел в камеру и, приблизившись к Шэну, присел возле него на корточки. Тот, свернувшись калачиком, неподвижно лежал на полу. Лицо его было скрыто от посторонних глаз.

– Ян, мы приехали за тобой, – положив руку на

плечо юноши, доктор легонько потряс его. – Ян, проснись...

Взор Нома упал на руки заключенного, они были в синяках и ссадинах. Он бережно приподнял голову своего пациента и вздрогнул от неожиданности. Лицо его, как и руки, было обезображено побоями, он пребывал в бессознательном состоянии.

– Что вы с ним сделали?! – сердито посмотрел

Нома на охранника.

– Я ничего не знаю. Это не я... – солгал полицей

ский. – Когда его привезли сюда, он уже был...

– Они избили его до потери сознания? Уму непо

стижимо! Он ведь всего лишь строптивый подросток, а не особо опасный преступник! – в негодовании воскликнул профессор Эйн.

– Вызовите неотложку, профессор. Надо срочно

доставить его в больницу....

Вот уже несколько недель Ян ни с кем не разговаривал. Он плохо питался и большую часть суток проводил во сне. Следы побоев, нанесенных ему сотрудниками правоохранительных органов, зажили, но неизлечимой была рана в его душе. Чувство одиночества угнетало все его существо. Он потерял родных, потерял свой мир, и был готов потерять и собственную жизнь.

За прошедшие дни даже медсестра Кумико, с которой Шэн любил поболтать, не могла разговорить его. Подавленность юноши тревожила лечащего врача, и он посчитал, что прогулка на свежем воздухе немного взбодрит больного. Чтобы предотвратить побег пациента, его руки во время прогулки приковывались железными наручниками к креслу-каталке, а в остальное время к больничной койке. Меры предосторожности оказались излишними, Ян и не стремился сбежать. Его более не интересовал окружающий мир...

Прогулки в парке больницы благотворно влияли на Шэна. Он заметно успокоился, но по-прежнему отказывался содействовать выздоровлению.

Доктор Нома, после проведения тщательного обследования, начал сомневался в том, что Ян был действительно болен. Да, он был подавлен и угнетен, отказался от всего, что связывало человека с жизнью, и все же психиатр полагал, что состояние его объяснялось недоверием окружавших людей к нему. Нома не раз задавал себе вопрос: "Может быть, Ян говорит правду? На свете столько необъяснимого и непостижимого человеческому разуму, и перемещение во времени и пространстве – одна из таких загадок".

Для того, чтобы проверить правдивость истории своего пациента, доктор Нома договорился с историком Шао и профессором Эйном, чтобы они созвали конференцию специалистов из разных областей науки, чтобы совместно произвести исследование над Яном Ли Шэном – "мальчиком, заблудившимся во времени".

Шао известил о загадочном мальчике известных историков и физиков. Сообщение заинтересовало ученых – и большинство согласилось принять участие в этой конференции. Профессор Эйн также выполнил свою часть обязательства, пригласив лучших психиатров Гонконга. Оставалось только сообщить пациенту о готовящемся эксперименте и склонить его к добровольному участию в нем.

Для того, чтобы поговорить на эту тему, доктор Нома выбрал для этого время прогулки. Безусловно, Ян заметил, что его спутницу Кумико в тот день сменил лечащий врач, однако он старался не обращать внимание на перемену.

Пройдясь немного по парку, доктор присел на скамейку и завел разговор о главном, но пациент не желал даже слушать его. Уставившись куда-то вдаль, он принял выражение полного равнодушия.

– Я не понимаю, почему ты так упрямишься? Я

ведь пытаюсь помочь тебе, Ян... Мы все желаем тебе только добра, задушевно говорил медик. – Если ты расскажешь о себе большему кругу людей, возможно, все вместе мы найдем какой-нибудь выход.... – юноша безмолвствовал. – Ты же неглупый паренек, так почему же упорствуешь? Будь же благоразумен... Ну, поедем завтра на конференцию? – спросил он, и получил в ответ молчание.

Нома выдержал продолжительную паузу, надеясь, что пациент даст свое согласие, однако тот все так же помалкивал. Доктор думал, что Ян заговорит хотя бы для того, чтобы отказаться, но он никак не предполагал встретить холодное равнодушие. Казалось, юношу столько времени убеждали в том, что он безумен, что тот в конце концов поверил в это, и ныне желал лишь одного покоя.

Конференцию отложили на неделю, так как Шэн все еще упрямо молчал.

– Постарайтесь быть ему другом, а не просто леча

щим врачом, – беседуя с Номой, предложил ему профессор Эйн.

– Другом? Пациенту?

– Верно. Снимите с него оковы, и вы возвыситесь в

его глазах.

– Но, профессор, он ведь убежит!

– Не думаю. Судя по его состоянию, он не распо

ложен к побегу. Зачем ему это повторять?! Ян уже видел мир вне стен лечебницы и, очевидно, он не пришелся ему по душе.

– Вы полагаете, он разочарован?

– Конечно же! Представьте себя на его месте. Вы

внезапно попадаете на две тысячи двести лет в будущее и вас окружают люди, которые лишают вас свободы и обращаются как с безумцем.