Текст книги "Обман"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Вряд ли он обрадуется ее желанию вмешаться в его взаимоотношения с местной полицией. До Барбары вдруг дошло, насколько самонадеянна она была в своей уверенности, что у Ажара возникнет необходимость в ее посредничестве. Он интеллигентный человек – университетский профессор, а поэтому должен был понимать, во что собирается ввязаться. А может, и нет?

Барбара, водя пальцем по запотевшей поверхности стакана, вспоминала: все, что ей известно о Таймулле Ажаре, она узнала из разговоров с его дочерью. Когда однажды Хадия сказала: «Вчера вечером папа был на занятиях», она решила, что он студент. Вряд ли на нее повлияло сложившееся убеждение, что выходцы из Азии приезжают в Англию лишь для учебы. Он выглядел как студент. Поэтому, когда Барбара узнала, что он профессор микробиологии, ее удивление скорее подогревалось желанием узнать его возраст, чем фактом, что стереотипы имеют исключения. Ему было тридцать пять, и он был на два года старше Барбары. В это было трудно поверить, поскольку выглядел он лет на десять моложе.

Возраст возрастом, но Барбара понимала, что существует некая naivete,[9]9
  Наивность, простодушие (фр.)


[Закрыть] сопутствующая профессии Ажара. Наука, которой он занимался, создавала вокруг него некую башню из слоновой кости, защищавшую от реальностей повседневной жизни. Все его мысли и заботы были сосредоточены на лабораторных экспериментах, лекциях и недоступных для понимания простых смертных публикациях в научных журналах. Тонкости полицейского расследования будут для него настолько же непонятными и странными, насколько непостижимыми и диковинными ей покажутся бактерии, которые можно разглядеть только под микроскопом. Университетская жизнь – с ней Барбаре пришлось столкнуться при расследовании одного из дел прошлой осенью в Кембридже – не имела ничего общего с работой полиции.

В ее профессии внушительный список опубликованных работ, участие в конференциях и наличие ученой степени не имели такого значения, как опыт и чутье при расследовании убийств. Ажар, без сомнения, поймет это на первой же минуте разговора с руководителем оперативно-следственной группы, если, разумеется, захочет.

Желание узнать, кто ведет расследование, заставило Барбару вновь взять газету в руки. Она принялась за чтение второй связанной с убийством статьи на третьей полосе и узнала нужное ей имя из первого же абзаца. Вся публикация была посвящена руководителю оперативно-следственной группы: впервые расследование было поручено женщине.

Ее звали Эмили Барлоу, должность старшего инспектора уголовной полиции она получила совсем недавно. «Бывает же такое», – пробормотала под нос Барбара, и по ее лицу разлилась широкая улыбка, стоило ей прочитать это имя. Ведь все три курса в школе следователей в Мейдстоне она проучилась, сидя за одним столом с Эмили Барлоу.

Это хорошее предзнаменование, решила Барбара, просвет в тучах, весточка от Бога или, кому как нравится, послание, горящее красными неоновыми буквами на следующей странице книги ее судьбы. Дело было не только в том, что знакомство с руководителем группы Эмили Барлоу открывало доступ к расследованию, эта встреча была для нее очень кстати, поскольку давала надежду, что неожиданно подвернувшееся участие в дознании, а главное – опыт, который она здесь приобретет, послужат как нельзя лучше ее продвижению по службе. Барбара была уверена, что не родилась еще женщина более компетентная, более пригодная для работы в уголовном розыске, чем Эмили Барлоу, и понимала, что за неделю работы рядом с ней сможет узнать намного больше, чем написано во всех учебниках по криминологии.

В школе следователей Эмили за глаза называли Ищейка. В мире, где мужчины продвигаются вверх по служебной лестнице лишь потому, что они мужчины, Эмили прокладывала путь к чинам в уголовной полиции, потому что ни в чем не уступала представителям противоположного пола.

«Сексизм?[10]10
  Сексизм – дискриминация по половому признаку (в особенности дискриминация женщин).


[Закрыть] – переспросила она однажды вечером (они с Барбарой в это время тренировались на беговой дорожке) и продолжила, не сбавляя темпа: – Когда мужики поймут, что ты прищемишь им яйца, если они поведут себя не должным образом, то они и не рискнут. Неправильное поведение, вот как это называется, а не сексизм».

Она работала, имея перед собой четкую цель: получить должность начальника полиции. Поскольку Эмили Барлоу в тридцать семь лет уже имела чин старшего инспектора уголовной полиции, Барбара была уверена, что поставленной цели она обязательно достигнет.

Барбара торопливо доела и расплатилась, одарив Сузи щедрыми чаевыми. Она чувствовала себя намного лучше, чем в предшествующие дни; снова оказавшись в своей «мини», она повернула ключ в замке зажигания, и мотор взревел. Она должна найти Хадию и ее отца; это необходимо для того, чтобы не дать Таймулле Ажару переступить черту, за которой его могут ждать неприятности. А наградой за ее усилия будет возможность наблюдать, как работает Барлоу-Ищейка, надеясь, что частицы звездной пыли, окружающей блистательного старшего инспектора, возможно, осядут и на ее сержантских погонах.

– Инспектор, хотите, я пришлю вам в помощь Приели?

Услышав по телефону этот каверзный вопрос, старший инспектор уголовной полиции Эмили Барлоу прикинула в уме, как следует ответить на него начальству. Истинный смысл вопроса был следующим: «Сможете ли вы утихомирить этих пакистанцев? Если нет, то у меня найдется другой инспектор, который сможет вместо вас справиться с этой работой». Доналда Фергюсона должны были назначить на должность заместителя начальника полиции, и он меньше всего хотел, чтобы на его гладкой до сей поры карьерной дороге вдруг появились воронки от взрывов политических страстей.

– Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, Дон. Ситуация под контролем.

Фергюсон зашелся лающим смехом.

– Двое моих сотрудников в госпитале, а стадо паков вот-вот взбесится. Не надо уверять меня, что все под контролем, Барлоу. Лучше расскажите, как обстоят дела.

– Я сказала им правду.

– Гениальный ход, – донесся с другого конца провода вкрадчивый голос Фергюсона, исполненный сарказма.

Эмили размышляла, почему в столь поздний час шеф еще на работе, ведь пакистанских демонстрантов давно разогнали, а ее начальник был не из тех, кто радуется сверхурочной работе. Она знала, что он в своем кабинете, потому что специально запомнила его номер; ей уже стало ясно, что ответы на звонки многочисленных руководителей будут частью ее новой работы.

– Поистине гениальный, – продолжал шеф. – Позвольте спросить, как по-вашему, когда он снова выведет своих на улицы?

– Если вы дадите мне еще людей, нам не придется волноваться по поводу того, что происходит на улицах, да и в других местах.

– Обходитесь тем, что у вас есть. Раз вам не нужен Приели.

Еще один надзиратель? Ну уж нет, только не это.

– Мне не нужен Приели. Мне необходимо создать видимость присутствия полиции на улицах. Мне нужны полицейские.

– Что вам нужно, так это настучать кому следует по голове. Если вам это не под силу…

– Обеспечение порядка на улицах не входит в мои обязанности, – резко прервала его Эмили. – Мы здесь для того, чтобы расследовать убийство, и семья убитого…

– Позвольте вам напомнить, что семейство Маликов, если быть точным, – это не семья Кураши, несмотря на то что все эти люди стараются держаться вместе.

Эмили вытерла пот со лба. Она всегда считала Доналда Фергюсона задницей, причем свиной задницей, и каждая произнесенная им фраза служила подтверждением этому мнению. Он хотел сместить ее. И как можно скорее. Малейший промах – и о дальнейшей карьере можно забыть. Отвечая ему, Эмили собрала остатки терпения:

– Дон, после женитьбы он стал бы членом этого семейства.

– И вы поведали им правду. Сегодня днем они учинили черт знает что на улицах, а вы сообщили им правду, которая еще больше распалит их. Вы хотя бы понимаете, как сильно это подорвет ваш авторитет, инспектор?

– Какой смысл скрывать от них правду, ведь именно их я и хочу допросить в первую очередь! Будьте любезны, посоветуйте, как мне проводить расследование убийства, не сообщая никому о том, что именно убийство является предметом расследования?

– Не говорите со мной таким тоном, инспектор Барлоу. Что уже успел предпринять Малик? Что, кроме подстрекательства к беспорядкам? И почему, черт возьми, он еще не арестован?

Эмили не стала напоминать Фергюсону об обстоятельствах, которых он не мог не знать: толпа рассеялась, как только закончились телевизионные съемки, и задержать того, кто бросил кирпич, полиция не смогла.

– Он сделал только то, что намеревался, – ответила она. – Муханнад Малик никогда не угрожал попусту, и я не думаю, что он прибегнет к этому лишь для того, чтобы увидеть нашу реакцию.

– Благодарю вас за его характеристику. А теперь прошу ответить на мой вопрос.

– Он сказал, что пригласит кого-то из Лондона, и этот человек уже здесь. Какой-то эксперт в так называемой иммиграционной политике.

– Господи помилуй, – пробурчал Фергюсон. – И что вы ему сказали?

– Вы хотите, чтобы я повторила все дословно или просто изложила суть?

– Может, хватит толочь воду в ступе, инспектор? Если у вас есть что сказать, прошу вас, говорите прямо, а то мы и так заболтались.

У нее было что сказать, причем немало, но только не сейчас.

– Дон, уже поздно, и я чертовски устала. Здесь, наверное, не меньше тридцати градусов. Мне хочется еще до рассвета попасть домой.

– Это мы еще согласуем, – ответил Фергюсон.

Господи! Ну что за мелочный тиран! Как он упивается своим служебным положением! Он просто не может без этого. Эмили была уверена: окажись шеф сейчас в ее кабинете, он, не колеблясь, расстегнул бы молнию на брюках, чтобы доказать, кто из них двоих является мужчиной.

– Я сказала Малику, что мы связались по телефону с патологоанатомом министерства внутренних дел и вскрытие будет произведено завтра утром, – ответила она на ранее заданный вопрос. – Я сказала ему и то, что, по всей вероятности, причиной смерти мистера Кураши явилось убийство, как он сам сразу и предположил. Я сказала ему, что у «Стандарта» есть версия и они напечатают ее в завтрашнем номере. Ну как?

– Мне нравится оборот «по всей вероятности», – отреагировал Фергюсон. – Он дает возможность удерживать крышку над котлом, в котором кипят срасти. Следите за тем, чтобы все шло так, как вы наметили.

Он закончил разговор в своей обычной манере – грохнул трубку на рычаг. Эмили, брезгливо держа трубку двумя пальцами, проделала то же самое – бросила ее на аппарат.

В кабинете было нестерпимо душно. Она вытащила из пачки бумажный платок и прижала к лицу. Он мгновенно намок. Она отдала бы сейчас за вентилятор большой палец ноги. А за кондиционер – всю ступню. Так и есть, у нее осталась только одна жалкая упаковка с теплым томатным соком, но это все-таки лучше, чем ничего, когда так хочется пить. Эмили потянулась за упаковкой, проткнула карандашом фольгу и, сделав глоток, начала массировать шею. Надо заняться собой, подумала она: один из недостатков ее трудовой деятельности – в дополнение к необходимости общаться с такими свиньями, как Фергюсон, – это недостаток физических нагрузок. Будь она себе хозяйкой, она давно бы уже работала веслами на воздухе, вместо того чтобы заниматься тем, что предписывают ей должностные обязанности.

Она выбросила в мусорную корзину листок с записью последнего телефонного номера, по которому надо было позвонить, пустая упаковка из-под сока отправилась туда же. Собрав в стопку папки, она засовывала их в объемистую холщовую сумку, когда в дверях возникла одна из прикомандированных к ней женщин-полицейских с мотком факсовой бумаги в руках.

– Вот данные на Муханнада Малика, которые вы запрашивали, – объявила Белинда Уорнер. – Только что пришли из отдела полицейской разведки в Клактоне. Будете смотреть сейчас или утром?

Эмили протянула руку:

– Что-нибудь новое? Белинда пожала плечами:

– Как я поняла, он ни с кем не связан. Но это всего лишь предположения.

Эмили так и думала. Она кивком поблагодарила женщину, и та вышла. Через минуту удаляющийся стук ее каблуков по ступеням разнесся по всему плохо проветриваемому зданию, в котором располагалось управление полиции Балфорда-ле-Нез.

Прежде чем внимательно прочитать сообщение, Эмили по привычке быстро пробежала его глазами. Одно, как ей казалось, важное обстоятельство то и дело приходило ей на ум, не давая сосредоточиться: если не принимать во внимание обычные для ее шефа угрозы и собственные карьерные амбиции, необходимо признать, что городу меньше всего нужны серьезные волнения на расовой почве, которые могут вот-вот вспыхнуть из-за этого убийства. Июнь – начало туристического сезона, городские жители едут к морю, к тому же у людей появилась надежда, что длительный период депрессии наконец-то заканчивается. Но о каком наплыве туристов в Балфорд может идти речь, если на улицах стенка на стенку идут представители разных рас? Допустить этого нельзя, и каждому бизнесмену в Балфорде это понятно. Ей предстояло разрешить весьма деликатную проблему: искать убийцу и одновременно не дать вспыхнуть этническому конфликту. А то, что Балфорд находится на грани столкновения англичан с выходцами из Азии, стало понятно после манифестации пакистанской общины с Муханнадом Маликом во главе.

Эмили столкнулась с молодыми пакистанцами в первые же годы службы в полиции. Тогда же она обратила внимание на Муханнада Малика, еще подростка. Эмили, которая выросла на улицах Южного Лондона, с детства усвоила, как вести себя в конфликтных ситуациях, которые возникали на расовой почве и часто перерастали в массовые столкновения из-за того, что кто-то позволил себе отпустить шутку насчет цвета кожи. Так что, будучи простым полицейским, она обычно не церемонилась с теми, кто использовал расовую принадлежность как козырную карту в любой игре и давал волю рукам. Муханнад Малик и в шестнадцать лет был именно таким.

Она привыкла не слишком доверять его словам. Она не могла поверить, что все жизненные трудности можно объяснить принадлежностью к той или иной расе. Но сейчас надо было расследовать убийство, а убитым был выходец из Азии и, что немаловажно, жених родной сестры Муханнада Малика. Совершенно ясно, что Малик тут же связал преступление с расизмом, которым, по его утверждению, был пропитан воздух в Балфорде.

И если эта взаимосвязь будет установлена, произойдет все, чего боится Доналд Фергюсон: конфликт на морском побережье в летнее время, драки, потоки крови, – что было обещано во время творившегося днем хаоса.

Как только стало известно, что произошло в здании муниципалитета и за его стенами, телефоны в полицейском участке раскалились от панических звонков граждан Балфорда, которые были напуганы беспорядками на улицах. Позвонила и супруга мэра; результатом этого звонка был официальный запрос сотрудникам полиции, в обязанность которых входит сбор данных о тех, кто без долгих размышлений способен преступить закон. На столе перед Эмили лежало досье, собранное отделом полицейской разведки на Муханнада Малика за последние десять лет. Информация была скудной и в основном не связанной с криминалом. Невольно возникала мысль, что Муханнад в свои двадцать шесть лет, если не считать вчерашнего инцидента, образумился и не имеет ничего общего с тем задиристым подростком, который впервые попал в поле зрения полиции. У Эмили было и его школьное личное дело, и аттестат с отличными оценками, отчет о его учебе в университете, сведения о работе. Он был сыном уважаемого члена муниципального совета города, преданным супругом и отцом, имеющим двух малолетних детей, способным менеджером. Все отлично, и, если бы не одна мелочь, можно было бы считать его образцовым гражданином.

Но Эмили знала, что за такими мелочами часто скрываются невидимые на первый взгляд изъяны. Малик был известен как основатель «Джама», – организации, объединяющей молодых пакистанцев. Организация ставила целью сплотить мусульман на основе идеи превосходства народов, исповедующих ислам, над европейцами. Дважды за прошедший год «Джама» подозревалась в том, что провоцировала столкновения между молодыми азиатами и их английскими сверстниками. Одно из таких столкновений, причиной которого послужил дорожный инцидент, переросло в жестокую драку; другое произошло из-за пластиковой бутылки, которую бросил в девочку-мусульманку кто-то из ее одноклассников. Но почему-то никому не пришло в голову обвинить в этом «Джама».

Фактов было недостаточно, чтобы добраться до Муханнада Малика. Все, чем Эмили располагала, не тянуло даже на косвенные улики. И все же его крайние взгляды – а накануне он их ярко продемонстрировал – вызывали у Эмили Барлоу неприязнь к этому человеку. Прочитав досье до конца, она так и не нашла ничего, что могло бы рассеять ее подозрения.

Через несколько часов после демонстрации она встречалась с Муханнадом и человеком, которого он называл экспертом по «иммиграционной политике». В основном говорил эксперт, но присутствие Муханнада создавало напряжение, на что он, без сомнения, рассчитывал.

Он, казалось, излучал неприязнь. Отказался присесть; скрестив на груди руки, прислонился к стене и ни на мгновение не отвел взгляда от ее лица. Сохраняя выражение пренебрежительного недоверия, он, казалось, предупреждал Эмили, что в деле о смерти Кураши не потерпит никакого вранья. А она и не собиралась ему лгать… по крайней мере в главном.

Чтобы предупредить возможные провокации Муханнада и внушить исподволь, что ее согласие встретиться с ними никоим образом не связано с демонстрацией, Эмили в разговоре обращалась только к его спутнику, которого он представил как двоюродного брата Таймуллу Ажара. В отличие от Муханнада, этот человек был абсолютно спокоен, но, без сомнения, поддерживал все требования, на которых настаивала семья. Поэтому в разговоре с ним Эмили тщательно подбирала слова.

– Мы признаем факт, что смерть мистера Кураши кажется подозрительной, – обратилась она к Ажару. – Поэтому мы пригласили патологоанатома из министерства внутренних дел. Он прибывает завтра утром и произведет вскрытие.

– Этот патологоанатом англичанин? – перебил Муханнад. Было ясно, что он имеет в виду. – Он безусловно даст заключение, которое устроит англичан; едва ли этот патологоанатом посчитает серьезным делом смерть азиата.

– Мне неизвестна его национальность.

– На какой стадии находится расследование? – Таймулла Ажар обладал какой-то особой манерой разговаривать: его речь звучала вежливо, но уважения к собеседнику не ощущалось. Как ему это удается? – подумала Эмили.

– Поскольку смерть показалась нам подозрительной, место, где был обнаружен труп, охраняется полицейскими, – ответила Эмили.

– А где это?

– Дот у подножия скалы на Незе.

– Вы уже установили, что он умер именно в доте?

Соображал Ажар на редкость быстро, что Эмили отметила с некоторой долей восхищения.

– Пока еще мы ничего не установили окончательно, кроме того, что он мертв, и…

– И вам потребовалось всего шесть часов для того, чтобы проделать такую огромную работу! – не сдержался Муханнад. – Представляю себе, как бы взмокли полицейские задницы, если бы цвет мертвого тела был белым.

– …И, по мнению пакистанской общины, это, вероятнее всего, убийство, – закончила Эмили.

Она ждала реакции Малика. Ведь он кричал это в течение всех тридцати четырех часов, прошедших с момента обнаружения трупа, и она не могла воспрепятствовать ему в проявлении его мстительного превосходства. Он не заставил себя долго ждать.

– Как я и говорил, – с торжеством объявил он. – И если бы я все время не стоял у вас над душой, уверен, вы объявили бы, что это несчастный случай.

Эмили почувствовала облегчение. Этот азиат хотел втянуть ее в спор. Словесная перепалка с сотрудником, ведущим расследование, сыграла бы для его собратьев роль призыва к объединению.

А вот беседа, в ходе которой скрупулезно обсуждались бы выявленные факты, была для них гораздо менее полезной.

Пропустив мимо ушей язвительное замечание, она сказала, обращаясь к его кузену:

– Следственная группа вчера примерно в течение восьми часов обследовала это место. Они собрали улики и направили на анализ в лабораторию.

– И когда ожидать результатов?

– Мы предупредили их, что это дело первостепенной важности.

– А как Хайтам умер? – вмешался Муханнад.

– Мистер Малик, дважды я пыталась объяснить вам по телефону, что…

– Вы хотите заставить меня поверить, что вы все еще не знаете, как был убит Кураши? Ведь ваш судмедэксперт уже осматривал тело. А по телефону вы сообщили, что и сами видели его.

– Да, но осмотр тела ничего не дал, – раздражаясь, сказала Эмили. – Ваш отец может это подтвердить. Его пригласили для опознания, и, уверяю вас, он знает столько же, сколько и мы.

– Мы правильно поняли: он убит не из огнестрельного оружия? – тем же спокойным голосом спросил Ажар. – И не ножом? И не задушен ни струной, ни веревкой? Понятно, что использование любого из перечисленных орудий убийства оставляет следы на теле.

– Мой отец сказал, что он видел только лицо Хайтама, да и то с одной стороны, – сказал Муханнад и добавил: – Отцу позволили лишь взглянуть на его лицо. Тело было покрыто простыней, которую на несколько секунд отдернули до подбородка. Вы скрываете что-то, связанное с этим убийством? Ведь так, инспектор?

Эмили налила себе воды, предложила мужчинам. Они оба отказались, что было весьма кстати, поскольку все, что было в кувшине, она вылила в свой стакан, и ей очень не хотелось посылать кого-то за следующей порцией. Она сделала несколько жадных глотков, вода противно отдавала железом, на языке остался неприятный привкус.

Она ответила, что ничего не утаивает, поскольку на начальной стадии расследования и скрывать-то, по сути, нечего. Пока известно только, что смерть наступила между половиной одиннадцатого и половиной первого ночи с пятницы на субботу. Прежде чем сделать заключение о том, что причиной смерти может быть убийство, патологоанатом определил, что смерть наступила не в результате самоубийства и не в результате несчастного случая. Это все…

– Чушь собачья! – Другого Эмили от Муханнада и не надеялась услышать. – Если вы можете утверждать, что это не самоубийство, не несчастный случай, и считаете это «по всей вероятности, убийством», так неужели вы рассчитываете убедить нас, что вам неизвестно, как именно он был убит?

Эмили терпеливо объяснила, обращаясь к Таймулле Ажару и проигнорировав реплику Муханнада, что все, живущие вблизи Неза, были опрошены бригадой детективов, которые старались выяснить, кто что видел или слышал в ночь смерти мистера Кураши. Кроме того, на месте убийства были произведены необходимые следственные действия, одежда покойного и образцы кожной ткани отправлены на исследование в лабораторию, пробы его крови и мочи будут подвергнуты токсикологическому анализу…

– Да она нас морочит, Ажар!

Эмили не могла не оценить наблюдательность Муханнада. Он соображал так же быстро, как его брат.

– Она не хочет сказать нам, что произошло. Если бы мы знали, то снова вышли бы на улицы и не ушли до тех пор, пока не добились бы справедливости. А этого, поверь мне, они как раз и не хотят допустить накануне отпускного сезона.

Ажар поднял руку, останавливая Муханнада.

– А фотографии? – спокойно обратился он к Эмили. – Вы ведь фотографировали тело?

– С этого начинается любое расследование. И не только тело, но и место преступления, самым тщательным образом.

– А вы не сможете показать нам эти фотографии?

– Боюсь, что нет.

– Почему?

– Поймите, раз мы признали, что причиной смерти является убийство, мы не можем допустить утечки информации, пока идет расследование. Это обязательное условие.

– И все-таки информация просачивается в печать и на телевидение, – напомнил ей Ажар.

– Случается, – подтвердила Эмили, – но не по вине следствия.

Ажар смотрел на нее своими большими карими умными глазами. Не будь в кабинете так мучительно жарко, она заметно покраснела бы под этим проницательным взглядом. А сейчас жара обеспечивала ей алиби. Лица всех, кто находился в этом здании – кроме мусульман, – были красными от духоты и зноя, и поэтому пылающие щеки не выдали ее.

– В каком направлении вы будете вести работу? – наконец спросил он.

– Мы ждем, когда пришлют все материалы. Все, кто был знаком с мистером Кураши, будут считаться подозреваемыми. Мы начнем допрашивать…

– Всех цветных, – уточнил Муханнад.

– Я так не сказала, мистер Малик.

– А вам и не надо этого говорить, инспектор. – Называя ее чин, он добавил вежливости своему голосу, чтобы хоть немного разбавить презрение, которое он к ней испытывал. – Ведь у вас нет ни малейшего желания искать убийцу среди белых. Если бы вы могли действовать по собственному усмотрению, вы, вероятнее всего, вообще не стали утруждать себя и считать эту смерть убийством. И не пытайтесь оправдываться. Я имею кое-какой опыт в том, как полиция относится к преступлениям, совершенным в отношении представителей моего народа.

Эмили не отреагировала, и Таймулла Ажар сделал вид, что не слышал, о чем говорил его кузен. После короткой паузы он произнес:

– Поскольку я не был знаком с мистером Кураши, могу я хотя бы посмотреть фотографии тела? Это будет для моей семьи убедительным доводом в пользу того, что полиция ничего не скрывает.

– Мне очень жаль, но это невозможно, – повторила Эмили.

Муханнад кивнул с такой миной на лице, будто именно такого ответа он и ожидал. Обращаясь к кузену, он сказал:

– Пошли отсюда. Мы попусту тратим время.

– Думаю, что нет.

– Пошли. Все это бесполезно. Она не имеет ни малейшего желания нам помочь.

Ажар задумчиво посмотрел на Эмили:

– Так значит, вы не хотите пойти нам навстречу, инспектор?

– Каким образом? – настороженно спросила Эмили.

– Давайте согласимся на компромисс.

– Компромисс? – мгновенно отозвался Муханнад. – Нет, Ажар, только не это. Да если мы пойдем на компромисс, все кончится тем, что мы терпеливо будем сидеть и ждать, пока они раскроют преступление, а смерть Хайтама будет забыта…

– Брат, – предостерегающе сказал Ажар, взглянув на него. Он впервые за время разговора посмотрел на Муханнада. – Инспектор? – вновь обратился он к Эмили.

– Мистер Ажар, при проведении полицейского расследования речь не может идти о каких бы то ни было уступках. Поэтому я не понимаю, о каком компромиссе может идти речь.

– То, что я собираюсь предложить, поможет ослабить растущую напряженность в общине.

Она решила взвесить все за и против. Возможно, он действительно может помочь удержать азиатов от выступлений. Что и говорить, сейчас это было ей просто необходимо.

– Не стану отрицать, что сейчас меня в первую очередь волнует, как поведет себя община, – осторожно начала она, надеясь понять, к чему он клонит.

– Хочу предложить вам почаще встречаться с семьей и сообщать, как идут дела. Это поможет успокоить не только членов семьи, но и всю общину. Вы согласны?

Он терпеливо ждал ее ответа. Выражение его лица было таким же непроницаемым, как и в первый момент встречи, будто он всем своим видом старался показать, что ничто – и меньше всего мирная ситуация в Балфорде-ле-Нез – не зависело от ее желания или нежелания сотрудничать. Глядя на него, Эмили вдруг поняла, что, задавая вопросы, он знал наперед все ответы и подводил к тому, чтобы предложить сейчас свой выход из ситуации, логически основанный на ее доводах. Вот они ее и переиграли. Они разыграли нечто похожее на прием «добрый коп – злой коп», и она клюнула на эту приманку, словно школьница на дешевый леденец.

– Я готова к сотрудничеству в пределах, максимально допустимых моим статусом, – ответила она, тщательно подбирая слова, чтобы не взять на себя невыполнимых обязательств. – Но в ходе проведения расследования могут возникнуть обстоятельства, мешающие мне встречаться с вами тогда, когда вы пожелаете.

– Удобная позиция, – съязвил Муханнад. – Мне кажется, пора кончать эту бодягу, Ажар.

– Боюсь, вы не совсем правильно поняли, что я имела в виду, – повернувшись к нему, произнесла Эмили.

– Оставьте, я все отлично понял, ваша цель – дать возможность любому, кто поднимает на нас руку, в том числе и убийце, выйти сухим из воды.

– Муханнад, – по-прежнему спокойно произнес Ажар, – давай дадим инспектору возможность договорить о способах сотрудничества.

Эмили лихорадочно соображала, стараясь как можно скорее найти выход из положения. Пока идет расследование, она не может связывать себя встречами, на которых ей придется контролировать каждый свой шаг, следить за каждым словом и постоянно сдерживать себя. У нее не было никакого желания вступать в эту игру. А главное, у нее не было на это времени. Этапы проведения расследования были строго расписаны, главным образом благодаря стараниям Малика, и сейчас она уже на сутки опоздала с выполнением графика. Но Таймулла Ажар, возможно сам того не сознавая, предложил ей выход.

– А согласится ли семья, если на этих встречах меня кто-нибудь заменит?

– Кто, например?

– Кто-нибудь незаинтересованный, посредник между вами – семьей и общиной – и группой, ведущей расследование.

А вы будете заниматься неотложными делами, продолжила она мысленно, внушите всем своим парням, что им надо сидеть дома, ходить на работу, а не околачиваться на улицах.

Ажар и Муханнад переглянулись. Муханнад пожал плечами.

– Мы согласны, – вставая, произнес Ажар. – Но с условием, что мы можем сменить посредника, если уличим его или ее в предвзятости или нечестности.

С этим Эмили согласилась, и они вышли из кабинета. Она вытерла мокрые лицо и затылок бумажным платком, который, мгновенно промокнув, распался на куски. Снимая прилипшие к влажной коже обрывки, она прослушала сообщения, оставленные на автоответчике. Поговорила с шефом.

Взглянув на досье Муханнада Малика, она записала в свой журнал имя Таймуллы Ажара и направила в отдел полицейской разведки запрос и на него. После этого, перекинув через плечо ремень парусиновой сумки, Эмили выключила свет. Разговор с этими двумя мусульманами был пустой тратой времени. А ведь именно время важнее всего, когда ищешь убийцу.

Барбара Хейверс отыскала наконец управление полиции Балфорда, расположенное на Мартелло-роуд – узкой, спускающейся к морю улице, стиснутой с обеих сторон домами из красного кирпича. Управление размещалось в здании, построенном в викторианском стиле, с крутой крышей, утыканной множеством труб. Ранее оно, несомненно, принадлежало одному из наиболее преуспевающих семейств города. Сейчас на старинных, с голубоватым оттенком стеклах белыми буквами было выведено слово «Полиция».

Как раз когда Барбара остановила машину перед входом, включили уличное освещение. На фоне распахнувшейся двери возникла женская фигура; в дверях женщина остановилась, чтобы поправить ремень переброшенной через плечо набитой сумки. Барбара не видела Эмили Барлоу почти полтора года, но сразу же узнала ее. Высокая, в белой блузке без рукавов и темных брюках, широкоплечая и подтянутая; четко обрисованные мышцы свидетельствовали, что спортом старший инспектор уголовной полиции не пренебрегает и по сей день. Ей, должно быть, уже под сорок, но тело как у двадцатилетней. Глядя на нее – даже с некоторого расстояния да еще в сгущавшихся сумерках, – Барбара почувствовала себя так же, как тогда, когда они вместе корпели над лекциями и учебниками. Уже в то время ее терзали мысли о липосакции, о специальной одежде для желающих похудеть, об интенсивном шестимесячном курсе с персональным тренером.