Текст книги "Сейчас или никогда"
Автор книги: Элизабет Адлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
Рядом с доктором Блэйком суетился фотограф, который снимал на видеопленку весь процесс обработки тела.
– Нет никаких доказательств того, что она была убита у двери, – диктовал в микрофон доктор Блэйк. – Вероятно, смерть наступила, когда она лежала на спине, а потом ее тело перетащили к двери.
После этого он перечислил все ножевые раны и высказал предположение о характере вызванных повреждений. Самое интересное, что в перерывах между записью на пленку он напевал под нос какую-то мелодию, словно речь шла не о человеческом горе, а о самой что ни на есть обыденной работе. Впрочем, Гарри знал, что почти всем медикам присуще циничное отношение к происходящему. Последнее заключение доктор Блэйк сделал относительно вероятности сексуальных контактов между жертвой и преступником. Он сделал вывод, что изнасилования не было.
– А, детектив! – без особой радости воскликнул он, увидев Гарри. – Добро пожаловать! Мы уже почти закончили, хотя работы было предостаточно. Слишком много ран на теле.
Гарри так и не смог взглянуть в бескровное лицо Сьюзи. Ее искромсанное тело вызывало у него приступ тошноты, хотя он никогда не жаловался на слабые нервы.
– Сейчас мы узнаем, что она собой представляет, – сказал доктор, беря в руки скальпель для вскрытия трупов. – К сожалению, я не могу похвастаться, что хорошо знал медсестру Уокер, – продолжал философствовать Блэйк. – Она работала в другом отделении, но однажды ее прислали ко мне, и она проработала со мной несколько дней. Она действительно была превосходной медсестрой – деликатной, умной и весьма сообразительной, чего не скажешь о многих других. Мне искренне жаль. Очень жаль.
Доктор Блэйк замолчал, а потом опять стал напевать какой-то веселый мотивчик. Гарри неодобрительно зыркнул на него и почему-то вдруг подумал, что хорошо бы определить, какую именно мелодию предпочитает этот доктор в момент вскрытия.
– Хм-м, понятно, – хмыкнул доктор, любуясь своей работой. – Все понятно. Ничем не могу порадовать вас, – сказал он стоявшему за его спиной Гарри. – Похоже, что накануне вечером она не баловала себя обильным ужином. И к тому же ничего не пила.
Почувствовав приступ тошноты, Джордан быстро отвернулся.
– Доктор, передайте мне результаты обследования, как только они будут готовы, – бросил он через плечо и быстро покинул помещение.
Глава 30
Мэл не могла уснуть. Она долго ворочалась, перекладывала подушки, пытаясь найти удобное место, сбросила на пол одеяло, завернулась в простыню, после чего стала похожа на какую-то мумию в белых одеждах. А потом, разозлившись, встала и. Сложив руки, подошла к окну.
Ночь была ясной и довольно прохладной. Cо стороны Манхэттена небо окрасилось в розовые тона. Она вспомнила, какие противоречивые чувства охватили ее в тот день, когда на ее имя пришел большой белый конверт с надписью «Университет штата Вашингтон». Она была так взволнована, что не могла открыть его. Да что там открыть, она и прикоснуться к нему боялась. Мэл погрузилась в – воспоминания.
– Мама, – я получила письмо из университета, – тихо сказала Мери, с мольбой в глазах посмотрев на мать.
– Да? – только и произнесла та, даже не пошевелившись.
– Мама, я очень боюсь открывать его, – взмолилась Мэри. – Помоги мне, Пожалуйста, открой его! – Она пододвинула матери конверт и жалобно посмотрела ей в глаза. Если ее приняли в университет, то жизнь может коренным образом измениться. Она будет много работать, старательно учиться и в конце концов выбьется из этой ужасной нищеты. А если нет, то останется в этом проклятом городке, будет работать официанткой в местном кафе и скоро помрет от скуки и тоски, от монотонной жизни и раздирающего душу одиночества.
Мать взяла письмо, долго вертела его в руках, несколько раз прочитала отпечатанный на машинке адрес, а потом, закурив очередную сигарету, медленно открыла конверт.
– Мама, что там? – не выдержала Мэри, кусая от волнения губы. – Что ты молчишь?
Мать выпустила струйку дыма, допила уже давно остывший кофе и посмотрела на дочь бессмысленным взглядом.
– Ну что, мама?! – закричала Мэри, проклиная ее за медлительность и равнодушие.
– Там пишут, что готовы предоставить тебе какую-то стипендию… если не ошибаюсь.
Мэри открыла рот, жадно хватая воздух. Потом она всплеснула руками, схватила письмо и уставилась невидящими глазами в листок бумаги. В конце концов ей удалось справиться с собой, и она прочитала, что университет предоставил ей стипендию, а значит, отныне она студентка. Вскочив на ноги, она долго пританцовывала в тесном трейлере, не находя в себе сил успокоиться.
– Меня приняли! – вопила она. – Мама, меня приняли! – Мать закурила следующую сигарету и равнодушно посмотрела в окно.
– Мэри, ты только взгляни, опять дождь идет.
Мэри посмотрела на мать немигающим взглядом и вдруг сделала то, чего не делала никогда в жизни. Она бросилась к матери и поцеловала ее в щеку. Та отпрянула назад, удивленно посмотрела на дочь, словно видела ее впервые, а потом подняла руку и потерла щеку в том месте, куда ее поцеловала дочь.
– Обязательно надень пончо, если вдруг вздумаешь куда-то пойти, – тихо сказала она не своим голосом.
Но Мэри ее уже не слышала. Она металась по трейлеру и думала только о том, что впереди ее ждет новая загадочная жизнь.
Выпускной вечер прошел тоскливо и буднично. Директор школы зачитал ее фамилию, она приняла из его рук диплом, раздались жидкие аплодисменты. Самое неприятное заключалось в том, что мать так и не появилась в тот день на выпускном вечере и не видела, как ее дочь получала первый в своей жизни документ. Мэри была так расстроена, что даже на вечеринку не пошла.
Все лето Мэри трудилась в кафе, пытаясь заработать на дорогу в университет. Она чистила картошку, подавала кофе, мыла полы и посуду, вытирала столы, подметала во дворе и делала все, чтобы ей заплатили как можно больше. А в середине лета устроилась еще и в аптеку, где принимала заказы, переносила тяжелые коробки с лекарствами и убиралась в помещении.
В конце концов ей удалось купить себе пару свитеров, джинсы, всякую мелочь и дорожную сумку, в которую она тут же упаковала все вещи. Мэри с нетерпением дожидалась того момента, когда помашет рукой этому гнусному городишке и начнет новую жизнь. И только одно ее тревожило постоянно, не давая покоя ни днем, ни ночью. Ее беспокоила мать. Она становилась все более и более неприкаянной, и Мэри очень боялась, что та может наложить на себя руки. Но менять свои планы из-за нее она не собиралась.
Когда все было готово к отъезду, Мэри привела в порядок их старенький автомобиль и долго уговаривала мать регулярно забирать социальное пособие и покупать себе хоть какие-то продукты.
В тот день, когда все приготовления были закончены, Мэри подошла к матери попрощаться, но та так и осталась безучастной.
– Я ухожу, мама, – тихо сказала Мэри, тронув за плечо застывшую перед телевизором скорбную фигуру. Мать посмотрела на нее рассеянным взглядом, а потом снова повернулась к экрану. – Мама, я уезжаю в университет, ты слышишь меня?
– Я знаю, – с трудом выдавила из себя мать, даже не повернув к ней голову. – Всего хорошего, Мэри.
– Пока, мама, – сдавленным голосом прошептала Мэри и направилась к двери.
Мать встала, налила себе очередную чашку кофе, закурила новую сигарету и взмахнула рукой.
– Пока, Мэри.
Студенческое общежитие оказалось совсем не таким, каким она его представляла. Оно было шумным, многолюдным и с первого взгляда поразило Мэл своей грандиозностью. Еще больше она удивилась, когда узнала, что ей придется жить в одной комнате с другой студенткой. С трудом отыскав нужную дверь, она робко постучала, нервно оглядываясь по сторонам.
– Войдите, – послышался из-за двери голос.
Мэри нерешительно переступила порог комнаты и застыла как вкопанная. Находившаяся в комнате девушка удивленно посмотрела на нее и мгновенно нахмурилась.
– Боже мой, что это за драная кошка? – невольно вырвалось у нее. – Привет, меня зовут Джуни Беннет, – нарочито громко представилась она. – Моя кровать у окна, а ты можешь располагаться вот здесь. – Она показала рукой на кровать у стены. – Кто первый пришел, тот и занимает лучшее место.
– Меня зовут Мэри Мэллори Мэлоун, – тихо сказала Мэри, переминаясь с ноги на ногу. Потом она нерешительно подошла к девушке, протянула руку и смущенно улыбнулась.
– Мэри Мэллори Мэлоун? – еще больше удивилась та. – А нельзя ли как-нибудь попроще? У тебя есть какое-нибудь домашнее имя?
– О… нет, зови меня просто Мэри. – Мэри сама удивилась, как быстро переделала свое имя, откинув от него важную часть.
– Послушай, Мэри, – решительно заявила Джуни, – сегодня вечером ко мне должны прийти друзья, поэтому не разбрасывай свои вещи по всей комнате. Договорились?
Мэри с завистью посмотрела на девушку. Она подумала, что такая наверняка была неформальным лидером в своей школе. Да и одета по высшему разряду. Все ее вещи были новыми и очень дорогими.
С самого начала Джуни повела себя крайне недружелюбно по отношению к ней и всячески подчеркивала свое несомненное превосходство. У нее был свой круг общения, и они никогда не приглашали к себе Мэри. Более того, как и в Голдене, все почему-то сторонились ее Джуни часто жаловалась друзьям, что ей очень не повезло с соседкой.
Впрочем, никакого секрета в этом не было. Иногда, глядя на себя в зеркало, Мэри понимала, в чем причина такого пренебрежительного к ней отношения. Несмотря на свои семнадцать лет, она была простушкой, не знавшей многих занимательных сторон современной жизни, не была за границей, не имела богатых родителей, не блистала умом, не вертелась в высших кругах.
Оставалось только одно – прилежно учиться и надеяться на то, что со временем это качество будет востребовано.
В конце концов она решила, что станет журналисткой. Этому было несколько серьезных причин. Во-первых, сочинять тексты для нее было гораздо легче, чем говорить с людьми, а во-вторых, из-за своего несчастливого и во многом ущербного детства она с редким любопытством наблюдала за жизнью других людей, часто подмечая такие особенности, которые нормальному человеку и в голову не приходили. А главное – журналистам приходилось задавать вопросы, а не отвечать на них, чего она боялась больше всего на свете. Таким образом она пыталась сохранить свои маленькие тайны и скрыть от посторонних все печальные обстоятельства своей прежней жизни.
К концу первого курса Мэллори могла подвести первые итоги. Друзей она так и не приобрела, об авторитете у сокурсников можно было только мечтать, зато она могла похвастаться прекрасными отметками по всем предметам и доброжелательным отношением к себе преподавателей. После успешной сдачи экзаменов она вернулась в Голден и устроилась на лето в кафе официанткой, чтобы заработать немного денег на учебный год.
Хозяйка кафе, Долорес Пауэр, круглолицая толстая женщина с неприятным тяжелым взглядом, была очень удивлена навыками Мэри и ее усердием. Ее муж был президентом местной торговой палаты и руководил местным клубом. Она очень грубо обходилась со своими работниками, однако работой Мэри осталась довольна.
– Я целый год работала в небольшом кафе неподалеку от университета, – пояснила ей Мэри, надеясь в душе, что та хоть немного повысит ей зарплату.
Что же до матери, то Мэри не могла сказать, какие чувства та испытала, увидев дочь после годичного отсутствия. Она по-прежнему была рассеянной и отстраненной, не отвечала на вопросы, а исхудала так, что страшно было смотреть. Мэри сразу поняла, что мать ничего не ест, а все свое пособие тратит на сигареты и кофе. Она уже потеряла всякий интерес к жизни и редко когда притрагивалась к тем продуктам, которые Мэри покупала для нее.
Вскоре Мэри вернулась в университет, где все было по-прежнему. А потом произошло то трагическое событие, которое перевернуло всю ее жизнь. Она приехала домой на День благодарения и своими глазами увидела, как мать решилась на отчаянный шаг и бросилась в пучину океанской волны, оставив дочь на произвол судьбы.
Мэл тяжело вздохнула, поежилась и отошла от окна, за которым мигали огни Манхэттена. Самое интересное, что о матери она стала вспоминать только в последнее время. Да и с кем она могла говорить о ней, если у них не было ни родных, ни близких, а открывать душу перед чужими она не привыкла. И вот теперь она все чаще вспоминала о своем прошлом. Объясняла она это прежде всего влиянием Гарри. Он своими расспросами теребил ее душу, будоражил воображение и пробуждал давно, казалось, забытые воспоминания. Да и времени у нее раньше не было, чтобы думать о прошлом. Работа отнимала все силы, и она так же легко выбросила из головы образ матери, как та позабыла в свое время о дочери.
А что ей оставалось делать? Тогда ей было восемнадцать лет, рядом ни единой родной души. Надо было как-то выжить, выдержать, получить образование и вырваться из ужасной нищеты. С той поры прошло много лет, и никто не знает, каких усилий ей стоило пройти этот ужасный и невероятно тяжелый путь от гадкого утенка до весьма искушенной в жизни женщины, которая прочно стоит на ногах. Именно поэтому Мэл старалась никогда не думать о прошлом и никого не посвящала в свои сокровенные тайны. Такое может правильно понять и оценить только тот, кто сам прошел через все это. А рядом с ней таких людей практически не было.
Мэл расхаживала по спальне, завернувшись в халат, и думала о Гарри. Этот человек действительно изменил ее жизнь, привнеся в нее покой. Она вдруг почувствовала уверенность в себе, а самое главное – что на свете есть человек, который неравнодушен к ней и готов помочь в любую минуту. Это чувство заметно усилилось после их поездки в загородную хижину. Он пробудил в ней чувство женского достоинства и вселил уверенность в то, что у нее все может быть нормально.
А в те годы все было по-другому. До конца учебы в университете Мэл так и не смогла обрести уверенность в себе, хотя училась лучше всех и получила диплом с отличием. Смерть матери так выбила ее из колеи, что она долго не могла прийти в себя. В конце концов она сняла небольшую комнату неподалеку от университета, чтобы только не подвергаться насмешкам со стороны сокурсниц, и остервенело работала ночами напролет, пытаясь как-то свести концы с концами.
А после окончания университета она стала работать на местной радиостанции сначала машинисткой, а потом младшим редактором отдела новостей. На заработанные деньги она купила себе парочку приличных вещей и стала потихоньку утверждаться в качестве перспективного и весьма серьезного сотрудника. Вскоре ее заметили и предложили более высокую должность на местной телестудии, где она и проработала несколько лет.
Официально ее должность называлась «исследователь», но на самом деле она была на посылках: печатала письма, приносила почту, отвечала на телефонные звонки, варила кофе сотрудникам и делала в офисе бутерброды. Она по-прежнему была безотказной, исполнительной и всем старалась угодить. В то время она еще не ощутила чувства собственного достоинства, так как просто не знала, что это такое.
А потом в студию пришла новенькая девушка, только что окончившая университет, и сразу же стала телезвездой. Ее часто снимали, давали интересные поручения. Она была яркой, красивой, с длинными светлыми волосами и изящной фигурой. Мэри была обижена до глубины души и просто не знала, что делать.
Вскоре она поняла, что должна что-то кардинально изменить в своей жизни. Однажды, посмотрев на себя в зеркало, она поняла, что причиной многих ее неудач может быть ее неприглядная внешность. Она была угловатой, неловкой, с идиотскими старыми очками и копной неухоженных волос. Кому она нужна? Кто будет смотреть на такую журналистку?
Это открытие потрясло ее. Она с трудом пережила это и решила, что надо собраться с силами и переделать себя, иначе всю жизнь проведет в захолустье и будет варить кофе более удачливым сотрудникам. Как она злилась в этот момент на родителей, которые оставили ее на произвол судьбы и не дали всего того, что получали дети в нормальных семьях. Злилась на смазливых девчонок, которые все в жизни получали в готовом виде, злилась на себя, что до сих пор не нашла в себе сил, чтобы во весь голос заявить о себе и о своих претензиях в этой жизни. Надо было во что бы то ни стало изменить жизнь. Сейчас или никогда.
Первое, что она решила сделать, – это изменить свою внешность. Она сняла со счета почти все накопленные деньги и потратила их на себя. Сделала красивую прическу, выкрасила волосы в светлый цвет, купила набор дорогих контактных линз, обзавелась тщательно подобранным гардеробом и научилась пользоваться косметикой. Кроме того, она стала внимательно приглядываться к преуспевающим тележурналистам, копировать их манеры и вырабатывать у себя соответствующие навыки. Объектом для подражания она выбрала Барбару Уолтерс. Она не пропускала ни одной передачи с ее участием.
А когда убедилась, что уже готова для серьезной работы, тут же обратилась к менеджеру с просьбой предоставить ей возможность попробовать силы в телерепортаже. Но тот ехидно поморщился, окинул ее пренебрежительным взглядом и отказал, сославшись на то, что в ее услугах пока не нуждаются. В тот же день Мэри оставила на его столе записку, в которой сообщала, что не желает больше работать в студии, где никто не нуждается в ее услугах.
Через некоторое время она разослала по многим адресам резюме и вскоре получила место ассистента продюсера на одной из местных телестудий. Так началась ее новая жизнь. Там ей платили намного больше. Все сотрудники относились к ней доброжелательно, не приставали с идиотскими расспросами. Разумеется, она по-прежнему чувствовала себя неуверенно, но доброе отношение окружающих постепенно устранило этот недостаток. Самое главное – она была принята в коллектив и к ней относились так же, как и ко всем остальным. Вскоре Мэри стала проводить с коллегами свободное время, а после работы часто заходила в кафе или ресторан, где общалась с друзьями.
Через пару лет Мэри стала опытной журналисткой, которая прекрасно знала, как себя вести, как одеваться и как разговаривать с людьми. В ее глазах появился тот самый блеск, которому она всегда завидовала, видя в других. Ее движения стали более уверенными, раскованными, а в манерах появились первые признаки самоуважения и независимости.
Именно тогда закончился путь Мэри Мэллори Мэлоун и появился новый образ просто Мэллори. И все это время она повторяла: «Сейчас или никогда!»
А пару лет спустя подающая надежды тележурналистка Мэллори вышла замуж за преуспевающего брокера с Уоллстрит. Мэтт Клементс был старше ее, высокий, поджарый, красивый, с седыми висками и волевым подбородком. Он понравился ей с первого взгляда по двум причинам: во-первых, он компенсировал ее представления об отце-защитнике, а во-вторых, это был человек, который добился успеха в жизни не благодаря родителям или наследству, а своим собственным трудом. Благодаря природной смекалке, отчаянному характеру, а также склонности к рискованным операциям Мэтт сколотил большое состояние и в конце концов вырвался из тесных и вонючих подворотен нижнего Бруклина в шикарный аристократический пригород Нью-Йорка. А его офис, оснащенный самыми современными средствами связи и оборудованием, располагался в одном из небоскребов на Уолл-стрит.
– В этом городе за деньги можно купить все, что только душа пожелает, – сказал он Мэл в тот памятный вечер, когда пригласил ее к себе на ужин. Она с изумлением рассматривала роскошную обстановку в его городской квартире и еще больше восхищалась манерами своего нового знакомого. – И даже такую сложную вещь, как стиль, – продолжал философствовать он. – И ни в коем случае не забывай, что в Нью-Йорке стиль – это все. Стиль – это образ жизни, это капиталовложения, это доверие клиентов и в конце концов это образец для подражания. Короче говоря, деньги и стиль дают в сумме принадлежность к высшему классу, а принадлежность к высшему классу открывает перед тобой все двери.
Мэл уже была ведущей программы новостей, и в ее голове витала идея создания собственной утренней программы, но для этого нужно было пожертвовать всем своим временем и силами. Она была готова к этому, но ее сдерживало противоречивое чувство к Мэтту. Он требовал внимания и времени, а она понимала, что не может дать ему ни того, ни другого.
Пока ее раздирали эти противоречивые чувства, Клементс демонстрировал все знаки внимания, элегантно ухаживал за ней, клялся в любви, настаивал на свиданиях и предлагал ей руку и сердце. Одновременно он выказывал понимание ее честолюбивых амбиций, всячески поддерживал их и готов был пожертвовать многим ради ее карьеры, но до известного предела.
А когда он предложил ей выйти за него замуж, она без колебаний согласилась. Им обоим тогда казалось, что они любят друг друга, а все проблемы можно будет решить со временем и без суеты. Собственно говоря, проблем было не так уж и много и все их действительно можно было решить. Кроме одной. Мэл решительно потребовала, чтобы он допустил ее в свою деловую и общественную жизнь, а он считал, что этого делать не следует. Мэтт был поглощен своими делами, а она – своими.
– Не вмешивайся в мои дела, Мэл! – с раздражением сказал он во время одной из очередных ссор. Кто-то из них должен был пойти на уступки, но этого не случилось, и их брак в конце концов распался.
– Мэтт, если я перестану интересоваться твоими делами, – резонно заметила она, – то через пару месяцев ты меня просто возненавидишь.
– Хорошо, мы можем купить загородный дом и завести ребенка, – предложил он.
Мэл посмотрела на него с сочувствием и понуро повесила голову. Она давно уже решила, что у нее никогда не будет детей. Во-первых, у нее самой не было детства, поэтому она не знала, что делать с ребенком. Во-вторых, она опасалась, что со временем начнет относиться к ребенку так, как в свое время относилась к ней ее мать. У нее просто не было ролевой модели для восприятия себя в качестве матери. И наконец, у нее была работа, которая отнимала все силы и свободное время. Неужели теперь придется бросить все, ради чего она рвала жилы, недоедала, недосыпала?
– Нет, Мэтт, боюсь, это уже невозможно. Слишком поздно.
– Ну что ж, мое предложение остается в силе, – хладнокровно ответил он и снова погрузился в себя. Через час он оделся, поцеловал ее и улетел в Цюрих по своим делам. А она целых две недели коротала время у телевизора и ломала голову над тем, что теперь делать и как выйти из сложившейся ситуации.
Несколько месяцев спустя она окончательно пришла к выводу, что их брак не имеет абсолютно никаких перспектив. Инициатива развода исходила от нее. Мэтту казалось, что она просто капризничает. В конце концов он дал ей все то, о чем мечтают многие женщины даже из высших слоев общества. Вся беда в том, что она отличалась от них, а он этого не понимал.
Мэллори вернулась в спальню, села на диван, прижала к груди подушку, закрыла глаза и представила себя в объятиях любимого человека. Как было бы здорово, если бы Гарри сидел сейчас здесь, рядом с ней, обнимал ее, ласкал, а потом они занимались бы любовью. Ей нравилось быть с ним, он оказался искусным любовником, и она поняла, что любима, а это было для нее очень важно.
