Текст книги "Стоит ли верить сердцу?"

Автор книги: Элисон Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Джина обычно гордилась тем, что никогда не уклонялась от фактов, а факты были таковы – и она это знала, – что, имея дело с Пэ-ришем, она искушает судьбу. Однако, рассуждала Джина, не было никакого вреда в том, что она потакает своему слабому сердцу. Через три дня Пэриш уедет на вторую ревизию, которая продлится пять недель. К тому времени, когда ревизия закончится, она вернется в Сидней, к тому образу жизни, который ей нравился и который делал ее почти счастливой.

Их мимолетной связи наступит конец. И все останется в прошлом. Только в их памяти.

Не стоило бояться даже отдаленных последствий, она лишь слегка отклонилась от тщательно спланированной дорожки к будущему, сказала она себе. Ее веселое времяпрепровождение с Пэришем напоминало роман непослушной девочки-подростка с плохим мальчиком. И, подобно подростку, она так растерялась от неожиданности, что не захотела упускать заманчивую возможность, хотя ей было уже не по летам терять голову. Пэриш молча смотрел, как Джина умело ?проводит лошадь через серию изящных восьмерок на дворе выездки. Предлагая ей покататься, он думал, что она новичок в этом деле, и хотел посмотреть, не лишится ли она самоуверенности, если окажется на земле. Но Джина, хотя и обучалась в школе верховой езды на пони, обладала хорошей посадкой, не дергала лишний раз поводья, когда лошадь проходила между фишками большого размера. Он не выбирал ей какую-то особую лошадь все его лошади были прекрасно выезжены и послушны.

– Хватит, кокетка! Почему ты не сказала, что ездишь верхом?

Довольная усмешка осветила ее лицо.

– Ты не спрашивал.

– Если бы сказала, я подобрал бы тебе лошадь для прогулок.

Она пожала плечами:

– Пожалуй. Я как-то не подумала. Я с семнадцати лет не каталась.

– В таком случае нам лучше прекратить, а то вечером ты не сможешь сидеть.

Направив свою лошадь к воротам, она стрельнула в него взглядом:

– Можешь считать меня циником, но я подозреваю, что мне не придется сидеть, так что ты зря беспокоишься.

– Циник! У меня и в мыслях не было секса!

– Правда? Странно. А у меня из головы не выходит! – Засмеявшись, она ударила животное пятками и ускакала легким галопом.

– Прекрасно, да? – спросил Пэриш, когда она остановила лошадь и, не слезая, оглядывалась вокруг.

Джина ответила шепотом: в этом покое громкий голос был бы подобен визгливой брани в храме:

– Очень...

Кроны величественных деревьев отбрасывали глубокую тень по берегам ручья, такого чистого, что можно было считать гальку на дне. Кое-где солнечные лучи, отражаясь от гладкой поверхности, создавали непроницаемую для глаза завесу яркого света. Пустив лошадь еще на несколько шагов, она поднялась на стременах и коснулась листвы.

– Что это за дерево? – спросила Джина. Мягко касаясь ее пальцев, листья словно пытались удержать ее на этой прекрасной сцене.

– Кулиба. Но не стоит хвататься за всякие листья, они могут преподнести неприятные сюрпризы.

Она повернулась в седле:

– Какие, например?

Пэриш спешился и подошел к ней, чтобы помочь сойти.

– Листья паркинсонии похожи на листья кулибы, растущей вдоль рек и ручьев, но на них – крошечные крючочки.

Она отдала ему поводья и стала смотреть, как он привязывает лошадей к дереву. Взяв за руку, Пэриш повел ее вдоль кромки воды.

– Езда верхом, особенно сквозь колючие кусты паркинсонии, – продолжал он, – может оказаться весьма кровавым экспериментом. А мимоза еще более колючая, чем паркинсония.

– Почему? – спросила она, не так интересуясь ботаникой, как желая слышать его голос.

– У этого кустарника длинные острые шиL пы. Блю вернулся с ревизии изрядно ими поцарапанный.

– А что случилось?

– Было темно, мы заработались, отделяя телят от небольшого стада, Блю работал лицом лагеря и...

– Лицом лагеря? – повторила она, остановившись как вкопанная. – Пэриш, я не понимаю, что это значит. Ты мог бы запомнить, что имеешь дело с городской щеголихой?

Он ухмыльнулся, поднял пальцем ее подбородок и быстро поцеловал в губы.

– Зато теперь ты понимаешь, что чувствует здешний дикарь, когда ты переходишь на свой компьютерный жаргон.

Она щелкнула его по шляпе:

– Здешний дикарь! Не дурачь меня, Пэриш Данфорд! Я видела счета Данфорд-Даунса.

– Это заслуга моего деда. Честь за успехи Даунса принадлежит ему.

– Но ты продолжаешь это дело после его смерти. И масштабы возросли, и прибыль.

Он пожал плечами:

– Мне везло, но это не гарантия на будущее. Длительный успех в этом бизнесе в равной степени зависит и от благоприятного климата, и от деловых качеств... Даже, пожалуй, от погоды больше. Пара лет засухи, и падежи скота неминуемы, и тогда мы можем остаться без штанов. Мой дед обычно говорил, что скотовод ежегодно играет в азартную игру с Богом.

– Но если будущее Данфорд-Даунса так... ну, скажем, неопределенно, почему ты купил Мелагру? Зачем двойной риск?

– Потому что Дауне – мечта моего деда, а я хочу свою собственную.

– И ты ничего больше в жизни не хочешь, как только выращивать скот?

– Ничего.

Пэриш Данфорд ответил, нимало не колеблясь. Как и у нее, у него были свои планы на эту жизнь, и места компромиссу в них не придусматривалось. Довольно разумно Почему же она почувствовала себя такой несчастной.

Глава 11

Сердце Джины отчаянно билось при виде того, как лоснящийся черный жеребец норовил сбросить всадника со своей спины. Ей хотелось зажмуриться от страха за Пэриша, когда животное без устали то поддавало задом, то взвивалось на дыбы, но она все-таки не закрывала глаз, чтобы не пропустить ни единой секунды поединка между человеком и великолепным животным.

В воздухе носилось плотное облако пыли, поднятой копытами строптивого жеребца, и ей пришлось дважды поспешно вскакивать на забор, увертываясь от его выпадов. Каждый раз в Джине поднимался страх за человека, который вчера вечером был невероятно нежным возлюбленным. И чем больше она смотрела на него, тем больше хотела, чтобы всего этого не было вовсе, чтобы эта история отошла в область предания...

Последние два дня они провели в Мелагре, в то время как остальные рингеры отправились на четыре дня в Клонкарри, а Расти и Линн забрали детей с собой к друзьям в Маунт-Айзу. Послезавтра рано утром все они приедут обратно, и Мелагра вернется к работе. Джина улыбнулась, снова вспомнив, как они с Пэришем просидели два дня за компьютером, играя в военные игры. Естественно, с ее мастерством и опытом, она каждый раз побеждала, но Пэриш умел проигрывать и был очень щедр, когда дело дошло до поздравительных поцелуев победителю.

Она вздохнула. Что-то говорило ей, что, когда она уедет отсюда, компьютерные игры перестанут быть для нее терапией.

Два дня. У них с Пэришем оставалось только два дня.

Волнение во дворе уже улеглось, и Пэриш, не спешиваясь, вываживал коня. В ней поднялась волна гордости за него. Жеребец отнюдь еще не был укрощен, он то и дело взбрыкивал, но красивый наездник явно уже овладел ситуацией.

И чертовски хорошо сознавал это! Так подумала Джина и усмехнулась, когда Пэриш послал ей самодовольную улыбку.

– Теперь можешь сойти, – поддразнила она.

Он тряхнул головой:

– Еще пять минут. Ведь на нем только во второй раз и седло, и я. Впервые это было перед ревизией. Я хочу дать ему чуть подольше походить под седлом.

– Ладно. А не опасно мне наблюдать, сидя на заборе?

– Лучше не надо. Вдруг ему опять взбредет в голову рассердиться?

И Джина осталась стоять на нижней перекладине, положив руки на верхнюю и подперев одной рукой подбородок. Слыша, как Пэриш мягко подбадривает молодого коня, она снова и снова удивлялась множеству контрастов в этом человеке. Когда стало ясно, что он удовлетворен тем, как справился со строптивым жеребцом, и что ей не придется вызывать по радио "скорую помощь" по поводу сломанной ноги или чего-нибудь похуже – а об этом она неоднократно подумывала в последние сорок минут, – Джина отправилась в дом приготовить еду.

Она делала салат, когда открылась дверь и вошел Пэриш. И остановился.

Сквозь ее распущенные по плечам волосы просвечивало льющееся через окно солнце, и они сияли, словно занавес из блестящего шелка. На ней была одна из его дешевых рубашек. Рукава закатаны до локтей, подол навыпуск. Под рубашкой черные леггинсы, ноги босы.

Ничего особенного ни в ее виде, ни в ее движениях не было, но душа его ушла в пятки, и он понял, что умрет у ног этой женщины.

Она вздрогнула, когда до нее донесся стон, вырвавшийся из самого его сердца:

– Прости, любимая. – Он позволил двери позади него захлопнуться. – Я не хотел тебя напугать.

– Ты не напугал. – И поправилась: – Ну, может, немножко.

Отбросив волосы за плечи, она благословила его улыбкой, сразу заставившей его сойти с протоптанной к холодильнику дорожки и поцеловать ее. Эта женщина попирает привычки всей его жизни. Радость, которую она в нем вызывала, охватывала все его существо. Осязать ее, видеть, как она двигается рядом!

Долго-долго он лихорадочно пил с ее губ, надеясь получить достаточно сладости, чтобы продержаться, пока не примет душ и не успокоится.

Наконец Пэриш оторвался от нее и хотел было совсем отстраниться, но Джина вдруг напряглась, ее руки обвились вокруг его талии, она покрыла поцелуями его лицо, потом уткнулась в ямочку на шее. От него пахло лошадью и кожей, она ощущала вкус пыли и пота и глубоко вдыхала эти запахи, гордясь ими как свидетельством его трудной работы и истинной мужественности. Рубашка на его спине была влажная, и она сжала ее пальцами, бросая вызов рукам на своих плечах, пробующим отодвинуть ее.

– Любимая, я разгорячен и весь в поту, – бормотал он ей куда-то в волосы, потом испустил глубокий, громкий вздох. – Ты пахнешь так чертовски хорошо... – Он застонал. – Дай мне принять душ.

Она покачала головой и склонила ее так, чтобы видеть его лицо. При этом движении ее губы коснулись его груди, и плоть его пробудилась немедленно, что сразу ощутил ее ныне столь уязвимый живот – в нем вспыхнули раскаленные искры.

– Не ходи никуда, Пэриш. Хочу, чтоб ты любил так. – Ее глаза, горевшие жестокой, горячей жаждой, столь знакомой Пэришу, отражали и его собственную страсть. – Здесь, – продолжала она медленно и хрипло, а в это время ее пальцы трудились над пуговицами его рубашки. – Сейчас. И без... – она подчеркнула слово самоуверенной улыбкой, а ее ловкие пальчики были уже на его поясе, – всяких благородных жертв с твоей стороны.

Поскольку Пэриш не мог ей отказать, Джина получила все, чего добивалась. На Пэрише все еще были джинсы, когда он рухнул на ближайший стул и притянул ее за уже расстегнутую рубашку к себе на колени.

В стремительном натиске страсти слов не было. Джина только мельком удивилась, как яростно ее дыхание соревнуется с биением сердца. Действительность, слитая с фантазией, нетерпением и желанием, вызвала такой взрыв страсти и эмоций, что овладела не только ее телом, но и рассудком. В момент, когда их тела слились, она снова почувствовала то ошеломляющее головокружение, которое мог вызвать в ней только этот единственный в мире человек.

Она уперлась ладонями в его плечи в слабой попытке устоять против пьянящих ощущений, когда Пэриш одной рукой медленно провел по ее животу, чтобы теснее прижать к себе ее левое бедро, а другой начал нежно ласкать ее грудь. Тихий стон сказал ей, что сотрясавшее ее тело нетерпение передалось и ему. Или это стонала она, поглощая его? Это было бурное и мощное слияние. Она открыла глаза и встретилась с его взглядом, и у нее перехватило дыхание от той благоговейной нежности, что сияла в синих глубинах. Сознание, что эта нежность принадлежит ей, опалило душу.

Он качнул ее, и она откинула голову, мурлыкая от удовольствия, но он вдруг застыл, и она нахмурилась в замешательстве.

– Без всяких благородных жертв с твоей стороны, помнишь?

Жажда затеняла его глаза, но на губах появилась широкая соблазнительная улыбка.

– Вперед, любимая, в галоп.

Джина неловко отклонилась назад, что отозвалось в теле Пэриша очередным взрывом, потом выгнулась, протянула руку и подхватила с пола брошенную шляпу Пэриша. Бесстыдно улыбнувшись, она водрузила ее себе на голову и, вернувшись на прежнее место, опять прижалась к нему.

– Я – в седле и готова к родео, ковбой...

– Ну, давай, соня, вставай!

Джина приподнялась с постели от неожиданного запаха, но все-таки так и не поняла, что нарушило ее сон.

– Отстань, – пробормотала она, натягивая покрывало повыше. – Еще слишком темно для шести часов.

– Поразительно! – воскликнул Пэриш, ставя кружку с кофе. – Ты даже глаз не открыла", а говоришь, что темно. – То, что она пробормотала в ответ, было и непонятно, и непечатно. – Я принес кофе, – продолжал подлизываться он, сидя на краешке матраса.

– Я хочу спать.

– Давай, давай, – шептал он, покрывая легкими поцелуями ее лицо. Половина шестого – не так уж плохо. Шесть наступит раньше, чем ты это поймешь.

Она еще что-то промычала, но уже не так убежденно, потому что он стянул покрывало немного вниз и поцеловал ее в голое плечо. Проклятье! Как дивно она пахнет! Кончится тем, что он заберется к ней под покрывало!

Ласково щелкнув ее по голове, он хотел было встать.

– Ну же, любимая, нельзя спать целый день. В этот момент Джина со стремительностью кобры обвила его шею руками.

– А почему бы и нет? – Она выгнула бровь. – Ты сам делаешь все, чтобы мне этого не хватало.

– Лгунишка, ты получаешь больше!

– Я хочу спать.

– Хочешь, помогу, раз уж ты так ненасытна? – спросил он и, подняв ее руку, вложил в нее кружку с кофе.

– Ничего себе, ободрил, – пожаловалась она, уже улыбаясь.

– Так я прощен?

– Это зависит от качества кофе.

По понятиям Джины кофе был всего только сносный, но по крайней мере горячий и крепкий. Отведя кружку от губ, она благодарно вздохнула, хотя большее удовольствие ей доставляла мускулистая спина Пэриша, наклонившегося к ботинкам.

– Ладно... прощен. За ночь хотя бы. Все-таки это по-деревенски – будить меня так рано. В чем дело?

Направляясь к гардеробу, он подмигнул ей через плечо:

– Я решил, что пришло время обучать тебя тому, что и как мы здесь делаем.

Она застонала:

– Зловеще звучит. И чему же?

Он уже натянул рубашку, и все его внимание было поглощено сражением с пуговицами, но она расценила это как попытку уклониться от ответа.

– Пэриш?

– Мм? – На нее глядели синие невинные глаза.

– Что ты задумал?

Он опять подмигнул, потом двинулся к двери:

– Вставай, и узнаешь.

Все-таки уклонился. Джина бросила в него подушкой, но он выскочил за дверь, и подушка упала на пол.

– Ну, молись, чтоб я не разочаровалась! – завопила она ему вслед. – Или ты труп, Пэриш Данфорд!

В ответ ей из холла раздался мужской смех:

– Сейчас попробуешь.

– Ни за что, Пэриш! – Она отступила назад, неистово тряся головой. – Ни за что на свете! Я не хочу пить эту дрянь, не хочу и доить!

Сдвинув шляпу на затылок, приподняв красивое удивленное лицо, Пэриш встал с корточек:

– Попробуй, это легко.

– Я не буду доить корову! И все. Он заключил ее в объятия:

– Ну что ты, в жизни пригодится.

– В моей жизни уже было удаление аппендикса! Да еще потеря девственности и удар электрическим током в пятнадцать лет. И ни один из этих случаев не прибавил мне опыта, так что можешь забыть про корову!

Он зачарованно уставился на нее:

– Тебя ударило током и ты потеряла девственность одновременно?

Она моргнула, сразу остыв.

– Что9 Нет. Мне было пятнадцать, когда меня ударило током, и девятнадцать, когда я потеряла девственность.

– Как это случилось?

– Я была на заднем сиденье машины...

– Фу, глупая! Я имел в виду, как ты получила удар током?

– Я и говорю, я была на заднем сиденье машины... – Она усмехнулась его смущению, потом продолжила: – Моя подружка устраиваэд вечеринку, ее папа отправился в магазинчик при гараже за льдом, и мы поехали с ним. Он заправил машину бензином, потом подошел к автомату и купил шесть пластиковых пакетиков со льдом. Расплатился и пошел к машине, держа по три пакетика в каждой руке. И вдруг один пакетик упал и лопнул. Чтобы помочь ему спасти от падения остальные, я выскочила из машины.

Она остановилась, в тысячный раз рассказывая эту историю.

– И?.. – поторопил он.

– И вот я лежу на больничной койке, а надо мной всхлипывает мать. – Она пожала плечами. – Это все, что я помню. Стоп! Стояло отвратительно жаркое лето, и все было так раскалено, что лед начал таять, едва коснувшись покрытия дороги. Талая вода затекла в переходник удлинителя для морозильника, а я на него наступила и получила разряд. По словам врачей, единственное, что меня спасло, так это толстая резина пляжных туфель, которые были на мне.

Пэриш прошипел непристойность и крепко обнял ее.

– Господи, Джина! Какое чудо, что тебя не убило!

Она поразилась тому, как посерело лицо Пэ-риша, как напряглось его тело. Эта история действительно потрясла его. Она обняла его за талию, прижалась головой к груди, услышала, как стучит его сердце. И пожалела, что так напугала его.

– Не будешь заставлять меня доить корову? – умоляюще спросила она.

– Ни в этой жизни, ни в следующей! – поклялся он.

– Отлично, – она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его, – в таком случае я вер5-1411 нусь и начну готовить завтрак, пока ты тут закончишь с Кларабеллой.

– Договорились, – согласился он, потом нахмурился. – Это с тех пор у тебя шрамы на правой ноге?

Она кивнула:

– Вот уж не думала, что можно заметить эти следы после пластической операции.

– В моей памяти хранится каждый кусочек твоей кожи, Джина. Я знаю твое тело, как свое собственное.

Возвращаясь в дом, она думала о том, что до приезда сюда никогда в жизни не знала такого. И больше всего боялась, что может тоже влюбиться в него...

Пэриш наблюдал, как Джина всматривается в ручей. На ней был белый купальник, подчеркивавший каждую линию ее тела и соблазнительно оттенявший гладкую, смуглую кожу. И что прекрасно – он оставлял много тела на обозрение, так что можно было, не отрываясь, весь день любоваться ею. Чем, похоже, он только и занимался!

– Это точно, что здесь нет крокодилов? Я читала о бедных туристах, на которых нападали крокодилы.

– Тогда ты определенно в безопасности. Послушай, ты уже в пятый раз спрашиваешь об этом, я же сказал тебе: не бывает крокодилов так далеко к югу.

– Ты просто проверяешь, верю ли я в то, что крокодилы пускали бы круги по воде. Если это так безопасно, почему ты еще не в воде?

– Потому что надеюсь увидеть появление первой акулы, – сказал он и заслужил шлепок.

– Я не дурочка! – надменно заявила она. – Ну, ладно... Дольше тянуть нельзя. Но... – она погрозила ему пальцем, – если я закончу свои дни в пасти крокодила, то буду являться тебе до конца твоих дней, Пэриш Данфорд.

Пэриш улыбнулся – именно на это он и рассчитывал. Это не была любовь с первого взгляда, но быстрота, с какой она захватила его, и сила ее поражали. Джина Петрочелли прочно заняла место в его сердце на все времена. Он не знал, что чувствует Джина, но был убежден, что далеко не то же. Поэтому он не признавался ей в глубине своих чувств. Полюбив, он ощутил, как боится любви она. А то, что однажды Джина уже обожглась, было яснее ясного.

– Я чувствую себя виноватой, лежа здесь на шерстяном одеяле, – сказала она много позже. – Мне следовало бы работать на компьютере. – Она повернула голову и посмотрела на него. – Точнее, ты должен бы сидеть перед компьютером, а я – стоять рядом и учить тебя пользоваться им.

Он провел пальцем по одной из ее темных бровей, потом вниз по щеке, шее и, наконец, под бретелькой ее купальника. Улыбаясь, он медленно стянул бретельку с плеча:

– Но это же лучше. Как думаешь?

Она ответила без слов, ее рука обвилась вокруг его шеи, как доказательство того, что он не ошибается.

Позже, когда она заняла пассажирское место в машине, направлявшейся к дому, она огляну5"

лась на хрустальную воду и поняла, что, плавая с крокодилами, была бы в большей безопасности, чем теперь. Потому что чувствовала, как ее засасывает.

Несмотря на то что последние три дня с Пэришем были самыми прекрасными за всю жизнь, это была не ее жизнь. Или не она.

Неожиданное открытие, что она хороша в дикой, безрассудной любви извините, сексе! – все-таки не то, чем можно долго утешаться. Во-первых, потому, что она серьезно сомневалась, выдержит ли ее сердце такое напряжение... а во-вторых, третьих, четвертых и так далее, она начинала подозревать, что отныне возможен только один путь, с Пэришем. Но к несчастью, Пэриш Данфорд не годился ей на всю жизнь.

Взгляд на его сильные рабочие руки, уверенно лежавшие на руле, и его красивое мрачное лицо заставил подпрыгнуть ее сердце, но забавнее всего, что ей хотелось плакать. К счастью, однако, она была сделана из прочного материала, так что быстро справилась со вспышкой глупой сентиментальности.

– Похоже, Расти и кто-то из его парней вернулись днем раньше, – заметил Пэриш, когда они въехали во двор.

Джина увидела группу мужчин, осматривающих коня. Лошадь была гнедая, но из-за слез, застилавших глаза, она не рассмотрела лиц. Кто бы это ни был, их раннее возвращение обмануло ее надежды на четвертый, последний великолепный день наедине с Пэришем!

– Да, – безжизненно отозвалась она, – похоже...