Текст книги "Стоит ли верить сердцу?"

Автор книги: Элисон Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава 5

– Доброе утро, Джина! Хорошо спали?

– Нет. Здесь так неспокойно, что уснуть невозможно. – Она открыла буфет, прищурившись, заглянула туда и захлопнула дверцы.

– Что, визг тормозов, вопли сирен?

– Да! – Еще две дверцы буфета подверглись той же операции. – Где эта чертова кофеварка?

– Нету.

Пэриш достаточно хорошо читал по губам и примерно догадался, каков был ее ответ.

– За третьей справа от вас дверцей есть растворимый кофе.

– Ненавижу растворимый кофе.

– Могу заварить чай, если устроит.

Она сделала гримасу, фыркнула и открыла третью дверцу справа.

Джина только что поднялась с постели. На ней был тот же туго подпоясанный халат, что и в ту ночь, когда он подобрал ее на взлетной полосе, и весь ее облик никак не вязался с доносившимся сюда мычанием коров: даже полусонная, с растрепанными волосами, она сохраняла удивительную элегантность.

Тяжело опустившись на стул против него, Джина с такой сонной грацией занялась расчесыванием волос, что Пэриш едва не застонал. Чтобы справиться с собой, он занялся тостами и яичницей на своей тарелке:

– Я смотрю, вы не ранняя пташка. – Но ведь еще не утро.

– Если солнце встало, уже утро.

– Но еще темно.

– Светает. Постойте на веранде, посмотрите на восток, и вы увидите самый красивый восход на свете.

– Я едва сижу на стуле, едва вижу свой кофе. Не издевайтесь надо мной.

Она протянула руку за хлебом, и глубокий вырез ее халата приоткрылся, поддразнивая уголком гладкой оливковой кожи. Это ты издеваешься, подумал Пэриш, чувствуя себя несчастным.

– Не уверен, что вам понравился завтрак, – сказал он, увидев на ее тарелке два сиротливых кусочка хлеба. – Если вы любите каши, я могу принести крупу со склада фермы, но в холодильнике есть яйца, колбаса и бифштексы. Не стесняйтесь.

– Все хорошо. Спасибо.

Она погрузила хлеб в молоко, потом разломала его ложкой. Он обратил внимание на ее изящную руку с длинными пальцами и покрытыми лаком ногтями и подумал, что если ее руки так мягки, как выглядят, то остальная ее кожа как шелк...

– Фу! Гадость! – Она выплюнула кусок хлеба в тарелку.

– Хлеб?

– Молоко!

Расти принес его только десять минут назад.

– А я говорю, оно свернулось!

– Коров на ферме только что доили, оно не успело свернуться.

– Это надоили у коровы?!

– Конечно.

– Вы имеете в виду, что прямо от коровы?

От коровы ко... мне?!

– Ну да. – Пэриш увидел, что глаза ее широко открылись от ужаса.

– И вы предлагаете мне это пить?.. Сырое?

Он засмеялся:

– Не сырое – свежее. Вы просто никогда не пили такое жирное. Поверьте, оно вам понравится.

– Ну уж нет! Молоку полагается быть пастеризованным, гомогенезированным, стерилизованным и так далее, чтобы считаться пригодным для питья! А это даже не охлажденное.

– Нет, это парное. Это то молоко, которое Бог создал для человека.

– Прекрасно! Вот вы с Богом и пейте его, – она поднялась и направилась к холодильнику. – И если вам все равно, что пить, то я буду верна Луи Пастеру, то есть пастеризованному молоку в пакетах.

– Это трудновыполнимо. Как видите, у меня нет молока в пакетах. А до ближайшего города с магазином более двух сотен километров.

Застонав, Джина спрятала лицо в ладони. Бывает ли жизнь хуже?

Вид пачки маргарина несколько поднял ее дух. Значит, Мелагра появилась все-таки не в доисторическое время, когда умели сбивать только домашнее масло, значит, у нее будет тост.

После двух тоненьких кусочков хлеба, запитых небольшой чашкой кофе, Джина почувствовала, что более или менее приходит в себя, а это уже хорошо, потому что от сидящего напротив мужчины исходила большая опасность. Никто не имел права выглядеть столь отвратительно здоровым и физически совершенным, забивая свои кровеносные сосуды холестерином от двух порций яичницы!

– Что-то не так? – откликнулся он на ее взгляд.

– Нет... Я составила список, который вы просили... чтоб вы знали, что мне нужно. – Она достала клочок бумаги из кармана халата и протянула ему.

– Довольно длинный, – сказал он, просмотрев список. – Кое-что можно привезти из Даунса. Только не в ближайшие пару дней.

– Из Даунса?

– Это усадьба моего деда, Данфорд-Даунс, рядом с Рокгемптоном. – Он сложил листок и засунул его в карман. – Остальное вы можете найти в моем офисе.

– В той комнате с большим деревянным столом и рахитичным креслом?

– Ага. Когда дело касается мебели, я предпочитаю сдержанность.

– Я заметила.

– Так. Делайте что угодно для размещения компьютера, но не заходите слишком далеко. У нас тут однофазная электромагистраль, и, если тока нет, мы переходим на собственный дизель. И учтите, у меня нет никаких космических штучек связи и тому подобного.

– Дизель?

– Резервное электропитание. В сезон дождей, если линия порвется, пройдут дни, а то и недели, прежде чем явится ремонтная бригада и восстановит ее.

– Вы здесь в такой изоляции?

– Да. Когда вы покончите со своим кофе, я покажу вам, как управляться с любительской радиостанцией. – Он умело наращивал ее изумление. – Мы с Расти будем весь день работать в загоне примерно в тридцати километрах к югу от старой взлетной полосы. Я не вернусь до темноты, но, если вам нужно будет срочно связаться со мной, воспользуйтесь передатчиком. Здесь недостаточно уметь пользоваться телефоном, особенно когда нужна медицинская помощь.

– Вы имеете в виду Линн?

– Об этом не беспокойтесь. Расти уговорит ее отправиться в город.

– А кто же присмотрит за детьми?

– Двое младших будут с ней, а старшие ходят в школу на ферме.

Вчера вечером Линн объяснила Джине, что дети здесь учатся заочно и слушают телевизионные уроки, а родители следят за их занятиями. Но многие семьи объединились и наняли преподавателя для занятий с детьми, и теперь она каждое утро отправляет троих старших к соседу и забирает их в полдень. Выходит, легче дважды в день совершать восьмидесятикилометровые рейсы, чем заманить Харрингтонов-младших в собственный дом для телевизионных уроков. Да, здешним женщинам не позавидуешь!

– Понятно, – сказала она. – Значит, до вашего с Расти возвращения я предоставлена самой себе?

– Есть проблемы?

– Нет. Я буду занята вашими отчетами.

Несмотря на свой бойкий ответ, она нахмурилась и начала нервно покусывать нижнюю губу. Это выглядело так сексуально и так беззащитно, что у Пэриша защемило в груди. Может, поднять ее со стула и поцеловать? А может, плюнуть на работу и остаться с ней? Ему пришлось сделать усилие, чтобы справиться и с тем, и с другим безумным желанием.

– Джина, я понимаю, все здесь кажется вам немного странным, даже примитивным, но не стоит бояться одиночества – Мелагра безопасна.

– Я не боюсь, меня интересует... Как вы думаете, не могла бы Линн на обратном пути прихватить пару пакетов настоящего молока?

При звуке мотора Джина понеслась к дверям. Машина остановилась у другого дома, и фигура Расти поднялась с пассажирского сиденья за мгновение до того, как водитель осветил Джину фарами. Следовало бы дружески улыбнуться, но она уже израсходовала весь запас дружелюбия.

Джина осторожно двигалась к огромному навесу, под которым размещались транспортные средства фермы. Тем временем ботинки Пэриша подняли облако пыли, коснувшись голой земли.

– Вот здорово, Джина! – Пот и грязь на лице не скрывали его ухмылки. Не стоило так уж спешить с приветствиями. Я в конце концов подошел бы к дому.

– Помните, вы говорили мне, что змеи здесь не очень общительны?

– Они не тронут вас, пока вы их не трогаете.

– Если бы у меня был выбор!.. Но одна из них в доме!

– В доме? Вот черт! Почему же вы не следите за ней? Проклятье, она теперь может оказаться где угодно!

– Сомневаюсь. Этот змий теперь слишком пьян, чтобы двигаться.

– Слишком... – Он тряхнул головой и засмеялся. – Надо полагать, тот змий, о котором вы говорите, имеет метр восемьдесят длины и носит ботинки сорок пятого размера. Успокойтесь, он безвреден.

– Конечно, ведь сейчас он перебрался на ваше ложе! Несколько часов назад, когда он вылакал ром и начал приставать ко мне, я не была столь уверена в его безвредности. Впервые в жизни мне захотелось научиться стрелять.

– Ах, Джина, только бессердечная женщина могла бы пристрелить старину Снэйка Мэлоуна!

– Я не говорила, что хочу пристрелить его. Надо было предупредить меня, что он явится. Он сказал, что вы знали.

Пэриш сбросил шляпу и взъерошил волосы.

– Извините, выскочило из головы.

– Как и мой приезд, а? Вот здорово, Пэриш, я начинаю подозревать, что под вашим черепом ледяной каток.

– Догадались, что у нас есть что-то общее? Ведь у вас сердце изо льда.

Возможно, он прав, подумала Джина, ведь под горячим взглядом, каким он скользнул по ней, оно определенно начало таять.

– Из чистого любопытства хочу спросить: вы были одеты так же, когда появился Снэйк? Если да, я не стал бы его наказывать. – Пэриш привалился спиной к машине и заткнул за пояс большие пальцы. – В таком виде вы соблазнили бы и святого, не то что Снэйка, простого смертного.

– Не смешите, – прошипела она, убеждая себя, что именно гнев, а не смущение окрасил ее щеки. Потому что не только гнетущая жара заставила ее одеться подобным образом.

Невыносимое пекло вынудило ее пожертвовать стилем ради практичности: среди взятой с собой одежды ей удалось отыскать только вышитый жилет (она надела его на голое тело) и длинную, до лодыжек, хлопчатобумажную юбку на кнопках от талии до подола; сейчас, однако, кнопки были застегнуты только от талии до середины бедра.

Джина привыкла к восхищенным взглядам мужчин, но его осмотр ее нижних конечностей никак нельзя было назвать беглым. Известно, что взглядом можно и оскорбить, и польстить. Сейчас весь вид Пэриша обвинял ее в легкомысленности. Хотя Джина всегда считала, что ей повезло с ногами, но в данный момент, когда колени вдруг ослабли, она в этом усомнилась.

Решив не шевелиться и не выказывать своего смущения, она скрестила руки и... сразу отказалась от попытки изобразить скуку: в глубоком вырезе жилета возник краешек бюстгальтера. Теперь она краснела!

Долгие секунды они обменивались взглядами. Потом она вдруг стала ощущать каждый удар своего пульса, каждый вздох. Под навесом стало вдруг очень душно... почему-то.

"Что тебе нужно, Джина, девочка, – шептал ей внутренний голос, – так это серьезное сексуальное увлечение".

"Господи! Только этого недоставало! – возмутился рассудок. Гормональной анархии!"

"Я справлюсь с этим, – настаивал здравый смысл. – Никогда не было и не будет никаких уступок слишком сильным страстям!"

Пока Джина вела сама с собой эту беседу, Пэриш отошел от машины, и мышцы ее живота исполнили некий танец, в котором она распознала ожидание. Ее сердце тяжело затрепетало в груди – того и жди, половина золотых кнопок на жилетке расстегнется.

– Знаете, Джина, – сказал он, подойдя к ней почти вплотную, – я вижу, мы будем бесконечно ссориться, пока вы здесь, но мне кажется, наше генеральное сражение произойдет в голом виде.

Потрясение заклинило горло, подавив ее ответ.

– Однако я намерен воздерживаться от моего лучшего выстрела, благородно пообещал он. – Пока воздерживаетесь вы.

Джина все еще подбирала какое-нибудь сильное словечко, чтобы небрежно бросить его в лицо этому нахалу, а он уже исчез за дверью дома.

Глава 6

В следующие пару дней Джина делала вид, что не слышала слов Пэриша, а он вел себя так, словно ничего не говорил. Прибыл компьютер и все нужное к нему, а также ее одежда. К сожалению, сестра плохо поняла ее просьбу о чем-нибудь легком и прислала тесные шорты и джинсы.

Поклявшись, что в этот раз даст Пэришу достойный отпор, Джина вооружилась несколькими резкими репликами в ожидании очередных его насмешек. Как ни странно, ни один из них не искал общения, и Джина чувствовала себя как новичок-теннисист, когда его объявляют чемпионом только потому, что противник выбыл! Убедив себя, что так оно и лучше, она с головой ушла в работу.

Установка программы не представляла сложности, поскольку Пэриш сравнительно недавно приобрел ферму в собственность, труднее оказалось согласовать эту программу с масштабом Мелагры. Имение занимало больше тысячи трехсот квадратных миль, но Джина нигде не могла найти сведения о количестве скота. Она спросила об этом однажды вечером, когда Пэ-риш пил пиво перед душем.

– Пока точно неизвестно. – Он бросился на диван, вскинув ноги в сапогах на кофейный столик, и тут же слегка нахмурился, поскольку шпоры опять поцарапали многострадальный предмет мебели. – На такой площади обычно содержится от четырех до пяти тысяч голов, но парень, у которого я это купил, слишком запустил дела. Два года здесь не было ревизии. Известно только, что многие животные не видели человека вообще или долгое время. Это будет чертовски тяжелая ревизия.

Судя по улыбке, появившейся на его заросшем щетиной лице, эта мысль ему нравилась. Мальчишеская улыбка зрелого мужчины. Джина была заинтригована. Он, должно быть, восхитительный любовник, размышляла она. Страстный, рисковый и... Стоп!

О Господи! Одиночество сводит ее с ума! Потому что в здравом уме она никогда и не подумала бы о таком любовнике, как Пэриш Данфорд! Конечно, он великолепен, но лучше бы что-нибудь этакое с низким уровнем холестерина и еще более низким уровнем тестостерона! А что касается страстного, рискованного секса... Ну конечно же, страсть – это чудесно, но она предпочитала ограничиваться цивилизованным поведением в постели.

Черт побери, она перестала пользоваться атласными простынями после того случая, когда они с ее экс-женихом соскользнули с них на ковер! Может, то было неким рубежом? – думала она теперь, ведь несколькими неделями позже она пришла к выводу, что им с Джеймсом не стоит, как планировалось, становиться супругами. Когда Джина прервала их двухлетние отношения, Джеймс не стал возражать, наверное, потому, что был слишком воспитан.

Это ее проблема, решила она. Сейчас она просто страдала от отсутствия мужчины в ее жизни. После двух лет регулярного секса...

– Джина! Что случилось?

Если бы не озадаченный тон, Джина решила бы, что пристальный взгляд Пэриша проник в ее мысли. Чтобы отогнать их, она тряхнула головой. Следовало взять себя в руки! Гормоны перестанут отвлекать, как только она погрузится в работу.

Определив, что надо обсудить с Пэришем, она перевела дыхание и подняла на него глаза. Из-под темных бровей на нее с интересом смотрели прозрачные синие глаза. У него действительно невероятно синие глаза... О чем они говорили? Ах, да! О породах...

– Вы, э, дали мне список категорий, на которые делится крупный рогатый скот... мясные, телки, резерв и так далее. Но я не понимаю, что это такое. Где и как я буду иметь с ними дело? Мне нужно это знать!

И выражение лица Пэриша, и его вздох свидетельствовали о том, что она либо дура, либо зря тратит его время.

– Послушайте, Пэриш, вам мои вопросы могут показаться наивными, но у меня нет знаний по рогатому скоту. Я работаю вслепую, так что, если вы хотите программу, которая позволила бы вам эффективно вести дела, составьте мне список терминов.

– Хорошо, хорошо, – легко согласился он. – Спрашивайте. Пожалуй, мне хочется еще пива. – Он встал. – Может, вам тоже чего-нибудь выпить?

Предложение застало ее врасплох.

– Что? А, нет, спасибо.

– Вы уверены? – спросил он от холодильника.

Она на мгновение заколебалась. Какого черта!

– В самом деле, от виски не откажусь, если не сложно.

Его улыбка пронеслась через всю кухню и все еще сияла, когда он вернулся.

– С другими напитками было бы сложно. – Он подал ей виски. – Здесь правят виски, ром и пиво.

– Спасибо. – Встревоженная его близостью, Джина быстро уселась в единственное в комнате кресло. – Вы собирались объяснить мне некоторые термины, употребляемые в скотоводстве, – напомнила она.

Он опять занял свое место на диване.

– Мясные – это волы. Их отправляют прямо на скотобойню. Телки – женские особи, приносящие хороших, здоровых телят, лучших из которых мы обычно оставляем для селекции, остальных направляем на ярмарку, – объяснил он. – А резерв – это скот, который мы планируем отправить в Данфорд-Даунс, где травы лучше, чтобы откармливать его для будущей продажи. Обычно отправляется молодняк.

– Что происходит с телятами?

– Мы клеймим их и тут же отпускаем на волю к матерям. Это размножающийся запас. Часть мы посылаем на юг откармливаться, чтобы потом продать эту телятину.

Джина едва не теряла равновесие от звука его сочного голоса. Или на нее гипнотически повлиял его решительный, пристальный взгляд, остановившийся на ее лице? Как он может говорить о таких прозаических вещах, как коровы, и в то же время переворачивать все ее нутро? Наверное, это результат воздействия алкоголя на ее пустой желудок. Да, именно.

Делая вид, что очень увлечена скотоводством, она заглянула в свои заметки:

– Волом называется любое кастрированное животное?

– Нет. Только старше трех лет. Старше трех... – тут уголок его рта забавно дернулся, – все рабочие животные – волы.

У Джины была еще уйма вопросов, но при виде его выпрямившегося тела он поднялся с дивана, – у нее все вылетело из головы. Боже, да он томится желанием!

– Послушайте, – голос Пэриша стряхнул ее невольный восторг перед его широкоплечей, узкобедрой фигурой, – у меня будут точные цифры, как только мы закончим ревизию. До тех пор занимайтесь созданием программы бухгалтерского учета и управления.

– Это практически сделано, – сообщила она, наклонив голову, чтоб скрыть румянец на щеках. – В основном осталось только ввести цифры, а так как вы купили усадьбу недавно, то дела немного.

– А как насчет Данфорд-Даунса? Она нахмурилась:

– Что вы имеете в виду? Я думала, вы хотите компьютеризовать только Мелагру.

– Сначала так и было, но... вы убедили меня, что компьютеризация Мелагры даст огромную выгоду, вот я и решил, что имеет смысл внедрить ее и в Данфорд-Даунсе тоже. Почему только один мой бизнес должен выиграть на модернизации?

– Но я считала, что Данфорд-Даунс принадлежит вашему деду.

– Так и было. Я унаследовал его всего два года назад.

– О... понимаю. – Итак, впереди еще масса работы. А значит, и больше времени с Пэри– шем. В ней боролись возбуждение и страх. – Так вы хотите, чтобы я разработала программу, которая подошла бы для обоих имений?

Он кивнул:

– Только помните, что операции по Даунсу и Мелагре должны быть разделены: я не хочу слияния их доходов и убытков.

– Но с точки зрения налогов это был бы самый сильный ход, поскольку вы владелец обоих.

– Вы еще и бухгалтер?

– Недипломированный. Но моя работа требует от меня знания налоговых законов.

– У меня есть причины не сливать эти две собственности. Я единственный владелец Даунса, а от Мелагры получаю лишь девяносто процентов.

– Данфорд-Даунс так же велик, как эта усадьба?

– Ну, нет! Там всего около пятисот двадцати квадратных километров.

Всего! Боже правый!

– Слушайте, Пэриш, то, о чем вы просите, займет массу времени и...

– Не волнуйтесь. Я говорил с Элен, и она сказала, что никаких проблем не возникнет, если вы останетесь здесь столько, сколько нужно.

Конечно, у Элен проблем не возникнет! У нее сколько угодно горячей воды и обезжиренного молока! Не говоря уже о кондиционерах, развлечениях и мужчинах, при появлении которых в комнате можно не опасаться, что у тебя остановится сердце.

– Не смотрите так испуганно, Джина. Я верю, что все пойдет гладко.

– Я не испугалась! – откликнулась она тихо. Во всяком случае, если и испугалась, то не по поводу компьютерных дел...

– В таком случае я намерен принять душ. О, кстати, по традиции в день перед ежегодной ревизией устраивается барбекю. Остальные рингеры приедут завтра утром, вернется Линн с детьми, так что, если у вас нет других планов, приглашаю и вас.

Других планов! А как он думает, что ей здесь делать? Сбегать на балет или на открытие галереи? Впрочем, она смолчала. Приглашение явно было искренним, он вовсе не хотел сделать ей пакость в тот момент, когда ей так плохо наедине с собой.

– Спасибо. Я... я с удовольствием.

– Хорошо. Да! И я буду вам благодарен, если вы не наденете шорты. – Он стрельнул глазами в сторону ее ног. – Не хватало только, чтобы на старте ревизии рингеры мучились с эрекцией!

Она надела джинсы. Такие же, на взгляд Пэ-риша, какие надел он сам. И черт побери, чего бы он не дал, чтобы быть художником! Одетая во все шикарно-городское, Джина излучала сексуальность недотроги, ее земная чувственность расшевелила все его самые низменные инстинкты.

Ее волосы были подхвачены в высоком, девчачьем "конском хвостике". Она ласково и с готовностью смеялась, отвечая какому-нибудь Расти или Снэйку. Пэриш отдал бы правую руку, чтобы узнать, в чем дело. Почему она никогда так не смеялась, когда говорил он?

В это мгновение она повернула голову. Их взгляды встретились, и его как током ударило. Хотя ничего в ее манере держаться не изменилось, она это тоже почувствовала, сказал он себе. Тоже. Столь могущественное не бывает односторонним. Или бывает?

– Идиот! – пробормотал он, всаживая вилку в один из больших кусков мяса, шипевших на шампуре.

– Кто идиот?

Вопрос Линн вернул его к действительности.

– Я. Увяз в кухне. Не последишь за мясом, пока я все не сжег?

Потом он раздавал бифштексы: жареный, недожаренный, пережаренный – по просьбам и по мере готовности.

– Какой вы хотите?

– Среднепрожаренный.

Он поднял голову на звук ее голоса.

– И только половину того, что вы собираетесь уронить на мою тарелку.

– Не голодны или не доверяете моему поварскому искусству?

– Голодна, и если поверю вашему умению... ну, попрошу еще.

Засмеявшись, он взял нож и разрезал толстый, сочный кусок пополам.

– Боже мой, – она отдернула тарелку, прежде чем он успел положить мясо, – я просила среднепрожаренный, а это сырой!

– Что? Да этот кусок почти готов. Она послала ему странный взгляд:

– Пэриш, этот кусок так близок к натуральному состоянию, что не стоит его даже вилкой трогать.

– Ткните, ткните, – буркнул он, отделяя другой кусок мяса и отрезая половину. – А как этот?

– Прекрасно. Спасибо. Думаю, это означает, что я выигрываю, а?

– Выигрываете что?

– В споре, кто для кого будет стряпать первым.

Пэриш и не претендовал на то, чтобы понять, о чем она говорит.

3-1411 – Логично заключить сделку по поводу стряпни, – согласился он.

– Правильно. Полагаю, я должна вам обед.

– Если это вам в тягость, я не принуждаю.

– Нет, почему же! – Она слегка пожала плечами. – На войне как на войне. Кроме того, я с удовольствием буду готовить для кого-то еще, а не только для себя.

– Эй, Пэриш! – вмешался мужчина из-за спины Джины. – Чего застрял? Я так давно здесь стою, что мое брюхо думает, не перерезал ли мне кто глотку.

Джина извинилась и отошла.

– Спокойно, Блю. Я не позволю тебе помереть с голоду, раз ты мне нужен на завтрашней ревизии. – Пэриш положил на тарелку выбранный рингером кусок мяса.

Мясо было роздано, почти все уже сидели, и Джина тоже направилась к столу. О любой другой женщине он сказал бы, что она выжидала, чтобы сесть с ним рядом. В случае с Джиной Пэриш в этом уверен не был.

– Угощайтесь салатом, берите зелень, – предложил он, подходя к столу. Фирменный картофельный салат Линн; поспешите его попробовать, пока он не исчез.

– Мм, вы позволите поухаживать за вами? А то... обслуживая всех, сами останетесь ни с чем.

Робкого предложения было достаточно, он передал ей тарелку:

– Спасибо.

– Чего бы вы хотели?

Его глаза остановились на ней:

– Ну-у, сами решайте.

Ее густые ресницы опустились прежде, чем Пэриш разобрался, что вспыхнуло в светло-карих глазах – тревога или желание. Если он правильно понял, и то и другое. Но, дело известное, плохо, когда жаждущий меньше думает об опасности, чем о том, что не получит желаемого.

Надо немедленно взять слово, думала Джина, и объявить всем, что Линн готовит лучший картофельный салат в мире, потому что тепло ноги Пэриша, прижатой к ее ноге под столом, вызывает короткое замыкание в ее гормонах. При такой близости она бы не заметила, даже если бы съела змею!

Его шепот, щекотавший шею и плечо, когда он объяснял ей словечки собравшихся рингеров, совершенно непонятные городскому человеку, смущал больше, чем сам смысл этих словечек.

Оставалось только надеяться, что ее невероятная реакция на Пэриша незаметна для окружающих, но, чтобы дать нервам передышку от его близости, Джина отчаянно искала случая помочь Линн подавать десерт. Покончив с раздачей десерта, она не вернулась на свое место, а села между двумя рингерами на другом конце стола и потом весь вечер старалась не приближаться к Пэришу ближе чем на четыре метра.

И он это знал, черт его побери!

Сначала он озадаченно, хмурился, а потом, когда она, поболтав секунду с группой людей, при его приближении извинилась и перешла к другой группе, нарочно последовал за ней, почти не скрывая усмешки. Куда бы она ни наз"

правлялась, он был рядом или наблюдал за ней с выражением, дававшим ей понять, что он прямо-таки наслаждается игрой и намерен всячески создавать ей трудности. Но Джину не интересовала игра. Под конец она сослалась на усталость и тихо ускользнула со сборища. И все-таки он загнал ее в угол. Закрыв глаза, она приказала себе не отзываться на стук в дверь своей спальни. Не мог же он, в конце концов, видеть сквозь дерево! Через секунду стук повторился. Не отзывайся, Джина. Если ты действительно спишь, то вполне можешь спать и ничего не слышать.

В третий раз стук прозвучал громче. Откуда это ощущение вины? Она же ни в чем не виновата. И имеет право не отвечать на стук, даже раздавшийся в четвертый раз. – Джина, вы не спите? Вопрос прозвучал тихо и сипло, казалось, он проник в комнату и скользнул по коже. Она не любит его, сказала она себе. Ее реакция ненормальна. Но тело не слышало рассудка, и Джина схватилась за бумаги, испугавшись, что незанятые руки сами откроют дверь. Раз она не отвечает, он подумает, что она спит. Молчание не есть ложь, она... просто игнорирует его, оправдывалась Джина. Может быть, это жестоко, но... жестокость иной раз необходима в целях самосохранения.

А это как раз такой случай – истина заключалась в том, что она не доверяла себе. Не окажется ли она в его объятиях в тот же миг, когда дверь перестанет разделять их? Это пугало. Она и не заметила, что затаила дыхание, пока с трудом не перевела дух, когда шаги Пэри-ша стремительно удалились. Ее челюсти сразу разжались, пальцы распрямились. Значительно больше времени потребовалось, чтобы пришло в норму сердце. Пытаясь заглушить чувство некоторого сожаления, она заверила себя, что поступила правильно.

Вздохнув, Джина покрутилась на кровати и решительно закрыла глаза. Прежде всего надо как следует выспаться. А к утру она укрепит свою волю достаточно, чтобы встретиться с Пэ-ришем за завтраком.

Утром обнаружилось, что Пэриш уже ушел. Ее разочарование смешалось с гневом: он не удосужился даже попрощаться.

"Но это уже твоя промашка, не так ли?" – насмехался внутренний голос.