Текст книги "Архоны Звёзд"

Автор книги: Элисон Бэрд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Она бросилась за ним в белую пелену, сгустившуюся до жемчужно-серой и подсвеченную с той стороны солнцем.

Вдруг перед ней в тумане вырос темный силуэт – башня серого камня. Эйлия резко наклонила крылья, ветер завыл в ушах, конец крыла чиркнул по камню. Тут появились другие высокие отвесные силуэты, слева, справа, спереди – десятки каменных образований поднимались снизу с плато. Эйлия и Мандрагор петляли между ними, как ласточки меж дымовых труб. Охота превратилась в увлекательную игру – в гонку – в догонялки через высокие залы скал, завесы туманов и вокруг колоссальных гранитных монолитов, торчащих сквозь кучевые облака. Потом они вылетели из облаков на простор и солнечный свет, и на северной стороне плато открылись леса и равнины, узкий просвет, обрамленный сперва в свитки белого пара, а потом все расширяющийся по мере выхода из облаков.

И теперь Эйлия не могла не ощутить то, что уже чувствовала раньше, когда приняла драконий облик под влиянием зелья: свирепую дикую радость полета, головокружительную высоту над землей, вой ветра и ощущение его под крылом. Внизу тянулись луга, где паслись стада животных, огромные, как тени плывущих над ними облаков. Мелькнуло озерцо, покрытое белыми лилиями, но они подлетели ближе, и лилии поднялись вихрем перьев – большая стая каладриусов поднялась в воздух, и не от страха, как на Мере, а из любопытства. Сразу же Эйлия с Мандрагором оказались окружены облаком крыльев.

Когда красный дракон оглянулся, черной пустоты в его глазах не было. Они были ярче огня, они вызывали, они жили. Тут она поняла, что он не бежал в страхе, а намеренно увлек ее в эту погоню, чтобы заставить ее ощутить тело дракона, силу и величие, богоподобную свободу, ею даваемую. Он превратился намеренно, подбивая и соблазняя ее тоже стать лоананом.

Они летели над плато, потом увидели внизу в солнечной ряби океан. Друзья Эйлии смотрели с берега, как драконы снова встретились в схватке, переплетясь шеями и хвостами, рвя друг другу горло и бока. Казалось, они повисли в синем своде неба, почти на уровне облаков, потом расцепились и полетели, только на этот раз красный дракон преследовал белого, и они сцепились второй раз, закувыркались по небу. Расцепились они почти у земли и снова взлетели, но уже не гнались с вытянутыми шеями друг за другом, а летели рядом, крыло в крыло.

– Что они делают? – вскрикнула Лорелин.

Йомар ничего не сказал. Он однажды видел такой полет: не дуэль двух противников, а воздушный танец орла и орлицы, встретившихся в небе над холмами Зимбуры…

Драконы летели выше, и наконец остались только два пятнышка в небе, красное и облачно-белое, на фоне темно-синего купола. Потом исчез красный, будто задутый огонек: он нашел эфирную щель и скрылся в ней, как лиса, уходящая от охотников в нору. Пойдет ли белый дракон за ним?

Белый дракон, поднявшись на много лиг, кружил в небе, дико и бесцельно, будто клочок пергамента, подхваченный вихрем. Потом он прижал крылья к телу и устремился вниз, исчез в синей ширине моря.

Дамион следил за ее погружением в волны. Потом он вздохнул, повернулся к друзьям и наконец обратился к ним:

– Мы едва ее не лишились.

12
Возвращение

Он помнил тепло, золотой свет и хор бесчисленного множества голосов, сливавшихся в песне, но это были, наверное, всего лишь символы – все, что мог его материальный разум потом воспринять из небесной гармонии, которая и есть Эфир. О мученичестве в святилище Валдура он помнил мало, и не помнил ни боли, ни страха. Какое-то время была темнота, потом появился свет, сперва неясный, а потом он стал разгораться, как разгорается пламя. В мягком золотом свечении появилось что-то, вроде бы под ним, как казалось. Это был человек, молодой, светловолосый, одетый в белое и лежащий на каменном ложе, будто во сне. Он смотрел вниз, не понимая, пока не осознал наконец, что видит себя самого – и не мысленный образ: он смотрел на собственное тело, распростертое на алтаре Валдура. «Значит, я мертв?» Но все равно он был скорее удивлен, чем испуган.

Странное свечение разгорелось еще ярче, и он увидел слепого жреца, все еще зажимавшего в руке церемониальный нож, не видя света, обливавшего его фигуру, а послушник у дверей разинул рот в слепом ужасе – его лицо тоже было освящено сиянием. Но Дамион был далек от них, и от своего оставленного тела, и от мира. Потом до него дошло, что источник света слева, в какой-то щели или отверстии в воздухе. И сквозь это отверстие, как через окно, он увидел движущиеся в свете фигуры: по виду человеческие, но прекрасные неземной красотой. Были среди них крылатые, были бескрылые, но все светились, как земля, по которой они ходили, и они делали ему знаки и звали чистыми голосами. Иди к нам!

И все же он колебался: хотя его и манило в это безмятежное царство Эфира, но бестелесное сознание, которым он стал, не желало бросать тело – единственное знакомое в этом измененном мире. Он колебался, и в отверстии показалась фигура, выглядывающая между мирами: женщина, золотоволосая, в платье, переливающемся, как освещенный огнем изумруд. Белые руки простерлись к нему.

Я тебя знаю, – подумал он. – Ты появлялась, в моих мыслях. Ты Элтина… моя мать.

Да, я та, кто носила тебя и дала тебе твою смертную жизнь, – ответило создание. – Я снова могу дать тебе жизнь, если ты обратишься ко мне. Времени тебе осталось мало. Твоя связь с твоей телесной формой истаивает, и вскоре твой дух отлетит – прочь из этого мира, куда мне не достать, в царство вне материи и Эфира. Но это не обязательно. К жизни, которая у тебя была, уже не вернуться, но ты можешь пребывать в моей плоскости, переведя свою плоть в эфирную форму. Это доступно смертным, родившимся у архонов. И тогда ты сможешь помочь своим любимым, что еще живут в низшей плоскости.

Эйлия, – подумал он.

Значит, ему нет необходимости переходить полностью и исчезать из мира: он все еще может ей помочь в этой своей новой, иной форме.

Да. Пусть такой будет моя судьба. Пусть мой дух останется в Эфире, а тело преобразуется.

Он подумал об этом без страха и сожаления, но понимая, что именно этого он больше всего желал. И то, что было за порталом, звало его.

На его глазах свет из разлома будто сгустился и затвердел, стал мостом между этой плоскостью и следующей, и его безжизненное тело омывало золотое сияние. Снова сознание притянуло к нему, поглотило этим сиянием, а потом он встал в своей новой, квинтэссенциальной форме и покинул алтарь, пролетел в сверкающую брешь, как вылетает на свободу птица в открытое окно. Отверстие за ним закрылось, отсекая мир.

Исчезло мрачное святилище и его служители, исчезла жизнь боли, сомнений и несчастий, которая была участью его и всех смертных. Он вошел в Эфир. Дважды до этого он путешествовал в этой плоскости, но только проходил ее путями драконов, вьющимися через этот сверкающий простор – как туннели мелких землероек в почве. Сейчас он повис внутри субстанции самого Эфира. И королева Элиана тоже была здесь, плыла перед ним и выглядела так, как в далеком прошлом: тонкая и моложавая, вопреки серебристо-седым волосам.

Ваше величество! – поклонился он.

Она рассмеялась.

Здесь нет титулов. Все мы здесь архоны. Да, я тоже из элов – раньше я не могла тебе сказать, но сейчас ты – один из нас, и от тебя тайн не будет. – Вдруг ему показалось, что она погрустнела. – Я знаю, что для тебя попасть сюда – потеря, дитя Элтины. Я постараюсь помочь тебе и утешить, чем смогу.

Потом Ана с Элтиной показали ему его прошлое – сцены жизни в обеих плоскостях, как они их видели. Некоторые он забыл, о других вообще никогда не помнил. Ему показали человека в рыцарских доспехах, бритого, с каштановыми волосами и глазами пронзительной голубизны.

Твой отец, – сказала ему Элтина, и тоска слышалась в ее мысленном голосе. – Артон Раймарский, рыцарь ордена паладинов.

И его тоже потянуло к этому образу.

Он тоже здесь в Эфире?

Нет. – В голосе Элтины слышалась скорбь. – Он там, куда нет хода элам, где вечно обитают духи смертных, далеко за пределами материи и Эфира. Я разлучена с ним навеки.

Значит, и я тоже.

Эта мысль наполнила его горем.

Мать поспешила его утешить:

Не жалей о своем выборе, сын мой! Это был лучший выбор, и он принесет добро тебе и другим, и я теперь не потеряю тебя, как потеряла его, на веки веков.

Она показала ему еще и многое другое: жизнь других существ, и далекие миры, некоторые были даже похожи на Меру и Арайнию, другие – причудливы, как сны. Сейчас, когда он перенесся в эфирную форму, он был свободен находиться в этой плоскости, где хочет, проходить сквозь бестелесные миры и области, которые элы создали для себя, как острова в мире квинтэссенции. И он мог посылать свой образ в материальные миры – пока был невидим. А время из его господина стало его слугой, и он мог перемещаться по нему вперед и назад по своему желанию.

Наконец он набрел на какой-то мир, не зная, где и когда в Талмиреннии этот мир находится. Здесь было золотистое небо и большое золотое оранжевое солнце, и земли, над которыми он летел в сухом воздухе – пустыня с пересохшими руслами и нескончаемыми волнами рябых дюн. Торчали ровными рядами выветренные каменные шпили, как башни городов, из крутых стен выступали каменные арки, напоминающие взлетевшие бастионы, но это была работа природы и времени. Обожженные солнцем камни были источены в кружево и казались просто окаменевшей пеной.

Плывя под руководством обретенного чувства направления, он долетел до строения, созданного не природой – эфирного портала. Два огромных каменных херувима лежали лицами друг к другу, а между их расставленными передними лапами был открыт портал, будто им недавно воспользовались, хотя ни один смертный глаз этого бы не заметил. От обозначенных херувимами ворот шла дорога, ведущая к развалинам реального города, а там в свете утра величественно поднимались башни, арки и пирамиды такого размера, какого никогда не создавали руки человека. Основания этих строений наполовину занесло песком, и построены они были из одного и того же камня песчаного цвета. Самым большим зданием был зал без крыши с дверным проемом, обрамленным шестью каменными колоннами, по три с каждой стороны, и сквозь эту дверь могла бы пройти армия. По обе стороны дороги, ведущей к этой двери, стояли статуи на широких постаментах – некоторые частично искрошились, но большинство выглядело так, будто их только что изваяли. В его родном мире на Мере эти статуи сочли бы мифическими символами, но здесь они изображали реальных зверей и существ: крылатые львы и быки, херувимы, ламассусы и шедусы, сфинксы с телами львов и головами мужчин, женщин, соколов или агнцев. Он спустился пониже, полетел между ними, вдоль длинного пролета, который они образовали, в сторону зала. В дрожащем знойном воздухе огромные колонны у входа будто танцевали, шатались и раскачивались. Быть может, все сооружение было миражом, и сейчас развеется… но он подлетал ближе, а колонны оставались на месте, переставали колебаться и застывали.

Не успев долететь до двери, он услышал за собой звук, обернулся к далекой фигуре, спешащем к нему сквозь колебания нагретого воздуха. Будто ожил один из каменных истуканов: с телом льва и головой барана, темно-желтый, как песок, по которому он бежал. Время от времени зверь фыркал и встряхивал витыми рогами, а мягкие лапы взметали облака песчаной пыли. На спине зверя сидел всадник; его лицо закрывала от пыли повязка. Он пришпоривал своего странного скакуна, направляя его к порталу, но вдруг повернулся и направился к Дамиону, будто увидел незримую проекцию архона. Дамион не двинулся с места, с любопытством глядя, как человек на звере подъехал к нему на несколько шагов и остановился. Всадник спешился и снял с головы повязку.

– Древний! – произнес он. – Я ощутил твое присутствие, я знаю, что ты здесь. Будешь ли ты говорить со мной?

В седых волосах и бороде этого человека еще был виден исходный рыжевато-золотистый цвет – основной несколько десятков лет тому назад. Но, несмотря на седые волосы, это не мог быть простой смертный, иначе бы он не почувствовал присутствия Дамиона. Наверное, волшебник-немерей. Лицо его было суровым и гордым, с орлиным носом и четкими скулами, а морщины вокруг глаз и рта придавали ему вид печальный и задумчивый. Глаза серо-голубые, чистые и незатуманенные, и смотрели они точно в нематериальные глаза Дамиона.

– Я тот, кого на планете Мера звали Андарионом, – продолжал этот человек. – Я смертный, но во мне есть кровь архонов. Мы одной крови, ты и я.

Удивление Дамиона возросло. Это был сам Браннар Андарион, король Маурайнии в Золотом Веке. Но как это может быть?

– Меня зовут Дамион, о король, – ответил он, принимая видимый образ. – Я думал, что тебя давно нет на свете. Или же я попал в далекое прошлое, когда ты все еще правил в том мире? Я далеко странствовал во времени, но никогда раньше никто меня там не мог увидеть.

– Даже архоны не могут войти в прошлое по-настоящему, они лишь наблюдают его, – ответил король. – Ты в настоящем, и волна времени движется по-прежнему.

У него был усталый вид, он прислонился к ближайшему пьедесталу и отряхнул одежду от песка. Скакун его с шумным выдохом лег на песок, подняв рогатую голову и вытянув лапы, и стал похож на каменное изваяние.

– Что это за зверь? – спросил Дамион.

– Разве ты не знаешь? – спросил удивленно собеседник. – Ты же из элайев!

– Я наполовину смертен, как и ты, – объяснил Дамион. – Точнее, был. Прежняя жизнь была у меня отнята, и я стал элом. Но мне еще очень многое предстоит узнать.

– Понимаю. Этот зверь – криосфинкс, – ответил Браннар Андарион. – Некоторые из созданий древних живут здесь, где когда-то волшебством создали их предки. Мир этот называется Мелдриан, Господин Тронов: одно из старейших поселений предков архонов. Здесь был сотворен Камень Звезд и многие другие чудеса. Здесь был трон силы Атариэля – солнце, пылающее над нами, и есть его звезда, – и он стал столицей Империи архонов после падения Модриана. Что до меня, я не умер, но перешел в Эфир пятьсот лет назад, чтобы пребывать среди архонов, моих кровных родичей. Я устал от мира людей, от войн, страданий и горя. – Гримаса перекосила морщинистое лицо, будто на миг ожила старая боль. – В этой плоскости время не может меня коснуться, но задолго до того я стал посещать другие миры царства смертных. Я человек, и никогда не желал быть никем другим. В конце концов я решил покинуть Эфир насовсем и прожить остаток своей смертной жизни на этой плоскости. Я выбрал себе жену из элеев на далекой планете, и здесь будет мой дом, пока я не умру и не прейду в Высокое Небо. Но иногда мне все же хочется постранствовать. – Он на секунду остановил глаза на Дамионе. – Забавно, что мы оба оказались здесь одновременно. Такая встреча не случайна, нас послали, я думаю, навстречу друг другу.

– С какой целью? – спросил Дамион.

– Это со временем станет ясно. Пойдем посмотрим Мелдраум, где сидел во славе своей Атариэль – образец для всех земных монархов.

Аурон направился к гигантским колоннам входа.

–  Мелдра ум– тронный зал, – перевел Дамион, входя вслед за королем, беззвучно и без тени. Странно было видеть старое королевство Атариэля – архона, в честь которого он получил имя.

Мелдраум был длиной примерно в милю. Крыша его не провалилась внутрь, потому что ее никогда не было, зал был изначально открыт небу. Тут и там стены соединялись арочными мостами. С этих стен на пришельцев смотрели огромные портреты.

– Работа элайев, – сказал король. – Они сперва не принимали телесной формы в этом мире, просто ради своего удовольствия делали изображения.

– Но как они могли делать изображения, не имея тел, не имея рук, чтобы держать инструменты? – спросил Дамион.

Андарион улыбнулся:

– Способом наиболее простым. Живые существа этой планеты не все созданы древними, некоторые жили здесь задолго до них: вот это создание, вырезанное на стене, чешуйчатый зверь со змеиными шеей и хвостом и длинными когтистыми лапами – его называли сирруш. Он здесь жил, когда мир этот был зеленым и влажным, полным растительности. Вот еще одно древнее создание этого мира, называемое шамир: маленький червь, живущий в сплошном камне. Заметил ты, какие здесь любопытные скалы? Червь проедает их насквозь, оставляя отверстия и туннели. Бестелесные архоны задумались над этими двумя ничтожными созданиями, и использовали их как скульптор – резцы. Они приказывали червям выедать камень и создавали из него скульптуры различной формы. Эти могуче стены задуманы архонами, но сделаны червями шамирами.

Дамион восхищенно оглядел детали фигур, созданных не рукой и не резцом. Много было здесь серафимов и херувимов в различных настороженных позах – они стояли, лежали, сидели на задних лапах. Два из них, вырезанные барельефом на стене, изображены были охраняющими стилизованное дерево с остроконечными листьями и круглыми плодами.

– Древо жизни, – сказал Андарион, перехватив его взгляд. – Так его называли древние, потому что создали плод, который обновлял их материальную плоть и ихор, а также вызывал их дух в Эфир, откуда они пришли. На их полусмертных потомков он действует так же: мы переходим в Эфирную плоскость, когда его съедаем, освобожденные от пут пространства и времени, и тогда видим то, что было и что еще может быть. Архоны охраняли эти деревья, чтобы смертные не ели плодов: у тех, в ком нет крови архонов, они вызывают вечный сон. Когда древние покинули эту плоскость, сторожить дерево они поручили херувимам. Но в наши дни пища богов потеряла свою силу, и смертные могут есть ее без вреда.

Он провел рукой по древней резьбе.

– Тело льва и крылья орла: это действительно были живые символы, создания Земли и Неба. Облик серафимов тоже символичен: он означает жизнь, проживаемую между двумя мирами. Элайи выражали свою тягу к материи и Эфиру, создавая такие изображения, хотя, одеваясь в плоть, они выбирали простой человеческий облик. Но их надменные родичи, элиры, предпочитали облик серафимов: они получали руки человека, но одновременно и свободу воздуха.

Они направились дальше и дошли до конца зала. Здесь стоял величественный помост, а на нем на высоком пьедестале со ступенями – трон из резного камня. Подлокотниками трона служили херувимы с львиными головами, крылья у них были отведены назад. Король показал на большую статую, сидящую на троне. Она была в короне, скульптурные крылья расправлены, затеняя трон.

– Это трон Атариэля, давно оставленный, и только изображение его восседает здесь.

Стена за троном была изрезана изображениями, и среди них были выгравированы слова.

– Эти буквы мне незнакомы, – сказал Дамион, всматриваясь. – Я не могу их прочесть.

– Я могу, – ответил Андарион, – потому что я узнал эти старые руны от самих архонов – их давно утраченный письменный язык. Это слова говорят о древней войне между мирами, и о битве, которая еще предстоит. Предводитель архонов знал, что не одержал окончательную победу, что зло Модриана живет в мире и принесет еще горе в мир смертных. Это он и запечатлел в словах, а для тех, кто не может прочесть, есть изображения.

Он показал на резьбу, и Дамион сразу узнал двоих: женщину в короне из звезд и дракона, который ей угрожал.

«Эйлия и Мандрагор», – подумал он.

Как будто его ударили. Безмятежность Эфира тут же оставила его, вместо нее подступило отчаяние.

– Эйлия! Я столько забыл здесь, в Эфире! Мои друзья, мой мир… Ты говоришь, это не прошлое, а настоящее, что мы движемся на гребне времени? Значит, скоро последняя война.

– Она уже началась, – ответил Андарион. – Ни один мир не безопасен, даже моя небесная родина далеко отсюда. Я пришел сюда за помощью или советом, в этот давний дом властелинов звезд…

– И Эйлия сейчас сражается – и она в опасности. И я не могу ей помочь.

Его наполнили угрызения совести при мысли о ней, о Йомаре и Лорелин, обо всех, считающих его мертвым.

– Можешь. Когда мы умираем, нас призывают быть одним или другим – тех, кто потомок и людей, и архонов. Ты выбрал не перейти, но твоя единственная возможность – стать архоном, и это значит, что ты подчиняешься Договору, который запрещает тебе входить в плоскость смертных. Но если ты нужен своим друзьям-людям, они могут воззвать к тебе – если они точно знают, кем ты стал. Может быть, они уже воззвали, но ты не слышал, находясь вне времени. Но если не призвали тебя они, то я призываю тебя, архон, и всех твоих родичей, кто слышит. Мы сражаемся с одним из ваших, с Валдуром, который был Модрианом. Поможете ли вы нам?

– Я помогу. С теми силами, что сейчас мне подчиняются, я могу вам помочь. Вот почему я умер – чтобы стать сильнее, чем раньше! Я тогда не понял до конца, понимаю сейчас. – Он отвернулся от резных изображений, посмотрел на Андариона. – Я должен вернуться к Эйлии.

* * *

– Значит, – сказала Лорелин, – ты вернулся через Эфир сюда, на Арайнию. Но ты не мог снова стать человеком, пока кто-то из нас тебя не позвал.

Они сидели на камне у берега, и двое смертных изумленно таращились на Дамиона. Он ответил тихо, взяв Лорелин за руку:

– Лорелин, я действительно вернулся. Но мне не место здесь. Раз я сюда попал, я сделаю все, чтобы вам помочь. Но я архон, и должен быть в Эфире. Ты должна это знать, потому что ты там тоже жила когда-то. Мы знали друг друга еще до жизни на Мере.

Лорелин всмотрелась в него, потом ахнула, схватилась за голову и вскочила.

– Что такое? – крикнул Йомар. – В чем дело?

Он подскочил к ней и поддержал ее, как было на острове изгнанных.

– Эфир, – шепнула она. – Я помню. Да, я вспомнила все. – У нее кружилась голова от видения света, мелькающих теней, лиц и голосов. Она выпрямилась, посмотрела на Дамиона. – Мы там были вместе – ты и я. И Эйлия. И до того, я помню… меня обнимают чьи-то руки, поет ласковый голос. Моя мать. И помню, как отец уводит меня, рассказывает, как она погибла, говорит, что теперь я в безопасности. Но я не хотела там оставаться, я хотела вернуться… Дамион! Наконец-то я знаю! Знаю, кто я, какова моя Цель. Я все время знала – я просто забыла!

Ее переполняла радость, последние слова прозвучали с торжеством.

Но Йомар отступил на шаг, переводя взгляд с Дамиона на Лорелин и обратно. Эмоции схлестнулись в нем, как волны в шторм, сталкиваясь друг с другом. Надежда, которой он не смел до конца верить – что Дамион действительно вернулся живым, и вновь вспыхнувшее беспокойство за Эйлию, и теперь еще и это. Когда он заговорил, голос его скорее умолял, чем спрашивал:

– Лори, ты о чем? Не понимаю. Это действительно Дамион? Как он мог воскреснуть?

– Да, это он, это не иллюзия. – Лорелин засмеялась от радости. – Я так хотела верить Эйлии, Дамион, что ты еще вернешься к нам.

Йомар поглядел на нее, разинув рот, потом неуверенно подошел к Дамиону.

– Дамион! Все равно не могу поверить – это ты?

Он протянул руку, взял друга за плечо – твердое, теплое.

Дамион взял Йомара за руки, заглянул в глаза:

– Да, Йо. Это я. Я вернулся.

От твердого пожатия этих рук на Йомара накатило облегчение, а при звуке его голоса – такого же, как у обманщика-Мандрагора, но звучащего совсем по-другому, надежно и знакомо, – он успокоился. Дело было не только в знакомом лице или голосе, а в сущности, которая была за ними. Тут не ошибешься. И все же у Йомара было полно вопросов.

– Но как? Как? Мы думали, ты убит.

– Я наполовину архон. Раньше я этого не знал. Архона нельзя убить – полностью. Можно было уничтожить мою смертную половину, но не бессмертную.

– Да, – тихо сказала Лорелин.

Йомар повернулся к ней, потом спросил:

– Дамион, так ты знаешь, что будет дальше?

Дамион покачал головой:

– Архоны не повелевают будущим. Они только его предсказывают.

– А это не одно и то же?

– Нет. Представь себе путников, которые дошли до гряды холмов, закрывающих лежащую впереди местность. Те, кто живут на вершинах холмов, говорят путникам, что впереди трудная гористая местность – им видно с холмов. Должны ли путешественники сердиться на горцев? Они же только видят землю с высоты, не они сделали ее такой. И мы тоже не формируем будущее. Мы видим вперед лучше смертных. Но путь, которым воспользуются они через эту суровую землю, они выберут сами. Нет единственной определенной дороги. Архоны только предвидели роль, которую я могу сыграть, создавая будущие события. Они знали, что Эйлии нужны защитники. Вот почему нам с тобой разрешено было вернуться.

– Вернуться? – Йомар все еще не понимал. Облегчение сменилось нарастающим шквалом мыслей. – Лори, что он говорит?

Лорелин посмотрела на него. Человек, никогда не дрогнувший ни перед какой опасностью, чья сила тела и духа пронесли его сквозь испытания, погубившие многих других. Но сейчас он казался почти ребенком: в темных глазах читалась тревога, обычная небрежная уверенность его покинула. Лорелин ощутила прилив нежности и любви.

– Йо, он хочет сказать, что я тоже наполовину архон.

И снова Йомар посмотрел на них по очереди, потом отвернулся.

– В чем дело, Йо? – спросил Дамион.

– Вы не люди. Ни ты, ни она, – ответил он, не оборачиваясь.

– Почему ты так говоришь?

– Вы не те, кем кажетесь, и не были никогда. А теперь, Дамион, ты изменился полностью. Превратился во что-то – другое.

– Йо, кем бы ни был я теперь, родился я человеком. И Лорелин тоже. И я на самом деле не изменился – настолько.

– Так это – форма, которую ты сейчас принял? А как ты выглядишь по-настоящему? – зло спросил Йомар.

– А как ты выглядишь по-настоящему, Йо? – улыбнулся Дамион.

– Не понимаю.

– То, что ты видишь в зеркале – кожа, волосы, глаза, – это ты и есть? Или в тебе есть еще что-то?

– Кажется, – пожал плечами Йомар, – ты опять о душе, как в те времена, когда был священником.

– Именно. Мы – две души, два духа, каждый представлен в материальной форме. Но мы больше, чем эта форма. То, что ты сейчас видишь, никогда не было более чем частью меня, не было целиком мною. То же верно и про тебя. И все же элы завидуют смертным. Ходить свободно в материальной плоскости, подобрать рукой камешек, владеть собственной реальностью, знать опасности! Ты говоришь, материя правит вами, но это значит, что она и принадлежит вам, вы владеете ею так, как ни один архон не может. Они подчиняются Договору, который запрещает им вмешиваться. Я теперь тоже связан этим запретом. Вот почему я не мог добраться до вас и объяснить, что случилось. Надо было, чтобы вы пришли ко мне. Я имел право посылать вам сны, но не больше.

– Да, Эйлии ты много снился. Но она же звала тебя раньше, в Зимбуре. И ты не пришел, – упрекнул его Йомар.

– Мне не было дозволено. Она все еще думала, что призывает смертного. Чтобы на зов можно было откликнуться, зовущий должен знать, что призывает эла. – Дамион пошел обратно к берегу. – Но мы должны уйти отсюда. Император удалился на Мирамар и послал лоананов своей гвардии привезти к нему Эйлию. Смотри, вот Аурон идет за вами.

Золотой дракон плыл над белыми песками.

– А ты не можешь просто… ну, отрастить крылья и полететь туда сам? – спросил Йомар наполовину серьезно.

Дамион покачал головой:

– Не здесь. Мои возможности в этой плоскости ограничены Договором. Ана не могла сама попасть в Тринисию, и Эларайнии пришлось строить летучий корабль, чтобы добраться до Меры. Я пойду найду Эйлию и приведу ее.

Дамион проводил глазами Йомара и Лорелин, неохотно бредущих к дракону, потом пошел вдоль берега. Он понимал смятение их ума, потому что сам еще не вполне постиг свой переход. После чистой гармонии Эфира мир ощущений ошеломлял: рев звуков, ослепительный свет, лишь медленно превращавшийся в цвета и формы, лишенные смысла. Постоянное общение с другими архонами исчезло, его отрезало, он был один, сам себе вселенная, одинокий и испуганный. Вскоре, он знал, даже символическая память об Эфире исчезнет, отступит под натиском материальной плоскости.

Но свою задачу он будет помнить. «Эйлия», – снова подумал он. И почувствовал боль – ногти впились в ладони. Боль, ногти, ладони – слова начали возвращаться к нему. «Человек, – подумал он. – Вот что я такое: человек». Он все еще иногда пошатывался, как новорожденный жеребенок, и ноги его не совсем слушались. Свой первый переход много лет тому назад он не помнил, младенческий разум слишком слаб и неискушен, чтобы запечатлеть странность, непонимание, страшное одиночество воплощения.

Он заставил себя вернуться к поискам Эйлии.

Наконец он ее нашел – в миле дальше по берегу. Она лежала там, где вышла из волн, распростершись навзничь на песке, и босые ноги еще омывало тихой игрой пены. Дамион постоял, глядя на нее. Вдруг он вспомнил картину, которая в детстве висела у него над кроватью – рыцарь спасает деву от дракона. Он подумал, не значит ли это, что он всегда знал свое предназначение: спасти Эйлию от Морлина. Наконец она зашевелилась и открыла глаза.

– Это был сон? – спросила она вслух.

– Это была явь, Эйлия. Я здесь.

Она вскрикнула, он присел рядом с ней, заключил ее в объятия, тихо укачивая, как ребенка.

Исполненный ужаса и восторга полет и погоня, возвращение Дамиона – все это действительно было.

Эйлия смотрела на него, в его глаза, синие, как арайнийское море, сверкающее таким же отраженным сиянием… или эти радужки светятся своим внутренним огнем, как зачарованный сапфир? Ее мысли потекли навстречу его мыслям, и она узнала его. Это был он, ее возлюбленный Дамион наконец вернулся. А другой – ее враг – покинул этот мир.

– О, Дамион, ты пришел ко мне! Ты услышал мой зов!

Она обняла его, прижала крепко, а он гладил ее волосы.

Долго они отдыхали друг у друга в объятиях. Наконец она отодвинулась – еще раз на него посмотреть.

– Я тебя видела в Эфире, но ты был крылатый, как серафим!

– Я много там перепробовал обличий. Но здесь я буду среди смертных, а для этого старая форма лучше всего.

Он улыбнулся своей знакомой, бесконечно дорогой улыбкой, но она ощутила в ней печаль.

– Дамион, ты рад, что вернулся? – спросила она, глядя ему в глаза.

– Я рад, что опять с тобой. – Он снова обнял ее и помог ей встать. – Тебе сейчас ничего не грозит, и Арайнии тоже – пока что. Но война только началась, и ты должна отдохнуть перед тем, как мы все соберемся и решим, что делать дальше. Посмотри, вот херувим прилетел отнести нас домой. Надо возвращаться в город.

В Мирамаре звонили все колокола, развевались знамена, люди выбегали на улицы, живые водовороты красок и шума под летящей вереницей драконов и херувимов, стремящейся к дворцу. Людей переполняла радость: отход Эйлии на юг избавил город от налетов врага, и арайнийская армия вернулась с Меры с победой. Мандрагор сбежал из этой звездной системы, а без его руководства ушли и его приспешники. А сейчас, к благоговению и восторгу арайнийцев, прибыл небесный император, и его адамантиновый дворец спустился с облаков на землю. Его хрустальные башни возвышаются над широкими полями к северу от города, сверкая в свете гаснущих звезд и арки небес: здесь день пока еще не наступил.