Текст книги "Обольстительная Джойс"

Автор книги: Элис Маккинли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– А у тебя мания в них не влипать. Так что, кто из нас более нормальный, это еще вопрос. – Джойс интуитивно ощутила в его голосе раздражение и досаду. Маркус тщательно маскировал их, но поскольку врать он особенно никогда не умел, то за тридцать секунд выдал себя с потрохами.

– Так где ты была?

– В отеле. Мы ужинали все вместе, а вещи я оставила у Амалии. Доволен?

– До трех часов ночи ужинали?

Такой дотошности Джойс за ним не помнила. Однако она не растерялась.

– Да мы только приехали в двенадцать с раскопок, пока вымылись…

– Джойс, – довольно резко перебил ее Маркус. – Ты мне лжешь. Я звонил тебе на сотовый, начиная с десяти вечера, раз пять. Ты не отвечала. Теперь ты говоришь, что только в двенадцать приехала с раскопок. Ври что-нибудь одно в следующий раз. А еще лучше запиши предварительно.

Еще пару дней назад Джойс в ответ на такое заявление просто отключила бы телефон. Но сейчас она чувствовала себя виноватой. Во-первых, она действительно лжет. Во-вторых, во время этого разговора ей в очередной раз стало понятно, что миссис Хатт из нее не выйдет. Поэтому, стиснув зубы, она сносила нападки, хотя и огрызаться не забывала:

– Объясняю для тех, кто родился на бронепоезде. Мы работали, я оставила сотовый у себя под навесом, потому что внутри пирамиды все равно говорить громко нельзя. А когда вышли, сразу поехали в отель, я была под впечатлением и даже не посмотрела, звонили ли мне. А потом сотовый валялся наверху, в номере Амалии. Теперь ты наконец удовлетворен?

На том конце замолчали. Видимо, Маркус размышлял о том, стоит ли поверить.

– Подождите, пожалуйста, идет обработка данных, – съязвила Джойс. – Ты там не уснул?

После подобных вопросов Маркус обычно переставал сердиться, но тут Джойс услышала сдержанное:

– Нет. Когда мне позвонить в следующий раз, чтобы точно застать тебя?

Интересно, что можно ответить на такой вопрос, лежа в больнице и не зная, когда теперь представится возможность поговорить.

– Давай я сама тебе буду звонить.

– Тогда мы долго не услышим друг друга.

– Хорошо, я буду просить своих любовников, чтобы они тебе по очереди звонили с интервалом в час, а поскольку у меня их здесь уж точно не меньше двадцати четырех, то…

– Джойс, прекрати!

А вот это уже вовсе ни в какие ворота не лезет. Чтобы Маркус так реагировал на шутки!.. Джойс даже растерялась.

– Маркус, что с тобой? У тебя все в порядке?

– Да. – Молчание, потом тяжелый вздох. – Когда мне ждать твоего звонка?

– Постараюсь звонить утром, до работы.

– Хорошо, пока.

– Пока.

Да что с ним такое? Джойс оставалось только разводить руками, Маркус сам на себя не похож, неужели что-то заподозрил? Надо будет по возможности чаще ему звонить.

И тут же в голове возник вопрос: зачем? Зачем звонить, если все кончено?

Вошла Амалия.

– Ну как? Пообщалась?

– Не то слово. Злой, раздраженный. Я пообещала, что сама буду звонить ему по утрам. Можешь приносить мне телефон?

– Разумеется, без проблем. Но пока давай его сюда. Я говорила в коридоре с врачом, он сейчас зайдет.

Амалия забрала сотовый и спрятала в сумку. И действительно, не успела она защелкнуть замок, как на пороге палаты появился доктор в синем халате и колпаке.

– Здравствуйте, простите, – извинился он. – У нас тут ЧП. Произошла авария на седьмой, привезли много людей. Я сейчас не могу вас осмотреть, но часа через два, думаю, освобожусь. А пока у вас посетители, мы могли бы отдать им ваши вещи. Попросите у медсестры, она принесет. – И врач исчез в дверном проеме.

Кассеты все еще в больнице! Эта новость заставила Джойс напрочь забыть о неприятностях с женихом.

– У меня там кое-что есть. Кое-что личное. Фотоаппарат забирай, а кассеты отдай мне, а то Феликс обязательно влезет. Или Мауро. – Она подмигнула Амалии и, не желая задерживаться на щекотливой теме, тут же переключилась на другую: – А ты не спросила у врача, когда меня выпишут?

– Кассеты я могла бы отвезти тебе на квартиру, но если хочешь оставить здесь, пожалуйста. А выпишут тебя через полторы недели, не раньше. Когда снимут швы.

Амалия достала из сумки два небольших томика.

– Это последние разработки в области расшифровки надписей Древнего Египта, так что скучать тебе не придется.

Джойс улыбнулась, принимая подарок.

– Спасибо, но я, наверное, здесь не останусь. Андреа сказал, что что-нибудь придумает.

– Андреа? – удивилась Амалия. – Мне казалось, он категоричен в этом вопросе.

Внезапно дверь распахнулась и вошел Андреа. Лицо его выражало задумчивость, какую-то непосильную умственную работу или внутреннюю борьбу.

– Я вот тут подумал, – начал он, даже не взглянув на девушек. – Раз уж тебе так не хочется оставаться в больнице, то у меня есть неплохой загородный дом. Я там не живу, в отеле удобнее. Но если привести его за пару дней в порядок, вполне можно жить. Места много. И до раскопок очень близко. С утра я возил бы тебя на процедуры, а потом ехал на работу, на пару часов. Потом домой, обед можно заказывать, а с завтраком и ужином я как-нибудь справлюсь.

Амалия смотрела на него с открытым ртом.

– Мартелли, ты ли это? Джойс, ты на него хорошо влияешь. – Несмотря на шутливый тон, в ее голосе слышалось подозрение и некоторое недовольство. – Только у меня вопрос: зачем так мудрить? Если ты разрешаешь Джойс оставить больницу, – она прищурилась, давая понять, что недовольна поведением старшего по сектору, – то почему бы ей просто не поехать к себе домой. Я поживу там, сколько понадобится, буду помогать, готовить, ухаживать. По-моему, этот вариант куда проще.

– И по-моему, – неожиданно легко согласился Андреа. – Мне тоже пришло в голову именно это. Но только минуту назад я говорил с Уоллсом. Не знаю, Амалия, обрадую ли я тебя, но, кажется, твой проект принят в Александрийском университете. Профессор просил, чтобы ты немедленно ехала к нему. Что-то там не так, сообщение пришло поздно, у тебя не осталось времени даже собраться. Неудобно получается, но решай сама, ты ждала этого целый год.

Амалия при словах «проект принят» с восторженным возгласом «ах!» опустилась на стул и не вставала, пока Мартелли говорил.

– Александрийский университет! Андреа, ты мог себе представить, что моими разработками заинтересуются в Александрии? – Она уставилась перед собой в одну точку, уже мечтая о большом будущем своих идей. На лице отразилась радость, удовлетворенность результатами собственного труда.

– А почему нет? – Он протянул ей руку. – Поздравляю. Я всегда знал, что тебя ждет большое будущее.

– Но Джойс… – Амалия изменилась в лице. – Нет, я не могу ее бросить в такой момент. Нет. Я поеду, но попозже. А если они не захотят подождать, то вообще не поеду.

– Вот уж нет! – воскликнула Джойс. – Ты поедешь, и немедленно. Я не на необитаемом острове и не умираю. Со мной, как видишь, все хорошо.

– Я отстраняю вас от работы, мисс Кеведо, за такие необдуманные высказывания. – Андреа состроил строгую физиономию, но едва сдерживался, чтобы не прыснуть со смеху. Он искренне радовался успеху Амалии. – Надеюсь, мои слова возымеют действие, в противном случае я буду вынужден применить более строгие методы.

– Это же какие, если не секрет? – Амалия лукаво заулыбалась.

– Вас свяжут и отправят в Александрию по почте, специальным заказом. Доставят прямо в университет.

В течение следующих сорока минут Амалия болтала без умолку о своих идеях, о том, что теперь перед ней открываются новые возможности. Джойс слушала с интересом, она и не предполагала, что Амалия занимается чем-то, кроме раскопок. Прервал эту обзорную лекцию телефонный звонок. Уоллс, разыскав где-то в дебрях своей записной книжки номер сотового Амалии, решил поторопить девушку, потому что уже взял для нее билет на поезд.

И Амалия стала собираться, с интервалом в минуту в разной форме сообщая о том, что ей не хочется оставлять подругу в таком состоянии, на что Джойс и Андреа раза с третьего уже отвечали хором:

– Не беспокойся, все будет хорошо.

Но Амалию в ее стремлении всех опекать, улаживать чужие проблемы унять было не так-то просто. Уже вскинув на плечо сумочку, она вдруг вспомнила:

– Ой, Андреа, а кто же посидит с Джойс, пока ты не вернешься?

– Значит, я просто не буду уходить, – пожал плечами Мартелли, показывая этим телодвижением, что для него не проблема остаться еще на день. – А вечером отрядим Феликса или Мауро.

Амалия от этих слов пришла почти в ярость.

– Что? Что ты сказал? – Она в сердцах скинула с плеча сумку и бухнула пакетом об пол. – Тебе вчера было плохо, ты не спишь уже сутки и собираешься сидеть еще до вечера? Отлично. Я никуда не еду. Иди домой.

– Но я… – попытался было возразить Андреа, но Амалия в прямом смысле слова уже выталкивала его за дверь, хотя для нее, маленькой и тонкой, это было непростой задачей.

– Постойте, подождите! – вмешалась Джойс, видя, что ее мнение по этому поводу, похоже, никого не интересует. – О чем вы спорите? Со мной вообще не нужно сидеть. Мне немного тяжело с непривычки двигаться в бинтах, но я справлюсь. Честное слово. – Джойс и вправду чувствовала себя гораздо лучше, чем после первого своего пробуждения. Ноги по-прежнему ныли, но в пределах разумного. Раны покалывало, ну так что ж теперь, держать возле себя привязанными уставших, измученных людей? В этом нет никакой необходимости. – Со мной все хорошо. У меня книги, буду читать. А Андреа выспится и приедет ближе к вечеру. Или пришлет Феликса. Может, Уоллс заедет. Не ищите проблем там, где их нет. Здесь медсестры, врачи. Тысячи людей лежат в больницах одни в куда более плачевном состоянии, а у меня пара царапин.

Это несколько успокоило Амалию. Действительно, Джойс не при смерти. Двигается, разговаривает. Просто на всех еще действовал вчерашний страх. Мозг, раз уяснив, что девушка в смертельной опасности, теперь не хотел расставаться с этой перепугавшей его мыслью и пихал ее куда надо и не надо по инерции, не учитывая вновь поступающую информацию. Однако, уже выходя из палаты, Амалия все же попросила:

– Андреа, проводи меня, пожалуйста.

Он учтиво открыл перед ней дверь.

– Прошу. – Он отлично знал, о чем Амалия хочет с ним поговорить.

– Во-первых, пообещай, что сейчас поедешь домой, а не на раскопки. Я попрошу Уоллса тебя выгнать, если не послушаешь.

Андреа иногда удивляло то, с какой легкостью эта девушка умела разгадывать чужие мысли. И вот теперь она была абсолютно права. Он хотел хоть на пару часов заглянуть на свой участок, посмотреть, что там делается после вчерашнего дурдома. Ведь спасатели даже начали копать, как бы теперь чего не повредили, засыпая рытвины. Беспокоила судьба артефактов, которые были подняты на поверхность. Кто знает, что могут наделать несведущие люди! Спать хотелось до смерти, но ощущение того, что копаются в его личных вещах, не покидало Андреа.

– Ну хорошо. – Он вздохнул, понимая, что придется уступить. – Даю слово. – Но при этом пальцы сами собой скрестились за спиной. Андреа усмехнулся собственному ребячеству, он заедет на раскопки всего только на час, а потом сразу спать, если не уснет где-нибудь там, в палатке.

Но Амалия, как ни странно, поверила.

– Хорошо, во-вторых, объясни ради бога, что ты там выдумал с домом? Она выходит замуж, – четко, медленно произнесла Амалия. – Если все зашло так далеко, нужно быть осторожнее. А ты своими руками готовишь западню, себе в первую очередь. И ей тоже. Я не хочу верить, что ты делаешь это специально. Джойс лучше остаться в больнице. Лучше для вас обоих. Подумай о моих словах, еще не поздно все исправить.

Они прошли по длинному коридору, и Амалия заспешила к лифту. Андреа так ничего и не ответил ей. Да, собственно, и отвечать было нечего. Амалия все правильно поняла. Он и сам уже внутренне бранил себя за слабость. Но разве сердцу прикажешь? Андреа еще пытался оправдываться перед собой, подбирая различные доводы. Он мысленно убеждал себя, что так Джойс будет под его непосредственным присмотром, то есть что не удерет из больницы в один прекрасный день (а она, безусловно, способна и не на такие подвиги), что домашний уход всегда лучше больничного, что сможет понемногу заниматься делами и не потеряет рабочую форму. Чего только не напридумываешь, надо лишь задаться целью! Но в глубине души Андреа знал, что это отговорки. Отговорки, призванные успокоить мятущуюся совесть. Правда же выглядела очень просто: вопреки вся и всем он хотел быть с ней.

9

Джойс выглянула в окно: дорога еще была пуста. Часы показывали уже четверть десятого, начало темнеть, а Андреа и остальных все не было. Значит, задерживаются. Вот и отлично, и она спокойно села опять за компьютер.

Прошла уже почти целая неделя с того момента, как во время спуска археологов на «12 Б» произошел обвал. В тот первый день в больнице Андреа, вернувшись к вечеру, попытался откреститься от собственных слов по поводу переезда Джойс к нему в загородный дом, но она ухватилась за эту возможность, как утопающий за спасательный круг. В итоге после нескольких перебранок спустя сутки цель была достигнута. И вот теперь Джойс сидит в кабинете Мартелли и работает за компьютером.

Дом был великолепен. Большой, неухоженный разросшийся сад с огромным количеством цветов, которыми никто не занимался и которые теперь беспорядочно выглядывали то там, то здесь. Деревья, не подстригавшиеся уже лет сто, раскинули свои ветви в разные стороны, как будто приветствуя этим широким жестом вернувшегося хозяина. И ни одной тропинки, ведущей в глубь этой кущи! Джойс так хотелось забраться туда, подальше. Но, увы, она пока толком не могла ходить.

Дело в том, что застуженные ноги болели по-прежнему, и врачи высказывали опасения, что это затянется еще недели на две. Джойс страдала не столько физически, сколько нравственно. Ей запретили вставать. И Мартелли строго следил за выполнением этого требования. Он по возможности чаще старался приезжать с раскопок, но работы там прибавилось, поэтому частенько ему против воли приходилось задерживаться. Амалия еще не вернулась, поэтому забота о Джойс как бы распределилась между членами команды. Ночью и утром ей помогал Андреа. Уезжая утром, он обязательно готовил завтрак и отслеживал, чтобы он был съеден. Джойс не привыкла по утрам ни к чему, кроме кофе и булочки с джемом. Но после выговора и лекции о правильном питании эту привычку пришлось оставить. Андреа был неумолим и не отправлялся на работу до тех пор, пока тарелка не опустошалась.

Потом на машине заезжал Феликс и отвозил Джойс в больницу на процедуры: перевязки и ингаляции. После той серой пыли ее легкие пришлось чистить в прямом смысле слова, заживали они медленнее, чем хотелось бы. Выражалось это в болезненном грудном кашле, который одолевал Джойс всякий раз, когда она начинала дышать чуть чаще, чем в состоянии покоя. Стоило взяться за костыли, как через пару минут она начинала хрипеть. Это еще более усложняло процесс передвижения по дому. Еще в больнице ставили капельницы, потому что Джойс очень ослабела, а восстановление шло как никогда медленно из-за поражения дыхательных путей. Кислород не поступал в организм в нужном количестве. От этого медленнее затягивались раны, которые оказались совсем не опасными, медленнее заживали ноги. Поэтому Джойс еще ходила дышать кислородом – процедура, название которой она все время забывала. Короче, на больницу уходило часа три, не меньше. Но приходилось терпеть. Обычно ближе к полудню за Джойс опять заезжал Феликс и отвозил ее домой, где Андреа уже готовил обед, точнее заказывал его. После совместной трапезы Джойс полагалось отдыхать до возвращения всей компании, то есть спать. Настаивая на этом, Андреа забрал у нее все книги. Врачи советовали не переутомляться. Но Джойс, само собой, не могла спать целыми днями. Она честно укладывалась после обеда, потому что действительно уставала, но уже часам к шести, как и следовало ожидать, просыпалась. А Мартелли с компанией (ужинали теперь в доме Андреа, а не в отеле) возвращались не раньше девяти. А иногда и позже. Таким образом, у Джойс было два-три свободных часа, когда никого не было рядом и, следовательно, можно было заняться чем-то, кроме лечения и отдыха. Выяснив, что в доме есть старенький компьютер, которым Андреа не пользовался уже давно, Джойс в первый же день пробралась в кабинет и проверила, в каком состоянии этот предмет антиквариата. Оказалось, что в рабочем. Там даже нашлись все необходимые программы. Итак, украдкой Джойс обрабатывала свои тайные материалы, о которых никто пока не знал. Главное, было вовремя заметить приближающиеся машины и быстро подняться к себе в комнату. Причем само расположение кабинета весьма этому способствовало. Дом стоял на холме, и окна очень удачно выходили на дорогу, которая вела от Гизы к частному сектору. Джойс все видела и, несмотря на костыли, успевала ретироваться до того, как Мартелли с остальными переступали порог. Чтобы не вызывать подозрений, она даже не стирала пыль с монитора. И никто ничего не знал.

Сегодня они опять задерживались. Джойс уже заканчивала обрабатывать пятую кассету, соединяя снимки в единое огромное изображение. Один файл для правой стены и один для левой. При этом приходилось убирать разные помехи, вроде пыли и воды. Благо программы позволяли снимать с изображения слой в зависимости от дальности. Кое-где надо было усиливать яркость отдельных участков – Джойс не ровно держала фотоаппарат и поэтому не везде вспышка освещала весь снимок, края некоторых кадров были откровенно темными. Но многие фрагменты дублировались, поскольку Джойс отдельно фотографировала стыки плит и отдельно сами плиты. Накладывая одно изображение на другое, можно было восстановить все. Параллельно она пыталась понять надписи и рисунки. Но они казались ей абсолютно незнакомыми. Какие-то элементы вроде напоминали уже известные ей изображения, но потом, при сравнении с базой данных, программа выдавала, что элемент неизвестен. А искать вручную – проще повеситься. Тем более компьютер точнее человеческого глаза. Джойс терялась в догадках, как никогда остро ощущая недостаток образования, но спросить, посоветоваться не решалась. Если бы была Амалия, ей бы она открылась. В доме еще нашлись кое-какие книги, но и они при сравнении ничего не дали. И самое главное, Джойс катастрофически не хватало времени.

Одно радовало: работа отвлекала от личных проблем. Погруженная в рисунки и программы, Джойс старалась не думать о своих отношениях ни с Маркусом, которому исправно звонила каждый день, ни с Андреа, которого видела теперь реже, чем во время стажировки. Там он вечно маячил где-нибудь поблизости, а теперь: час утром, полчаса в обед и минут сорок в ужин. Андреа установил жесткий режим для своей подопечной: спать не позже одиннадцати. О чем бы ни шел разговор, едва начинали пищать его наручные часы, кто-нибудь из мужчин относил Джойс наверх, причем ее мнение по этому поводу никого не интересовало.

А остаться и послушать очень хотелось. Теперь, когда несколько ослабло нервное напряжение, вызванное последними событиями, археологи с удвоенной энергией взялись за работу. Вечерами обсуждались планы на будущее, строились версии о том, что могло бы быть в обвалившемся коридоре. Джойс готова была слушать ночи напролет, но ровно в одиннадцать часы на руке у Андреа начинали злорадно попискивать. Она понимала, что он прав, и не спорила. После нескольких часов бодрствования она чувствовала себя так, словно целый день таскала мешки с цементом. Стоило опуститься на подушку, и глаза закрывались сами собой. Она засыпала моментально и никогда не слышала, сколько еще времени мужчины внизу сидят за столом.

Джойс снова выглянула в окно. И очень вовремя, потому что «мерседес» Андреа уже проехал свободный участок дороги и скрылся под деревьями. Вот он опять вынырнул из густой зелени и снова исчез. Джойс быстро сохранила сделанный за сегодня файл и, закрыв его, выключила компьютер. Теперь нужно подняться к себе. Подушки костылей привычно подхватили тело, ослабляя нагрузку на ноги, которые тут же отозвались очередным нытьем. Самое сложное – лестница. Но Джойс уже несколько раз поднималась и спускалась по ней, поэтому препятствие было пройдено без затруднений. Она плотно прикрыла за собой дверь и, добравшись до кровати, юркнула под плед, который днем застилался поверх покрывала, чтобы не приходилось каждый раз раздеваться. Голову набок, глаза закрыть. Отлично. Не подкопаешься.

Хлопнула входная дверь, на лестнице послышались шаги. Джойс повернулась лицом к стенке. Так, теперь он зайдет. Слабый стук. Петли скрипнули, он заглянул.

– Джойс, ты спишь? – Это было сказано шепотом, чтобы не разбудить в том случае, если она действительно спит.

Конечно, она не ответила. Петли опять скрипнули, дверь закрылась. Ушел. Снизу донеслись приглушенные голоса, сейчас они займутся ужином, а когда все будет готово, Андреа придет за ней. Есть пара минут, которые нечем занять перед одним из самых приятных эпизодов дня: он возьмет ее на руки! Четыре раза он уже делал это. Сегодня пятый. Джойс днем спала в спортивном костюме Амалии, который Мауро откопал в ее вещах. Мягкий, теплый, в нем было очень удобно. Но сегодня Джойс специально сняла куртку, чтобы не пропустить ни одного прикосновения Андреа. Эти сильные руки обнимут ее, подхватят как пушинку, и несколько секунд она будет по-настоящему в его объятиях. Она готова была остаться в них навсегда, но все хорошее быстро заканчивается. Андреа, похоже, вовсе не интересовался ею как женщиной. Только как глупеньким птенцом, который, едва раскрыв крылья, самонадеянно решил сразу подняться к заоблачным высотам и надорвался. Его заботило лишь здоровье Джойс. Он проверял, пьет ли она нужные лекарства, как будто у нее был повод их не пить – в конце концов, быстрее поправиться в ее же интересах, – следил, чтобы она хорошо питалась, отдыхала, не переутомлялась. Одним словом, Андреа считал Джойс ребенком, о котором на данный момент некому позаботиться. Причем ребенком в высшей степени безрассудным.

С одной стороны, Джойс была приятна эта по-настоящему мужская опека. Сколько раз за это время она вспоминала Маркуса, который тоже пытался ее опекать. Но как-то иначе, его забота раздражала и воспринималась как посягательство на личную свободу, на независимость. Просто Джойс не любила его, вот и все. Забота любимого человека – теперь она знала это точно – не может надоесть или опостылеть. Но, с другой стороны, в опеке Андреа Джойс не хватало серьезности. Серьезности взрослых отношений между мужчиной и женщиной. Каждый раз, когда он брал ее на руки, она, обхватив руками его шею и приникнув к груди под предлогом боязни высоты (которая якобы появилась после случившегося), слушала, как стучит его сердце. И в этот миг Джойс казалось, что вот так она провела бы всю жизнь…

На лестнице снова послышались шаги. Опять стук, на этот раз более сильный. Скрип петель.

– Джойс, просыпайся, пора ужинать. – Андреа, войдя в комнату, направился к кровати. – Подъем, соня! Вставай!

Вот сейчас! Его рука легла на плечо Джойс, и она, почувствовав, как по спине побежал приятный холодок, невольно вздрогнула.

– Испугалась? – Над ней склонилось улыбающееся загорелое лицо Андреа. – Пора ужинать, все уже ждут тебя. Хватайся.

Он наклонился ниже, и Джойс почувствовала, как его руки ловко протиснулись под спину и колени. В следующее мгновение она с бесстрастным видом обхватила его шею, ощущая каждой клеткой тела, как приятно касаться его кожи. Ей захотелось поцеловать обветренные губы. Его лицо было так близко, слишком близко. Еще мгновение – и Джойс потянулась к нему, уже не отдавая себе отчета в собственных действиях. Но в последний момент разум все же взял верх над чувствами и… Джойс поцеловала его в щеку. Он удивленно посмотрел на нее, не зная, вероятно, как интерпретировать эту выходку. Но Джойс уже овладела собой и не растерялась, пусть примет этот поцелуй просто за благодарность:

– Ты самый лучший старший по сектору. Таскаешь меня каждый день вверх-вниз, а мог бы просто оставить в больнице. Спасибо.

Он улыбнулся в ответ.

– Оставишь тебя, как же. Боюсь, во всей больнице не нашлось бы никого, кто мог бы с тобой справиться. Я пожалел врачей, за какие грехи им такой подарок?

Джойс наигранно обиделась.

– Неужели я такая несносная?

– Очень даже сносная, – засмеялся он. – Взял и понес куда нужно. Никаких проблем. – Он опустил Джойс в кресло, которое специально для нее перенесли на кухню из гостиной.

– Привет, с каждым днем выглядишь все лучше. – Феликс в сиреневом фартуке держал в руках сковородку и раскладывал всем омлет с беконом. Шлеп – и на тарелке у Джойс появилась большая порция незамысловатой мужской стряпни.

– Я это все не съем, – тут же запротестовала Джойс, которая действительно с трудом могла себе представить, как подобное количество пищи может уместиться в ее желудке.

– Не слушай ее, Феликс, клади еще, – вмешался Андреа. – Что не съест сама, я запихну.

– Бедная девушка, – сочувственно вздохнул Уоллс.

– Сама выбрала, – заметил Андреа. – В больнице бы к ней никто так не приставал с едой. Я предупреждал, что не дам спуску.

Дальше ужин пошел как всегда. Рассказывали о работе, которую удалось провести за день. Самое главное событие состояло в том, что сегодня снова спускались под землю, в тот, правый коридор, который поток не тронул. Вся вода ушла, теперь там было почти безопасно, могли произойти только небольшие обвалы, потому что земля напиталась влагой. Но каменные плиты, хоть и были сырыми, держали грунт хорошо.

– Мы не можем понять назначение этих комнат, – говорил Мауро, подкладывая себе салат. – Если бы знать, что было в соседнем, левом коридоре. Письмена обычно сообщают о предназначении помещений и переходов.

Джойс оживилась. Сегодня впервые после долгого перерыва опять заговорили о левом коридоре, который негласно считался запретной темой.

– А если бы удалось узнать, что там были за надписи, то…

– Если бы! – вздохнул Уоллс. – Многое бы прояснилось. Но… увы. Теперь там ничего не найдешь. В простых завалах еще иногда удается разобраться, а там, где побывала вода, археологу делать нечего. Бесполезно.

– Но, может быть, сохранились фрагменты? – не унималась Джойс. – Я кое-что помню. Там на стенах были…

– Джойс, у тебя же не фотографическая память, – перебил ее Феликс. – А в подобных вещах нужна точность. Смысл надписи может меняться в зависимости от одного завитка или значка на рисунке. Классический пример из учебника: глаза, смотрящие вправо, означают одно, смотрящие влево – совершенно другое. У каждого изображения или группы изображений. Разве ты вспомнишь такие мелкие детали? А без них нет смысла анализировать и тем более делать выводы.

– Да, конечно. – Джойс стало немного обидно за себя. Ведь она помнила очень многое и без снимков. Ведь картинки по преимуществу были сюжетные.

Феликс заметил ее обиду.

– Джойс, ради бога не дуйся. Я же не тебе в упрек это говорю. Если бы я оказался в том коридоре, мне бы не до рисунков было. Я бы их вообще не заметил, а благодаря тебе мы знаем, что коридор содержал письмена.

– Я все равно очень многое запомнила. Не точно, конечно, но картинки изображали сцены из жизни египтян, и я помню, о чем они были.

– Ну-ка, ну-ка, а вот это уже важно, – заинтересовался профессор Уоллс. – Очень интересно. И что же там было?

– Около развилки, – начала было Джойс, но тут сверху донеслась чуть слышная музыка.

– Ой, это мой сотовый, подайте кто-нибудь, пожалуйста. – Джойс недоумевала: кто бы это мог звонить? С родителями она говорила только вчера вечером. С Маркусом – сегодня утром. Только бы ничего не случилось.

– Вот, возьми. – Мауро, слетавший наверх секунды за три, даже не запыхался.

Мужчины стали говорить вполголоса, чтобы не мешать Джойс. На табло было лицо Маркуса.

– Алло, Джойс, как дела?

– Ничего, нормально, мы ужинаем. А почему ты звонишь, что-нибудь произошло? Только не скрывай от меня, скажи сразу.

– Нет, что ты. Ничего не случилось. Просто… – он замялся, словно раздумывая, сказать или нет, – я, наверное, послезавтра приеду к тебе. У меня дела в Каире. В смысле у отца дела. Но мы решили, что лучше ехать мне, раз ты там.

– Ой, – не сдержалась Джойс.

– Что «ой»? – Маркус насторожился. – Что?

– Нет, ничего, только надо договориться, где и когда точно.

– Ты сможешь днем?

– Да, конечно.

– Куда мне приехать и во сколько? Я туда и обратно, на сутки.

– Позвони, когда будешь уже здесь.

– Хорошо, тогда жди послезавтра. Пока.

– Пока.

Джойс отложила трубку в сторону. Кажется, теперь придется все рассказать. У нее на душе кошки скребли. Маркус приедет сюда и все увидит. Она живет в доме у постороннего мужчины – больная, слабая. Разумеется, он постарается ее забрать. Растрезвонит всем и вся, что Джойс чуть не погибла. Стажировка окончена. Теперь уже точно окончена. Она возвращается в Австралию. Телефонный звонок подействовала на Джойс как ведро холодной воды. Каким странным показалось все вокруг. Только минуту назад ей грезилось, что счастье, окружающее ее, вечно. А теперь все рухнуло в одночасье. Она уедет. Уедет в Австралию. Уже послезавтра. А там… Кто знает, что будет там? Старые друзья, мама, Кейт. Все в один голос станут уговаривать Джойс выйти за Маркуса. Устоит ли она под этим натиском? Теперь, когда точно знает, что любит другого человека. А Маркус… Джойс точно могла сказать, как он поведет себя в этой ситуации: станет убеждать ее, что подобные непроверенные чувства – заблуждение. Кроме того, Джойс все-таки переживала. Предала. Она предала его, обманула. А может, еще не поздно все исправить? Маркус отходчивый, он простит и ложь, и неверность. Джойс почувствовала, как по щеке побежала слеза.

– О господи, что случилось? – Феликс даже подскочил на стуле.

– Джойс, что такое? – Андреа подошел к ее креслу и сел рядом на корточки.

А она не могла им ответить, потому что слезы, которые было уже не сдержать, не давали говорить. К горлу подкатил ком.

– Меня… послезавтра заберут, – едва выдавила из себя Джойс, вытирая глаза руками.

Сегодня уже никто не укладывал Джойс спать в одиннадцать часов. Она объяснила ситуацию, ей хотелось высказаться, хотелось, чтобы ее послушали. В итоге было решено, что послезавтра Андреа, как обычно, уедет на работу, оставив входную дверь открытой, и Джойс пригласит жениха прямо сюда. В том, какое решение тот примет, увидев невесту в таком состоянии, никто не сомневался. Вечером решили организовать прощальный ужин. Мауро сказал, что постарается дозвониться до Амалии.

Джойс была безутешна. Эти люди, ставшие почти родными за две недели, успокаивали ее, говорили, что она, конечно, может приехать в Каир и без стажировки. Андреа клялся и божился, что сделает пропуск. Но Джойс плакала не из-за стажировки. Она смотрела на Андреа, сидевшего на полу рядом с ее креслом, и чем больше тот улыбался, тем тяжелее ей становилось. Теперь все зависит от Маркуса. А его не уговоришь. Он воспользуется болезнью, чтобы вернуть Джойс домой. Устроить ему сцену? Объявить сразу, что не любит? Где-то внутри неприятно затрепыхалась совесть: а он любит, пожалей его.