Текст книги "Речной король"

Автор книги: Элис Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Как прошел вчерашний вечер? – поинтересовался Джоуи, который знал, что у Эйба свидание с новой женщиной: он познакомился с ней после автокатастрофы, произошедшей на семнадцатом шоссе.

Эйб уже перепробовал всех одиноких женщин в Хаддане и заодно в Гамильтоне, и все они уже знали, что он не желает брать на себя ответственность. Ему приходилось идти все дальше в поисках женщины, которая захочет предоставить ему шанс.

– Ничего не вышло. Мы хотели разного. Она желала разговаривать.

– Может, тебе никто не удосужился сообщить, Эйб, но разговаривать с женщиной – это не то же самое, что просить ее назначить дату свадьбы. Как я могу трудиться на благо общества, когда ты в таком состоянии? Я не получаю никакого удовольствия от твоей интимной жизни. Слишком много жалоб и недостаточно секса. С тем же успехом ты бы мог быть женат.

– Что я могу сказать? Постараюсь устроить какое-нибудь более бессмысленное свидание, чтобы было что тебе рассказать.

– Ага, давай, – бодро согласился Джоуи и, услышав звук сирены, полез вверх по склону, встретить подкрепление из Гамильтона.

Эйб стоял рядом с мальчиком, хотя и знал, как это опасно. Дед предостерегал его, что каждый, кто слишком долго остается рядом с мертвым телом, рискует взвалить на себя его тяготы. На самом деле Эйб уже чувствовал, как его пригибает к земле, словно воздух вдруг сделался слишком тяжелым, и, несмотря на старую кожаную куртку, продолжал трястись от холода. В этот первый день ноября он осознал, насколько сильно хочет жить. Он хотел слышать шум реки, птичье пение и ощущать боль в поврежденном колене, которое всегда ныло в сырую погоду. Он хотел быть пьяным и целовать ту женщину, которую по-настоящему желает. Этот мальчик, тело которого он сторожит, никогда не испытает всего этого. Его возможности смыла вода, унесла в самые глубокие омуты на реке, туда, где прячется самая крупная форель, гигантская рыбина, у которой, как говорят, бриллиантовые клыки, отражающие солнечный свет, он слепит рыбаков, и форели каждый раз удается ускользнуть.

Поздним утром, после того как в Хаддан-скул подтвердили, что один из учеников действительно отсутствует, утонувшего мальчика завернули в черный пластик и обложили льдом, подготовив тело к перевозке в Гамильтон, поскольку в Хаддане не было условий для проведения вскрытия. Эйб рано ушел с работы, он отправился посмотреть, готова ли санитарная машина. Старая полицейская машине Райта была припаркована у погрузочной платформы, ее держали скорее из сентиментальных чувств, хотя Эйб часто на ней выезжал. Дед любил прокатиться по ухабистой дороге вдоль реки, и, когда Эйб подрос, Райт часто брал внука с собой, хотя дед Эйба далеко не всегда ездил за форелью. Он оставлял Эйба в машине и возвращался с букетом синих ирисов, которые росли по берегам реки. Цветы казались такими маленькими в огромных ручищах Райта, словно это были крошечные фиолетовые звездочки, упавшие с неба. Ребенок с легкостью мог поверить, что если подбросить их вверх, так высоко, как только может человек, они, наверное, никогда больше не вернутся на землю.

Какой-нибудь другой взрослый человек, собирающий у реки цветочки, может быть, и походил бы на дурака, но только не Райт Грей. На обратном пути на ферму дед всегда наказывал Эйбу держать цветы осторожно и ни в коем случае не помять. Иногда, в жаркий весенний день, вместе с ирисами в машину приносили пчелу, и приходилось открывать все окна. Несколько раз бывало, что пчела так и ехала с ними всю дорогу до дома, гудя как безумная и зарываясь в букет, вот до чего душистыми были те дикие ирисы. Райт никогда не относил букет в кухню, где бабушка Эйба, Флоренс, готовила ужин. Вместо этого он нес их за дом, на луг, где росла высокая трава и где женщина, которую он знал много лет назад, обрела покой. Может быть, именно тогда в Эйбе и проснулась его подозрительная натура. Еще тогда ему казалось, что существует некая правда, которую он никак не может уловить, а сейчас он не мог понять, почему не упорствовал в том, чтобы отыскать ее, и почему не задался самым простым и самым сложным вопросом из всех: почему?

Очень долго он мечтал отыскать способ разговаривать с мертвыми. Неизвестность – такая штука, которая преследует человека, она может терзать его десятилетиями, год за годом, пока случайное и намеренное не сплетутся в единую удавку сомнения. Все, чего хотел Эйб, – десяти минут разговора с мальчиком, который, возможно, сам предпочел покончить с жизнью. «Ты действительно хотел это сделать?» Это все, что он хотел узнать. «Ты громко кричал, разносился ли твой голос эхом над вершинами деревьев, поднимаясь к облакам? Видел ли ты под конец голубое небо или только быстро спускающийся черный занавес? Твои глаза остались широко раскрытыми, потому что ты еще не пресытился жизнью и знал, сколько всего еще не успел повидать, целые годы, десятилетия жизни, тысячи ночей и дней, которых у тебя больше нет?»

Когда утонувшего мальчика отвезут в Гамильтон, он наверняка посинеет по дороге, точно как серебристая форель после того, как ее поймают на крючок и сунут в рыбацкий мешок, вместе с пустыми пивными бутылками и неиспользованной наживкой. При всех вероятностях, не было фактов, за которые можно зацепиться, не было никаких доказательств, но раны мальчика взывали к нему. Эйб сел в машину деда, решив ехать вслед за санитарной машиной, по крайней мере какое-то время. Он решился на это, хотя был совершенно уверен, что жизнь его будет гораздо проще, если он вернется назад.

– У нас что, эскорт? – крикнул водитель санитарной машины через открытое окно, когда они остановились на выезде из города.

Эйб узнал водителя, Крис Уайтек, они вместе учились в средней школе, он занимался баскетболом и в последнем классе сломал руку. Час скидок еще не наступил, а грязная стоянка у «Жернова» была уже почти наполовину забита. По правде говоря, машина Эйба тоже часто стояла здесь, между «шевроле» и пикапами, и этот факт Джоуи Тош пытался скрыть от Глена Тайлза, как будто в таком городе что-то можно удержать в тайне. Но в этот ноябрьский день Эйб не испытывал ни малейшего желания занять свое обычное место в баре. Истина имеет такое забавное свойство: как только человек решает отыскать ее, он так и вынужден идти за ней следом, и неважно, куда заведут его факты.

– Угадал, – крикнул Эйб Крису в ответ. – Я всю дорогу за вами еду.

По дороге Эйб вспомнил, что дед постоянно говорил ему: любой, кто найдет время, чтобы прислушаться, будет поражен, как много можно узнать, не прикладывая никаких усилий. По-настоящему наблюдательный человек может лечь на берегу у реки и услышать, где плещется рыба, да что там, форель практически дает указания любому, кто захочет их получить. И поскольку его дед был лучший рыбак в городе и всегда давал полезные советы, Эйб начал прислушиваться. Он подумал о темной отметине на лбу мальчика, о синяке цвета дикого ириса, и решил, что в кои-то веки за свою жизнь проявил внимательность. Он взял на заметку то, что хотел ему сказать утонувший мальчик.

Новости распространялись по Хаддану быстро, и к полудню большинство жителей уже знали о случившемся. После начальной порций догадок и сплетен люди перенасытились слухами и просто умолкли. На всей территории школы, в самых неожиданных местах, стояла тишина. В кухне не грохотали кастрюли и сковородки, в общих комнатах не было слышно разговоров. Учителя отменили занятия, первый раз за год никто не играл в американский футбол. Находились такие, кто только и мечтал заняться своими делами, но большинство не могли так просто отмахнуться от этой смерти. Многие общались с Гасом в школе, и по большей части это общение не было дружеским. Те, кто проявлял жестокость, знали об этом, и было их легион. Тех, кто не садился с ним в кафетерии за один столик, тех, кто отказывался одолжить ему конспекты по пропущенным занятиям, кто шептался у него за спиной, кто смеялся ему в лицо, кто презирал его, не замечал его или не удосуживался узнать его имя. Девушки, которые считали себя слишком хорошими, чтобы разговаривать с ним, теперь лежали в постелях с мигренью. Мальчики, которые кидали в него волейбольными мячами во время занятий физкультурой, угрюмо мерили шагами свои комнаты. Ученики, которые с восторгом кидались на легкую добычу, теперь опасались, что их последние неблаговидные поступки уже записаны в некий небесный кондуит и помечены черными чернилами, стереть которые невозможно.

Товарищи Пирса были не единственными, кого терзали угрызения совести, несколько членов преподавательского состава так расстроились, услышав о смерти Пирса, что не смогли заставить себя съесть ланч, хотя на десерт подавали шоколадный пудинг, который все обожали. Учителя, ставившие низкие оценки и порицавшие неряшливый почерк и пятна от кофе, которыми сопровождались работы Гаса, теперь находили, что за корявыми буквами скрывался яркий и оригинальный ум. Линн Вайнинг, которая с нетерпением ждала исключения Гаса за исполненную им серию черных картинок, вынула полотна из шкафа для отвергнутых работ и поразилась, увидев светящиеся цветовые пятна, которых не заметила раньше.

Было устроено общешкольное собрание, в конце дня все собрались в актовом зале послушать, как Боб Томас говорит о смерти Гаса, называя ее несчастной случайностью, но слухи уже поползли, и все считали ее самоубийством. На столах рядом с библиотекой был выставлен некролог, а Дороти Джексон, школьная медсестра, выдавала транквилизаторы, заодно со льдом и сверхсильным тайленолом. Особенное опасение внушали обитатели «Мелового дома», бывшие к усопшему ближе всех, так что бывшего зятя Шарлотты Эванс, психолога Фила Эндикотта, позвали перед ужином на дополнительную консультацию. Встреча состоялась в общей комнате «Мелового дома», и она явно была необходима. Первокурсники, которые жили вместе с Гасом наверху, казались особенно потрясенными, а Натаниэль Гибб, бывший мягкосердечнее остальных, вышел посреди консультации, когда Фил Эндикотт рассмотрел еще только две из пяти стадий горя. Под конец Дак Джонсон посоветовал своим подопечным почаще гулять и с пользой проводить каждый день, но никто его не слушал. Поскольку стены были тонки и канализация древняя, все слышали, как Натаниэля рвет в ванной комнате, они слышали, как в туалете раз за разом сливается вода.

По другую сторону зеленой лужайки девочки в «Святой Анне», которые ни разу не разговаривали с Гасом, теперь рыдали в подушки и мечтали изменить ход событий. Любой юноша, умирающий при загадочных обстоятельствах, легко становится предметом мечтаний: девушка вольна воображать, что произошло бы, если бы она только вышла прогуляться вдоль реки в этот последний вечер октября. Она могла бы окликнуть его и спасти, может быть, она даже могла бы утонуть сама, уйти на дно, совершая самоотверженный поступок.

У Карлин Линдер этот внезапный всплеск ложного сочувствия вызывал отвращение. В ней самой все бурлило, кипело от гнева и сожаления. Она отказалась идти на устроенное деканом собрание, вместо этого заперлась в ванной, где принялась выдергивать из головы светлые волосы и раздирать кожу неровными обкусанными ногтями. Пусть остальные думают что угодно, она-то точно знает, кого винить в смерти Гаса. Ее отвратительное поведение в ночь на Хэллоуин погубило и Гаса, и их дружбу, из-за чего возникло что-то холодное и злобное на том месте, где у Карлин должно было быть сердце. Чтобы выпустить наружу все гнусное, что в ней было, Карлин взяла с полки медицинского шкафчика бритву. Одно движение, и начали вытекать капельки крови, еще одно, и алый ручеек потек по руке. В итоге Карлин сделала шесть порезов. Ее собственная плоть была учетной книгой, в которую она заносила все, что сделала плохо. Первый порез был за скупость, второй за алчность, следующий – за то мелочное удовольствие, какое она получала, видя зависть других девочек, затем еще один за тщеславие и за трусость, и последний, самый глубокий, порез был за предательство друга.

В ту ночь, когда погиб Гас, Карлин снились разбитые яйца, всегда предрекающие несчастье. Поднявшись с постели ранним утром, она подошла к окну, и первое, что увидела, – дюжину разбитых яиц на дорожке внизу. Это была всего лишь глупая шутка, какие-то местные мальчишки закидали яйцами «Святую Анну», как делали каждый Хэллоуин. Но, глядя вниз на дорожку, Карлин понимала: кое-что она не сможет сложить снова, как бы сильно ни старалась. И когда было сделано объявление, не могла поверить, что Гаса действительно больше нет. Она побежала в «Меловой дом», почти уверенная, что наткнется на него в коридоре, хотя корпус был пуст, поскольку многие мальчики предпочли выбраться из замкнутого пространства. Никто не остановил Карлин, когда она поднялась на чердак, никто не заметил, как она вошла в комнату Гаса. Она свернулась клубочком на его аккуратно заправленной постели. К тому времени весь гнев и жар испарились, слезы Карлин были холодными и тоскливыми. Она рыдала так душераздирающе, что испуганные воробьи слетели с ивы, кролики задрожали в зарослях куманики и прижались крепче к холодной твердой земле.

Было почти время обеда, когда приехали двое полицейских. Оба они чувствовали себя неуютно на территории школы, и оба вздрогнули, захлопывая дверцы машины. Эйб уже съездил в Гамильтон и обратно, Джоуи завершил рапорт. Теперь они приехали сюда встретиться с Мэттом Фаррисом из медицинской бригады и быстренько осмотреть жилище покойника. Эйбел Грей отметил, как замечал и раньше, что трагедии имеют тенденцию отдаваться эхом. Например, подъезжая к месту аварии на скользкой дороге, он слышал звуки, которых никогда не замечал раньше: падающие листья, шорох гравия под колесами машины, шипение крови, растекающейся по снегу. В Хаддан-скул было слышно, как воздух колышется волнами. Было слышно птичье пение, шелест буковых ветвей, а за всем этим звучал чей-то плач, тоненькая ленточка тоски, поднимающаяся над крышами домов и кронами деревьев.

– Ты слышишь? – спросил Эйб.

Джоуи кивком указал на мальчика, проезжающего мимо на горном велосипеде, стоимость которого, наверное, равнялась месячной зарплате рабочего.

– Звон монет? Ага, слышу.

Эйб засмеялся, но его не покидало тягостное чувство, некое дурное предчувствие, какое накатывало на него по ночам, когда он стоял у окна, дожидаясь возвращения своего кота. Сначала он не хотел, чтобы кот жил у него, но однажды ночью кот просто пришел и устроился как дома, и вот теперь Эйб переживал, если его не было на крыльце, когда сам приходил с работы. Иногда он даже засиживался за полночь, пока чертов кот не соизволял появиться под дверью.

– Стой, – окликнул Эйб какого-то паренька, проходившего мимо. Мальчик тут же окаменел. В таком возрасте мальчишки безошибочно вычисляют копов, даже хорошие мальчики, которым нечего скрывать. – Который из них «Меловой дом»?

Парнишка указал им на здание, выстроенное так близко к реке, что ветви плакучих ив спускались прямо на крышу. Когда они подошли к дому, Эйб немного потопал ногами, сбивая с ботинок грязь, но Джоуи не стал себя утруждать. Возле дома было еще несколько дорогущих велосипедов, небрежно брошенных на землю. Хаддан был не тем местом, где требуется вешать замки на велосипеды или запирать двери на засов, разве что в те времена, когда в городе бесчинствовали Эйб с Джоуи и горожане толпами валили в скобяную лавку, закупая йельские замки и засовы.

Как только полицейские вошли в сумрачный коридор «Мелового дома», первой мыслью Эйба была та же самая мысль, какая посещала его много лет назад, когда они грабили дома: «Никто нас не останавливает». И это всегда удивляло его. «Никто ни за чем не следит».

Мэтт Фаррис дожидался в комнате отдыха для учеников, куря сигарету и используя в качестве пепельницы бумажный стаканчик.

– Где вас носило? – поинтересовался он, этот вопрос сделался уже чем-то вроде шутки, так как он сам и его напарник Кении Кук вечно опаздывали.

Он сунул окурок в стаканчик и выбросил все в мусорную корзину.

– Ты явился вовремя, потому что сегодня без Кении, – пошутил в ответ Джоуи.

– Пожар хочешь устроить? – спросил Эйб, глядя на дым, идущий из мусорной корзины.

– Спалить это место? А что, неплохая идея.

Мэтт был местным парнем, по-местному враждебно настроенный по отношению к школе, он некоторое время развлекался, глядя, как тлеет содержимое мусорной корзины, прежде чем залить все это стаканом воды.

– Значит, фотографий не будет? – спросил Эйб.

Снимки делал напарник Мэтта, Кении, но у него была еще одна работа, в лаборатории в Миддлтауне, и в экстренных случаях он не всегда мог бросить ее и приехать.

– Глен приказал не дергать его, – сказал Мэтт. – Не тратить на это дело слишком много времени.

Эйб успел заглянуть в несколько комнат, пока они шли по второму этажу, везде было предсказуемо сыро и ощущался острый запах нестираной одежды. Полицейские пошли наверх, согнувшись на последнем пролете лестницы, чтобы не стукнуться головой о низкий потолок. Им пришлось сгорбиться еще сильнее, когда они добрались до кроличьей норы чердачного помещения, с бумажными стенками и такими низкими потолками, что человеку роста Эйбела приходилось сутулиться все время. Даже Джоуи, который едва дотягивал до пяти футов и восьми дюймов, быстро ощутил клаустрофобию. Хотя они уже представляли себе, как живет другая половина города, все-таки и подумать не могли о таком.

– Чертова сырость! – пробурчал Джоуи. – Кто бы мог подумать.

Они-то всегда считали, что ученики Хаддан-скул живут в роскоши, с пуховыми постелями и каминами. То, чему они завидовали, на поверку оказалось всего лишь тесным чердаком, где доски пола ерзали от каждого шага и трубы выходили прямо из потолка.

Когда они подошли к комнате Гаса, Эйб снова услышал плач. На этот раз его услышали и Джоуи с Мэттом.

– Только этого нам не хватало. Какой-то избалованный маменькин сынок бьется в истерике. – У Джоуи оставалось меньше двадцати минут на то, чтобы доехать до дома, проглотить обед, оправдаться перед Мэри-Бет за все хозяйственные поручения, о которых он забыл или забудет в ближайшее время, а потом отправиться на дежурство в центр города. – Можем уйти, – предложил он. – Вернемся завтра.

– Ага, точно. – Эйб достал из кармана ролейдз[3]3
  Таблетки от болей в желудке.


[Закрыть] и закинул в рот несколько таблеток. – Давай-ка покончим с этим.

Гнетущее чувство, какое испытывал Эйб, все усиливалось. Он не выносил чужих слез, хотя должен был уже привыкнуть. Взрослые мужчины со слезами умоляли дать им еще один шанс, когда он задерживал их за управление автомобилем в нетрезвом состоянии. Женщины неоднократно припадали к его плечу, рыдая по поводу ничтожной дорожной аварии или пропавшей собаки. Но, несмотря на свой опыт, Эйб так и не привык в бурному выражению чувств, и дело только осложнилось, когда он открыл дверь Гаса и обнаружил, что маменькин сынок, о котором они говорили, на самом деле девочка ненамного старше Эмили, дочери Джоуи.

Что касается Карлин Линдер, она не слышала приближающихся шагов, и когда увидела Эйба, то первым ее движением было бежать. И кто стал бы ее винить? Эйб был крупный мужчина и в крошечной комнате на чердаке казался просто громадным. Но вообще-то Эйб не обращал на Карлин особенного внимания. Его гораздо больше занимало то, что он видел перед собой, то, что удивило его гораздо больше, чем плачущая девочка: в комнате было безукоризненно чисто.

Карлин поднялась с постели, она поняла, что Эйб полицейский, еще до того, как он представился, и на один ошеломляющий миг ей показалось, что сейчас ее арестуют, может быть, даже предъявят обвинение в убийстве. Вместо того Эйб подошел к шкафу и обнаружил, что рубашки там аккуратно развешаны на плечики, а ботинки выстроены в ряд.

– Гас всегда содержал комнату в таком порядке?

– Нет. Обычно его одежда валялась по всему полу.

Джоуи оставался в коридоре вместе с Мэттом Фаррисом. Когда он заглянул в комнату, ему не понравилось то, что он увидел. Очередная ученица Хаддан-скул, решил он, избалованная девчонка, которая разражается слезами каждый раз, когда не удается заполучить то, чего ей хочется.

– Наверное, стоит отвезти ее в участок. И там допросить.

Джоуи обладал способностью говорить не то, что нужно, и не в том месте, и этот раз не был исключением. Не успел Эйб заверить Карлин, что они не сделают ничего подобного, как девочка выскочила из комнаты. Промчалась по коридору, сбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки разом.

– Блистательный ход. – Эйб развернулся к Джоуи. – Она, может быть, знала что-нибудь, а ты вломился и напугал ее.

Джоуи подошел к шкафу, пошарил на верхней полке.

– Вот оно! – Он достал полиэтиленовый пакетик с марихуаной и перебросил его Эйбу. – Если она есть, я всегда ее найду! – с гордостью сообщил он.

Эйб опустил марихуану себе в карман, может, пригодится, а может быть, и нет. Как бы то ни было, он не мог понять, как в комнате, такой чистой и аккуратной, могли столь легкомысленно забыть пакетик «травки».

Пока Мэтт Фаррис обрабатывал поверхности в поисках отпечатков пальцев, Эйб подошел к окну посмотреть, что видел отсюда утонувший мальчик. Окно находилось на такой высоте, что можно было разглядеть птичьи гнезда на ивах, дроздов, парящих над церковной колокольней в городе. С этого наблюдательного пункта леса на дальнем берегу реки казались бесконечными, целые акры боярышника и остролиста, диких яблонь и сосен. Ни пылинки на подоконнике, отметил Эйб, и на стекле тоже ни пятнышка.

– Возможны два сценария. – Джоуи подошел и встал рядом с Эйбом. – Либо парень сознательно убил себя, либо обкурился, потерял ориентацию и случайно утонул.

– Но ты не говоришь о возможности несчастного случая, – заметил Эйб.

– Из того, что я слышал, получается, что парень был неудачник. – Понимая, до чего может договориться, Джоуи быстро пошел на попятный, чтя память Фрэнка. – Я не хочу сказать, что только неудачники лишают себя жизни. Я вовсе не об этом.

– Жаль, что Келли нет. – Эйб не собирался говорить о Фрэнке. Не здесь. Не сейчас. – Мне все-таки хотелось бы получить фотографии этой комнаты, и я знаю, как это сделать.

Он заметил внизу на дорожке женщину с фотоаппаратом и кивком указал на нее Джоуи.

– Ничего себе, – сказал Джоуи. – Классная задница.

– Я показываю тебе на фотоаппарат, ты, идиот!

– Ага, я так и понял, что тебя привлек именно фотоаппарат.

Бредя через зеленую лужайку, Бетси Чейз размышляла, не она ли последней видела Гаса Пирса живым. Она не могла забыть момент, когда он перелез через кладбищенскую ограду, расстроенный ссорой с Карлин. Могла ли Бетси сделать что-нибудь, чтобы спасти его? Что, если бы она окликнула его, когда он растворился в лесу, что, если бы вышла вперед? Смогла бы она изменить то, что должно было произойти? Могло ли одно-единственное слово повернуть судьбу несчастного мальчика в другое русло, как одна-единственная звезда может указать дорогу в буране?

Фотоаппарат Бетси, как обычно, ободряюще хлопал ее по боку, но она чувствовала себя ошеломленной, голова шла кругом, может быть, из-за того, что она внезапно вышла с сумрачной, тенистой тропинки под лучи предзакатного солнца. В тени, отброшенной недавней смертью, даже от рассеянного солнечного луча могла закружиться голова. Бетси привалилась к одному из плакучих буков, чтобы восстановить равновесие. К несчастью, рядом гнездились лебеди. Они так ревностно охраняли свою территорию, что любой здравомыслящий человек пошел бы дальше, но Бетси посмотрела в видоискатель и начала наводить резкость. Она предпочитала смотреть на мир через стекло, однако продолжить ей не удалось, потому что ее кто-то окликнул. Бетси приставила козырьком руку ко лбу. На крыльце «Мелового дома» стоял человек, и его взгляд был устремлен на нее.

– Это фотоаппарат? – спросил человек.

Что ж, это было совершенно очевидно, но не более очевидно, чем тот факт, что глаза человека были светлые, прозрачно-голубые, и он обладал тем взглядом, какой запросто пригвождает человека к месту, лишая способности или желания двигаться. Бетси почувствовала себя одним из тех кроликов, которых встречала, гуляя в сумерки: хотя было совершенно ясно, что надо удирать, они оставались на месте, окаменевшие, даже когда такое поведение грозило неминуемой бедой.

Эйб двинулся к ней, так что удирать было бы глупо. Когда он достал удостоверение личности, Бетси мельком взглянула на фотографию. Эти фото на документы обычно нелепы, портрет из ГУЛАГа или с каторги, но этот человек казался симпатичным даже на своем фото в удостоверении. Лучше не смотреть слишком долго, Бетси знала, чего ей лучше не делать. Он был самый красивый мужчина из всех, кого она видела в Хаддане, а считается, что красивые мужчины никого не любят так сильно, как собственное отражение в зеркале. Однако Бетси невольно отметила несколько основных фактов, изучая его удостоверение: дату рождения, а заодно имя и цвет глаз, о которых она уже знала, что они поразительно голубые.

Эйб объяснил, что ему нужно, и повел ее к «Меловому дому». Пока Бетси шла рядом с ним, она не сводила глаз с лебедей, ожидая, что птицы нападут, шипя и хватая клювами за одежду и ботинки, но ничего такого не произошло. Один просто выглянул из гнезда, а второй продолжал шагать по дорожке, отчего Бетси прибавила шаг.

– Я видела Гаса Пирса прошлой ночью, – начала она вдруг рассказывать детективу. – Наверное, это было как раз перед тем, как он побежал к реке.

Эйб часто замечал, что люди выдают больше информации, чем от них требуется, без малейшего принуждения они отвечают на тот самый вопрос, который еще не был задан, сообщая детали, о которых сложно догадаться.

– Он был вчера не один.

Бетси кинула на дорожку крошки, завалявшиеся в кармане, но лебедь презрительно отнесся к ее угощению и поспешил вслед за ними, шлепая лапами по бетону. Слава богу, они уже подходили к спальному корпусу.

– Со светловолосой девочкой? – спросил Эйб.

Бетси кивнула, удивленная тем, что он знает.

– Они ссорились на старом кладбище.

– Настолько серьезно, чтобы он из-за этого убил себя?

– Все может быть. – Что с ней такое? Она, кажется, была не в состоянии замолчать, словно молчание в присутствии этого человека было гораздо опаснее, чем слова. – Сложно сказать, как может отреагировать влюбленный человек.

– Вы исходите из собственного опыта?

Краска разлилась у нее по шее и щекам, и Эйба странным образом тронуло ее смущение. Он шагнул ближе, привлеченный каким-то вкусным запахом, отдаленно напоминающим о домашних пирожных. Эйб, которому всегда было плевать на десерты, вдруг обнаружил, что мечтает об этих пирожных. Он испытывал горячее желание поцеловать эту женщину, прямо здесь, на дорожке.

– Не отвечайте на этот вопрос, – посоветовал он.

– А я и не собиралась, – заверила его Бетси.

На самом деле она не имела ни малейшего представления, как способны отреагировать влюбленные люди, кроме как выставить себя совершенными идиотами.

– Вы здесь преподаете? – спросил Эйб.

– Первый год. А вы? Вы здесь учились?

– Никто из жителей города никогда не учился в Хаддан-скул. Мы даже стараемся не бывать на территории школы.

Они подошли к двери, которая захлопнулась за Эйбом, когда он выходил, но он навалился на дверь всем весом, затем провел кредитной карточкой под засовом, вскрывая таким образом кодовый замок.

– Ловко, – сказала Бетси.

– Большой опыт, – ответил ей Эйб.

Бетси ощущала такое нелепо сильное влечение к нему, будто бы земное притяжение сыграло с ней злую шутку. Это был полный бред, но она никак не могла отдышаться. Влечение было из той категории, когда гадаешь, на что похожи поцелуи почтальона или как выглядит без рубашки садовник, ухаживающий за розами. Они с Эриком, естественно, потом посмеются над тем, как ее привлек к полицейскому расследованию человек с голубыми глазами. Естественно, она исполняет свой гражданский долг. Чтобы придать отношениям деловой характер, она обязательно отправит в полицейский участок счет за пленку и проявку.

– Вижу, ты заполучил фотографа.

Мэтт Фаррис представился сам и представил Джоуи, когда Бетси поднялась на чердак. Когда столько народу столпилось в комнате Гаса, каморка показалась еще меньше. Мэтт предложил всем выйти в коридор и дать Бетси возможность спокойно поработать.

– Ничего себе, – сообщил он Эйбу, когда они вышли.

Джоуи вытянул шею, чтобы лучше видеть, пока Бетси осматривала комнату Гаса.

– Слишком умная и слишком красивая для тебя, – сказал он Эйбу, – так что я бы на тебя не поставил.

Местные любили пошутить, что девяносто процентов женщин Массачусетса привлекательны, а остальные десять преподают в Хаддан-скул, но эти люди никогда не видели Бетси Чейз. Она была скорее привлекающей внимание, чем хорошенькой, с темными волосами и резко очерченной линией скул, ее брови были удивленно приподняты, как будто она недавно чему-то сильно поразилась и только теперь начала приходить в себя. Угасающий свет, падающий через окно, осветил ее так, что Эйб задумался, почему никогда не замечал Бетси в городе. Наверное, просто потому, что не замечал: не было смысла ухаживать за Бетси, которая и близко не соответствовала его излюбленному типу, хотя Эйб до сих пор так и не нашел этот свой тип. Женщина с нулевыми запросами, вот о какой он всегда мечтал в прошлом. Такая, как Бетси, только сделает его несчастным и просто выбросит под конец. Кроме того, ему уже слишком поздно испытывать новые душевные привязанности, у него, наверное, и не получится, даже если он попытается. Бывали ночи, когда он сидел один у себя в кухне, прислушиваясь к звуку поезда, направляющегося в Бостон, и втыкал в ладонь булавки, просто чтобы что-то почувствовать. Он клялся, что не чувствует ничего.

– Может, мне удастся взять у нее для тебя телефончик, – продолжал Джоуи.

– Ну, я даже не знаю. – Эйб толкнул его под ребра. – Кажется, это ты ею заинтересовался.

– Я интересуюсь всеми, – признался Джоуи. – Но чисто теоретически.

Все они громко смеялись над этими словами, когда Бетси закончила снимать и вышла к ним в коридор. Эйб хотел сразу же забрать у нее пленку, к чему она внезапно отнеслась с подозрением. Возможно, дело было в этом мужском смехе, который она совершенно справедливо отнесла на свой счет.

– Я сама проявляю свои пленки, – заявила Бетси Эйбу.

– Стремитесь к идеалу.

Эйб покачал головой. Точно не его тип.

– Ладно. – Бетси понимала, когда ее пытаются задеть. – Если хотите забрать пленку, забирайте. Очень хорошо.

– Нет, не стоит. Доделайте все до конца, напечатайте фотографии сами.

– Влюбленные ссорятся? – ехидно поинтересовался Джоуи, когда они выходили из «Мелового дома».