Текст книги "Речной король"

Автор книги: Элис Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Наверное, ты прав, – сказала Бетси, хотя и совершенно не убежденная.

– Конечно, я прав, – заверил ее Эрик. – Смерть кролика, какой бы трагичной она ни была, едва ли заслуживает полицейского расследования.

Последние недели Эрик и Бетси были так загружены своими обязанностями, что почти не виделись. По правде говоря, они оба были слишком заняты для какого-либо интима, в школе уединение едва ли было возможно. Если они оставались в квартире Эрика, всегда присутствовал страх, что кто-нибудь из учеников постучит в дверь в самую неподходящую минуту. Те несколько раз, когда удавалось улучить романтический момент, они вели себя друг с другом неловко, будто незнакомые люди, которые зашли слишком далеко на свидании вслепую. Наверное, подобное охлаждение было неизбежно: те немногие силы, которые еще оставались, приходилось отдавать ученикам, таким как Морин, с которой Бетси возилась большую часть недели после ее драматического переживания в лесу.

– А тебе никогда не приходило в голову, – спрашивал теперь Эрик, – что эта твоя ученица просто избалованная девчонка?

Для человека с докторской степенью по древней истории вникать в переживания юнцов, не способных самостоятельно преодолеть малейшие трудности, было просто нелепо, вынуждена была согласиться Бетси. О, как Эрик мечтал преподавать в университете, где студенты сами разрешали свои личные проблемы и где вопрос о знаниях был единственно важным. В этом году самым несносным учеником на курсе Эрика оказался Огаст Пирс, который, совершенно очевидно, был вовсе не ученик. Гас несколько дней болтался под дверью Эрика, явно чего-то дожидаясь. В конце концов Эрик спросил, есть ли у него какие-нибудь проблемы, прекрасно зная, что у таких, как Гас, вечно имеются проблемы и что самое лучшее – не замечать большинство этих проблем.

Когда Гас пропустил собрание тринадцатого октября, ему пришлось дорого за это заплатить. Его схватили, затащили в комнату для отдыха и заперли дверь. Гарри Маккенна держал в руке зажженную сигарету, клеймо должно было напоминать, что правила есть правила. Еще много дней после того Гас не мог отделаться от запаха собственной сожженной плоти, стоящего в носу, ему казалось, что он до сих пор горит, даже сейчас, под свитером, под пальто. Он несколько дней набирался храбрости, чтобы поговорить с воспитателем.

– Могу я зайти на минутку? – спросил он мистера Германа. – Могу я поговорить с вами наедине?

Разумеется, ответ был отрицательный. Приглашать учащихся к себе домой считалось слишком фамильярным и заслуживало всяческого неодобрения, никоим образом не согласовывалось с принятыми в Хаддан-скул этическими нормами. Гас Пирс, таким образом, был вынужден шагать рядом с Эриком, который спешил в библиотеку. Мальчишка кашлял и бессвязно лопотал, когда принялся излагать некую отвлеченную историю о плохом к нему отношении. Он совсем не хотел наушничать, как какой-нибудь детсадовец, ну а у Эрика не было иного выбора, кроме как выслушивать последовавшие вслед за тем подробности. Солнце грело слабо, но Эрик чувствовал, как на лбу выступил пот. Никто из членов преподавательского состава не любил подобных разговоров, это было совершенно не в духе Хаддан-скул, такие возмутительные глупости могли повлечь за собой судебные преследования и крах карьеры.

Да к тому же ученик, который утверждал, будто является жертвой преследований, был выше шести футов ростом, что уж точно не ассоциируется с размерами жертвы. Когда Гас задрал рубашку, Эрик действительно увидел у него на спине и на боках синяки, а также свежий ожог, который, как утверждал Гас, был сделан совсем недавно, но что все это доказывало? Американский футбол запросто мог явиться причиной всех этих повреждений, точно так же, как и футбол обычный. А скорее всего, эти увечья были нанесены им самим, очень характерный поступок для ученика, которого очень многие в школе уже считали неадекватным. Огаст Пирс не успевал по нескольким предметам, всего лишь на прошлой неделе прошло собрание, на котором учителя и декан обсуждали его никуда не годное поведение. Честно говоря, счет был не в его пользу, и несколько преподавателей высказали сомнение, что Гас дотянет до конца семестра.

– Может быть, тебе следует брать на себя ответственность за собственные поступки, – произнес Эрик. – Если кто-то тебя беспокоит, борись за себя, парень.

Эрик понял, что Гас его не слушает.

– Я же пытаюсь тебе помочь, Гас, – сказал Эрик.

– Здорово. – Мальчишка кивнул. – Тысячу благодарностей.

Глядя, как Гас ковыляет прочь, Эрик ощутил удовлетворение оттого, что его долг по отношению к мальчику был исполнен. Естественно, ему не хотелось разбираться в случае Гаса, даже если остальные мальчишки и мешают ему жить. Как ни крути, он заслуживал всего того, что они ему приготовили. Он раздражал и вызывал злость. А чего еще он ожидал? Что соседи по комнате будут им восхищаться, что они придут в восторг от того, что он живет рядом с ними? Эрик знал о иерархии, которая существует в «Меловом доме», точно так же обстояли дела, когда он сам учился в средней школе, а позже то же самое было, когда он вступал в братство в колледже. Что ж, мальчишки всегда мальчишки, кажется, так говорится? Некоторые обречены быть злыми, некоторые – быть добрыми, а остальные будут болтаться где-то посередине, склоняясь то на одну сторону, то на другую, в зависимости от обстоятельств или от друзей, увлекающих их за собой.

Давление со стороны тоже по-разному влияет на людей. Например, Дейв Линден никогда не жаловался на то, что ему приходится убирать комнаты старших или лгать, выгораживая их, зато он начал заикаться. Натаниэль же Гибб обнаружил, что ему снятся кошмары; как-то ночью он проснулся, и оказалось, что он стоит на подоконнике, глядя на черный двор внизу, как будто бы человек с его задатками на самом деле мог размышлять о том, чтобы выпрыгнуть из окна. Способ Гаса бороться с оскорблениями «меловых» парней состоял в пассивном сопротивлении. Когда его жгли сигаретой или обзывали, он думал только о пустынном космосе, как он тянется, бесконечно и вечно, и каждый человек в нем не больше чем песчинка. Он нисколько не удивился, выяснив, что Эрик Герман не может ему помочь, скорее ему было стыдно за себя, что он кинулся искать помощи у такого человека.

И он позволил себе сдаться без борьбы, честно говоря, он не верил, что борьба приведет к какому-нибудь успеху. Гас начал избегать Хаддан-скул даже больше, чем раньше, проводя почти все время в городе; он зашел настолько далеко, что раскладывал на ночь спальный мешок где-нибудь в переулке за аптекой или «Счастьем цветовода». Шон Байерс часто встречался с ним там по вечерам, поскольку мальчики заключили союз, основанный на молчаливом отвращении к своему окружению. Они курили марихуану, вдыхая резкую вонь мусоросжигателя вместе со сладким запахом «травки». Гас был так счастлив оказаться подальше от «Мелового дома», что даже не имел ничего против крыс, обитавших в переулке, скользящих молчаливыми тенями существ, которые обыскивали мусорные бачки в поисках объедков. С этого замечательного места он мог наблюдать, как среди ночи на востоке поднимается Орион, освещая весь город неправдоподобно ярким светом.

Громадный квадрат Пегаса висел в небе – его фонарь, под которым Гас сидел, скорчившись, в переулке. Каждый раз, когда Гас курил «травку» под этим вызывающим благоговение небом, он ощущал восторг и свободу, но это была всего лишь иллюзия, и он это знал. Он пришел к убеждению, что единственный для него способ стать свободным – осуществить трюк, который никому прежде не удавался. Если он постарается, может быть, ему удастся преуспеть там, где Анни Хоув проиграла, и наконец превратить белые розы в красные.

У тех, кто жил в больших белых домах, существовал обычай в ночь на Хэллоуин выставлять на крыльцо зажженные фонари-тыквы, в качестве приглашения для детей, которые иначе не осмелились бы войти в ворота. Самые маленькие просители конфет появлялись ранним вечером, одетые в пиратов и принцесс, они выпрашивали сладкое у одного дома, прежде чем отправиться через кучи шуршащих листьев к следующему. В магазинах ставили прямо в дверях банки с бесплатными ирисками, а в «Селене» варили бесплатный мокко с молоком. В гостинице к обеду дополнительно подавали тыквенный пирог, а в «Жернове» посетители в пластиковых масках и клоунских носах, отмечающие праздник, всегда оказывались в числе тех, кто выпивал слишком много, и их приходилось развозить по домам в конце вечера.

Городку Хаддан ночь на Хэллоуин всегда доставляла хлопоты. На дежурство заступали дополнительные наряды полиции, в подкрепление к обычному отряду из восьми полицейских нанимали на вечер нескольких местных жителей с почасовой оплатой. Чаще всего одного вида патрульной машины, припаркованной на углу Лавуэлл и Мейн-стрит, было достаточно, чтобы свести к минимуму приступы буйного веселья и мелкие бесчинства. Но все равно некоторые чувствовали себя обязанными в эту ночь вести себя несдержанно, не задумываясь о возможных последствиях. Всегда находились такие, кто обматывал туалетной бумагой деревья, что особенно огорчало Луизу Джереми, чьи китайские вишни отличались особенной хрупкостью, или такие, кто непременно желал забрасывать яйцами парадные двери и проезжающие машины. В один год была разбита витрина «Селены», а в другой – задняя дверь цветочного магазина расколота топором. Подобные выходки порой приводили к более печальным последствиям, чем ожидалось: у хозяина магазина могла оказаться под прилавком винтовка, даже здесь, в Хаддане. Машина, набитая подростками, могла превысить скорость, слишком быстро войти в поворот на Лесной или Сосновой улице, и тогда пассажиры заканчивали вечер в больнице, а упаковки с яйцами, которые они закупили, оставались валяться на дороге.

Всегда находятся такие, кто под любым предлогом готов забыть об осторожности, особенно в темную ночь, когда домовые бродят по Мейн-стрит и руки у них липкие от шоколада и сахара. В этот год дул восточный ветер, что всегда является недобрым знаком, как говорят рыбаки, и этот ветер взял на себя труд сорвать с деревьев последние листья. Ночь была пасмурная, грозные тучи затягивали небо, но это не остановило мальчиков из «Мелового дома», которые каждый Хэллоуин устраивали в лесу вечеринку. Это было мероприятие для особо приглашенных, с двумя бочонками пива, которые Тедди Хамфри согласился поставить в обмен на сотню долларов и еще пятьдесят сверху, чтобы перевезти тяжелые бочонки в лес.

Карлин Линдер, разумеется, была в числе приглашенных. Она сделалась вдруг популярна, красивая девушка, которую каждый хотел видеть рядом с собой. В самом деле, она успевала на «отлично» и считалась самой способной пловчихой в команде, но главная причина ее внезапного возвышения в Хаддан-скул заключалась в одном-единственном факте: она заполучила Гарри Маккенну. Она явилась неизвестно откуда и завоевала его, без всяких усилий и не стремясь к этому, чем привела в бешенство нескольких девушек, которые бегали за ним годами. Эми Эллиот завидовала настолько, что садилась в ногах постели Карлин, умоляя рассказать ей хоть что-нибудь. Закрывает ли Гарри глаза, когда целует ее? Шепчет ли что-нибудь в такие моменты? Вздыхает ли он?

Эми была не единственная девочка в «Святой Анне», которая мечтала быть на месте Карлин, нашлись такие, которые начали подражать Карлин, они покупали у Хинграма такие же ботинки, какие купила она, отказавшись от своих ботинок из телячьей кожи, стоивших в три раза дороже. Морин Браун начала заниматься плаванием по выходным, а Пегги Энтони теперь закалывала волосы серебристыми зажимами. Всего день назад Карлин заметила, что Эми носит такую же черную футболку, как у нее. Когда сомнительная одежда была брошена в корзину для стирки, Карлин поняла, что это действительно ее футболка, Эми просто стащила ее из ящика; подобный поворот дела доставил Карлин огромное удовольствие, поскольку вожделенный предмет одежды стоил ровно два доллара и девяносто девять центов и, наверное, был самой дешевой вещью, какую когда-либо надевала Эми.

Но все равно бывали моменты, когда Карлин гадала, не перехитрила ли она сама себя. Гарри был ее первой любовью, но время от времени она не узнавала его. Она могла высматривать его во дворе и не заметить. Он мог бы оказаться любым из старшекурсников, машущих ей и зовущих ее по имени. Карлин помнила, какой одинокой часто казалась ее мать, несмотря на толпы ухажеров. К своему огромному огорчению, Карлин теперь познала такое же одиночество, потому что скучала по Гасу Пирсу. Его отсутствие она ощущала так, как кто-то другой мог бы ощущать рваную рану или сломанную кость. Но что ей оставалось делать? Гарри убедил ее, что дружба с Гасом невозможна. Пирс сам себе делает хуже. Никто из учеников не хотел сидеть с ним рядом в тех редких случаях, когда он приходил на занятия, от него воняло, он бормотал что-то себе под нос, его поведение становилось все более странным день ото дня. Его лучше всего избегать – кто знает, до чего его доведут подобные странности?

По совету Гарри Карлин ничего не сказала Гасу о праздничной вечеринке, но быть на празднике без него казалось ей странным. Она приоделась по случаю Хэллоуина, на ней было позаимствованное у мисс Дэвис платье, но чувствовала она себя ужасно, ее снедали скука и чувство вины. К пуншу была добавлена одна пятая рома, и один из бочонков уже опустел. Морин Браун, которую развезло от двух стаканов пива, показывала всем желающим оранжевые шелковые трусики с символикой Хэллоуина. Насколько могла судить Карлин, весь праздник был не чем иным, как сборищем скучнейших пьяниц, многие из которых нацепили маски с пластиковыми вампирскими зубами и костюмы с черными крыльями и выкрашенными белым гримом лицами; подобные атрибуты продаются в аптеке в любое время года.

Разожгли костер, и треск горящих дров эхом разносился по лесу. Даже тени принадлежали тем, кого Карлин предпочла бы не видеть: одна этой кошмарной Кристин Перси из команды, а другая – жуткому Робби Шоу, который не умел держать руки при себе. С того места, где стояла Карлин, из темноты за кругом, она наблюдала за Гарри, который был занят тем, что поддерживал огонь и принимался радостно орать вместе с товарищами каждый раз, когда сноп искр взлетал к небу. Гарри тоже был пьян, и Карлин решила, что он не станет по ней скучать, если она на некоторое время ускользнет. Она избавилась от пластмассового стакана с пивом, которое все равно было теплым, и, прежде чем кто-либо заметил, двинулась по направлению к кладбищу, туда, где, как она была уверена, ее ждала гораздо лучшая компания.

Старое черное платье, которое Карлин одолжила у мисс Дэвис, было сшито из старомодного шифона, и на юбку налипла целая коллекция репейников, пока она шла через луг. Даже сюда доносились звуки веселья, а костер выбрасывал в небо тысячи искр. В их неровном дымном свете Карлин видела, что Гас находится именно там, где она ожидала его увидеть: лежит, растянувшись на могильной плите доктора Хоува. Он смотрел, как она приближается.

– Весело было на оргии? – поинтересовался он.

Если не принимать во внимание искры, освещающие небо, ночь была непроницаемо черная, и Карлин не могла разглядеть выражения его лица и понять, о чем он думает.

– Это не совсем оргия, просто бочонок пива и несколько идиотов, пляшущих вокруг костра.

В воздухе стоял горький запах, словно от дешевой сигареты или от сырой марихуаны. Стоял поздний час, машины, забитые местными подростками, уже проехали по переулку Лавуэлл, выдавливая крем для бритья на тополя и самшитовые изгороди.

– Ты уверена, что тебе стоит со мной разговаривать? – Искренность причиняла боль, и Гасу это не особенно нравилось, но он был серьезно задет. Да, это правда, Карлин с самого начала сказала ему, что никогда не будет его девушкой, но то, что она выбрала Гарри, больно ранило его. Казалось, рана открывается заново каждый раз, когда он видел их вместе. – Наверное, тебе лучше побежать обратно и присоединиться к веселью.

Карлин подошла и села на надгробье Хостеоса Мора.

– Что с тобой такое? Я пришла повидаться с тобой, а ты на меня нападаешь.

– Разве ты не боишься, что твой друг увидит нас вместе? – Гас затушил сигарету, и искры поскакали по надгробью доктора Хоува в высокую траву, где все еще слабо цвел куст изящных высоких роз. – Плохая девочка, – побранил ее Гас. – Я уверен, ты будешь наказана за то, что делаешь не так, как тебе велят.

И в этот момент, в разгар ссоры, случилось так, что Бетси шла по тропинке. Она ушла с факультетской вечеринки, чтобы подышать свежим воздухом. Это было глупейшее мероприятие, даже костюмы никуда не годились. Тога доктора Джонса была сделана из банного полотенца, накинутого поверх костюма, Боб Томас с женой нарядились женихом и невестой, втиснувшись в свои старые свадебные костюмы, при виде их нарядов каждый указывал на Бетси, выкрикивая: «Ты следующая!», словно в июне ее ждала гильотина, а не чудесный прием в Ивовой комнате. Бетси вышла за порог всего на минутку, но, как только оказалась на улице, ветер словно толкнул ее в спину. Она быстро зашагала, слыша только звук собственного дыхания. Бетси делала все, что было в ее силах, чтобы не разочароваться в Эрике. Правда, он проследил, чтобы она со всеми познакомилась, он принес ей выпить, но через некоторое время оказалось, что ему гораздо интереснее разговаривать с доктором Джонсом, а не с ней. Первое, что заметила Бетси, – костер; она подумала, может быть, начался лесной пожар. Но скоро музыка и смех заверили ее, что это просто вечеринка. Наверное, ей следует подойти ближе и прервать веселье, но вместо этого она пошла через луг и по тропинке, не догадываясь, что здесь, на кладбище, кто-то есть, пока едва не налетела на них. Бетси узнала в мальчике долговязого неуклюжего первокурсника, которого время от времени видела слоняющимся по городу во время уроков. Сердитой девочкой, которая курила сигарету, оказалась Карлин Линдер. Этой ночью было нарушено столько правил, что Бетси запросто могла бы тут же временно исключить обоих учеников, если бы ей захотелось.

– Я думал, ты умнее, Карлин, – услышала она слова мальчика. – Но теперь я понимаю, что ты такая же, как и все.

Должно быть, его слова больно задели ее; в глазах Карлин стояли слезы.

– Ты просто завидуешь, потому что никто не хочет видеть тебя на этом празднике, – выпалила в ответ Карлин. – Никто не хочет даже разговаривать с тобой, Гас. Рядом с тобой никто не садится, потому что ты отвратителен.

– И тебе тоже, друг? – спросил Гас.

– Да, и мне тоже! Лучше бы я тебя никогда не встречала! – закричала Карлин. – Надо было сказать, чтобы ты отцепился, еще тогда, когда ты надоедал мне в поезде!

Гас поднялся, длинные руки безвольно повисли по бокам. Он пошатывался, как будто его ударили кулаком или проткнули стрелой. Глядя на него, Бетси ощутила, как ее захлестывает сочувствие: «Вот на что похожа любовь, – подумала она. – Вот что она делает с тобой».

– Я не это хотела сказать, – быстро исправилась Карлин. Ее слова обернулись белесой волной боли, превратившись в острые маленькие колючки раньше, чем она успела взвесить их или оценить их справедливость. – Гас, правда, я не это хотела сказать!

– О нет, именно это. – По одному взгляду на Гаса было ясно, что переубедить его будет невозможно. – Ты веришь в каждое слово.

Восточный ветер крепчал, пугая и заставляя прятаться оленьих мышей и полевок, поднимая искры костра еще выше к черному небу. Форель в реке уже нашла самые холодные места в пруду Шестой Заповеди и устроилась там на ночь, в ямах таких глубоких, что ветер никак не мог туда задуть.

Карлин дрожала в своем взятом на вечер черном платье, она чувствовала себя заледеневшей и изнутри, и снаружи. Гас ожидал слишком многого, и от нее, и от всех остальных.

– Наверное, будет лучше, если мы больше не будем разговаривать друг с другом, – сказала она ему. Теперь они оба были обижены, оскорблены так, как только могут быть оскорблены люди, которым небезразлично происходящее. – Ради нас самих. Наверное, нам стоит сделать паузу.

– Верно, – сказал Гас. – Я глубоко тронут твоей заботой.

Он развернулся и побежал. Хотя ворота остались открытыми, он перелез через ограду, так как слишком сильно торопился, чтобы искать тропинку. К счастью для Бетси, она пришла из-за деревьев. Поделать здесь было нечего, только смотреть, как он бежит, будто пугало, удирающее со своего поля, исчезающее в тени и снова появляющееся; черное пальто хлопало у него за спиной. Он нес в себе столько страдания, что оно исходило от него волнами. С горем всегда так: куда бы ни бежал человек, оно всегда движется вслед за ним и оставляет бесконечный след боли. Ночь была темная, а лес зарос колючими кустами, но Гас не обращал на это внимания. Некоторые люди рождены, чтобы выигрывать, а некоторые обречены терять, он точно знал, кто он такой. Он был тот, кто спотыкается о собственные большие ноги, тот, чье сердце колотится о грудную клетку, пока он бежит по лесу, тот, кого она никогда не полюбит.

Ужасная ночь, но она еще не кончилась, и даже такой неудачник, как он, может еще отыграть несколько очков. Гас шел вперед, погоняемый в спину ветром, раздавленный и ободренный одновременно. Значит, Карлин больше не хочет иметь с ним дела, в каком-то смысле это решение освободило его. Теперь ему нечего терять. Час был поздний, город опустел, большинство охотников за конфетами уже спали в своих постелях, и им снились злые розыгрыши и сладости. Шайки неуправляемых подростков завершили свою праздничную работу, развесив старые кеды на ветвях вязов вдоль Мейн-стрит, пропустив ленты туалетной бумаги через прутья ограды миссис Джереми. Сладкая кукуруза была рассыпана по боковым улицам, и то, что не сдул ветер, уже скоро с радостью подберут белки и птицы. Ставни хлопали, мусорные бачки перекатывались в канавах. Статуя орла перед городской ратушей выглядела более внушительно, чем обычно, выкрашенная в черный цвет ватагой местных мальчишек, которым, заметая следы преступления, пришлось стирать одежду в зябких водах пруда Шестой Заповеди, они изо всех сил старались избавиться от выдающих их улик, сделав открытие, что некоторые вещи отмыть невозможно.

В лесу кучи сырых листьев кружились от каждого холодного дуновения, пугая и кроликов, и лис. Гас Пирс, шагая вперед, насвистывал какую-то невнятную мелодию, которую скоро заглушил ветер. Он хотел выкурить немного «травки», просто чтобы расслабиться, но потом решил этого не делать. Он видел костер за деревьями, слышал, как его соученики веселятся. Именно по этой причине он обогнул поляну и пошел вдоль реки. Рядом мелькали лесные крысы, они быстро проносились и с плеском шлепали по мелководью, спасаясь от его шагов. Эти крысы были достаточно умны, чтобы ходить через сад Луизы Джереми, направляясь к мусорным бакам на Мейн-стрит в поисках объедков, они были даже слишком умны, чтобы попадаться в ловушки, устроенные обитателями «Мелового дома», как это делали каждый год несчастные кролики.

Гас думал о Карлин в черном платье и о том, как довел ее до слез. Он вспоминал все разы, когда проигрывал. Он не обращал внимания на давящее сознание того, что, может быть, это его последний шанс, и не прислушивался к стуку собственной судьбы. Он был готов доказать, что кое-чего стоит, доказать именно этой ночью, и никакой другой. Всю свою жизнь Огаст Пирс удирал, но сейчас, в этот холодный страшный час, он начал замедлять ход, готовый драться. Ведь тайна, которую он открыл только что, заключалась в следующем: оказывается, он гораздо храбрее, чем мог себе представить, и за этот нежданный дар он благодарил свои счастливые звезды.