Текст книги "Самый серьезный шаг"
Автор книги: Элис Детли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Элис ДЕТЛИ
САМЫЙ СЕРЬЕЗНЫЙ ШАГ
…Она так очаровательна, свежа, так прекрасна. Странно, что я, зная ее с детства, только сейчас понял, как она нужна мне, как мне хочется быть с ней. Но ведь это невозможно – она совсем девочка, ей предстоит учиться, строить свою жизнь. При ее таланте ей предназначена судьба необыкновенная. Нельзя и представить себе, что такое дарование будет готовить завтрак, утирать носы детям, смотреть «мыльные оперы» по телевизору и обсуждать жизнь знакомых с подругами. Это даже смешно. Ей предстоит делать карьеру, завоевывать вершины, найти свою дорогу в жизни, а пока мне нельзя даже думать о ней. Но как же она желанна!
Глава 1
– Ну вот! – Миссис Ричмонд положила телефонную трубку на место и улыбнулась Мэгги. – На Рождество приезжает Люк!
Поначалу Мэгги решила, что этот звонок предназначается ей. Ее мать была в отъезде, ожидая рождения первого ребенка сестры Мэгги – Клэр. Вот она и подумала, что звонит мама. Ей даже в голову не могло прийти, что Люк надумает приехать домой.
Но разве не этого она желала, не на это ли втайне надеялась с той самой поры, как узнала о смерти Джоан? Что Люк вернется наконец домой и внесет успокоение в ее мятущуюся душу?
Люк! Ее сердце забилось чаще.
– Правда? – спросила она, затаив дыхание и с трудом сдерживаясь, чтобы не завопить от радости. – Но это же просто замечательно!
Миссис Ричмонд вновь улыбнулась:
– Мне тоже так кажется.
– И надолго?
– Он не сказал точно. Но, по всей видимости, прежде чем вернуться обратно в Штаты, Люк собирается несколько месяцев провести в Лондоне. Он хочет сам проследить за работой своего филиала.
– В Лондоне? – По спине Мэгги от возбуждения пробежал холодок. Если Люк останется работать в Лондоне, до него будет не больше пары часов на автомобиле, что, несомненно, поможет ей видеться с ним.
– Разумеется, он привезет с собой Лори, – продолжила его мать. Так что нам нужно достать детскую кроватку.
– Но у меня нет для них рождественских подарков! – с беспокойством воскликнула Мэгги. – Когда он прибывает?
– Завтра днем.
– Так скоро? – Однако чему она удивляется: Люк всегда был человеком действия.
– Гм, – кашлянула миссис Ричмонд. – Ты же знаешь Люка, если уж он что-нибудь задумал, то медлить не будет. Самолет из Нью-Йорка прилетает в Хитроу в полдень, а там его уже будет ждать машина. Он приедет прямо сюда.
– Люк не показался вам слишком… расстроенным? – осторожно спросила Мэгги.
– Нет. Как ни странно, не показался. Он разговаривал вполне нормально.
Значит, Люк не разыгрывает из себя убитого горем вдовца, по крайней мере внешне. Но разве не умел он и прежде превосходно прятать чувства? Никогда нельзя было догадаться, что на самом деле скрывается за этими умными серыми глазами и холодной загадочной улыбкой. Однажды Мэгги подслушала, как одна из бесчисленных его подружек с горечью выговаривала ему:
– Ты просто-напросто машина, Люк Ричмонд, – красивая, но бесчувственная машина! – В ответ на это охваченная ревностью Мэгги услышала его низкий, рокочущий смех, неразборчивые слова, и затем наступило молчание, во время которого – она была уверена – «бесчувственная машина» поцелуем привела жаждущую этого жертву в полное повиновение.
– Должно быть, Люк чувствует себя ужасно, – задумчиво произнесла Мэгги. – Но держится, как всегда, превосходно, правда? А ведь сколько ему пришлось пережить – смерть молодой жены… да еще маленький ребенок, оставшийся у него на руках.
Миссис Ричмонд прищурила все еще очень красивые серые глаза и слегка нахмурилась.
– Думаю, это нельзя выразить словами. Я очень надеялась, что он разделит свое горе с нами, а Люк предпочел остаться с Лори в Нью-Йорке. Но это не меняет того факта, что их брак всегда казался мне весьма необдуманным шагом, – ответила она с присущей ей прямотой.
Пораженная, Мэгги смотрела на нее открыв рот.
– Неужели вы действительно так считаете? Что кто-нибудь может не желать брака с такой женщиной, как Джоан Дарси? Со всемирно известной рок-звездой, которой в подметки не годятся все эти топ-модели?! – добавила она, не в состоянии скрыть уныния, прозвучавшего в ее голосе при воспоминании о поражавшей воображение жене Люка.
– Мы что, за это должны быть ей благодарны? – осведомилась миссис Ричмонд, все еще переживающая то, что единственный сын не пригласил ее на свадьбу.
И тут в голову Мэгги пришла ужасная мысль.
– Миссис Ричмонд, – медленно произнесла она. – Вы ведь не сказали ему, правда?
– О чем?
Мэгги покраснела.
– Вы прекрасно знаете.
– О том, что ты, дурочка, бросила школу, не сдав экзамены, и этим лишила себя всяких шансов продолжить столь многообещающую карьеру в математике? Ты не хочешь, чтобы я рассказывала ему именно об этом, детка?
Мэгги покраснела еще сильнее.
– Э-э… да, – ответила она после минутного замешательства. – Вы же знаете, каким он может быть?
– Еще бы мне не знать. Но, хорошо зная своего сына, я не сомневаюсь в том, что он все равно догадается обо всем, хочешь ты этого или нет.
Мэгги решительно подняла подбородок, откинув на спину волну золотисто-каштановых волос.
– Значит, мы должны позаботиться о том, чтобы он не догадался. А сейчас, может быть, мне пойти и приготовить для него комнату?
Миссис Ричмонд с признательностью улыбнулась ей.
– Приготовишь, дорогая? Думаю, мы поместим его в голубую комнату, ты согласна?
Опять эта ужасная голубая комната. Мэгги стиснула зубы, вспомнив, как утром, полтора года назад, она увидела полураздетую красавицу Джоан Дарси, выскользнувшую из голубой комнаты, в которой тогда спал Люк. Волосы несравненной рок-звезды были растрепаны, а на лице написано довольное выражение сытой кошки. Хотя Мэгги и была невинна, но для того, чтобы понять, чем они с Люком там занимались, не надо было быть семи пядей во лбу.
– А почему бы не поместить Люка в его старой комнате? – быстро предложила она. – Если он будет жить в своей прежней комнате, окруженный наградами, которые выиграл в школе и колледже, это может помочь ему легче переносить горе.
– Какая прекрасная идея! – с энтузиазмом воскликнула миссис Ричмонд, и они улыбнулись как люди, хорошо понимающие друг друга.
Миссис Ричмонд была для Мэгги кем-то вроде близкой родственницы. Ее мать и мать Люка вместе учились в школе, были лучшими подругами, потом подружками невесты друг у друга на свадьбах и, наконец, крестными матерями своих первенцев – Люка и Клэр. Поэтому, когда отец Клэр и Мэгги сбежал в Индию, как он выразился, «в поисках самого себя», оставив жену с двумя детьми без единого пенни, Барбара Ричмонд предложила лучшей подруге ту помощь, которую только могла оказать. Мать Мэгги стала считаться домоправительницей у богатых Ричмондов, а после смерти отца Люка обеих женщин связывали скорее приятельские отношения, чем отношения хозяйки и прислуги.
Поэтому Мэгги выросла вместе с Люком. Для девочки Люк, который был на десять лет старше ее, являлся непререкаемым авторитетом. Он научил ее всему. Именно Люк показывал ей, как надо запускать воздушных змеев; обучая ее шахматной игре, он первым обратил внимание на выдающиеся математические способности Мэгги. Люк в ее глазах был героем, и она обожала его с той поры, как помнила себя.
Часы, оставшиеся до возвращения молодого вдовца домой, пролетали незаметно. И Мэгги с миссис Ричмонд суетились, как хлопотливые наседки.
– Вам не кажется, что эта лавровая гирлянда висит немного высоко? – спрашивала Мэгги, перевешиваясь через дубовые перила лестницы с риском упасть, и поправляла благоухающие зеленые дуги.
– Ты права, – соглашалась миссис Барбара. – Но я думаю, что ему понравится. Он слишком долго не был здесь – дадим ему возможность вновь справить настоящее английское Рождество.
Неожиданно с улицы послышался визг шин автомобиля, тормозившего на покрытой гравием дорожке. И, быстро сбежав вниз по ступенькам, Мэгги выглянула в окно на лестничной площадке.
– Он приехал! – сказала она голосом громким от возбуждения. – Он дома!
Сверкающий темного цвета автомобиль замер перед крыльцом большого старинного особняка, и Мэгги, сердце которой билось как сумасшедшее, поняла: во всем, что касается Люка, она совершенно безнадежна. Некоторые вещи, с грустью подумала она, просто никогда не меняются.
– На чем он приехал? – спросила неравнодушная к автомобилям миссис Ричмонд, поправляя перед зеркалом прическу.
– Кажется, это «бентли», большой темно-зеленый «бентли». Очень солидный. – Раньше он всегда приезжал на элегантном черном «порше», так хорошо соответствующем его имиджу весьма преуспевающего финансиста. Но теперь ведь Люк стал семейным человеком… – Я открою ему, – предложила она.
В тот момент, когда Мэгги достигла тяжелой дубовой двери, раздался требовательный звук старомодного колокольчика. За ним последовал настойчивый громкий стук, и она поспешила открыть дверь перед высоким мужчиной, стоящим в вихре снежинок, словно грозный разбойник с большой дороги.
Нет, совсем не таким представлялось ей возвращение Люка домой. Мельком взглянув на нее, он прошел мимо, слишком занятый тем, чтобы защитить от густо валившего снега завернутого в толстое белое одеяло ребенка, которого он прижимал к обтянутому черным свитером плечу. В этот момент малышка негодующе запищала.
– Черт возьми! Из одной снежной бури прилетели прямо в другую! – воскликнул он, улыбаясь своей обычной, отстраненной и несколько загадочной улыбкой, несмотря на это, способной тронуть самое черствое сердце. – Здравствуй, мама.
– Здравствуй, дорогой. – Барбара Ричмонд подставила ему щеку для поцелуя.
И только тогда серые глаза Люка переключились на Мэгги.
– Привет, Мэгги, – медленно протянул он своим глубоким, таким знакомым ей голосом, однако девушке показалось, что сейчас он звучал жестче, циничнее, а улыбка стала сдержаннее.
– Здравствуй, Люк, – прошептала она. Разлука только усилила впечатление, которое он всегда на нее производил. Люк был высок, строен и атлетически сложен, с глазами цвета штормового моря и черными, как безлунное ночное небо, волосами. Угловатые, высоко поднятые скулы и выступающий квадратный подбородок делали его похожим на средневекового рыцаря, случайно угодившего не в то столетие.
Из свертка, который он по-прежнему прижимал к плечу, опять послышался писк, и на губах отца неожиданно для нее появилась обезоруживающая и самая нежная улыбка из всех, которые когда-либо видела Мэгги.
– А это Лори, – ласково сказал он, откидывая верх одеяла, из-под которого появилось пухлое личико восьмимесячного младенца. – Маленькая мисс Лори Ричмонд. Поздоровайся с бабушкой и Мэгги, дорогая.
– Здравствуй, Лори, – просияв, проворковала миссис Ричмонд, и два широко раскрытых серых глаза взглянули на нее с интересом.
Ребенок был абсолютной копией своего отца, отметила Мэгги, взглянув в дымчато-серые глаза, невероятно похожие на глаза Люка, и на копну темных волос, уже закручивающихся в непослушные завитки.
– О, она такая замечательная, – непроизвольно вырвалось у Мэгги, и Люк бросил на нее тот быстрый, одобрительный, предназначавшийся только ей взгляд, от которого, как и всегда в подобные моменты, у нее встрепенулось сердце.
– Правда? – тихо спросил Люк, глядя на полное любопытства личико младенца.
– Может быть, мы перенесем ее в гостиную, – предложила миссис Ричмонд. – Там гораздо теплей.
– А я приготовлю чай, – сказала Мэгги и, заметив удивленный взгляд Люка, пожала плечами. – Мамы нет – у Клэр вот-вот родится ребенок.
– А Мэгги заменила ее, – быстро вставила миссис Ричмонд. – Готовит и занимается домашним хозяйством до возвращения матери. Разве это не мило с ее стороны?
– Да, если, конечно, ее кулинарное мастерство выросло, – ответил он с нарочитым ужасом, – с той поры как она приготовила мне на день рождения торт…
Мэгги хорошо помнила это покрытое шоколадом изделие, больше всего походившее на коровью лепешку.
– Конечно, выросло! – с возмущением воскликнула она.
Люк вовсе не выглядел убежденным.
– Но мне все-таки не хочется рисковать рождественским ужином, – протянул он. – Как ты думаешь, удастся нам заказать столик в каком-нибудь ресторане, Мэгги?
– Могу попробовать.
– Отлично. И еще, Мэгги!
– Да, Люк?
– Вся эта работа по дому, надеюсь, не мешает твоим занятиям?
– Разумеется, нет! – быстро ответила Мэгги и заторопилась на кухню, не давая ему возможности по глазам догадаться о том, что она солгала.
Торопливо сервируя поднос, Мэгги думала о том, что Люк всегда был по отношению к ней тираном. Неужели он не понимает, что она уже не ребенок, которым можно командовать? В конце концов, ей восемнадцать! Она уже может голосовать. И выйти замуж…
Ставя на поднос молочник, Мэгги пыталась мысленно в который раз разобраться в причине, по которой она столь внезапно бросила школу. Частично это было вызвано тем, что все ее одноклассники были моложе ее – результат перелома ноги, заставившего Мэгги провести в больнице большую часть учебного года. Вернувшись в школу, она почувствовала себя неуютно. В довершение ко всему у нее долго оставалась легкая хромота, окончательно прошедшая только недавно. Ее походку даже передразнивали новые соученики.
Собственно говоря, хромота причиняла ей боль главным образом потому, что изменила к ней отношение окружающих. И только Люк не обращал внимания на этот физический недостаток…
Мэгги внесла поднос в комнату, по которой сразу распространился запах яблочного пирога. Барбара качала Лори на коленке возле сияющей разноцветными огнями рождественской елки. Люк тут же встал и помог ей с подносом. Он окинул Мэгги оценивающим взглядом, в его глазах зажегся непонятный огонек, и, как ни странно, она почувствовала, что краснеет.
– У тебя нет проблем с кровообращением, Мэгги? – тихо, чтобы не услышала мать, спросил он.
Этот тон был ей хорошо знаком, он всегда разговаривал с ней так, но взгляд его был каким-то необычным, неодобрительным, что ли? Мэгги непонимающе взглянула на Люка.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что твои джинсы так тебе тесны, что я не удивлюсь, если они мешают доступу крови к ногам.
Мэгги разозлилась. Джинсы были совсем новые, и пришлось долго экономить, чтобы купить их. Ей нравилось, как они облегают ее маленькие, высоко поднятые ягодицы, как выгодно подчеркивают прямые линии стройных ног. Может быть, конечно, они и были немного тесны, но такова уж мода – носить джинсы так, чтобы казалось, что они вот-вот лопнут. А что касается темно-зеленого свитера, цвет которого так хорошо подчеркивал искорки в ее золотисто-карих глазах и который она заправляла в джинсы, – уж с ним-то было все в порядке.
Конечно, Люк не видел ее почти два года, а за это время тело девушки значительно развилось. Если раньше ее груди были почти плоскими, то теперь они превратились в два пышных и тяжелых холмика, отчего талия казалась гораздо тоньше, чем это было на самом деле.
К несчастью, сексапильные формы ее фигуры заставляли почти каждого парня в округе приветствовать Мэгги громким одобрительным свистом всякий раз, когда она проходила по улицам. Разумеется, ей это не нравилось, но что она могла поделать? Уйти в монастырь?
Кроме того, за то время, пока они с Люком не виделись, она отрастила волосы. Удобная короткая стрижка ушла в прошлое. Теперь волосы были ей почти по пояс – совершенно прямые и блестящие, глубокого каштанового с золотистым отливом цвета и густые. Шелковыми прядями они струились по ее груди.
Мэгги взглянула в насмешливые серые глаза.
– Значит, тебе не нравится, как я одета? – с вызовом спросила она.
– Этого я не говорил, – уклончиво ответил он.
– Сейчас все так одеваются, – высокомерно заметила она. – Ты вообще понимаешь хоть что-нибудь в моде, Люк?
– Достаточно для того, – сухо ответил он, – чтобы понимать, что женщины, которые так по-рабски следуют ей, рискуют потерять свою индивидуальность и, в конце концов, начинают чем-то напоминать стадо овец.
Миссис Ричмонд, которая до этого была полностью увлечена внучкой, услышав конец разговора, подняла голову и нахмурилась:
– Как ты сказал, Люк, овец? О чем ты говоришь? Мэгги совсем не похожа на овцу! Разлей лучше чай, дорогой.
– Разумеется, – с готовностью ответил Люк, но, когда он протягивал Мэгги чашку, она заметила в его глазах язвительный огонек и с трудом сдержалась, чтобы не показать своей обиды и недоумения – этот новый Люк казался ей совсем не таким, как прежде.
Но почему бы ему и не стать другим, с грустью подумала Мэгги, отхлебывая чай. Почему бы ему не стать холодным и агрессивным? Всего лишь за один год с небольшим Люк женился и потерял жену, оставшись с малолетней дочерью на руках. Похороны жены состоялись спустя всего месяц после рождения ребенка, а горе иногда делает с людьми странные вещи.
Откинувшись в кресле с чашкой в руках, высокий и темноволосый, Люк выглядел каким-то отстраненным и чужим – элегантным, хорошо одетым незнакомцем. Трудно было поверить в то, что это тот же самый Люк, который когда-то учил ее ездить верхом, советовал, какие книги читать, рассказывал о местах, которые ему довелось посетить. Люк, которого она обожала и боготворила сколько себя помнила.
Когда он отправился на учебу в Кембридж, Мэгги было всего восемь лет, но она прекрасно помнила, как горько плакала в первую ночь после его отъезда. Тогда ей казалось, что в его отсутствие вся жизнь пойдет по-другому. И оказалась совершенно права – прежнее уже никогда не вернулось.
Она никогда не могла подавить в себе чувство болезненной ревности, когда он приезжал домой на каникулы, потому что за него всегда цеплялась какая-нибудь жизнерадостная, улыбающаяся золотоволосая девушка. Правда, Мэгги прилагала все усилия к тому, чтобы Люк не замечал ее чувств. И сейчас, украдкой разглядывая его вытянутые длинные, стройные ноги, Мэгги дивилась, как только ей могло прийти в голову, что такой великолепный мужчина, как Люк Ричмонд, может проявить к ней хоть малейший интерес.
Он допил свой чай и, поставив чашку, легко встал на ноги.
– Может быть, я подержу Лори, пока ты выпьешь чай, мама? – спросил Люк.
Услышав его голос, ребенок обернулся, заагукал, бросил на ковер пушистого розового медвежонка и, выкарабкавшись из рук бабушки, переполз в любящие объятия отца, суровое лицо которого опять расплылось в счастливой улыбке.
Мэгги встала, чтобы подобрать игрушку, и, выпрямившись, опять наткнулась на устремленный на нее взгляд серых глаз Люка, в которых читалось с трудом заметное беспокойство. Миссис Ричмонд посмотрела на них – с выражением, очень похожим на удивление, и, слегка покачав головой, тоже поднялась на ноги.
– Мне нужно позвонить Гарри в деревню и убедиться, что он доставит шампанское к утру Рождества. Ты ведь не забыл, дорогой, что к нам нагрянет целая орда гостей? – спросила она сына.
Люк скорчил гримасу, а Лори заулыбалась.
– Мне будет позволено забыть об этом? – пробормотал он.
– Разумеется, нет, – твердо ответила Барбара Ричмонд, выплывая из комнаты. – Ведь это семейная традиция!
Люк поднял Лори повыше на руках, так что теперь она с веселым интересом могла смотреть через его плечо, и указал на привезенный им багаж.
– Тебе не трудно распаковать для меня вон ту сумку, Мэгги?
– Конечно нет! – Радуясь тому, что может заняться каким-нибудь делом, вместо того чтобы стараться избегать смотреть на его недовольное лицо, Мэгги встала на колени и, раскрыв сумку, начала вытаскивать из нее пакеты с ватой, лосьоны и прочие загадочные для нее предметы детского туалета. Она по-прежнему чувствовала на себе его взгляд и, как никогда раньше, ощущала плотно обтягивающую ягодицы ткань.
В комнате стояла какая-то странная тишина, которую не могло развеять даже периодическое агуканье Лори. Мэгги чувствовала, что от испытываемой неловкости краснеет все больше и больше, сердце билось все сильнее, по телу побежали мурашки. Она отчаянно старалась найти какую-нибудь нейтральную тему для разговора.
– Никак не могу представить тебя меняющим подгузники, Люк, – заметила Мэгги, но при виде его скривившихся губ поняла, что совершенно не преуспела в своем намерении разрядить обстановку.
– А почему бы и нет? – растягивая слова, язвительно спросил он. – В конце концов, сейчас вторая половина двадцатого века, и отцы тоже стали достаточно практичными. Или ты решила, что богатые и удачливые воротилы бизнеса не могут вести себя как все прочие отцы?
Его голос звучал так цинично, что Мэгги, сев от неожиданности на пятки, уставилась на него в молчаливом удивлении, не понимая, что должно было случиться, чтобы заставить эти серые глаза сиять таким холодным светом. Неужели столь тяжела была утрата?
– Я… не имела в виду ничего такого, – в растерянности произнесла она. – Во-первых, я незнакома ни с одним отцом твоего возраста. А во-вторых, ты совсем не «богатый и удачливый воротила бизнеса» – для меня ты просто Люк. Тот же Люк, которым был всегда. – Это прозвучало столь наивно, что она прикусила губу, кляня себя за то, что так и не научилась думать, прежде чем что-либо говорить. Но Люк вдруг в ответ улыбнулся, и это была его прежняя улыбка, а не та жалкая подделка, которую она чуть раньше видела на его лице.
– Конечно, ты не имела в виду ничего такого. Не обращай внимания на мои слова, Мэгги. Просто я устал, весь этот перелет, а у Лори еще режутся зубки…
– И ты по-прежнему переживаешь смерть Джоан? – осторожно спросила она, моля о том, чтобы он согласился довериться ей. Может быть, когда-то Мэгги и испытывала чувство ревности к женщине, завоевавшей сердце Люка, но теперь Джоан была мертва, и Мэгги согласилась бы на что угодно, только бы не видеть этого безжизненного, углубленного в себя взгляда. – О, Люк, должно быть, это было ужасно… Я все время думала о тебе. В письме мне не удалось выразить, что я тогда чувствовала.
Он покачал головой.
– Твое письмо много для меня значило.
– Я хотела прилететь на похороны и знаю, что твоя мать тоже хотела этого, но они состоялись в Нью-Йорке и нам казалось, что тебе не очень… – Голос ее затих, она заметила, как внезапно напряглось его тело.
Рот Люка сжался в прямую линию, как будто она сказала что-то неприличное. Мэгги была поражена до глубины души выражением, исказившим черты этого красивого худощавого лица.
– Мэгги… – Казалось, он с трудом подбирал слова. – Я знаю, что ты руководствуешься наилучшими соображениями, но должен сказать: я не желаю говорить с тобой о Джоан. Воспоминания о ней не помогут никому, тем более Лори. Я должен построить свою жизнь заново и забыть о прошлом. Тебе все понятно?
– Абсолютно, – ошеломленно ответила Мэгги и на мгновение почувствовала прилив сочувствия к его покойной жене. Кто бы мог подумать, что Люк окажется столь бессердечным – отзовется о женщине, на которой был женат, как о надоедливой помехе?
И что еще хуже, никогда прежде он не разговаривал с ней таким резким, безапелляционным, даже грубым тоном. Никогда… Невольно память Мэгги вернулась к последней встрече с Люком Ричмондом, случившейся восемнадцать месяцев назад, как раз в тот день, когда его жизнь так резко изменилась…
Тогда он собирался приехать из Штатов на короткий отдых, и его мать решила устроить в его честь летний бал. С тех пор как Люк после окончания университета уехал в Нью-Йорк, его визиты стали редкими и недолгими и им очень не хватало его. Мэгги в особенности.
Она была вне себя от возбуждения. Первый ее бал, и, что гораздо важнее, на нем будет он…
Мэгги очень волновалась, не зная, во что одеться, и мать переделала для нее свое старое бальное платье. Первое ее по-настоящему взрослое платье.
Она вертелась перед зеркалом, любуясь прозрачной бледно-голубой газовой тканью, спускающейся поверх накрахмаленных нижних юбок до стройных лодыжек. Лиф, такого же серебристо-голубоватого цвета, но атласный, без бретелек, подчеркивал небольшие выпуклости развивающейся груди. Платье нельзя было назвать модным, но ей оно тогда нравилось.
Серебристые туфли на тесемках были одолжены у школьной подруги, а блестящие, коротко стриженные волосы были схвачены двумя узкими, серебристого же цвета лентами, оставляя лицо открытым. Немного туши подчеркивало темные ресницы, обрамляющие карие глаза. Губы тоже были слегка подкрашены. Мэгги никогда еще не надевала вечернее платье и, с нетерпением ожидая прибытия Люка, чувствовала себя Золушкой на первом балу.
Но Люк опаздывал, он позвонил из аэропорта и сказал, что рейс задерживается. У Мэгги, вертевшейся возле двери в ожидании его и поэтому ответившей на звонок, от разочарования стало тяжело на сердце.
– Я постараюсь прибыть к десяти часам, – пообещал он.
Она взглянула на висевшие в холле старинные часы и даже прикусила губу. В десять! Но ведь это еще целых два часа!
Мэгги старалась тянуть время. Съела немного семги, а потом клубники со сливками, хотя ей вовсе этого не хотелось. Выпила бокал шампанского и потанцевала с несколькими молодыми людьми, которые ее совершенно не интересовали. Она не отрывала полного тревоги взгляда от двери, с нетерпением ожидая момента, когда он войдет, взглянет на нее и…
Собственно говоря, Мэгги не совсем четко представляла себе, что произойдет потом, – в своих невинных девичьих фантазиях она никогда не заходила дальше того момента, когда он увидит, насколько выросла его маленькая подружка, и в его глазах загорится огонек восхищенного удивления…
Но получилось так, что Мэгги прозевала момент появления Люка. В это время она была в другом конце зала, и, только уловив воцарившееся на мгновение молчание, а потом и гул удивленных голосов и повернувшись к двери, увидела высокую, элегантную фигуру в прекрасно сшитом вечернем костюме, выгодно подчеркивающем ширину его плеч. Волнистые черные волосы Люка блестели в свете канделябров.
Должно быть, он почувствовал на себе взгляд Мэгги, его сверкающие серые глаза устремились на нее, какое-то мгновение он, прищурившись, смотрел на нее хмурым и оценивающим взглядом, от которого у девушки даже мурашки по спине пробежали. Она чуть было не поддалась первому побуждению пробежать через весь зал и броситься в его объятия, но что-то остановило ее.
Люк был не один!
Рядом с ним стояла самая красивая женщина, которую она когда-либо видела. Она выглядит на удивление знакомой, с беспокойством подумала Мэгги, хмурясь от усилия вспомнить, где же она видела ее раньше.
У этой женщины была грива беспорядочно разметавшихся по спине вьющихся иссиня-черных волос и глаза зеленее плода авокадо. Она была облачена в длинное, облегающее изумрудно-зеленое платье с блестками, в котором напоминала только что срезанную гибкую тростинку. Спина женщины была совершенно открыта, по обоим сторонам платья шли доходящие до самых бедер разрезы, чтобы ни у кого в зале не оставалось сомнений в том, что она обладала самым совершенным телом, о котором только мог мечтать мужчина.
Позади себя Мэгги услышала сдавленный голос – один из гостей, чуть не подавившись шампанским, воскликнул:
– Боже мой! Этому Люку Ричмонду всегда чертовски везет! С ним же Джоан Дарси, разве не так?
Внимание всех находящихся в зале, как мотыльков – свет лампы, притягивала поразительная, экзотическая красота этой женщины. Неудивительно, что она выглядела такой знакомой, но неудивительно было и то, что Мэгги не смогла сразу узнать ее. Кто же мог ожидать появления рок-звезды с мировой славой на скромном провинциальном приеме.
Люк двинулся сквозь толпу, представляя держащую его под руку красавицу всем попадающимся на пути, Мэгги неуверенной походкой вышла на залитую лунным светом террасу, отлично осознавая, что переполнившее ее крайнее разочарование совершенно неразумно, но в то же время она не в силах была ничего с собой поделать.
В конце концов, ему уже двадцать семь лет, а ей только семнадцать. Он живет и работает в Нью-Йорке, а она учится в местной школе. Он человек светский, удачливый, искушенный в житейских делах; человек, внимания которого всегда добивалось множество женщин, а у нее еще не было ни одного дружка. Так чего же она ожидала? Что, как только Люк увидит ее в этом наряде, он тут же торжественно пообещает ждать ее столько времени, сколько понадобится?
– Привет, Мэгги, – услышала она знакомый глубокий голос и, быстро обернувшись, жадно впилась глазами в знакомое лицо.
– П-привет, Люк, – запинаясь пробормотала девушка.
– Ты сегодня прекрасно выглядишь, – заметил он, медленно осмотрев ее с ног до головы. – Хотя, полагаю, сегодня тебе многие уже говорили об этом.
Только не те, кто ей нужен, подумала Мэгги.
– А где… твоя девушка? – выдавила она из себя, от всей души надеясь, что Люк, нахмурясь, ответит что-нибудь вроде: «Моя девушка? О, Джоан вовсе не моя девушка – она просто мой хороший друг…» Или: «Мы с ней вместе работаем…» Или: «Я познакомился с ней в самолете…»
Но, к ее разочарованию, он не сказал ничего подобного.
– Джоан? – Люк улыбнулся, но Мэгги уже достаточно понимала в жизни, чтобы распознать загоревшийся в его глазах специфический чувственный огонек. Он спит с ней, поняла она и ощутила такую боль, как будто получила сильный удар в живот. – Джоан понадобилось привести себя в порядок. Обычно это отнимает около получаса, и я решил пока потанцевать с тобой.
Он даже не дал ей возможности отказаться, хотя впоследствии Мэгги пожалела об этом. Потому что стоило ей попасть в его объятия, как она почувствовала себя словно в запретном для нее раю и поняла, что прежние их отношения не вернутся больше никогда.
Это всего лишь на один танец, подумала Мэгги и, закрыв глаза, отдалась ритму и музыке, руководствуясь скорее чувством, чем рассудком. Сомкнув пальцы на затылке Люка, как будто это было самой естественной вещью на свете, она просто таяла в его объятиях. Ощущение близости их тел почти не давало ей дышать.
Почувствовав, как он внезапно напрягся, Мэгги в экстазе еще крепче обхватила его за шею и получила в ответ недвусмысленный отпор.
– Полегче, Мэгги. Полегче, – повторил с удивлением и укором в голосе и, нахмурясь, разжал руки, сжимающие ее талию. Чары развеялись.
– Люк! – раздался протяжный, чувственный голос с американским акцентом и, отпрянув друг от друга, Люк и Мэгги обнаружили рядом с собой богиню в зеленом, пристально изучающую их своими чудесными глазами цвета плода авокадо. – Ну и ну, Люк, – продолжила она с ядовитой насмешкой в голосе. – Что это такое – похищение младенца? Тебе не кажется, что она несколько молода для тебя, дорогой?
Люк непринужденно рассмеялся и, отойдя от Мэгги, взял сильную, прекрасной формы руку американки и на мгновение поднес ее к своим губам. Этот жест как стилетом пронзил бедное сердце Мэгги.
– Это Мэгги, – с улыбкой сказал Люк, – которую я знал еще совсем девочкой – она моя названная сестра. Правда ведь, Мэгги?
