Текст книги "Лучший друг. Нелюбовь (СИ)"

Автор книги: Элис Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== – 1 – ==========

Самый обыденный день подходил к концу. Алиса уже спала, насыщенный вечер утомил девочку. Валерия еще не ложилась, сидела на кухне, обхватив колени руками. Она хотела дождаться мужа, но стрелки часов стремились к полуночи, а его всё не было. Позвонить ли ему? Или не отвлекать от работы? «Буду допоздна» – всё, что он сказал, ни как, не обозначив рамки этого «допоздна».

Лера устало облокотилась на столешницу и положила голову на вытянутые руки. Именно в такие моменты одиночество становилось невыносимым. Она понимала, что муж старается и работает, не щадя себя, исключительно ради семьи. Она понимала, что когда-то и Паша был вынужден ожидать её возвращения с работы, но все понимал и терпеливо ждал, пока она строила карьеру.

Придвинув ноутбук, она решила убить время, обработав последние фотографии. Чтобы развеселить приунывшую Алису, Лера увлекла её фотосессий. Девочка очень любила фотографироваться, особенно на мамин интересный фотоаппарат. Брюнетка невольно улыбнулась, подключая видавший виды Canon к компьютеру. Молодая женщина невольно окунулась в приятную ностальгию, сколько мероприятий и репортажей в свое время было на него отснято, уже и не посчитать. Сколько приятных знакомств было заведено с его помощью. Ей нравилось это занятия, но ради семьи его пришлось оставить.

Павел свой зарок все-таки выполнил, в новогоднюю ночь сделал предложение, а под конец третьего курса они поженились. Новоиспеченный муж не захотел, чтобы супруга шаталась по ночным клубам даже в качестве фотографа. Она согласилась на это условие удивительно легко, не планировала всю жизнь быть фотографом. Продала объективы и софтбоксы, ушла из фотошколы, оставив фотографию только как хобби. И все же скучала. Лере нравилось удерживать моменты жизни на снимках.

А потом всё как-то закрутилось. Она попала на практику в полицию, где после и осталась работать. А после университета, который был окончен уже заочно, девушку пригласили на стажировку в коллегию адвокатов. Потом родилась Алиса. Квалификационный экзамен Лера сдала, когда дочери было чуть больше года. А в двадцать шесть было первое громкое дело, которое она успешно выиграла.

Парой Валерии казалось, что ей всё дается как-то слишком легко. Что за это её везучесть и счастье непременно придется расплачиваться. Всё было настолько идеально, что начинало казаться, что где-то притаился подвох.

Закончив с фотошопом, Лера перевела взгляд на скромный букет, стоявший в вазе. Мысли переключились довольно легко, вызвав теплую улыбку. Куда приятнее было радоваться за подругу, припоминая их сегодняшний разговор. Аня смущалась, рассказывая о таинственном рыцаре в Найке, но все же глаза её светились. Ей, как и любой девушке, было приятно и уделенное внимание, и цветы.

***

Приглушенный свет ночника разбавлял полумрак комнаты, придавая обстановке еще большую таинственность и интимность. Сквозняк из приоткрытой форточки гулял по комнате, разбавляя духоту и колыхая занавески. Молодой месяц робко заглядывал в окно, словно желая подсмотреть за происходящим в квартире. Воздух казался густым и был наполнен жаром.

На потолок ложилась тень двух тел, слившихся в жарком танце страсти и похоти. Тени дрожали, отделяясь друг от друга, и сливались вновь.

Это выносило всякое самообладание и способность рассуждать здраво. Эти стоны, приглушенные его ладонью, чтобы соседи не вызвали полицию, подумав, что кого-то за стенкой лишают жизни. Эти ноготки, норовившие впиться в его плечи. Эти скрещенные запястья, перехваченные одной рукой и прижатые к подушке. Бедра, тесно обнимавшие его за талию. Зубки, прикусывающие его пальцы в момент, когда наслаждение захлестывало её с головой.

В такие моменты не существовало ничего. Ничего, кроме затягивающей, лишающей воли бездны глаз чайного цвета. Он душу был готов отдать за один только их взгляд. Мужчина таял от такого него, наполненного восхищением и обожанием.

Но после, когда страсть была утолена, не оставалось ничего кроме гадкой ненависти к самому себе.

Закручиваясь в причудливые завитушки, сизый дым медленно таял и растворялся в морозной ночной мгле открытого окна. Никотин только оседал в легких, не принося ожидаемого умиротворения. Сигареты не успокаивали, они лишь давали временную передышку и возможность подумать. Затяжка за затяжкой убивалось время и нервные клетки, но только не эмоции.

Павел в очередной раз глубоко затянулся и стряхнул пепел с сигареты. Происходившее в душе мужчины, можно было назвать одним емким словом – хаос. Сомнения, метания, стыд, злость на судьбу и самого себя. Всё это бурлило в котле эмоций, грозясь вот-вот перелиться через край и обварить кипятком последствий всех, кто окажется рядом. Совесть скреблась стаей саблезубых тигров.

Впервые в жизни мужчина оказался в такой ситуации, когда голова и сердце не могли договориться между собой. Они в один голос твердили, что происходящее гадко и мерзко. Что это ему еще непременно аукнется. Что они узнают, и будет большая беда. Но голова требовала сделать, наконец-таки, выбор, а сердце умоляло не торопить события.

– Уже оделся? – тихий приятный голос, как журчание горного ручья. Она тихо подошла сзади и обняла его. Даже сквозь свитер ощущалось тепло её тела, а запах вишни пьянил и кружил ему голову. В такие моменты он становился слабым и безвольным. И хотелось снова под теплое одеяло, снова в эти жаркие объятия и обязательно до утра. – Пойдем спать.

И спать тоже хотелось. И он поддался бы магии её чарующего голоса и остался, если бы. Ах, если бы. И от этого становилось горько, горько до тошноты. И хотелось кричать. Хотелось вырвать сердце, чтобы не болело. Чтобы не разбивалось каждый раз на осколки.

– Я не могу, – докурив, он обернулся. Голос дрогнул бы, если бы Паша не понизил его нарочно.

– Тебе обязательно уходить? – круглое личико, усыпанное мелкими веснушками, тронула грусть. Девушка робко прижалась к нему и вздохнула обреченно. – Я скучаю без тебя.

– Я тоже, но мне нужно идти, – выдохнул он. Душу, подобно кислоте, разъедала боль, но вида он старался не показывать. Мужчина обнял её, погладив по голове.

– Хорошо, – лучисто улыбнулась она, посмотрев на него снизу вверх.

Уже сев в автомобиль, он в очередной раз задумался. В очередной раз задал себе вопрос “Как?”. Можно ли любить двоих? И каждую по-разному, но с одинаковой силой.

Он всегда презирал изменщиков, приравнивая их к предателям. И сам же по иронии судьбы попался в эти зыбучие пески. Он погряз в них, а выбраться сил не хватало.

Его тянуло к Насте, с самой первой встречи. Рядом с ней он терял голову и забывал обо всем. А Лера? Он не мог оставить её, даже думать об этом не хотел. И дело было вовсе не в дочери.

Рядом с Лерой ему становилось легко и спокойно, а все проблемы и беды отходили на второй план. Именно она поддерживала, пока вставал на ноги. Именно она не давала упасть, когда жизнь давала под дых и грозилась размазать. Жена, супруга, спутница жизни – это все было о ней, но не могло в полной мере сказать всё, что она значила для него.

От этого на душе становилось особенно гадливо. Первый месяц он порхал с ней, как влюблённый мальчишка. А когда гормоны поутихли, чувство вины крепко взяло за горло. Каждый раз он собирался с духом, чтоб порвать с Настей, но в последний момент сдавал назад, мысленно проклиная себя. Каждый раз обещал себе, что в следующий раз точно. Но, наступал следующий раз, и он молчал.

Сумасшедшая гонка по кругу продолжалась.

========== – 2 – ==========

– Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло тёплое, благодатное лето, – Лера дочитывала концовку, постепенно понижая громкость голоса до умиротворяющего полушепота. Она закрыла книгу и подняла взгляд на малышку. Глазки неумолимо слипались, но Алиса держалась стойко. Она очень любила именно эту сказку и всегда засыпала только, когда дослушивала до конца.

– А у них родились дети? – сонно протянула малышка, приподняв русую головку.

– Конечно, но это уже совсем другая история, – Лера мягко поцеловала дочку и аккуратно укрыла, подоткнув одеяло под маленькие ножки. – Засыпай.

Алиса послушно свернулась в крохотный клубочек и прикрыла глаза. Совсем скоро малышка улыбнулась сказочному сну, пришедшему к ней.

Не сдерживая умильную улыбку, молодая женщина в очередной раз поправила одеяло, которое Алиса так и норовила скинуть. Со стороны можно было подумать, что Валерия разбаловала дочку. Читать каждый раз одну и ту же сказку и укладывать спать четырехлетку, для кого-то это показалось бы странным, явным излишеством. Всё было куда проще. Работа отнимала очень много времени и сил, а Алиса или, как её ласково называли родители – Ася, была с няней или в детском саду. Молодая мама испытывала чувство вины перед дочкой, припоминая, как сама обижалась на своих родителей за отсутствие внимания. Быть самой старшей из детей – это наделяло определенной властью, но все же накладывало, куда большую ответственность.

Лера не хотела откупаться от малышки подарками, хотя, что греха таить и это случалось. Мать баловала единственную дочку. Она позволяла девочке такие маленькие капризы, такие как сказка на ночь или медовые хлопья вместо манной каши.

– Спокойной ночи, – с этими словами молодая женщина убавила интенсивность света ночника и вышла из комнаты.

Дома они были вдвоем. Павел ушел на корпоратив в честь юбилея фирмы, но судя по времени, скоро он должен был вернуться.

Заняться делами Валерия не успела. Едва она спустилась на первый этаж, в подъезде послышалась подозрительная возня. Несмотря на вполне приличную шумоизоляцию были слышны мужские голоса и смех.

– Пахан, из-за угла тебя коромыслом, вставай! – разобрав реплику и голос старого друга и едва удерживая смех, Лера поспешила открыть дверь. Не хватало еще разбудить соседей.

Глазам открылась забавная картина. Мужчины, один другого краше, стояли заметно покачиваясь. Матвей, на правах более трезвого, поддерживал Павла, а тот полуживым кулем повис на руке друга.

– Братуха, – торжественно разглагольствовал мужчина, находясь на своей волне. Было очевидно, что он готов уснуть в любом положении и, где угодно, стоит только его перестать тормошить. – Лера, привет. Я тут маленько выпил.

– Да я вижу, – нарочито серьезно ответила она, – Матвей, давай его в спальню.

Лера искренне не любила пьяных людей, если не побаивалась их, но к таким моментам у Паши относилась спокойно. Муж позволял себе так надираться крайне редко, а когда всё же надирался, вел себя тихо и смирно. Не имея привычки искать приключений на хмельную голову или место чуть ниже спины, в таком состоянии всегда приходил домой и заваливался спать, ну или как в этом случае, его приводили.

Уложив Павла спать, Лера вместе с Матвеем спустилась на кухню.

– Чай будешь? – спросила она. Вопрос был риторическим, само собой сложилось – они любили поболтать, попить чай, посмеяться над чем-нибудь несущественным. С Мотей было просто и комфортно. Компанейский, разговорчивый иногда чересчур, он был интересным собеседником.

– С печеньками? – как маленький ребенок обрадовался мужчина. Он довольно втянул носом аромат свежей домашней выпечки и заулыбался еще больше. Матвей промахнулся совсем немного, укутанные полотенцем, ждали своего часа круассаны с вареной сгущенкой. – Всегда поражался, когда ты только всё успеваешь?

– Это военная тайна, – заговорщическим тоном ответила она, накрывая на стол.

К готовке Лера относилась равнодушно, а вот выпекать что-нибудь ей нравилось. Семья довольна, да и для самой это было как вместо терапии. Вымешивание теста, формование, украшение – её это успокаивало, снимало негатив, накопленный за день.

Свист чайника на плите, аромат бергамота и свежих булочек, снег за окном. Атмосфера домашнего тепла и уюта умиротворяла Матвея, и в тоже время от нее становилось как-то горько.

Мужчина поднял взгляд на молодую женщину, севшую напротив. В груди тоскливо заскреблось от тоски. Ей очень шли и этот огромный бежевый свитер, и эта уютная кухня в кофейных тонах, ей безумно шло быть матерью и женой. Пашка счастливец, каких поискать, счастливец и идиот.

А он, Матвей, лишь гость в этом доме.

– Эй, ты чего залипаешь? – смущенно спросила Лера. Он слишком долго молчал, а этот его взгляд – внимательный, изучающий. Он него почти осязаемо покалывало кончики пальцев, а щеки стремились покрыться румянцем.

– Я любуюсь, – протянул он без капли смущения. Хотел высказать свои мысли, но не осмелился на большее: – Пашке повезло с тобой, даже завидую ему.

– Матвей, – Лера отставила кружку в сторону. – Зависть – плохое чувство.

– Это не аргумент, – покачал головой мужчина, глядя в теплые зеленые глаза Леры. – Признаться, я наивно думал, что годы превратят тебя в толстую наседку. А ты, изменилась только к лучшему.

– Эм… я буду считать это комплиментом, – Лера усиленно разглядывала дно кружки, но даже так ощущала, что мужчина смотрит на нее без всякого стеснения. Он редко позволял себе такой вот взгляд, разве что исподтишка. Не смотрел, а словно подглядывал сквозь толпу людей или дым кальяна на совместных вечеринках. Она замечала, но старалась не придавать этому слишком уж много значения. Тем более в остальное время, даже наедине мужчина не позволял себе вольностей и в целом вел себя иначе.

Сейчас было сложнее, пропала легкость из общения. Долгие взгляды, вкрадчивый тон его голоса – это было неправильно.

– Извини за грубость, у меня язык раньше головы работает, – констатировал Матвей, улыбаясь, как смущенный подросток. – Ты так многогранна. Красивая и умная. Я видел тебя в суде, сложно было даже представить, что у тебя есть ребенок и муж и, что ты печешь плюшки. А сейчас смотрю на тебя, и в голове не укладывается, что ты циничный адвокат, наводящий панику на прокуроров.

– Один мой клиент, когда я вошла в комнату для допросов, и вовсе презрительно спросил что-то типа «Что это за девчонка?», – засмеялась Лера, в душе радуясь, что появилась возможность, смени тему. – Он весь такой из себя дядька в наколках, при понятиях, и я – год после адвокатуры. Да-а, то самое дело, которое сделало мне имя.

– Не удивлюсь, если и он в тебя по уши влюбился, – мужчина, словно не желал уходить с двусмысленной темы. – Лер, а если бы не Пахан, у нас бы получилось с тобой?

– Матвей, – оглушенная внезапным вопросом, Лера встала из-за стола и принялась мыть посуду. – Это вот… Совершенно не к чему…

Обычно она всегда держала себя в руках. Всегда держалась довольно холодно и равнодушно с теми, кто пытался подкатить, но сейчас растерялась. Восхищение в глазах мужчины, безусловно, грело женское самолюбие, но не более. Зная вспыльчивую натуру Павла, Лера не допускала даже флирта.

– Только не говори, что не думала об этом. Не думала о нас, – он возник за спиной слишком внезапно, возвышаясь над женщиной. Мужчина оперся на тумбу, расположив руки по обе стороны от Леры, и медленно вдохнул запах её духов. – От тебя пахнет всё также приятно.

– О каких еще «нас»? – последних слов она не слышала. От внезапной близости чужого мужчины пальцы не хотели слушаться. Жаркое дыхание, аромат парфюма, тепло мужского тела, голос с придыханием. И все это новое, чужое, волнительное. Казалось, стук её сердца может разбудить Пашку, “нет, только не это! Он не должен увидеть ничего такого” – испуганно спохватилась Лера. Собрав всё самообладание в кулак, брюнетка твердо выговорила: – Матвей, отойди. Ты ведь знаешь, если Паша зайдет…

– Значит всё дело лишь в нём? – мужчина самонадеянно усмехнулся.

Голос Леры подрагивал и звучал ниже обычного, даже как-то гортанно. Она волновалась и была застигнута врасплох.

– И в нём тоже, – осеклась она. Не решаясь повернуться, она застыла ледышкой и заметно дрожала от напряжения. – Он мой муж.

– Я помню и, что? – в голосе послышалась издевка, словно бы для мужчины это ни значило ничего. Он еще ближе придвинулся к ней, прижавшись крепким торсом к напряженной спине. Одна его ладонь скользнула по предплечью и накрыла руку брюнетки. Лера не успела возразить, пальцами второй руки он бережно убрал прядки, что выбились из прически и прошелся горячими мягкими губами по оголенной шее. От легкого касания по коже разбежались мурашки. Лера судорожно втянула воздух.

– Прекрати, – голос отдавал металлом и подействовал, как удар ногой в живот. Но Матвей не получил бы прозвище Казановы, если бы сдавался так легко. А женщина тем временем заметно напряглась и продолжила: – Паша ведь твой друг, так? Ты понимаешь, как это всё выглядит? Это же мерзко! Это ненормально!

– Ненормально… Ты не идешь из моей головы, что в этом мерзкого? – отозвался мужчина, понизив голос до мурлычущего шепота. Его рука на животе, когда только он успел, тянулась ниже. Его нахальство возмущало и начинало раздражать, а тело отзывалось на ласковые прикосновения. Она дрожала и кажется, забывала дышать.

– Пе-рес-тань, – по слогам выговорила брюнетка. Пыталась отстраниться, но он еще крепче прижал её к себе.

Властно, крепко с жаром, заставляя ощущать своё возбуждение.

– Скажи это мне в глаза, – на самое ухо тихо проговорил Матвей. Удовлетворенный оказанным эффектом, мужчина хитро улыбался. Он высвободил её из оков своих объятий, отстраняясь и давая ей возможность выполнить его просьбу. Она сделала это медленно, ему показалось даже, что Лера так дразнит и раззадоривает. Ясные, чуть затянутые поволокой зеленые глаза скользнули вверх, взгляд этот цеплял за самое сердце, словно прижигая его.

– Перестань, – тихо, но твердо повторила Лера, глядя на него сурово, крепко удерживая в руках самообладание. Она была зла на него, но еще больше на себя. Было гадко от того, что на секунду поддалась чарам прожженного ловеласа. Она пыталась понять, что сделала не так? Какое её действие дало ему повод думать, что между ними, что-то может быть?

Мягкие губы, очерченные аккуратной бородкой, были сложены в легкую улыбку. Небольшая седина в черных волосах придавала еще больше шарма. На морщины не было даже намека, только едва обозначившиеся «гусиные лапки» намекали, что человеку прилично за тридцать. Голубые глаза смотрели словно бы сквозь неё и завораживали, затягивали.

Его глаза беззастенчиво раздевали, обжигали до костей и парализовывали волю. Лера смотрела на него, как кролик на удава. Еще немного и всё. Страсть слишком мимолетна, но разрушительна и безрассудна. Все произошло слишком быстро. Потребовалась секунда, чтобы Матвей прижал её к себе, обняв за талию, а его губы жадно и несдержанно припали к её плотно сжатым губам. Секунда, мгновение, слившееся в бесконечно долгий тягучий миг. Он целовал жадно, как обезумевший. Оглушив внезапностью действий, он старался расслабить её, добиться ответа как можно скорее. Он был настойчив и не сдержан, словно бы этот поцелуй был ему, жизненно необходим.

Его грудь была горячей, отчетливо ощущалось, как рвано колотится его сердце. Бородка кололась, а руки жадно бродили по телу, без стеснения забираясь под свитер или сжимая ягодицы. Самое ужасное, что на долю секунды Лера действительно расслабилась и уже потянулась к нему. Её руки едва не легли на его плечи. На долю секунды это закружило голову, лишая так необходимого сейчас воздуха, это заставило сердце сбиться с ритма, а ноги подкоситься от эмоций. Этот поцелуй был приятен, но почти сразу приобрел привкус горечи. Жгучий стыд охватил молодую женщину. Он беспощадно выжег всё, оставляя только холодную душащую пустоту. Воображение услужливо нарисовало взгляд Павла. Карие глаза смотрели с укором и холодом. За потемневшей от эмоций радужкой, скрывалась боль.

Тишину расколол характерный шлепок. Матвей стоял, чуть отклонив голову в бок, и торжествующим взглядом смотрел на Леру. Она тяжело дышала, стараясь взять себя в руки. Щеку прижгло, след от ладони наливался красным, но Матвей продолжал улыбаться.

– Ты сам себе не противен? – сжав кулаки, спросила она с вызовом, готовясь отражать возможные поползновения. – Он же твой лучший друг!

Мужчина не отвечал, внимательно рассматривая её, впитывая взволнованный блестящий взгляд и приоткрытые влажные губы. Даже вот такая взбешенная и взъерошенная, она была красива… Это был первый шаг к ней, причем пройденный весьма удачно. Покачиваясь на пятках, он нервно прикусывал губу, словно раздумывая стоит ли сказать то, что уже давно намеревался.

– Все хранишь ему верность? – наконец отозвался он, сверля Леру тяжелым взглядом. – Ну-ну, продолжай. Пока он трахает всё, что шевелится.

– Что? – слова, сказанные на полном серьёзе, наконец, добрались до замутненного разума. – Что ты сказал?

– Что слышала, – злобно выплюнул Матвей. То ли он злился на друга, то ли на строптивость Леры. – У твоего любимого Паши баба на стороне. Не удивлюсь, если не одна.

– Странно, это же твоя прерогатива, – беря себя в руки окончательно, Лера смерила мужчину презрительным взглядом.

– Ну, да-а, но ты проверь его телефон. Так, на всякий случай. Анастасия Александровна – отдел выписки, – по выражению лица было ясно, он знает, о чем говорит. И это взято не с потолка.

Не то, чтобы она не догадывалась, подозревала, но старалась не думать об этом. Старалась гнать из головы дурные мысли, ведь фактов, подтверждающих его измену, не было. А доводы и раздумья… это только выматывало, раздирало на лоскутки нервные волокна. Она старалась придерживаться здравого смысла, всякий раз говоря себе, что единственно, что чувствует женщина, как жмут туфли. А остальное, женщина просто додумывает. И помогало, до этого момента. Яд сомнения проник в душу, медленно отравляя её.

Матвей ушел, не дав никаких пояснений сказанному. Он просто оставил её переваривать полученную информацию, одну, наедине со своими эмоциями.

На негнущихся ногах она проводила его, заперев дверь. На негнущихся ногах поднялась в спальню и присела на край кровати. Его телефон лежал на прикроватной тумбочке, как бы говоря «Ну же, действуй!». Как по иронии судьбы аппарат не был заблокирован, дисплей светился тусклым холодным светом.

Лера никогда не лезла в телефон Павла. Она доверяла ему и на доверии старалась строить их семейную жизнь. Не хотелось верить, что мужчина, так ею любимый, мог предать. Променять эти годы, плечом к плечу проведенные с ней, на интрижку. Это казалось нереальным. История не про их семью, не про их отношения. Матвей мог сказать это со зла, мало кому понравится быть отшитым. Она верила мужу, но черви сомнений уже крепко уцепились, засев глубоко в душе.

========== – 3 – ==========

Кладбищенский пейзаж не вселял ощущения страха или гнетущей тоски, он даже успокаивал. Черные силуэты деревьев на фоне темнеющего неба, клекот ворон, размеренный хруст снега под ногами и тишина, совершенно особенная, свойственная только этому месту.

Сейчас как-то сама по себе вспомнилась его бабушка. Она тоже любила эту атмосферу некоего жутковатого, как может показаться на первый взгляд, спокойствия. Тогда его это удивляло – все-таки в детстве ничего, кроме боязливого морозца по загривку, слово «кладбище» не вызывает.

Сейчас же это место было спокойствием в чистом виде. Живых стоит бояться, а мертвые. А что собственно мертвые? Они обрели покой и никому зла не желают, и уж тем более не собираются высовывать полуразложившиеся руки из могил и, хватая за ногу, тащить за собой.

Паша невольно усмехнулся, припоминая свои детские страхи, которые теперь казались совершенно глупыми. И одновременно с этим они были нестыдными. Они как бы приходили извне, порождённые фильмами или страшилками, рассказанными в темной комнате перед пламенем свечи.

Теперь мужчина боялся вещей более материальных. И вот они-то заставляли стыдиться и даже презирать самого себя. Эти страхи были следствиями его поступка – безрассудного, своевольного и эгоистичного.

Свернув с тропинки, он открыл калитку и, очистив памятник от снега, присел на низенькую скамеечку.

– Ну, здравствуй, бать. Снова я, – в полголоса проговорил он, отводя взгляд в небо, скорее рефлекторно.

С черно-белого портрета на него смотрел мужчина, едва доживший до пятидесяти шести лет. Его волос уже заметно коснулась седина, но карие глаза горели ярким огнем. Он улыбался даже на надгробном фото. Просто иного не нашлось – даже в паспорте он едва заметно, но улыбался.

Иван, так звали его, ушел из жизни рано, но еще раньше их оставила Валентина – мать Павла. Она смотрела на него с соседнего памятника. Совсем молодая и полная жизни. Ей было чуть меньше, чем самому Паше сейчас, когда она умерла.

На дворе стояли неспокойные «лихие» девяностые. На фирму, в которой она работала секретарем, был совершен налет. Её застрелили, виновных естественно не нашли. Большего он не знал.

Для психики подростка это было ударом молота. И без того беспокойный хулиганистый парень начал ускользать от нормальной жизни на глазах. Из-за постоянных драк и полного нежелания учиться от учителей градом сыпались жалобы, но то было полбеды. Парень начал пропадать в сомнительных компаниях, а потом началась череда приводов в милицию в мертвецки пьяном состоянии.

Он ускользал от отца, который едва занимался его воспитанием последнее время. Отношения в семье разладились задолго до, и несколько лет родители уже не жили вместе. Иван даже успел завести другую семью, правда, общих детей в ней не родилось.

Это было тяжелое испытание для них обоих. Пашка не был идеальным домашним мальчиком: он потрепал немало нервов отцу и его новой жене, и в итоге она поставила условие – она или это исчадье ада.

И отец выбрал сына.

Мужчине было сложно учиться искать общий язык с сыном, который день ото дня все больше походил на озлобленного затравленного зверька. Порой он срывался и лупил парня тем, что подворачивалось под руку, хотя понимал, что уже поздно, что родительский авторитет утерян давно. Порой он едва не кричал от отчаяния, потому что опускались руки. И мужчина просто не знал, что же делать? Как вырвать сына из болота, в которое его стремительно засасывало?

Иван привел его в место, где собирался всякий сброд, чтобы наглядно показать, к чему катится его жизнь.

Прижавшись лбом ко лбу, он смотрел в его глаза, так похожие на его собственные. Он крепко держал парня, не позволяя отвести взгляда, и говорил.

Слова эти Павел помнил до сих пор.

«Я не смогу понять, что ты чувствуешь, потому что не был в твоей ситуации. Я не смогу понять мотивов твоих поступков, потому что уже не помню, как это – быть тринадцатилетним парнем. Слышишь, Пашка? Я люблю тебя не потому, что боюсь общественного порицания, как ты любишь говорить, а потому что ты – это часть меня. И если бы я тебя не любил и не хотел, чтоб ты у меня был, ты бы не родился».

Пашка вырывался, огрызался, что-то говорил против, а мужчина продолжал стоять на своем, подсознательно понимая, что если отступит сейчас, то потеряет сына навсегда.

«Но поверь мне, я хочу тебе помочь. Поверь, ты можешь мне доверять. Поверь, что ты мне небезразличен. Поверь и пойми, что ближе друг друга у нас никого больше нет. У меня вот здесь болит, – мужчина прижал руку к груди, – когда я вижу, во что ты превращаешь свою жизнь. Как думаешь, мать хотела бы для тебя вот этого?»

Он обвел рукой пространство. Вид обитателей этого места являл собой печальное и угнетающее зрелище и поселял в душу чувство безысходности и желание избежать такого будущего для себя.

«Не закрывайся от меня, Пашка. Поговори со мной, я хочу тебе помочь, и я буду стараться, – с нажимом на последнее слово сказал он. – Буду, правда, только не отталкивай меня и научи снова стать для тебя отцом»

Глаза подростка увлажнились, он часто-часто заморгал и еще до того, как Иван закончил говорить, по щеке неожиданно скатилась слеза. Что-то лопнуло внутри своевольного упрямца, с грохотом разлетаясь во все стороны. Это разбилась броня, оголяя хрупкое мальчишеское сердце. Отец таки смог достучаться до сына, отгородившегося от всех и вся панцирем агрессии и полного отрицания всего, что пытались ему втолковать.

Парень плакал, шмыгая носом и утирая слезы рукавом. Он не говорил ничего. Ему в один момент стало безумно стыдно перед матерью за все, что он успел сотворить. Стыдно перед отцом, за его поседевшие волосы и измочаленные в лоскуты нервы. Да ему было очень-очень больно из-за смерти мамы, вдобавок он злился на отца, что тот ушел из семьи когда-то. И поэтому просто закрылся в себе. Но наряду с этим парень отказывался понимать его, отчасти отказывался взрослеть. Он эгоистично погрузился в собственное горе, отрицая, что кому-то тоже может быть плохо, а может, даже хуже, чем ему самому.

С тех пор все наладилось. Нет, это было бы враньем. Все пошло на поправку. Отношения отца и сына, конечно же, не стали идеальными, но все же обходились без катастроф вселенского масштаба.

– Батя, знал бы ты, как мне не хватает твоего леща, – стараясь отогнать прижавшую к земле боль, выговорил Паша.

Мужчина пришел сюда просто потому, что больше было некуда. Не с кем было разделить этот груз, который навесил сам на себя. Не у кого попросить совета. Именно совета, а не осуждения! Он и без того сам себя ненавидел. Паша и в самом деле верил, что от крепкой затрещины отца мозги бы встали на место, и все разрешилось бы само собой. Увы, с этой кашей ему предстояло разбираться в одиночку и стоило начать как можно скорее. Пока не успело рвануть так, что достанется всем.

========== – 4 – ==========

«Этого просто не может быть. Не с нами. Не в нашей семье!», – мысли Леры безжалостно путались. Она отказывалась признавать очевидное, но понимала, что желаемое, увы, с действительностью расходится.

Лера все-таки сделала это. Наперекор своим принципам проверила телефон мужа, и обнаруженное в нем напрочь лишило её покоя. В голове не укладывалось, что Паша мог…

Молодая женщина остро чувствовала необходимость совершить задуманное. Проверить и, наконец, узнать, насколько далеко зашел Пашка в этом откровенном флирте с некоей Анастасией.

Эти сомнения были сродни ожиданию в камере смертников. Оно выматывало и заставляло сходить с ума, мучить себя домыслами и догадками, которые, возможно, даже не имеют места быть.

Остановившись недалеко от проходной, Лера внимательно оглядела парковку. Машина Павла стояла с самого края, и место вокруг просматривалось идеально. Погасив свет фар, Лера приготовилась к долгому ожиданию. Ждать она умела – научилась за год работы в полиции. В убойном отделе случалось всякое – в перестрелках поучаствовать она не успела, а вот внешнее наблюдение ей доставалось частенько. Это потом она ушла в адвокатуру, а до того всякое бывало.