Текст книги "Коты с улицы Роз. Король Терний (СИ)"

Автор книги: Элис Атлед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Глава 1. «Терновник» ==========

– А вот учитель с улицы Пик вчера брал свою ученицу в Хронопатическое пространство.

Он флегматично хмыкнул, откусывая яблоко. Газету, что сейчас находилась у него в правой руке, принесли не больше пяти минут назад, и все его внимание было приковано к ней. Меня он даже не слушал. С холодильника за нами наблюдал рыжий кот.

– А мы когда пойдем? – спросила я у него напрямую, видя, что намеки бесполезны. В то, что он вообще меня слышит, верилось с трудом, однако он ответил моментально:

– Не доросла ты до Хронопатического пространства. Сначала хронопрогнозировать научись. Я уже молчу о хронокинезе.

Я разочарованно цокнула языком. Видимо, пойдем мы туда еще ой как нескоро.

– Что-то не припомню, чтобы на улице Пик кого-либо обучали хронокинезу, – буркнула я, наблюдая в окно за мельтешением людей снаружи.

Учитель перевернул страницу.

– Конечно, не обучали. Потому что у подмастерья с улицы Пик хватает прилежания узнавать все из Книг Цикла. В то время как ты, позволь напомнить, к ним даже не притрагивалась.

– Ну и что, – я вздохнула. Люди слишком активно галдели внизу, им даже не мешал дождь, который лил еще с ночи. – Все равно в Интернете можно найти штуки покруче.

– И зачем я дал тебе пароль от Wi-Fi…

– Твой Wi-Fi – фуфло. Мне кажется, его скорость скатывается до нуля, а то и вовсе становится отрицательной, когда я туда захожу. Так что я пользуюсь мобильным.

Он не ответил, только снова откусил, видимо, последний кусочек от яблока и положил огрызок на пустую тарелку, которую тут же подвинул ко мне.

– И во что на этот раз?

Учитель задумался. Посмотрел на наручные часы, что-то высчитывая, отложил газету и посмотрел на меня.

– Давай посложнее что-нибудь. Межвидовое, как тебе?

– Вперед.

– Хорошо. Тогда в амадину.

Я кивнула и занесла руку над огрызком. Ничего не происходило. Я взяла огрызок в кулак и подняла его с тарелки, а затем аккуратно разомкнула пальцы. Оттуда вырвалась маленькая серая птичка с красным клювиком. Она сделала пару прыжков по столу прежде, чем я успела ее поймать и выпустить в открытое окно. Выражение лица учителя не поменялось, да он никогда и не отличался особо активной мимикой, и мне всегда было трудно что-либо понять по ней.

– Ты знаешь, как выглядят амадины? – наконец спросил он.

– Конечно знаю. Это была амадина рисовая. В зоомагазине напротив такие продаются.

– И все же я думал о другой.

– Ну простите, это уточнять надо!

– А магия тебе на что? Для чего мы целый месяц проходили устройство человеческого мозга и то, как разобрать кашу в голове собеседника на компоненты? Да если я разбужу тебя посреди ночи и прикажу вломиться в голову душевнобольного и все там подчистить – ты с легкостью должна это сделать.

– Так, ладно-ладно. Я поняла, мой прокол.

Он вздохнул. Второго огрызка у нас не было. Была, правда, еще гора красных яблок, но никто из нас не хотел сейчас их есть.

– Да что там происходит? – мое внимание снова привлекли голоса с улицы.

– У актеров проблемы с реквизитом. Ты, кстати, могла бы помочь.

– Задание на день?

– Задание на день. Только управься до вечера.

– Мы пойдем на представление?

– Да.

Я кивнула и сорвалась с места, направившись в прихожую. Надев старые и изрядно поношенные туфли, я вышла за дверь. За мной выбежало неопределенное количество кошек и, словно река, сбежало вниз по лестнице. Вовремя вспомнив про дождь на улице, я вернулась за зонтом-тростью и снова вышла, стараясь не хлопнуть дверью. Вниз пришлось съехать по гладким перилам, ибо так гораздо быстрее, чем бежать по лестнице.

На первом этаже я застигла непонятную суматоху. Люди бегали туда-сюда, что-то кричали друг другу, иногда громко спрашивали и смеялись. Завидя управляющего, я взяла курс прямо на него. Он тоже меня заметил.

– Учитель сказал, вам может понадобиться помощь.

– Да. Вполне. Ты вещи перемещать из точки А в точку Б умеешь?

– Трансгрессировать предметы что ли? Ну да, вроде бы умею.

– У нас тут кое-что в дверной проем не помещается… – мы двинулись к выходу на улицу.

Уже снаружи, пытаясь перекричать дождь, я пыталась донести свое восхищение до ушей управляющего. Но, похоже, он все понял по одному выражению моего лица и мило улыбнулся. «Кое-что» оказалось огромной башней, которую, как объяснил мне управляющий, делали для театра на заказ. «Мы, кажется, не рассчитали размер парадного входа», – сказал он мне. Так или иначе, моими стараниями башня отправилась за кулисы. Позже я еще и переворачивала ее основанием вниз, чтобы она была именно башней, а не тоннелем, ведущим в тупик. Кроме того, выяснилось, что на этом оказание помощи театру не оканчивалось. Мне предстояло поднимать особо массивные предметы в воздух, чтобы рабочие могли закрепить их тросами ровно там, где того хочет управляющий. В принципе, задание было довольно простым, но вот размер декораций усложнял все, что только мог усложнить неодушевленный предмет. Мои силы быстро сходили на нет. И только после того, как управляющий решил, что все сделано, меня отпустили. Но уходить еще было рано.

Толкнув дверь с табличкой «Грим-уборная», я застала, пожалуй, еще большую суматоху, чем пару часов назад у входа в здание театра. Актеры и актрисы метались из стороны в сторону в ярком гриме и костюмах, но в каждом чего-то не хватало для полного образа.

– О, свет луны! Как благороден ты мог быть, коль не страшила бы тебя боязнь рассвета…

– Вы мне ответите иль нет? Молю я вас об одолженье!

– Кто взял эту чертову шаль?!

– Алевтина! Где Алевтина?!

– Да, небось, опять покурить вышла…

– Какое покурить?! У меня половина лица недокрашена!

– Франциск! Где шаль?!

– Я ее тебе в руки давал, куда ты ее дела уже?!

– Алевтина!

– Мне ночь по нраву, я ей хотел бы вечно быть, отринув день и свет, и жизнь всю эту…

– Отче-его-о на све-ете на-а-ам не бы-ыть?

– Народ, никто шаль не видел?

– Да отвали ты со своей шалью, ты сидишь на ней!

– А-лев-ти-и-на-а!

– Так это вы! Вы!!!

– Нет, все равно переигрываешь…

– Ай! Аккуратнее!

– Простите.

– Люди, у кого есть крупная кисть? Кисть есть у кого?

– Кто-нибудь знает мои слова?!

Я принялась пробираться сквозь все это безумие к знакомому затылку. Когда я была уже совсем близко, Нэит резко обернулась ко мне.

– Что за роль?

– ТриоанныЙорнер.

– Э-э-э… – протянула я, поняв, что без понятия, кто это. – Скажи, что это не латинское название дуба или ели.

– Нет-нет, это классная роль. Не главная, но мне очень нравится. Чай будешь?

– Давай.

Она проводила меня к небольшому столику в углу и усадила, а сама скрылась в глубине комнаты. Совсем скоро она вернулась и принесла две расписные чашечки с чаем.

– К сожалению, печенье опять закончилось.

– Вам стоит завести сейф, чтобы Франциск не смог его вскрыть. Хотя нет, он сможет его зубами прогрызть…

Нэит улыбнулась.

– Так что за пьеса?

– Опера, – поправила она меня. – Сказание о созвездии Лиор.

– Впервые слышу о таком, – призналась я.

– Да, он не слишком известен…

– Н-да уж… Кстати, как зовут вашего управляющего? Я все время забываю его имя…

– Генрих. Просто Генрих. Как проходит обучение?

– Так себе. Сегодня вечером буду чертить лунный календарь на полгода. То есть просто портить бумагу.

– Разве не проще в Интернете найти?

– Так я то же самое сказала. Но «это же традиции»!

– Н-да. Повезло тебе из всех мастеров попасть именно к нему…

– Хотя б картошку не заставляет копать, и на том, блин, спасибо. Сколько он там учеников не принимал? Лет тридцать?

– Ну, наверное. На моей памяти ты первая.

– И тут резко ему понадобился ученик.

– Это лучше, чем если бы ты продолжала слоняться на улице.

– И то верно, – кивнула я.

– Как думаешь, почему он обучать тогда перестал?

– Да черт его знает. Может, ученики сами к нему не шли. Он вон весь из себя какой…

– А какой он?

– Ну… Замороченный очень. Требовательный, все дела. И он просто учитель. Ну, в смысле я не знаю его имени. Учитель он и есть учитель. Остальные называют его мастером с улицы Роз. Непривычно. Но это не то, о чем я хотела сказать. Он чтит традиции. Слишком чтит. Как Старого Города, так и традиции волшебников. Мы отмечаем все праздники: Йоль, Имболк, Самайн… Ну и прочие. И под словом «отмечаем» я не подразумеваю ничего веселого. Это, скорее, обязанность, нежели развлечение. И то, что мы – единственные маги во всем Городе, которые носят только черное, лишь доказывает его приверженность традициям.

– Неужели это он смог заставить тебя носить черное?

– Нет, я ношу черное, потому что я сама этого хочу, а не потому, что он так сказал.

– А кто утюг забрал? Здесь же был…

– Спроси у Алевтины. Ну, значит, традиции – это не так уж и плохо, разве нет? По-моему, они заставляют тебя чувствовать себя частью чего-то древнего.

– Они заставляют меня чувствовать себя так, будто соблюдаем их только мы.

– Ну, это уже проблемы остальных, – послышался голос моего учителя.

Я обернулась, не вставая с места, и увидела, что он действительно стоял у меня за спиной. На нем было легкое черное пальто, а в руках тонкая трость. Многим из нас нужны подручные инструменты-проводники, чтобы творить магию, будь то волшебная палочка или трость. Не он один использовал именно трость, это был довольно популярный инструмент среди мужчин-колдунов. В большинстве случаев такие трости скупались по низким ценам на барахолке, но иногда их заказывали у мастера с улицы Костей, так как он был наиболее искусен в изготовлении инструментов для магов. Конечно, чтобы купить его работу, нужно было заплатить целое состояние. И, судя по трости его авторства в руках стоящего перед нами, у учителя оно было.

– Куда-то идешь?

– Мы идем. В магазин. Раз уж ты все сделала.

– Ладно, Нэит. Удачи с выступлением, – я поднялась, потянулась и зашагала к выходу. Учитель не шелохнулся.

– Ты ничего не забыла?

Я невозмутимо вернулась, взяла зонт, снова попрощалась с Нэит, и мы, наконец, покинули гримерку.

– Да, я жалуюсь на тебя друзьям.

– Ничего, я тоже на тебя жалуюсь. Но вот, в отличие от тебя, жалуюсь по делу.

– Ага. Кому? Кошкам что ли?

Он глянул на меня, будто хотел уколоть взглядом. Вот так его настоящие чувства проклевываются сквозь маску надменного безразличия ко всему. Я, как ни странно, находила это очень красивым.

Мы вышли на улицу. Я раскрыла зонт, так как дождь до сих пор не прекратился, лишь немного приутих, а у учителя в зонте никогда и не возникало необходимости, ведь капли на него просто не попадали. Они летели к нему, но падали каждый раз мимо, огибая его, словно он находился в вытянутом невидимом пузыре. Башня с часами, которую было видно из любой точки Города, показывала половину шестого. Я уже давно смирилась с тем, что никак не ощущаю ход времени, а живу и вовсе вне его. Каблуки звонко стучали по брусчатке, когда я обходила лужи, стараясь не наступить в воду. Учитель открыл дверь, на которой тот же час прозвенел колокольчик, и пропустил внутрь сначала меня, а после зашел сам. До моих ушей донеслось задорное чириканье и писк. Мастер успел куда-то испариться, и я подошла к клеткам, разглядывая животных внутри. На жердочках сидели рисовки, которых я сегодня упоминала в разговоре с учителем, в мягком гамаке спали крысы, разложив свои хвосты повсюду и задрав кверху розовые носы, набивались в пластиковый домик джунгарские хомячки. На нижнем ярусе в широкой клетке умывалась сонная шиншилла. Будучи в восторге от животных, я не могла оторвать взгляд от клеток до тех пор, пока учитель не закупился кормом для кошек и не подошел ко мне.

– Вот про них я говорила, – я показала пальцем на миниатюрных птичек.

Мастер наклонился, бегло осматривая пернатых, поднес руку в перчатке к моему лицу и щелкнул пальцами прямо у меня перед носом. На долю секунды мне показалось, что из руки у него вылетели искры, и я хорошенько проморгалась, потирая глаза. Правда, когда я в следующий раз взглянула на птичек, они не были рисовками. Передо мной на жердочке сидели шесть штук амадин зебровых. Мастер направился к выходу.

– Эй! – я поспешила за ним на улицу. – Верни как было!..

– И не подумаю, – судя по голосу, он улыбался.

– Вот превращу всех твоих котов в рисовок…

– Рука не поднимется, – не соврал он.

Он был серьезным, очень серьезным. Но иногда он был таким. И если бы я попыталась кому-то рассказать об этом, мне бы не поверили. Мастера с улицы Роз все знали как самого строгого учителя магии во всем Городе. Он никогда не давал никому поблажек, всегда требовал от ученика максимум и гарантировал феноменальные успехи в своей области. Вот только в этой секции ему попался не кто-нибудь, а именно я. И про его высокий уровень ему предстояло забыть.

– Ну-ну, ты себя принижаешь, – у меня в голове он сразу почувствовал себя как дома, что странно, учитывая, какой там все время творится бардак, учитель-то еще тот чистюля. – Просто тебе не хватает дисциплины, а так у тебя неплохие задатки. В тебе есть потенциал.

Мы не спеша шли по брусчатке к следующему пункту, который, как я предполагала, находился на соседней улице.

– О, наверное, этот потенциал можно реализовать всего-то за… веков десять, я думаю. Странно, что у тебя терпение до сих пор не лопнуло.

– Сам себе поражаюсь. Все ученики обращаются к учителям на Вы, и только ты общаешься со мной на равных. Это наглость.

– Наглость – второе счастье, как говорят. Интересно то, что это происходит именно с тобой, а не с кем-нибудь вроде того пухлого мастера с улицы… Э-э… Какая это была улица?

– Мастер с улицы Хмеля – балагур. Он ничего толком не умеет, но постоянно участвует в этих пресс-конференциях, дает интервью, ездит на съезды и позорит титул учителя магии. Странно, как его еще не выкинули прочь из Города. Он – пустой звук.

– Ага, бессмысленный и беспощадный. Тем не менее, к нему все обращаются на Вы. Не находишь этот момент забавным?

– Я нахожу это печальным, неописуемо печальным, моя дорогая ученица, – он манерно взял меня под локоть, что смотрелось больше комично, нежели романтично. – Именно из-за таких как он мы вымираем. Скоро люди и вовсе перестанут уважать магов и будут считать, что магия – это когда ты вытаскиваешь банку пива из разлома в пространстве, потому что тебе лень вставать с дивана.

– Да, они ничего не понимают, – поддержала его я. – Магия – это когда ты три часа чертишь лунный календарь на полгода вместо того, чтобы скачать его из Интернета и распечатать за пять минут.

Он молча повернулся ко мне на мгновение и посмотрел мне в глаза так, что мне показалось, он выбил этим взглядом из меня дух. Тут я даже порадовалась, что это был всего лишь взгляд, а не трость. Нет, он никогда бы не поднял ни на кого руку, но сам факт того, что трость можно использовать в таком плане, не давал мне покоя.

– Ты еще мало что понимаешь в магии, – заметил будничным тоном мастер. – Тебе еще столькому предстоит научиться…

Я могла еще что-нибудь ляпнуть, но решила промолчать. Все-таки, я действительно пока мало что понимаю. Не потому что не притрагиваюсь к Книгам Цикла, эти я уже видела в Центральной Библиотеке. У меня нет этой осознанности действий. Да, я запросто могу превратить огрызок яблока в кактус или амадину, но я не пойму, как я это сделала. Для этого нужен больший объем практических знаний, которого у меня, конечно же, пока что нет.

– Но он будет, если будешь отвечать моим требованиям и делать все, что я тебе скажу, – он открыл дверь в мастерскую, пропуская меня вперед.

– В рамках приличия, дружище, – я похлопала его по плечу, проходя в дверной проем.

На мгновение его мысли застопорились.

– Я… Я не имел в виду ничего такого, – попытался оправдаться он.

– Это шутка.

Учитель еле заметно выдохнул.

– О, а вот и вы, – обрадовался мастер с улицы Костей, проводя указательным пальцем себе по усам. – Я уж было подумал, что вы решили прийти завтра.

– Она готова?

– Да-да, конечно готова. Вот, можете посмотреть, – он передал через прилавок учителю метлу, а тот в свою очередь отдал ее мне.

– Это… Мне? – я заторможенно приняла подарок.

– Да. Я знал лишь примерно твой рост, поэтому заказывал наугад. Так как тебе?

Я, не зная, что мне с этим делать, просто держала метлу в правой руке. Учитель, похоже, не выдержав, подошел ко мне и поставил метлу рядом со мной, сверяя рост.

– Как всегда идеально, Просперо, – сказал он мастеру с улицы Костей и отошел от меня чтобы расплатиться. Мы вышли из лавки и побрели домой.

– Спасибо… Но… Подожди, – нерешительно начала я, – зачем мне метла?..

– Зачем ведьмам метлы, Бриджет? Уж явно не чтобы подметать пол.

– Да, но… У тебя ведь нет метлы.

– А я так похож на ведьму?

– Это смотря с какой стороны и в какое время суток к тебе подойти.

Он укоризненно посмотрел на меня.

– Магией левитации наделены только ведьмы. Серьезно, тебе стоит взяться за Книги Цикла.

– Да, похоже ты прав, – задумчиво протянула я.

– Не хочешь попробовать полетать?

– Не, может, в более ясную погоду, – я отправила метлу в свою комнату. По сравнению с театральными декорациями она была практически невесомой для трансгрессии.

– Тогда тебе придется ждать до зимы.

– Ничего страшного, потерплю. Правда, спасибо. Мы еще куда-нибудь будем заходить?

– Нет, пошли домой. Представление начинается в восемь, у тебя есть свободное время. Искренне надеюсь, что ты возьмешься за календарь.

– Да сделаю я его, сделаю. Я, если хочешь знать, неплохо рисую.

– Хорошо.

Дойдя до черного входа в здание театра, учитель отпер ключами дверь. Мы миновали лестницу и, запустив в дом десяток котов, перешагнули через порог. Я, скинув туфли и не задерживаясь в проходе, прошла в свою комнату и прикрыла дверь изнутри. На кровати, вытянувшись, спала кошка. Я плюхнулась рядом.

– Спишь, Ры? – я погладила ее вдоль спинки. Она меня проигнорировала, и я вновь поднялась на ноги. – Так, – стала я размышлять вслух, – я могу по-быстрому нарисовать этот дурацкий календарь или подольше прокопошиться в шкафу, выбирая, что надеть на представление…

Я глянула на шкаф, потом на стол, снова на шкаф. Нет, все-таки мой выбор сегодня падет на календарь. Усевшись за стол, я разложила огромный лист бумаги, положив по углам грузики. Следующий шаг – достать телефон из ящика стола и узнать длительность фаз луны на следующие шесть месяцев. Изображение я сохранила еще вчера утром, но рисовать весь день было лень, и я как обычно оставила все на потом.

Каллиграфом от природы я не была, и почерк мой был чуть более чем просто ужасным. Но мастер давал достаточно мотивации, чтобы я занялась исправлением такого минуса. Почерк не улучшился, но иногда я все же могла писать красиво, хоть и медленно. На этом так же сказалось мое хилое мастерство художника. Наконец, все надписи были сделаны, и дело осталось за самими фазами. Хорошо, что я купила офицерскую линейку, и мне не придется рисовать кружочки от руки. Я никогда не была той, кого успокаивает монотонная деятельность, от нее я сходила с ума и лезла на стенку, лишь бы разнообразить свое времяпрепровождение.

Время для тебя течет быстрее, если ты занят делом. Не помню, чтобы мне кто-то такое говорил, но истину эту я усвоила довольно быстро. Когда календарь был готов, у меня оставалось пять минут, чтобы отмыть пальцы от чернил и привести себя в надлежащий вид. Первое до конца сделать так и не вышло: чернила въелись в кожу и отказывались ее покидать. Дело исправили перчатки. Хоть они и были полупрозрачными, темные пятна на коже благодаря им стали не так заметны. Теперь осталось сменить одно черное платье на другое. Только более… официальное, что ли.

В дверь постучал учитель.

– Я почти!

Я была готова, но решила минутку-другую потормозить, подумать, не забыла ли я чего. Вроде, все было в порядке. Вроде.

***

«Терновник» – одно из самых старых сооружений в Старом Городе и самое старое здание на улице Роз. С него-то история улицы и начинается. Истории всех улиц начинаются с великих мест. На улице Костей такое здание – лавка мастера Просперо, который начинал свою деятельность с изготовления артефактов и амулетов из кости. Сейчас он, разумеется, не ограничивает себя только этим материалом, но костяные амулеты можно встретить на витрине его мастерской и по сей день. Почему же улица Роз носит именно такое название – вопрос трудный. По какой-то причине учителю нравятся розы. Красные, белые – неважно, цветок тут абсолютно ни при чем. Это однажды навело меня на мысли, что смысл кроется в витых стеблях и острых шипах на них. Однако, шиповник, который имеет схожее строение стебля, мастера не прельщает. Возможно, место имеет быть особое воспоминание, о котором он вряд ли кому-либо расскажет. Мне остается только строить теории без шанса на их доказательство. Так или иначе, символ розы встречается везде на нашей улице и еще больше в самом театре. Даже кованый забор, огораживающий территорию нашего дома, исполнен в виде стеблей, переплетающихся меж собой и теряющихся друг в друге. И конечно же, на каждом стебле красуется неизвестное мне количество острых шипов. Многие жители улицы Роз выращивали это растение у себя во дворе, но самые запоминающиеся розы, с пышными алыми цветами, обвивали арку на входе в парикмахерскую старика Оллана. Он обожал эти цветы, возможно, даже больше учителя. Но даже он не мог знать наверняка, почему именно розы.

Первый и второй этажи «Терновника» были оккупированы несколькими фирмами под офисы. Многие из планктонов, работающих на этих этажах, вечером бесплатно ходят на представления в театре, ведь билеты им оплачивает руководство. Никто из них не знает, что там было до офисов, но учитель однажды обмолвился, что оба этажа занимала его алхимическая лаборатория. Позже он прекратил свои исследования, но на все встречные вопросы отвечать отказывался. Проживал он, а теперь и я вместе с ним, на последнем, третьем этаже. Здание театра принадлежало моему учителю вот уже… Не знаю сколько. Много. С постройки, наверное. Судя по рассказам некоторых людей из актерской труппы, раньше здание и театром-то не было, сцену построили много позже, и изначально это был просто дом моего мастера. Однако, это мнение немногих, и оно ничем не доказано. Да, некоторые черты в архитектуре здания давали повод полагать, что учитель приложил руку к его созданию, но это еще ни о чем не говорило. На витражах и правда встречались мотивы и моменты его жизни. Вот только что-то подсказывало мне, что началась история улицы Роз как раз со сцены в театре, которая была построена в подвале, как и все остальное, что относилось непосредственно к театральной деятельности. Построить такое уже после самого здания в то время попросту было невозможно.

Все здесь было пропитано величием, от бордовых бархатных обивок на местах для зрителей и до золотой старинной люстры. За этим местом следили по-особенному. Изменениям зал с его появления тоже не подлежал. Единственное, на что у учителя поднялась рука – это провести электричество. Теперь в огромной люстре горели не свечи, а лампы накаливания. Зал мастер хранил более чем бережно, даже людей для этого подбирал лично. Еще одна его необычная черта – выбор места. Он имел полное моральное право занять балкон, подальше от людей и поближе к искусству, но никогда этого не делал. Вместо этого он занимал одно и то же восьмое место в третьем ряду. Всегда. Притом что всего мест в ряду двадцать шесть. То есть, как все мы уже могли понять, это была далеко не середина. К слову, отсчет здесь был справа налево, а не слева направо, как во всех остальных театрах. Это если стоять спиной к сцене. Факт этот не давал мне покоя с того момента, как я самолично это заметила, но спрашивать подобные мелочи у учителя… Не знаю… Я боялась показаться ему глупой.

Вот и сейчас, мы сидели, он на восьмом, я на седьмом месте третьего ряда. Был второй акт, а ТриоаннуЙорнер, дочь ОрдэнаЙорнера, которую и играла Нэит, убили в битве еще в конце первого. То есть, смотреть мне тут было абсолютно не на что. Пытаясь скрыть зевок, я поднялась с места и направилась в туалет. Неожиданно меня схватили за руку. Я обернулась, не без испуга, и увидела, что это был мастер. Он хотел было что-то мне сказать, но отпустил мою руку и махнул, мол, иди. Я и пошла.

В коридоре, где и находились две двери с табличками «М» и «Ж», было пусто, за исключением стендов с артефактами. К слову, был это тот же коридор, через который люди заходили в зал. Закончив свои дела в туалете, я стала разглядывать стенды. Большинство артефактов представляли собой золотой хлам. Что-то из этого было результатами опытов учителя, когда первые два этажа еще не были заполнены звуками телефонных звонков, принтеров и печатания на клавиатуре. Также среди артефактов были украшения, драгоценные камни, головоломки, шкатулки и даже картины. Мое внимание привлекла маленькая золотая коробочка с плоскими кольцами по центру. На них были выгравированы незнакомые символы. Я, поколебавшись с мгновение, взяла коробочку в руки. Металл был прохладным. Кольца вращались, и, похоже, чтобы открыть ее, нужно было выстроить символы на кольцах в определенной последовательности. Можно было сунуть нос в одну из Книг Цикла и найти эти символы там, но можно было банально взломать коробочку, как сейф, на слух. Я поднесла предмет к уху и принялась вращать первое кольцо. Трудно было вычленить нужный щелчок среди воя актеров на сцене, от которых меня отделяли закрытые двери, но я это сделала. Похоже создатель не очень-то и сильно старался действительно что-то спрятать внутри, раз звук оказался таким громким. Следом на место встали и все остальные кольца. Я пальцем надавила на круглую кнопку в центре, и коробочка открылась.

– Ты, – раздался над ухом голос учителя, и я дернулась, пискнув от неожиданности и чуть не уронив головоломку. Он замолчал, ожидая, когда я приду в себя.

– Что, представление закончилось?

– Помнишь, что я тебе говорил не трогать…

– Да, артефакты, иначе я умру, я помню.

Он вздохнул и закатил глаза, показывая свое отношение ко всему этому без единого слова.

– Можно? – я, держа на ладошке открытую коробочку, указывала на нее пальцем. Ежедневно открывались все новые и новые грани моей наглости.

– Ладно. Почему ты ее взяла?

– Мне стало интересно, что внутри, – призналась я, выуживая золотой медальон. Покрутив его в руке, я не нашла в нем ничего примечательного, и засунула обратно в коробочку, убирая ту на свое законное место. – Но, похоже, тут нет ничего интересного.

Он хмыкнул.

– Нет, почему ты взяла именно ее? Почему не любую другую похожую безделушку?

– Они все… На них нет замков. Я могу легко их открыть. Это скучно.

– Ясно.

– Мы идем обратно в зал?

– Не имеет смысла, – он двинулся к выходу. – Осталось последнее действие, и я его терпеть не могу.

Я шла следом молча, стараясь не обратить лишний раз на себя его внимание. В таком напряженном молчании мы дошли до лестницы.

– Понимаешь, что за этим последует наказание?

– Да, – я действительно понимала. И заранее знала, к чему приведет мое решение.

– Сожалеешь о содеянном?

– Нет, – если бы время само отмоталось назад, я бы повторила все действие в действие.

– Почему?

– Мне было интересно. У меня было желание узнать, что находится внутри. И я сделала это. Без сожалений.

Он не ответил, и мы шагнули в темноту дома. Осветительные приборы зажигались сами по себе, на верхней полке за нами следило аж три кота. Один из них лениво зевнул и спрыгнул на пол. Учитель разулся и прошел к себе в комнату, прикрыв дверь. Из кухни ко мне подбежала моя кошка и принялась тереться о ноги.

– Что такое? Соскучилась?

Она издала непонятный звук, нечто смежное между мурчанием и мяуканьем. Что-то похожее на «мряук». Я прошла по коридору в кухню, она проследовала за мной и запрыгнула на стол.

– Только не делай так при учителе. Это я тебе все с лап спускаю, а вот ему это сильно не понравится.

Она на мгновение прикрыла глаза, будто все поняла и впредь будет осторожна. Поставив металлический чайник на газ, я решила, что сегодня следует заварить чай с гвоздикой, корицей и цедрой апельсина. Найдя нужную банку на полке, я насыпала две чайные ложки заварки в то ведро, что я зову своей кружкой. Вода не спешила закипать, и я стала разглядывать кошку. Она смотрела на меня своими умными глазами и ждала.

– Ры? – позвала ее я.

– Мряук.

Это была моя кошка. Все кошки и коты, что живут в «Терновнике» – коты учителя. И только эта кошка была моей. Я назвала ее Рысью из-за кисточек на ушах, которые достались ей от матери-мейнкуна. Отец ее был шотландцем, и от него ей досталось все остальное. А ее полосатый окрас с рыжими пятнами тут и там, который назывался, как сказала мне знакомая ветеринар, табби макрель, был тем, что соединяло в себе оба окраса ее родителей. И смотрелось это совсем не по-ведьмовски. Кроме того, это была единственная кошка, которую я пускала в свою комнату. Вдруг она, вернув тем самым меня обратно в сознание, спрыгнула со стола. В кухню вошел учитель с кипой бумажек и пергаментов в руках.

– Я все видел, – обратился он к кошке, а та, прижав уши, спряталась от него за меня. – Хитрая. Вся в хозяйку. Это твое наказание, – он положил бумаги на стол. – Они начали терять былой вид, так что перепиши их. Рукой.

– Ясно-ясно, никакой техники.

– На это тебе дается неделя. Не переписывай их по ночам, ночь тебе нужна чтобы спать…

– И чтобы гонять на шабаши, – перебила его я. – Извините.

– Вот. Переписывай днем, утром или вечером, но не ночью. Не хватало еще, чтобы ты уснула сидя на метле на высоте километра над землей.

– Ладно. Я поняла.

– И сделай мне чай. Как обычно, – опередил он мой вопрос, – и если не трудно, то принеси его в комнату.

Я кивнула, и он удалился. Учитель любил чай с молоком, но молока надо было добавлять совсем немного, буквально столовую ложку. Вообще, меня он редко о таком просил, это, должно быть, раз так четвертый за месяц. Ему проще сделать все самому, но, похоже, сейчас он немного занят.

Тем временем я отнесла бумаги к себе в комнату, заодно впустив туда Ры. Кошка сразу же заняла место у меня на кровати и свернулась клубком, готовая ко сну. Вернувшись в кухню, я сняла чайник с кипящей водой с огня. Вскоре по комнате разнесся душистый запах цедры цитруса и имбирных пряников. Взяв кружку учителя, я направилась к двери в его комнату и успела стукнуть всего раз, как дверь со скрипом приоткрылась. Задержавшись на секунду в коридоре и не обладая достаточной уверенностью в том, что я могу пройти в комнату, я услышала голос мастера.

– Входи, – сказал он, и я повиновалась.

Я не в первый раз была в его комнате, но, все же, я и не так часто тут появляюсь. Он не разрешает вот так просто заходить к нему и имеет на это полное право. Сам он, кстати, стоял у одного из книжных шкафов, коих тут насчитывалось великое множество, стоял спиной ко мне и что-то бегло искал в тяжелой старой книге.