Текст книги "Сепсис"
Автор книги: Элина Самарина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Ну есть, – насупился и насторожился паренек.
– А тебе не интересно, с кем она общается, в какой компании тусуется? А?
– Интересно. Но она мне все сама рассказывает.
– Уморил! – негромко расхохотался Павел, утирая несуществующую слезу из бесчувственных глаз. – Она тебе расскажет… В общем так, парень: вот аппарат, устрой ему вот этот номер. Микрофон убери. Оставь только слуховой динамик.
– Да не имею я права, – уже молил взятый измором техник. – Там СИМ-карта установлена. Она как ключик: только к этому аппарату подходит.
– А у меня есть универсальный ключик. Ко всем аппаратам. Называется СИМ-СИМ-карта. Помнишь – «Сим-сим, откройся!». Вот этот ключик. – Фауст эффектно вытащил скрученные в трубочку банкноты. Паренек недовольно засопел и спрятал деньги в карман.
А назавтра Павел уже посадил на этот телефон специально нанятого технаря. С этого часа все телефонные разговоры Влады записывались.
* * *
Влада открыла глаза и осторожно повернула голову: казенные стены, неузнанные, но чем-то знакомые запахи… Сознание возвращалось к ней постепенно, словно выползая своими объемами из тумана. «Белая стена… Лежу на постели, но в одежде… Запах… Что он напоминает? Ах да, аптеку… Или нет, кабинет врача… Боже! Врача! Даня!!! Даня ведь в больнице! Ему нужна кровь! Надо сдать кровь!..» Она быстро встала, покачнулась – голова была тяжелой и непослушной. Но Влада уже не считалась с неудобствами. Толкнув дверь, оказалась в каком-то коридоре – длинном и тихом. Ей навстречу уже спешила девушка-медсестра и какой-то мужчина с бородкой в белом халате.
– Ничего не понимаю! – бесился Алексей. – Похоже на похищение… Но странное, непонятное!.. А если не похищение, тогда что?! Не понимаю, Генрих, ничего не понимаю.
– Ты не спрашивал у врачей, с ней… ничего… Ну с ней все в порядке?
Алексей гневно скривил губы и сломал сигарету.
– Если ты имеешь в виду, что изнасиловали или мучили – нет. Слава Богу, никаких признаков. Укол только сделали – врач сказал, какое-то сильное снотворное. Укол – единственное насилие… Суки, падлы! Если бы они с ней что-ни-будь…! Ох, мрази!!! – Схватив пепельницу, он грохнул ее об пол. Опомнившись, подошел к спальне и заглянул. Но Влада успокоенно спала, прижав к себе Даню.
Алексей налил себе полный фужер – то ли водки, то ли коньяку – и ожесточенно выпил.
– Что-то не срослось в их планах. Кто-то им помешал?… Вроде бы они здесь дрались… Или ее тащили. Вон – стекло на двери разбито. Не само же оно лопнуло! И Лорд почему-то весь в крови. Этого лоха зачем же было уродовать? Он же мухи не обидит!
Снова налил Алексей, снова выпил безоглядно.
– Может, у них между собой какой-то базар вышел? Ведь дрались, точно дрались! Стекло здесь толстое, от резкого движения не сломается. По нему нужно ударить, крепко ударить, чтобы разбить… Погоди, а может это Влада разбила, чтобы шумом людей привлечь?.. Хотя нет! Кого этим звяканием привлечешь? Ничего я, Генрих, не понимаю. Ни-че-го! Влада еще в полусне: одно помнит, другое нет… Вот что, Геник, она ничего не должна знать… Ну что уставился? Не надо ей знать всего этого. Скажем, что потеряла сознание и все это ей при… привиделось. Так надо: она же такая впечатлительная! Надо оберегать ее от стрессов.
* * *
То, что Павел провалил хорошо организованную операцию, понимал он сам. Это была уступка сердцу. Роскошество, которого Фауст не позволял себе со времен юности. Понимал это и Донской.
– Что теперь, Павел Александрович? – ехидничал он. – Давай твой план, только теперь подключим побольше народу, чтобы…
– Закройся, Дон! – огрызнулся Фауст, но тут же опомнился: – Извини, не сдержался я что-то. Ладно, моя вина, я сам разберусь… «Медиков» этих отправь на Средиземное. Пусть понежатся. Это – помимо оплаты, как премиальные… Что с машиной сделали?
– Машину сразу же окунули в водохранилище. Пока найдут… А что с Бравиным будем делать? Он-то теперь насторожен! Кто предупрежден, тот вооружен. И мы же его вооружили! – не преминул упрекнуть Дима.
– Дон, друг мой, давай договоримся: если я предпринял акцию, значит, я ее оплачиваю. И любые коррективы, которые вношу я, – не обсуждать. О’кей? – ввернул любимое словцо Дона. – Тебя никто инициативы не лишает, но только в делах, где общие деньги… Теперь о Бравине. Еще раз расскажи мне о вашей первой беседе с его туповатым партнером.
Выслушав, Павел сумрачно и задумчиво кивнул:
– Значит, сам Анатолий Иванович не против сделки? И земля на него оформлена. То есть Алексей Бравин – единственная преграда? Что же, придется… Пригласи ко мне Хохла.
Пока Дима связывался с Хохлом, Павел угрюмо смотрел в темень за окном. Человек, воспитанный на идеалах советской нравственности, он проглядел момент, когда в его сознании наступил этот перелом. Раньше главной ценностью для него, как и для большинства нормальных сверстников, была жизнь человека. А деньги? Деньги – это так: неосознаваемая необходимость. Как одежда. Как пища или вода. Они нужны, они просто необходимы. Но ни у кого не возникало и мысли, что деньги или еда важнее человеческой жизни! Бред же какой-то… А с какого-то момента деньги переместились на самый верх, воцарились на вершине Олимпа человеческих ценностей и оттуда безапелляционно диктовали приказы: этого убрать, того устранить, а этого обездолить… И главное – не схватывало спазмом сердце, не ужасалось сознание при мысли о том, что какого-то конкретного человека из-за денег надо… Как же: ведь деньги приказали! В ранней молодости Фауст был азартным преферансистом. Но когда понял, что игра отнимает много полезного времени, играть бросил. Карты бросил, но остался азартным игроком.
В комнату без стука, мягко и вкрадчиво вошел Хохол.
* * *
Неделю Жора Хохлов изучал «объект». Неторопливо, методично. Большой термос с кофе, бутерброды, упакованные в целлофан, приоткрытая пачка сигарет – все это было аккуратно разложено на сиденье машины с тонированными стеклами. Пока «объект» находился в офисе, очки – бинокль были подняты на лоб. На панели пристроился блокнот, в который Хохол время от времени вписывал одному ему понятные цифры и знаки.
В двенадцать сорок пять Алексей запер ящик стола. На часы не смотрел: мозг сам привычно руководил его действиями: ровно в час он сядет за накрытый Владой стол.
Как раз в это время подросток на велосипеде, не рассчитав скорости, завалился на бок. Велосипед юзом влетел под машину. Шофер Юра выскочил из машины и извлек пацаненка. Внимательно осмотрел: лихач, видимо, отделался легким испугом. Мальчик хныкал, приседая от боли, и держался за плечо. Юра встревоженно оглядел дверцу. Но машина не пострадала, даже царапины не было. Тогда озабоченный взгляд переместился на паренька.
– Ушибся?
Паренек кивнул, обиженно сдвинув брови. Охая, нагнулся и поднял велик.
– Может врача?
– Нет… не надо, – хныкал мальчик и, прихрамывая, повел велик.
Юра наклонился и снова осмотрел дверцу, затем, успокоенно хмыкнув, вернулся в кабину.
– Вот до чего доводят эти велосипеды и мотоциклы, – сварливо констатировала тетя Шура – уборщица. Ее сентенция была обращена то ли Юре, то ли внуку, который сидел рядом с ней на скамеечке. – Хотите внучков побаловать – конфет накупите, пирожных. А вот эти самокаты!.. Это же сплошной членовред.
– Никакой не вред, – ворчливо ответил внук. – Это от конфет вред, зубы портятся, а от велика не вред… Он просто упал неудачно. А велик у него классный!
Эту пасторальную перебранку внука с бабулей нарушил Алексей, энергично направляющийся к машине. Тетя Шура вскочила со скамейки:
– Алексей Юрьевич, я вас дожидалась…
– Здравствуйте, тетя Шура… А что случилось? Вы же в отпуске!
– Да, в отпуске. Все, слава Богу, в порядке. Только вчера, вот, день рождения справила… Ну, стало быть, пенсию надо оформить.
– А, поздравляю вас от души. Значит, на пенсию собрались?
– Так я ведь хочу и пенсию… и работать. Если можно, а?
– Конечно, можно. Никаких проблем, – Алексей взялся за ручку.
Но тетя Шура заступила вход своим сухоньким телом:
– Сегодня уже надо документы в собес. Для пенсии и…
– Прекрасно. Сдавайте документы. Так что, и пенсия будет, и…
– А как же документы-то? Ведь без вашей подписи…
Алексей недовольно отнял руку и посмотрел на часы: не любил он, когда нарушался привычный график.
– Ну идемте.
Тетя Шура энергично последовала за ним, шикнув на внука, чтобы тихо сидел на лавочке.
Юра выключил мотор и, выйдя из машины, пристроился к пацаненку.
А Алексей, расположившись в своем кресле, в ожидании пенсионных справок тети Шуры, позвонил.
– Влада, котенок мой, минут на пятнадцать-двадцать задержусь… Что приготовила?
– Сегодня борщ. Такой красивый: прямо рубиново-перламутровый!
– Это на что намекаешь?
– А я не намекаю: присмотрела я колечки. Два. На каждый день. Одно – с рубином, а другое – серебряное с перламутром.
– Я чувствую, – рассмеялся Алексей, – скоро…
Что чувствовал Алексей, осталось невыясненным, потому что громкий хлопок прямо под окном нарушил связь. В одном из окон разбилось стекло. Тревожно заныла сигнализация в машине Алексея.
Он выглянул в окно: в задней части крыши «Волги» зияла рваная дыра. Водитель Юра, схватившись за голову, совершал круги. Испуганно и завороженно смотрел на него какой-то пацаненок.
…Осмотрев машину, эксперт озабоченно подошел к Алексею:
– Не хило. – Он с важным видом оглядел окрестность, как будто террорист все еще сидит здесь, за кустиком. Но и сам понял тщету подобного поиска, остановил на Бравине неумный, но очень суровый взгляд: – Провидение вас спасло.
– Имя этому провидению – тетя Шура, – бодрился все еще бледный Алексей. – Она меня чуть ли не из машины вытащила.
– Кто это, тетя Шура, – еще больше посуровел следак. – Гадалка, что ли?
– Нет, не гадалка. Это наша сотрудница. На пенсию она собралась. Надо было ее документы подписать. Потому я и вернулся. А машина как раз… Я же всегда в это время нахожусь в пути. Без пятнадцати час выезжаю. В час ровно бываю дома. А взрыв был без семи минут. Я посмотрел на часы. Это точное время взрыва.
– Как вы думаете, кто мог это сделать? Враги у вас есть?
– Очевидных – не знаю. А так… конечно же… Есть, конечно.
– Вы как думаете, это на личной или на коммерческой почве?
– Не знаю. Пока ничего не могу вам сказать…
– А как вы думаете, эта сотрудница ваша, тетя Шура… в ее поведении не было подозрительного?
– Да нет. Говорю же, она меня, считай, с того света вытащила… Если бы не она… Да вон она сама.
Следователь с подозрением оглядел тетю Шуру. В это время внук ее подошел и дернул за рукав Алексея:
– Дядя, а я знаю, кто гранату вам подбросил.
Алексей невнимательно посмотрел на пацана и кивнул. А угрюмый следователь наклонился к малышу:
– Какую гранату? Ты видел, как в эту машину положили гранату? – Он разговаривал внятно, поясняя каждое слово движением руки. – Гранату – в эту машину?
– Да! Это, наверное, тот мальчик на велике. Велик у него классный был.
– Какой велик? – Следователь поочередно посмотрел на Алексея, тетю Шуру и стоящего чуть поодаль водителя Юру. Тот, морщась от тупой боли в голове, махнул рукой:
– Не слушайте его. Никакой гранаты в машину никто не закладывал. Упал пацаненок с велика. Но все это на моих глазах было. Внутрь ничего он положить не мог… Я сидел за рулем, моя дверца была приоткрыта. А остальные – закрыты и стекла подняты.
– А почему вы решили, что взрывное устройство было подброшено внутрь. Судя по характеру… взрывное могло быть и под машиной… – дознаватель снова повернулся к мальчику и присел на корточки: – Ты, малец, если что видел, так говори, не бойся! Мы тебя в обиду не дадим…
– Я видел, как он под машину залез. И велик чуть не сломал.
– Да не слушайте его! – сердился водитель. Боль все усиливалась и теперь его раздражала любая мелочь. – Там пацан – совсем еще недоросль. Велосипед его… юзом понесло, вот он и влетел… Чтобы специально так упасть – профессиональным каскадером надо быть… Я сам все видел… Так что, отбросьте эту… версию.
Следователь поднялся и зачем-то отряхнул колени. Будто он на коленях стоял. А мальчуган обиженно засопел:
– Я сам видел. Он специально упал. И велик у него, как в цирке.
– Иди сюда, Валерий, – строго приказала тетя Шура, испытывающая глубочайшую досаду от того, что задержала, вот, Алексея Юрьевича, и пока она его отвлекала, машину взорвали. Не влезла бы она со своими бумажками – не случилось бы этой беды!
Дознаватель огорченно вздохнул – в который уже раз!
– Судя по характеру акта, это спланированное, целевое покушение. А значит, в интересах следствия, – он зачем-то открыл свою папку, – мы вынуждены провести аудит вашей финансовой деятельности.
Алексей посмотрел на него с нескрываемым презрением:
– Хорошая у вас работа, шеф! Не удастся найти террориста, – будем искать, за что бы ухватить жертву. Хорошая работа. Мне бы такую.
Он взял следователя под руку, но брезгливо, двумя пальцами, и повлек его в кабинет. Усадив в кресло туповатого, но ушлого следака, без обиняков заявил:
– Если вы начнете аудит – это отнимет у меня и моих сотрудников массу времени. И повлечет финансовые потери. Так ведь, шеф?
Тот солидно закивал, сложив губы дудочкой.
– Потому сделаем так: оформляйте этот взрыв, как несчастный случай. Там, бензобак шарахнул или газовый баллон… Ну не мне вас учить… – Дознаватель снова кивнул.
– А я в виде моих личных симпатий к вам сделаю вам презент. – Алексей вытащил из бумажника несколько стодолларовых купюр и неприязненно положил их следователю в карман пиджака. Уголки двух бумажек выглядывали из кармашка, как фрачный платочек. И по цвету совпадали с галстуком следователя. Однако элегантности ему не прибавили.
А Алексей решил сам заняться поиском этого террориста. В конце концов, не глупее же он этого горе-следователя!
* * *
Вечером заявился Рудик. Таиться от него дальше было бессмысленно.
– Помнишь, как-то ты приходил ко мне, а от меня выходил… Дмитрий. Ты его еще как-то назвал, кликухой.
– Дон, что ли? – саркастически прищурился Рудик. – Значит, от тебя он выходил? А ты, брательник, налим. Я-то мараковал, что между нами нет секретов, а ты гнедым заходом, вальсом прочесал… Не канает так, Леха! Жить надо дружно. – Голос был елейным, рука отечески благосклонно постукивала по колену Лекса, а от этих примет благожелательности тянуло холодом.
– Все не так, Рудик, – выворачивался Алексей, – никаких тайн от тебя не было. Просто в тот день он приходил на разведку. Туда-сюда, поболтал беспредметно, вынюхивал что-то. Поэтому я и не обратил внимания.
– И опять восьмерки, опять горбатого лепишь, – ласково возразил Рудик, приблизив свое лицо к Алексею. – Ты, браток, хотел мимо Рудика бабки пронести? Не надо, Леха… Так не делай. Я в твои руки деньги Буры вложил. А это – святые деньги… Был у меня дружбан… Тоже хотел антилопой проскочить. Бабки хотел мимо Рудика…
– И что? – мрачно спросил Алексей, чтобы как-то заполнить тишину.
– «Что, что»? Я же говорю – был. А теперь уже нет.
– В дружбанах нет?
– Вообще нет его… Ну ладно, проехали. Давай полный расклад по этому делу. Что там Фауст замыслил?
– Какой Фауст? Дон, что ли?
– Да что там Дон? Дон – так, казачок у Фауста. Бесогон… Он – не считается. А Фауст – это такая рыба! – Дикий сделал зигзагообразное движение, вроде кисть разминал. – Фауст в плечах широкий. И очень богатый. У него лимонов пятьсот – шестьсот. Целый лимонарий!
Так вошло это имя в жизнь Бравина. Не знал он еще, что это мягкое, как выдох, слово «Фауст» грубо проскрежещет по его судьбе.
– Он что, немец?
– Почему немец? – Дикий недоуменно посмотрел на Алексея. – А! Это ты из-за… Нет, Фауст – это кликуха его. А фамилия у него Паустовский.
– Паустовский? Это не тот Паустовский, который на обложке последнего «Коммерсанта»? Довольно симпатичная у него афиша.
– Да, витрина у него файная. Но это только упаковка. А занырни глубже – никаких симпатий. Гнедой, он падла… Помнишь, Серого?
– Серого?… А, это… который Буру заказал.
– Во-во! Который Буру заказал, а значит – сам себя! Так вот: этот Серый как раз у Фауста секьюритами рулил. «Глава службы безопасности», – усмехнувшись, продекламировал Рудик. – Так что серьезный у тебя противник. Рындами обставился. И оттуда, из тишины хочет тебя закуконить… Ладно, мы тоже не лыком шиты. Как-нибудь разведем этот рамс… А ты пока расклад дай по делу.
Когда Алексей рассказал о нефти, Рудик недоуменно вскинул ладони:
– А ты что, надеялся на этой нефти навариться? Это, братуха, сухой мандеж! Кто тебе позволит отсосать ее из земли. Недра – это ипархия государства. Крайняк – кинут тебе дольку – процентов шесть-семь. Не больше. Короче, считай ты уже сгавченный. Если только там чернозолотые залежи. Так что мой тебе совет: притырь пока этот секрет. До поры до времени. Раскрути там поганку с каким-нибудь заводиком. Пока. А потом, может, Россия по нормальным понятиям заживет, – вот и занырнешь в свое море… В наше море, – добавил он, со значением подняв палец. – А рамс с Фаустом я разведу. Сила солому ломит.
Неистощим был Рудик на фольклор.
* * *
Через два дня Алексей – так в кино только бывает – за ужином в полглаза смотрел телевизор. Как обычно – смотрел, но не видел. Свои думки думал. И вдруг прекратил жевать: на экране какие-то циркачи катались на велосипедах. Ловко так: наезжали друг на друга, делали сальто, прыжки… Алексей нахмурился и кинулся к телефону:
– Марина Павловна, мне срочно нужен телефон нашей уборщицы… Да, именно сейчас. Ее домашний телефон. Или адрес. Хорошо, я подожду.
Через двадцать минут он получил адрес Проничевой Александры Евгеньевны, а спустя час уже беседовал с ее внуком Валерием.
– Ты, говоришь, велик у него был классный. А какой? Гоночный?
– Нет, не гончий! У него велик был не большой, а средний – вот такой. А шины – толстые и волосистые. Как… как… гусеница.
– А ты сам видел, что он что-то подбросил под машину?
Мальчик покраснел и замешкался с ответом. Затем поднял виноватый взгляд:
– Нет, что подбросил – не видел. Но упал он специально. Так классно ехал на кривых местах, а на ровном месте упал! И велик чуть не сломал. А велик – классный. Я такие только в цирке видел.
Алексей посмотрел на часы: чуть больше семи.
– Александра Евгеньевна, вы когда укладываете внука спать?
– А когда скажете! – откликнулась тетя Шура, готовая на все, чтобы загладить свою неизгладимую вину.
– А что, если мы с Валерой в цирк пойдем? Сейчас.
– Как… в цирк? Вы… вы его в цирк хотите… После того…
– Значит, вы не возражаете? Вот и отлично! Давай, Валерчик, собирайся.
…Два вечера Алексей с Валерой провели в цирках. Были номера с велосипедами: и по канату, и жонглеры, и клоунада. Но того паренька среди них Валерка не опознал. Разуверившись в своей версии, Алексей отбросил эту мысль, а Валерке купил велик: не такой, который был у того паренька, но тоже классный. Валерке очень понравился.
А через два дня совсем случайно увидел афишу: «Цирк на сцене». На одной из фотографий несколько велосипедистов, обнявшись, задрали передние колеса своих машин. Снова потребовался Валерка. И вот здесь, после того как конферансье объявил: велоэквилибристы Спасские, – на сцену с трех сторон, суетливо, передвигаясь словно челноки, выехали Спасские. И сразу Валеркина рука сжала ладонь Алексея.
– Вон он! – зашептал Валера, побледнев. – Который на велике! – Ориентир конечно же был весьма сомнительным – на сцене все участники были на велосипедах, но Алексей уже понял: самый младший – паренек лет двенадцати! Остальные участники номера были вполне зрелыми. Хорошо, что их номер был заключительным. Алексею уже не терпелось, не сиделось в удобных креслах театра. Отправив Валерку в машину, к Жене, временно занявшего место водителя Юры, Алексей прошел за кулисы. Подростка, уже переодевшегося и беседующего с усатым пожарником, он узнал сразу.
– Поди-ка сюда, приятель.
Велоэквилибрист сразу насторожился и зашел за спину пожарника.
– А че такое? – срывающимся голосом спросил Алексея. Глазки его встревоженно бегали, голова суетливо вертелась.
– А что это ты напугался? Я у тебя автограф хотел взять.
Все еще с недоверием паренек отпустил куртку пожарника и стал отступать.
– Нет у меня автографа… Не даю я автографы… – Он хотел покинуть коридор, но Алексей успел схватить неожиданно крепкую руку.
– Пустите! Я говорю, пустите!
– Ты подожди, – рассвирепел и Алексей. Подозрительное поведение парня уже выглядело уликой. – Ну-ка, скажи мне, вертушок, кто тебе приказал под мою машину нырнуть? Говори, поганец!
– Никакой машины я не знаю! Отпустите, больно!
Открылись двери гримерных. В коридор выбегали люди – мужчины, женщины, старики, молодые…
– Сколько тебе заплатили, щенок?!
– Ничего они мне не платили, ой-ой!
– Кто – они? – уже яростно дернул парня Алексей, поняв, что «пробил» пацана. – Кто – они? Говори!
– Ничего я не знаю. Я под вашу машину случайно упал. Юзом залетел. Не знаю ничего!
Какие-то, более сильные, чем у Алексея, руки впились в его запястья, кто-то повис на его плечах… и вот парня оттеснили и увели.
– В чем дело? – гневно раздувая ноздри, спросил великан, от которого попахивало спиртным. – Ты чего это разгулялся? Может, тебя успокоить? А? Я могу.
Алексей дернулся, но циркачи-силачи держали крепко. В это время в кучу врезался, все еще одетый во фрак, конферансье. И от него тоже попахивало винищем. Но он, видимо, был самым культурным и благовоспитанным.
– В чем дело, господа? Вы к кому… пришли?
– Вот, Арнольд Николаевич, вот они, – пожарник обиженно указал на Алексея, – сказали Веньке Спасскому, что автограф взять хотят, а сами драться полезли.
– Так вам автограф? – вальяжно спросил Арнольд Николаевич, обдав Алексея запахом дешевого вина.
– Автограф? – пророкотал из-за спины Алексея бас. – Я ему сейчас автограф на морде его сытой оставлю.
Рассвирепев, Лекс, как бурлак, потянул нависшую гроздь. Неизвестно, чем бы закончилась эта разборка, но в глубине коридора распахнулась дверь, и в проеме появился Рудик. Следом за ним угрюмо, как неотвратимая беда, шли трое «бычков».
– Что за шум без драки? – Вроде бы шутливо спросил Дикий, но никого к веселью не расположил. Ледяной взгляд Рудика, помноженный на сумрачных охранников, подействовал вразумляюще. Тиски, сжимавшие Алексея, сами по себе ослабли, циркачи поникли и отступили.
– Ну пробил? – скосив рот к Алексею, негромко спросил Рудик. И, поймав утвердительный кивок, сделал миролюбивое лицо: – Все, ребята, разбежались… Кругом-бегом! Ничья у нас. Кто здесь за туза бубей? Ты, что ли, дядя? – спросил у Арнольда. – Ну, че забуксовал? Ты главный?.. На, – он сунул ему в кармашек фрака купюру, но кармашек оказался фальшивым. Купюра, как опавший лист, мягко опустилась на пол.
– Все, пацаны, кто старое вспомнит – тому шнифт вон! Пошли, Лекс.
Алексей возражать не стал. Понял, что Рудик уже что-то придумал.
Они вышли в темноту улицы. Алексей повернулся, намереваясь выведать планы Рудика. Но Дикий – выразительным сигналом – палец прикусил – дал понять, чтобы Лекс пока помолчал. Знал Алексей эту блатную азбуку. И только в машине расшифровал Дикий свой план.
– Трогай, Женек, – ткнул пальцем в спину водилы. Вытащив рацию, распорядился: – Штырь, ты с Гендосом тормозите здесь, пасите этого пацаненка. Как возникнет, выдергивайте – и ко мне. Только смотри, товар не портить. Он мне нормальный нужен, без валетов. Все, жду… Поехали ко мне, Лекс. Они туда его пригласят.
…Паренька привезли только в два часа ночи. Он был бледен, дрожал и, судя по запаху, обмочился.
– Что так долго телились? – спросил Рудик, оценивающе разглядывая подростка. – Не могли раньше слепить?
– Не могли, Дикий. Ты же запретил буром переть. Мы его шепотом взяли. С поезда.
– С поезда? – Дикий до этого выпил рюмку коньяку и держал лимон на закуску, но так и забыл закусить. – С какого поезда?
– Они его срочно отправили в… – Штырь усмешливо заглянул в железнодорожный билет, – …в Усть-Катав.
– Откуда такие погремухи городам выбирают? – возмутился Рудик, обращаясь к Алексею. Ожидал солидарности. А Лекс с взволнованным вниманием вглядывался в своего незадачливого палача… Нет, скорее, – в неудачливого. Дело-то свое он выполнил на пятерку. Мастерски выполнил!.. Смотрите-ка, вот такой недомерок мог враз разрушить жизнь. Даже не одну: и Влада, и дети тоже бы пострадали! Вот курва! Родители мои старались: растили, кормили, одевали, опекали, лелеяли… образование дали. И сам я упирался – школу посещал, музыке учился, в секции, как папа Карло до седьмого пота дрочился… Все это в трудах, с риском, с натугой. А этот – один зигзаг на велике сделал – и чуть было не накрыл пилоткой все усилия!
– Сколько тебе заплатили? – Лицо Алексея было перекошено гневом.
– Не скажет он тебе, Леха, в несознанку пойдет, – рассмеялся Рудик, морщась от дольки лимона.
– Не пойдет он в несознанку, – застенчиво вставился в разговор Штырь, держащий мальчугана за плечи. – Он уже по дороге раскололся… Мы с Гендосом решили: что время терять? Мы же его семьдесят километров вели. С ним до Губино двое дурбасов ехали. У одного – власть на боку: я портупею под мышкой у него просек… А в Губино они успокоились и вышли: решили, видно, что чист горизонт до… – он снова глянул в билет, – до Усть-Катава… Ну и вот: пока мы обратно ехали, решили у пацана про житье-бытье узнать. А он пацан золотой оказался. Ему даже банки ставить не пришлось. С ходу полный расклад дал, без восьмерок. Его на Алексея Юрьевича скорей всего Хохол надрочил – много на него набоек. Словечки разные, наколку на клешне и шрам над бровью – все прокоцал Венька. Конкретно, золотой он пацан! Так что, Хохол это.
– Хохол, говоришь, – с невеселой, но и одновременно торжествующей ухмылкой пробурчал Дикий. – Я же говорил тебе, Леха, что это Фауст. Свинью, сколько не отмывай, она в лужу попрется… Да, Павлушка, стал ты мне уже поперек горла. Костью…
– Так сколько тебе заплатили за твою… работу? – не унимался Алексей.
– Пять тысяч… – промямлили белые губы.
– Долларов?
– Пять тысяч рублей! Рублей! Я их отдам. Честное слово!
– Ах ты… сучонок! За сто пятьдесят долларов человеческую жизнь оборвать мог!
– Какую жизнь?! – искренне взмолился мальчуган. – Я никого убивать не собирался. Он сказал, что это маячок. Что вы… с его женой… ну… Что он за вами следить будет, когда вы его жену повезете? Извините меня, дядя! Я бабки отдам. Я больше никогда не буду так делать. Я даже на велосипед больше не сяду… Клянусь вам. – Он рыдал и поочередно смотрел на Алексея, на Дикого, гадая, кто из них – вершитель судьбы.
– Ладно, пацан, не ведись. Мы же не звери. Не съедим. Иди пока с дядей в ту комнату, попрыгай там. А утром мы тебя отправим… Утро вечера мудренее.
Пребывая в глубочайшем сомнении, мальчик подчинился и вышел с Гендосом. А Рудик, опрокинув рюмку в необъятную пасть, снова сморщился от лимона:
– Ну что будем делать с Фаустом? А, Алеха? Что замер?
– Ты с пацаном что решил? – подозрительно вглядывался Алексей в Дикого. Поначалу большой гнев клокотал в нем на стервеца, но, выяснив, что использовали его вслепую, что не знал мальчуган, какой «маячок» он приклеивал к днищу машины, сник гнев. Вернее, адрес сменил на этих незнакомых пока Фауста и Хохла. – Надо бы отпустить пацана.
– Да ты что, офонарел? Он же нас всех сфотографировал! Это он здесь овечкой прикинулся, а как придет с ментами, так увидишь его оскал! Ты в его кружева с маячком поверил? Да это он бабочку крутанул, чтобы с прожарки соскочить… Наивный ты, Алеха, быть тебе в… проигравших. Пожалела кура лису!
– Да не в этом дело, – смутился Алексей. – Не пожалел я его, а… Короче, не знал же пацан, что это бомбочка!
– Не знала кошка, чье мясо съела, – хихикнул Рудик. – Эти нынешние молоднячки, – они, курвы, ушлые. Еще и пятнашка не трахнула, а ему уже пробы ставить некуда. Этот Веня – он, видно, не только на велике, он и по жизни гонщик.
– Ты не прав, Рудик! Сразу видно – лох он. Несмышленый. Не врет он: разве согласился бы на сто пятьдесят долларов, если бы знал, что это бомба?
– А ты и в пятихатку поверил? Ну ты даешь, Алексей! Он тебе что не впрудит, – ты все хаваешь! А наколку у него на пальце не надыбал? А наколочка эта означает, что парень уже чалился. Ходка у него в малолетку. А ты его за ягненка держишь, – и, видя, что Алексей намерен возразить, жестко оградился рукой: – Все, братуха! Кончай кобылу искать! А что и как – это уже мои подробности. И вообще, детское время кончилось. Спать пора. Ты у меня кости бросишь или…
– Или! – хмуро ответил Алексей. – Пусть меня домой отвезут.
– Хозяин – барин, – ухмыльнулся Рудик. – Скажи Штырю, чтобы отвез тебя… Скажи – Дикий сказал. – Это последнее, совсем лишнее, было сказано голосом сонным, но даже в утомленном голосе проскользнули нотки апломба.
Штыря Алексей застал в ванной. Руки мыл Штырь. Как хирург пред операцией: терпеливо, вдумчиво, основательно.
– Отвези меня домой.
– Сей минут, – лениво ответил Штырь, не прерывая мытья.
– Дикий сказал, – зло и с иронией добавил Алексей.
– Иду же, иду, Алексей Юрьевич, – заспешил Штырь.
– А пацан где? – уже в машине спросил Алексей, искоса вглядываясь в сурово-сосредоточенное лицо.
– Какой пацан? – не оборачиваясь, поинтересовался бугай.
– Ну тот, «золотой пацан». Венька – велосипедист.
– А, Венька… Спит, Венька. – он чуть притормозил, видимо, знакомая выбоина была в асфальте, и снова плавно набрал скорость. – Спит. Дети в это время спать должны. – И повернул к Алексею насмешливые глаза.
Да, не склеивался Алексей Брагин с этой шоблой. Не их он был, а они – не его. И хотя приходилось работать вместе, бок о бок, но не были они ни коллегами, ни партнерами. Бок был у них один, а Бог – разный. Как в разочарованной семье: живут в одном доме, вместе едят, дышат одним воздухом, под одной крышей сосуществуют, но существуют в разных измерениях. В разных мирах. Хоть и под одной крышей.
– Чтобы доказательства были на Фауста, надо конкретно Хохла пробить. А на это разрешение Мали нужно… – Дикий говорил это Алексею, но смотрел в сторону. И тон его был не повествовательный, а, скорее, – размышления вслух. – Хохла, конечно, мы не найдем. Он сейчас где-нибудь в Анталии, на песочке греется. Уж Хохла я знаю… Значит так: встречусь с Малей, он его с отдыха отзовет, и тогда я ему предъявлю. Расколется Хохол, никуда не денется… Не бзди, Лекс, пробью я его.
Вечером того же дня Рудик был у Мали.
– Какие у тебя конкретные предъявы к Хохлу? Только четко, веско. У меня, Дикий, времени мало.
– Он зарядил тачку. Правда, вхолостую бомбануло… Никто не пострадал. Но не по доброте душевной Хохла, а по случаю.
– Чью тачку зарядили? Твою?
– Не мою. Подельника моего.
– Ну пусть подельник и разбирается. Это дело их личных подробностей.
