Текст книги "Ненавижу блондинов"
Автор книги: Элина Сафронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Глава 11
«Выдохни и прими ситуацию такой, какая она есть. Не думаю, что бабушка была бы очень счастлива видеть тебя такой.» – в сотый раз повторяла я самой себе, стоя перед зеркалом. Интересно, это вообще работает?!
Да, сегодня день её похорон. День, когда я окончательно пойму, что ничто не вечно, что жизнь, даже человеческая, может завершиться в любой момент. А ты потом стой и тупо хлопай глазами. Можешь даже что-то лепетать, типа: «я не успел», «а если бы» и даже мое любимое «как же так».
Вчера, когда я приехала помочь родителям в бабушкиной квартире, то, дойдя всего лишь до конца прихожей, я успела упасть в обморок. Запах детства и нежности, столь сильно ощущавшийся здесь, просто убивал. Когда нашатырь ворвался в мои легкие, и я открыла глаза, то меня оперативно передали в руки Нечаеву, каким-то чудесным образом, оказавшемуся в квартире. Тот вывел меня из бабушкиного дома и терпеливо ждал, пока я проревусь в его машине.
– Малышка, выпей. – протянул таблетку и бутылку воды. – Твой папа сказал давать тебе, если совсем будет плохо.
– Я больше не смогу туда вернуться. – прохрипела севшим от слез голосом. – Там все насквозь пропитано ею, понимаешь?! – прошептала, испуганно глядя на Яра, от осознания, что это – навсегда. – Её любимая шаль на вешалке, узорчатые обои, торшер, балкон с видом на двор, где я провела свое детство. – закрыла ладонями лицо и судорожно вздрогнула. – Я трусиха, да? – обреченно спросила.
– Не смей так говорить. – стер платком слезы с лица. – То, что ты чувствуешь – не проявление твоей слабости. Это лишь показывает то, насколько ты любишь её, и как тебе дороги ваши совместные воспоминания.
– Люблю. – кивком подтвердила собственные слова. – И всегда буду.
Вдруг, словно яркая вспышка, в памяти всколыхнулся смутный образ. Стараюсь ухватиться за это воспоминание и выцепить его из чертога памяти:
«Мне не больше десяти лет. Попивая любимый ягодный чай, болтаю ногами на стуле и вожу пальцем по узору скатерти. Бабушка востро расправляется с сырниками на сковороде, чей запах заполняет легкие. Потом она легким, привычным движением вытирает слегка запачканные мукой руки о фартук и садится ко мне за стол. Бесконечно долго всматривается в мое лицо, но я не смущаюсь, потому что рядом с ней ощущаю себя невероятно спокойно и умиротворенно.
– Ирочка, – начинает бабушка тем тоном голоса, когда хочет, чтобы я что-то уяснила. Автоматически внемлю всему, что она скажет дальше. – Послушай, что я тебе скажу и запомни. – берет меня за руку. – В шкафу ящик, внутри то, что дорого мне. Однажды ты вспомнишь мои слова и откроешь его. – ласково гладит меня по голове.
– А что внутри? – загорелась я. – А когда это время настанет? – ответом на детскую непосредственность и любопытство была лишь тёплая, слегка ностальгическая улыбка.
– Надеюсь, не скоро, моя хорошая. – провела шершавой ладонью по щеке. От бабули всегда пахнет выпечкой и стиральным порошком…»
Почему я не вспоминала об этом до этого дня?! Почему моя память решила покорно забыть этот разговор? И был ли он? Да, скорее всего, это изменённое воспоминание на фоне стресса. Или все же…
– Яр, у лекарства, что ты мне дал, есть побочки? – слишком сосредоточенно спросила, но увидев недоумевающий взгляд парня, пояснила. – Ну, галлюцинации или навязчивые воспоминания?
– Не знаю. – настороженно пожал плечами.
– Ладно не суть. – потёрла виски. Нет, все равно, до тех пор, пока я не буду убеждена, что никакого ящика не существует, я не успокоюсь. А таблетка классная, плакать не хочется и внутри не ноет. – Яр, я возвращаюсь в квартиру. – взялась за ручку двери.
– Ты уверена? Хочешь ещё раз сознание потерять?! Ир, это не шутки. – нахмурился.
– Мне надо кое-что срочно проверить. – жалостливо посмотрела. – Это очень важно.
– Хорошо, пошли. – поджал губы. – Одну тебя я точно не отпущу теперь.
Не особо дожидаясь Яра, галопом пронеслась до квартиры.
– Мам, пап, посидите, пожалуйста на кухне. Чайку там попейте, отдохните, что вы там ещё обычно делаете. – буквально выпихала родителей из гостиной. Обменявшись ничего не понимающими взглядами с Яром, они дружной компанией пошли за стол.
Честно, я и сама не особо понимаю, с чего я взяла, что тот разговор – не полет моей детской фантазии. Стою посреди гостиной и воспроизвожу сказанные ею слова: «в шкафу». А с чего я вообще взяла, что мы говорили про гостиную. Ладно, надо же с чего-то начинать.
Ещё раз оглядываюсь, поворачиваясь вокруг своей оси, и осознаю, что с любой точки, как бы ты не смотрел на комнату, ты всегда видишь шкаф-стенку. Голову на отсечение – это он. Ящик, ящик. Как выглядит ящик? Он выдвижной или это коробка с крышкой?
«Внутри то, что дорого мне» – это же может быть все, что угодно. Решаю не тратить время попусту и просто выдвигаю все ящики подряд, один за другим. Документы, фотографии, письма, разные безделушки, лекарства – все то, что всегда было в общем доступе и никогда не скрывалось. Это точно не то.
Ящик. Здесь нет больше ящиков. Может имелось в виду что-то другое. Может это какая-то аллегория? Какая, к черту, аллегория?! Ящик есть ящик. Не теряя надежды докопаться до правды и найти то, что следовало, начинаю выгребать полотенца, постельное белье из верхних отделений. Ничего. Засовываю назад и еще раз внимательно осматриваю «стенку». Остаётся только зеркально-стеклянный стенд с сервизом. Здесь точно никакого ящика быть не может. Тут все насквозь прозрачное.
Но что-то внутри буквально настаивает на том, что я двигаюсь в правильном направлении. Плюю на рациональность и логику и аккуратно достаю «хрустальную гордость» бабули. Среди различной посуды «на случай, если придут гости» достаю рамку. Черно-белое фото, где бабушка и дедушка ещё совсем молодые. Она запрыгнула на него и обняла за шею, он придерживает её за лодыжки. У обоих на лицах сверкают улыбки, очевидно, что здесь они совершенно точно счастливы.
Убираю и этот последний элемент. Критически оглядываю совсем пустую нишу. Где? Неужели я ошиблась? Мозговой штурм прерывают осторожные объятия и поцелуй в висок.
– Милая, что ты делаешь? – аккуратно интересуется Яр.
– Я не сумасшедшая. – задумчиво отвечаю.
– Я этого не говорил. Так что ты делаешь?
– Я почти уверена, что здесь есть тайник. – тыкаю пальцем на полку. – Но я не могу его найти. – вздохнула, а потом решила повторить. – Я психически здорова. – со стороны это могло на самом деле показаться бредом сумасшедшего.
– Ну-ка, отойди. – отодвинул меня Яр и сам приблизился к шкафу. Подергал держатели, которые обхватывали зеркало сбоку, затем те, которые были ближе всего к стене. Не успеваю моргнуть, как он снимает две петли и убирает зеркало.
– С ума сойти. – поражённо выдыхаю я, все ещё не веря своим глазам. За обычной зеркальной панелью скрывался сейф. Простенький, без наворотов, но сейф. Это так странно: обычно же бабушки хранят все под матрасом.
– Неплохо. – резюмирует Яр. – Здесь код, стандартный, четырёхзначный. Ты знаешь, что это может быть?
– Нет. – помотала головой, физически ощущая мандраж по телу. Такое странное чувство – осознавать, что тот разговор был на самом деле, что я не выдумала его под действием успокоительного и самое важное – бабушка доверила его только мне.
– Четыре знака, – задумалась я, – это может быть какой-то год. Год рождения – слишком глупо. – села на диван и взяла фотографию в руки. А что если эта фотография и есть год? Не зря же она стояла прямо перед панелью. М-да, Исаева, тебе точно нельзя смотреть детективы. С другой стороны, я же ничего не теряю? – ещё раз повертела рамку и открыла крышку. Надпись ручкой размашистым дедушкиным почерком: «С любимой, 1972»
Это оно. Теперь я стопроцентно уверена в этом. Безумно интересно, что внутри. Подхожу к сейфу и нажимаю кнопки. На тихий писк приходят родители и, мягко говоря, удивляются: разворошенная комната, растрепанная я, с красными, но горящими глазами, пытающийся сохранять невозмутимый вид Нечаев и сейф. Сейф в серванте. В том самом, что стоял в нашей семье долгие-долгие годы.
Заветные буквы «OPEN», легкий щелчок замка и передо мной предстают две папки формата А4, сверху на них лежит конверт. Достаю все и вновь сажусь на диван. Мама, не меньше моего потрясенная увиденным, садится рядом. Открываю конверт и вижу строки, написанные бабушкиным каллиграфическим почерком:
«Моя дорогая Ирочка,
Я очень надеюсь, что ты читаешь это письмо потому, что вспомнила наш давнишний разговор, а не потому, что вы решили делать ремонт в квартире.» – нервный смешок вырвался из моего рта. Продолжаю пробегаться глазами по буквам, – «Я знаю, что вам сейчас очень плохо, поэтому никогда не отдаляйтесь друг от друга. Скажи Оле, что я ее люблю, и чтобы она переставала лить слезы – ей еще дочь на ноги ставить. А вообще, пусть она сама потом это прочитает.
И ты не грусти, пожалуйста. Всему рано или поздно приходит конец, но зато теперь я где-то в одном из лучших миров вместе с твоим дедушкой. Я очень надеюсь, что ты встретишь того человека, кто сделает тебя стойкой и сильной. В прочем, за Олю я спокойна, Алеша мне всегда нравился.
А теперь – время подарков. В красной папке ты найдешь документы на квартиру во Франции. У тебя еще вся жизнь впереди, и я хочу, чтобы она стала яркой. Не спрашивай – откуда, мне самой на нее в жизни не накопить, да и история эта довольно сомнительная. Спустя несколько лет после смерти твоего дедушки за мной начал ухаживать один довольно обеспеченный мужчина. Он был серьезен, но у меня закрадывались сомнения насчет его образа жизни. И да, я оказалась права. Через несколько недель после того, как в ресторане он всучил мне в руки эту самую папку, я узнала, что его убили.
Но не переживай, это – дела давно минувших лет, пользуйся в свое удовольствие. Оле я оставляю дачу – уверена, тебе она точно не нужна. Квартиру делю напополам, но я верю, что вы распорядитесь ею правильно. Завещание у нотариуса, координаты напишу в самом конце. Оля, доченька, вам я уже помогла, когда вы были молодые, теперь дай побаловать внучку.
В синей папке – моя книга. Я написала её по молодости, потом редактировала с десятилетие, но никогда никому не показывала рукопись, потому что боялась критики. Вот так. Но теперь-то уже не страшно, да? Прочитайте её на досуге и если сочтете стоящей, то напечатайте пару экземпляров для домашнего архива.
Мои дорогие, не забывайте того, что ваши улыбки делают вас неуязвимыми. Не плачьте и не переставайте любить!
Целую, обнимаю,
Вальковская Л. М. (Подпись)»
– С ума сойти. – выдыхаю, стирая слезы, которые, наверное, никогда не прекратятся. – Бабуля была той еще интриганкой.
– Дочь, что там? – дрожащим голосом спрашивает мама, при каждом взгляде на которую сердце безумно сжимается.
– Держи. – севшим от перенапряжения голосом хриплю, передавая письмо. – Она написала книгу, представляете? – взяла красивую дорогую папку в руки. Развязала бечеву и провела кончиками пальцев по слегка пожелтевшим листам, вдоль и поперек исписанным от руки.
– Мама. – с каким-то отчаянным стоном протянула моя мама.
– Теперь у тебя есть дача, я у меня квартира, – сделала паузу, пытаясь поместить в свой мозг всю картину происходящего, – во Франции.
– Где? – поперхнулся водой папа.
– Во Франции. – сама, не веря в то, о чем говорю, произнесла. – У нее был ухажер, который купил ей квартиру, но очень скоро его убили, а она, я так понимаю, выжидала, чтобы нас не порешали его дружки. – зарылась руками в волосы.
– Боже! – мама дочитала послание и теперь снова плакала. Когда-нибудь это все закончится, и нам станет легче. «Не плачьте» – сказала бабушка. Но люди по природе своей эгоисты – они будут оплакивать свою утрату и тешить свою боль.
И вот теперь я стою перед этим гребанным зеркалом в нашем с Яром номере и мечтаю о том, что этот по-настоящему страшный день поскорее закончится. Но надо быть сильнее, встать и выполнить долг. Долг перед человеком, которого ты бесконечно любил.
– Малышка, ты готова? – сзади меня обвили руки Ярослава. В черной футболке и темно-серых джинсах он невероятно органично дополнял мое мрачное состояние.
– Нет. – по-детски отчаянно пробубнила, уткнувшись в грудь парня.
– Надо ехать, а то боюсь, мы в пробку встанем. – погладил меня по волосам. – Я рядом, пойдем. – обхватил лицо ладонями и поцеловал. Наверное, только имея определенный уровень эмпатии можно понять, что все, что он хочет мне дать сейчас – опора и успокоение.
В фильмах всегда показывали, что во время похорон идёт дождь. Для нас природа решила сделать исключение – погода была сказочная: легкий ветерок, безоблачное небо и приятная отметка Цельсия на градуснике. Но какое это все имеет значение, если весь твой безграничный мир сжался до ящика метр на два и ямы два на три.
На кладбище довольно многолюдно. Бабушка была учителем музыки, и очень многие из присутствующих – бывшие коллеги и ученики, с которыми она поддерживала тесную связь. Все подходят к маме с папой и приносят свои соболезнования. Не знаю, как она держится, потому что даже сквозь большие солнечные очки я вижу её состояние. Более того, я чувствую его.
От того, что я плачу уже на протяжении нескольких суток, дико раскалывается голова. Но я упорно продолжаю прожигать взглядом свежую насыпь, несмотря на то, что все уже разъехались. Мы не поедем на поминки: в один голос мне запретили это и Яр и папа, но, если честно, то и я не вижу в этом смысла. Она же здесь.
– Несколько минут и поедем. – практически беззвучно произношу и будто бы скидываю с себя защитный щит Яра – отстраняюсь от его поддерживающих объятий.
На негнущихся ногах делаю несколько шагов и касаюсь креста. Никогда не была религиозной, но именно в этом месте крест – единственная связь с бабушкой. Падаю на колени от того, что не справляюсь с душащий осознанием. Её больше нет. Нет и не будет.
– Я люблю тебя, бабуль. – грустно улыбнулась. – Не оставляй меня никогда, пожалуйста.
Наверное, я просидела достаточно долго, раз Яр не выдержал и сам пришёл за мной:
– Моя маленькая, пожалуйста, перестань истязать себя. – отряхнул испачканные голые коленки. – Держись за шею. – подхватил меня и понёс к машине. Посадил на сидение и протянул маленькую бутылочку. Не глядя, щедро отпила и чуть не взвыла от того, как сильно обожгла горло горькая жидкость.
– Что это? – прохрипела.
– Коньяк.
– Я не пью! – попыталась высучить бутылку назад Нечаеву, но он практически заставил продолжать пить.
– Я знаю, но это тебе сейчас нужно. Я не могу тебя больше кормить успокоительными. Давай, до дна.
Превозмогая неприятные чувства, зажмуриваюсь и выпиваю алкоголь. Боже, как это отвратительно! Ненавижу пить. Откидываю голову на подголовник и понимаю, что меня дико колотит. Зубы стучат, руки трясутся, спина покрылась мерзким ледяным потом – мне никогда еще не было так плохо, я будто в бреду. Яр открывает заднюю дверцу машины и буквально засовывает меня туда, а следом залезает сам. Наверное, если бы машина не была настолько просторная, то провернуть сей прием было бы гораздо сложнее.
– Иди ко мне. – прижимает к себе так, будто готов защитить от целого мира. – Скоро полегчает, солнышко. Потерпи чуть-чуть. – гладит по волосам, прижимаясь губами ко лбу. Утыкаюсь ему в плечо и пытаюсь успокоиться и абстрагироваться. Как же плохо! Постепенно подстраиваюсь под размеренное дыхание Яра и чувствую, что коньяк начинает действовать – меня неизбежно клонит в сон. Сон, а значит и забвение. Забвение, какое-же это прекрасное слово.
Просыпаюсь от резкого хлопка багажника позади. Кто-нибудь, выключите звук! Чувствую себя ужасно помято, хочется минералки и поесть. Голова просто трещит по швам, и это не только благодаря небольшой, но для неподготовленного организма ударной дозе алкоголя: отбойные молотки бьют по мозгу, потому что я умудрилась убито дрыхнуть вниз головой на заднем сидении машины Ярослава. За окном уже смеркается. Интересно, который час, где мы находимся и где собственно Яр.
Будто бы по мановению волшебной палочки дверца с моей стороны открывается и передо мной предстает господин Нечаев во всей красе. Прижав ладони к вискам, в надежде, что это уменьшит пульсирующую боль, со скрипом перевожу себя в сидячее положение.
– Больно? – тихо спрашивает, за что я в мгновение становлюсь ему безумно благодарна. Скажи он это на пару децибел выше – и меня просто разорвет изнутри.
– Очень. – хнычу от безысходности. – Где мы? – невидяще оглядываюсь по сторонам.
– Приехали. Уже возле дома. – просто отвечает. Вдыхаю свежий вечерний ветерок и мечтаю о том, как снова лягу в свою уютную кровать, только на этот раз принимая адекватное положение тела. Кажется, что прошла целая вечность с того момента, когда я была в нашей с родителями квартире последний раз.
– Яр, сходишь за минералкой? – жалобно сморщила нос. – Там палатка за углом. – придерживаемая парнем, вылезла из машины.
– Малышка, мы возле моего дома. – прошелестело над ухом.
– Как возле твоего дома?! – удивилась. – Я хочу к себе. – протянула. – Верни меня туда, пожалуйста. – кинула безжизненный грустный взгляд. – У меня там пижама любимая и плед пушистый. – пролепетала.
– А у меня кровать мягкая. – обхватил меня за талию и повел к подъезду. – Твои родители вернутся минимум через четыре дня, до тех пор поживёшь у меня. Одну я тебя в таком состоянии точно не оставлю. Еле живая ходишь. – отчитал.
– Но, я хочу, – не успела договорить, как меня перебили твёрдым голосом, не терпящим возражений:
– Разговор окончен. – непоколебимый строгий взгляд дал понять, что я ничего от него не добьюсь. – Сегодня как-нибудь без пледа с пижамой перебьешься, а завтра подброшу тебя с утра, соберешь необходимые вещи.
– Ладно. – нехотя пересилила желание побыть в одиночестве. – С минералкой-то что? – черт с ним, со всем. Я хочу соленой газированной воды!
– Сейчас заберем еду и твою минералку у консьержа. Я сделал заказ, пока ехали. Так что уже должны были привезти. – нет, ну вообще, он идеален: и поесть, и минералочки и спать уложить. Все хорошо, кроме «разговор окончен» – мысленно передразнила.
Пока ехали в лифте, счастливо прикладывала почти опустевшую стеклянную бутылку ко лбу. В квартире сразу же стянула с себя ненавистное платье и, оставшись в одном белье, прямиком направилась к урне.
– Дай футболку какую-нибудь. – вернулась к слегка обомлевшему Яру.
– А, по-моему, и так неплохо. – осклабился.
– И, пожалуй, штаны. – испытывающе уставилась на парня.
– Футболку так футболку. – пожал плечами и прошёл в спальню. – Держи. – протянул белый хлопок.
– Благодарю. – закрыла дверь ванной, стянула бюстгальтер, блаженно выдохнула, умыла лицо ледяной водой и натянула футболку. Как она пахнет! Это был последний раз, когда Нечаев её видел, ни за что не отдам!
– Еда в гостиной на журнальном столике, там столешница работает как поднос, можешь снять её и поесть на диване. – сразу возле двери меня поймал Яр. – Меня не жди, но я быстро. – коротко поцеловал в губы и скрылся за дверью ванной.
Ох, Нечаев, ты точно – воплощение моих сопливых девичьих фантазий: наггетсы, картошка фри, бургеры – не ищите меня, я на седьмом небе, вернусь не скоро. Он сказал есть, но я сижу и преданно жду его, давясь слюнями и этим потрясный запахом, потому что знаю, что он точно бы не начал есть без меня.
– Почему я не слышу звука усиленного жевательного процесса? – проурчал Яр, уткнувшись мне носом в висок.
– Я тебя ждала. – мгновенно разомлела.
– Солнышко, ты сегодня вообще ничего не ела, а потом я влил в тебя коньяк на голодный желудок. И теперь если я говорю тебе взять и поесть, то зачем сидеть и мучиться? – всучил мне в руки бургер. – Быстро. – нахмурился, но глаза улыбались. Тут я совершила большую ошибку и перевела взгляд с его глаз ниже. Блин, подавилась!
– Оденься! – пробурчала, глядя на обнаженный торс, но не прекращая жевать.
– Не-а. – ухмыльнулся. – Предположим, у себя дома я люблю ходить голым. Ради тебя я пошёл на компромисс и надел штаны. Да и в отличие от некоторых, свою красоту я скрывать не намерен. – поиграл мускулами.
– Как благородно и самодовольно. – фыркнула, откусывая очередной кусок сочной котлеты. – И очень вкусно. – пробубнила с набитым ртом.
– Да, я хорош. – кивнул Яр с абсолютно серьезным видом, заставив меня искренне рассмеяться.
– Держи. – улыбаясь, поднесла ко рту кусочек куриной грудки в соусе. – Тоже ведь не ел ничего.
– А обо мне вообще никто не заботится. – протянул театрально обиженным голосом.
– Ой, ну не надо. – усмехнулась. – Хочешь, я тебя за ушком почешу? – зарылась рукой в светлые волосы и помассировала кожу головы. Яр, продолжая поглощать бесконечное количество еды, кайфовал от массажа. – Ты сейчас на шелудивого пса похож. – хохотнула.
– На кого? – поперхнулся картошкой. Я, как самый добрый человек, похлопала его по спине и продолжила смеяться.
– А теперь на злого чихуахуа. – ткнула пальцем в выражение лица Яра и взвизгнула, когда он перекинул меня себе на колени.
– А теперь? – тихий шёпот раздавался по телу мурашками.
– На болонку. – показала язык и победно улыбнулась.
– А давай найдём этому язычку другое применение? – одно предложение, а я уже чувствую себя, словно сижу на пороховой бочке. – Поцелуй меня. – требует, в то время как его руки уже давно хозяйничают на моем теле. Невесомо касаюсь своими губами его и отстраняюсь. Почти. Сантиметра на три, не больше. Яр придерживает меня за затылок и страстно рычит прямо в губы:
– Я тебе говорил, что в следующий раз не зачту?
– Не помню. – добродушно вру.
– Малыш, тебе не говорили, что за враньё принято наказывать? – ощутимо сжимает попу.
– Не помню. – какого-то черта гну свою линию. Знаете, бывают ситуации, когда язык живет быстрее мозга.
– Помнишь. – урчит, проводя носом от шеи по скуле. – Иначе бы не краснела сейчас так мило. – улыбается. – И пото… – прерываю его словесный поток и целую. Не как в предыдущий раз, а с чувством, от души. Яр подхватывает сразу же, а спустя ещё пару секунд берет «бразды правления» на себя.
Эти мышцы под руками, эта светлая кожа, эта крепость – вот она женская виагра. Трусь об уже вставший член Яра, в надежде унять своё возбуждение. Тот шипит и прекращает ласку. Обиженно сиплю ему в плечо. Ну так не честно, я же только вошла во вкус!
– Прости, надо было раньше остановиться. – целует в затылок. – Мозг отключился. – хмыкнул.
– А может не надо было вообще останавливаться? – обиженно-обвинительно протянула.
– Маленькая, посмотри на меня. – притянул мое лицо к себе и провёл большими пальцами по щекам. – Такая красивая. – сказал больше для себя, чем для кого бы то ни было ещё. – Я тебя очень хочу, – в качестве подтверждения толкнулся все ещё стоявшим колом членом, – но нам не нужно, чтобы ты думала о чём-то кроме секса во время секса, ведь так? – провёл пальцем по нижней губе. – А если мы продолжим, то вот эта ручка, – взял меня за пальцы, – нам уже не поможет.
– Но, – я даже забыла, что хотела сказать, когда натолкнулась на его настаивающий взгляд.
– Ты наелась? – заботливо поинтересовался.
– Наелась. – расстроенно ответила, зевнув.
– Я не буду выглядеть в твоих глазах как пенсионер, если предложу переместиться в кровать для сонных утех? – зевнул в ответ.
– Куда ещё пенсионеристей, чем сейчас. – кисло резюмировала, делая отсылку к тому, как он меня продинамил.
– Ты ничего не забыла? – недоуменно уставилась на лежащего хмурого засранца буквально в шаге от того, чтобы плюхнуться в огромную кровать.
– Нет. – сосредоточенно ответила.
– Футболка. – повёл бровью, а я сжала руки в кулаки.
– Останется на мне. – продолжила разговор участников клуба с невероятно длинным названием: «Разговариваем односложными фразами и тем самым выводим друг друга из себя» и легла в кровать.
– Мне её порвать?! – идиот, ведь на самом деле порвёт! Одарив Нечаева несколькими злобными взглядами, снимаю футболку, что так понравилась, и кутаюсь в одеяло.
– Умница. – целует в обнаженное плечо и разворачивает мою «гусеницу» из постельного белья. Переворачивает упирающуюся меня к себе лицом и прижимает. Молчу, потому что не хочу ничего говорить. Да и что с ним разговаривать: если что-то втемяшил себе в голову, то даже третья мировая его не переубедит. Наверное, я никогда не привыкну находиться так близко к нему, и это чувство, что будто бы витает в воздухе, невероятно ценное для меня. Его объятия убаюкивают, с ним надежнее и спокойнее.
– Яр? – шепчу.
– Да, маленькая. – отвечает так же интимно.
– А ты меня любишь? – спрашиваю. Что?! Что я сейчас сказала? Эвакуация, блять! Красная кнопка! SOS! Твою мать, какого черта мой мозг воспроизвёл эту гребанную фразу, когда я даже не думала об этом?! Наверное, это должен быть талант – уметь испортить все за пару секунд. Может он сделает вид, что спит, а я сделаю – что поверила ему? Яр, пожалуйста, усни! Идиотка!
– Может быть ты начнёшь дышать? – провёл ладонями по моей спине, а я рвано выдохнула. – Молодец. – поцеловал в затылок. – Люблю. – ни капли не поколебавшись ответил. – А теперь спи. Спокойной ночи.
Спокойной ночи?! Он в своём уме? Да я же теперь и не усну вовсе. Неужели было сложно притвориться спящим?! Кто так делает-то?
– Ира, спи. – его голос вновь вывел меня из мыслей. – Завтра подумаешь о том, какой я чудесный.
– Но. – он снова не дал мне договорить. Да что такое-то?!
– Я сказал, завтра. Все. – припечатал и продолжил поглаживать спину.
– Да что ты меня все время перебиваешь? – попыталась отстраниться, уткнувшись ладонями Яру в грудь.
– Не надо преувеличивать, не все время. Сейчас я просто не считаю нужным сотрясать воздух, мне завтра на работу рано и тебя еще отвозить. – отчитал. – Вот что ты хотела сказать?
А я не помню, что хотела сказать! И вообще, сказал спать, теперь все, слушаю и повинуюсь. От какой-то детской обиды, эмоционального напряжения последних дней и расшатанных нервов слезы уже сами покатились. Как же я устала от них, но еще больше – от самой себя. Как же надоело быть морально слабой истеричной дурой.
– Отпусти, пожалуйста. – сбрасываю его руки с себя. – Мне нужно в туалет. – не хочу, чтобы он понял, что я снова плачу.
– Ир? – настораживается.
– Все в порядке. – заверяю его и выхожу из спальни, утирая тыльной стороной ладони влагу из глаз. Сажусь на крышку унитаза и пытаюсь просто выровнять дыхание. Там, где ровное наполнение легких, там и спокойный эмоциональный фон. Облокотившись локтями на колени, спрятала лицо в ладонях. Не хочу ничего. В какой-то момент я просто начала клевать носом, и меня сразу же подхватили на руки.
– Прости. – выдохнула Яру в ключицу, засыпая прямо в его объятиях. – Я сама себя дико раздражаю. Может ты меня усыпишь до лучших времен?
– Как ты себе это представляешь? – тихо усмехнулся.
– Как суслика. – предложила. – Или это сурки. – задумалась, вновь заползая под одеяло. – Яр, а ведь есть еще и сурикаты. – оповестила парня куда-то в ребро, обнимая его рукой, пока он устроился на спине. – Ты когда-нибудь видел сурикатов?
– Нет. – я чувствовала, что он улыбается.
– Ты обязательно должен их увидеть. Они очень милые. – заключила и провалилась в «спячку», словно один из столь любимых мною пушистых зверьков.
