Текст книги "Людены, или Великая Октябрьская Социалистическая Контрреволюция (СИ)"

Автор книги: Эли Эшер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Что же произошло (на примере СССР)

Известный американский политолог Наум Хомский в своей книге «Чего действительно хочет дядя Сэм»[11]11
  См. [11] стр. 91.


[Закрыть] говорит следующее:

Можно спорить о значении слова «социализм», но если оно и значит что-нибудь, то оно означает контроль производства самими рабочими, а не владельцами или управленцами, которые правят ими и контролируют все решения…[12]12
  Перевод автора. Оригинал звучит так:
  One can debate the meaning of the word «socialism,» but if it means anything, it means control of production by the workers themselves, not owners and managers who rule them and control all decisions, whether in capitalist enterprises or an absolutist state.
  Интересно также такое замечание Хомского:
  To refer to the Soviet Union as socialist is an interesting case of doctrinal doublespeak. … In any meaningful sense of the term «socialism», the Bolsheviks moved at once to destroy its existing elements. No socialist deviation has been permitted since.
  В переводе это означает: «Говоря о Советском Союзе как социализме представляет собой интересный случай двойного стандарта… В любом осмысленном значении термина „социализм“, большевики первым делом уничтожили существующие элементы [социализма]. В дальнейшем, никакие отклонения в сторону социализма не дозволялись.»
  Конечно, нужно понимать, что Хомский в данном случае говорит о некоем идеалистиченом «социализме», при котором рабочие «напрямую» осуществляют контроль над производством (попросту говоря, каждая кухарка управляет государством), ничуть не более реальном чем «коммунизм». Тем не менее, его сентимент весьма интересн в контексте нашего исследования.


[Закрыть]

Вот в этом – «управленцами» и зарыта изрядная собака. Если определять социализм именно так, то да, социализма не было никогда и нигде, если не считать первобытно-общинный строй, когда каждый владел своим каменным топором. Вот только Маркс никогда не говорил этого «или чиновнику». У него все было просто, «принадлежат не капиталисту, а всему обществу!» А как, извините, это общество будет осуществлять свое право собственности он совсем не говорил.

Так как же? Всенародным референдумом решать какого размера делать гайку на каждом унитазе? Немного дороговато, даже с современным состоянием информационных технологий. Выбрать депутата? Уже теплее. Только если на каждую гайку по депутату выбрать, то кто ж работать будет? Значит как? Правильно, выбрать депутата, который назначит чиновника. А почему?

Маркс был совершенно прав насчет концентрации производства. Оно действительно происходит. А куда деться-то? Массовое производство действительно значительно дешевле чем мелко-кустарное или даже классическое фабричное с полуручным трудом и небольшими партиями производимого товара. А это означает что? Очень много народа, который должен работать синхронно.

Вспомним, что было при рабовладении, когда нужно было задействовать одновременно очень много народа. Например, при строительстве пирамид. А происходило то, чего следовало ожидать. Один начальник не справлялся с управлением тысячами людей. На эту проблему человечество давно нашло решение – опосредованное управление. Это когда конкретный раб подчиняется не фараону или там главному архитектору пирамиды, а своему десятнику (или там дюжиннику или восьмушкину, не важно), те в свою очередь подчиняются сотнику, сотники, если требуется – тысячнику, ну и так далее до главного архитектора на самом верху.

Другой пример, когда нужно управлять одновременно большим количеством людей – это армия. Ну, тут даже и комментировать не надо, опосредованное управление в чистом и натуральном виде.

Однако строившие пирамиды рабы составляли незначительную часть рабов всего Египта и не представляли собой систематического фактора в экономике. Это не говоря уж о том, что вроде бы и не рабы это были, а те же крестьяне в межсезонье, когда на полях делать было нечего. А уж их десятники и сотники и подавно систематической частью общества не являлись. Армия, конечно, представляла из себя очень серьезный фактор в обществе, в частности именно потому, что эта была единственная серьезно организованная сила, однако в производственных отношениях армия не участвовала, так что к отношениям производительных сил и производственных отношений имела достаточно посредственное отношение. В основном если требовалось подавить какой-нибудь бунт или когда армии поставлялись товары. Так что оба примера больших организованных масс людей до конца девятнадцатого века заметного влияния на производительные силы не имели.

Когда в конце девятнадцатого века концентрация рабочих выросла более критической величины, стандартная система управления заводами при помощи господина Владельца, господина Инженера, и господина Мастера цеха перестала работать. Просто потому что рабочих стало слишком много. Да и «капиталист» уже не мог столь эффективно осуществлять прямой контроль над производством как в былые дни, когда он ходил по фабрике и собственноручно увольнял нерадивых работников.

Давайте повторю подробнее, поскольку это очень важно. Как было? Фабрика – это просто сарай, капиталист гуляет по ней и раздает пинки под зад рабочим, чтобы работали. Прямой контроль капиталиста над производством. Как стало? Огромные корпуса с тысячами рабочих. Капиталист при всем желании управиться с этим сам лично не может, поэтому у него нанята иерархическая пирамида менеджеров, которые бизнесом не владеют, но от имени капиталиста всем распоряжаются. Причем, сам капиталист в большей части вообще понятия не имеет как они распоряжаются и что вообще происходит. А если еще и компания открытого типа, с тысячами акционеров, каждый из них владеющий крошечной долей компании, то и возможности у этого «общественного капиталиста» контролировать, что же делают менеджеры вообще по сути нет.

Теперь видите, что изменилось в производительных силах? Система управления! Что бы вы ни думали, глядя на своего менеджера, он – часть производительных сил, а именно ее системы управления. Без менеджеров, контролирующих и направляющих работу организации в современном обществе не может функционировать ни одна сколько-нибудь заметная организация.

Внедрение менеджмента происходило еще по одной причине – глобальной специализации работников. Все в мире стало сложнее, каждый работник был вынужден учиться, прежде чем мог быть использован в производстве. Наиболее сложные работы требовали соответственно большего времени обучения. Так университеты (институты, колледжи, и т. д.) из заповедников, производящих экзотическую внеклассовую прослойку – интеллигенцию – превратились в поставщиков высокоспециализированных работников – инженеров и менеджеров.

Очень быстро выяснилось, что специализированный обученный работник делает свою работу значительно лучше, быстрее, и эффективнее, чем неспециализированный и необразованный, если тот вообще способен справиться с такой работой. Вскоре после этого выяснилось, что управление рабочими, а также кучей других вещей вплоть до торговых операций и инвестиций, также является работой, где обученный специализированный работник лучше. Капиталисты, пытавшиеся делать все по старинке сами, постепенно обнаружили, что конкурируя со специалистами они потихоньку перестают быть капиталистами.

Такой естественный отбор привел к тому, что управление оказалось в руках специалистов по управлению – менеджеров. Вначале незаметно, а затем все более и более очевидно менеджмент стал контролировать производство, торговлю, финансы, т. е. все, что раньше контролировал капитал.

Теперь давайте внимательно посмотрим, что произошло в России в конце девятнадцатого – начале двадцатого века. Концентрация производства, как справедливо заметили классики, в России имела место в полной мере. Конечно, чтобы удовлетворить производственные нужды, фабрики и заводы вводили некоторую степень опосредованного управления, но только в пределах необходимых для непосредственного производства. Они может и делали бы иначе, но менеджмент не был еще изобретен, ну что тут поделать? В конце концов наши предки долго сидели без огня пока не догадались его использовать. Вот это потеря. А менеджмент… Неужто так-таки без него и не прожить было?

Рассмотрим два примера, чтобы понять в чем проблема с этим вопросом. Представьте себе горное ущелье, перегороженное плотиной. С одной стороны – озеро, с другой стороны – долина. Теперь представьте себе дырку в плотине. А теперь задайте себе вопрос: что, долина таки не может прожить без наводнения? Может, и очень даже хорошо. Но свято место пусто не бывает, и если не заделать дырку в плотине или не спустить воду из озера каким-нибудь способом, то долину зальет. Другой пример, еще более подходящий к ситуации. Допустим вы оказались в доме полном тараканов. Что вы, прожить не можете без тараканов? Можете, и очень даже хорошо. Но вы роняете крошки и прочую еду. Выбор у вас в результате очень простой – или вы прибираете крошки и прочий мусор сами, или найдутся экспроприаторы на ваш мусор, и уберут его без вас. Просто кто-то должен убирать мусор – это пустая экологическая ниша, которая «пуста не бывает». Заметим, что если дом многоэтажный и многоквартирный, то проблема усугубляется, поскольку все, повторяю – все жильцы должны убирать мусор, или все будут наслаждаться обществом тараканов.

Теперь к чему мы эти примеры рассматриваем? А вот к чему. Согласно «отцу американского менеджмента» Питеру Дрюкеру любой менеджмент имеет три функции или измерения[13]13
  См. [13] стр.14–17 «The Dimensions of Management»


[Закрыть]:

* Миссия – необходимо знать, чем же этот бизнес собственно говоря занимается, и ответить на этот вопрос может только менеджмент.

* Эффективное управление ресурсами, в том числе и работниками.

* Социальная функция – предвидение социального эффекта данного бизнеса на общество и управление этими последствиями во избежание фатальных последствий для бизнеса.

Как видите, в российском производстве начала двадцатого века присутствовало только функция номер 2, а остальные, особенно третья, были незамечены. А функции эти – это социальные «экологические» ниши, которые или вы заполняете сами (например, вынося мусор) или заполняются самозванными помощниками (например, тараканами.) Российское производство игнорировало социальную функцию менеджмента и уделяло недостаточно внимания вопросу прав и жизненного уровня рабочих, уже являвшихся важнейшей частью производительных сил. Вы уже догадались, что за тараканы завелись в российской экономике конца девятнадцатого-начала двадцатого века? Правильно, социал-демократы, эсеры и прочие защитники рабочего класса. Ниша оказалась такой сытной, что среди тараканов даже разгорелась война за ресурсы, в которой победила партия большевиков. Ну, и что случилось дальше, мы знаем. Победив, они присвоили себе все три функции менеджмента – определение миссии, управление ресурсами и управление социальными процессами.

Кстати, интересной гипотезой является то, что революция семнадцатого года и последующая Гражданская Война, а в некоторой мере и революция 5-го года тоже, являлись вовсе не сменой общественного строя, который уже и так становился в терминах классиков марксизма «пролетарским», а войной уже упомянутых тараканов за право заполнения ниши менеджмента и управления ресурсами страны. Нет, конечно, была, скажем, партия монархистов. Ну и что? Думаете, много бы изменилось, если бы вместо генерального секретаря сидел царь, и не в Москве, а в Питере? Собственно наверняка изменилось бы, и скорее всего было бы несколько получше, но не в плане общественного строя, который уже все равно становился «пролетарским» безо всяких революций. У меня нет точных цифр и фактов на руках, чтобы доказать или опровергнуть эту гипотезу, но сама по себе она выглядит любопытно.

Теперь, давайте для проверки выясним, а удовлетворяют ли пролетариат и большевистская партия определениям классов, как классов производственных отношений?

Прежде всего, и те, и другие несомненно отличались от пролетариев и капиталистов в буржуазно-капиталистическом обществе. Пролетарии формально владели всей страной. «Формально», конечно, не радует, ну да такая уж судьба, похоже, у любой общественной собственности. Да и возможность на что-то влиять у них была, а это основной признак собственности. Так что владели, а у капиталистического пролетария не было тогда ничего, кроме своих цепей, по крайней мере если говорить о средствах производства. Управленцы, иначе называемые «номенклатура» в свою очередь не владели напрямую и единолично ничем, они были такие же «сособственники» всей страны как и пролетарии. Так что капиталистами они, очевидно, не являлись. Словом, налицо была действительно смена социального строя и появление новых классов, что в общем-то и так очевидно.

Обратим внимание на интересную особенность, новая элита формально ничем не отличалась от управляемого класса. Так же формально владела коллективно всем, так же лично не владели ничем, по крайней мере из средств производства, точно так же являлись наемными работниками… Вот только жила лучше, что явно указывает на некое перераспределение прибавочного продукта.

Ну, то, что номенклатура явно съедала ощутимую долю прибавочного продукта и уж, во всяком случае, контролировала его распределение, у кого-нибудь есть сомнения? Вспомним хотя бы, те у кого есть что вспомнить, как жили всякие завмаги, красные директора, партийные бонзы… Давайте так, если сомневающихся окажется так много, что меня именно за это маленькое допущение завалят гнилыми бананами, то я эти бананы продам, на полученные деньги возьму отпуск, и займусь исследованием вопроса сколько же номенклатура себе присваивала. Чтобы иметь факты и ссылки на документы для Фом Неверующих. А пока что я подозреваю, что этот факт ни у кого, кто в своем уме, больших сомнений в любом случае не вызовет. Так что и не будем отвлекаться.

Итак, в СССР было два класса – трудовой народ (нерушимый союз рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции) и номенклатура она же бюрократия она же правящая элита она же руководство любимой партии и государства, и т. д. Список можно продолжать как на объявлении в розыск закоренелого рецидивиста, но главное тут, что вы поняли о ком я говорю. Как и при остальных социальных устройствах, народ работал, а власть присваивала прибавочный продукт.

Как она присваивала этот продукт? Что в производственных отношениях это позволяло? Они не владели другими людьми как рабами, по крайней мере официально. Они не владели землей, опять же, по крайней мере официально. Они не владели ни капиталом, ни производством, тоже по крайней мере официально. Зато они распоряжались людьми, землей, капиталами и производством. Они были специализированные наемные работники, функцией которых было распоряжаться людьми, землей, капиталом, производствами и другими ресурсами. Это была их работа. Неудивительно, что за такую работу была некоторая конкуренция, равно как и то, что делающие ее распоряжались оными ресурсами немного в свою пользу. А часто и не так уж немного. Что было их богатством? Размеры ресурсов, им доверенных, положение в иерархии, и малозаментный тогда, но очень важный ресурс – сетевое влияние. Сетевое влияние – это знакомства, связи, люди у власти, которые могут тебе помочь, выручить, приподнять. Так уж оказалось, что новая мировая система менеджмента базируется на сетевых связях элиты, этакий человеческий Интернет. А вы думали, почему большинство президентов США второй половины двадцатого века – выпускники или Йеля, или Гарварда, См. «Приложение А. Образование президентов США XX века», кстати, эти данные интересны еще и по другим причинам. Впрочем, мы забежали вперед, пока что мы говорим о безоговорочно социалистическом СССР.

Ну-с, дорогой читатель, что же мы презрительно пожимаем плечом? А? Не верите? Нелогично, да? А, ну-ка, ну-ка, о чем вы там говорили на коммунальных кухнях в 70-х? Déjà vu? Это уже лучше. Когда память начинает восстанавливаться – это первый признак выздоровления. В тот-то дело, что «нутром» мы всегда чувствовали, что нас обирают. Вот только сказать, да доказать это научно не могли. Так уж вышло, что единственная наука, которая могла это объяснить и доказать – тот самый марксизм – была настолько дискредитирована мощнейшей поддержкой власти, что ее просто никто не воспринимал всерьез. Неглупо, очень неглупо со стороны властей, не правда ли?

Что-то еще? Все равно не кажется убедительным? И правда, чтобы эта власть нас, таких умных, да так надула? Как младенцев. Хуже, как марионеток. В это действительно трудно поверить. Я вас обрадую, дальше будет хуже. Когда вы прочитаете кто, и как, и почему устроил перестройку, вы будете себя чувствовать точно так же, как я, когда понял это первый раз. То есть, полными идиотами. Это ничего, это пройдет. Главное – что вы это поймете, а многие – нет. Хорошо смеется тот, кто смеется последним, а у нас надежда еще не пропала.

От себя должен еще добавить, что звучит это так, будто я плохо отношусь к Советскому Союзу и жизни в нем. Это не так. Просто, если любишь свой дом, нужно быть способным видеть мусор на полу. Иначе его не выбросить. А чтобы его чинить, нужно знать как он устроен. Даже если в устройстве и есть конструктивные недостатки. И последние три параграфа лирических отступлений предназначены для того, чтобы дать вам время это устройство переварить в уме, сравнить два и два, сложить, проверить что получается четыре…

Мы вернемся к этому интереснейшему общественному строю еще много раз дальше в этой книге, а пока что давайте просуммируем его основные черты, как мы уже делали раньше:

Старый строй: буржуазно-капиталистический.

Новый строй: социалистический.

Старый критерий богатства: деньги.

Новый критерий богатства: управляющая позиция внутри производительных сил, контроль над ресурсами, сетевое влияние.

Что изменилось: сверхконцентрация капитала и производства сделала невозможными старые методы управления.

Критическое изменение: новые способы управления производством, самоуправляемое с точки зрения владельца капитала производство, торговля, и капитал.

Критическое социальное изменение: Специализированные наемные работники осуществляющие управление (менеджмент) производством, торговлей и капиталом.

Эффективный ареал влияния критического изменения: трудно сказать определенно, но судя по СССР, везде, где человек может существовать, с сильным стремлением распространиться и туда, где не может, вроде Арктики, Антарктики, и космоса.

Циклический характер развития капитализма

Давайте теперь немного вернемся вспять и изучим еще одну интересную особенность капитализма, которая пригодится нам при изучении социализма. А именно, циклический характер развития капитализма. Хорошо известно, что основной проблемой капитализма являются периодические экономические кризисы. Во времена Маркса они назывались кризисами перепроизводства. С тех пор страны, которые мы традиционно считаем каиталистическими, сильно изменились, и их кризисы стали уже совсем ни на что не похожи, и уж явно не объясняемы простой моделью, описанной Марксом (равно как и до него.) Однако мы сконцентрируемся на тех кризисах, которые были в те времена, поскольку тогда была чистая форма капиталистических кризисов, и на них мы можем научиться кое-чему о социализме тоже.

Деньги-товар-деньги

Оборот капитала при капитализме очень простой: на деньги производится товар, продается, получается опять капитал, на него опять производится товар, опять продается, ну, и так далее.

При этом, капиталист присваивает себе прибавочную стоимость на каждом цикле за счет того, что товар продается по цене выше, чем все суммарные затраты на его производство, транспортировку, и продажу.

Вот так все и крутится, деньги-товар-деньги-товар-деньги… И капиталист все богаче и богаче… Все просто, правда?

Кризисы перепроизводства

Просто да не просто. Давайте рассмотрим пример. Упростим ситуацию до одного капиталиста и одного рабочего. На рынке труда один рабочий – Джо, на рынке капитала один капиталист – Пит. У Джо нет ни копейки, то бишь, ни цента, у Пита есть 100 долларов. Предположим также что у Пита есть маленькая фабрика на одного рабочего со всем необходимым инвентарем. Пит нанял за 50 долларов Джо произвести сырье, а затем еще за 50, чтобы произвести из этого сырья какой-то товар. Ну, например, вырастить пшеницу и сделать из нее хлеб. Получилось хлеба на 120 долларов. У Пита денег больше нет, только хлеб на 120 долларов. У Джо – 100 долларов, которые он получил от Пита. Джо при всем желании может купить хлеба только на 100 долларов, больше у него нет. И что же делать с оставшимся хлебом на двадцатку? Ну, положим на 10 долларов Пит съест сам, а остальное?

Дальше хуже. Утешенный тем, что по крайней мере получил обратно свои деньги, и еще получил какой-никакой прокорм, Пит снова повторяет всю эту нехитрую операцию. Джо опять покупает на 100 долларов, а Пит остается с черствым хлебом на 10 долларов плюс еще свежим хлебом на 10 долларов.

Понятно, что если это будет продолжаться, то лучше не станет. Если правительство отберет в ходе дела где-то чуток этих денег, то потом тут же все равно выплатит их Джо за какую-нибудь работу на них. Так что разницы не будет, и невостребованная горка товаров будет продолжать расти.

Вот это и называется капиталистическим кризисом перепроизводства.

В реальной жизни все, конечно, несколько сложнее. Из-за того, что на рынке много и рабочих, и капиталистов, капиталистические предприятия конкурируют друг с другом. Это означает, что если Пит поставил дело хорошо, то он не только получит свои 100 выплаченные Джо, но еще и 20, которые какой-то другой капиталист выплатил своему рабочему. В результате Пит сможет расшириться и в следующий раз получить 140, и т. д. Другой капиталист при этом, понятное дело, постепенно разорится, но Пит расширяя производство будет вынужден нанять и того рабочего, который работал на этого другого капиталиста, так что некоторое время все будет в порядке. Но все равно в чисто капиталистической модели рано или поздно Пит в компании с несколькими другими счастливчиками загребет все деньги и все упрется в ту самую патовую ситуация с Питом и Джо.