Текст книги "Людены, или Великая Октябрьская Социалистическая Контрреволюция (СИ)"

Автор книги: Эли Эшер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

От земли к деньгам – «Люди гибнут за металл!» (право денег)

Феодализм – это очень стабильный строй. Не очень хороший, но стабильный. В Китае он держался тысячелетиями. Разделение общества на хорошо вооруженное и тренированное убивать привилегированное меньшинство и бессильное малообразованное быдло позволяло сохранить этот строй в самых разных условиях от технического регресса Средних Веков до конца девятнадцатого-середины двадцатого века с их всепроникающим агрессивным капитализмом.

Переход от феодализма к капитализму является главным прототипом, на изучении которого по сути и был построен марксизм начала двадцатого века. Поэтому этот переход очень хорошо изучен. По крайней мере в Европе и Америке. По давней европейской традиции, теоретики марксизма не удосужились рассмотреть весь остальной мир, что несколько отразилось на качестве полученной теории, хотя и не помешало выявить базовые закономерности.

Итак, главным примером развития капитализма были европейские страны. Если рассматривать только социальную сторону перехода к капитализму в этих странах, то между ними видно не так уж и много общего:

Нидерланды – земли мало, так что и крестьян мало. Зато много путешествующих купцов и ремесленников. Да тут еще испанская инквизиция насела… Поневоле взбунтуешься.

Англия – лорды бросились сгонять крестьян с земли и выращивать овец на шерсть. Согнанных с земли крестьян казнили на перекрестках за бродяжничество. Одновременно появилось много купцов и владельцев мануфактур, которых доставала воротившая нос знать, поскольку они сами хотели воротить нос. В общем, опять же, поневоле взбунтуешься.

Франция – король разорил страну, так что крестьянам стало совсем плохо. Да еще лавочники в Париже недовольны «благородными» хамами, которые могут любую лавку привести в запустение. Да еще налоги страны на годы запроданы откупщикам да банкирам (финансовой буржуазии), от чего крестьянам еще хуже… Словом опять, поневоле взбунтуешься.

Германия – тут все было совсем по-другому. Во-первых, у аккуратных немцев с самого начала были мухи отдельно, а компот отдельно. Сельские местности под правлением всяких курфюстов и более-менее вольные города с ремеслами и купцами еще со времен Ганзейского союза. Опять же, революцию тоже непонятно как и вести, пока всех королей, королят, и королюшечек германских переказнишь – на это же никакого времени не хватит. Т. е. бунты время от времени и там были, но мелкие, местного масштаба и на революцию явно не тянущие. А откуда взяться национальному масштабу, если вся страна уже давно разбита на множество мелких княжеств да королевств? Так что революцию пришлось устраивать сверху путем объединения страны, чем и занимался небезызвестный Отто фон Бисмарк[10]10
  Отто Эдуард Леопольд, фюрст (принц) фон Бисмарк, граф фон Бисмарк-Шонхаузен, герцог фон Лауенбург, премьер-министр Пруссии (1862-73, 1873-90), основатель и первый канцлер Германской Империи, см. [44].


[Закрыть]. Для объединенительных, а затем завоевательных войн потребовалось конкурентоспособное вооружение, так что буржуазию отнесли к полезным элементам и дали ей развиваться. А уж потом, в ходе и в результате поражения в Первой Мировой произошло изменение системы правления.

Австро-Венгрию объединять было не нужно. Хотя бардак там тоже имел место, и не меньший чем у западных немцев. В результате Первой Мировой Войны она развалилась на части, одновременно со сменой системы правления.

Словом, сравнивая внешние проявления перехода к капитализму в Европе, не так просто вывести общую картину. Кстати, сам Маркс базировался в основном на Англии, что и понятно – он там долго жил, да и фабрика принадлежавшая Фридриху Энгельсу была основным источником существования их обоих. Так что об эксплуатации он знал, можно сказать, из первых рук.

Но все же, давайте попробуем разобраться, что же послужило причиной перехода к капитализму?

Простой ответ – орудия труда, положившие начало промышленному производству. Первым, по распространенному мнению, был изобретенный в Англии ткацкий станок. Это был не примитивный домашний станок, известный еще в средние века, а сильно усовершенствованная модель, работавшая от внешнего привода (не ручная) и со значительно более высокой производительностью труда. Критической новой частью ее, также принципиально повлиявшим на производительность труда, был челнок, но для нас это не так важно. Важны же два фактора:

Во-первых, станок требовал больше места, чем доступно в обычном доме. Один внешний привод чего стоит! Мельницу или плотину ведь возле каждого дома не поставишь. Да и паровые машины, когда были изобретены, тоже немало места занимали. Кроме того, такой станок был слишком дорог для домашнего хозяйства. Так что пришлось ткачих и ткачей собирать вместе в большом специально сделанном для этого здании – фабрике, или как тогда называли – мануфактуре. Как вы уже догадались, и фабрика, и станки на ней принадлежали не ткачам, а другому человеку. Соответственно, вместо производства ткани на своем оборудовании из своего материала на свой риск, а затем продажи его, ткачи работали за плату в помещении и на оборудовании фабриканта, производя продукт из сырья фабриканта, которому принадлежала продукция, и который ее и продавал. Как читатель уже, возможно, догадался, так появились новые классы – рабочих и капиталистов.

Во-вторых, полученная качественная, доступная и дешевая ткань продавалась в больших количествах как в самой Англии, так и во многих других странах. Что это означало? Это означало, что каждый, кто хотел покупать эту ткань, должен был иметь деньги. А чтобы иметь деньги, он должен был либо что-то производить и продавать, либо что-то с выгодой перепродавать, либо финансировать под проценты первые две категории. Так, кстати, появилось три основных категории капиталов – промышленный, торговый и финансовый. Но главное, это то, что, капитализм стал проникать в остальные страны Европы и вообще всюду, куда проникал английский купец.

Теперь вернемся к рабочим и капиталистам. Рабочий разительно отличался от крестьянина в своем отношении к средствам производства. Крестьянин владел своими средствами производства, кроме главного – земли. Рабочий не имел ничего. Крестьянин владел продуктом своего труда, рабочий – нет. Доход крестьянина был в произведенном продукте минус то, что пришлось отдать на покрытие затрат и поборы, в первую очередь феодалу. Доход рабочего – это зарплата, плата которую капиталист платит рабочему за его работу на него.

Так же отличались и капиталист от феодала. Феодал, по сути, владеет лишь землей, капиталист владеет всеми используемыми на его фабрике средствами производства, кроме рабочего. Он же владеет также сырьем и конечным продуктом, а феодал – нет, он только получал часть продукта в качестве платы за пользование землей. Феодал был богат землей, на которой жили крестьяне. Капиталист был богат деньгами и овеществленными деньгами – средствами производства.

Читатель, наверное, уже заметил, что рабочий по своему положению оказался значительно ближе к рабу, чем к крестьянину. Почему? Помните, почему крестьяне сменили рабов? Большие территории, которые трудно постоянно контролировать. А какие территории на фабриках? Да никаких, все рядом под бдительным оком. Так что никакой причины для автономности работника нет и быть не может. Более того, действия рабочего на фабрике жестко координированы с действиями других рабочих, и эта координация требует известной квалификации. Так что даже при желании, рабочему XVIII–XIX века самостоятельности в его деятельности было не предоставить.

Но почему же тогда не восстановилось рабство? Ведь условия стали вроде бы те же? Те же, да не совсем. Если брать раба и его орудия труда, то основная стоимость приходилась на раба, а орудия труда – палка, мотыга, корзина для переноса тяжестей – по сравнению с рабом стоили недорого. В случае капитализма картина как раз обратная. Фабрика со станками стоит много, а рабочих на улице – пруд пруди. Скажем, если у вас есть золото и куча навоза, в чем вы будете мерить ваше богатство? В золоте, верно? Вот и тут такая же логика.

Но все же, даже если рабочие и недороги, почему бы все-таки не сделать их рабами или не привязать к фабрикам, как раньше к земле. Пробовали, не получается. Рабы и крестьяне имеют тенденцию размножаться, причем появившиеся новые рабы и крестьяне так же принадлежат тому же хозяину. Этих новых рабов надо кормить, даже если они тебе и не нужны. А до того как они вырастут и смогут быть использованы в производстве, они хозяину в общем-то не нужны. Продавать их тоже хлопотно. Заметьте, что простои могут происходить и по другим причинам – сокращение сбыта и производства, например. В этих условиях раба кормить все равно надо, а рабочего можно просто выставить на улицу. Содержать раба на самом деле дороже чем платить зарплату, особенно если предложение труда большое. Раба надо содержать так, чтобы он и завтра и послезавтра работал, а рабочий, если от истощения заболеет и помрет – потеря небольшая, за воротами еще сотни таких дожидаются. А если вдруг спрос большой и нужно фабрику расширять? Где столько новых рабов накупить? Словом, куда ни кинь, а наемный рабочий удобнее раба, с которым одни хлопоты да головная боль. Да и в целом для общества куда полезнее рабочие, которые свободно мигрируют вслед за капиталом и рабочими местами. Собственно, если заметить, то рабочие не так уж сильно в остальном и отличаются от рабов – просто они торгуют собой сами, и не оптом, а в розницу.

Есть у наемного рабочего и еще одно огромное преимущество. Для начала, раб по природе своей необразован. Вы, конечно, читали, что в Риме рабы использовались и как преподаватели, и как управляющие, но такие рабы были скорее исключением. Масса же рабов была неграмотна и даже искусство счета у них часто не выходило за рамки бытовых операций с деньгами. А еще, что важно, раб не был заинтересован в результатах своего труда. Даже если господин и одарит его монеткой, большого смысла прятать эту монетку на черный день у него нету, поскольку монетка эта ему все равно не принадлежит, ее из него запросто могут вытрясти как только у хозяина сменится настроение. Нет у него и стимула беречь орудия труда – если сломается эта штуковина, к которой он прикован, чтобы крутить, у него просто будет немного отдыха, пока ее не починят. У рабочего картина совсем другая. Во-первых, если его станок сломается, то и зарплаты он не получит. Во-вторых, если ему дать чуть больше денег, чем абсолютно необходимо, то он их спрячет дома в подушку на черный день, а то и в банк отнесет, и, заметьте, будет этим фактом чрезвычайно доволен. Поскольку эту денежку у него никто напрямую уже не отнимет, и он это знает. Так что и в следующий раз он будет стремиться ее получить. Собственно, за то и работает. Так что простимулировать его куда как легче. Наконец, он просто образованнее раба. Собаке на привязи не нужна математика, ей нужно только уметь выполнять команды «лечь», «встать», «служить», да гавкать на посторонних. А рабочий конкурирует с другими рабочими, он совсем дураком быть не может – поскольку тогда наймут не его. А в промышленном производстве дураки вредны, причем не только в менеджменте. Рабочий, по сравнению с рабом, должен уметь и понимать значительно больше, хотя бы чтобы не угробиться самому и не поломать оборудование.

Теперь вернемся к вопросу, чем же меряют богатство при капитализме? Рассуждения выше позволяют предположить, что капиталоемкими средствами производства. Т. е. человек, у которого сто мотыг, богатым не является, по крайней мере если они не используются на плантации в какой-нибудь отсталой стране, а вот человек с фабрикой – несомненно является. Однако этот критерий очень неудобный. Да и не совсем точный. А корабль – это средство производства? Ведь ничего нового корабль не производит, он только позволяет доставлять товар в другое место, где этот же товар может быть дороже. А деньги – это средство производства? Ведь сами деньги ничего не производят. Но и фабрику, и корабль, и деньги можно использовать для одного и того же – чтобы получить еще больше денег. Путем производства нового продукта, перепродажи уже созданного продукта, либо финасирования первых двух способов. Собственно, мы только что рассмотрели три главных вида капитала – промышленный (производственный), торговый и финансовый. Вот эта способность делать деньги и определяет богатство человека при капитализме. И поскольку все три вида приводимы к одному общему – деньгам, то и меряется богатство при капитализме именно в них.

Кстати, если вы заметили, не всякие деньги – это капитал (то бишь, богатство). Зарплата, которую вы получаете – это не капитал, а так, заборные купоны на долю в общественном продукте. Капиталом они могут стать только тогда, когда они использованы (или хотя бы предназначены) на что-то, что позволит вам делать деньги. Но это опять же напрямую к теме данной книги отношения не имеет.

Старый строй: феодальный.

Новый строй: буржуазно-капиталистический.

Старый критерий богатства: земля, территория с крестьянами.

Новый критерий богатства: деньги

Что изменилось: появились орудия труда, позволяющие производить эквиваленты еды («товары широкого потребления» – сукно) в больших количествах и относительно дешево, но требующие ощутимых начальных затрат капитала и концентрации рабочей силы.

Критическое изменение: удорожание основных средств производства, территориальная концентрация рабочей силы.

Критическое социальное изменение: Наемный труд при частной собственности на средства производства.

Эффективный ареал влияния критического изменения: везде, где можно производить товар, который можно реально где-нибудь с выгодой продать.

Примечание: «реально» означает что товар этот можно туда доставить, а затем действительно продать окупив производство, доставку и прочие накладные расходы.

От денег к праву и леву? – «Я – начальник, ты – дурак!» (право сети)

Ну и наконец, мы пришли к интересному вопросу, а что же последует за капитализмом? Для Маркса этот вопрос был из области прикладной футурологии, для нас же это – история. Причем история, как будем показано дальше, в значительной степени пропущенная и ошибочно интерпретированная.

Что думал об этом Маркс?

Как и раньше в этой книге, я возьму на себя смелость несколько упростить изложение мыслей классика. Хотя бы потому, что если кому охота продираться через запутанный ход мысли оного персонажа и безлично-наукобразный стиль его произведений – искать недолго. Das Kapital доступен в переводах на все языки мира и проблемы прочитать его, кроме времени и занудности текста, нет никакой. Здесь же мы ограничимся сутью учения.

Во-первых, Маркс изложил совершенно верную идею, хорошо известную и до него. Основу капитализма составляет прибавочный продукт. Что это такое? Оборудовал капиталист фабрику, нанял рабочих, купил сырье, на все это потратил X денег. Рабочие произвели товар, капиталист продал его и получил Y денег. Вот этот вот X-Y и есть примерно прибавочная стоимость. Почему «примерно»? Потому что Маркс вдается в тонкие материи различий между «объективной потребительской стоимостью» и ценой. Скажем, если конкурент сгорел и цены подскочили, то потребитель получает тот же самый товар, что и год назад, когда конкурент был на месте, а вот цену платит совсем другую. И наоборот, если появилось много конкурентов, то цена наоборот упадет. Опять же, если продавать купцу, который повезет товар куда-то продавать, то придется и с купцом доходами поделиться, так что опять же цена будет ниже. Но вот чего точно не сделать, это не продать товар по цене, которая превышает некоторый разумный объективный порог. Скажем, никто не будет покупать пылесос, если дешевле нанять горничную для уборки. Вот такой разумный порог Маркс и называет «потребительской стоимостью», в отличие от просто «стоимости», т. е. того, что затрачено на производство и транспортировку товара. А разницу между потребительской стоимостью и стоимостью и называют «прибавочной стоимостью»

Маркс изучает разницу между «прибавочной стоимостью» и прибылью долго и в деталях, но для нас эта разница не так существенна. Да, в зависимости от рынка прибыль может может колебаться, но она напрямую связана потребительской стоимостью, поскольку это единственный систематический фактор, который позволяет всей системе в целом работать.

Возвращаясь к нашим баранам, идея состоит в том, что с развитием капитализма производство все более и более концентрируется, просто потому что это экономически выгодно. Ну, стремятся капиталисты к прибыли – чего тут удивительного? Было бы удивительно, если бы не стремились. А прибыль больше при массовом произодстве. Таким образом, все население быстро скатывается в одну из двух категорий – эксплуатируемое большинство и эксплуатирующее меньшинство. Причем в силу этой самой концентрации производства и капитала, большинство становится все больше, и меньшинство – все меньше. При этом меньшинство все более зверски эксплуатирует большинство.

Здесь следует сделать паузу и отметить, что на самом деле тут имеет место некоторый психологический трюк, поскольку технически эксплуатация – это всего лишь процент прибавочного продукта, который хозяин средств производства отбирает у работника. А важно для человека вовсе не то, что отбирают, а то что оставляют. Если гипотетически предположить, что я произвожу разных благ на 10 милилонов долларов в год, а платят мне из них «всего» полмиллиона, то несмотря на зверскую эксплуатацию в виде 95 % произведенного продукта, мне все равно очень хорошо, и никаких революций от меня никто не дождется. Наоборот, я первый пойду любому революционеру морду бить, чтобы не портил кормушку. А вот если (опять же гипотетически) все что я произвожу – это двадцать долларов (или там шестьсот рублей) в месяц, то даже если их все мне отдать, кому-то мало не покажется. Для примера, Советское государство скрытно отбирало вроде бы более 90 % произведенного продукта, а чего мы требовали в перестройку? Еды?

Так что под эксплуатацией часто подразумевалось не столько процент присвоенного прибавочного продукта, сколько то, что мастер может дать в морду, касса задержать зарплату, а владелец фабрики тебя и за человека-то не считает. И эти два значения незаметно подменяли друг друга в зависимости от того, нужно было «сделать умное лицо» или же «зажечь народные массы классовым негодованием».

У Маркса же на такую двоякую природу был свой ответ. Труд, говорил он, не совсем такой же товар как и остальное. На него, конечно, действуют законы спроса и потребления. Но когда капиталист покупает труд, он старается его купить подешевле. А поскольку и полиция, и армия, и суды в капиталистическом обществе служат капиталистам, то рабочий оказывается в не очень выгодном положении при такой торговле. То есть по сути, наемный работник всегда в капиталистическом обществе будет полуголодным. Таким образом получается «эксплуатация» во втором смысле. Ну, а в первом она неизбежна просто потому, что ни один капиталист не будет вкладывать капитал без прибыли, а прибыль невозможна без присвоения прибавочной стоимости. Так что, обирать рабочих будут неизбежно, откуда следует «эксплуатация» номер один.

В любом случае, независимо от значения термина «эксплуатация», главная идея была проста и стара как мир: если НАС так много, а ИХ так мало, то рано или поздно, МЫ возьмемся за руки и набьем ИМ морды. Собственно, история этот вывод и не отвергала. Еще в древнем Египте именно так временами происходили смены династий фараонов. Новым, с точки зрения Маркса, было то, что набив морды капиталистам вовсе необязательно выбирать новых фараонов и начинать все сначала. С его точки зрения, корнем проблемы было то, что капиталисты отбирают прибавочный продукт за счет того, что владеют средствами производства. А стало быть если в ходе мордобития средства производства отобрать и сделать общими, то и прибавочный продукт отбирать будет некому. Следовательно доставаться он будет рабочим, и тут-то и наступит всеобщее изобилие, счастье, и полные штаны мирового братства народов.

Надо признать, что изменение в производительных силах – концентрация производства – действительно имела место. Правда, с полными штанами мирового братства, как мы уже знаем, как-то не сложилось. Так что прошу обратить внимание, что так думал Маркс, а не автор данной книги. Мы же, обладая историческими знаниями, что же именно произошло, можем сделать немного другие выводы. В конце концов, как хорошо известно, интерпретировать уже произошедшие события значительно легче, чем предсказывать будущие.