Текст книги "Королевства Драконов I"

Автор книги: Элейн Каннингем

Соавторы: Эд Гринвуд,Пол Кемп,Лиза Смедман,Ричард Бейкер,Томас Рейд,Роберт Сальваторе,Кейт Штром,Дон Бэссингтвейт,Эдвард Болм,Джесс Лебоу
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Он ворвался в комнату как вихрь, в поиске разбрасывая шёлковые одеяла, богато вышитые одеяния и бухгалтерские  книги. Он знал, что то, что он хотел найти, было где-то здесь. Не беспокоясь о производимом шуме, он начал обыскивать кедровые сундуки, просто вытряхивая их содержимое на пол. Но с каждым мгновением, когда он ничего не находил, его расстройство росло. В его разум начали втыкаться холодные стальные иголки сомнения. А что, если он ошибся?

И всё же он продолжал поиски, оставляя на своём пути след разрушения. Наконец он добрался до простой соломенной кровати в углу комнаты. Он со злостью разорвал матрас, разбрасывая старую солому. Он уже собирался разломать каркас кровати, когда, среди соломы, он заметил маленький свёрток бумаги. Когда он увидел знакомые, аккуратные линии почерка Брата Арранота, он чуть не издал победный вопль.

Мне теперь ясно, что Валерикс, оставаясь в монастыре,  преследует какие-то более потаённые цели, нежели просто коммерция. Я и раньше подозревал, что он может быть членом культа дракона, но сегодня я обнаружил доказательство. Как только брат Аббат вернётся из деревни, я должен немедленно сообщить ему об этом. Мне остаётся лишь надеяться, что я успею.

Пока Драккен читал отсутствующую страницу журнала, его руки чуть ли не дрожали. Валерикс… культист! Теперь всё обретало какой-то смысл. Он должен пойти к аббату и …

Звук медленно аплодирующих ему рук заставил полу-дракона застыть на месте.

– Прекрасно, мой чешуйчатый друг, – раздался знакомый голос торговца, который, казалось, эхом разносился по комнате. – Отлично сработано.

Драккен повернулся на голос. Торговец Валерикс стоял у входа в комнату и его жирное лицо лоснилось от жирного пота. Губы мужчины были поджаты в полу улыбку.

– Вижу, тебе удалось пережить встречу с моими компаньонами, – сказал он. – Какой позор, но, я полагаю, это было довольно ожидаемо.

Полу-дракон сделал шаг вперёд. С его губ сорвался вопрос:

– Почему ты…?

– Да ладно, – прервал его торговец с хрипотцой в голосе. – Ты определённо не так глуп, верно? Ты прочитал журнал Арранота. Он прав. Я посланец Культа Дракона. Меня направили сюда проследить как продвигаются дела у Шкуродёра и тут я обнаружил тебя.

– Арранот, – продолжил он, размахивая своими пухлыми пальцами, – просто встал у меня на пути.

Драккен сделал ещё шаг вперёд, обнажая зубы.

– Я сам тебя прикончу, – почти прорычал полу-дракон. Зверь внутри него снова был выпущен из клетки.

– На твоём месте я бы контролировал свой гнев, – отчитал его Валерикс с улыбкой на заплывшей физиономии.

– Да что ты об этом знаешь, – прорычал полу-дракон. Его пальцы дёрнулись с импульсом разорвать этот кусок сала на части. Драккен почувствовал, как его контроль над собой слабеет и он с ужасающей определённостью понял, что если он сейчас поддастся ярости, его личность окончательно растворится.

– Больше, чем ты можешь себе представить, – ответил культист. – Те наёмники должны были оставить в погребе ещё одно тело, убитое в точности, как Арранот. Я думал, этого будет достаточно, чтобы сломать тебя и вытолкнуть за грань. Но когда на следующий день ты нанёс мне визит, я понял, что ты подобрался слишком близко.

– И поэтому ты послал их убить меня, – заключил Драккен.

Валерикс пожал плечами и от этого движения, его жиры под шелковой робой заколыхались как рябь на воде.

– В тот момент это казалось самым разумным решением.

– А теперь? – спросил полу-дракон.

– Если ты меня убьёшь, мы всё равно победим, – ответил Валерикс, с его лба валились крупные капли пота.

– Каким образом? – чуть ли не прокричал Драккен.

– Ты же чувствуешь это, правда? – ответил торговец. – Эту сладкое, манящее безумие. Как жар в крови. Это чувство повелевает тобой, разве нет?

В ужасе от истины, прозвучавшей в словах культиста, Драккен отступил назад. Глаза мужчины светились лихорадочным светом.

– Почему ты позволяешь этим проклятым священнослужителям обращаться с тобой как со слугой? – продолжил Валерикс. – Они пытались слепить из тебя что-то, чем ты не являешься. Убей их . Они заслуживают смерти . Выпусти свою ярость, пусть она прольётся. Ты слишком долго сдерживал её.

Драккен помотал головой, но в сердцах он знал, что Валерикс был прав. На мгновение он увидел изувеченные тела жрецов Ильматера, убитых его руками. Он не чувствовал вины, даже наоборот – глубокое чувство удовлетворения. Но потом он вспомнил, кто о нём позаботился, когда он был совсем один и заблудился в себе. А также он вспомнил о том, что мужчина, стоявший перед ним, отравил его единственного во всём мире друга.

Видение оборвалось.

Рыча, он подошёл к потеющему культисту. Когда он завизжал как поросёнок которого режут, Драккен почувствовал, что улыбается.

В этот момент колокол монастыря зазвонил.

– Ааа, – пролепетал культист, – кажется… кажется осы пробились через ворота аббатства. Теперь ты должен выбирать. Отомстить и убить меня или… или спасти своих братьев от неминуемой гибели.

Колокола определённо били тревогу и даже в гостевом доме Драккен мог слышать крики. Он замешкался на мгновение, затем, с рыком, он которого комната содрогнулась, он отпихнул культиста и побежал к воротам.

– Прощай, мой друг, – кинул ему вслед Валерикс насмешливым голосом. – Сомневаюсь, что мы встретимся снова.

Полу-дракон не обратил на его слова никакого внимания.

Когда он добрался до ворот, он обнаружил, что внутренний двор кишел телами осов, гоблинов и людей. Группа служителей Ильматера жалась к стене под напором банды осов. Драккен вырвал из одного из тел зазубренный меч и с криком бросился в бой.

Зверь внутри него полностью пробудился, но всё ещё был в клетке. Три огромных прыжка и он очутился в гуще противников. Он взмахнул древним мечом со всей доступной ему силой и яростью. Двое мечей, когда осы суетливо бросились защищаться, треснуло под этим ударом. Следующим ударом он выпотрошил оса с топором и поднырнул под удар другого противника.

Он бы отсёк головы ещё двум осам, но бросившийся вперёд гоблин метнул сеть с грузиками, которая обвилась вокруг ног Драккена. Полу-дракон слегка пошатнулся, открываясь для атаки. В его грудь врезались три копья. Сила удара была такой, что полу-дракон даже попятился несколько шагов.

Его сознание прорезала кровавая ярость, словно огромная волна, несущая в себе боль, неистовство и безумие. Он издал рык и этот рык сделался ниже и клокотавшая в нем ярость трансформировалась в плевок кислотой. С мрачным наслаждением он глядел, как банда осов, обожжённая кислотой, отскочила назад; их кожа стекала, как плавящийся лёд. Со сдавленными стонами, те твари, которые были всё ещё способны бежать, спешили прочь, роняя за собой куски шипящей плоти. С рыком триумфа он вынул древки копий, застрявших у него в груди и повернулся к глупым, дрожащим перед ним людишкам. Наконец-то он был свободен! Свободен от их проклятого вмешательства, их суеты и, самое главное, от их проклятых молитв. Не обращая внимания на хлещущую из ран кровь, он подошёл к ним. Одним рывком он сорвал с себя серую робу, наслаждаясь ощущением прохладного ветра на своих грубых чешуях.

Ещё один шаг и он стоял лицом к лицу со священником, стоящим перед всеми остальными. Он не трясся. Мужчина стоял перед Драккеном с высоко поднятой головой, одна рука его словно защищала тех, кто был позади него. По венам полу-дракона разлилась ярость.

«Этот, – подумал он, – заплатит за свою наглость».

Одно движение когтистой руки разорвало лицо этого клирика, повергнув его на колени. Драккен подошёл ближе, намереваясь сломать ему шею, но когда священник посмотрел на него, полу-дракон увидел глаза другого старика, глаза, которые он узнал даже окружённый туманом ярости.

Время застыло. С занесёнными для удара руками, он стоял, глядя в глаза, которые были не просто глазами, а зеркалами его собственной души.

«Это не я!», – кричал какой-то далёкий голос, прорывая пелену неистовства.

«Это ты, – казалось, отвечали ему глаза, – и я люблю тебя таким».

Драккену хотелось убежать от действительности осознания этой любви, но его ноги словно пустили корни. Под этим взглядом он осознал, что в течении последних пяти лет он убегал от себя, пытаясь стать чем-то, чем он не являлся. Он глядел на зверя на вершине его силы и знал, что он никогда не сможет по-настоящему избавиться от него, если продолжит держать его под замком. Он и зверь были единым существом. В конце концов, всё, что ему оставалось – это выпустить его.

В одно мгновение боль от его ран стала невыносимой. Полу-дракон упал на колени перед пораненным Аббатом Меремонтом.

– Простите меня, – прошептал он и на его губах образовался пузырь крови.

– Ты прощён, сын мой, – ответил Меремонт, кладя окровавленную руку на лицо Драккена.

Вот так, прохладной весенней ночью, после того, как три копья пронзили его сердце, Драккен Таал открыл свою душу любви и сдался на милость тайны, которая была даже древнее, чем боги. Он упал на землю.

Наконец-то обретя покой.

ОСТРЕЕ ЗМЕИНЫХ КЛЫКОВ
Дейв Гросс

25 день Чесса, Год разбойных драконов

Акт I

– Потому что… – сказал Талбот Ускеврен, повышая голос на каждом слове, пока эхо его не зазвенело по всему театру Широких Королевств, – мы… не… работаем… на… заказ!

Маллион отступил так быстро, что Эннис должен был подхватить его, чтобы он не свалился со сцены. Сивана вздрогнула от силы этого крика, а Пресбарт зажмурил глаза и поморщился. Никогда ещё, с момента смерти своего отца, Талбот так не выходил из себя. Он опасался худшего, но взгляд на его сжатый кулак, которым он грозил Маллиону, показал, что по меньшей мере его руки всё ещё выглядели как человеческие. Слава Тиморе! Хоть в этом им повезло.

Его партнеры, по искусству слишком хорошо знали, что не смотря на человеческую внешность, лидер их труппы был не совсем человеком. Прошло уже два года с момента, когда Талбот стал оборотнем –  на самом деле даже больше, чем оборотнем – но к этому времени он сумел научиться контролировать свое превращение. Даже при полной луне. Но как бы там ни было, в те моменты, когда он злился, ему было трудно не дать зверю прорваться сквозь личину.

Талбот разжал кулаки и расслабил большие плечи. Он задумался над тем, чтобы извиниться, но это только бы ослабило его позицию, если уж не с точки зрения закона, то уж с точки зрения морали. Он был главным совладельцем театра, так что любое решение требовало его одобрения, но он не хотел растерять свою труппу, особенно остальных совладельцев. Уже с десять дней они терзали его одним и тем же разговором и он решил, что наконец пришло время поставить в нем точку. Он ждал, что Маллион заговорит снова, ведь подстрекателем был именно он.

Ища поддержки Маллион посмотрел на Сивану, но она лишь пожала плечами и, в свою очередь, посмотрела на Пресбарта. Как самый возрастной актёр в труппе, который путешествовал по королевству с Госпожой Куикли задолго до того, как она основала театр в Селгонте, Пресбарт наслаждался стелившейся вокруг него дымкой авторитета, которая намного перевешивала его весьма скромные акции в компании. Мерно поглаживая свои усы, с видом, будто он сосредоточенно размышляет о том, чего-бы вкусненького съесть на ужин, старый трагик делал вид, что не замечает ожидающего взгляда Сиваны.

Тогда Сивана повернулась к Эннису. Здоровенный актёр почти догонял по габаритам Талбота, но его неказистая внешность хотя бы не была обманчивой. Он глядел на Сивану с любопытством, пока его лицо не пересекла слабая улыбка. Он любил её, как и все в этой компании и с радостью поддержал бы её в любом споре. Но он бы сделал тоже самое для любого другого друга, что в контексте данного спора, делало его помощь бесполезной.

Вздохнув, Сивана скрестила на груди руки и повернулась к Малллиону.

– Не смотри на нас так, мой костлявый приятель, – сказала она. После смерти их предыдущего лидера труппы, молодая актриса переняла у Куикли много загадочных выражений. – Это ведь ты нашёл спонсора.

– Что? – голос Талбота сотряс перегородки на новой крыше театра – скрипучем плоском конусе, который закрывал от дождя открытый двор, оставляя открытое пространство между своей кромкой и карнизом здания, к которому примыкал театр. Обитавшие под перегородками толсои вскрикнули и забрались повыше. Даже Ломми – низкорослый глава клана этих обитателей джунглей, который слушал их дискуссию с кромки балкона втянул свою голову и скрылся из виду, когда Талбот прогремел:

– Я что, говорил, что нам нужно попрошайничать…

– Она сама вышла на него, – предположил Пресбарт.

Его спокойный  и рассудительный тон несколько притушил гнев Талбота. Трудно было кричать на человека, который играл королей и высших жрецов, но Талбот скептически поднял бровь.

– Так и было! – настаивал Маллион. – Ей понравились выступления, которые она видела весной. А ещё она отдельно упомянула как ты играл в «Азуне».

– Верно, – поддержала Сивана.

Её волосы только начали отрастать после того, как она сбрила их для предыдущей роли. Однако, она уже успела их выкрасить в зелёный, поддерживая вечную загадку о её истинном цвете волос.

– И что вы сказали её про наши условия? – спросил Талбот.

– Что мы не работаем на заказ, – ответил Маллион, стараясь не передразнивать Талбота, что было, по мнению самого Талбота, вполне разумно.

– Хорошо, – сказал он. – Отлично! Значит этот вопрос решён. Давайте вернёмся к работе.

Он спрыгнул со сцены и направился к связке досок, которые они купили, чтобы отремонтировать крышу. С тех пор, как на предыдущей открытой крыше заклинание сдерживающее дождь потеряло свою силу, совладельцы предпочли построить конусообразное укрытие, нежели платить волшебнику непомерную цену. К сожалению, с тех пор они поняли, что постоянный ремонт и потребность в постоянных заклинаниях иллюминации, чтобы освещать сцену были, пожалуй, столь же разорительны, как и услуги волшебника.

– Но почему? – спросил Эннис.

Несмотря на свои более, чем тридцать лет и три сотни фунтов, когда Эннис что-то не понимал, он звучал, как ворчливый ребёнок.

– Что почему? – уточнил Талбот.

– Почему мы не работаем на заказ?

Талбот расхохотался, но вскоре понял, что никто более не разделял его веселья. Остальные актёры смотрели на него скрестив руки и, вопросительно подняв брови,  ожидая ответа.

– Мы все знаем почему, – сказал он, вынимая доску из связки и перенося её на сцену, словно не хотел смотреть в глаза своим товарищам. – Скажи ему, Сивана.

Сивана фыркнула:

– Ну, когда-то я могла сказать, что мы дорожим нашей репутацией, но беря во внимание, что все в Селгонте обсуждают «Азуна» и «Розу»…

– Давай позабудем об этом, – сказал Талбот. Ему не нравилось вспоминать о том, что последние постановки в Широких Королевствах стали поводом для самых едких сплетен среди дворян. В то время как «Объединённая Роза» была пошленькой комедией, участием в которой никто из актёров не гордился, «Азун» был трагедией, в которой ему, наконец, удалось сыграть главную роль. К сожалению злые языки критиков и сплетни оказались на поверку острее клыков дракона, сразившего короля Кормира.

– Помимо этого ещё море других причин, – сказал Талбот, кивая Эннису. – Скажи ему, Маллион.

– А что я должен сказать? – спросил актёр. Ему только стукнуло тридцать и он наконец стал выглядеть на свой возраст. По  правде говоря, Талбот частенько завидовал этому актёру, чья хорошая внешность  и природный талант делали его очевидным кандидатом на главную роль в большинстве постановок. – Я вот не могу придумать причину, почему бы нам не стоило работать на заказ, когда наша казна истощала и со дня на день собирается и вовсе опустеть.

– Да что с тобой такое? Не иначе, как какая-то артистическая простодушность! – настаивал Талбот. – Мы же не можем позволить дилетанту набирать нам в труппу актёров, чтобы потешить своё тщеславие. Пресбарт вот со мной согласится, верно?

Пресбарт старательно изучал свои ногти, но когда стало ясно, что от него просто так не отстанут, он вздохнул и сказал:

– Дорогой мой мальчик, случись мне в этом месяце пообедать в месте поэлегантнее, чем телега уличного торговца, мне  бы было проще встать на твою сторону.

– Если бы мы хотели стабильной жизни, – сказал Талбот, – мы бы были клерками, разве нет? Жизнь актёра полна приключений и иногда случается пережить несколько голодных месяцев. Послушайте, ведь даже после покупки этих припасов от моей доли ещё что-то осталось. Может настало время раздать летний бонус.

– Да не в этом дело, Талбот, – сказала Сивана. – Ты и Эннис тратите больше времени на ремонт театра нежели на репетиции. И это начинает сказываться на представлениях. Даже на боевых сценах.

– Верно, – сказал Эннис.

Талбот тут-же вспомнил о некогда интригующей битве, которая во время последнего показа «Азуна» деградировала до уровня детской битвы на палках.

– Заткнись, – сказал он Эннису.

Он вздрогнул, услышав свой выпад. Не было никаких причин изливать своё раздражение на Энниса.

– Она сказала, что выбрала нас, потому, что ей понравилось, как ты сыграл Азуна, – напомнил Маллион.

– Так и сказала?  И кто именно эта… – Таллбот чувствовал подвох. – Иначе говоря,  если ты думаешь, что лесть что-то изменит…

– Вот, что она сказала, – сказала Сивана, приготовившись цитировать. – Он само олицетворение короля. Да, кажется, так она и сказала. Поверь, мы удивились не меньше.

– И пьяной она не казалась, – добавил Маллион.

– Может быть она на него запала, – ухмыляясь, предположил Эннис.

– Ладно, – сказал Талбот. – Думается мне, не будет вреда, если выслушать её, перед тем, как донести до неё, что мы не работаем на заказ.

– Вот это правильный настрой,  – сказала Сивана.

Маллион похлопал Талбота по руке и сказал:

– Ты не пожалеешь.

Акт II

Она пришла сразу после заката, когда Талбот был единственным в театре, кто ещё бодрствует. Талбот провёл ночь, заканчивая троны, которые предназначались не для актёров, а для гостей, которые готовы были заплатить премиальную сумму, чтобы смотреть спектакль прямо со сцены, где все могли их видеть. Это была традиция, которая пошла ещё со времён управления Госпожи Куикли и он надеялся с помощью этого соревнования в тщеславии среди дворян выгадать достаточно денег для пошива костюмов для следующего представления.

Ломми загнал своё племя назад, под перекрытия крыши, после того, как они провели целый день прыгая по стропилам, инстинктивно отрабатывая способ передвижения, который был им необходим в джунглях, откуда были похищены их родители. Если Ломми служил в театре в качестве любимого клоуна труппы, его подруга Оттер, а также их отпрыски, были всего лишь постоянными жителями театра Широкие Королевства. И до тех пор, пока от Талбота что-то зависело, им будут здесь рады. Всю ночь эти ночные существа развлекали его своей болтовнёй и вознёй. Молодёжь была более способна к человеческому языку, чем их родитель, который говорил на смешанном языке, но со своей матерью они общались только свойственными им цоканьем и криками.

После того, как они затихли, Талбот отложил молоток, чтобы не будить остальных. Он размышлял о том, обить ли сиденья кожей или же попросту покрасить древесину, когда он почувствовал, что волосы на его загривке стали дыбом. С того момента, когда в нем пробудился Чёрный Волк, он привык доверять своим чувствам. Один напрягся и повернулся к главному входу.

Он учуял её прежде, чем увидел. Запах её тела был сухим, тёплым и пряным с намёком на какой-то импортный фимиам, но вскоре он инстинктивно понял, что это был не парфюм, а её собственный запах.

Когда он никого не увидел на входе, он поднял голову и увидел, что она стоит на бельэтаже. Она стояла столь неподвижно, что её можно было принять за изваяние, на которое кто-то накинул бордовый плащ. Даже с расстояния тридцати футов он мог почувствовать тепло её тела и утренние сумерки никак не затеняли блеск её волос. Это мог быть парик золотистых кудрей, на манер тех, что носили леди Старого Совета, но пряди выглядели слишком ухоженными и там, где они ниспадали на плечи, они словно парили, как мягкие колосья, подхватываемые летним бризом.

Талбот осознал, что потеет и его омыло какой-то невидимой силой, словно тёплым воздухом во время холодного, ненастного утра. Вне зависимости от происхождения ауры этой женщины, она заставляла его тело тянуться к ней, даже несмотря на то, что его первобытные инстинкты кричали ему «беги». Она была могущественной.

– Мномена, – сказала она.

Талбот открыл рот, осознал, что таращится на неё с открытым ртом и захлопнул его.

– Меня зовут Мномена, – уточнила она. – Это вы Талбот Ускеврен, драматург?

До этого никто и никогда не называл его драматургом иначе, как в шутку. Он никогда не писал весь сценарий самостоятельно. Обычно, они покупали сценарии и адаптировали их под свои силы – бои на мечах и юмор. Это создало вокруг труппы не очень удачную репутацию: «Для актёров они слишком хорошие фехтовальщики» – было обычное замечание. В то время, как другие актёры вздрагивали от такого колкого комплимента, Талбот был в тайне польщён, что под его началом, его приятели прослыли столь же искусными, как знаменитые  ученики мастера Феррика.

– Да, – сказал он. – Я это он.

Мномена подошла ближе к перилам и Талбот увидел, что она улыбалась. Его щёки запылали, думая, что её развеселило его самоуверенное построение предложения, но он не мог отвести взгляда от её золотистой кожи, идеально гладкой, словно только что отчеканенная монетка.

– Вы тот, кто мне нужен, – сказала она и в следующую же секунду, Талбот воздал молитву Суне, чтобы это оказалось правдой. Как бы там ни было, Мномена тут же перешла к делу. – Мне нужно, чтобы вы поставили трагедию, чтобы разбить сердце одного скряги. Исполняйте её каждую ночь трижды и я щедро буду оплачивать каждый показ.

Это было хорошее предложение. Даже если зрителей будет немного, гарантированная плата за представление сильно поможет смягчить убытки за последний год. От его крайнего неприятия перспективы работы на заказ не осталось и следа, Талбот почти тут же согласился, но годы жизни с отцом и его суровые уроки оставили несмываемый след в его мировоззрении. Как бы сильно он не старался уйти от судьбы, его наследственность всегда будет оставлять в его душе лаз для клерка, который привык считать каждую монетку.

– Вы оплатите ремонт театра, – сказал он. – Плюс расходы за костюмы, сценическое оборудование и  реквизит. В этом случае мы можем обсудить детали.

На этот раз пришла очередь Мномены стоять с открытым ртом. Постепенно она пришла в себя, улыбаясь Талботу с балкона с выражением растущего уважения. Он заметил, что она была очень высокой, а её шея была длинной и элегантной, словно лебяжья.

– Я оплачу половину ремонта, – возразила она. – И если уж я заплачу за костюмы и реквизит, я лично буду тем, кто их одобрит. Кроме того, в театре всегда должны быть забронированы лучшие места для моих гостей.

Талбот кивнул и подошел к основанию балкона. Перила находились в двенадцати футах от пола, но он перепрыгнул их и приземлился на деревянный пол. Одним из преимуществ жизни в качестве Черного Волка было то, что сила зверя оставалась при нём даже когда он был в человеческой форме. Однако он был немного разочарован тем, что судя по выражению лица Мномены, его трюк не вызвал в ней ни одобрения ни даже удивления.

– Наверное вы захотите множество боевых сцен, – сказал он с надеждой.

– Если вы считаете, что это поможет привлечь большую аудиторию, то как вам будет угодно, – ответила она. – Я хочу, чтобы зрителей было как можно больше и чтобы молва о представлении разошлась далеко. Придерживайтесь этой концепции, а остальное я поручаю вам.

С этими словами она вручила ему свёрнутые в трубочку страницы пергамента, запечатанные красной восковой печатью с золотыми вкраплениями.

Талбот взял свиток и сломал печать. Его пальцы покалывало, пока он разворачивал страницы и знакомился с содержание. Пока он читал, Мномена, грациозно, словно птичка на ветке, уселась на перила балкона. Всякий раз, когда Талбот отрывал глаза от текста, чтобы взглянуть на неё, он замечал, что она, в свою очередь, тоже на него смотрит и чувствовал, как его щёки начинают гореть. В конце концов он не мог выдержать этих продолжительных гляделок.

– Это… имеет потенциал, – заключил он.

– Здесь нужна рука таллантливого человека, – сказала Мномена. Она соскользнула с перил и положила ладонь на его руку.

– Этот Король Крион, – начал Талбот, – из него мог бы получиться неплохой трагический герой.

– Нет, – сказала Мномена. – Не пытайся делать из него героя. Он жалкий старый дурак, который в упор не видит достоинств своего потомка.

Она не повысила голоса, когда она с удивительной силой сжала его руку, он почувствовал, как температура её тела возросла. Она была всего лишь на ладонь ниже него и он понял, что она была самой высокой женщиной, какую он когда-либо встречал.

– Может оно и так, миледи, – сказал он, – но зрители должны найти в нем что-то, чему можно сопереживать, иначе постановка их не тронет.

Мномена помедлила, размышляя.

– Нужно, чтобы они были тронуты, – согласилась она. – Но они должны видеть и его жадность и понимать, что он поступает плохо, утаивая свои сокровища от принца и принцессы.

– Хорошо, – сказал Талбот. – Было бы хорошо, если бы дети оказались не столь невинными. Возможно, двое из них будут строить козни, чтобы завладеть всем богатством в одиночку, оставив других ни с чем…

Мномена нахмурилась, но затем медленно кивнула:

– Тоже вариант. Однако младшая дочь должна оставаться положительной. Она должна быть главной героиней.

Талбот посмотрел на неё. Наконец он чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы улыбнуться ей так, как он мог бы улыбнуться хорошенькой разносчице напитков в баре.

– Так значит младшая дочь?

Мномена выпрямилась и отпустила его руку, но затем тут же выставила свою раскрытую для рукопожатия ладонь:

– Так вы берётесь за дело?

Талбот вообразил, как Маллион будет ликовать узнав о его стремительной капитуляции перед событием, которому он так яростно противостоял. Ему казалось, что красота Мномены припёрла его к стенке, но можно ли было спорить с тем, что он заключил хорошую сделку? Он пожал её руку и почувствовал, что её железная хватка не уступает его собственной.

Акт III

Сивана перевернулась в воздухе и покатилась по сцене, пока со всего маху не ударилась о крайнюю колонну справа. Меч Перивела, который висел над её головой в качестве постоянной декорации, закачался на своих крепежах. Этот массивный клинок, который Талбот унаследовал у своего дяди, был слишком опасен для того, чтобы использовать его для сценического фехтования, но Талбот держал его там в качестве впечатляющей декорации и в качестве оружия, которое должно быть под рукой, на случай если в Широкие Королевства снова пожалуют серьёзные проблемы.

Сивана бросила опасливый взгляд на чудовищный меч, потёрла плечо и сказала:

– Аккуратнее, здоровяк!

– Прости, – промямлил Эннис, держа свой составной посох так, словно он внезапно стал горячим.

Пресбарт забрал у него оружие.

– Тал, – крикнул Пресбарт. – Ты нам тут нужен. Эту хореографию надо доработать.

– Да проблема не в хореографии, – пробормотал Маллион, потирая обратной стороной руки свой подбородок.

Там, где Эннис приложил его немного ранее уже начал образовываться синяк. Позади Маллиона, двое актёров помоложе  держались за свои локти.

Эннис ссутулился и понурил голову. С того момента, как он встретил Мномену, он стал удивительно неуклюж. А когда она присутствовала на репетиции, его неуклюжесть только возрастала, но даже через день, после её последнего визита для консультации с Талботом, её аура всё ещё висела в воздухе, вводя почти всех актёров в творческое исступление. Все хотели угодить новому спонсору. Вернее все, кроме таслоев, которые, когда она приходила, торопились убраться подальше и Пресбарта, который в её присутствии становился на удивление тихим. Казалось даже, что старый актёр хотел отказаться от заказа – довольно бесполезный акт, учитывая, что все остальные дольщики театра были за – пока не увидел чемодан, полный драгоценных камней, которые она предложила в качестве первоначальной оплаты.

Талбот взглянул вниз с верхней галереи, где он соорудил себе, между зрительскими скамьями, стол, чтобы он мог работать на свежем воздухе. Во время репетиций он уделил пристальное внимание боевой сцене, где опозоренный, но верный королю вассал сражался с солдатами мятежных принца и принцессы. Обычно, Талбот находил особенное удовольствие в постановке именно таких сцен, однако в этот раз, он, впервые в жизни обнаружил себя ушедшим в текст.

Когда он убедился, что все в сознании и ни у кого не идёт кровь, он снисходительно махнул пером и сказал:

– Маллион, позаботься об этом. Мне нужно поработать над диалогом между Крионом и Несмой.

– Да ладно тебе, Тал, – возмутилась Сивана. –  Ты тоже самое говоришь о каждой сцене с ними. Диалог и без того хорош, чего я не могу сказать об этой битве.

– Он довольно хорош, – подтвердил Пресбарт.

Эта ремарка привлекла внимание Талбота, ведь Пресбарт всегда был исключительно критично настроен к любым текстам, которые он декламировал со сцены, даже к тем, которые были написаны профессиональными драматургами.

– Думаю Талу просто нужен повод для обсуждений сценария с Мноменой, – сказал Эннис.

Его улыбка испарилась, когда он увидел как Сивана, глядя на него, нахмурилась и, с выражением мести в глазах, подняла тренировочный меч.

Тал отложил перо, посыпал страницу, над которой работал, песком.

– Ну ладно, – сказал он, вздохнув.

Он встал и потянулся, пока кости его шеи не хрустнули. Затем он соскользнул по опоре на перила балкона, с которых он, сделав сальто, спрыгнул на сцену.

От главного входа раздались аплодисменты от единственного зрителя. Все актёры повернулись и увидели входившую Мномену. Но Талбот почуял её на мгновение раньше.

– Что за выпендрёж? – громко прошептала Сивана.

Обострённые чувства Талбота и его физические возможности уже не удивляли никого из актёров.

Талбот бросил на Сивану укоризненный взгляд. Да, он выпендривался, но он не хотел, чтобы это было так очевидно, особенно для Мномены.

– Приветствую, миледи. Мы не ожидали вас до завтра, – сказал он. – К сожалению, я ещё не закончил проверки.

– Ничего страшного, – сказала она, грациозно показывая жестом на балконы. – Они наверху?

– Да, но они не готовы к…

Но, прежде, чем Талбот успел закончить предложение, Мномена, с помощью левитации уже поднялась на балкон и мягко приземлившись рядом с его столом, начала изучать написанный им материал.