Текст книги "Пьяная Россия. Том третий"

Автор книги: Элеонора Кременская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ты когда-нибудь слышала что-либо подобное? – удивлялся Сашка, читая ответы ученого и обращаясь к Нине.

– Нет, но, если вы не прекратите переписку, остынет чай, – пожаловалась Нина.

– Ты обещала испечь торт? – напомнил Сашка.

– Торт давно готов и уже остыл, а вы все сидите за компьютером!

– Это что такое? – с порога закричала сашкина мать, оглядывая непривычно чистую прихожую и комнаты.

Битва

Ученый вскоре приехал в поселок, им оказался молодой археолог, Михаил Терентьев. Встреченный ребятами, он моментально потребовал свидания с несчастным лесничим. Дед Паша забросил блокнот и карандаш, теперь он говорил без умолку, прямо, как сашкина мать. В ответ на опасения Сашки, ученый подтвердил его подозрения. Действительно, дед Паша помешался. Часто смеялся, безо всяких причин, плакал. Врачи сбрили его бороду, подстригли волосы и лесничего стало не узнать, к тому же он совсем перестал есть, кормили его насильно. Раны его затягивались плохо, иначе деда Пашу перевезли бы уже в городскую психушку.

– Картина ясна, – заявил после свидания с лесничим, Михаил Терентьев и направился к церкви.

У церкви, наслышанные о приезде ученого собрались люди, священники, старенький отец Николай и отец Алексий в полном облачении. Мать Глеба и Нины бросилась навстречу своим детям:

– Я так и знала, что вы в этом замешаны! – прошипела она сердито.

Михаил Терентьев взглянул на нее строго:

– А вы хотите отсидеться, когда война? Когда ваш собственный муж пропал в этом лесу?

Мать смешалась и, прикрыв лицо ладонями, разрыдалась.

– Что нам делать? – прокричали люди из собравшейся толпы.

Многие сжимали в руках колья и вилы, собираясь идти в лес.

– Кровавые ведьмы не любят птиц, а птицы не любят ведьм, – громко проговорил ученый. – В скрижалях истории записаны факты битв черных ворон с кровавыми ведьмами!

– Вороны? – послышалось из толпы. – Наши вороны боятся леса.

– Надо их привлечь, заинтересовать, чтобы они кинулись отстаивать свою территорию и ведьмы уйдут! – заявил Терентьев.

– А может побить ведьм! – потряс кто-то колом.

– Невозможно! – покачал головой ученый. – Эти ведьмы не из нашего мира, они, так сказать, не живые и не мертвые. Они похожи на пираний, которые, как известно, могут обглодать человека до костей, но кровавые ведьмы переплюнули пираний, потому как съедают и кости!

– Живые мертвецы? – ахнула Нина.

– Можно сказать и так, – кивнул археолог, – я о них узнал в горах Кавказа, когда они напали на нашу экспедицию, удалось сбежать только мне, остальные погибли.

– Как же ты сбежал? – раздалось жалостливое из толпы.

– Я купался в реке, вода скрыла меня и, когда я уплыл от кровавого побоища, что устроили ведьмы, – он помолчал, собираясь с силами, – поверьте – это было ужасное зрелище, кровавые ведьмы преследовали меня, но нарушили территориальную границу, на них напали возмущенные вороны. Ведьмы не могли защититься, они визжали и плевались огненной слюной, все бесполезно, птицы ловко уворачивались и нападали снова и снова, пока ведьмы не бежали.

– От такого протрезвеешь, – заикаясь, пробормотал Витенька.

– Я вернулся к месту стоянки и обнаружил, что твари сожрали моих товарищей, правда оставались отдельные кости, но обглоданные так, будто кости тщательно очистили и вымыли от мяса и крови.

– А милиция?

– Мне не поверили, – горестно вздохнул Михаил, – лишь недавно отпустили из дурдома.

В толпе вздохнули, люди глядели сочувственно.

– Но как привлечь ворон? – воскликнул тут Витенька, по привычке своей пьяненький.

– Насыпать зерна возле леса, – предложил Сашка.

– Хлеба рассыпать, – предложила Нина.

– Соблазнятся ли? – засомневался отец Алексий.

– Но попробовать стоит, – горячо вмешался отец Алексий.

Люди засуетились. Разбежались по дворам, торопясь собрать для пернатых разбойниц побольше корочек, разыскивая всякие вкусности у себя по тумбочкам.

Вскоре, внушительного размера толпа, не спуская глаз с леса, подошла с мешками вплотную к деревьям. Их встретила тишина, только листья шелестели.

– Такое впечатление, будто на нас кто-то смотрит, – прошептала Нина, беря за руку Сашку.

– Мне тоже так кажется, – прижался к плечу девочки, подросток.

– Тьфу на вас, – выбежала вперед сашкина мать и кинула в гущу деревьев птичий корм, все-таки она работала на птичнике.

Из леса ответили. Внезапно, кто-то оттуда взвизгнул оскорблено. Но сашкина мать не испугалась, а выхватив из мешка еще корма, бросила со всего маху и еще бросила, наступая. К ней присоединились остальные взрослые, но Сашка чуя неладное, принялся отступать, оттесняя Нину и Глеба.

Ученый закричал:

– Я вас умоляю, не увлекайтесь, возможно, они заманивают!

– А почему они не могут расправиться с нами вне леса? – недоумевала Нина.

– Территория, – напомнил Сашка и оглянулся.

Со стороны поселка летели вороны, целая туча. Стая нацелилась на лес.

– Вороны! – предупреждая, закричал ученый. – Все назад!

Люди, побросав мешки, выскочили из леса, последней выбежала сашкина мать и ребята сейчас же увидели ее точную копию, только зеленую. Ведьма в азарте выскочила на мгновение из кустов и показала острые зубы.

– Ай-ай, – запричитала Нина.

– Мамочки! – вскрикнул Глеб.

– Я тут! – мать Глеба и Нины, хватая, будто курица-наседка детей, в том числе и Сашку, пряча их за спину, растопыривая руки, сердито зашипела в сторону исчезнувшей в кустах кровавой ведьмы.

Налетели вороны. Птицы не занялись раскиданными для них корочками и зерном, о нет, они набросились на ведьм, засевших, как оказалось, в кустах и на деревьях.

По всей вероятности, ведьмы готовились напасть на поселян и растерзать большинство.

– Бежим!

Люди, помогая друг другу, и убыстряясь от негодующих визгов ведьм, подгоняемые оглушительным карканьем ворон, помчались к первым домам, а достигнув жилых участков, остановились.

– А, если вороны проиграют? – высказал общее опасение, Витенька.

– Территориальные границы исчезнут, – тяжело дыша, ответил Михаил Терентьев.

– Подождите, есть еще птичник! – вмешалась тут сашкина мать.

– С курами-дурами? – удивился ученый. – Вы думаете, поможет?

– Посмотрим! – и бегом кинулась к птичнику.

– Смотрите! – закричала Нина и указала на дворовых кур, пробирающихся к лесу.

Куриц возглавляли горделивые петухи, на время позабывшие о выяснении отношений.

– Вот это да! – икнул Витенька и потряс головой. – Ей богу, брошу пить!

Тем не менее, пернатое куриное войско перешло на бег и вскоре присоединилось к битве, воинственное «ко-ко» и летящие вверх перья были тому свидетелями.

А тут и из птичника выпорхнули курицы. Попав на свободу они вначале бестолково метались, но после проморгавшись после темноватого птичника, закудахтали, объединяясь в угрожающую птичью банду.

– Вперед! – прокричала, выскочив из курятника, сашкина мать и сама, возглавив куриц, помчалась к лесу.

Курицы, переходя, где на бег, где легко подлетая, пришли на помощь товарищам, бьющимся за мир и покой людей.

– А мы то, что же? – вскрикнул Витенька и, хватив об землю флягу с вином, бросился на помощь сашкиной матери, уже успевшей сцепиться с зеленой ведьмой, точь-в-точь повторяющей внешность и повадки безумной матери Сашки.

Битва была выиграна. Птицы не понесли потерь, ведьмы бежали, по пути свалив огромную кучу деревьев. Громадная просека, которую мог бы организовать разве гигант, смутила понаехавших власть имущих, долго еще чесали в затылках чиновники, разглядывая следы бесчинств кровавых ведьм. Лапищи у ведьм оказались трехпалыми и абсолютно материальными.

Сашкина мать победно демонстрировала кусок зеленой ткани, которую она вырвала из платья своей противницы. А Витенька, бросивший пить, ходил повсюду с невероятно длинным зубом и рассказывал сказки, как он одним ударом вышиб этот самый зуб изо рта страшной ведьмы набросившейся на него, как только он вбежал в гущу деревьев.

Люди перестали пропадать, вороны переселились в лес и несли теперь дозор, всегда выставляя глазастого сторожа, который при малейшем проявлении опасности принимался громко каркать, и птицы совершив в воздухе воинственный круг, кидались в сторону опасности.

Люди каждый день носили им хлеба и зерен, рассыпая всю эту благодать на окраине.

Фабричные курицы не вернулись в птичник, а устроив акцию протеста, поселились во дворе, где птичницы в благодарность за спасение от ведьмовского нашествия, соорудили для них кормушки.

Дворовые курицы, нисколько не потерявшись, вернулись к своим хозяевам.

В лес по-прежнему, многие опасались заходить, но увидав однажды семейство шустрых белок, деловито снующих вверх по соснам, бояться перестали и только при виде переполошившихся ворон, бросали корзины и бежали в панике, чтобы выбежав к домам, рассмеяться на собственную глупость.

Жаль только, что никто из пропавших взрослых и детей так и не вернулся, но многие из живущих успокаивались и переставали горевать, когда несколько раз в году священник, отец Алексий вместе со стареньким отцом Николаем и преобразившимся псаломщиком Витенькой шли с крестным ходом к лесу. На их молитвенные бдения слетались любопытные вороны, а иной раз прилетали сороки, которые во множестве поселились в глубине леса.

Дед Паша выздоровел и по-прежнему принялся ежедневно обходить лесные угодья. С радостью замечая в пустом прежде лесу лосей, зайцев, кабанов. Компанию ему часто составлял Палыч, который решил забросить наступающую старость, как забрасывают иные выздоровевшие костыли, куда подальше.

Забегая вперед, скажу, что!

Закончив школу, Глеб с Сашкой поступили в лесной институт и, отучившись, сменили значительно постаревших лесничих. Тем более, к власти в России пришли нормальные люди, команда правителей, болеющая за становление страны не на словах, а на деле. Нина, вытянувшись в худенькую, красивую девушку окончила педагогический институт и вернулась в поселок учительницей младших классов. Скоро, весь поселок, без исключения гулял на ее свадьбе с Сашкой, и только мать жениха отсутствовала. С ней стали происходить метаморфозы, и она позеленела, совсем, как кровавая ведьма. А, если учесть ее склочный характер, склонность к истерии и абсолютную злобность, можно понять чувства поселян, которые вызвали для нее в один прекрасный день скорую психиатрическую помощь. Психиатры посчитали ее своей клиенткой и немного пролечив, перевезли в лесной интернат для душевнобольных, где сашкина мать принялась пугать больных непредсказуемыми визгами, обращенными в сторону сосен. Вот только кем она себя в этот момент воображала, жертвой или напротив ведьмой, неведомо.

Молодожены сделали ремонт, выбросили хламную мебель и поселились на правах хозяев в доме у Сашки.

Ученый Михаил Терентьев написал большую статью о гибели своих товарищей в экспедиции горах Кавказа, и теперь ученый мир принял его доказательства. Археолог завел себе ручного ворона. Птица с мудрым видом восседала у него на плече, и Михаил повсюду появлялся только с ней, впрочем, далеко обходя лесные массивы.

Дождавшись рождения внучки, мать Нины перестала переживать, а погрузилась с головой в будни новой семьи, создавая комфортные условия для чрезвычайно говорливого младенца, на которую Сашка поглядывал с опаской, но успокоенный женой и тещей, что в этом возрасте все дети болтливы, вздыхал с облегчением, надеясь на лучшее…

Налимов

1

Валентину Михайловичу Налимову было почти семьдесят лет. Несмотря на солидный возраст, он не ощущал себя стариком, волочился за женщинами и смеялся над немощной старостью.

Стоя в очереди за простоквашей, до которой Налимов был большой охотник, он громко негодовал на старух, задерживающих остальных покупателей своей невменяемостью.

Налимов водил машину, иномарку цвета детской неожиданности и нажимал на клаксон всякий раз, когда дорогу переползал ветхий старик. При всем, при этом Налимову казалось, что старики эти на много лет его старше.

Однажды, он увлекся женщиной сорока лет, худенькой, большеглазой, одинокой, с чудесным именем – Валентина. Правда, у нее была дочь, подросток, но Валентин Михайлович не заморачивался знакомством с ребенком своей избранницы. Зачем? Когда можно было и так встречаться!

Как-то, в жаркий июльский денек, Налимов убедил Валентину съездить на озеро, неподалеку от города. Она согласилась.

– Здорово ведь, а? – хохотал Налимов, почесывая волосатую грудь, и тут же подпрыгнул, ухватившись за свою пятую точку так, будто его подстрелили.

– Ай-ай, – верещал он, крутясь на месте, его ладони с бешеной скоростью хлопали по телу.

– Что такое? – подскочила она, бросаясь на помощь со всей самоотверженностью бескорыстных душ.

Но Налимов уже мчался к воде. Плюхнулся, поплыл, уходя от невидимых преследователей.

Нырнул. Вынырнул. Она наблюдала с берега, не в силах постигнуть загадочности его действий.

Но тут над ее ухом прозвенел комар, затем другой, третий. Валентина нагнулась к широко разросшемуся зеленому кусту, отломила ветку и в два-три взмаха прогнала надоедливых насекомых.

По дороге, к городу, Налимов молчал, сердито глядя вперед, добравшись до ее дома, наблюдал, как она, мило улыбаясь, прощается с ним и идет к подъезду. И тут, решился, выскочил из автомобиля, трижды проверил, запер ли машину и последовал за Валентиной.

– Я всегда смотрю, как, кто живет! – заявил он. – По обстановке квартиры сразу видно, с кем имеешь дело!

Валентина улыбалась и потерянно молчала.

Ворвавшись в квартиру, Налимов обнаружил не богатую обстановку, простенькие занавесочки на окнах, старенький телевизор и пятнадцатилетнюю дочь Валентины.

Дочь смотрела на него с неприязнью.

– Это еще что такое? – указывая на него пальцем и угрожающе надвигаясь на мать, спросила она.

– Мой, – начала, было, объяснять Валентина…

Но Налимов выскочил вон, громко хлопнув дверью.

– Еще чего, – шипел он, злобно оглядывая многоэтажку своей бывшей подруги, – проехали!

2

Проснулся Налимов в отличном настроении, как всегда за три часа до начала работы. Он тратил огромное количество времени на чтение газет, просмотр утренних телевизионных новостей, выбор одежды, бритье и завтрак.

Оглядывая в зеркало свою ладную, хотя и полноватую фигуру, замурлыкал:

«Вот и славненько!»

Жил Валентин Михайлович один, родители померли, жена ушла к другому, но, ни о первом, ни о втором потрясении своей жизни он предпочитал не думать вовсе. Обстановку квартиры, правда, изменил, сделал капитальный ремонт, переменил всю мебель, с легкостью избавляясь от древних кресел и диванов. Нисколько не поколебался, относя книги, многими из которых зачитывался еще в детстве, на помойку. А приобретя в элитном магазине дорогой мужской костюм, почувствовал, что закрыл дверь в прошлое. Оказалось, плотно закрыл.

На улице, как-то повстречал свою бывшую жену и не узнал, прошел мимо. Она окликнула, с обидой в голосе, оглядела его удивленно. Налимов смотрел непонимающе, кто эта женщина и почему предъявляет ему претензии? После взаимных оскорблений, наконец, узнал.

– Та-та, подурнела, осунулась! – покачал он головой, вспоминая жену в девичестве. – Морщины, вон, на лице!

Она озадаченно нахмурилась:

– Не мудрено почти в шестьдесят лет!

Налимов бросил на нее злорадный взгляд:

– К тому же и постарела!

– А ты?

– Что я? – переспросил Налимов. – Я – успешный человек!

Она взглянула ему в лицо и содрогнулась от самоуверенности холодных мутных глаз и недоброй улыбки тонких губ.

– Больной ты человек!

Повернулась и ушла.

Валентин Михайлович, нисколько не сожалея о бывшей жене, оправил костюм, бережно разгладил галстук и, взяв со стола заготовленную с вечера шпаргалку, заговорил энергичным, молодым голосом, обращаясь к своему зеркальному отражению. Ему предстояло выступать перед убитыми горем родственниками, друзьями, коллегами. Налимов готовился к похоронам своего товарища, скончавшегося от болезней, вызванных старостью, в семьдесят один год.

Отрепетировав речь Налимов гордо усмехнулся и послал зеркальному двойнику воздушный поцелуй.

3

Налимов терпеть не мог менять свои привычки, любил чистую просторную одежду, ежедневный контрастный душ и комфортное мягкое кресло. Обедать он ездил домой, но если случалось вкушать пищу где-то в другом месте, моментально превращался в параноика.

– Из чего это приготовлено? – с подозрением оглядывая пирог с мясом, спросил Налимов.

– Из мяса убитых обедающих, – равнодушно обронила официантка, – привередливых гостей, вроде вас!

И отступив, посмотрела на него придирчиво:

– Жиру много, но пригодится вместо растительного масла!

– Что вы себе позволяете? – вскричал Валентин Михайлович. – Я жаловаться буду!

– Кому? Вы же будете убиты и съедены!

И пошла в кухню, покачивая бедрами.

Налимов фыркнул и посмотрел на поминальные столы. Постные блюда, постные лица, что он тут делает?

В дверях Налимов столкнулся с мэром города, Павлом Ивановичем Щербаковым.

– А, Валентин Михайлович и ты здесь! – схватил его за локоть Щербаков и поволок за собой.

Рассыпаясь в соболезнующих словах и не выпуская обмякшего в твердой руке мэра города, Налимова, Павел Иванович обошел все поминальные столы, всем присутствующим посочувствовал.

– Каково, а? – кивая на закрывшуюся за ними стеклянную дверь ресторана, где проходили поминки, сказал Щербаков.

– Все там будем! – с готовностью ответил Валентин Михайлович, имея в виду покойника.

– И сколько ему было лет?

– Совсем старый, – махнул рукой Налимов, – семьдесят один.

На что Щербаков как-то странно поглядел на Налимова, но ничего не сказал.

– Сейчас бы чаю, – жалобно простонал Валентин Михайлович, вспоминая недопитую дома большую кружку зеленого чая.

– У меня с собой как раз бутылочка великолепного крепкого чая, – достал из портфеля Щербаков бутылку коньяка.

– Что ты, я за рулем! – замахал на него, Налимов.

– А мы к тебе домой поедем, – подмигнул Щербаков и хохотнул, – обедать!

Налимов смешался. Но Щербаков не дав усомниться, заметил:

– Завернем на рынок, продуктов купим, я плачу!

Налимов шумно сглотнул и кивнул. Он не любил тратиться, но обожал, когда тратились другие.

Возле дома, нагруженные пакетами с продуктами, они остановились, Налимов искал ключи.

– Почему ты мне не звонишь?

Налимов обернулся так резко, что едва не выронил все покупки. Валентина прижав кулачки ко рту, смотрела на него с ужасом. Щербаков с интересом наблюдал.

– Потому что я был занят! – уклончиво ответил Налимов. – Вот, кстати, познакомься, мэр нашего города, Павел Иванович Щербаков, мой давний приятель!

– Мэр? – непонимающе посмотрела на Щербакова, Валентина и снова уставилась на Налимова.

– Что происходит?

– Что? – глупо переспросил Налимов и покрылся потом, он не любил выяснения отношений.

Попытался придать голосу ласковости:

– Я тебе позвоню, обязательно позвоню, дорогая, когда освобожусь! А сейчас я занят!

Валентина молчала, не сводя с него пристального взгляда.

Налимов, заметно нервничая, принялся дрожать:

– Ты иди, Валечка, иди, с богом!

– Я-то с богом, – укоризненно произнесла она, – а вот ты с кем останешься?

– Напрасно ты так! – прокричал ей вслед Валентин Михайлович и радостно рассмеялся, испытывая эйфорию освобождения от ненужной пассии.

– Кто она? – задал вопрос, Щербаков и тут же добавил. – Впрочем, я знаю, очередная твоя бывшая!

Налимов пожал плечами:

– Просто, дура!

Дома, Налимов носил спортивные штаны с заниженной талией и майку-алкоголичку, но при мэре постеснялся переодеться, так и готовил в костюме, так и уселся за накрытый стол.

– Эх, Валентин Михайлович, ведь тебя на пенсию хотят отправить! – выпивая рюмку коньяка и закусывая кусочком формового шоколада, который Налимов покупал на кондитерской фабрике, сказал Щербаков.

– Как, на пенсию? – опешил Налимов, не донеся до рта вилку с хвостом соленой селедки. – Я еще молодой и здоровый!

– Куда там! – отмахнулся Щербаков. – Через месяц юбилей справишь, семьдесят лет!

– Ну и что, подумаешь, юбилей? – провел рукой по своим коротким, ершистым и седым волосам, Налимов.

– Так ведь ты уже пенсионер и пенсию получаешь! – напомнил Павел Иванович, разглядывая Налимова с неподдельным интересом.

– Я не согласен! – выкрикнул Налимов, вскакивая с дивана, и выпил рюмку коньяка.

За спорами и разговорами, он не заметил, как напился. Очнулся, опираясь руками на кафельную стену ванной. Налимов опустил голову, позволяя теплой воде хлещущей из душевой лейки барабанить по макушке.

– Павел Иванович! – позвал он, выйдя из ванной. – Паша!

Ответом ему была тишина, Щербаков ушел, захлопнув двери и оставив наготовленные Налимовым блюда почти не тронутыми. Допив остаток коньяка, Налимов повалился на диван спать.

4

– Чтобы съесть на обед? – задумался Валентин Михайлович, на следующий день и возвел глаза кверху.

– Да вон сходи в столовую при пивзаводе и дешево, и сердито! – на полном серьезе предложил Павел Иванович.

– А ведь я, брат, мультиварку купил, – воскликнул с воодушевлением Налимов.

– Думаешь, сама тебе будет пищу варить? – оживился Щербаков и привстал, протянул руку к сейфу, откуда извлек бутылку виски.

– Будешь?

– Не-а, – отвертелся Налимов, – я – патриот, предпочитаю русскую водку.

– Зря! – хватив стаканчик виски, заявил Павел Иванович. – От водки дух противный!

– А от заморских вин не противный дух? – съязвил Валентин Михайлович и встал.

– Придумал, что будешь есть?

Налимов остановился и, глядя на серую картину, висевшую на стене и изображающую рыбу неизвестной породы, погладил себя по брюху.

– Сварю куриного супа с макаронами, нажарю котлет да вот еще летнего салата сооружу!

– Погоди-ка! – поднял палец, Павел Иванович. – Ведь ты каждый день такой обед себе варишь?

– Ну и варю, – пробормотал Налимов и с тоской поглядел в окошко, – что делать, если жена ушла к другому, а проклятые бабы возле меня не задерживаются!

– Так ты их готовить заставляешь! – хохотнул Павел Иванович.

Налимов смутился и, поправив воротничок костюма, направился к двери, у самого выхода обернулся:

– Эй, Павел Иванович, может, ты хочешь присоединиться ко мне, так приглашаю! – великодушно повел он рукой.

Щербаков весело рассмеялся.

– Нет уж, уволь, ведь твоя стряпня ни на что не похожа!

– Зато здоровая пища, безо всяких там ГМО! – угрюмо заметил Налимов.

– Раньше надо было думать, – сказал Щербаков, – прости меня, душа моя, но нет!

– Не прощу, – покачал головой Налимов, – ей богу, не прощу! Вот ты сейчас в столовую при пивзаводе пойдешь?

– Какое, – отмахнулся Щербаков, – я, друг мой, в один ресторанчик повадился, жаркое в горшочке кушать!

Налимов притормозил и снял палец с ручки двери:

– Неужто, вкусно? – осведомился он.

– Ты не представляешь, как! – со вкусом произнес Павел Иванович и взглянул на настенные часы.

Валентин Михайлович проследил за его взглядом.

– Однако, без пяти, – задумался он.

– Так что? – прищурился Щербаков.

– Ну, а как в смысле денег? – пошевелил пальцами, Валентин Михайлович.

– Эк, тебя разобрало, – сощурился Павел Иванович, – изволь, давай посчитаем!

И принялся загибать пальцы.

– Домой ты на машине поедешь?

Налимов уверенно кивнул.

– Стало быть, на бензин потратишься!

– Овощи, котлеты, мясо для обеда покупать станешь?

– А то, как же, – развел руками Налимов, нервничая, – у меня покамест своего хозяйства нету.

– Будет, – подмигнул Щербаков и продолжил, – вот видишь, опять потратишься! Да ты не тушуйся, я тебя приглашаю и за обед заплачу, ты не беспокойся, я богатый, копейки в кармане не считаю!

– Так ведь и я не считаю, – вскричал Налимов, – просто жаль тратиться на дрянь всякую!

– Ты убедил себя в этом идиотизме, – возразил Щербаков и встал, направляясь к двери, – пойдем, что ли отведаешь нормальной пищи!

Налимов с сомнением в лице вышел вон. Щербаков, не торопясь выключил верхний свет и, оглядев богатое убранство кабинета, затворил двери с другой стороны. Навстречу, из-за компьютера поднялась секретарша.

– Павел Иванович? – вопросительно взглянула.

– Светочка, я вернусь через час!

– На обед?

– Желудок – враг мой! – и Щербаков почему-то показал рукой на застывшего при выходе из приемной, Налимова.

– Налимов? – с иронией в голосе, произнесла Светочка и взглянула на Валентина Михайловича с презрением.

– Чего это она? – выйдя из приемной в обширный светлый коридор, спросил Щербаков.

Налимов смешался.

– Или ухаживал? – догадался Щербаков и хлопнул Налимова по плечу. – Тогда понятно! Подарки передаривал? А может подарок Светочки ей же и подарил, а?

Валентин Михайлович обиженно хмыкнул, но не ответил, а Павел Иванович продолжил.

– Я ведь знаю, как ты ухаживаешь за женщинами, наслышан, ни с днем рождения даму не поздравишь, ни на свидание не пригласишь, таскаешь только к себе домой да кормишь кошмарными обедами.

Они вышли на улицу и Налимов, не без удовольствия оглянулся на золотистую табличку обозначавшую мэрию города. Он в пол-уха слушал товарища, но, однако подмечал подобострастные взгляды горожан узнававших при встрече Щербакова. Часть славы доставалась и Налимову.

И он вышагивал куда как важно. Тем временем, Щербаков продолжал говорить:

– Перевоспитывать тебя поздно, но все же, вот тебе мой совет. Ежели приглашаешь женщину на обед, так выбери кафе с хорошей кухней, интимной обстановкой и не охаивай заказ возлюбленной, не ори, пожалуйста про свое ГМО! А домой зови лишь, когда дело до сути дойдет, пригласи перед тем повара и пускай он тебе сготовит вкусный ужин. Сервируй стол, зажги свечи, сладкое вино приобрети, женщины любят сладкое вино!

Они вошли в ресторан. Уселись за столик, у окна. Налимов жадно пробежал глазами меню, назаказывал и когда весь столик был уставлен яствами, накинулся, торопясь и чавкая.

Скоро с него полил пот и, вытирая сырой лоб очередной бумажной салфеткой, Налимов взглянул в глаза Щербакову:

– Хорошо тебе говорить, ты семейный человек!

На что Щербаков перестав улыбаться и отложив ложку, ответил:

– Спешу тебе напомнить, Валя, и ты был семейным человеком, только жену, дочь забросил и дома появлялся лишь для сна.

– То есть, я же и виноват? – возмутился Налимов, не отрываясь от жаркого и шумно прихлебывая.

– Конечно, виноват, – подтвердил Щербаков, – карьера – не любовница, нельзя ей посвящать все силы.

За прозрачным стеклом окна, только руку протяни, проходили красивые девушки и стройные, подтянутые, молодые женщины, Налимов оторвавшись от поглощения пищи, смотрел с невыразимой тоской.

– Они все хотят, чтобы я на них женился, – вздохнул Налимов.

– Считаешь себя бесценным? – расхохотался Щербаков.

– У меня квартира двухкомнатная в престижном районе города, дорогая иномарка и я возглавляю предприятие! – важно проговорил Налимов.

– Предприятие возглавляешь? – переспросил Павел Иванович, вытирая слезы от смеха, – А я думал, ты – директор школы.

На что Налимов, пожевав губами, ничего не ответил.

– Безусловно, ты – почетный пенсионер города, – закивал Павел Иванович, – и конечно, тебя наградят на юбилей медалью за заслуги на педагогическом поприще, но прощу тебя, не гордись, пожалуйста, не гордись!

– Я и не горжусь, – задирая нос, произнес Налимов, – но мне приятно!

И спохватился:

– Павел Иванович, не отправляй меня на покой, дай еще потрудиться на благо отечества!

– С одним условием, – погрозил пальцем Щербаков.

– Я весь – внимание!

– Ты перестанешь доставать меня рассказами о твоих бездарных обедах. Перестанешь говорить о ГМО!

– Но вся пища отравлена, – робко попытался возразить Налимов, отправляя в рот кусок жареного мяса.

5

Вечером, Налимов сидел в засаде. Устроился в своей машине возле дома Валентины. Зачем? Он и сам не смог бы себе объяснить, впрочем, смог бы, тоска заела, а еще желание. Налимов любил женщин, но женщины не любили Налимова. Он это твердо усвоил.

Если бы у него была возможность уединиться, с какой-никакой вертихвосткой, но проституток он не уважал, считая их всех источниками заразных и порой очень опасных болезней, а познакомиться так, просто, не мог и не умел.

Налимов заглядывался на молоденьких женщин. Ему нравилась красивая, белая и нежная кожа; хрупкое телосложение, тонкие руки и узкие ступни. Но молоденькие принимали его за старика и шарахались от его попыток поухаживать. Впрочем, ухаживаниями многословные побасенки, которыми имел свойство заговаривать барышням зубы Налимов, назвать было трудно.

Он вообще любил потрепаться. Телефонные счета, в связи с этим ему приходили огромадные и он повадился допоздна сидеть на работе, используя служебный телефон в качестве связи.

Наговорившись, наоравшись в трубку, насмеявшись вдосталь, Налимов уходил с работы окрыленным и сторож, запирая за ним школьные двери, качал головой, удивляясь на невиданную работоспособность директора.

– Вот такого бы работника да в Государственную Думу, помощь народу была бы великая! – говаривал сторож.

Налимов слышал и преображался, его лицо сияло гордой улыбкой. Он очень любил похвальбу, дня не мог провести, чтобы не похвастаться и испытывал самое настоящее счастье, когда под его постами в социальных сетях появлялось много лайков и положительных комментариев, отрицательные он немедленно удалял, стараясь забыть не только текст, но и имя оскорбителя.

Вспомнив об интернете, Налимов включил планшет, он любил широкоэкранный и ненадолго погрузился в виртуальный мир придуманных и реальных событий.

В стекло окна постучали и только тогда Валентин Михайлович очнулся. На него смотрела Валентина:

– Что ты здесь забыл? – строго сдвинув брови, спросила она.

– К тебе приехал! – пролепетал Налимов, не совсем понимая, что ему говорить и делать.

– Я живу в доме, а не во дворе!

Валентин Михайлович беспокойно заерзал в автомобильном кресле:

– Валечка, прости меня, каюсь, был занят, но сейчас свободен, поехали ко мне!

– Зачем?

Прежде чем ответить на вопрос, он сделал длинную паузу, собираясь с мыслями и понимая, что она, скорее всего, догадалась об истинных намерениях Налимова.

– Видишь ли, Валя, – осторожно начал он, – мужчинам и женщинам необходимы такие встречи, для здоровья, так врачи говорят!

Она насмешливо подняла брови:

– А мне врачи говорят, кто же тебя так довел? Пей, говорят, корвалол и валерьянку! Ты вообще хоть немного беспокоишься о людях, которых обижаешь, оскорбляешь, кидаешь? Как ты можешь школу возглавлять, я бы тебе своего ребенка не доверила!

– Оно и видно, что у тебя за дочь! – моментально завелся Налимов.

– И какая же у меня дочь? – с раздражением, спросила она.

– Наверняка, ленивая, гулящая, да еще матерится в придачу! – выпалил он, с ненавистью глядя на женщину.

– Трудолюбивая, домоседка, в школе отличница, а матерщинников и пьяниц, вроде тебя, терпеть не может! – парировала Валентина.

Налимов завел машину и рванул с места. Что он говорил, сидя в автомобиле, не поддается описанию, во всяком случае, литературному, такие слова в обыкновении хорошие писатели не пишут в книгах, однако речь не об этом, примчавшись к своему дому, Валентин Михайлович с ужасом понял, что никак не может успокоиться.