Текст книги "Пьяная Россия. Том третий"

Автор книги: Элеонора Кременская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Профессор прошелся по мху, устилавшему землю, и оглянулся, тихо смеясь, следы его ног обутых в резиновые сапоги четко виднелись какое-то время, после исчезли.

Было раннее утро. Участники экспедиции еще спали, три байдарки сушились на берегу и мохнатый черный пес, по кличке Джек охранял пожитки, строго глядя на Анатолия Сергеевича.

– А, вот мы сейчас дежурного опередим, – сообщил ему профессор и хитро подмигнул, определяя кучу хвороста к кострищу.

– Пара минут и завтрак готов! – пропел он тихонько.

Джек смотрел уже заинтересованно.

Анатолий Сергеевич, не торопясь, засучил рукава, он недаром ходил по лесу, набрал полное ведро белых грибов!

Вскоре похлебка из «лешьего мяса» закипела. Приправив варево солью и специями, Анатолий Сергеевич взялся за нож, ловко открыл тушенку, высыпал ее содержимое на большую чугунную сковородку, туда же начистил грибов, которых оставалось еще довольно много, нашел в рюкзаке со съестными припасами пакет с картошкой, что накануне они прикупили в попутном селении, быстро справился с задачей очистки и нарезки. Восхитительный запах поднял на ноги не только пса, но и всю компанию туристов.

– А, Коленька проснулся! – приветствовал профессор первого ученого, высунувшего нос из палатки. – И Сашенька, и Ванечка, с добрым утром, Роман Григорьевич!

Приветствовал он своего коллегу, профессора и ученого, седого мужа, который сердито взирал, стоя на четвереньках на Колесникова:

– Что это вы себе позволяете, думаете, если я стар, так не смогу отдежурить! – возмущался Роман Григорьевич.

– Ну, уж и стар, – фыркнул Анатолий Сергеевич, – я вас старее!

– Не хвастайтесь, дорогой коллега! – брюзжал Роман Григорьевич, тем не менее, заглядывая в котелок с грибами и втягивая носом аромат жареной картошки с грибами.

– Ах, как я жареху люблю! – потер руки в предвкушении чудесного завтрака, Коленька.

– Вначале гигиенические процедуры! – строгим тоном, велел Колесников.

– Ишь, раскомандовался! – состроил рожу, Роман Григорьевич, но к реке пошел, не забыв прихватить зубную щетку и пасту, бриться он уже давно не брился, предпочитая носить длинную бороду.

После завтрака, который уничтожили в два счета, на свежем воздухе как не поесть, принялись совместно обсуждать дальнейшие действия.

Перед учеными лежала карта и Роман Григорьевич, сердясь, настаивал на своем:

– Вот, здесь, мы должны проплыть по реке, а после, оставив байдарки и вещи на Джека, – и он ткнул в пса с сытым видом улегшегося спать, – мы поднимемся наверх, пешком, если пойдем по компасу, сразу же и выйдем на ту самую деревню, где живет ста пятидесятилетний долгожитель, не чета нашему профессору.

И он высунул язык, дразнясь.

– Но Роман Григорьевич, – не соглашался Николай, – мы так потеряем много сил, а все к чему?

– К чему? – эхом отозвался Роман Григорьевич.

– Да ни к чему, дурья башка! – рассердился Анатолий Сергеевич. – Доплывем по реке до твоей деревни, тут, за поворотом, она и будет и незачем таскаться по незнакомому лесу!

– Кто бы говорил! – съязвил Роман Григорьевич, указывая на опустевший котелок, где совсем недавно была похлебка из белых грибов.

– Это совсем другое, я не удалялся от места стоянки, – возразил Анатолий Сергеевич.

До деревни, где, по мнению Романа Григорьевича, жил необыкновенный долгожитель, весьма хитрый старикашка, умеющий скрывать свой истинный возраст от паспортистов, они добрались лишь к вечеру. Деревенские встретили их ласково, с поклонами, туристов мало бывало в этих глухих сибирских местах и местные сетовали, говоря, что, мол, ведутся люди на пропаганду, едут на юга, за границу, когда тут, в Сибири такая природа и такой кристально-чистый воздух!

Ученые расположились в избе самого старого человека на деревне, по паспорту ста девятнадцати лет, а по факту, ста пятидесяти. Долгожитель казался человеком неопределенного возраста, с легкостью ему можно было приписать, как тридцать, так и все пятьдесят лет, но не сто пятьдесят, это точно.

Роман Григорьевич, с недоверием покрутив паспорт долгожителя и послушав его речь, с головой выдававшей крестьянское происхождение и старый русский говор времен девятнадцатого века, пошел в лобовую атаку.

– Причина моей молодости? – задумчиво переспросил долгожитель и равнодушно обронил. – Колдун – я!

– И это помогает молодо выглядеть? – не поверил Роман Григорьевич. – Ну, знаете, милейший, разрешите ваши слова, так сказать, подвергнуть сомнению!

– Необычный колдун, – прервал его долгожитель и добавил так, будто это все объясняло, – хожу между мирами. Сноходец!

– Сноходец? – растерялся Роман Григорьевич.

– Энергию ворую у Сатаны, – буднично доложил колдун.

– У Сатаны? – еще более растерялся Роман Григорьевич.

– А как он реагирует? – заинтересовался Анатолий Сергеевич.

– Он-то? – сноходец рассеянно глянул в окно. – Вначале подослал Абадонну, а когда я вывернулся, избежал смерти, оставил в покое. Изредка, правда, проверяет.

– И что тогда? – допытывался Анатолий Сергеевич.

– Птицы перестают петь, воздух начинает дрожать, а я совсем не могу спать, все жду, как он явится?

– И как же?

– В обыкновении жалеет меня, не приходит, но бывает и приходит.

– Сатана? – вторгся тут Роман Григорьевич.

– Он самый, – кивнул колдун.

– И что же вы можете описать его? – прищурился Роман Григорьевич.

– А чего его описывать! – пожал плечами долгожитель. – Ростом всегда громадина, метра три, а то и выше, это как ему вздумается, рога метра полтора, черный весь, лица не видать.

– И это радует! – заключил Анатолий Сергеевич.

Колдун с сомнением покачал головой:

– Главное – не внешний вид, лоск и белые перья, а то, какой он на самом деле!

– И какой же? – потребовал Роман Григорьевич.

– Требовательный, – вздохнул колдун, – терпеть не может предателей, ну да вам это зачем, вы же не колдуны!

Посмотрел он на них ясными глазами.

– Нет, вы подумайте, каков фрукт, – возмущался Роман Григорьевич, отплывая в своей байдарке, которую делил с молодым Ванечкой.

– Мудрец! – засмеялся Анатолий Сергеевич.

– А я не верю, что ему сто с лишком лет, – заметил Коленька.

– Да уж, – кивнул, соглашаясь с товарищем, Сашенька.

– Подделал паспорт и все дела, – решил Роман Григорьевич, загребая веслом так сильно, что байдарка закрутилась на месте.

– Это все вы, Роман Григорьевич, со своим долгожителем! – заметил Анатолий Сергеевич и передразнил, повторив, как видно, слова коллеги. – Надобно учитывать такой фактор, как естественные долгожители!

И добавил, огорченно вздохнув:

– Я понимаю, если бы тот сноходец к ста пятидесяти годам впал в детство, но выглядеть на тридцать лет, в крайнем случае, на пятьдесят и говорить трезво, разумно, увольте!

– Признаю свою ошибку, – поник головой Роман Григорьевич.

Между тем, оставив деревню с чудным «долгожителем» позади, ученые углубились в пленительный край сибирских зеленых лесов и чистых полноводных рек.

9

В тщательно отглаженных брюках и белоснежной рубашке, Роман Григорьевич выглядел, тем не менее, диковато в обществе привычных к костюмам и галстукам светских мужчин, легко и непринужденно ведущих беседы с дамами.

Роман Григорьевич аж передернулся от отвращения, ну, о чем можно разговаривать с женщинами? Разве, о тряпках, бутиках, косметике? Разве, о сопливых и вечно капризных детях? Разве о диетах и проблемах пищеварения? О чем?!

Он прошелся рядом с группой беседующих мужчин и женщин, и остановился сраженный на месте, когда услышал, как женщина в умопомрачительном, явно дорогом костюме, так и сыплет эксклюзивными словечками, присущими разве что президенту страны и его окружению. Кстати, и президент стоял тут же, с вежливым видом выслушивая от молодых ученых, Ванечки, Коленьки и Сашеньки научную белиберду об их открытии.

– Пожалуй, – кивнул президент, – это на нобелевскую премию тянет!

– Да что вы! – несли молодые ученые в полном восторге. – Нас интересует только суть проекта! А ведь суть одна – эликсир молодости!

– А может и бессмертия! – съязвил Роман Григорьевич и смешался, когда общество, включая президента, обернулось к нему в ожидании продолжения речи.

– Ну, уж! – буркнул Роман Григорьевич и поспешно ретировался за кулисы, где томился, сидя в гримерке, профессор Колесников.

– Прямо – артист! – восхитился Роман Григорьевич, наблюдая, как гримеры ловко накладывают на загорелые после похода щеки профессора тоны грима.

– Чтобы не блестели, – оправдывался профессор, – там телевидение будет снимать!

– Поговори мне, – пожурил профессора Роман Григорьевич и спустился в зрительный зал.

Анатолий Сергеевич проводил его задумчивым взглядом. Роман Григорьевич, а попросту Ромка, был старым товарищем Колесникова. Они вместе учились в школе, сидели за одной партой, беспрестанно соревновались в учебе и получении отличных отметок. Вместе, наперекор родным, пошли в армию и вместе поступили после службы в технический институт. Тогда и повелось называть друг друга на «вы» и исключительно по имени и отчеству, это был стиль, их собственная фишка. Оба, почти одновременно женились на сокурсницах и оба народили детей, только у Романа Григорьевича дитя не прожив и недели, скончалась, следом за дочерью ушла и супруга. Роман озлобился, замкнулся в себе, а с обрушением Советов запил, опустился, ходил по дворам, собирал бутылки, сдавал, на эти копейки и жил. С большим трудом вернул его к жизни Анатолий Сергеевич и теперь наблюдал, как добрым ангелом-хранителем следует по пятам за его другом умершая жена, вся в белом. Маленькой дочери Романа Григорьевича не наблюдалось, по всей видимости, у младенцев был другой путь.

– Их путь – есть царствие небесное! – пробормотал Анатолий Сергеевич.

– Что, простите? – наклонилась к нему гримерша.

– Нет, ничего, это я не вам, – рассеянно произнес Анатолий Сергеевич.

Постепенно, к виду призраков, повсюду преследующих живых, он привык. Но все же, испытал состояние шока, когда увидел переполненный зал, где было не столько живущих на этом свете людей, сколько уже отживших. Мертвые едва только на головах у живых не сидели.

– Так вы его друг? – вкрадчиво проговорила женщина из окружения президента.

– С чего это вы взяли? – неприязненно покосившись в сторону женщины, ответил Роман Григорьевич.

– Мне все известно! – категорическим тоном заявила она.

– Что, именно, позвольте узнать?

– Все! – загадочно ответила женщина и провела длинным пальцем по руке ученого, от чего он мгновенно покрылся мурашками отвращения.

– Выкрадите для меня эликсир молодости! – выдохнула она ему в лицо. – И я вся ваша!

Роман Григорьевич замахал руками, вскочил, чихая, ринулся прочь из зала. Женщина попыталась было схватить ученого за рукав пиджака, но промахнулась, и Роман Григорьевич проворно скрылся за спинами чиновников, обсуждавших перспективы использования, а главное, перспективы возможностей, естественно, прежде всего, собственных возможностей исцеления от старости, о нуждах народа можно было подумать, но потом.

– Ну, знаешь, дорого же мне далась твоя презентация! – заявил он, влетев в гримерку и плотно прикрыв двери за собой.

– Что такое, Рома, слезы на глазах? – иронически улыбнулся Колесников.

– Слезы умиления! – действительно вытирая слезы, скорчился Роман Григорьевич. – Просто поклонница твоего эликсира едва-едва меня запахом мятной жвачки не задушила!

– Ну, во-первых, эликсир, отнюдь не мой, – начал Анатолий Сергеевич.

– Отстань! – отмахнулся Роман Григорьевич. – Знаю – это изобретение твоих протеже. Но, все же, твоих протеже!

Поднял он палец кверху, значительно посмотрев на друга.

– И я не одобряю! – ворчливо проговорил Роман Григорьевич. – Что испытания предварительно не провели, хотя бы на обезьянах!

– Обезьян было жалко! – сообщил Анатолий Сергеевич.

– А тебя не жалко?

– Я умирал! – возразил Колесников и махнул. – Оставь ты этот вопрос, Рома. Я отлично себя чувствую, состояние вроде бы стабильное!

– А побочные эффекты?

– Призраков и до приема эликсира видел! – не согласился с другом, профессор.

– Не хватало только дьявола увидеть! – проворчал Роман Григорьевич.

– Лучше ответь мне, ты сам не желаешь омолодиться?

– Я?! – взвился Роман Григорьевич. – Желаю состариться и умереть! У меня и место на кладбище уже есть! Договорился с батюшкой!

– С батюшкой? – переспросил Анатолий Сергеевич.

– В деревне, – пустился в объяснения Роман Григорьевич, – где у нас с женой дом есть. Ты помнишь, там тесть у церкви похоронен, дочка моя и жена. Кладбище закрыто, но я повадился мед батюшке поставлять.

– Неужели, пасека еще жива?

– Двадцать ульев! – загордился Роман Григорьевич и продолжил. – Священник обещал схоронить меня возле родных.

– Зачем ты мне это говоришь? – передернулся Анатолий Сергеевич.

– Ты меня старше! – напомнил Роман Григорьевич. – Стало быть, ответственнее.

– Всего на пару месяцев старше! – подытожил Колесников, выглядевший лет на двадцать пять, в то время как Роман Григорьевич оставался стариком с седой бородой.

10

Дождевые капли медленно ползли по оконным стеклам и Колесников провожал их, тыкая пальцем в каждую. Некоторые его слушались и срывались вниз, в мокрую траву, другие нипочем не слушались, а застыв, чего-то ждали, как-то прислушивались и тут падали, пропадая в сырой темноте.

– Толенька, ты покушал? – вошла в двери, Вера.

– Отвяжись! – сказал Анатолий Сергеевич, с ненавистью поглядев в сторону дочери. – Я тебе не сын, а отец!

– А выглядишь, как сын! – умиленно глядя на отца, заявила дочь.

– Это побочный эффект эликсира молодости! – выкрикнул, обиженно выпятив губы, профессор.

В двери квартиры позвонили и еще раз, и еще.

– Звонят, ты не слышишь, что ли?! – закричал, топая ногами, Колесников.

– Бегу, бегу, Толенька, только не нервничай! – засуетилась Вера и поспешила открывать.

– Представь себе, – ворвался в квартиру, Роман Григорьевич, – эта дура из президентского окружения все-таки выкрала две колбы эликсира, выпила и помолодела!

– Насколько помолодела? – презрительно сощурился Анатолий Сергеевич.

Роман Григорьевич помрачнел и уселся на диван:

– Анатолий Сергеевич, ты знаешь, мое отношение к этому эксперименту. И твои ученые, где они? Где Ванечка, Коленька, Сашенька?

– Они заходят! – отмахнулся Колесников. – Берут кровь на анализ!

– И как?

– Все анализы в норме!

– В норме? – не поверил Роман Григорьевич, пристально рассматривая пятнадцатилетнего подростка.

– В норме для юношеского возраста!

– Помню тебя подростком, – усмехнулся Роман Григорьевич, – ты был неуправляем!

– В каком это смысле? – сердился Анатолий Сергеевич.

– Фантастически неуправляем! – настаивал Роман Григорьевич. – Только я и мог с тобой справиться!

– И я! – добавила Вера, глядя на Колесникова с печальной любовью.

– Вот что с ней делать! – забегал по комнате, профессор. – Я превратился в мальчика, и она рада по уши, сделаюсь младенцем, так она меня в пеленки замотает и будет рада баюкать!

– Ах, если бы и Роман Григорьевич стал маленьким! – мечтательно произнесла, Вера.

– Еще чего! – фыркнул Роман Григорьевич.

– Ничего не понимает, – закатил глаза кверху, Колесников, – ведь, если так дальше пойдет, я исчезну, растворюсь в воздухе, будто и не был никогда!

– Тоже хорошо, – оптимистично заявил Роман Григорьевич, – место на кладбище заказывать не надо!

– Я, между прочим, переживаю! – закричал профессор вне себя от раздражения.

– Тебе-то что, вот женщине из окружения президента уже шесть месяцев!

– Шесть месяцев? – переспросил Колесников, останавливаясь.

– Две дозы эликсира – не шутки! – заметил Роман Григорьевич.

– А рост? – сварливо осведомился профессор.

– Уменьшилась до состояния нормального полугодовалого ребенка! – делая ударение на слово «нормального», высказался Роман Григорьевич.

– Надеюсь, она находится не дома? – забеспокоился Колесников.

– Можешь не волноваться, – фыркнул Роман Григорьевич, – она в научном центре, под неусыпным наблюдением твоих ученых и личным контролем самого президента!

– Она первой исчезнет! – нервничал профессор.

Звонок в дверь прервал цепь лихорадочных рассуждений ученых.

В квартиру вбежали трое.

– Легки на помине, – проворчал Роман Григорьевич с неодобрением наблюдая за суетливыми сверх меры телодвижениями молодых ученых.

– Анатолий Сергеевич, у нас потрясающая новость! – вскричал радостно, Ванечка.

– Мы готовы подтвердить научно, – поддержал товарища Сашенька.

– Что еще? – забеспокоился Анатолий Сергеевич. – Женщина из окружения президента умерла, исчезла, дойдя до нулевого состояния, предшествующего рождению?

– Нет! – торжествуя, вскричал Коленька.

– Пошел обратный ход! – вмешался Ванечка, приплясывая.

– То есть? Объясните! – потребовал Колесников.

– Ей уже шесть лет и она продолжает стремительно расти! – хором произнесли молодые ученые.

– Не по годам, а по часам? – ехидно заметил Роман Григорьевич.

– Именно! – рассмеялись молодые ученые, явно испытывая эйфорию от разрешившейся проблемы.

– Поздравляю! – скептически хмыкнул Роман Григорьевич.

Молодые ученые озадаченно переглянулись, потупились.

– Анатолий Сергеевич, – начал Ванечка.

– Влияние эликсира молодости, – продолжил Сашенька.

– Нам необходимо перевести вас в центр, – категорично заявил Коленька.

11

– Не буду надевать эту пижаму, она мне не идет! – вопила женщина из окружения президента.

Выглядела она девчушкой лет пятнадцати.

Пробегая по коридору, мимо прозрачного бокса, где опутанный проводами, мирно спал младенец в капсуле для недоношенных детей, она, дразнясь, высунула язык.

Роман Григорьевич и Вера смотрели на эту сцену, скептически поджимая губы. Роман Григорьевич поправил белоснежную докторскую шапочку, украшавшую его голову, взглянул на младенца:

– Никогда его таким не видел!

– Хорошенький, – умилилась Вера, роняя слезу.

– Он твой отец! – напомнил Роман Григорьевич.

– Знаю, – вздохнула Вера, – просто не могу удержаться, я так мечтала о внуках!

Расплакалась она и, всхлипывая, продолжила говорить:

– Чтобы все как у людей, дети, внуки, дом – полная чаша!

Неожиданно и Роман Григорьевич всхлипнул, вытер непрошеную слезу.

– Эх, Вера, нам ли быть в печали! – грустно улыбнулся он, обнимая ее за плечи.

– Показания в норме! – пробегая мимо и пытаясь схватить непослушную девочку, ту самую, бывшую женщиной из окружения президента.

– В норме для кого? – насмешливо осведомился Роман Григорьевич.

– В норме для недоношенного младенца, пятимесячного! – прокричал из конца коридора, молодой ученый.

Вера ахнула, а Роман Григорьевич сказал:

– Вот всегда так, риск – благородное дело! Сколько замечательных мудрецов погибло от неправильно пошедшего эксперимента! Испытано на себе, говорят одни, а другие валяются в могилах!

Вера разрыдалась и, приникнув к стеклянному боксу, шептала, глядя на неподвижного ребенка:

– Папа, папочка!

Мимо пробежала девушка лет семнадцати, та самая, женщина из окружения президента и остановилась, кокетничая с Сашенькой.

– Растет! – кивнул он на девушку.

Вера и Роман Григорьевич бросили быстрый взгляд на младенца и одновременно вскрикнули, младенец стал больше. Пошел обратный ход!

Через неделю Вера уже еле поспевала за шустрым пятилетним отцом. Через две недели спорила с непокорным подростком. Через три недели уговаривала его бриться.

А через два месяца перед собранием ученых научного института стояли двое: молодая женщина, лет двадцати пяти и мужчина, лет сорока.

– Потеряли ли они прежние, накопленные за жизнь, знания? – прозвучал вопрос из зала.

Молодые ученые, чинно восседающие за длинным столом, накрытым белой скатертью, не задумываясь, синхронно ответили:

– Нет!

Тогда присутствующие в зале, недоверчиво обратились к профессору:

– Анатолий Сергеевич, что произошло за время вашей трансформации?

– В какое-то время, – начал Колесников, – у меня помутилось сознание.

– На что это было похоже? – выкрикнули из зала.

– На сильное опьянение, когда не можешь сообразить, где ты и что с тобой! – тут же ответил, со знанием дела, Колесников.

– И когда вас настигло такое состояние?

– Когда я деградировал до состояния пятилетнего ребенка!

– А при обратном ходе? – допытывались присутствующие.

– То же самое, – отвечал профессор, – но по мере роста тела, а стало быть, и мозга, знания возвращались и уже в возрасте пятнадцати лет совершенно восстановились!

– А вы? – обратились из зала к женщине из окружения президента.

– Ну, не знаю, – надула она губы, капризно оглядывая аудиторию.

– Она не восстановилась, – ответил за нее Ванечка.

– Что это значит? – зашумели ученые.

Коленька поднял руку, призывая к тишине:

– Все просто. Ее знания, – показал он рукой на девицу, – были не настоящими. Она оперировала чужими фразами, использовала чужие мысли, выдавая за собственные, но пройдя обратный ход, стала тем, кем является.

– Курицей! – громко произнес Роман Григорьевич, сидевший на переднем ряду.

– Сам ты курица! – обиделась девица и демонстративно задрала нос. – Дурак!

Ученые вновь зашумели.

– То есть, выражаясь конкретнее, – прокричали из зала, – выпив эликсир молодости, любой может деградировать, хотя и казался окружающим умным и эрудированным человеком?

– Именно! – улыбнулся Сашенька.

– Но, кто же решится на такой эксперимент, есть ли у вас еще желающие?

– Дураков нет! – насмешливо произнес Роман Григорьевич.

– Сам дурак, – тут же среагировала девица, бросив обиженный взгляд на седого ученого.

– Кандидатов нет, – печально произнес Ванечка и воспрянул, – но мы работаем над эликсиром, возможно в ближайшем будущем…

– Надо попробовать убрать спирт из состава эликсира, – вмешался тут профессор Колесников.

– Что, простите? – хором спросили молодые ученые.

– Убрать спирт, – повторил Колесников непреклонно, – и тогда, все будет хорошо!

12

Осенний воздух был прозрачен и чист, чувствовалось приближение зимы. Клены уже одевшиеся в багряные наряды горделиво покачивались под тихим, спокойным ветерком.

Колесников поглядев в окно, вздохнул и продолжил прерванный, было, разговор с другом:

– Дом можно купить и продать. Автомобиль рано или поздно заменить, а вот близкого человека заменить нельзя, никогда нельзя!

Роман Григорьевич согласно кивнул и взглянул вверх. Под потолком висела синяя люстра. Ее неправдоподобный свет смешивался с мягким светом настенных цветных бра. Пол был укрыт, синим ковром.

Из кухни доносился запах жареной картошки с луком.

– Вера старается! – мечтательно улыбнулся Анатолий Сергеевич.

– Вся жизнь впереди! – закивал Роман Григорьевич.

– А что она видела? – спросил Анатолий Сергеевич.

– Ты о чем?

Колесников принялся перечислять, не позабыв упомянуть школу для тупых детей, выживание в девяностые годы и пьяницу-мужа с погибшим внуком, Сережей.

О Сереже ему хотелось поговорить с другом отдельно, но тут в комнату вошла Вера и пригласила друзей к столу, на кухню.

– А как твои призраки?

– Вижу! – равнодушно обронил Анатолий Сергеевич.

– Ну и? – отправляя кусочек жареной картошки в рот, спросил Роман Григорьевич.

– Никак! – пожал плечами Колесников. – Что я им? Они, в основном, ходят за своими родственниками.

– Бледные и мрачные?

– Всякие, – пожал плечами профессор, не рассказывая о присутствующей тут же, жене друга, легкими пальчиками касающейся седой шевелюры мужа, – честно говоря, на первых порах я опасался, что сошел с ума, и как хорошо было, меня тогда никто не понимал!

– Ты пускал пузыри! – вспомнил Роман Григорьевич. – И я, каждый раз навещая тебя, не мог подойти к твоей кровати, оставался у двери.

– Почему?

– Прощался с тобой! Всегда думал, ты не доживешь до завтрашнего дня!

– Еще неизвестно, кто из нас откинется первым, – заметил Анатолий Сергеевич.

– Но? – вскинулся Роман Григорьевич.

– Да, да, стабильности пока нет!

– И?

– Надо воспользоваться отпущенным мне временем!

– Горы? – предположил Роман Григорьевич.

– Кавказ, – убежденно заявил Анатолий Сергеевич.

– Вера! – одновременно воскликнули оба друга.

– Конечно, я бы съездила, – немедленно отозвалась Вера, – жаль только, папа вырос и опять стал взрослым.

– Нет-нет, моя дорогая, – мягко возразил Анатолий Сергеевич, – на самом деле я сейчас всего лет на десять старше своего внука. Теперь мне почти сорок лет.

– Вот это, да! – воскликнула почти шестидесятилетняя Вера и с энтузиазмом принялась ухаживать за отцом, подкладывая ему новые кусочки жареной картошки.

Роман Григорьевич рассмеялся:

– А я по возрасту и внешнему виду, стало быть, глава вашей семьи!

– Мы не против! – заметил Анатолий Сергеевич, вскакивая и хватая Веру за руки.

Они оба заплясали по кухне, а Роман Григорьевич к ним присоединился.

13 (Последняя. Совсем коротенькая)

Изобретение эликсира молодости ввиду побочного эффекта совет российского научного центра признал недоработанным и отправил погрустневших молодых ученых трудиться над решением этой задачи!

Профессор Колесников посвятил жизнь дочери и другу. И сколько бы ему ни осталось, он как-то более не пугался, наблюдая двойной мир вокруг себя, наверное, привык. Единственное, что напрягало – это ожидание «старухи». Анатолий Сергеевич хорошо помнил предупреждение внука и ждал, каждый день ждал появления той самой черной фигуры, что унесла тучного старика, но пока суть, да дело, можно было встречать рассветы и провожать закаты так, словно наступил последний день его жизни…

Елена по прозванию «Птица»

Нападение

Завернув за угол, она прислонилась к стене. Пульс бешено скакал. Руки тряслись, колени подгибались, дыхание никак не восстанавливалось. Да, где же этот чертов маньяк? Она крепче сжала рукоятку ножа и приготовилась нанести удар. Время шло, часики тикали, никого.

Он меня подстерегает с другой стороны стены, поняла она, от этой мысли у нее застучало в висках. Не выдержав напряжения, она сорвалась с места и выскочила, чтобы узнать, где притаился преступник.

Прошла целая вечность, прежде чем до нее дошла картина увиденного. Словно в трансе подошла она к телу, валяющемуся у дороги, перевернула ногой, брезгуя и опасаясь прикасаться. Маньяк неподвижно уставился прямо перед собой. На рубашке у него расплывалось большое темное пятно.

– Ты мертвый, что ли? – отпрянула она.

Конечно, перед ней был мертвец. Но как? Она взглянула на нож, чистое короткое лезвие перочинного ножичка с набором открывашек и штопора для бутылок вина никак не могло нанести такого серьезного ранения.

Она настороженно прислушалась к темному парку, напряженно обдумывая ситуацию. Почувствовала нечто и бросилась бежать.

Захлопнув двери квартиры, перевела дыхание.

– Елена, ты что ли? – крикнула мать из родительской спальни.

Она подтвердила. Мать напомнила об ужине на плите.

Хвала небесам, что мать у нее устала после смены, она работала охранницей в супермаркете, а отец, сморенный очередной дозой вина, спал беспробудным сном выпивошки. Ей не хотелось сейчас объяснять родителям, почему она в таком состоянии. В зеркале отразилась ее бледная физиономия и совершенно безумные глаза.

Елена хмыкнула, осмотрев ножик еще раз, уже при ярком свете настольной лампы в своей комнате. Нож, как и следовало ожидать, был абсолютно чистый, она не ударяла маньяка, а только удирала от него! Все, что он успел, это проорать ей вдогонку всякие непристойности и угрозу догнать.

Елена Птицына – вот ее имя и фамилия. Девушка девятнадцати лет. Студентка-первокурсница филологического отделения педагогического университета с обыкновенной внешностью, веснушками на носу и неуемным желанием петь, смеяться, веселиться.

На кровати валялась шестиструнная гитара, верная подруга частых туристических поездок и шумных студенческих посиделок, где Елена Птицына мгновенно превращалась в певучую Птицу.

– Птица, спой! – слышалось тогда со всех сторон.

И она пела, большей частью песни Высоцкого, Визбора и Цоя, а друзья подпевали. Любила она и Розенбаума, и Талькова, а для души напевала песни Елены Камбуровой.

На улице пошел дождь. Птица подошла к окну, выглянула, капли молотили по подоконнику, срываясь вниз, в гулкую пустоту темного двора.

Странно, когда она пробегала, фонари светили, но теперь, ни одного огонька не было видно. Ее пятиэтажка, конечно же тоже погружена в темноту, дом населяли, в основном, представители старшего поколения, любители рано завалиться спать.

Птица сообразила, кинулась к настольной лампе, выключила и снова прильнула к окну. Но сколько, ни вглядывалась, так никого и не увидела.

Родители

– Да, если ты не дашь мне денег, пойду и зарежу, – бубнил отец с кухни, – дай денег, мать!

– Не дам! – гремела сковородками, мать.

– Вот из-за таких, как ты, может перевернуться мир с ног на голову и наступит конец.

– Кому наступит? – спрашивала сердито, мать.

– Мне! – уверенно говорил отец. – Потому как я вынужден буду убить!

Птица зажала уши ладонями, с ужасом глядя на стену, где с плаката на нее равнодушно смотрел солист заморской рок-группы.

– Я не убивала, – прошептала она, убежденная в своей правоте и выскользнула из-под одеяла.

Отец сидел на стуле, лицом к выходу. Окно за его спиной было чуть приоткрытым, струя осеннего воздуха холодила кожу. Никто не возражал. При повышенном давлении нужда в свежем воздухе у обоих родителей перешла в манию.

Птица вздрогнула, вспомнив события вчерашнего вечера. Ее мысли, наверное, слишком явно отразились на лице, потому что, мать спросила:

– Какого лешего ты ужин вчера не съела или заболела?

Пока Елена обдумывала ответ, отец возмущенно фыркнул:

– А я голодный, завтрака не могу дождаться, давай ее ужин мне!

– На! – швырнула мать ему сковородку с остатками жареной картошки и одной единственной котлеткой.

– Не густо! – сообщил отец, набрасываясь на пищу.

– Поговори мне еще! – пригрозила ему мать и повернулась к дочери. – Надеюсь, завтракать ты будешь?

Птица рассеянно кивнула и тут вспомнила о деньгах, что получила накануне за какой-никакой, но концерт, проведенный во дворце молодежи. Не посвященные в ее планы родители страшно обрадовались пухлой пачке денег, что протянула Елена матери.

– Не лапай! – хлопнула по руке отца, мать и воззрилась на дочь. – Откуда?

Птица коротко объяснила.

– И ты поёшь, как настоящая певица? – не поверил отец.

– Почти, – уклончиво заметила Птица.

Родители смотрели на нее во все глаза. Когда она, месяц назад принесла первую свою стипендию, мать долго вертела в руках тощую пачку сотенных, которые полагались учащимся университета в качестве моральной поддержки, о материальной, как всегда, в России, тем более для студентов, конечно и речи быть не могло.

– Пойду, что ли мешок сахара куплю, – неуверенно предположила тогда мать.

– Ага, – поддержал ее отец и добавил, – если хватит!

На сей раз, родители оживились, делая разные предположения, наконец, остановились на покупке зимней одежды и обуви для всех троих. Отец еще выпросил себе самую дешевую зимнюю удочку.