Текст книги "Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер"

Автор книги: Элеонора Павлюченко

Александра Успенская добровольно последовала в Сибирь за мужем, приговоренным к каторжным работам, жила в Нерчинске, потом на Каре. После гибели П. Г. Успенского (он был повешен товарищами по каторге по недоказанному подозрению в предательстве – трагическое повторение истории с убийством Иванова!) в 1882 г. она вернулась в Москву, активно участвовала в народническом движении, за что преследовалась властями.

Драматические события нечаевщины впрямую сказались на деятельности революционных организаций начала 70-х годов-"чайковцев" и "москвичей", – в которых значительная роль принадлежала женщинам. Об извлечении революционных уроков из процесса нечаевцев свидетельствуют слова Германа Лопатина: "Крайности порождают противоположную крайность"³⁸,- написанные им в связи с нечаевщиной в письме П. Л. Лаврову. Это выражение можно истолковать не только в том смысле, что чем сильнее угнетение, зажим, тем отчаяннее и резче отпор, но и так: безнравственности противостоит высокая моральность, иезуитству и мистификациям – чистота и честность побуждений и действий.

Одержимость

Начались 70-е годы и вместе с ними новый подъем в русском освободительном движении. Это была и новая ступень в развития женского самосознания, гражданской активности, выразившаяся, в частности, в возрастании степени участия и роли женщин в революционной борьбе.

В словаре "Деятели революционного движения в России" в 70-х годах зафиксированы 1123 женских имени, что составляет почти 20% от всей совокупности революционеров (5664 чел.)³⁹. В начале главы мы отмечали, что среди шестидесятников фигурировали лишь 94 женщины – 5% от числа всех революционеров той поры (1655 чел.). Таким образом, произошел большой скачок, свидетельствующий о массовом участии женщин в революционной борьбе.

Советский историк В. С. Антонов, анализируя социальный состав семидесятников, констатировал, что среди них было больше 50% учащихся, которые вместе с лицами интеллигентных профессий составляли 60%. В их число вошло и подавляющее большинство женщин: курсистки и гимназистки, учительницы, акушерки, фельдшерицы.

Дело, однако, не только в количественном росте женщин-революционерок. Возросла их общая активность, которая проявлялась в разных направлениях. Вспомним, что в 1870г. женщины добились открытия Владимирских курсов в Петербурге, а в 1872 г.– в Москве, в 1872 г. они начали получать систематическое медицинское образование, вели упорную борьбу за открытие Высших женских курсов. Параллельно, а вернее, в ходе этой борьбы крепли и революционные настроения. Женщины входили во все крупнейшие революционные организации 70-х годов: в "Большое общество пропаганды", во "Всероссийскую социально-революционную организацию", вторую "Землю и волю", стали интенсивно участвовать в «хождении в народ». И больше того, в известном смысле женщины задавали тон, определяли «моральный климат» периода 70-х годов. Так, в истоках «Большого общества пропаганды» («чайковцев») находился женский кружок С. Перовской и сестер Корниловых, сложившийся еще в 1869 г. В этой революционной организации – первой с широким участием женщин – из 102 установленных членов и сотрудников женщины составляли 21,5% (22 чел.)⁴⁰.

"Чайковцы" формировались, отталкиваясь от отрицательного опыта нечаевщины. Их общество основывалось на равенстве всех членов и полном доверии друг к другу. Прием новых членов был строго ограничен и возможен только в случае единодушного согласия и убеждения всех "чайковцев" в том, что новый товарищ соответствует их представлению о личности революционера: отличается высокой нравственностью, чувством долга, товарищества, лишен таких пороков, как эгоизм, неискренность и т. п. Революционеры вели простой, суровый образ жизни. По их признанию, они жили даже хуже заводских рабочих. Энтузиазм, самоотверженность, преданность своим убеждениям спаяли их в здоровый коллектив. "Никогда впоследствии я не встречал такой группы идеально чистых и нравственно выдающихся людей",-вспоминал позднее Петр Кропоткин, который сам мог бы служить эталоном нравственности и порядочности⁴¹. Опираясь на показания семидесятников, В. Богучарский еще в 1912 г. в первой обстоятельной монографии, посвященной народникам, справедливо связывал «такой моральным характер» с «женским влиянием на мужской элемент»⁴².

Действительно, многие из этих женщин заслуживают – а некоторые, к счастью, уже заслужили – того, чтобы о них написали книги, очерки и даже романы. Назовем здесь только несколько имен. Софья Перовская (1853-1881 гг.) – одна из лидеров освободительного движения, пользовавшаяся в организации огромным влиянием, авторитетом, любовью товарищей. Три сестры Корниловы: Александра Ивановна (по мужу Мороз, 1853-после 1938 г.). Вера Ивановна (по мужу Грибоедова, 1848-1873 гг.), Любовь Ивановна (по мужу Сердюкова, 1852-1892 гг.), дочери богатого фабриканта, отдавшие свои деньги на революционные нужды. Олимпиада Григорьевна Алексеева (по мужу Дьякова, 1850-1918 гг.), мать двоих детей, отказавшаяся от спокойной помещичьей жизни и ставшая активнейшей участницей «хождения в народ». Ее квартира в Москве стала «своеобразным перевалочным пунктом» для молодежи, отправлявшейся «в народ» Татьяна Ивановна Лебедева (1850-1887 гг.), жена Михаила Фроленко,– возможный прототип Тани Репиной в широко известном романе Степняка-Кравчинского «Андрей Кожухов». Она вместе с Перовской и Фигнер вошла в первый состав Исполнительного комитета «Народной воли» и погибла на каторге... Ни одна из них, по убеждению Кропоткина, «не отступила бы перед смертью на эшафоте»⁴⁴.

Поистине фантастическую жизнь прожила Анна Моисеевна Макаревич (1854-1925 гг.)-дочь симферопольского купца Розенштейна, ставшая одной из основательниц итальянской социалистической партии. Подобно Вере Фигнер и многим другим женщинам, она, окончив с медалью гимназию в Симферополе и поступив в Цюрихский политехникум, должна была сделать выбор между наукой и революцией. Собрания, сходки, диспуты, чтение революционной литературы направили ее по второму пути. Первое боевое крещеные А. М. Макаревич получила в Швейцарии, в кружке братьев Жебуневых. Вернувшись на родину в 1873 г. вместе с мужем, известным народником П. М. Макаревичем, она начала действовать на юге, став членом одесского кружка "чайковцев". В 1875 г., обвиненная в пропаганде среди рабочих Одессы, Макаревич успела скрыться до ареста (избежав тем самым "процесса193-х", но которому судились ее муж и товарищи).

В Киеве примкнула к кружку «южных бунтарей», попоручению которых ездила за границу для приобретения типографского шрифта. Еще раз скрылась от дознания, а в 1877 г. в связи с раскрытием так называемого чигиринского дела народников она эмигрировала. Под фамилией Кулишовой Макаревич поселилась в Париже, откуда была выслана в мае 1878 г. за организацию секции Интернационала. Затем жила в Швейцарии под фамилией второго мужа – итальянского социалиста А. Коста, а с 1885 г.– в Италии, где с третьим мужем – Ф. Турати – играла видную роль в итальянской социалистической партии. И здесь Анна Моисеевна неоднократно преследовалась властями, отбывала тюремное заключение, но оставалась неукротимой. Через 30 лет после ее смерти, в 1955 г., в Италии была опубликована книга о ней.

Разумеется, биография Макаревич-Кулишовой-Коста-Турати-исключение. Другие женщины "Большого общества пропаганды" ограничивались просторами Российской империи, здесь стали участницами "хождения в народ", затем судились в большинстве своем в числе других пропагандистов по "процессу 193-х". Для некоторых из них это был только разбег, предваривший революционную деятельность в двух крупнейших народнических организациях – во второй "Земле и воле", а затем в "Народной воле".

Влияние "женского фермента" было весьма ощутимо и в деятельности "Всероссийской социально-революционной организации" (кружок "москвичей"): женщины составляли более 30% ее участников⁴⁵, а в истоках организации – кружок русских студенток, в свое время учившихся в Цюрихе (С. Бардина, Л. Фигнер, сестры Субботины и др.). Программа «москвичей»– мирная пропаганда, а затем организация местных бунтов, которые, по их мнению, должны были влиться в общее всероссийское выступление. За два месяца «москвичи» охватили своей пропагандой до 20 фабрик, надеясь из числа рабочих подготовить посредников для дальнейшей работы в деревне. Они сумели привлечь в организацию таких рабочих, как Петр Алексеев, Иван Баринов и др. Однако на молодых барышень – участниц кружка, выдававших себя за простых работниц, скоро обратила внимание полиция, они вынуждены были скрываться. В апреле 1875 г. московская группа провалилась. К осени того же года вся организация была разгромлена. В 1877 г. революционеров судили по «процессу 50-ти».

Не только для двух указанных организаций – "чайковцев" и "москвичей",-но и вообще для эпохи "хождения в народ" было характерно особенно широкое участие женщин. Так, в числе 1611 пропагандистов, подвергшихся преследованиям в 1873-1876 гг., насчитывалось 244 женщины⁴⁶. Это обстоятельство карающая власть пыталась использовать в свою пользу. С одной стороны, ее представители объясняли «успех революционной партии» влиянием женских чар, «имеющихся в ее среде в немалом количестве молодых женщин и девушек». Из 23 пунктов пропаганды, названных в 1874 г. в докладе министра юстиции графа Палена, семью руководили женщины: Лешерн, Субботина, Цветкова, Андреева, Колесникова, Брешковская, Охременко. По подсчетам Палена, каждый четвертый из привлекавшихся к дознаниям по политическим делам – женщина. С другой стороны, женщин обвиняли в моральной распущенности, в том, что они «агитировали с тем большею энергиею, чем сильнее связывали их с мужчинами узы половых страстей»⁴⁷.

На самом деле ни о какой распущенности не могло быть и речи. И лучшими свидетелями в пользу женщин могут быть сами участники революционного движения, среди которых С. Степняк-Кравчинский, Г. А. Лопатин, П. Л. Лавров, П. А. Кропоткин и другие товарищи женщин по борьбе, отличавшиеся безупречной нравственностью. Так, Лавров в среде народников-пропагандистов 1873-1878 гг. находил "самое чистое воплощение того типа идеальных, безгранично любящих и самоотверженных женщин, который так часто вдохновлял собою поэтов и романистов".

"Хождение в народ" было женской стихией, органическим продолжением активной просветительской деятельности, начатой еще шестидесятницами, реализацией неиссякающей женской потребности "придти на помощь" страдающим, учить темных, лечить больных. Исследования советских ученых выявляют все новые факты участия женщин в революционной пропаганде, которая велась ими главным образом через сельские школы и фельдшерские пункты при земствах⁴⁸.

Вот только некоторые из них. М. А. Тургенева, жена богатого помещика, учившаяся в Цюрихском университете, в 1871 – 1872 гг. открыла на свои средства несколько сельских школ в Ставропольском уезде Самарской губернии, а в Ставрополе – курсы для сельских учителей, на которых, кстати, преподавала Софья Перовская. Хотя школы вскоре закрыли «за вредное направление», а сама Тургенева вынуждена была скрываться, ее ученицы продолжали дело: Н. А. Назимова – в Вологодской губернии. О. Е. Кафиеро-Кутузова – в Тверской.

В Тверской губернии в 1872-1873 гг. пытались работать "чайковцы": в то время как Кравчинский и Рогачев пилили дрова и косили, Л. Я. Ободовская, С. Л. Перовская, Л. В, Чемоданова учительствовали. "Чайковцев" поддержала группа земских учительниц Новоторжского и Тверского уездов: А. А. Глазухина, О. Д. Шевырева, Гладзинская, А. Несмелова, А. И. Львова. В 1874 г. их обвинили в политической неблагонадежности, отстранили от педагогической работы и привлекли к дознанию. Анна Якимова, будущий член Исполнительного комитета "Народной воли", приобщилась к революционному движению, работая в 1873 г. в земской школе в Вятской губернии. В 1877 г. Екатерина Городецкая, учительница в селе Крыловке Чембарского уезда Пензенской губернии, проводила народническую пропаганду среди крестьян, за что была уволена. Такая же судьба постигла сельскую учительницу В. А. Ольхину (жену присяжного поверенного, известного по политическим процессам 70-х годов), работавшую в 1878-1879 гг. в Порховском уезде Псковской губернии. Земскую акушерку М. П. Потоцкую, учившуюся в свое время в Цюрихе, затем связанную с кружком А. И. Иванчина-Писарева, привлекли к "процессу 193-х". Александру Львовну Иванову, преследовавшуюся в связи с разгромом ишутинцев в 1866 г., уволили с должности земской акушерки в Тульской губернии в 1870г. ...

В мемуарах многих народников сохранились описания их отчаянных, но безрезультатных попыток поднять мужика на борьбу, которые разбивались как от преследования властей, так и от полного непонимания крестьян.

Конечно, огромные усилия умных, честных людей, стремившихся просветить, пробудить деревню, оставили след в памяти народа. Однако надежды народников на исключительные результаты их пропаганды на "мужика", готового к воприятию их идей, оказались тщетными.

«Можно было придти в отчаяние от революционного одиночества, в котором мы жили»,– вспоминала позднее В. Н. Фишер⁴⁹.

Глубокое разочарование народников в результатах работы в деревне, в своих силах и возможностях усугубляли судебные процессы над теми из них, кто был арестован. В наиболее крупных по числу подсудимых процессах – "50-ти" и "193-х" – заметное место принадлежало женщинам.

"Процесс 50-ти" (1877 г.) был необычным во многих отношениях: и по числу подсудимых (его превзойти только "процесс 193-х" и процесс нечаевцев с 79 подсудимыми), и по составу (впервые здесь было много рабочих и женщин), и, наконец, по характеру преступлений: судили за пропаганду⁵⁰.

Среди 50 подсудимых было 16 молодых женщин, причем из привилегированных сословий и обеспеченных семей (И. С. Тургенев считал этот факт "знаменательным и ни в какой другой земле – решительно ни в какой-невозможным"⁵¹). Только В. Н. Батюшковой (1849-1894 гг.) и Е. П. Медведевой (1849-1886 гг.) было по 27 лет, остальным – не более 25. Прасковье Георгиевской, например, было 24 года, а ее младшей сестре Надежде – только 19. Софья Илларионовна Бардина (1852-1883 гг.) и Лидия Николаевна Фигнер (1853–1920 гг.) -дочери крупных землевладельцев. У сестер Любатович, Ольги (1853-1917 гг.) и Веры (1855-1907 гг.), отец-московский фабрикант. Сестры Субботины – богатые помещицы.

На «процессе 50-ти» выявилась характерная особенность женщин – участниц революционного движения: своеобразная «семейственность», которая проявилась еще в 60-е годы (вспомним семью Михаэлис, сестер Сусловых, Ивановых...). Но для народниц было особенно характерно идти в революцию, взяв с собой сестер, а иногда и матерей. Посвятили свои жизни революционной борьбе три сестры Засулич. Вера, Лидия и Евгения Фигнер стали революционерками, младшая – Ольга – отправилась за мужем в ссылку, много сил отдала культурно-просветительной работе (кстати, братья Фигнер были вполне благонамеренными подданными: Николай Николаевич – певец с мировым именем, Петр Николаевич – крупный горный инженер). В рядах борцов – сестры Любатович, три Корни ловы, четыре сестры Панчугины (Вера, Мария, София, Юлия), четыре дочери киевского купца Гольденберга...

Сестер Субботиных – Евгению (1853 – после 1930 г.), Марию (1854-1878 г.) и Надежду (1855– после 1930 г.),-выросших в богатой дворянской семье, воспитала их мать, Софья Александровна (1830-1919 гг.), дочь профессора Московского университета, женщина передовых взглядов. Когда мать узнала, что ее старшую дочь Евгению, гимназистку последнего класса, учитель русского языка назвал будущей Сусловой, она без колебаний отпустила ее вместе с Марией в Цюрих, чтобы учиться на естественном факультете. Через год туда же приехала и Софья Александровна вместе с младшей дочерью. Мать не пугало увлечение дочерей революционными идеями, больше того, она говорила им: «Вы, молодежь, ведите революционное дело, а я буду стараться вам средства приобретать»⁵². Вернувшись домой, Софья Александровна пригласила учительствовать в своих имениях скрывавшихся от полиции В. Батюшкову и Е. Завадскую. При обыске в 1874 г. в ее доме в Курской губернии обнаружили много революционной литературы. За обыском последовал арест, затем «процесс 193-х». Когда после трехлетнего заключения Софья Александровна получила возможность просить о помиловании всей семьи, она отказалась это сделать. Последовала ссылка под строжайший полицейский надзор в Вятскую губернию, затем к высланной дочери Надежде – в Томск, где Софья Александровна организовала помощь политическим ссыльным, за что ее опять арестовали и выслали в Восточную Сибирь. Только в 1903 г. за нею был прекращен негласный надзор.

На "процессе 50-ти" три сестры Субботины (в Цюрихе студенты-швейцарцы называли их ласково "бабочками") сидели одна подле другой. "Молодые, миловидные личики невольно привлекали взгляды,– вспоминала Вера Фигнер, присутствовавшая на суде.– Трогательной, одухотворенной красотой сияла самая любимая подруга – Лидия Фигнер; виднелась шапка темных кудрей Бардиной с ее оригинальным лицом и улыбкой и красивая головка Медведевой... и в огромных синих очках, с вызывающим видом, бросалась в глаза О. Любатович"⁵³.

Как и в 1871 г., во время процесса нечаевцев, женщины вызывали не только большой интерес, но и всеобщие симпатии среди сочувствовавших. На этот раз «цветник», рассаженный «на передних скамейках» (по выражению Веры Фигнер), давал все основания для этого: чистота побуждений и бескорыстие, самоотверженное отречение от всех жизненных благ и привилегий, даруемых происхождением... Слова из речи Бардиной: «Мы стремимся ко всеобщему счастью и равенству»-могла бы произнести каждая из 16 подсудимых женщин.

Речь Софьи Бардиной на процессе, как первая программная речь революционеров на суде, наряду с выступлением рабочего Петра Алексеева⁵⁴ стала известным этапом в развитии освободительного движения в стране. Тот факт, что именно Бардина произнесла программную речь, не был случайностью. Еще в Цюрихе среди подруг-"фричей", своих ровесниц, она выглядела более взрослой и самостоятельной. За «оригинальным лицом» скрывались ум, воля, незаурядные способности. За солидность и известную рациональность подруги в шутку звали ее «теткой». Много позже, в 1906 г., Г. А. Лопатин вспоминал Бардину как женщину, "в которой преобладала умственность и которая лишена была внешнего обаяния и не обладала избытком сердечности, кротости, скромности и женственности"⁵⁵ (что, вероятно, соответствовало действительности).

Вернувшись в 1874 г. в Россию, С. И. Бардина стала активнейшей участницей "Всероссийской социально-революционной организации". Простой работницей она поступила на фабрику, где начала вести пропаганду среди рабочих. Как лидер, она имела все основания выступить на суде. В речи 9 марта 1877 г., отвергая пункт за пунктом возводимые на нее обвинения, Бардина изложила "свой взгляд на революцию и пропаганду": "Преследуйте нас, как хотите, но я глубоко убеждена, что такое широкое движение, продолжающееся уже несколько лет сряду и вызванное, очевидно, самим духом времени, не может быть остановлено никакими репрессивными мерами..." Ее заключительные слова стали крылатыми: "Преследуйте нас– за вами пока материальная сила, господа, но за нами сила нравственная, сила исторического прогресса, сила идеи, а идеи-увы!-на штыки не улавливаются!"⁵⁶.

Особое присутствие правительствующего сената приговорило Бардину к девяти годам каторги, замененной ссылкой в Сибирь. В 1880 г. ей удалось бежать оттуда и скрыться за границей, однако там, в состоянии психического заболевания она кончила жизнь самоубийством.

Речи на суде Софьи Бардиной и Петра Алексеева пересказывались и переписывались по всей стране. Хотя процесс был объявлен открытым, в зал суда допускались только родственники подсудимых, не более 50 человек одновременно. Однажды молодежь умудрилась проникнуть в зал суда по фальшивым пропускам, которые приготовил Валериан Осинский, впоследствии известный народник-"бунтарь", погибший на виселице. Волна сочувствия подсудимым расходилась далеко от зала суда. Вере Фигнер передали стихотворение Н. А. Некрасова «Смолкли честные, доблестно павшие». Ходило из рук в руки стихотворение Я. Полонского «Узница»:

 
Что мне она! -не жена, не любовница
И не родная мне дочь!
Так отчего ж ее доля проклятая
Спать не дает мне всю ночь!
Спать не дает оттого, что мне грезится
Молодость в душной тюрьме.
Вижу и своды... окно за решеткою,
Койку в сырой полутьме...
 

Современные исследователи спорят о том, кому посвящена «Узница» – Лидии Фигнер, Софье Бардиной или Вере Засулич. Представляется, однако, наиболее разумным мнение С. А. Венгерова, опубликовавшего стихотворение еще в 1906 г.: «Как всякое истинно художественное произведение, стихотворение Полонского не относится ни к кому в отдельности. В нем схвачены общие черты всего геройского поколения 70-х годов»⁵⁷. К этому мнению вполне склонялся и очевидец событий – Герман Лопатин, написавший в письме Венгерову следующее: «Я, безусловно, согласен с Вами, что стихотворение Полонского навеяно „процессом 50-ти“ и изображает общий тип революционерки того времени. Но если какая-нибудь отдельная личность носилась перед умственным взором поэта, то едва ли Бардина... а скорее Лидия Фигнер...»⁵⁸

Под влиянием общественного мнения, в обстановке нараставшего революционного подъема приговор суда был смягчен и первоначальную каторгу женщинам заменили тюрьмой.

Никто не думал тогда, что среди осужденных – будущие самоубийцы С. Бардина и А. Хоржевская (Б. Каминская, заболевшая психически, покончила с собой в ожидании суда), что вскоре умрет от туберкулеза 24-летняя Мария Субботина и погибнет в тюрьме Геся Гельфман, судившаяся по процессу цареубийц 1 марта 1881 г. ...

Через семь месяцев после окончания "процесса 50-ти", в октябре 1877 -январе 1878 г., в Петербурге прошел грандиозный "процесс 193-х" над участниками противоправительственной пропаганды в 36 губерниях империи. Подсудимые не принадлежали к одной какой-нибудь организации. Это были народники, входившие в различные кружки, которых объединяло то, что все они были участниками "хождения в народ".

Среди 193 подсудимых было 38 женщин⁵⁹, т. е. 19% всего состава. В их числе были члены «Большого общества пропаганды» – О. Г. Алексеева, А. И. Корнилова, А. Д. Кувшинская, Т. И. Лебедева, С. Л. Перовская, А. Я. Сидорацкая (Ободовская); участница «Киевской коммуны» Е. К. Крешко-Брешковская, жизнь которой с момента ареста (в 1874 г.) по 1896 г. прошла в тюрьмах, на каторге и в ссылке, по возвращении в Центральную Россию стала одним из организаторов партии эсеров, а умерла в эмиграции в Праге в 1934 г.; работницы типографии И. Н. Мышкина – Л. Т. Заруднева, Е. В. Супинская и другие; члены различных народнических кружков – петербургского, вятского, самарского; С. А. Иванова, член «Земли и воли», привлекалась ранее по делу о казанской демонстрации (январь 1877 г.), ее революционный апогей был связан с деятельностью «Народной воли».

Одной из центральных фигур "процесса 193-х" стал И. П. Мышкин⁶⁰, женщины же были его рядовыми участницами. Только пятерых из них приговорили к каторге и ссылке: Е. К. Брешко-Брешковскую – к пяти годам каторги (она была единственной из женщин и вообще первой женщиной, осужденной на каторгу), Е. И. Аверкиеву, С. А. Иванову, С. А. Лешерн фон Герцфельдт, Е. В. Супинскую. Девяти подсудимым засчитали предварительное заключение, означавшее фактически несколько лет тюрьмы. Большую часть женщин (24) оправдали. Заметим, что в их числе оказались С. Л. Перовская, казненная три года спустя, и А. В. Якимова-один из будущих лидеров «Народной воли». Оправданная по суду Е. Ф. Завадская в возрасте 31 года кончила жизнь самоубийством в Женеве.

По подсчетам Н. А. Троицкого, на 84 политических процессах 70-х годов (начиная с дела нечаевцев) были вынесены приговоры 95 женщинам⁶¹. Как видим, с годами быстро росло не только число участниц революционного движения, но и число репрессированных, как ответ властей на их возрастающую активность.

24 января 1878 г. Вера Засулич стреляла в петербурского градоначальника Ф. Ф. Трепова. Ее выстрел, как уже говорилось, послужил сигналом к началу "красного террора". Это произошло на другой день после приговора по делу 193-х. Накануне по личному приказанию Трепова без всякой вины выпороли розгами политического заключенного студента Боголюбова. Поступок Веры Засулич был ответом на этот унизительный акт, "на стон поруганного и раздавленного человека", как сказал в своей речи на суде ее защитник П. А. Александров. Выстрел Засулич прогремел на всю Россию, особенно после того, как суд присяжных вынес сенсационное и неожиданное для властей решение – оправдать подсудимую. Правда, тут же последовало распоряжение арестовать ее в "административном порядке", но революционерка уже скрылась.

Покушение на петербургского градоначальника получило резонанс не только в России. В годичном обзоре общественного мнения Европы за 1878 г. один из авторитетнейших французских журналов, "Revue des Deus Mondes", указывал на двух человек, произведших наибольшее впечатление, это – князь Горчаков, министр иностранных дел России, лицейский друг Пушкина,– на Берлинском конгрессе, и Вера Засулич. Их портреты публиковались во многих альманахах и календарях⁶².

Покушение Засулич было, по сути, объявлением революционерами открытой войны против царизма. По иронии судьбы зачинщицей террористических акций выступила революционерка, которая вскоре стала принципиальной противницей индивидуального террора. В 18 лет, закончив женский пансион. Вера Засулич выдержала экзамен на звание домашней учительницы, 24 лет училась на акушерских курсах, явно рассчитывая использовать свои знания в народе.

Столкнувшись с Нечаевым и нечаевцами (две ее сестры – Александра и Екатерина-были замужем за членами «Народной расправы» – Успенским и Никифоровым, все сестры привлекались к следствию по делу нечаевцев, аА. И. Успенская была в числе подсудимых), Вера Ивановна отвергла их методы борьбы, недостойные революционера. В дальнейшем при расколе «Земли и воли» она без колебаний предпочла «Народной воле» «Черный передел», отрицавший индивидуальный террор, а в 1883 г. стала первой русской женщиной-марксисткой, войдя в группу «Освобождение труда» Г. В. Плеханова.

В начавшемся после выстрела Засулич систематическом индивидуальном терроре женщины сыграли далеко не последнюю роль. По 119 политическим процессам 80-х годов были осуждены 82 женщины, более 50 из них принадлежали к "Народной воле"⁶³. В первый состав Исполнительного комитета «Народной воли» наряду с такими испытанными борцами, как Л. И. Желябов, А. Д. Михайлов, Н. Л. Морозов, А. Л. Квятковский и др., вошли М. Н. Ошанина, С. А. Иванова, Т. И. Лебедева, О. С. Любатович, С. Л. Перовская, Е. Ц. Сергеева, В. Н. Фигнер, А. В. Якимова, А. П. Корба-Прибылева⁶⁴. В числе агентов (особо доверенных лиц этого комитета) были Г. М. Гельфман, Г. Ф. Чернявская, П. С. Ивановская, сестры Е. П. и Н. К. Оловенниковы. Если исходить из того, что состав Исполнительного комитета, как установлено исследователями, не намного превышал 20 человек, то женщины составляли примерно половину этого числа. Наравне с мужчинами они участвовали в подготовке покушений, держали конспиративные квартиры, работала в народовольческих типографиях, вербовали новых членов организаций и т. д. Об этих женщинах много написано в книгах, посвященных «Народной воле».

26 августа 1879 г. Исполнительный комитет вынес смертный приговор Александру II. Наметили несколько мест для покушения на него: Одесса, Александровск в Екатеринославской губернии, Москва. Во всех трех пунктах заодно с мужчинами действовали женщины. В Одессе руководителем группы была Вера Фигнер, с нею вместе – Татьяна Лебедева. В Александровске рядом с Желябовым – Анна Якимова. Софья Перовская руководила взрывом царского поезда под Москвой, в ее группе была и Г. Чернявская. Тогда все их попытки не увенчались успехом. После еще одной неудачи-в Петербурге, где 5 февраля 1880 г. в Зимнем дворце произвел взрыв Степан Халтурин, – народовольцы вновь начали готовить покушение опять в Одессе. Здесь, как и прежде, в центре подготовки – Вера Фигнер, в ее группе – Перовская и Якимова.

Последнее, седьмое по счету, покушение на Александра II народовольцы замыслили осенью 1880 г. Решающую роль в его подготовке и совершении сыграли женщины. На строго конспиративной квартире, которую держали Вера Фигнер и Григорий Исаев, с января 1881 г. происходили все самые важные совещания террористов, здесь был назначен день покушения – 1 марта, здесь обсуждалась и составлялась прокламация об убийстве царя, наконец, здесь готовились бомбы. Хозяйкой другой конспиративной квартиры, содержавшейся под видом лавки сыров на Малой Садовой в Петербурге, откуда велся подкоп под улицу, была А. Якимова. Наконец, Софья Перовская, ближайшая помощница А. И. Желябова, руководителя заговора, заменившая его после ареста, ведала наблюдательным отрядом, а в момент покушения координировала действия непосредственных исполнителей. «Не будь Перовской с ее хладнокровием и несравненной обдуманностью и распорядительностью,– считала В. Н. Фигнер,-факт цареубийства мог и не пасть на этот день. День спасла она и заплатила за него жизнью»⁶⁵.

Софью Перовскую, уравняв в правах с мужчинами, первую из женщин России казнили по политическому процессу. Вера Фигнер наравне с мужчинами пережила 20-летнее одиночное заключение в Шлиссельбурге кой крепости.

В процессе революционной борьбы вырабатывался новый женский тип, принципиально отличный от декабристок, свершивших "подвиг любви бескорыстной". На первый план выдвигались не собственно женские качества – сострадание, готовность прийти на помощь, разделить тяготы, взять на себя вину,– а качества, присущие борцам: решимость, твердость, верность революционному и товарищескому делу.

Софья Перовская, молоденькая 17-летняя девушка, скорее девочка, по воспоминаниям Е. Н. Ковальской, одной из создательниц "Южнорусского рабочего союза", обращала на себя внимание вдумчивым взглядом серо-голубых глаз, в которых чувствовалась какая-то упорная непреклонность. 20-летняя Перовская в кружке "чайковцев", по свидетельству С. Кравчинского, пользовалась влиянием и большим уважением за свою стоическую строгость к самой себе, за неутомимую энергию и в особенности за свой обширный ум.