Текст книги "Анатомия зла"

Автор книги: Элеонора Мандалян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Хирургическая сестра Хилла подала Гроссе лазерный нож. Он рассек горло донора, обнажив гортань, дыхательные пути, артерии и вены.

Не дожидаясь указаний, Хилл с помощью микроскопа подсоединил к голове искусственные кровеносные сосуды.

Их деловитая профессиональная сосредоточенность внешне ничем не отличалась от сосредоточенности обычных ученых, экспериментирующих на живой плоти во благо человечества и науки. Бесчисленное количество беззащитных четвероногих мучеников, у которых никто не спрашивал разрешения и согласия, были распяты и препарированы на таких же столах. Им кромсали внутренности, чтобы узнать, как они функционируют, их заражали страшными смертельными болезнями, чтобы научиться с этими болезнями бороться. И никто из благородных, всеми почитаемых экспериментаторов не заглядывал или старался не заглядывать в глаза своих жертв, в бессловесной муке вопрошавших: За что? Что я вам сделал плохого, люди?

Точно такой же, только двуногий экспонат лежал сейчас выпотрошен-ным на операционном столе, и у него тоже забыли спросить, а хотел ли он поделиться с ними своими внутренностями. Своей жизнью.

– Подключаю аппарат экстракорпорального кровообращения, – доложил Роджер, следивший за их действиями через монитор. – Готово. Система работает.

– Переворачивайте, – распорядился Гроссе.

С помощью специальной установки тело плавно перевернули вниз лицом. Гроссе обнажил основание черепа... Ощутив на себе тяжелый взгляд Клары, он отложил лазерный нож и, шагнув к столу реципиента, бросил через плечо дублеру:

– Хилл! Вскрывайте пока турецкое седло. Я сейчас вернусь.

– Все в порядке, сэр, – сухо отрапортовала Клара. – Пациента можно забирать.

– Молодец. Идем.

Он вывел ее в предоперационную.

– На сегодня все, Клара. Джек проводит тебя наверх. Отправляйся домой и попробуй немного поспать.

– А ты? – колюче поинтересовалась она.

– Задержусь. Есть еще дела.

Клара не стала упрекать его в обмане, высказывать никому уже не нужные сожаления по поводу безжалостной расправы, в общем-то, с совершенно чужим ей парнем. Она знала, что только разозлила бы Гроссе. К тому же это был не первый и не последний донор в их секретной практике. Ей и вправду хотелось домой. Хотелось покоя. И полного забвения, хотя бы на несколько часов.

Где-то там, далеко наверху, должно быть уже брезжил рассвет над мирно дремлющими садами и улицами, над платанами, кипарисами и пальмами, на которые ей никогда не хватает времени даже взглянуть.

ГЛАВА 10

Джимми-таки удалось уговорить своего подопечного помочь ему ликвидировать последствия вчерашнего ливня. Они трудились с раннего утра. Правда, возиться с превратившейся в грязь землей Гроэр наотрез отказался, но зато с удовольствием собирал поломанные ветки и сжигал их, устроив в дальнем углу сада знатный костер.

Солнце, снова безраздельно царившее на небосводе, с медлительной торжественностью уже повернуло в сторону Запада, когда Гроэр и Джимми одновременно уловили шум мотора, нарушивший сонную тишину умиротворенной природы. Едва заслышав мучительно знакомый звук, оба бросились к воротам, спеша и толкая друг друга. Сколько помнил себя Гроэр, они поступали подобным образом всякий раз, когда приезжал Учитель, превратив эту, казалось бы бессмысленную суетливость почти в ритуал.

Затаив дыхание, Гроэр ждал, как волшебства, того краткого мига, когда ворота сами собой бесшумно разъедутся. От нетерпения и волнения у него пересыхало во рту. Еще минута... еще секунда... Вот оно! Нет, не Учителя, не его машину искал страждущий взгляд юноши. Он летел дальше – к дикому скалистому плато, раскинувшемуся по ту сторону ворот, по ту сторону плена. Но видение бывало столь мимолетным, что его никогда не удавалось рассмотреть в деталях. Ворота, едва пропустив внутрь машину, так же быстро и бесшумно смыкались, и взгляд юноши, полыхнувший отчаянием и восторгом, уткнувшись в железную преграду, снова тускнел.

Открылась и захлопнулась дверца. Гроэр отступил на несколько шагов назад, опасливо косясь на железного зверя, с детства вселявшего в него мистический страх. Как-то, лет десять назад, дождавшись когда Учитель поднимется в библиотеку, мальчик Гроэр приник расплющенным носом к окну его четырехколесной диковины, с любопытством разглядывая салон, приборы, руль, мягкие кожаные сиденья. Его внимание привлекли два непонятного назначения выступа, торчавшие по бокам машины, как ушки морского льва. Заглянув в один из них, Гроэр, холодея от ужаса, увидел живые глаза Учителя, в упор смотревшие на него. Но ведь он – Гроэр это точно знал – в тот момент находился в доме, на втором этаже! Весь дрожа, мальчик бросился наутек, спрятался в кустах и просидел там до тех пор, пока вездесущий Джимми не отыскал его и не выволок силой.

Опекуну пришлось изрядно потрудиться, чтобы выяснить причину столь странного поведения. Когда же он понял, что всему виной обыкновенное зеркало, в которое Гроэр заглянул впервые в жизни, он принял единственно разумное решение ничего ему не объяснять.

Гроэр вырос. Но детский страх по-прежнему сидел в нем. Ничто не могло заставить его приблизиться к машине, которую стережет сам дух Учителя.

Прибывший расправил затекшие плечи, хрустнул суставами, разминая пальцы, окинул скучающим взглядом кроны ухоженных фруктовых деревьев и только после этого соизволил заметить две неподвижно застывшие фигуры.

– С приездом, сэр! – подобострастно приветствовал его Джимми. – А мы вас заждались.

– Чем порадуете? – не прореагировав на приветствие, поинтересовался тот.

– Все в порядке, сэр. Все живы-здоровы.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Учитель и, заметив собаку, жавшуюся к ногам Джимми, спросил: – А этот как? Что-то он мне не нравится.

– Честно говоря, мне тоже, сэр. Плохо ест, много спит. Вялый какой-то.

Тим, явно понимавший, что речь идет о нем, переводил напряженно-испуганный взгляд с одного на другого, отчего венчик из длинной шерсти, торчавшей во все стороны на его макушке и наполовину скрывавший бело-коричневые пуговки глаз, смешно шевелился.

Учитель наклонился и, не обращая внимания на мелкую дрожь, мгновенно охватившую тщедушное тельце собаки, по-хозяйски ощупал ее шею. Тим замер, будто прикосновение это его разом парализовало, устремив умоляющий взгляд на Джимми. Учитель между тем сунул руку под его переднюю лапу – сердечко, скрытое тонкими ребрами и тощей шкурой, несколько секунд билось об его ладонь частыми короткими толчками.

– Ничего страшного. Просто хандрит и трусит... Чем собираешься меня кормить?

– На ваш выбор, сэр, – тотчас оживился Джимми. – Могу зажарить на вертеле цыпленка, могу сварить отменную уху.

– Так ведь цыпленок твой наверняка еще бегает?

– Бегает, сэр.

– Не годится. Пока ты его отловишь, пока свернешь шею, ощипешь да выпотрошишь, я умру с голоду. Давай уж лучше уху. Только, будь добр, поторопись. Времени у меня в обрез. И не забудь опорожнить багажник. Там, как всегда, продукты и кой-какая новая одежда для вас. Надеюсь, я ничего не упустил.

– Вы очень добры к нам, сэр.

Покончив с собакой и с заказом, "сэр" обернулся наконец к юноше, неподвижно стоявшему рядом все это время.

– Привет, Гро. Ты плавал сегодня в бассейне?

Юноша отрицательно мотнул головой. Длинные, выгоревшие на солнце волосы упали ему на глаза, сверкавшие опасливой преданностью дикого зверя.

– Значит составишь мне компанию. Хочу искупаться с дороги, пока Джимми будет возиться с обедом.

Он не просил, не предлагал. Он отдавал команду, и это бесило Гроэра, судорогой сводя ему челюсть. И одновременно вселяло щенячью радость. Учитель-хозяин изъявил желание отдохнуть и развлечься в его обществе, что случалось с ним крайне редко.

Джимми, стоя с сачком в руке и забыв в эту минуту, что ему следует спешить, задумчиво наблюдал за ними:

Господи, до чего ж похожи! Одно лицо, одна фигура, одни манеры. И даже мимика. Если бы не разница в возрасте, их вполне можно было бы принять за близнецов. Поразительно. Непостижимо.

Он не переставал удивляться их сверхестественному сходству с тех пор, как его подопечный вырос, догнав Гроссе комплекцией и ростом. А это был именно он, грозный Эрих Гроссе, их хозяин и властелин, поскольку всё здесь, включая юношу и его опекуна, принадлежало ему.

Рядом с домом – добротным, но ни разу не ремонтировавшимся с тех пор, как Гроссе его приобрел, он построил спортивную площадку и бассейн, чтобы Гроэр мог полноценно расти и развиваться. Продолговатое овальное зеркало бассейна в обрамлении сочной зелени лужайки занимало всю южную часть территории, перекликаясь голубизной с небом и океаном. Деревянный стол с парой стульев под полосатым, изрядно выцветшим тентом и душевая с полотенцами и махровыми халатами предназначались явно не для юноши и его опекуна, поскольку те никогда ими не пользовались.

Стянув с себя пуловер, Гроссе скинул туфли и носки, затем брюки, и под конец трусы, аккуратно все развесив на спинке стула. Гроэр, в миг избавившийся от шорт, которые остались валяться прямо на земле, стоял нагишом, терпеливо дожидаясь, когда Учитель покончит с раздеванием. Теперь их сходство стало еще разительнее. Только если тело одного покрывал красивый бронзовый загар, то другой был неприлично бел. Если одного, помимо молодости, отличала хорошо развитая мускулатура и прямая осанка, то другой выглядил рядом с ним хиловатым и чуточку сутулым.

С каким-то особым – жадным – удовольствием разглядывал Гроссе тело юноши, налитое молодостью и силой, отмеченное непринужденной раскованностью и грацией.

– Наперегонки? – с невинным видом предложил Гроэр.

– Шельмец, – снисходительно фыркнул Учитель. – Ты барахтаешься в этой луже целыми днями. Надо бы еще, чтоб ты не победил.

Он подошел к краю бассейна, слегка присев, отвел назад руки и, резко взмахнув ими, нырнул в воду вниз головой. Гроэр нырнул следом и, меря взбудораженную поверхность мощными сильными гребками, в считанные минуты оказался у противоположного борта. Гроссе плыл неторопливым, размеренным брасом, забирая воздух открытым ртом и выдыхая его под водой. Посреди бассейна он остановился, перевернулся на спину и так замер, раскинув руки, покачиваясь на воде и глядя в фиолетово-синее небо. Он отдыхал. И отдых этот доставлял ему удовольствие.

Наплававшись, они уселись рядышком на край бассейна, одинаково опираясь на ладони и болтая в воде ногами. Гроссе закрыл глаза, подставив лицо и тело солнцу. Гроэр искоса смотрел на него, испытывая необъяснимое, радостно-болезненное успокоение от столь близкого присутствия этого, отнюдь не располагавшего к добрым чувствам, человека.

Не поворачивая головы и не открывая глаз, Гроссе спросил:

– Как ты себя чувствуешь, Гро?

После слишком долгой заминки юноша отозвался, и тон его был задиристым:

– Учитель, почему вы всегда, сколько я себя помню, задаете мне один и тот же вопрос? Почему каждый раз, приезжая к нам, щупаете мой пульс, прослушиваете сердце и легкие, измеряете давление, заглядываете в уши и в рот? Со мной что-нибудь не так? Я болен?

– Нет, мой мальчик, к счастью, ты абсолютно здоров, – не меняя позы, отозвался Гроссе. – И я хочу, чтобы так было всегда. Поэтому я и слежу за твоим здоровьем.

– Но за здоровьем Джимми-то вы не следите. А он намного старше меня.

Гроссе открыл наконец глаза и внимательно посмотрел на него.

– Слушай, а ведь ты прав! – Он шлепнул себя по голому бедру и, пропустив мимо ушей реплику относительно Джимми, весело сказал: – Ты здоровый, полный бурлящих сил парень. Это же видно невооруженным глазом. Дурацкая врачебная привычка.

– Врачебная? – Гроэр сделал стойку, ловя его, что называется, за язык. – Вы – врач, Учитель?!

– Ну... допустим. И что? Для тебя это что-нибудь меняет?

– Многое.

– Например?

– Вы лечите больных?

– Угу.

– Это ваша работа?

– Угу.

– ...Спасибо. Я узнал то, что хотел.

– Что именно? – не понял Гроссе.

Юноша не успел ответить. На дорожке, ведущей к бассейну, появился Джимми. Деликатно стараясь не смотреть на обнаженного хозяина, он издали сообщил, что обед подан.

– Ну наконец-то! – обрадовался Гроссе, далеко не с такой легкостью, как Гроэр, поднимаясь на ноги.

Подхватив со стула полотенце, он долго и тщательно растирался им, делая заодно массаж. Заметив, что обитатели виллы не спускают с него глаз, весело усмехнулся:

– Ну чего уставились на пару? Могу я, черт возьми, хоть раз в жизни расслабиться, отключиться от бесконечных забот. Почувствовать себя человеком!

Накинув на голое тело махровый халат и сунув ноги в пляжные шлепанцы, Гроссе направился к дому. Гроэр, как всегда не вытираясь, натянул на себя шорты и последовал за ним.

На патио их ждал с деревенским размахом накрытый стол. Рядом с привезенными Гроссе деликатесами Джимми выложил продукты собственного изготовления – овечий сыр, соленые помидоры и огурцы, фаршированный овощами перец, вареные яички, молодой лук и чеснок.

Они ели с жадностью, нагуляв в бассейне аппетит. А Джимми смотрел на них и улыбался, довольный что его стряпня пришлась им по вкусу. И все выглядело так мирно, так по-семейному, что на глазах у него навернулись слезы.

Украдкой бросал взгляды на Учителя и Гроэр, которому тоже не часто доводилось видеть его в таком хорошем настроении. Он даже подумал, что мог бы полюбить этого человека, если бы тот... позволил.

– Очень вкусно, Джимми. Ты молодец! – похвалил Гроссе.

– Спасибо, сэр, – расплылся в улыбке польщенный опекун. – Я старался. Выпьете парного козьего молочка на десерт?

– Парного? Козьего? Так ведь гадость, небось, несусветная?

– Ну что вы, сэр. Очень полезная штука.

– А! Была не была. Наливай. Попробуем. – Осушив стакан, он даже причмокнул от удовольствия и, обтерев губы полотняной салфеткой, попросил: – Гро, сбегай-ка за моей одеждой.

Тотчас поднявшись, Гроэр направился к бассейну. Глядя ему в спину, Гроссе задал опекуну свой неизменный вопрос:

– Как он?

Джимми знал, хозяина интересует только здоровье и душевное состояние мальчика. Да, собственно, это и есть самые важные вещи для человека – его здоровье и душевное состояние.

– Он в порядке, сэр. Здоровье, аппетит, психика – все на месте, – почти автоматически отозвался опекун, произносивший одну и ту же фразу уже много лет. Но, помедлив, добавил: – Вот только...

– Что только? – тотчас насторожился хозяин.

– Его настроения... Он слишком много думает и задает слишком много вопросов... Мне становится с ним все труднее. Я теряюсь и не знаю, что отвечать.

Гроссе прищурясь смотрел на опекуна, что-то прикидывая в уме или пытаясь глубже проникнуть в смысл услышанного. Наконец сказал:

– Потерпи еще немного. Уже скоро... – И голос его прозвучал резко и сухо.

– Нет-нет! – испугался Джимми. – Вы меня не так поняли, сэр. Трудно бывает только иногда. – Теперь он говорил извиняющимся, заискивающим тоном: – Он хороший послушный мальчик. Просто очень любознательный. Так ведь это естественно – в его-то возрасте. В его... положении... – Джимми запнулся и умолк под свинцовым взглядом хозяина.

Вернулся Гроэр с охапкой одежды в руках и, опустив ее на стул, выжидательно посмотрел на Учителя.

– Ну чего уставились? – рассердился тот. – Дадите вы мне спокойно одеться? И вообще. Займитесь своими делами. А я с часок поработаю в библиотеке и отчалю.

Джимми тотчас бросился убирать со стола, гремя посудой и размышляя над тем, почему так резко испортилось настроение хозяина. А Гроэр, раздосадованный грубостью Учителя, зашагал прочь по дорожке в сторону океана. Облокотившись о выступ скалы, на котором любил восседать, как на троне, он устремил задумчивый взгляд вдаль, туда, где смыкались небо с водой. Ветерок играл его влажными волосами, приятно обвевая лицо.

Но расслабиться не удавалось. Он знал почему. Пока Учитель здесь, на вилле, он не сможет ни о чем другом думать кроме него. Вот сейчас, натянув свой неизменный пуловер и брюки, он, скрипя ступенями, поднимается в библиотеку. Поудобнее усаживается за свой секретер. Отпирает его. Поднимает крышку. Достает с полок... что? Книги? Журналы? Блокноты? Гроэр много раз пытался подглядеть, что делает Учитель, сидя за секретером – читает, пишет, думает. Но сквозь щелочку в двери ему была видна только спинка стула, плечи и его склоненная голова. А подкрасться поближе он не рисковал.

– Это твое любимое местечко. Верно?

От неожиданности юноша вскинулся и отпрыгнул, как застигнутый врасплох зверь.

– Кажется, я напугал тебя. Уж извини, – усмехнулся Учитель.

Как удалось ему приблизиться так неслышно? Гроэр обладал острым слухом и улавливал обычно даже то, чего не мог слышать Джимми. А тут...

– Подумал, не стоит садиться за работу сразу после обеда и, вот, набрел на тебя, – явно слукавил Гроссе.

И снова тот же странный взгляд, устремленный на юношу – этакое ностальгическое самолюбование. Его хорошо развитое, лоснящееся от загара тело здесь – на фоне океана и неба, выглядело особенно эффектно. Широкие плечи, узкий таз, крепкие стройные ноги. А ястребиные глаза, в обрамлении бронзовых скул, сверкали как начищенное серебро. Отдельные пряди волос на солнце совсем выгорели, красиво контрастируя с теми, что сохранили свою охристую окраску.

– Вот уж никогда не подумал бы, что длинные волосы могут мне пойти, – произнес вдруг Учитель поразившую Гроэра фразу. – Во времена моей молодости носили короткие стрижки. – Он провел рукой по своим изрядно поредевшим волосам.

В его взгляде читалась целая гамма недоступных пониманию Гроэра чувств – здесь было любование молодостью, зависть к этой молодости и в то же время самодовольное спокойствие человека, стоящего перед зеркалом. Только зеркалом не простым, а волшебным.

Заметив в траве разбухшую от дождя книгу, он наклонился, поднял ее, прочитал название и укоризненно заметил:

– Разве с книгами так обращаются, Гро?

– Я не хотел. Я забыл ее здесь вчера. А потом пошел дождь. Но я ее высушу.

– Не трудись. Ничего уже не исправишь.

Размахнувшись, Гроссе с мальчишеским задором швырнул книгу вниз с обрыва.

У Гроэра перехватило дыхание. Он приник к краю скалы, заглянул вниз. Океан, приняв крохотный растерзанный дар, играя, перекидывал его с волны на волну. Его черноволосая мечта совершила прыжок, на который сам он так и не отважился. Она обрела свободу! Или нашла свою смерть?..

Гроссе с любопытством наблюдал за ним.

– Что так взволновало тебя, Гроэр?

– Теперь она наверняка погибнет, – отключенно проговорил он.

– Тебе так жаль эту книгу?

Поняв, что высказал свои мысли вслух, юноша смутился. Властная холодность Учителя – диктатора и надсмотрщика, была между ними единственной формой общения и отнюдь не располагала к откровению. Сегодня Учитель был непохож на себя. В его поведении затеплилось что-то более человечное. Но эта перемена скорее настораживала, чем радовала юношу. Он, так же как и Джимми, угадывал за ней подвох. Поэтому Гроэр лишь плотнее сжал упрямые тонкие губы.

Но Гроссе не отступал:

– Как часто ты здесь бываешь?

– Каждый день.

– Почему? Любишь смотреть на океан?

– Ага... – попытался солгать Гроэр. И тут его прорвало: – Нет! Не люблю. Ненавижу океан! Ненавижу эти скалы, эту дурацкую слепую стену, этот опостылевший дом! Ненавижу вас! И все, что лишает меня свободы. Прихожу сюда с единственной надеждой... – Задохнувшись от возбуждения, от собственной дерзости, юноша умолк.

Гроссе молча ждал. Его бледное, застывшее лицо походило сейчас на посмертную маску.

– ...с надеждой, что когда-нибудь, – набрав, как перед прыжком в воду, полные легкие воздуха, продолжил Гроэр, – хоть один из проплывающих вдали кораблей забредет сюда по ошибке или услышав мой зов, заметит меня и спасет... Случается ведь такое в ваших книжках. – Он в упор смотрел на Учителя, изо всех сил стараясь не отвести, не опустить взгляда, не позволить ему в очередной раз одержать верх над собой.

– Все еще веришь в добрые сказки, малыш? – совсем не гневно, даже скорее грустно усмехнулся тот.

– Нет, – парировал Гроэр. – Я верю в сказки про злых волшебников, которые все могут, для которых не существует ни запретов, ни ограничений, которым подчиняются люди и стихии.

– Вот это по нашему, – одобрительно кивнул Гроссе. Прищурясь, он изучал Гроэра-бунтаря, как вирус под микроскопом.

О чем он думал в этот момент? О собственной молодости? О том, что был таким же упрямым и неукротимым? Что всю жизнь шел напролом и побеждал? Всегда и во всем побеждал! Под натиском его сокрушительной воли отступали любые преграды. Как же должно быть непосильно трудно удерживать эту лавину в себе, не давать ей выхода.

Гроссе сочувственно, почти ласково похлопал Гроэра по плечу:

– Ничего, малыш, это бывает... Это пройдет... Прости. Мне искренне жаль.

Нет, на сей раз Гроссе не лицемерил, не актерствовал и не лгал. Он глубоко сострадал участи юноши, но, увы, ничего не мог изменить. Или не хотел, что для него было равнозначно.

– Пожалуй, обойдусь сегодня без библиотеки, – принял решение он, бросив взгляд на коснувшееся горизонта солнце. – Поздно уже. На днях приеду снова, останусь на ночь, и мы с тобой вволю наговоримся. Обещаю.

ГЛАВА 11

Комната, отведенная для Учителя, была смежной с его спальней, и каждый день, проходя мимо плотно закрытой двери, Гроэр на всякий случай дергал бронзовую ручку, хотя знал наверняка, что дверь заперта. Ключ от нее находился в общей связке у опекуна, с которой тот никогда не расставался. Джимми время от времени отпирал дверь, чтобы прибрать спальню хозяина, но Гроэру с раннего детства запрещалось туда заходить. Конечно ему удалось и не раз подкараулить момент, когда Джимми отпирает дверь, и заглянуть внутрь. Это была точно такая же – неинтересная, даже скучная – комната, как и его собственная, и он не мог понять, почему нужно держать ее на запоре.

Сам Учитель примерно раз в месяц, оставался на вилле на ночь. Просидев допоздна в библиотеке, за таинственным секретером, он шел спать. И всякий раз Гроэр слышал из своей спальни, как щелкает ключ в замочной скважине, поворачиваемый изнутри. Чего боится Учитель, от кого запирается, если на вилле никого, кроме них троих, нет? Что он скрывает там такое, что ему видеть не положено?

Неутоленное любопытство и разыгравшееся воображение не давали Гроэру покоя. Он строил планы, как проникнуть в запретную спальню: взломать замок или подкараулить, когда Джимми войдет туда, чтобы сменить постельное белье, и ударить его чем-нибудь тяжелым по голове. Но так ведь можно, не рассчитав силы, и убить. Кто ж тогда будет ухаживать за ним? Да и от Учителя при таком повороте событий пощады уже не жди. Проще всего, конечно, было выкрасть связку ключей, когда Джимми, втихомолку напившись перед сном, крепко уснет. А может спуститься по веревке с крыши? Гроэр знал, что окна во всем доме никогда не запираются. В основном Джимми – любитель свежего морского воздуха, держит их открытыми, прикрывая лишь от сильной жары или непогоды... Окно! Конечно же окно!

Приняв окончательное решение, Гроэр спустился в сад, прошелся по посыпанной морской галькой дорожке, изучая расположение окон – своего и Учителя. Никакого карниза под ними не было. Зато их разделял простенок шириной всего в один фут. И оба окна как раз были настежь открыты.

План созрел сам собой. С трудом дождавшись, когда солнце утонет в океане, погрузив небо и землю в густой мрак, он пожелал Джимми спокойной ночи и поднялся наверх. Плотно прикрыл за собой дверь спальни, разобрал на всякий случай постель, скинул сабо, чтоб не шумели, и на цыпочках подкрался к окну.

В саду все было тихо. Вытянутый прямоугольник света лежал на дорожке. Значит, Джимми уже у себя. Вдоль стены дома шел широкий газон, на котором неутомимый опекун развел цветущие кустарники рододендрона и кустарникоподобные цветы "райской птицы". Так что если он промахнется и вывалится в сад, то падать будет не слишком больно.

Гроэр сел на подоконник – лицом в комнату, и, изображая из себя пропеллер, с мальчишески-залихватским вывертом развернулся вокруг собственной оси, одновременно перекинув ноги за окно и обхватив обеими руками наружный простенок между окнами. Нога, не окончившая еще вращательного движения, зацепилась пяткой, как крюком, за подоконник соседней спальни. Один пружинистый прыжок, и он в заветной комнате.

Включив настольную лампу на тумбочке у кровати, Гроэр, с громко бьющимся сердцем, принялся осматривать все вокруг, хотя осматривать-то как раз было и нечего. Кровать, тумбочка, туалетный стол с табуретом, кресло, стенной шкаф, в котором висели шорты, несколько сорочек, тренировочный костюм, теплый бархатный халат и куртка. В ванной тоже ничего интересного обнаружить не удалось.

Заскучав, Гроэр плюхнулся на постель.

Посижу пару минут и обратно, – решил он, не желая признаться себе, что так упорно стремился попасть в спальню Учителя не столько из любопытства, сколько просто потому, что это его спальня.

Гроэр, сам не замечая того, как верный пес широко раздувал ноздри, едва уловив запах Учителя, следы его присутствия, жаждал прикоснуться к тому, к чему прикасался он, познать то, что знал он. Вот и сейчас, сидя на кровати, на которой, пусть редко, но спал Учитель, он испытывал странное, необъяснимое волнение. И умиротворение одновременно. Будто постель Учителя была и его постелью.

Но тут с ним начало происходить нечто уж совсем непонятное. Закружилась голова. Спутались мысли, а потом и вовсе пропали, как в черную яму провалились. Он даже не почувствовал, как опрокинулся навзничь, да так и остался лежать поперек кровати. Странные, необъяснимые видения наполнили его черепную коробку – люди, города, животные... Поскольку он не знал и мира реального, то не смог бы определить, из какого времени и каких мест отаковали его теснившие друг друга образы.

А когда открыл глаза, за окном уже светало. Он сел, тупо глядя в одну точку и пытаясь осмыслить, что же такое с ним было. На обычный сон вроде бы не похоже. Все еще находясь во власти увиденного, Гроэр перебрался тем же путем в свою спальню и постарался уснуть...

На следующий день он снова проник в спальню Учителя, прошелся по комнате, внимательно прислушиваясь, снова заглянул в стенной шкаф и в ванную, подергал дверь, ведущую в коридор. Дверь, естественно, была заперта.

Гроэр в задумчивости опустился на кровать. И стоило ему немного расслабиться, как он явственно ощутил постороннее присутствие в своей голове. Волоски на руках и груди предательски зашевелились, а по спине пробежал холодок.

– Что за чертовщина! – выругался он вслух. – Кто тут прячется? А ну выходи!

Никто, вопреки его ожиданиям, не вышел, не заерзал, не засопел. Тишину нарушало лишь учащенное дыхание самого Гроэра да гулкие, тревожные удары сердца в его груди.

Опустившись на четвереньки, он заглянул под кровать – никого. Раздраженно огляделся по сторонам. Снова обшарил стенной шкаф. Скудная мебель и четыре стены не оставляли места для потайных уголков... Тумбочка! Он не заглядывал только в нее. Но там мог спрятаться разве что Тим.

Гроэр со скрипом открыл рассохшуюся дверцу. Свет ночной лампы, стоявшей сверху, не мог проникнуть внутрь. Из темной глубины что-то зловеще и угрожающе блеснуло – будто два холодных голубоватых глаза. Он испуганно отскочил, ногой захлопнув тумбочку.

Но любопытство взяло верх. Держа лампу в одной руке, Гроэр снова осторожно приоткрыл дверцу. В следующую минуту, отставив лампу, он запустил обе руки в тумбочку. Его ладони мягко скользнули по округлой, холодной и удивительно приятной на ощупь поверхности таинственного предмета. Поднатужившись, Гроэр вытащил его и поставил на пол рядом с собой, озадаченно разглядывая странную диковину.

Предмет, в свою очередь, не менее пристально смотрел на Гроэра. Это был великолепно выполненный хрустальный череп в натуральную величину, сверкавший, как огромный бриллиант. Гроэр провел ладонью по макушке – даже человеческая кожа не могла бы быть более гладкой. Засмотревшись на двойной ряд ровных, искристых зубов, он коснулся пальцем нижней челюсти и тотчас отдернул руку. Челюсть задвигалась, как живая, мягко раскачиваясь и щелкая хрустальными зубами. Глазницы черепа, каким-то хитроумным образом преломляя свет, отражали сразу всю комнату и застывшего на четвереньках юношу.

Может Гроэр слишком долго, слишком пристально всматривался в этот идеально обработанный кусок хрусталя, а только ему вдруг почудились перекошенные отчаянием и страхом человеческие лица, языки пламени над стенами круглого, как торт, сказочно прекрасного города, огромная, вздыбленная волна и бегущие в панике люди... Видение сопровождалось и слуховыми галлюцинациями. Он услышал холодящий душу нарастающий утробный гул, идущий из самых недр земных, топот бегущих ног, вопли и крики. Огромная мутная волна, ощетинившаяся обломками строений и корнями деревьев, выплеснулась из черепа, заполнив собою всю комнату.

Гроэр в ужасе зажмурился, ожидая, что она раздавит его, вмажет в стену и вместе с останками взорвавшегося дома выбросит с высокой скалы прямо в океан. Но ничего такого не произошло. Напротив, все разом стихло. Он открыл один глаз, потом второй. Хрустальный череп, затухая, лишь слабо мерцал. Гроэр схватил его и, засунув назад, в тумбочку, поспешно захлопнул дверцу. Он поспешил убраться восвояси, и всю оставшуюся часть ночи ломал голову, что бы это могло значить.

ГЛАВА 12

Хотя связка ключей от дома всегда лежала в бардачке машины, Гроссе, измотанный за день до изнеможения, ленился слазить за ними. И экономка, зная его нетерпеливый нрав, спешила сама, едва заслышав шорох шин на подъездной дорожке, распахнуть перед ним парадные двери.

– А не то начнет так барабанить, что сбежится вся округа, – ворчала она себе под нос, возясь с замысловатыми запорами, врезанными заново по распоряжению нового хозяина. – Принесла ж его нелегкая в такую рань.

С одной стороны, она люто ненавидела Гроссе за то, что он завладел всем ее имуществом, за то, что почта и биллы приходили теперь не на ее, а на его имя. С другой стороны, она была ему безмерно благодарна. Ведь он позволил ей остаться, а главное – сам бывал дома крайне редко. Именно это последнее обстоятельство создавало в ее воображении иллюзию, будто ничего не изменилось, будто все здесь, как прежде, принадлежит ей. Дом и сад, с выращенными ее руками цветами, являлись ее единственными, не материальными уже, а духовными ценностями. У этой стареющей и одинокой женщины просто не было другого пристанища. Не было других ценностей.

По характеру она как нельзя лучше соответствовала своему хозяину. Оба нелюдимые, неразговорчивые, замкнутые. Поэтому ни один из них не обременял себя пустословием и не тяготился молчанием другого.

– Добрый вечер, сэр. Я не ждала вас так рано.