Текст книги "Найденка (СИ)"

Автор книги: Елена Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Они полагали увидеть кого угодно, только не Плюща – тот топтался у порога скромником, уронив расслабленные руки вдоль тела. Дышал вдовый Таура ровно и запыханным не выглядел – видимо, примчал следом за Рысей верхом.

– Почему ты уехал, глупый? – дарун смотрел на беточку в упор. – Бэл прогнал? Это важно!

Прекрасно памятующий о недавней выходке омеги шаманчик пренебрежительно фыркнул на полу, повозился и сел более устойчиво, задирая колени.

– Зачем тебе, прохол*? – осведомился он, холодея зрачками: – Небось, козню какую новую задумал, да? Меня не впутаешь, не надейся!

Плющ кисло скривил на незаслуженное оскорбление уголок рта, но сдержал всколыхнувшийся в груди гнев и ответил с достоинством:

– Ох, зря ты злишься, ведунок. И меня, гостя, принесшего совет, прогоняешь напрасно. За подаренное судьбой счастье нужно бороться.

– Слухай старшего, малек ты бестолковый, – омега переступил с ноги и назидательно наставил на Рысю выпрямленный указательный палец, – бери своего Верного и скачи к нам обратно. Немедленно. И не жди возле Бэла с Милом пнем вокруг да около, пока пригласят. Не пригласят, хоть и любят тебя, я точно знаю – они ж сейчас слепые и глухие. Сам их сгреби в охапку, покрепче и вали, куда завалятся. Или так и останешься здесь, при лесе, один куковать безродным. Ну!

Чувствовалось, что дарун высказался от сердца, не лжет. Радел о потерявшимся от незнания ситуации и напридумывавшем себе ерунды юнце искренне.

Хмыкнувший Мир молча кивнул напрягшемуся Рысе – мол, давай, Плющ дело говорит, и уже в спину подскочившему бельчонком, убегающему приемышу лихо, пронзительно свистнул, сунув в рот два пальца.

Одобрял шаман – и решение ученика, и благородный поступок вдовца Таура. Теперь можно спокойно выдохнуть и продолжить собирать добро для предстоящего переезда – помирятся ребятишки.

Комментарий к Часть 20 *Прохол – старый вдовец. Тот, у кого нет больше и не будет личного будущего в браке. Считается оскорблением

====== Часть 21 ======

/Чуть более четырех седьмиц спустя/

Обоз из восьми запряженных мощными конями-тяжеловозами крытых, скрипучих телег-фургонов и нескольких нахохленных всадников двигался по каменистой, довольно ухабистой дороге под мелким, противным дождем. Верховые, спасаясь от непогоды, кутались в якобы водонепроницаемые плащи и ругались сквозь выбивающие дробь зубы. Они промокли и продрогли, казалось, до костей.

За последней подводой трусили на длинной, хитрой веревочной сцепке трясущие налитыми молоком сосцами козы, серые и бело-пятнистые, десятка полтора, и обремененная изрядным выменем рыжая корова с рыжим же, в мать, теленком. Козы монотонно помекивали, жалуясь на судьбу, корова с дочерью флегматично помалкивали.

Животных периодически подгонял покусыванием за ляжки здоровенный мокрый пес, похожий статью и мастью на волка и такой же, как его дикая лесная родня, остроухий и зубастый. Бок о бок с кобелиной припрыгивала собачка помельче, повиливала свернутым колечком хвостом. С ее слипшейся сосульками под пузиком желтой шерстки капала вода.

Козлят видно не было – сердобольные переселенцы определили их, слишком пока маленьких и не способных долго бегать, по повозкам, на радость детям.

В возглавляющем обоз фургоне вдруг громко заплакал альфенок Яра и Бэл встрепенулся. Молодой альфа не слезал с коня с самого рассвета, мерное покачивание в седле его усыпляло. Вздохнув, он зябко передернул под плащом плечами.

– Рыся, – окликнул едущего рядом спутника. – Может, привал, а? Жрать хочу и вымерз к шурам.

Шаманчик уныло шмыгнул из-под низко надвинутого капюшона текущим носом. Какой смысл останавливать обоз, если справа река, а слева тянется голое, мокрое пожарище? Костра толком не разведешь, горячей каши не наваришь, даже чаю не вскипятишь. Лучше обождать с привалом – впереди, где-то в семи лучинах пути, темнел стеной лес.

– До опушки доберемся, – осипло ответил беточка мужу. – Там и осядем уже, с ночевой. Дотерпишь, не оми.

Третий всадник, отставший от супругов на полкорпуса и до этого мирно дремавший на спине своей серенькой, спокойной кобылки, перехватил почти выпущенные вожжи и гордо вскинулся.

– А чо сразу оми? – вопросил он нежным омежьим голоском, разбуженный: – Оми, между прочим, молчат и не ноют!

Чистую правду сказал. На редкость стойкий оми, ни голод его не брал, ни холод. Простуда тоже не брала, в отличие от Рыся с Бэлом не чихал и не кашлял.

Юный дарун сглотнул подступившую тошноту, нервным движением пальцев убрал за ухо выбившуюся прядку напитанных дождем волос и вернул съехавший было назад капюшон обратно.

– Кончай охорашиваться, краше тебя все равно на свете нема, – резко одернул омежку злящийся Бэл. – И проверь котелки, полные небось давно, расплещутся.

Дарунчик натянул удила и отстал совсем. Похоже, обиделся. Верный всхрапнул, оборачиваясь на кобылку, и Бэл виновато похлопал коня по шее.

– Да знаю, знаю, – пробормотал он. – Зря я на Мила нагавкал. Теперь прощения просить придется…

Альфенок Яра в возке продолжал вопить, смеркалось, с закрытого плотными тучами предосеннего неба сыпало моросью.

«И чего мне в родной деревне не сиделось? – подумалось альфе. – Сейчас бы наблюдал, как ужинать оми собирают на стол или при горне шуровал, ковал лемехи для вешней страды, селянам про запас…»

Погрузившийся в воспоминания о легкомысленно брошенном домашнем уюте и хозяйстве, Бэл не заметил, как потихоньку уплыл в сон.

Разбудил кузнеца Рыся – весьма болезненно ткнул в бок рукояткой кнута.

– Приехали, лес, – беточка смотрел из темноты вечера с непонятным выражением.

Подводы притормаживали одна за другой, останавливались со скрипом. Из их недр, откинув кожаные пологи, выглядывали взрослые оми и дети с брыкающимися козлятами в охапках, ругался на кого-то, вроде, на камака Мошку, с седла Мир, громко мычала недоенная, замученная длинным переходом, оголодавшая корова Зорька, ей вторили хором козы. Опять орал альфенок Яра, во всю мощь своих здоровых легких: «уууааа, уууааа!», его поддержали самые младшие ребятишки, захныкали на разные голоса.

Мелким детям под дождем было делать нечего, взрослые вполне могли справиться и без них. Бэл спешился, распаковал задок последнего возка и передал Яру с Рысем предусмотрительно заготовленные с прошлого привала дрова и щепу.

Плющ, Мир и Рыся распрягли и стреножили лошадей и пустили их пастись. Мил достал припасы – копченое мясо и пшено, ловко, от кремня, запалил сложенные шаманчиком в ряд четыре костра, установил на них греться котелки с водой. Мошка доил корову, Жужик и трое омежат, братишек Бэла – коз.

Старший сын Мошки, славный альфенок двенадцати весен отроду, с пылающим факелом и топориком наперевес, отправился исследовать опушку на предмет хвороста, и Бэл присоединился к мальчишке. Мало ли кто мог караулить в зарослях, нападет еще, как потом Мошке в глаза смотреть? Вдвоем они нарубили прилично веток, толстых и потоньше, и оттащили в лагерь.

Разумеется, дерево было влажным, но если правильно разложить его вокруг костров, то подсохнет довольно быстро, а дров, чтобы сварить ужин на всех, нужно было много.

«И когда уже этот проклятый дождь закончится? – озабоченно косился на небо Бэл, размахивая топором. – Почти сутки землю мочит… Как бы следующим вечером без топлива не остаться! Чем тогда семью кормить? Сырым пшеном?»

– К утру распогодится, – Рыся подошел неслышно и с готовностью ответил, притянутый мужем вплотную, на объятие. Губы беточки пахли парным молоком и свежим тестом.

До чего же здорово было ни от кого не таиться и открыто упиваться любимым, его вкусом и стоном прямо в рот, его ладонями, требовательно сжавшими руки через плащ чуть выше локтей! Для такого счастья стоило бросить деревню и мерзнуть под дождем в седле.

– Мое сердце, – прошептал шаманчик, прерывая грозящий затянуться поцелуй и отстраняясь. – Весь мой, целиком. Пойдем уже, – предложил он с придыханием, – каша готова, Мил зовет.

Наевшись от пуза горячего зернистого варева со шкварками и жареным луком, супруги уползли в свой, отгороженный натянутым на веревочке одеялом уголок второго из возков Мира миловаться, насколько хватит остатка сил, и спать. Места тут было мало, но теснота влюбленную троицу совершенно не смущала – зато вместе и никакая сволочь не набежит с кольем, вопя: «грех!», «шуры!»

Свободные.

====== Часть 22 ======

Рыся проснулся от того, что ему посасывали мочку уха. Разлепив один глаз, шаманчик посмотрел, кто это с утра пораньше такой ласковый и совсем не удивился, обнаружив, что Мил. Мог, в принципе, догадаться и вслепую – не склонный к телячьим нежностям Бэл бы кусал. Альфа, чего с него, хищника-захватчика, возьмешь…

Заметив, что Рыся моргает, омежка немного отстранился и с лукавой улыбкой приложил к губам палец, призывая к тишине.

– Бэла будить пока не будем, – прошептал он и, не дожидаясь согласия беточки, потянулся с поцелуем.

Вот только Рыся не был на данный момент настроен на любовную возню. Его организм требовал срочно сползать «до ветру», после отсморкать забитый соплями нос и смочить каким-нибудь горячим, желательно сдобренным медом питьем дерущее, простуженное горло. Разболелся, короче. Доездился под дождем.

– Эээ, – прохладная ладошка Мила скользнула и накрыла беточке лоб. – Да ты весь горишь! Ой-ой!

Встревоженный и разохавшийся, дарун приподнялся на локте и защупал основательнее. Проведенное омежкой краткое исследование тела Рыся показало – у того жар абсолютно везде.

Устроенная Милом возня потревожила Бэла. Молодой кузнец, недовольно бурча, заискал пропавшее, откинутое омежкой одеяло, наткнулся на плечо Рыси и передумал дрыхнуть – сграбастал шаманчика поперек торса.

– Горячий какой, – мурлыкнул гнусаво. – Печка прямо… Моя сладкая печка…

Но настроившегося на удовольствие альфу постигло горькое разочарование – Рыся его оттолкнул.

– Потом… – простонал бедняга, резко сел и задавился булькающим, «нехорошим» кашлем.

Не соображающий еще толком спросонья Бэл тоже сел и заморгал.

– Мы где? – вякнул он, морщась от подступившего чиха. – Почему так темно? Ставни откройте!

Забыл, что не в спальной родной избы находится, а в фургоне. Не привык пока, всего за пять суток дороги.

– Не могу, сердце мое, здесь нет ставен, – печально ответил мужу Мил. – Погоди малек, полог чуток отверну, и посветлеет…

Дарунчик уже натянул рубашку и всовывал руки в рукава теплой кофты из козьей шерсти. Внезапно он задушенно всхлипнул и, прижав ко рту ладонь, на четвереньках ломанул на улицу, по пути зацепив и сорвав служащее перегородкой одеяло.

Рыся и Бэл проводили супруга удивленными взглядами.

– Чо… – альфа привстал.

До слуха напрягшихся парней донеслись приглушенные расстоянием странные звуки, будто кого-то рвало.

– Ничо, – фыркнул шаманчик и снова закашлялся. – Ребенок у тебя скоро родится, Бэл. – выдавил он с трудом. – Поздравляю. Не помог вам дроб. Неужто сам до сих пор не учуял? У Мила запах еще две седьмицы назад сменился!

Бэл чихнул и затер указательными пальцами свербящий нос. Новые, недавно появившиеся в полевом, цветущем букете даруна нотки лаванды альфа, безусловно, приметил, но приписал их тому, что Мил насквозь пропитался Рысей…

Но ведь беты бесплодны!!! Или нет, и о подобных случаях в миру умалчивается теми же шаманами?!

Оглушенный свалившейся на макушку мыслью кузнец скрипнул стиснувшимися самопроизвольно зубами и проговорил, очень тихо:

– Себя поздравляй, не меня. Отец, похоже, ты: мой запах – хвоя.

Лицо у шаманчика потрясенно вытянулось. Похлопав ресницами, юный ведун очнулся из ступора, вернул обратно отвалившуюся челюсть и мотнул головой.

– Невозможно, – возразил, впрочем, весьма неуверенно. – У бет не бывает детей.

Спорить с любимым мужем сейчас Бэлу не хотелось, потому он чихнул повторно, смачно отсморкался в вовремя подвернувшееся под руку полотенце и отправился следом за Милом на свежий воздух – избавляться от давящих изнутри, накопившихся за ночь излишков жидкости.

Мил, бледный и растрепанный, обнаружился сидящим на сырой земле у колеса возка. Омежку больше не рвало.

При появлении Бэла парнишка занавесился волосами и отвернулся. Стеснялся перед мужем неухоженности и неприглядного состояния? Напрасно – в роду кузнеца к понесшим дитя дарунам относились бережно и с пониманием.

И выросший в соседях Мил об этом прекрасно знал. Не мог не знать – отделенный от чужой, дружной и крепкой на зависть другим семьи лишь невысоким, по пояс, забором. Не слепой же он, не мог не видеть, как Таур своих брюхатых оми чуть ли не на руках носил!

Тогда почему спрятал мордашку?

Теряясь в догадках и предположениях, но догадываясь о причинах, умный от природы и правильно воспитанный своим отцом Бэл опустился рядом с вздыхающим омежкой на корточки.

– Мил, – позвал. – Посмотри на меня, пожалуйста.

Мил зябко передернул плечами и понурился совсем.

– Ты меня теперь изгонишь, – в голоске омежки, ломком и хрупком, словно сухая веточка, явственно прозвучали слезы. – Я не изменял… Клянусь… Только с вами…

Дарунчик не договорил и захлебнулся безнадежным, горестным рыданием. Значит, сумел разобрать, о чем беседовали в фургоне мужья и отрицал возможность отцовства шаманчика.

Эх, незадача. Неужели в чудо верил один Бэл?!

Сияющий неизвестно чему кузнец бережно словил трясущийся подбородочек Мила в ковшик ладони, подался вперед и поцеловал любимого в висок.

– Не изгоню, – прошептал, продолжая глупо лыбиться. – Ты – наш с Рысей добрый лесной дух. Нам не за что тебя изгонять. Наоборот, благодарить надобно – за жизнь в твоем лоне…

Комментарий к Часть 22 Надеюсь, я сумела вас удивить, читатели. Знаю – вы ничего подобного не ждали. Уверена даже.

====== Часть 23 ======

Бэл, радуясь проглянувшему солнышку – не обманул Рыся, распогодилось, растащило с неба тучи – помог Милу умыться и прополоскать рот натекшей за ночь в хитро укрепленный под крышей котелок дождевой водой. После он передал даруна вылезшему из фургона шаманчику и отправился к Суону.

Почему-то парню казалось, что тот может знать кое-что о союзах альфа-бета-омега. Ведь Суона, вроде, привезли как раз из тех краев, где подобные тройные браки были в порядке вещей. Значит, и дети рождались от бет, хотя бы изредка, верно?

А Суона в родительском возке не оказалось. Здесь копошились, кормя младшую детвору вчерашней, подогретой на углях кашей, Плющ и Ёла, пока Яр, Мошка и Жужка доили коз. Вокруг подводы бегали кругами телочка Зорьки по кличке Белочка, Леси и альфочка Мошки – телочка игралась в игру «догоните меня, хозяева», дети же не могли ее поймать и злились.

– Стой, скотина глупая! – звонко выкрикивал омежонок, угрожающе размахивая хворостиной. – Стой! Мне надо тебя привязать! Стой!

– Стой! – хрипловатым баском вторил ему альфочка. – Ты молоко у мамки выдуешь! Нельзя! Это нам молоко! Стой!

Умора. Интересно, кто быстрее устанет и сдастся – Белочка или ребятня? Дети уже запыхались и промокали лбы рукавами, а легконогая, юная телочка даже «не вспотела».

Заметив подходящего Бэла, протягивающего с ладони кусок лепешки, коровья дщерь радостно прянула ушами и потрусила навстречу угощению. Альфа обожал будущую кормилицу семьи и частенько баловал вкусняшками.

Пока Белочка жевала, тыкаясь в ладонь бархатным, влажным носом, парень надел ей на шею петлю, свитую из поданной подоспевшим Леси веревки.

– Пошалила и хватит, милая моя, – сказал он телочке, не сдержался и поцеловал умницу-красавицу между темно-карих, с поволокой, глаз, в белеющее на общем рыжем фоне пятнышко. – А то и правда молоко у матки высосешь, – приговаривал, нежно почесывая животное за ушами, – что малькам давать тогда? Траву жуй, лентяйка.

Белочка довольно пофыркивала и теребила рукав хозяина мягкими губами.

– Забирайте и больше не вороньте, – велел Бэл, вручая конец веревки альфенку Мошки. Прозвище мальчишки кузнец снова позабыл: Желудь, Шишка, Сыроежка?

– Мышка, – подсказал Леси, привставая на цыпочки, ойкнул и убежал за подводу, на ходу спуская порточки – животик прихватило, что ли? Смешной.

Мышка увел упирающуюся Белочку – привязывать подальше от Зорьки, а Бэл окликнул папу – омега в этот момент менял альфенку Яра испачканную пеленку. Несогласный младенец молотил воздух ножонками и сжатыми кулачками и громко вопил.

Сыну Ёла обрадовался и разулыбался.

– Кашляешь? – спросил он. – Не ври, я слышал. Бухаешь на поллеса. Топай к Миру, пускай он вам с Рысем грудного чая наварит с липовым цветом.

Бэл коротко обнял папу в знак приветствия, забрал у него альфенка и допеленал просто потому, что так захотелось – и умел, и с детьми возиться привык и любил. От малыша вкусно пахло молочком и послегрозовой свежестью.

– Горластый ты, Ёжа, – парень взял кроху на руки и подержал перед лицом. – Это хорошо. Ори, отпугивай врагов, воин.

Младенчик замолчал, прислушиваясь к голосу брата, и сунул в ротишко пальчик – сосать. Он был очень похож на покойного Таура: тот же высокий лоб, широковатые скулы, темные бровки вразлет и тяжеловатый, упрямый подбородочек. Ни в жизнь не ошибешься, чье семечко.

– Па, а где Су? – спросил Бэл, по-омежьи укладывая притихшего Ёжонка на плечо. – Не видать его чот…

Ёла в ответ развел руками и почему-то смутился.

– У Мира он, брах, – вздохнул он и начал разглядывать собственные ногти. – У Мира в шаманьем фургоне. Они со с вечера… там. Не вставали еще. Потек Су…

Бэл вздрогнул и мысленно сплюнул, кляня разными плохими словами забитый соплями нос. Отбило обоняние напрочь – течного омеги не учуял. Эхэ.

Но, если Суон течкует у Мира, значит, сейчас шаман жутко занят и тревожить его не стоит. Да и не нужно, наверное – ведь Рыся тоже шаман и нужные при простуде травки знает.

К ноге Бэла прижалось теплое, крепенькое тельце и альфа опустил взгляд – средний мальчик Суона, трех весен отроду, смотрел снизу, трепеща черными, «папкиными» ресницами. Не глаза у малыша были – очи, большущие и темно-карие, необычной, удлиненной формы. Южная кровь, не местная, из края соленых вод. Цвет же волос ребенок взял таткин, русый. Вырастет – необыкновенным красавцем станет…

– Па, а ты знаешь, что мы все ошиблись с его полом, кажется? – Бэл потрепал льнущего братика по макушке. – Не оми наш Вишка, бета с даром. Так Рыся считает.

Ёла фыркнул, наклонился и подхватил тянущегося с поцелуйчиком мальчика на руки.

– Никто ни в чем не ошибался, – аши строго поджал губы. – И Рыся прав. Просто… – Бэл перевел дыхание, – просто Таур его Дубарю отдавать не захотел, Дубарь сволочь, а Дар не взял. Вот и припрятали пока молча, другого какого шамана ждали, сердцем подобрее. Теперь Мир учить станет, обещался уже.

Омега покивал сыну и велел, весьма ворчливо:

– Отнеси Ёжку Мошке кормить, и отстань. У нас тут делов невпроворот, с тобой лясы точить. Вертайся к Рысю, заварите горячего, дров порубайте да запрягайте, пора. Разбродились, болтуны пустобрешные, оми брюхатые за них впахивать должны…

В следующий миг аши резко побледнел и ткнул пальцем в строну дороги, откуда прибыл их обоз.

– Ой, – вскрикнул он в испуге. – Всадники! Да много их! Да с оружием! Ой! Ой!

Бэл обернулся, тоже увидел, и его душа, панически взвизгнув, ухнула в пятки.

====== Часть 24 ======

Хвататься за оружие, в принципе, не имело смысла – приближающийся отряд был слишком велик. Бежать хорониться в лес с детьми в охапках? А дальше? Без теплых вещей и съестных припасов, в чем есть?

Отпутешествовались. Жаль, ведь начиналось совсем неплохо…

Расстояние между замершими в страхе переселенцами и неизвестными неуклонно сокращалось, и вот всадники уже окружили обоз.

Куртки чужаков были пошиты из тонких, в два-три пальца шириной, полос волчьего и лисьего меха и красиво разукрашены бисерными орнаментами и бахромками, портки – из оленьей, мягкой даже на вид замши. В краях, откуда бежал род Таура, не носили подобного, предпочитая цельные шкурки, холстину и шерстяные, плотные вязанки.

Еще удивляли прически незнакомцев – у них за спинами болтались длинные омежьи косы. А еще все они, кроме одного, медно-рыжего, явного омеги, оказались темноволосыми.

Омеги?.. Чтобы омега, да еще такой молодой, миловидный и – о шуры, брюхатый, похоже – разъезжал верхом с тремя десятками альфачей воинов, наравне с ними обвешанный колющим и режущим оружием? Это, вообще, как?!

Нападать чужаки не спешили, просто спокойно смотрели из седел, взяв переселенцев в кольцо. Переселенцы загнанно пялились в ответ, дети прятались за сжимавших кто копье, кто молот, кто лопату взрослых, молчали, подавленные.

Первым заговорил рыженький омега. Переложив удила из руки в руку, дарун, в упор уставившись на Бэла и полностью игнорируя стоящего рядом с ним, голого по пояс Мира с копьем наперевес – и когда шаман подоспел, Бэл не заметил – спросил на языке страны кузнеца, с певучим, музыкальным акцентом, забавно искажая слова:

– Откуда и куда ехаете, добрЫе люди? ИздалЁка? И где ваши алфЫ сохранники попотерялися? ОкрОмя дИтяч и омей, почитай, никого…

Бэл поудобней взялся за рукоять молота и вздохнул. Молот у парня был тяжеленный, таким, при желании, можно было, не напрягаясь, свалить быка. Но супротив тридцати мечников с молотом не повоюешь, увы.

Пока Бэл переминался с ноги на ногу, придумывая достойный, лживый ответ, рыжий омега очаровательно похлопал длиннющими золотыми ресницами и продолжил:

– А нэмашечка у вас алфЕй, походу, ковэц… Во делы… В этих землях оми без алфЕй… Бэсхооозники…

Спутники даруна зашевелились, позвякивая сбруей, но по-прежнему не нападали.

Рыжий же указал плетью на Вишку, которого Ёла все это время прижимал к себе.

– КраснОй* какой ведуночек, – он ласково, белозубо улыбнулся. – Ему три вЁсны? Поболее?

Бэл переводил затравленный взгляд с одного чужака на другого, на третьего и далее, и никак не мог сообразить, что именно, кроме одежд и кос, показалось ему в них странным, но ужасно знакомым. А потом до парнишки, толчком, дошло.

Вышивки и причудливые амулеты на шеях, плетеные браслеты, а предплечья, если приподнимут рукава, наверняка покрыты вязями татуировок. Но тридцать шаманов сразу?! И брюхатый оми тоже шаман?!

Невероятно. У дарунов не бывает шаманского дара…

– Три весны, ведун, – Бэл бессильно скрипнул зубами.

Рыжик качнул головой и посерьезнел:

– Я не ведун, ковэц. Мой срЭдынный муж ведун.

Тот из чужаков, который находился справа от омеги, тронул рыжика кончиками пальцев за колено, будто прося помолчать и взмахнул поднятым кулаком.

– Прэвал, робятЫ! – пробасил он: – Костры жечь, кашу стряпыть! Вазражаит хто?!

Мужчина был бетой, без сомнений. Но настолько здоровущим бетой… Что твой дуб. Редкие альфы потягались бы с ним ростом и шириной плечищ.

Никто из отряда «дубу» не возразил – похоже, горячей каши хотели все без исключения.

– Тады – спэшивайся! – и «дуб» соскользнул с седла в истоптанную траву первым.

Бэл, раззявив рот, наблюдал, как бета богатырь бережно, словно ребенка, снимает рыжего оми с конского крупа, а сняв, не спешит отпускать, нежно чмокает в подставленные тем губы.

Дуб и есть средний муж даруна? Вряд ли бы омега целовался прилюдно с полюбовником. Хотя кто чужаков знает с их обычаями.

Оказавшись на земле, рыжик сразу же шагнул к Бэлу и мягко положил ладошку на молот, который парень продолжал сжимать на весу.

– Убери, млад ковэн, било-то, – предложил он. – И ты, ведун, – супруг шамана повернулся к Миру, – кОпем в меню своим не тыкай, зэнку еще выколешь. Мы не лихие дорожники, не грабежами живем – ведовством да торговлишкой. Обид не учиним.

Вымолвив это, дарун небрежно отмахнулся кистью от лезущего придержать под локоть «дуба»: мол, отстань – и потянул с тела куртку.

– ПарИт, – вздохнул устало. – Дыхать нечем.

Без куртки округлый пузик омеги стал заметнее. Огладив его через рубашку, рыжик опять вздохнул и заявил в пространство:

– Аж двух мужей маю, народ, а флягу бедному, в тягах*, нихто не подаст горло промочить… Рожу вам тута…

И сразу же рассмеялся, увидев вытянувшиеся лица Бэла и Мира.

– Шуткую я, – пояснил он свозь хохот. – А то скука. Да и вы, знакомцы наши новые, шибковато кислые! Клюквы меньше жуйте!

Дарун веселился так искренне и заразительно, что хотелось смеяться вместе с ним. Бэл и сам не понял, как опустил молот и хихикнул, расслабляясь. Копье Мира тоже куда-то исчезло, шаман лыбился.

Война отменялась, похоже. Второе чудо с утра…

Комментарий к Часть 24 *КраснОй – красивый.

*В тягах – в тягости, беременый.

====== Часть 25 ======

Пришельцы сходу развили весьма бурную деятельность по обустройству лагеря. Они, без указаний с чьей либо стороны, разделились на три неравные группы. Та, которая побольше, человек с пятнадцать, вооружившись топориками, тесной группкой отправилась к лесу рубить сухостой. Предводительствовал у дровосеков «дуб», и весьма громогласно.

Вторая, поменьше, состоящая, вроде, из шести бет и двух альфачей, занялась лошадьми – освобождала животных от седел и прочей упряжи, стреноживала и пускала пастись.

Остальные, с рыжим омегой во главе, потрошили седельные сумы, доставали скатки одеял, мешочки и свертки с провизией. Готовились варить кашу, раскидывали на земле лежанки для будущего отдыха.

Работали дружно и весело, хитровато подмигивали крутящимся на безопасном отдалении незнакомым пока любопытным детям. Дровосеки с опушки слаженно стучали топорами и хором выли песню на неизвестном родичам Бэла языке, вполне возможно, неприличного содержания. Оставшиеся у обоза подтягивали мотив, смеялись и перебрасывались лишь им понятными шутками.

Лучины через четыре дровосеки вернулись, тяжело ступая, нагруженные поленьями, полешками и ворохом свеженадранной бересты и приступили к складыванию костра. Вытянутого дугой, длинного.

Пока разжигали огонь, «дуб» и еще двое, с виду беты ведуны, симпатичные, увешанные амулетами белозубые парни, ровесники Рыси с Бэлом, споро наполнили из бурдюков водой котелки и установили их над костром в рядок.

– Катуна, – позвал «дуб» копающегося среди мешочков, присевшего неподалеку в теньке одной из подвод рыжика, когда они закончили. – Подь сюды, радысть моего сердца. Побди, как оно?

Омега посмотрел со своего места, куснул губку и нежно-нежно ответил, щурясь по-рысьи:

– Меню и отсюдой видать. КраснО…

Вставать брюхатому, разморенному солнышком и утомленному, не хотелось, да и супругу он доверял вполне, отнюдь не первый привал разбивали в пути – не считал давно стоянок и костров.

Скинув сапоги и портянки, дарун вытянул перед собой ноги, пошевелил босыми ступнями, приветствуя свободу и сладко зевнул, прикрывая рот от злых духов ладонью. После – поманил пальчиком из сбившихся в робкую кучку у шаманского возка «кузнецов» Мила. Прицельно именно его. Не Бэла-хозяина, не Рысю и не старших оми, даже не Мира.

– Русэнкий цвэтик, – позвал ласково, – присунешься тут? Ты, ты, агася…

Мил отрицательно мотнул растрепанной, так и не заплетенной с утра волосней и спрятался, испуганный, за Бэла. К рыжику же подошел, вразвалочку, кто-то из альф, высокий, статный мужчина с лицом, обезображенным грубым, желтоватым шрамом от виска до подбородка, припал рядом на колени и зашептал что-то на ухо, другим не слышное. Дарун в ответ музыкально хихикнул и обвил его за шею левой рукой, притягивая еще ближе. Будто помечая.

– Устал я, любый,  – вздохнул негромко, но отчетливо. – Пузо вниз тянет…

Альфач потрепал льнущего даруна по щеке.

– Валися, – попросил он, с предельной бережностью разнимая объятие и укладывая брюхатого на одеяло. – Дытку нашу побэрегай, жарко. Вот тэ куртяка, под головэнку-то подложь…

Очевидно, он и был старшим мужем Катуны и «дуба». Не «дубовых» габаритов, помельче и поизящней, но тоже очень красивый воин. Заботливый, сильный. Натуральная омежья мечта.

Устроенный полежать на бочок дарун лучезарно улыбался любимому, трепеща ресницами. Альфач поправил ему выбившийся из косы, лезущий в глаза локон, быстро наклонился и чмокнул в кончик носа.

– Подремляй, – сказал и вскочил. – Поспеет каша – сбужу обратно.

Следующим движением мужчина повернулся навстречу к напряженно впивающемуся зрачками в потенциального врага Бэлу.

– Шугастыки, – фыркнул с плохо скрытой угрозой. – Бэз алфэй, а смэлы больна. Шааа, воша! Ныкшни!

А Бэл не отступил, смотрел в упор, набычившийся и мрачный, хоть в груди у него и сжалось болезненно, и к горлу подкатила липкая волна страха. Некуда парню было отступать, когда к спине прижимался вздрагивающий Мил, а бедро плотно обхватывали горячие, маленькие ручонки братишки Вишки.

Недобрый поединок воль гордого мужчины и гордого юнца длился несколько заполошенных ударов сердца, связывая два мятежных, упрямых духа натянутой до звона нитью в общее и огромное, и лопнула – альфач вдруг смущенно-зябко передернул плечами и прикрылся веками.

– Зубр, – воин скрипнул зубами. – Во как… Не признал, прощевай, ковэц…

Ослепительная, выжигающая молния в глубине его темных, практически черных глаз полыхнула и угасла, не ударив. Бэл едва слышно всхлипнул, медленно оттаивая заморозившимся нутром: понял – миновало и принят вожаком. В отряд? В стадо? В стаю? Под крыло и в круг защиты? Покажет время. Главное, судьбоносное уже случилось. Победил.

====== Часть 26 ======

– Вэдя я, – буркнул альфач словно извиняясь, почесал ногтем указательного пальца шрам на щеке и с напором сунул Бэлу широкую, твердую как доска ладонь: – На` лопату, паря.

Не совсем разморозившийся после битвы взглядов Бэл бездумно протянул руку, крякнул – хватка у мужчины оказалась железная – но вовремя опомнился и славы кузнечной не посрамил. Не зря в кузне молотами орудовал тяжеленными, ох не зря!

Не ожидавший услышать жалобного хруста собственных суставов Вэдя вынес костоломное рукопожатие без стона, хоть и вздернул удивленно бровь темной, мохнатой гусеницей.

– Ууу, – сказал только. – Крэпок ты, ковэц…

Бэл в ответ криво, чуть виновато улыбнулся. Парнишке вовсе не жаждалось сейчас мериться с вождем силой. Он бы лучше позавтракал. Например, той кашей, которая очень вкусно пахла и завидуще аппетитно побулькивала из котелков чужаков, обещая отменную трапезу. С копчеными свиными шкварками, с ароматными травками… Ням-ням-ням…

Вэдя приметил – юный кузнец сглотнул набежавшую голодную слюну – и понимающе присвистнул.

– О, да, – вздохнул, жадно трепеща в сторону костра ноздрями. – Жрака – наша жЫтя! Пойдэм пузы набыват, ковэц, поспэла Ужэ подЫ! Пробу сымэм пэрвые… – альфач хищно, предвкушающе и одновременно по-детски светло, мечтательно оскалился.

Бэл полюбовался занятным, ранее никогда не виданным выражением его безусловно красивого, мужественного лица, похлопал ресницами наподобие предтечного омежки на выданье, покивал согласно, оба на редкость дружно развернулись и бодрой трусцой устремились сымать пробу с каши. То бишь – жрать. Или, если выразиться культурным языком – завтракать.