Текст книги "По правилам корриды"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава 19

– У тебя что, ноги отнялись? – Виктория схватила Филиппа за рукав и стала трясти. – Эй, ты хоть слышишь меня?

Филипп, смотревший куда-то в стенку, с трудом перевел на нее мутный взгляд:

– Это ты ее?

– Ты че, обдолбанный? – Вика встала на цыпочки и приблизила свое лицо к Филиппову чуть не вплотную. Даже принюхалась, шумно втянув в себя воздух.

Филипп как стоял, так и рухнул в кресло, потянув за собой Вику.

– Зачем ты это сделала?

– Что, что я сделала? – Вика подбоченилась и продолжила критический осмотр уже с расстояния. Кто бы ей объяснил, что творится с этим олухом!

– Убила… Машку убила! – застонал Филипп, обхватив голову руками. – Я же говорил, что не хочу никакой мокрухи… Ты мне обещала!

– Да с чего ты взял, что я ее убила? Эй, смотри на меня! – Вика присела на подлокотник кресла и надавала Филиппу пощечин. – Смотри на меня, слизняк, размазня! – повторяла она громким шепотом, а Филиппова голова только безвольно болталась туда-сюда. Он даже не пытался уклониться от ее оплеух. – Смотри на меня, мерзавец!

В последний раз она перестаралась – разбила ему в кровь губу, но это по крайней мере подействовало. Наконец-таки он сосредоточил на ней свой ускользающий взгляд и пожаловался как маленький:

– Бо-ольно…

– А как ты думал, кобель! Как тебя еще в чувство привести! Быстро выкладывай, что там с Машкой!

– А ты разве не знаешь? – Филипп дотронулся рукой до своей разбитой губы и поморщился. – Не верю!

Вика потеряла терпение:

– Веришь – не веришь, мне плевать. Давай все по порядку: что здесь произошло с утра?

– С утра? – Филипп глупо улыбнулся, и Вике снова захотелось как следует смазать его по роже. – С утра заявился гражданин по фамилии Степанов и показал удостоверение лейтенанта милиции… Сказал… Сказал, что в какой-то роще нашли труп Марии Игнатьевны Пастушковой, ей кто-то проломил голову…

– Машке проломили голову? – Вика призадумалась. Прежде всего ее волновало, поможет им Машкина смерть или, наоборот, навредит. Помозговав с полминуты, она так и не пришла к определенному выводу. – И кому понадобилось ее убивать? – вырвалось у нее.

Теперь Филиппова улыбка стала уж совсем идиотской:

– Да кому же еще, кроме тебя?

– Ты это серьезно или придуриваешься? – Вика взяла Филиппа за подбородок, а потом брезгливо оттолкнула.

– Кто здесь придуривается, так это ты, – возразил он бесцветным голосом. – Ты сама сказала, что если Машка не будет сговорчивой, то ты ее… – Филипп провел ребром ладони по горлу.

– Может, я чего и говорила, – запальчиво отозвалась Вика, – но не делала! Не убивала я ее, ясно тебе? Но кто же ее прикончил, вот что интересно? Выходит, она еще кому-то дорожку перебежала? – ударилась она в рассуждения. – Какие за ней еще делишки могли водиться, кроме того, что она здесь все вынюхивала? Что-нибудь на лично-бытовой почве? Сомнительно! Кто позарится на такую кобылу? В любом случае нам нужно дудеть в одну дуду: мол, ее жизнь за пределами этой квартиры нам неведома. Да так оно, собственно, и есть. Плохо только, что милиция теперь сюда повадится: это спросить, то уточнить…

– Ага, – тускло поддакнул Филипп, – они сказали, что еще тебя будут спрашивать.

– Пусть спрашивают, – махнула рукой Вика, – я знаю, как с ними разговаривать. Так что тут у нас все нормально, не паникуй, паренек! – Она решила, что настала пора слегка подбодрить своего размазню-подельника. – И следи за собой, а то чуть что – он уже в глубоком обмороке. – И спохватилась: – Кстати, ты, часом, ничего лишнего не сболтнул? Хотя бы этому типу, что якобы из Союза художников явился. До чего же он мне не понравился…

– Ничего я не сболтнул, – тоскливо пробормотал Филипп и вдруг выдал: – Все равно у нас ничего не выйдет, так и так прогорим. Чует мое сердце, зря мы все это затеяли… Безнадежно… Все безнадежно…

– Ты что это?.. – Вика уловила в последнем паническом выступлении Филиппа какие-то новые нотки. – Что еще стряслось?

– А-а-а… Ничего нового. – Прежнее Филиппово возбуждение сменилось полнейшей апатией. – Все то же самое…

– То же самое – это что? – Тревога не покидала Вику.

– А то, что, кроме Машки, тут еще всякого хватает… Меня шантажирует моя бывшая жена, – выпалил Филипп, которому вдруг ни с того ни с сего полегчало от одной мысли, что все это очень скоро закончится. А уж как – плохо или хорошо, – не имеет принципиального значения.

– Жена?! – вскрикнула Вика, будто ее ужалили. – Почему я о ней ничего не знала до сего дня?

– А она и не бывшая. – Филипп получал странное, почти физическое удовольствие от происходящих с Викой метаморфоз, причем не в лучшую сторону. И без того узкая Викина физиономия вытянулась, бледные губы задрожали, а фамильная – от папочки-художника – складка на переносице обозначилась с отчетливостью глубокой расщелины в скале. – Мы с ней и не разводились, просто у меня в паспорте штампа не было. А свидетельство о браке, оно у нее! – закончил он почти торжественно.

Вика потеряла дар речи минут на пять, а потом как завопит:

– Мразь! Какая же ты мразь! Да ты всех подставил, понимаешь ты это? Если эта история выплывет, все пропало!

– Я и говорю, все пропало… – равнодушным эхом отозвался Филипп. – Ну и хрен с ним…

– А вот и не хрен… – Вику стала бить нервная дрожь, такой он видел ее впервые. – Я не позволю, чтобы все рассыпалось, не позволю! Я так долго об этом думала, я стольким пожертвовала… Думаешь, так приятно было с тобой кувыркаться? И если бы только с тобой, а то еще с одним старым кобелем! Чтобы… Чтобы потом остаться ни с чем! Не позволю, слышишь, не позволю! – Ее трясло, будто в падучей.

Зато Филипп расслабился, словно в парной на верхней полочке:

– Это судьба, судьба, Викуля…

– Я тебе покажу, судьба! – ошпарила его крутым кипятком ненависти Вика. – Что, хочешь отмазаться? Не выйдет! Ты будешь со мной до конца, чем бы все это ни закончилось!

Филипп и не собирался спорить, только попросил:

– Не ори ты так, ладно? А то уже уши заложило.

Вика и впрямь замолчала, забегала по гостиной, кусая губы и щелкая костяшками пальцев. От ее бешеного мельтешения у Филиппа закружилась голова, он закрыл глаза и почувствовал себя вполне комфортно.

Потом она перестала стучать каблуками, и он уловил ее дыхание совсем близко, возле своего уха. Филипп открыл глаза и напоролся на Викин взгляд, предельно холодный и спокойный. Черт, как это у нее получалось, ведь только что, казалось бы, рвала и метала! Не женщина, а кошка! Нет, точно кошка, потому что называть ее женщиной сильное преувеличение.

– Значит, так, – деловито сказала она. – Я должна знать о ней все: кто она, где и на что живет, как вы с ней договаривались.

А Филиппа обуяла небывалая лень – зачем еще что-то рассказывать, да не все ли равно уже…

– Ну… зовут Лилькой. Лилия Арнаут, – нехотя разлепил он губы. – Мы с ней поженились еще там, в Молдавии, на моей родине… В Москву приехали женатыми, но без штампов в паспортах… Это Лилька так решила, договорилась в сельсовете, чтобы без печатей. В Москве мы с ней по-разному представлялись: то мужем и женой, то братом и сестрой… Снимали квартиры, короче, перебивались…

– С этого места поподробнее, – снова встряла Вика. – Как перебивались конкретно?

– Н-ну… – Филипп натужно вздохнул. – По-разному… На барахолках тряпьем трясли, еще… Лилька придумала ухаживать за стариками, но это дело пришлось быстро прикрыть. Мороки много, а выгоды никакой, только что квартира бесплатная…

– Это она придумала, чтобы ты нашел богатую дуру, которую можно доить? – поинтересовалась Вика. Вопрос, впрочем, был сугубо риторическим, она слишком хорошо знала этого пентюха, чтобы не догадаться: она, конечно же, она. Сам он не додумается зонтик в дождливую погоду прихватить. Более безмозглое и одновременно красивое существо трудно найти. А вот она, Вика, лопухнулась. Давно бы надо понять, что на этого придурка кто-нибудь уже давно наложил лапу. Она не первая такая умная и ничего нового не изобрела.

– Да, это она, – беззаботно подтвердил Филипп, – и Юлию она мне показала. И придумала, как познакомиться…

– О да! – Вика забарабанила пальцами по подлокотнику кресла. – Гениально! Это называется «простенько и со вкусом»! – Она запрокинула голову и захохотала. Внезапно оборвала смех и снова взялась за Филиппа. – И сколько ты должен ей отстегивать?

– Поначалу я только оплачивал ей квартиру, но потом у нее стали расти аппетиты… А когда она узнала, где теперь Юлия, что-то заподозрила, потребовала свою долю от наследства…

– От наследства! – Вика присвистнула. – Бедный папочка, если бы он знал, сколько претендентов на его добро, наверняка окочурился бы еще раньше. Ну и что ты?

– А что я? – Филипп был рад переложить все свои заморочки на щуплые Викины плечи, пусть тащит, если ей так хочется. – Она тут недавно намекнула, что, если ей срочно что-нибудь не обломится, дескать, пойдет к Измайлову и все ему выложит.

– Ну, молодец! – восхитилась Вика. – Все как доктор прописал. Надо думать, ты ей уже что-нибудь отволок?

– Картину из коллекции этих… Авангардистов. – Филипп отвел взгляд в сторону, впервые за время их продолжительной беседы. – Ну ту… Там круги, полосы…

– Ясно, – едко усмехнулась Вика, – ты же у нас известный знаток живописи. Она, наверное, тоже ценительница… Впрочем, неважно. Скажи лучше, она этим удовлетворилась?

Филипп пожал плечами:

– Сказала, что берет в залог… На тот случай, если я с ней не рассчитаюсь.

– Вот это штучка! – хмыкнула Вика. – С такой стоит познакомиться, и поскорее.

– Зачем? – Эта идея Филиппу совсем не понравилась.

– Затем, чтобы закрыть этот вопрос, – отрезала Вика. – Мне не нужны неожиданности на суде, понятно? Я добьюсь, что тебя признают опекуном Юлии, чего бы мне это ни стоило, а потом дам тебе свободу, если ты так хочешь. А с твоей любезной женушкой нужно разобраться безотлагательно. Она, конечно, дама не промах, но за деньги и не такие покупаются. А кроме того, она сильно ошибается, если думает, что у нее все козыри на руках, у меня тоже кое-что припасено! Ну, вставай, хватит прохлаждаться! – Вика решительно поднялась с кресла и протянула руку к своему рюкзачку.

Филипп только покачал головой:

– Вы с ней не договоритесь, скорее уж подеретесь. Уж слишком вы похожи.

– Плевать! – Вика закинула рюкзачок за плечи. – Это тот случай, когда тянуть нельзя. А вдруг она и впрямь снюхается с моим сводным братцем? Ты об этом подумал?

По слегка припухшим после Викиных оплеух губам Филиппа проскользнула мимолетная улыбка:

– Да я много раз об этом думал… Странно, почему ты сама с Измайловым не договорилась, вы все-таки родственники, а я так, сбоку припека…

– Смотри ты, какой умник, он думать, оказывается, умеет, – фыркнула Вика. – А то, что в таком случае ты на нары загремишь, ты прикидывал? За мошенничество, многоженство, я уж не говорю о том, что ты сотворил с Юлией. И не надо на меня таращиться: во-первых, мою причастность к этому доказать будет очень трудно, а во-вторых, не забывай, что я пока что несмышленая школьница!

– А по мне, на нары так на нары, – отмахнулся от нее Филипп, – и чем скорее, тем лучше. Потому что все это мне до черта надоело, понятно?

– Ну ты, ну ты… – Вика с трудом подбирала слова.

– И вообще, – он наконец вспомнил о главном, – я же тебе еще не все сообщил. Мне же этот докторишка, этот хапуга из психушки сегодня звонил и знаешь что сказал?

– Что?!

– А то, что Юлия куда-то пропала, нету ее в психушке, нету!

– Как это нету? – От волнения Вика стала грызть ногти.

– Очень просто, нет и все. Сказал, что заявил в милицию, и велел известить, если его любимая пациентка объявится в Москве. – Филипп с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, а так хотелось, черт возьми. На нары он, конечно, попадет, но прежде все рухнет, и эта соплячка наконец поймет, что она не пуп земли.

– Только этого не хватало! – Вика села прямо на пол, подогнув под себя ноги. – Одна новость хреновее другой! А ты, что же ты так долго молчал? Нужно ее найти, скорее найти, пока она не подняла скандал. – Чтобы сосредоточиться, она зажмурила глаза и крепко-накрепко стиснула зубы, отчего ее привлекательное в общем-то личико стало здорово смахивать на сморщенную обезьянью мордочку. – Нет, сюда она, конечно, не пойдет… Что до друзей-приятелей, то таковых у нее, насколько я знаю, нет, сначала папаша об этом позаботился, потом ты… Ладно, в любом случае для начала ей нужно переодеться и привести себя в порядок. Где это сделать? Только на даче. – Она снова уставилась на Филиппа. – Так, ангелочек, быстро собирайся! Едем в Ключи!

– Никуда я не поеду, – вяло запротестовал Филипп, но Вика уже больно вцепилась в его запястье острыми коготками и потащила в прихожую.

Он в общем-то и не сопротивлялся, потому что… А, гори оно все синим пламенем!

Глава 20

Измайлов не спал. Или все-таки спал? Иначе откуда это видение, – как будто Машка очнулась там, под деревом, пешком пришла к нему и поскреблась в дверь:

– Ты что же это меня бросил одну в глухомани? Под утро так холодно и сыро…

Измайлов весь затрясся и бросился к двери – проверять, может, она и вправду на лестничной площадке, босая и растрепанная. Честное слово, он бы обрадовался, он бы ее горячим чаем отпоил, наобещал бы с три короба, лишь бы она была жива. Но за дверью было тихо и темно, ни шороха, ни вздоха. А он еще позвал протяжно, шепотом:

– Маша… Маша…

Шатаясь, пошел на кухню и выпил немного коньяку, чтобы голова хоть чуть-чуть прояснилась. Сел на табурет, опустил плечи и уставился в пол. Вдруг заметил пятно: Машкину кровь он замыл, и ту, что на столе, и ту, что на полу, но ореол на линолеуме все-таки остался, бледный, но отчетливый. Бросился за тряпкой, наплескал воды, а когда высохло, – тот же эффект. Мерещится ему, что ли? Притащил из ванной стиральный порошок и щедро осыпал им пол, так, что потом долго не мог избавиться от лохматой пены, руки до мозолей стер.

Ранний июльский рассвет он так и встретил, с мокрой тряпкой в руках. Уставился в окно, за которым уже намечались первые признаки всеобщего пробуждения. Кто-то внизу уже заводил машину, какой-то мужичок с рюкзаком за плечами уверенно держал курс в сторону метро. Еще час-полтора, и город потонет в привычном шуме и суете… И Машку кто-нибудь найдет, вызовет милицию, а дальше закрутится машина… Нет, зря, зря он все-таки оставил при ней сумку, если там есть документы, все произойдет очень быстро, слишком быстро, а он, Измайлов, к этому пока не готов. До сих пор кухню отмыть не может.

Да почему они, собственно, вообще должны связать его с Машкой? Об их отношениях не знала ни одна живая душа. Стоп, а если она кому-нибудь проболталась или, не дай бог, дневник вела, в который записывала сердечные стародевичьи тайны? Ну нет, это на Машку не похоже. А то, что она оказалась внебрачной дочерью Андриевского, такое он разве мог предположить? Пусть даже это всего лишь фантазия, разве мог он представить, что такие мысли теснятся в ее голове? И о чем сие говорит? О том, что он плохо знал Машку, а может даже, не знал вовсе.

Нет, напрасно, напрасно он сунул Машкину сумку ей под бок и напрасно не вернулся сразу, когда сообразил, что к чему, никто бы его там не заметил. А сейчас? Вдруг еще не поздно? Но опасно, черт возьми, опасно. Но он же сначала осмотрится, прикинет шансы и, только убедившись, что вокруг все спокойно…

Уф-ф… Измайлов так живо представил себе картинку: вот он разворачивает брезентовый тент, видит выбеленные перекисью Машкины волосы и землистое лицо, лихорадочно шарит около нее, то и дело касаясь неприятно-холодного тела. Кошмар! Триллер! А что делать? Сидеть тут и ждать, когда за ним придут и скажут:

– Гражданин Измайлов, пройдемте!

Измайлов забегал по квартире, натянул на случай утренней прохлады свитер и сунул в карман брюк водительское удостоверение. Долго искал ключи от машины, которые он впопыхах обронил на кухне. И еще дольше, прежде чем переступить порог квартиры, внушал себе:

– Пока я ничем не рискую. Я всего лишь еду по делам и за сумкой пойду только после того, как пойму: мне это ничем не грозит. Если замечу опасность, развернусь и домой.

У рощи он был через каких-то пятнадцать минут – дорога все еще была почти пустынна – и сразу, еще издали, увидел милицейскую машину. Испугался, хотел развернуться, но потом решил проехать мимо. Проехал. Кроме милицейской машины, разглядел еще и карету «Скорой помощи» и довольно жиденькую группку зевак. Выходит, Машку нашли. Даже быстрее, чем он думал.

Что теперь? Домой? Сидеть и дрожать от каждого стука двери в подъезде и визга тормозов? И сколько это продлится: день, два, неделю, год? Так недолго и рехнуться.

Измайлов сам не понял, зачем притормозил невдалеке от зевак на обочине, плотным кольцом окруживших высокого спортивного дядьку, лысого, с резкими чертами лица. Вышел из машины и приблизился. Никто, кстати сказать, не обратил на него ни малейшего внимания. Все были сосредоточены на лысом спортсмене, который, похоже, чувствовал себя героем дня.

– …Я всегда тут по утрам бегаю, уже восемнадцать лет, с тех пор, как переехал в этот район, – разглагольствовал спортсмен, – а сегодня смотрю: какой-то куль брезентовый валяется. Глядь, а там баба мертвая…

– Молодая? – с придыханием осведомился кто-то из зевак.

Спортсмен задумчиво почесал волосатую грудь:

– Не рассмотрел вообще-то… Кажется, молодая…

– И как ее? Чем? Ножом или…

– Наверное, ножом, – на этот раз вполне уверенно заключил спортсмен. – Кровищи там полно. Садюга ее какой-нибудь порешил, маньяк-потрошитель.

«И какого черта врет? – почти равнодушно подумал Измайлов, как будто к нему это имело самое отдаленное отношение. – Какой маньяк, какой садюга? Там и крови-то почти никакой… Все, что вытекло, осталось в кухне, на полу…» И потерянно поплелся назад, к машине.

Едва он отъехал, прежнее беспокойство, граничащее с паникой, охватило его с новой силой. На этот раз на ум пришла очередная навязчивая идея. А машину, машину-то он не проверил! Ведь что-нибудь могло выпасть, а потом будет улика. Сам читал в газете о бесследно пропавшей девушке. Искали ее, искали, ничего – словно ее и не было. А потом, через год или два, в деканат института, в котором она училась, пришел человек и принес ее студенческий билет. Его, конечно, сразу повязали, стали допрашивать, а тот выложил без запинки: билет, мол, нашел в своей машине, забился в какую-то щель, а машину ту недавно купил по случаю. Проверили – и правда купил, у соседей той девушки, двух братьев, молодых парней. Их прижали, и они во всем сознались, а если бы они тогда не поленились как следует осмотреть машину, все сошло бы им с рук! И что это, скажите, стечение обстоятельств или закономерность?

Измайлов даже до дому не дотерпел, припарковался в каком-то переулке и начал шерстить машину, даже резиновые коврики вытряхнул из салона. А когда нашел связку ключей, даже вспотел, непонятно от чего, от ужаса или облегчения. Ключи были Машкины, он узнал их по брелку в виде Эйфелевой башни – сам его ей подарил как сувенир из Парижа (вот еще, кстати, улика!) – наверняка вывалились, когда он Машкино тело из машины выволакивал. Еще минут десять после этого приходил в себя, не мог за руль сесть, сердце так и выскакивало. Он все сжимал в ладони эту связку, не зная, каким образом вернее от нее избавиться. Выбросить прямо здесь, что ли? А потом его словно обожгло: да ведь это ключи от Машкиной квартиры, в которой, вполне возможно, дожидаются своего часа другие улики, еще более сокрушительные. И дожидаться им, судя по всему, осталось недолго…

С этого момента он уже не думал, а действовал. Действовал, действовал, действовал! Пусть как автомат, но с вполне осмысленной программой. Отправился в Теплый Стан, где жила Машка. И хоть был он у Машки только однажды, быстро нашел и улицу, и дом, и подъезд, и квартиру. Профессионально, не привлекая внимания соседей (по крайней мере, так ему казалось), открыл дверь и первым делом задернул шторы в комнатах. При этом ему и в голову не пришло, что ведет он себя смешно, как в шпионских фильмах.

Начал почему-то с платяного шкафа: перетряс Машкины тряпки, попутно поразившись богатству выбора. А он и не знал, что она такая модница, к тому же некоторые из платьев весьма дорогие, уж он-то в этом разбирался! А ходила-то она в чем попало, прямо Золушка неумытая, с той только разницей, что Машку хоть отмывай, хоть нет, бесполезно. Известно же, что мыло физическое уродство не берет. Вконец озадаченный этим открытием, Измайлов оставил Машкин шикарный гардероб в покое и метнулся к антресолям в прихожей.

Там, среди разномастного старого барахла, нашел почему-то краски, кисти и мольберт, все в хорошем состоянии. Ясно, что все это утащено из мастерской Андриевского. Вопрос – зачем? Он даже постоял над этими находками в недоумении, но потом решил, что если они и являются уликами, то только Машкиной вороватости. Ничем она, как видно, не брезговала. Платья, кстати, тоже скорее всего Юлии, но к нему это, слава богу, не имеет никакого отношения.

Ну, что дальше? Он огляделся и счел достаточно привлекательным объектом старый комод в углу Машкиной спальни. Там под кипой выстиранных полотенец обнаружился только флакон с какими-то таблетками, по виду витаминами, и обычная аудиокассета. Единственное, что Измайлова насторожило, почему эта кассета упрятана под бельем, когда все остальные на виду – на столике возле магнитофона. На всякий случай сунул ее в карман.

Остановился: где искать дальше? А главное, что? Ах да, гипотетический дневник! Где эти дуры хранят их обычно? В кровати под подушкой? Измайлов быстро разворошил Машкину постель, получив в качестве трофея только трусики под матрасом. Сморщился и отпихнул их носком ботинка подальше с глаз долой. Наклонился и на всякий случай заглянул под кровать: там был только чемодан из плотной рыжей кожи.

Вытащил его на середину комнаты и попытался открыть, не вышло. Чемодан был заперт, и это интриговало больше всего. «Искать ключ, конечно, глупо», – решил Измайлов и побежал на кухню за подходящим ножом. Такой нашелся быстро, и спустя минуту Измайлов, весь в поту, уже рассматривал содержимое рыжего чемодана. Оно его потрясло.

Нет, там не было дневника с пространными и цветистыми описаниями их с Измайловым свиданий. Там аккуратно упакованные в папиросную бумагу лежали рисунки авангардистов из знаменитой коллекции Андриевского, той, что была занесена во все каталоги и которой он сам грезил и бредил.

– Но как… – Измайлов потер потный лоб дрожащей ладонью.

Если коллекция украдена Машкой, лихорадочно соображал он, то почему пропажа до сих пор не обнаружилась? Значит, это произошло недавно? Но ведь это совершенно безнадежная и глупая затея с Машкиной стороны, прошло бы совсем немного времени, и кража всплыла бы, подозрение первым делом пало бы как раз на Машку, а рисунки лежат в чемодане под кроватью! Странно, что ей это в голову не пришло. Ну, не думал он, что Машка такая непроходимая идиотка, хотя… А все ее выходки, а требование, чтобы Измайлов на ней женился, это как? Да на что она рассчитывала, когда позарилась на коллекцию? Непостижимо!

А что ему теперь делать с этим состоянием? Так и оставить в чемодане? Задача! А ведь руки так и чешутся! Он ведь на эти сокровища имеет не меньше прав, чем Юлия или Вика, которые их уже, можно сказать, профукали. Позволили какой-то Машке увести их из-под собственного носа. С другой стороны, если он заберет рисунки, то это и будет самая главная улика против него!

Но ведь никто, никто же о них пока не знает, включая и самих Андриевских, Машки теперь нет, таким образом их тайна принадлежит только ему… И потом… Он же не Машка, не станет хранить коллекцию в чемодане под кроватью. Он что-нибудь придумает, придумает. Спрячет в надежном месте до лучших времен. Подождет, пока шумиха вокруг утихнет, а там… По крайней мере, это оправдает все его страдания и окупит нервотрепку. Все, решено. А как вынести коллекцию? Не за пазухой же! Да так и потащит, в чемодане, в конце концов это ведь только до машины. Эх, надо было подогнать ее поближе, а то оставил в соседнем дворе!

Вспомнив о машине, Измайлов подошел к окну и осторожно выглянул из-за шторы. Во дворе стояла милицейская машина! Прямо возле Машкиного подъезда! Это они, они! Уже успели порыться в Машкиной сумке и нашли документы! Все, он пропал! Мгновенно забыв о рыжем чемодане, Измайлов бросился в коридор, а оттуда на лестничную площадку. Побежал сначала вниз, но потом, услышав приближавшиеся шаги и голоса, ринулся вверх. В несколько прыжков достиг девятого этажа и приник к окошку, выходящему во внутренний дворик.

«Сейчас они войдут в квартиру, а я потихоньку выскользну из подъезда…» – пульсировало в его раскалившемся мозгу. – Или лучше на лифте? Нет, не стоит…»

Но все планы разрушил отчетливый возглас снизу:

– Товарищ майор, да тут кто-то уже побывал! Похоже, совсем недавно!

И еще один:

– А ну-ка, ребятки, быстренько осмотрите дом, может, еще не успел далеко уйти!

Измайлов вжался в угол и бросил затравленный взгляд в небольшое окошко на лестничной площадке. Это безумие, запульсировала в виске кровь. А что не безумие? Связаться с Машкой, а потом по неосторожности ее прикончить? А нары? А рецидивисты, для которых он будет противным чистеньким интеллигентиком?

И уже распахнув створки окна и шагнув с подоконника в пустоту, он вдруг все так ясно сопоставил: краски, кисти, мольберт! Понял, понял! Вот в чем главная Машкина тайна, в том, что она достойная дочь своего папаши, хоть и незаконная! О пропаже рисунков догадались бы еще не скоро, потому что там, в квартире Андриевского, остались копии! Копии!