Текст книги "По правилам корриды"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 21

– Заткнись! – зло процедил Чушка, обернул к Лиле свою злобную рожу и будто стальными тисками сжал ей предплечье.

Лиля перестала всхлипывать, но зато стала икать. Ей было больно и противно. Этот боров избил ее и в ванной, куда проводил переодеться. Да еще оттаскал за волосы, так что теперь до головы не дотронуться. Правда, на этот раз он старался не оставлять синяков и рот ей зажимал, чтобы не кричала. Как же она его ненавидела! Временами эта ненависть даже перехлестывала страх. Но вспомнить его не могла.

Да, был в ее жизни период, когда она баловалась клофелином, вынужденно, поскольку сидела на мели. От Филиппа тоже никакой помощи не было, он тогда еще только подкатывался к богатой вдове Андриевского. Вот только все клиенты для нее так и остались на одно лицо. И навара-то, если честно, с них было с гулькин нос, какие-то бедняки все попадались. Не много она на них разжилась, хотя «Панасоник», кажется, она где-то прихватила, но загнала недорого, за гроши. Одному знакомому барыге, сама-то на барахолку с ним сунуться побоялась.

– Я сказал заткнись! – снова гаркнул на нее этот выродок с поросячьей мордой.

«Чтоб ты сдох, урод!» Лиля набрала в грудь побольше воздуха и задержала дыхание, икота и впрямь скоро прекратилась.

Тот, второй, что Лилю и пальцем не тронул, а, наоборот, вступился за нее, сидел за рулем джипа какой-то грустный-прегрустный, безучастный ко всему, но она понимала, что он главнее. Как скажет, так и будет.

– Ну где, говори? – окликнул он ее через плечо, когда они выехали на Кутузовский.

– Вон там… За светофором сразу направо, – показала Лиля.

– Направо так направо, – пробормотал Буханка и повернул к хорошо знакомому Лиле дому.

Что будет дальше, Лилю почти не занимало, пусть Филипп теперь выкручивается, а она при первой возможности смоется. А в том, что это ей удастся, Лиля почти не сомневалась: начнется суматоха, не исключено, что кто-нибудь даже успеет вызвать милицию – ведь в квартире есть сигнализация…

– Ну, какой подъезд? – снова спросил тот, что главней.

– Второй с конца, – буркнула Лиля и выкатила глаза, увидев, как от дома отъезжает темно-зеленый «Фольксваген» Филиппа.

Буханка сразу заметил, как она переменилась в лице, и насторожился:

– В чем дело?

Сначала Лиля хотела их обмануть, а потом решила: «А чего я, собственно, должна одна отдуваться?»

– Это как раз он отъехал, – доложила она. – На «Фольксвагене».

– И куда он направляется? – поинтересовался Буханка.

– Понятия не имею, – пожала плечами Лиля.

– Что будем делать? – заерзал на сиденье Чушка.

– Поедем за ним, – преспокойно отозвался Буханка и чуть-чуть приподнял стекло рядом с собой. Ноющий с утра зуб вроде начал потихоньку утихомириваться, и теперь Буханка суеверно боялся его застудить, хотя воздух, врывавшийся в салон машины, был почти раскаленным. В Москве стояла небывалая жара.

Уже на выезде с проспекта Буханке удалось довольно-таки плотно пристроиться за «Фольксвагеном», так, что он смог без труда разглядеть красавчика за рулем и крашеную в немыслимый цвет девицу рядом.

– С кем он там?

Лиля сощурила глаза под солнцезащитными очками, которые ей нацепил Чушка, чтобы прикрыть синяки:

– Это… Это его… Ну, приемная дочь, что ли… Викой зовут…

– Ничего себе приемная дочь! – сразу же хмыкнул Чушка. – Такая кобылка!

– Заткнись! – мгновенно отрезвил его Буханка и снова переключился на Лилю. – Ну-ка расскажи мне про них поподробнее, что там и как.

– Пожалуйста, – равнодушно согласилась Лиля. – Вика – это дочь Андриевского, ну, того богатого художника, что собирал эти картинки. Художник помер, и все добро перешло к его вдове, а Филипп на ней женился…

– Шустрый паренек! – снова встрял Чушка, а Буханка снова на него цыкнул.

– А вдова где сейчас?

– А вдова сейчас в психушке, с головкой у нее не в порядке, – ответила Лиля и потрогала пальцем вспухшую нижнюю губу. Ладно, это чепуха, главное, что зубы целы. Еще она здорово боялась за почки, слышала, что при таких побоях можно остаться калекой на всю жизнь. Раньше-то ее никогда не били, бог миловал. Ну, может, схлопотала пару пощечин – и это за всю жизнь.

– Смотри-ка, а они к Кольцевой направляются, – задумчиво констатировал Буханка и опять стал допытываться у Лили: – Не знаешь, куда бы они могли ехать?

– Без понятия, – вяло отозвалась Лиля, внимательно прислушиваясь к себе: где-то внизу живота возникли непонятные рези, не очень сильные, но пугающие. – Может, на дачу… У них дача есть… В этих… В Ключах… – И попросилась: – Остановите… Мне нужно в туалет…

– Обойдешься, – процедил сквозь зубы Чушка, Буханка же ничего не сказал, целиком и полностью поглощенный преследованием темно-зеленого «Фольксвагена».

– Ну остановите, пожалуйста, на минутку, – взмолилась Лиля, когда они были уже на загородном шоссе.

– Ладно, – сдался Буханка и кивнул Чушке. – Проводи ее в кустики, только быстро.

– Но мы же от них отстанем! – закочевряжился Чушка.

– А что ты предлагаешь? – огрызнулся Буханка. – Хочешь, чтобы она всю машину уделала? Зачем так бил, идиот? Вон как раз подходящие кусты, – кивнул Буханка и прижал автомобиль к обочине, невдалеке от редкого перелеска.

Чушка обиженно засопел и вывалился от машины. Распахнул дверцу и прикрикнул на Лилю:

– Ну, вылезай скорее! Расселась, макака!

Лиля, постанывая, сползла с заднего сиденья и поковыляла к кустам. Чушка за нею, буквально наступая на пятки.

– Слушай, отойди хоть немного, – обернулась к нему Лиля, – мне плохо, понимаешь ты, плохо…

– Давай чеши… – зло прошипел Чушка, однако немного поотстал.

Лиля нырнула в кусты, присела и огляделась. Совсем рядом были разноцветные деревянные домики. Похоже, какая-то турбаза. Добежать бы до нее и попросить помощи. Главное – быстрее к врачу. Не на шутку запаниковавшей Лиле стало казаться, что уже сама ее жизнь в опасности, что счет идет на минуты. Как все здоровые от природы люди, она не терпела даже малейшей боли, а первые признаки самого пустякового недомогания приводили ее в трепет.

Лиля поискала сквозь листву Чушку: тот стоял метрах в трех и курил с недовольным выражением на роже. «Успею, – мелькнуло у нее, – успею, до домиков – рукой подать». И она побежала. Изо всех сил, хватая ртом горячий воздух. В висках у нее стучало: «Ну вот, еще чуть-чуть…»

Она уже увидела какого-то типа в трениках, который непринужденно потягивался на крыльце ближайшего домика, и он ее увидел, когда ее все же настиг Чушка и больно схватил за локоть. Лиля стала кричать и вырываться, стараясь привлечь к себе внимание типа в трениках, а тот только равнодушно зевнул и скрылся в домике.

– Ах ты, с-сука! – засопел Чушка, обхвативший ее своими клешнями. – Плохо ей стало, видите ли… Ничего, сейчас тебе будет хорошо! – И так ударил ее в грудь, что у нее напрочь перехватило дыхание.

Только поэтому она и не кричала, когда он принялся ее колошматить без разбору, только мычала и сплевывала кровь. Потом уже кровь залила ей глаза, и она даже не видела, как из машины выскочил Буханка и подбежал к ним.

– Ты, кончай! – заорал он на Чушку и выругался сквозь зубы, поминая Чушкину мать, которая выродила такого придурка. – Ты посмотри, сколько кровищи! Все чехлы зальет!

Лиля на какое-то время вырубилась. Потом голоса вернулись, говорили они о ней, причем такие страшные вещи!

– Ты что, козел, ты смотри, ты ей нос перебил… И дышит она, как паровоз, того и гляди окочурится! – кипятился Буханка.

– Да она удрать хотела! Еле догнал! – оправдывался Чушка.

– Догнал, а теперь что? Не проще ли было сразу ее прикончить, а теперь ищи эти Ключи…

– Ничего, по указателям разберемся, – прогундосил Чушка.

– Уж ты-то найдешь, придурок… – проворчал Буханка.

Лиля заворочалась и обнаружила, что сиденье под ней мокрое и липкое от крови. «Все, я умираю, теперь я точно умираю», – подумала она.

– Отвезите меня к врачу… – прохрипела она.

– О, очухалась! Я же говорил, что бабы живучие как кошки, – удовлетворенно констатировал Чушка и прибавил в Лилин адрес персонально: – К врачу так к врачу. Я тебя лично доставлю… К этому… Патологоанатому… – И заржал, довольный тем, что ему удалось выговорить такое трудное слово.

Буханка презрительно на него покосился, угораздило же связаться с таким козлом. С другой стороны, деньгами тут пахнет немалыми. Вот только с девкой вышло как-то… Что с ней теперь делать? Выбросить? Найдут и раньше времени поднимут хай, а они еще до этих Ключей не добрались.

– Во-он указатель! – завопил вдруг Чушка прямо в ухо.

– Где? – вытянул шею Буханка.

– Да только что проскочили! Налево нужно, налево…

Буханка повернул машину налево, и она сразу поскакала по кочкам. То, что он увидел впереди, мало напоминало респектабельный дачный поселок, скорее уж развалюшную деревню.

– Ты точно видел указатель? – зыркнул он на Чушку.

– Точно, точно! – Тот в буквальном смысле бил себя в грудь увесистым кулаком.

Тут на дороге попался мужичок самого что ни на есть наидеревенского вида, перегарчиком еще от него попахивало.

– Эй, отец! – окликнул его Буханка, высунувшись в окошко чуть не по пояс. – Это, что ли, Ключи?

– Да нет, – осклабился мужичок. – Это вы раньше времени свернули. Тут Зыряйки, а Ключи, они выше, километров пять еще…

Как нарочно Лилька на заднем сиденье снова застонала, и мужичок сразу уши навострил, хотя и не сказал ничего.

– Ладно, бывай, батя, – бросил ему Буханка, торопясь развернуть колымагу. Да чуть не застрял в кювете, пришлось газовать.

– Ключи… Сворачивай налево… – передразнил он Чушку и чихнул: пока газовал, в салон набилось пыли.

– А я что, указатель же был… Точно был… – обиженно сопел Чушка.

– Да пошел ты… – послал его Буханка, уже догадавшийся, что было на том указателе. Скорее всего «Ключи – 5 км», ну и стрелка, как водится. А этот недоделанный, конечно, не врубился. Да что возьмешь с этого «быка», вот уж действительно: сила есть – ума не надо.

Буханка снова выехал на шоссе и очень скоро заметил указатель «Ключи», на этот раз направленный куда надо. Он это сразу понял, разглядев нехилые особнячки под черепицей, к которым, между прочим, вела вовсе не разбитая бетонка, а полоска ровного асфальта. Кроме того, особнячки были обнесены бетонной стеной, а у ворот наблюдалось что-то вроде КПП.

– Охрана, – подумал вслух Буханка и вздохнул: – Это плохо.

– Да какая там охрана! – браво прокукарекал сбоку Чушка. Смотри-ка, осмелел напоследок.

– Вот пойди и покалякай с этим дедком, умник! – хмыкнул Буханка. – Расспроси, не подъезжал ли сюда темно-зеленый «Фольксваген» и не здесь ли дача известного художника… – добавил он с издевкой.

– А чего я, я ничего… – протянул моментально присмиревший Чушка и шмыгнул носом.

– Да сиди ты, сам разберусь… – процедил сквозь зубы Буханка и вылез из джипа, предусмотрительно вытащив из замка зажигания ключ. С этим придурком Чушкой нужно быть поосмотрительней, не потому, что он хитрый, а потому, что тупой. У него в голове вместо мозгов моча.

…Пришедшая в себя Лиля жадно ловила каждое их слово. Пока они пререкались, она только и ждала, когда Буханка выберется из джипа и она останется наедине с Чушкой, сидящим на переднем сиденье. Это ее последний шанс, так решила она, убежденная в том, что даже если она не умрет от побоев в ближайшие несколько минут, потом они ее все равно добьют. Только поэтому, выждав с минуту, пока Буханка отойдет подальше от машины, она собрала остатки сил и буквально выбросилась из джипа с криком, предназначенным тому, кто охранял дачи, и всем прочим, кто, на ее, Лилино, счастье, окажется поблизости:

– Помогите! Они убьют меня!

Буханка к этому моменту уже успел подойти к будке охраны и даже поздороваться с сидящим в ней крепким мужиком отнюдь не пенсионного возраста. А тут этот дикий вопль! Он обернулся, увидел лежащую рядом с машиной окровавленную Лилю и мгновенно оценил ситуацию. Крепкий мужик, похоже, тоже, и сразу стал подозрительно шарить руками по деревянной обшивке своей сторожки. «Сейчас милицию вызовет», – догадался Буханка и инстинктивно нащупал пистолет во внутреннем кармане ветровки. Выстрелил он тоже, повинуясь инстинкту, попутно соображая, до чего же глупо все получилось.

Глава 22

Конюхов изучал документы мертвеца, извлеченные из заднего кармана его брюк: специальный кожаный бумажник с водительским удостоверением и техническим паспортом на белую «Тойоту».

– Измайлов Игорь Евгеньевич, – пробормотал он себе под нос и задумчиво пожевал губами. Это имя ему ровным счетом ничего не говорило, он даже был почти уверен, что и в картотеке на человека с такими данными ничего не найдется.

– Вот еще… Ключи, наверное, от машины… – Эксперт протянул ему небольшую связку с брелком сигнализации. – И вот еще аудиокассета…

Конюхов принял ключи и посмотрел по сторонам: белой «Тойоты» что-то нигде не наблюдалось. «Надо бы соседние дворы проверить», – механически отметил он про себя. Кассету, уже обернутую в целлофан, он зачем-то посмотрел на свет и положил во внутренний карман пиджака.

В этот момент на трупе что-то затренькало. Эксперт сделал вопросительное лицо и перевернул тело на спину.

– Да при нем мобильник! – чуть не восхищенно воскликнул он. – И совсем целехонький! Я сразу под свитером и не разглядел.

– Давай сюда, – коротко распорядился Конюхов, взвесил на ладони невесомую игрушку, маленький «Сименс» – что такому сделается? – и нажал на кнопку приема. – Да? – отозвался он наиболее нейтральным способом.

– Игорь Евгеньевич? – деловито осведомилась трубка отдаленно знакомым Конюхову голосом, порядком искаженным некими посторонними шумами, более всего напоминающими работающую в машине магнитолу.

– С кем говорю? – уклонился от прямого ответа Конюхов.

– Это Амельченко, – «купилась» трубка. – Ну, профи… Короче, у меня есть новая информация об интересующих вас людях… Але, вы слышите меня? – Посторонний шум пропал, и голос стал таким ясным, словно невидимый собеседник стоял рядом с Конюховым. Но это уже не имело для него такого уж решающего значения, хватит и произнесенной вслух фамилии – Амельченко.

По крайней мере одного Амельченко Конюхов знал как облупленного, контактировал с ним, когда тот работал в прокуратуре. Потом слышал мельком, будто этот самый Амельченко в частные сыщики подался и как будто не бедствует. И вообще, сколько знал Конюхов, никто из напрочь забросивших милицейскую рутину об этом не пожалел. Взять хотя бы того же Шатохина, пристроился в каком-то охранном агентстве и в ус себе не дует. Один он, Конюхов, как впрягся в это ярмо, так и бредет в борозде. Пока не издохнет, как старый коняга. А ради чего, спрашивается? То-то же.

– Игорь Евгеньевич? – продолжала тем временем вопрошать трубка. – Ну так как вы насчет того, чтобы встретиться?

– Да я бы не против, – Конюхов кашлянул в сторону, – только я не Игорь Евгеньевич, а Николай Харитонович, а фамилия моя Конюхов. Еще не забыл такого?

В трубке возникла непродолжительная пауза, завершившаяся крепким словцом, не очень внятным, впрочем.

– Эй, не отключайся, барсук, я ведь тебя все равно найду, – поспешил уведомить противоположную сторону Конюхов. – А клиент твой рядом со мной, только трубку я ему передать не могу… Нет, он не стоит, лежит… Короче, это очень печальная история, он неудачно упал с девятого этажа. Да, будет лучше, если ты прямо сюда и подъедешь. Куда? В Теплый Стан, а точнее, э-э-э… – Конюхов поднял глаза и прочитал то, что было написано на табличке, прикрепленной к углу дома, из которого вывалился невезучий клиент подавшегося в частные сыщики Амельченко.

Самого Конюхова тоже трудно было назвать везучим, вон уже второй труп на его шею за какие-то полдня. Сначала баба мертвая в зоне отдыха, а теперь этот «летун», который, похоже, что-то искал в ее квартире. Конюхов видел собственными глазами, как там все перерыто. А баба вроде ничего особенного собой не представляла – домработницей в состоятельном семействе, туда Конюхов уже направил своего молодого, не в меру прыткого помощника Степанова и теперь ждал, чего он принесет в клювике. Не в меру, потому что прыткость его проявлялась весьма своеобразно, уж больно быстро он перенимал замашки матерого опера – профессиональный цинизм и стойкое желание отвертеться от любого дела, не обещающего скорого завершения, – при том, что сам Конюхов приобрел сии навыки с опытом, набив немало шишек, а в свои молодые годы, неистово горя на работе, подметок стоптал и штанов порвал несчитано.

Ладно, хватит о Степанове, надо бы подняться в квартиру, посмотреть, не нашли ли чего-нибудь интересного? Не зря же этот Измайлов там шарил перед самым их приходом. Эх, жалко, что разбился, а то, глядишь, уже сегодня дело можно было бы считать раскрытым. А теперь ищи мотивы, выясняй, кто этот Измайлов и что его связывало с некрасивой домработницей Марией Пастушковой. Лишняя морока, одним словом. И суета сует. А Конюхов любил покой и порядок.

Медленно, поминутно останавливаясь и утираясь платком, Конюхов поднялся на шестой этаж, а потом еще с минуту пережидал сердцебиение на лестничной площадке перед распахнутой дверью квартиры убитой. В последнее время тучного Конюхова совсем замучила одышка, а тут еще жара дикая… Нет, нужно поскорее в отпуск, в санаторий, гулять среди елей и дышать озоном, а то ведь так и до инфаркта недалеко. Да уж, заманчивая перспектива, ничего не скажешь, – скопытиться раньше времени, даже до пенсии не дотянув.

– Ну-с, что тут у нас? – вздохнул он, переступая порог и оглядывая стайку понятых, столпившихся в тесной прихожей, встревоженных, как воробьи при виде крадущейся по двору кошки.

– Да есть кое-что, Николай Харитоныч. – Из комнаты выглянул местный участковый, которого они прихватили с собой по такому случаю. – Вот, сами посмотрите.

Понятые словно по команде расступились, и Конюхов увидел чемодан из рыжей кожи, прямо посреди комнаты. Чемодан был раскрыт.

Конюхов подошел и заглянул в его обтянутое светлым шелком нутро: там лежали какие-то картинки.

– Что это?

– Кажется, нам нужен эксперт по произведениям искусства, – многозначительно сказал криминалист, выступивший из-за спины участкового.

– Так уж и по искусству, – усомнился Конюхов и склонил голову набок: то, что лежало в чемодане, на его взгляд, если и имело отношение к искусству, то самое отдаленное. Ну, как этикетка с бутылки плохого портвейна, к примеру. А с другой стороны, эта самая Пастушкова была домработницей в семействе художника, так что чем черт не шутит. – Ладно, разберемся, – в конце концов заключил он и отер платком затылок. Платок, кстати, сразу взмок, хоть выжимай. И зачем он сегодня надел пиджак? Хотел снять, но потом вспомнил про кассету в кармане.

– Может, он за этим приходил? – высказал предположение участковый. – Хотя тут много чем можно поживиться. Обстановка, конечно, скромная, зато тряпья много, украшения есть золотые и деньги приличные…

– Может, и за этим, – пробормотал Конюхов и пожаловался: – Ну и духота! Окна открыть нельзя, что ли? Или хоть форточку? – Воздух в квартире и впрямь был спертый до невозможности, а тут еще шторы задернутые. И понятые в прихожей, пыхтящие как паровозы…

– Сию минуту! – Участковый кинулся к окну, отодвинул занавеску, дернул за шпингалет и застыл с идиотской улыбкой на широкой физиономии, зажав в руках оторванную железяку. То ли переусердствовал малость, то ли шпингалет на соплях держался, неизвестно.

– Тьфу ты… – сплюнул Конюхов, развернулся, чтобы выйти из квартиры, и напоролся на Амельченко, который совсем не изменился, был все такой же моложавый и поджарый. Слегка постаревший мальчик, злоупотребляющий алкоголем. Вот что значит вовремя проспиртоваться!

* * *

Сначала Конюхов повел Амельченко полюбоваться на его бывшего клиента. Вовремя они успели, потому что еще немного, и того забрала бы труповозка.

– Ну что, знаешь такого? – поинтересовался Конюхов, остановившись рядом с телом.

– Ага, это он, – кивнул Амельченко, – Игорь Евгеньевич Измайлов, интересный мужчина в расцвете лет. Между прочим, знаешь, чей он сын? Татьяны Измайловой! Артистка такая была, красивая…

– Что-то не припомню, – сухо отозвался Конюхов.

– Значит, с девятого этажа? – уточнил Амельченко и посмотрел вверх, на крышу банальной панельной коробки, будто примериваясь, каково оно – оттуда лететь. – И какая нелегкая его туда занесла? На самоубийцу он вроде не походил. Наоборот, был полон планов…

– Вот про планы давай по порядку, – без обиняков предложил Конюхов, – причем с самого начала.

– Да куда ж я от тебя денусь? – дурашливо начал Амельченко, но быстро перешел на деловой тон, что от него и требовалось. – Ну, ты знаешь, я перешел на вольные хлеба, занимаюсь частным сыском, а Измайлову как раз понадобились мои услуги. С неделю назад он ко мне обратился и попросил навести справки об одном человеке. Зовут Филипп Рудницкий. Ничем не выдающийся молодой повеса, которому посчастливилось вытянуть счастливый билет – жениться на зажиточной вдове. Вдову зовут Юлия Андриевская.

– Была замужем за художником Андриевским, – усмехнулся Конюхов.

– Да ты, я смотрю, все знаешь, а я-то тебе зачем? – воззрился на него Амельченко не без некоторого уважения, что Конюхову в общем-то польстило.

– Продолжай! – коротко приказал Конюхов. – Что ты разузнал об этом Рудницком?

– Да много чего интересного. Хотя, собственно, не столько о нем, сколько о его давней подружке, некоей Лилии Арнаут. Эта мошенница средней руки подозревалась в том, что спровадила на тот свет одну старушку, за которой якобы ухаживала. Разумеется, с банальной целью завладения ее имуществом в виде двухкомнатной квартиры, но доказать тогда, к сожалению, ничего не удалось. А этот малый, ну, Рудницкий, все время терся вокруг нее, на побегушках был и вдруг залетел в такие сферы… Ну, к вдовушке Андриевского под крылышко. Превратился в денди и все такое… Что до Измайлова, то он личностью Рудницкого неспроста интересовался, а потому как тоже имел виды на наследство Андриевского. Его покойная мамаша была первой женой нашего художника, усек? Там же, в его квартире, по сию пору, наряду с молодой вдовой и альфонсиком, проживает совместная дочурка Андриевского и Татьяны Измайловой, довольно отвязная девчонка по имени Виктория. Еще не утомил я тебя? – осведомился Амельченко.

Конюхов отрицательно покачал головой и еще больше насупился.

– А я уже, признаться, притомился. Закурю, пожалуй. – Амельченко вытащил из кармана слишком форсистых для его возраста, по мнению Конюхова, штанов измятую пачку сигарет. – Тебе не предлагаю, знаю, что бережешь здоровье, а мне уже беречь нечего! – Он с удовольствием затянулся и продолжил: – Так вот, под этого Рудницкого Измайлов, видно, и копал. Думаю, надеялся, что удастся признать их брак с Андриевской недействительным, ну и так далее… Масла в огонь подлила история с вдовушкой, внезапно повредившейся умом и попавшей в психушку. Да, самое главное, насчет ее имеется сенсационная новость: по слухам, она оттуда сбежала, не далее как сегодня утром… Как тебе такой винегрет?

– Потрясающе, – произнес Конюхов, задумчиво глядя в противоположный конец двора. Именно оттуда к ним направлялся его помощник Степанов вихляющейся, расслабленной походочкой и с блаженной улыбкой на устах. Еще бы, одышка этого мерзавца, чай, не мучила, и печенки-селезенки работали, как швейцарские часы.

У Конюхова был огромный соблазн обложить его матом еще издали, но он сдержался и подпустил противника поближе. Чтобы уж наверняка…

– Докладываю, Николай Харитонович, – заявил этот молодой нахал. – Мною опрошен хозяин квартиры, в которой убитая была домработницей, его зовут… гм-гм… – Он порылся в своем блокноте. – Короче, он понятия не имеет, кому она могла перейти дорогу.

– И это все? – продолжал копить в себе желчь Конюхов.

– Н-ну, в общих чертах, есть еще кое-какие мелочи, но ничего существенного. – Вконец обленившийся Степанов, похоже, даже нюх на скорые неприятности утратил за ненадобностью. И как начальника Конюхова не воспринимал.

– Значит, мелочи? – переспросил Конюхов, внимательно рассматривая гладкую физиономию Степанова, на которой, как назло, ни одной бисеринки пота не было, а у Конюхова уже ручьем текло между лопаток. – И на эти мелочи у тебя ушло целых три часа?

– Да… А что такое? – Кажется, Степанов почувствовал что-то неладное, хоть и с большим опозданием.

– А то… А то, что я тебя урою! – взревел Конюхов и перешел на отборную брань.

Избалованный поблажками Степанов побледнел, а Амельченко гнусно заулыбался, как только он и умел. Непонятно, что его забавляло больше: начальственный рык Конюхова или глупая растерянная рожа Степанова.

А тем временем к ним уже бежал, размахивая руками, криминалист:

– Николай Харитонович, мы нашли кое-что очень важное! Похоже, эта Пастушкова предчувствовала, что ее убьют, и заготовила на этот случай письмо!