Текст книги "А что вы хотели от Бабы-яги"

Автор книги: Елена Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Елена Никитина
А что вы хотели от Бабы-яги

ГЛАВА 1

День клонился к закату. Солнце прощально золотило молоденькую зелень едва распустившихся почек, и вечерний лес был погружен в нежно-зеленую дымку. Деревья отбрасывали косые тени на многочисленные проталины, пестрящие подснежниками и мать-и-мачехой. Пчелки и другие жизнепослушные насекомые старательно перелетали с цветка на цветок, выполняя свой первый весенний долг по размножению растений.

Я возилась у печки, вытаскивая горшок с дымящейся гречневой кашей. Опять пригорела, зараза, вон как воняет. Никогда не умела готовить, особенно каши. Всегда либо недоварится, либо подгорит. Третьего в моей жизни еще никогда не случалось.

Я поковыряла ложкой крупу и выложила в тарелку то, что было сверху. Негусто. Остальное имело отвратительный коричнево-черный цвет и выглядело совсем неаппетитно. Заглянув в горшок и пошкрябав ложкой по его стенкам, я убедилась, что проще отодрать зубами шляпку от гвоздя, и сунула негодную уже посудину в печь. Вурдалакам скормить, что ли? Они, наверное, тоже это есть не будут.

С улицы послышался шум. Я выглянула в окно и увидела приближающуюся к моему одиноко стоящему в глухом лесу домику демонстрацию. Она состояла человек из десяти и больше походила на похоронную процессию. Отличие от последней было лишь в том, что вместо цветов и портретов усопшего эти несли в руках ржавые мечи, которыми даже картошку копать страшно – рискуешь нанести непоправимый вред природе, да крышки от кастрюль. Последние при сильном ударе друг об друга издавали отвратительные громкие звуки, пугающие всю возможную живность на несколько верст вокруг, и считались местными жителями особенно действенным методом уничтожения Бабы-яги, коей я и являлась в силу определенных обстоятельств социального и этнического характера. Уничтожать меня приходили с завидной регулярностью, раз в неделю как минимум. Но безрезультатно. То ли не задавались такой конкретной целью и хотели лишь попугать, то ли это являлось у них разновидностью экстремальных видов развлечения, не знаю. Но у меня тоже были свои способы борьбы с подобными массовыми мероприятиями. Я покосилась на большую клизму, стоявшую у двери на лавочке, и тяжело вздохнула. Не дадут ведь поесть по-человечески, изверги.

Позволив процессии подойти на достаточно близкое расстояние, я распахнула дверь и с клизмой наперевес выскочила на крыльцо.

– Ну что? Кто первый?

Процессия замерла, звон крышек оборвался на самой высокой ноте и в ужасе затерялся среди деревьев. Приблизиться ко мне никто не решался. Еще бы! Клизма в моих руках – воистину грозное оружие! И никакой меч-кладенец ей и в подметки не годится! Большая, литра на полтора, она приводилась в действие пусковым заклинанием и попадала точнехонько по прямому назначению. Все! Противник обезврежен! Главное, с именем не перепутать. Можно, конечно, и без имени, но тогда жертва выбиралась по неизвестным даже мне самой признакам. Время, на которое действовала клизма, зависело от налитой в нее жидкости – чем сильнее, тем дольше срок действия. Единственный недостаток моего оружия был в том, что нужно самой его заправлять. Но местные жители этого не знали, а я не спешила им ничего сообщать.

Самонаводящаяся клизма, как я ее окрестила, была первым изобретением, поставившим большой жирный крест на моей магической карьере. Я училась в Высшей академии мировой магии при Правительстве Союзного Государства, откуда меня с позором выгнали за неподчинение всеобщей дисциплине, не дав доучиться всего год. Поступила я туда по рекомендации то ли дальней родственницы, то ли бабкиной знакомой (в общем, седьмая вода на киселе), которая являлась главным консультантом по лекарственным травам и сборам и вытащила меня из глухой деревеньки, где я откровенно чахла, маясь от скуки и бездействия. Способности к магии у меня были наследственные, все-таки бабка моя сильной ведуньей была, посему поступила я без определенных проблем, имея в своем арсенале кое-какое зачаточное образование.

Ничему высшему, и уж тем более академическому, нас там не учили. Мы зубрили всевозможные заклинания, ходили на практику по кладбищам и болотам, изучали внутреннее и внешнее строение различной нечисти и прочую ерунду. В конце третьего года обучения (всего их пять) я разочаровалась в столь возвышенном названии нашего образовательного учреждения, потому как ничем мировым там и не пахло, и начала во многие заклинания, заговоры и рецепты вносить свои собственные коррективы, а то и вовсе придумывать новые. Так в результате моих магических экспериментов и появилась самонаводящаяся клизма.

Опробовать ее мы отправились с моим однокурсником Васькой, которого все звали Котом не столько даже из-за его имени, сколько из-за безудержной любви к сметане, которая иногда переходила все грани разумного. Спрятавшись в кустах цветущей и воняющей на всю округу черемухи, мы намечали жертву моих научно-магических изысков. Люди сновали мимо нас, даже не подозревая, какой страшной опасности они подвергались, выбирая именно эту улицу. Наконец я увидела то, что было нужно. Из-за угла вывернул долговязый прыщавый парень в сальной и замызганной майке, цвет которой давно уже не поддавался никакому определению, и в таких же грязных штанах с рваными коленками. Засунув руки в карманы, парень развязной походкой шел в нашу сторону и щербато улыбался. Я сосредоточилась и выпустила клизму из рук, читая коротенькое пусковое заклинание.

И надо же было такому случиться, что именно в этот момент из-за того же угла вышел посол какой-то восточной страны. Какой я, естественно, не помнила, но имя у посла было до того заковыристое, что мы в академии использовали его в качестве оценки качества трезвости. Тармалтрухмантарон. Такое под хмельком выговорить не удавалось почти никому. Ничего удивительного, что я сразу на него отвлеклась, и в памяти сами собой стали складываться буквы столь нестандартного имени.

Клизма, не долетев до прыщавого парня всего чуть-чуть, резко сделала разворот и вонзилась в положенное ей по прямому назначению место иностранного подданного. Он дико взвыл и схватился руками ниже спины, но было поздно. Действие моего эксперимента было моментальным. Посол, дико вращая глазами и выпятив бородку клинышком, носился по улице, вспоминая всех ему известных и даже неизвестных еще родственников на не совсем стандартном наречии, как своем родном, так и нашем, расстанском.

Его беготня привлекла повышенное внимание прохожих, которые всегда были охочи до разных казусов, если дело не касалось их самих, и вокруг несчастного тут же образовался кружок любопытствующих. Но послу было уже не до объяснений. Он последний раз взвыл особенно яростно и скорбно и, прорвав окружение, сломя голову бросился в соседние с нами кусты.

Мы не стали дожидаться, когда он будет в состоянии здраво оценить нанесенный его неприкосновенному статусу ущерб, и спешно и как можно незаметнее покинули наш наблюдательный пост, искренне надеясь, что данное недоразумение не приведет к международному конфликту.

Но скандал все-таки разразился, хотя и не в таких крупных масштабах, как можно было предположить. Меня быстро вычислили, и наш курсовой учитель магистр Велимир, которого мы все звали Магическим Папой, так как он отвечал за поведение вверенных ему учащихся и их успеваемость, вечером вызвал меня к себе. Потрясая руками и гневно брызгая слюной, он расхаживал передо мной, как цапля по болоту, и высоким от праведного негодования голосом отчитывал:

– Алена, ты понимаешь, что ты натворила?! Сколько раз говорилось и писалось, что нельзя и просто недопустимо проверять магические навыки на мирном населении. Тем более такие! Это же настоящая боевая магия! Ты подписывала при поступлении договор, где прямым текстом было сказано, что «обязуюсь выполнять все дисциплинарные и ученические инструкции по технике безопасности». И что я вижу? Да ладно бы еще кого из горожан выбрала, а то посла! – И учитель воздел руки к небу. – Мы с ректором и так еле уговорили этого черножо… черноусого не подавать жалобу на имя короля, чтобы избежать политических осложнений. Ты хочешь из академии вылететь? У тебя светлая голова, прекрасные способности, а ты ими разбрасываешься, как собака костями. Оставь свои опыты на потом. Выучись, получи диплом, а там занимайся, чем хочешь.

Я со скучающим видом слушала его гневную отповедь, разглядывая ползающую по потолку муху. Ну не могу я просто зубрить книжный материал! Мне неинтересно! Я и так давно уже проштудировала все учебники до четвертого курса и вынесла для себя все необходимое. А вот внести во многие заклинания изменения по собственному усмотрению, это гораздо забавнее, тем более что эффект не всегда бывает предсказуемый. Учитель Велимир и другие магистры о многом даже и не догадываются. Одна самоклеющаяся туалетная бумага и коврик-потаскун чего стоили.

– Алена, ты слушаешь меня? – прикрикнул Магический Папа, нависая надо мной, и я приняла самый несчастный и покаянный вид, на какой только была способна.

– Да, – промямлила я, шаркая мысочком туфли, чтобы мое раскаяние выглядело более убедительным.

– Ты неисправима, – вздохнул учитель. – Понимаешь, что тебя могли отчислить уже сегодня, но мне удалось уговорить ректора оставить тебя под мою личную ответственность. Следующий раз будет последним. Можешь идти.

Я поблагодарила мага за оказанное мне доверие и, клятвенно пообещав больше не экспериментировать до момента окончания академии, выскочила из кабинета.

Но никакие запреты и угрозы отчисления не могли сдержать мою творческую натуру. Уже к концу четвертого курса, тоже весной, я придумала оригинальное заклинание обожания. Оно основывалось на любовном привороте, но отличалось от последнего некоторыми нюансами. Вместо всепоглощающей страсти и избытка чувств к тому, кто его наводит, мое заклинание вызывало нежную трепетную любовь не на человека, а на предмет, на который падал взгляд привораживаемого в минуту произнесения заклинания.

Естественно, что ждать еще год, чтобы его опробовать, я не стала, посчитав вполне безобидным и не несущим угрозу жизни и здоровья окружающим. Подумаешь, будет кто-нибудь везде таскаться с безделушкой, ничего страшного, у каждого свои пристрастия бывают. На мирном населении ставить опыты я больше не рискнула, выбрав своей очередной жертвой хлипенькую первокурсницу со смешными кривыми косичками. Улучив момент, когда девчонка задержалась в столовой и кроме нас там никого больше не оставалось, я незаметно начала шептать заговор, делая пассы руками под столом, чтобы не привлекать к себе внимание. Но при произнесении последних, самых важных слов, неожиданно между нами возник сам ректор и, уперев руки в бока, гневно уставился на меня, видимо почувствовав, что я опять задумала какую-то гадость. Он, конечно, не предмет, но материя есть материя, и заклинание сработало.

Не буду рассказывать, как я бегала от него по всей академии, с ужасом понимая, что совершенно не представляю, как снимать наложенные чары. И только ближе к вечеру, когда учителя и ученики, насладившись нашими гонками по пересеченной местности, наконец заподозрили неладное, они отловили пострадавшего ректора и закрыли его в кладовке, припечатав дверь магическим ключом. Необходимость в дополнительной защите была более чем оправданна, потому что ректор, проявив недюжинную силу, порывался освободиться всеми доступными ему способами, дабы воссоединиться с предметом своего обожания, то бишь со мной. Меня наш учитель поймал уже при выходе на улицу, когда я попыталась трусливо скрыться в каком-нибудь укромном местечке, пока все не образуется и чары не спадут сами собой. Говорить о силе его гнева не приходится. Учитель засадил меня в своем кабинете и предупредил, что пока я не придумаю контрзаклинание, он меня не выпустит. Пришлось подчиниться и напрячь мозги. Около полуночи я нашла необходимое, и к всеобщему облегчению ректор принял свой нормальный суровый облик.

Стоит ли говорить, что это было последней каплей в чаше моих крупных предупреждений (счет мелких давно уже перевалил за сотню), но доказать, что данное недоразумение было лишь непредвиденным стечением обстоятельств, не удалось. Меня отчислили, позволив сдать экзамены за четвертый курс досрочно и выдав справку о неоконченном магическом образовании и завещание на домик, доставшийся мне в наследство от какой-то дальней родственницы по материнской линии. Откуда она взялась, мне толком так и не объяснили. В справке было написано, что я – Алена Хренова, двадцати лет от роду, получила неполное магическое образование, окончив четыре курса Высшей академии мировой магии при ПСГ, имею навыки владения боевой и бытовой магией на среднем уровне; обладаю способностью использования лечебных трав и сборов, а также умею отличать разные виды нежити и знаю методы борьбы с нею.

Меня провожал весь учительский коллектив в полном составе, зорко следя, чтобы я случайно не потерялась среди многочисленных коридоров и лекторских залов академии и благополучно покинула стены нашего славного учебного заведения. Ректор тоже вышел меня проводить, но сделал это очень скромно, выглядывая из-за утла самой дальней лестницы из опасения, что напоследок я могу совершить очередную пакость в отместку за досрочное отчисление. Но я его разочаровала.

Учащиеся, так же изрядно пострадавшие от моих удачных и особенно не очень удачных опытов, выглядывали из окон академии и даже махали мне платочками, только что к глазам не прикладывали (вряд ли это выражало крайнюю степень их жалости по поводу моего скоропостижного отчисления). Япоказала им кулак и гордо покинула стены данного образовательного учреждения.

Проводив меня до ворот, магистр Велимир попытался вызнать заклинание самонаводящейся клизмы и еще парочку самых интересных гадостей, которые я имела неосторожность явить на всеобщее обозрение, но я держалась стойко и не выдала своих секретов. Чисто из вредности. Обида на всех и вся, жадными коготочками вцепившись в мое сердце, могла бы сейчас прожечь не одну дыру в каменной кладке трехсаженного забора. Но я сдержалась от сиюминутного акта отмщения и с видом оскорбленного и непонятого героя всех времен и народов прошествовала через ворота академии навстречу не обремененной скучными уроками и ужасными экзаменами жизни.

Ну ничего! Они еще обо мне услышат, они еще пожалеют!

Попробовав устроиться хоть на какую-нибудь работу в нашей первопрестольной столице Петравии, я очень скоро убедилась, что от меня шарахаются, как от источника всех мыслимых и немыслимых бед. Мага-недоучку нигде не хотели брать, считая, что с таким образованием от меня можно ожидать чего угодно, только не адекватного отношения к работе. Может, постарался еще и сам ректор, чтобы обезопасить себя от дальнейших происков с моей стороны. Не знаю.

Промаявшись несколько месяцев в бесплодных попытках устроиться и осесть в Петравии, я пришла к неутешительному выводу, что никакая работа мне здесь не светит, и решила отправиться осмотреть мое неожиданное наследство. Все равно лучше, чем от скуки и прочих разочарований здесь париться. Собрав нехитрые пожитки, которыми успела обрасти в столице, я нашла на карте село, имевшее несчастье хранить вверенный мне какой-то сердобольной родственницей домик, и наметила путь.

Дорога заняла у меня около недели. Можно было бы, конечно, и за более короткий срок добраться, но при отсутствии лошади, на которую у меня просто не было денег, сие невозможно, а телепортироваться я не умею, к сожалению, не доросла еще. Пришлось топать на своих двоих. В деревнях, где я имела счастье (или несчастье?) останавливаться, подрабатывала для пополнения моих скудных финансовых запасов, чтобы было чем расплачиваться за ночлег и еду. Использовали меня по прямому назначению редко, считая, что местный маг, каким бы плохеньким он ни был, все роднее и понятнее, чем незнакомая девица, полная жизнерадостного оптимизма относительно своих не внушающих доверия способностей. Мне в основном поручали сельхозработы, до которых у самих жителей руки не доходили или же было просто лень. Всякие огородно-земельные ковыряния никогда не были моим самым любимым занятием, и еще в детстве я отлынивала от них всеми возможными способами. Но выбирать не приходилось – я не относилась к той разновидности живых организмов, которые могут долгое время обходиться без пищи. И с гримасой показного рвения на лице и отвращением священника перед чертом в душе я бралась за тяпку или лопату и с остервенением, свойственным одержимым, вгрызалась в землю с помощью выданного нехитрого инвентаря. Огороды, кои мне доверяли, чуть ли не в полный голос молили о пощаде уже через несколько минут после начала моей трудовой деятельности. Наверное, было бы намного гуманнее, если бы грядки зарастали сорняками, чем доверять мне борьбу с последними. Несколько сиротливо стоящих кустиков культурных растений, горы земли, сваленной в одну кучу, глубокие рытвины и ямы, способные послужить неплохим водоемом для купания в жаркий полдень, – вот все, что оставалось от моих трудов праведных. По головке меня, естественно, за это не гладили, старались погладить по другому месту и чем потяжелее. После нескольких подобных недоразумений я смекнула, что копание в верхних слоях почвы не относится к моим скрытым талантам, и просила работу попроще, что-то вроде подметания двора или чистки ржавых мечей. Тут по крайней мере испортить и повредить ничего нельзя.

Подработать с помощью магии мне выпало от силы раза два-три, когда деревенские целители были в отъезде и у кого-то, как всегда в такие неподходящие моменты, начинались то роды, то сильнейшее несварение желудка, то корова на ухо наступила. Также я заговаривала амбары от нашествия мышей, кровати от вторжения любовников и спальни для привлечения последних же. И один раз мне даже доверили уложить обратно в гробик парочку разбушевавшихся вурдалаков, не особо буйных, правда, но от этого не менее назойливых.

Медленно, но верно я продвигалась к намеченной цели. На пути от одной деревни к другой, расстояние между которыми увеличивалось пропорционально удаленности от столицы, я развлекала себя тем, что гоняла лесную и дорожную нечисть, из тех, что побезобиднее, упражнялась в метании ножей и собирании целебных травок.

Так я и оказалась в этом богом забытом лесу, полном всевозможной нечисти и совершенно темных в плане образования местных жителей.

Про нечисть, населяющую здешние леса, стоит сказать особо. Она имелась тут в полном составе и нехилом количестве. Когда я попыталась провести разведку с целью выяснить, какие неприятности поджидают меня за каждым кустом, то была немало удивлена, обнаружив запуганных до икоты кикимор, трясущегося как осиновый лист лешего, замуровавшихся в гробиках упырей и ушедших на дно русалок, поклявшихся на поверхность не выныривать никогда. Сей факт меня озадачил. Магии в лесу не чувствовалось никакой, но нечисть была напугана так, будто не один сильный маг мира сего выложился на полную катушку. Позже ответ пришел сам собой, но был мало утешителен. Всему виной оказались местные жители.

В силу географических и экономических причин деревенька находилась слишком далеко от просветительского и цивилизованного центра нашего государства. То ли про нее просто забыли, то ли правительство решило, что она не стоит того, чтобы тратить на нее и так не очень богатую казну, но население здесь оказалось на самом начальном уровне становления первобытно-общинного строя и почти не знало ничего, что творится в столице. Люди, конечно, не были совсем безграмотными и тупыми, но их удивительная нелюбовь и страх ко всему непонятному тянули как минимум на предания старины глубокой, полные страшных сказок, которыми сейчас безуспешно пытаются запугивать малых деток. А так как магов у них отродясь не бывало, то в борьбе со всевозможной нечистью и нежитью полагались только на собственные силы и вычитанные из детских сказок рецепты, использовать которые стали с таким рвением, что, похоже, сильно переусердствовали. Вся нечисть в округе больше не высовывалась, попрятавшись по своим норам и болотам, приходя в ужас от одного упоминания о жителях странной деревни с названием Забытки (прямо-таки символичное название).

Скорее всего, они чувствовали себя оскорбленными, что их пытаются уничтожать такими кощунственными способами, несмотря на их магическое происхождение, а вставать на пути фанатично настроенного населения оказалось себе дороже. Среди способов, пользующихся здесь наибольшей популярностью и действенностью, были: тухлые яйца, на которых рисовались портреты нечисти (художника следовало бы приписать к абстракционистам) и которые кидались в места обитания нечисти; простоявшее на солнцепеке пару недель молоко (оно выливалось в невероятных количествах в болото, не придавая ему привлекательности и кристальной чистоты); посыпание каменной солью на раны несчастных, если удавалось подобраться поближе, и еще много всякого разного. Все эти антиэкологические методы наносили невероятный вред окружающей среде, и лес постепенно приходил в запустение, грозя превратиться в бесплодную пустыню. Причем вымирание лесного массива жители наивно списывали на лешего, который самым первым пострадал в этой неравной борьбе. Если бы не сильная привязанность к месту обитания, все эти кикиморы, русалки, травники давно уже покинули бы местный лес и переселились в менее опасные для существования районы. Мне было их откровенно жалко, я против таких методов борьбы. Лучше бы уж убивали, честное слово.

И все бы ничего, но тут появилась я. Узнав, что я маг (пусть и недоделанный), на меня смотреть сбежалась вся деревня, как на великое чудо, но, узнав, что я собираюсь жить в одиноко стоящем домике в лесу, меня тут же предали анафеме и провозгласили новым видом нечисти. Сначала мне показалось, что это такое своеобразное чувство юмора, но потом поняла – не шутят. Все, что живет в лесу и отличается от растений и животных, должных его населять, тут же причислялось местными жителями к разряду опасных и подлежащих немедленной расправе.

Домик, отныне поступивший в мое полное распоряжение, шикарным назвать было никак нельзя. Ветхое доисторическое строение встретило меня отсыревшими стенами, прохудившейся крышей и перекосившимися ставнями. Ступеньки крыльца заскрипели под ногами и угрожающе прогнулись, когда я с замиранием сердца приблизилась к двери. Вопреки моим ожиданиям, дверь не отвалилась при попытке открыть ее, а легко распахнулась на смазанных петлях, приглашая посетить пропитанное таинственностью жилище. Настоящая избушка Бабы-яги прямо, куриных ножек только не хватало.

Внутри гулял сквозняк, шевеля висящие под потолком пучки высушенных трав и гоняя сухие листья. Половину единственной комнаты занимала печь, почти совсем новая, у окна стоял дубовый стол, парочка табуреток, кровать в углу и большой шкаф. Вот и вся нехитрая обстановка. Темные сени, где я чуть не свернула себе шею, споткнувшись об опрокинутое ведро, служили переходом между жилым помещением и улицей.

Первым делом я принялась наводить порядок, выметая изо всех углов успевшую осесть пыль, паутину и прочий домашний мусор. Печка затопилась быстро от единственного брошенного огненного импульса и весело затрещала дровами, придавая комнате более-менее жилой вид, наполняя ее теплом и светом. К вечеру я уже не чувствовала ног от усталости и, наскоро сварив себе картошки, найденной в подполе, не раздеваясь, завалилась спать, собираясь с утра заняться детальным обследованием странного домика. Но утро принесло мне смертельную тоску и жалость к самой себе. Первый поход в деревню принес новые разочарования – со мной никто не желал общаться, все шарахались, налагая на себя и меня усердное крестное знамение, и разбегались по домам и хатам. Состояние никому не нужной молодой магички острым ножом кромсало душу и приводило к отчаянию. Никогда не замечала за собой раньше такого пессимизма, но тут накатило по полной программе. Вернувшись домой, я бросила в печь выданную мне в академии справку, чтобы больше не напоминала о моем позоре, и прорыдала до самого вечера.

Предприняв еще несколько вылазок во вражеский стан, я только лишний раз убедилась, что меня здесь откровенно боятся и видеть не особо желают. Все мои попытки донести до дремучих жителей, что я нормальный человек, не принесли никакого результата – слушать меня просто не хотели, предпочитая оставаться во власти глупых заблуждений. Меня это разозлило.

Я закрылась в своем домишке и почти не вылезала на свет божий до конца осени. Смерть от голода мне не грозила, погреб ломился от всевозможных разносолов и запасов, а без хлеба и молока прожить вполне можно.

Когда первый раз на меня объявили охоту, я, честно говоря, струхнула. Но впоследствии, разобравшись в ситуации, поняла, что лучшего места, где я могу безбоязненно проводить свои незамысловатые магические опыты, мне не найти, и осталась. Что руководило мной в тот момент, сказать трудно, но шестое чувство подсказывало, что только здесь у меня может получиться что-то стоящее.