Текст книги "Спаси меня, папа-доктор (СИ)"

Автор книги: Елена Верная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 11

– Кирилл Витальевич! – окликаю Афанасьева. – Как операция прошла?

– Операция как операция, – Афанасьев бросает на меня недовольный взгляд. – Закончилась и хорошо. Девушка жива, если вы об этом.

– Меня интересует полный отчет по операции, – я не намерен сейчас миндальничать с мужчиной. В конце концов, сколько можно беречь уязвленное эго Афанасьева. Он хороший хирург, никто не спорит. Но человек он говно. Редкостное. И делать вид, что все не замечают, стараясь не ругаться с ним, чтобы в первую очередь не портить настроение самому себе, я не буду. Не тот случай.

– Что, выслужиться собрался? – Кирилл бросает язвительные слова. – Где-то повыше освободилось тепленькое местечко, и ты собрался покинуть нашу скромную больницу?

– Кирилл Витальевич, вы забываетесь, – я стараюсь сохранить остатки самообладания и борюсь с нереальным желанием врезать по этой наглой самовлюбленной роже.

– А что ты мне сделаешь? Уволишь? – мужчина кривляется, как подросток в старшей школе. – Меня никто не уволит, а если и уволят, то найду место получше. Раз таких, как ты, ставят у руля, здесь скоро и так все нормальные врачи разбегутся.

– Под «нормальными врачами» ты подразумеваешь себя? – я подходил все ближе и ближе. В ординаторской были только мы двое.

– Ну а кого еще? Я единственный не пытаюсь подлизать, чтобы получить местечко потеплее, – огрызается мужчина.

– Здесь полно нормальных и адекватных врачей. И тех, кто лучше тебя, и тех, кто хуже. Но так сложилось, что я стал твоим начальником. И не притягивай сюда моего отца. Он никак не повлиял на мое назначение. К словам Родиона Петровича прислушивались, а не к моему отцу, который даже и не знал, что здесь происходит. Еще раз тебя спрашиваю, как прошла операция? – я закипаю от этих препирательств.

– Хочешь сказать, что Родион Петрович рекомендовал тебя, а не меня? Я был его самым способным учеником! – выпаливает Афанасьев.

– Это ты спроси у него. А меня сейчас интересует операция и состояние пациентки.

– А я спрошу! – и мужчина, словно в издевку над моими словами, достает телефон и собирается набрать номер. – Я спрошу прямо сейчас.

Поведение Афанасьева похоже больше на ребячество. Мне плевать, что сделает сейчас Афанасьев. Напишет на меня докладную или сразу заявление в полицию за нападение, но, сделав пару шагов, я просто беру его за грудки и прижимаю к стене.

– Я. Спросил. Как. Прошла. Операция, – проговариваю каждое слово отдельно, глядя в глаза мужчине.

– Только попробуй мне что-нибудь сделать! – в глазах мужчины промелькнул страх. Я встряхнул его, как мешок с экскрементами, и брезгливо оттолкнул от себя. – Ты пожалеешь об этом.

– Уже жалею, что сразу не вышвырнул тебя, когда ты начал распространять про меня и отца откровенное вранье, но пожалел тебя. Сейчас мне от тебя нужна только информация про твою пациентку. Исаеву Елизавету Константиновну.

– Ну, слушай, – Афанасьев одернул на себе халат и нагло смотрит на меня. – Девушка если выкарабкается и встанет на ноги, значит, у нее лошадиное здоровье и сила воли.

– Это я и без тебя знаю! – огрызаюсь, сверля мужчину взглядом.

– Разрыв селезенки, сломанные ребра и, естественно, позвоночник. Ну и по мелочи: сломанная рука и пальцы на этой же руке, – перечислил Кирилл Витальевич все повреждения Лизы. – Потеряла много крови, но это все мелочи. Сам понимаешь, с позвоночником не шутят.

– Понимаю, – киваю в ответ на слова Афанасьева. – Но главное – она жива.

– Кто она тебе? – Кирилл Витальевич немного угомонил свой гонор и теперь смотрел с любопытством на меня. – Первый раз вижу тебя в таком состоянии. Ты же понимаешь, что я просто так не оставлю эту ситуацию.

– Да мне плевать, – и я не лукавил. – Спасибо за проведенную операцию, – благодарю мужчину, потому что уверен: он сделал все, как надо. – Главное, что Лиза жива.

– Неужто подруга твоя? – посмеивается мужчина.

– Жена, – кривая усмешка. – Бывшая.

– Сочувствую, – лицо Афанасьева вытянулось. – Что ж ты сразу не сказал?

– Когда? – я хмуро посмотрел на мужчину. – Не было возможности, ты все время выделывался.

Разговор окончен, и Афанасьев сел за свой стол заполнять документы. Как раз таки по операции Лизы.

Я же решаю позвонить Екатерине Тимофеевне. Достаю телефон и набираю ее номер, который заранее сохранил себе на телефон.

Женщина, узнав, что операция прошла нормально, расплакалась.

– Не переживайте, она сильная, она выкарабкается, – успокаиваю я женщину.

– Да, она боец, – соглашается Екатерина Тимофеевна. – Я нашла карточку Катюши, могу привезти ее сейчас и вещи для Лизы.

– Она пока в реанимации, и ей там не нужны вещи. Да и карточка Кати подождет до завтра, – если честно, я боюсь, что от беготни и нервных переживаний как бы с самой Екатериной Тимофеевной плохо не стало. – Привезете завтра.

– А ты будешь завтра там? – спрашивает женщина.

– Да, пока здесь Лиза и Катя, я все время буду здесь, – успокаиваю Екатерину Тимофеевну, и это не простые слова, это правда.

– Женя, спасибо, – поблагодарила женщина. – Как так получилось, что вы разошлись с Лизой?

– Екатерина Тимофеевна, это не телефонный разговор, – потираю устало переносицу. – Когда этот кошмар закончится, я все расскажу.

– Хорошо, он обязательно закончится, – то ли себя, то ли меня успокаивает женщина.

Глава 12

– Пап, привет, – долго сомневался, но все же решил набрать отца.

– Привет, сынок, что-то случилось? – у отца был очень усталый голос, но было слышно, что он мне рад.

Я был любимым сыном. И не скажу, что у нас в семье были какие-то сложности. Я был довольно беспроблемным ребенком, в отличие от моей сестры. Первый и, наверно, единственный конфликт с отцом у меня был, когда я решил, что хочу стать медиком, а не бизнесменом. Отец долго не мог смириться и все ждал, что мне надоест и я брошу. Нет, он не лишил меня карманных денег, пока я учился, но я сам хотел достичь в жизни чего-то. Чтобы обо мне говорили не как о сыне такого-то бизнесмена и мецената, а как о самостоятельной личности. Чтоб я не был приложением к кому-то. Потому и попробовал донести эту мысль до отца. Он не сразу, но понял меня. Смирился. И с того времени у нас наладились отношения. Я приезжал к ним на праздники и порой даже без повода. А когда было сложно, так и вовсе жил у них. А сложно мне было во время развода. Удивительно, но тогда меня очень сильно поддержала сестра. Когда пришло уведомление на телефон с запросом на подтверждение развода по обоюдному желанию, я начал обрывать телефон Лизы. Уже собрался ехать к ней, требовать объяснений. Я думал, она перебесится, успокоится, что это просто кризис. Когда она мне описала Алису, я ее сразу же узнал. Позвонил ей, но та не взяла трубку. Думал, убью неугомонную девку. Тогда-то сестра и сказала, что нужно отпустить Лизу, если она хочет уйти. Что если это мое, то оно вернется. И я отпустил. И вот сейчас она вернулась, да еще и с дочкой. Нашей дочкой.

– А почему должно что-то случиться, чтобы я тебе позвонил? – отец меня знает, как никто.

– Я очень надеюсь, что наступит время, когда ты будешь звонить и приезжать просто так. Может быть, даже привозить внуков к нам на выходные. Но пока что ты звонишь, только когда что-то случается, – слышу, как отец посмеивается в трубку.

– Прости, я и в самом деле стал очень редко звонить и навещать вас с мамой, – стало стыдно.

– Так что случилось, сынок? – отец возвращается к цели моего звонка.

– Мне угрожают, – я вспомнил разговор с бывшей тещей.

– Кто? Чем? – слышу в голосе отца сталь, а значит, он максимально сосредоточен и собран. – Рассказывай все по порядку.

– Сегодня в мое отделение привезли женщину с ребенком, это была Лиза, – я постарался изложить все сухо и по существу, не примешивая эмоции и свои личные переживания.

– Твоя бывшая жена? – уточнил отец.

– Да, она. Она была без сознания после ДТП, и ее сразу же отправили в операционную. Сейчас она в реанимации. И сразу уточню, что я с ней еще не разговаривал, – после моего заявления о том, что мне угрожают, и того, что сюда доставили Лизу, я побоялся, что отец посчитает, что это она мне угрожает.

– Дальше, – напоминает отец, что я сделал паузу, а он ждет и волнуется.

– С ней доставили ребенка, девочку, – а тут я уже не знал, как сказать. – Это моя дочь.

– Это кто тебе сказал? – даже отец растерялся, а я понял, что рассказчик из меня никудышный. Видимо, у меня после нервного денька начался эмоциональный откат.

– Я нашел номер телефона матери Лизы, и это она мне сказала, что Катя – моя дочь, – объясняю.

– А угрожает-то тебе кто? – видимо, отец начинает терять нить моего рассказа.

– Любовь Олеговна, мать Лизы, – уточняю на тот случай, если вдруг отец забыл, как зовут мою тещу.

– А вот с этого места попрошу поподробнее, – отец обозначил свою заинтересованность.

– В общем, суть проблемы вот в чем. В свидетельстве о рождении Кати в графе отец – прочерк, – начинаю рассказывать, но отец перебивает.

– Ну так может, это не твоя дочь? – интересуется отец.

– Моя, пап, – я криво усмехаюсь. – Если бы ты ее увидел, то не сомневался бы, что она моя.

– Тогда дальше, – не спорит родитель.

– Лиза в реанимации и непонятно, когда придет в себя и придет ли вообще. Травмы серьезные. Катя пока что направлена к нам в больницу, в детское отделение, но это всего на несколько дней, так как ей нужно пройти полное обследование после ДТП. Но по закону после того, как обследование пройдет, ее определят в детский дом, так как иных законных опекунов, кроме Лизы, у нее нет. А мать Лизы, Любовь Олеговна, не хочет забирать ее к себе. У них там вообще, оказывается, все очень плохо с Лизой, долго рассказывать. Если кратко, то забирать она ее не будет. Но может подписать разрешение на получение ДНК у ребенка, чтобы я смог доказать, что я отец Кати, и на время, пока Лиза будет в больнице, взять опеку над дочерью, – сбивчиво, но вроде объяснил все.

– Вот же курва! – ругается отец в сердцах. – И сколько она запросила?

– Пять миллионов, – отец сразу уловил суть. – Если не выплачу к понедельнику, то она везде раструбит, что я отказался от дочери, выгнал Лизу, ну и все в этом духе. В общем, грозится опорочить тебя и меня обвинениями, которые ни доказать никто не сможет, ни опровергнуть. По крайней мере, пока Лиза в реанимации. Ее в искусственную кому ввели. Мне-то это особо не повредит, но вот тебе, боюсь, нанесет урон репутации.

– И что ты думаешь делать? – отец, как всегда, дает сперва высказаться мне.

– Платить ей я не хочу, – да, у меня есть эти деньги. Все же не из бедных. И ту квартиру в хорошем доме, что когда-то нам подарил отец на свадьбу с Лизой, я продал. На часть денег купил студию на окраине, рядом с больницей, остальное положил на свой счет в банк.

– Чем я могу тебе помочь? – отец понимает, что я обратился к нему не за деньгами.

– Я хотел бы попросить Самуила Абрамовича взяться за это дело и чтоб он сотворил чудо, – прошу я одолжить мне юриста семьи. Этот довольно пожилой мужчина, мне кажется, знает все законы во всех сферах и реально может творить чудеса.

– Я сейчас же ему позвоню. Думаю, он не откажет, – отвечает отец. – Но ты тоже держи меня в курсе. И не забудь познакомить меня с внучкой.

– Не забуду, – на губах появляется улыбка. – Спасибо, пап. Я люблю тебя.

– Мы тоже любим тебя, сынок, – от суховатого и скупого на эмоции отца слышать такие слова поистине удивительно. А я же обычно забываю говорить такие простые слова. Но после всего, что произошло сегодня, я делаю себе зарок делать это почаще.

Глава 13

После разговора с отцом появилась хоть какая-то надежда, что Катя не окажется в детском доме. Я-то понимаю, что это было бы временное решение, но и такого стресса для своего ребенка не хочу.

Пока я занимался своими непосредственными обязанностями, рабочий день подошел к концу. Дежурные врачи оставались в больнице, а все остальные, кто работал днем, собирались домой. Я тоже оделся и вышел на улицу, вдохнув морозный воздух. До дома было рукой подать, но я пошел не туда. Я пошел к ближайшему супермаркету. Купил готовый обед и остановился у витрины с куклами. Как-то само собой в корзинку легли эта куколка и пара детских книжечек, и детские пюрешки с творожками. Вышел из магазина и вернулся в больницу. После окончания рабочего дня, когда в ней сновали врачи, сейчас больница казалась пустой и безлюдной. Навевала тоску и напоминала о хрупкости человеческой жизни. Я зашел в детское отделение и прошел в палату к дочери. Стою и смотрю через стеклянную часть двери на девочку. Она сидит и играет в казенные игрушки, а медсестра-сиделка читает книгу, то и дело бросая взгляд на ребенка.

– Пришел проведать дочь? – слышу за спиной голос Михайлова.

– Да, – поворачиваюсь к мужчине. – Так непривычно даже слышать слово «дочь».

– Понимаю, я бы тоже был бы в шоке, – признается заведующий детским отделением. – Может, зайдешь, посмотришь, какой анамнез успели собрать.

– Что-то серьезное? – я сразу напрягся.

– Надо смотреть, конечно, все вместе, но кое-что уже вырисовывается, – Михайлов развернулся и повел меня в свой кабинет. Мы зашли, и мужчина закрыл дверь. Он раскрыл карту Кати и показывает мне. – Анализы, в принципе, неплохие, но надо смотреть ее детскую карту. Но сонливость у ребенка действительно присутствует, тебе не показалось.

– Карту бабушка привезет завтра, – сажусь за стол и внимательно изучаю анализы и все, что успели написать врачи. Здесь они осматривали на совесть, ничего общего со стандартными осмотрами в поликлиниках.

– Это хорошо, – кивает Михайлов. – Я склоняюсь к сотрясению и сильнейшему стрессу. Завтра сделаем снимки, ЭЭГ и все остальное. И если есть что-то, то оставим лечиться обязательно. У меня появилось кое-какое предположение, но мне надо лично понаблюдать за ребенком, – говорит Всеволод Анатольевич задумчиво.

– Даже меня ты напугал, – я качаю головой. – Завтра Екатерине Анатольевне ничего такого не говори, а то до инфаркта женщину доведешь.

– Да, там ничего смертельного. Но если мое предположение подтвердится, то за девочкой просто надо будет больше присматривать, – усмехается врач.

– Это что за болезнь такая? – я удивленно приподнимаю брови вверх.

– Нарколепсия, если уж так настаиваешь. Но я не встречал этой болезни у детей, так что я могу и ошибаться, – развел руками Михайлов.

– Название звучит жутко, – хмурюсь, вспоминая, что за болезнь такая. – Это когда человек засыпает все время?

– Да, ты правильно помнишь, – кивает Всеволод Анатольевич. – Ну, в принципе, я отчитался и более не задерживаю тебя, можешь идти к дочери.

– Спасибо, – я поблагодарил и вышел из кабинета. Диагноз несмертельный, но однозначно неприятный и может сделать ребенка изгоем, хотя пока что паниковать рано. Не исключено, что девочка просто переволновалась, и так на ней сказывается перенесенные переживания.

Захожу в палату и на мгновение мне показалось, что девочка обрадовалась моему появлению.

– Привет, малышка, – не знаю почему, но на обращении «доченька» у меня споткнулся язык. Я не преувеличивал, когда говорил, что не привык еще.

– Добрый вечер, – поздоровалась сиделка, – девочка очень спокойная и не доставляет никаких проблем, – отчиталась медсестра.

– Это хорошо, – киваю женщине и, помыв руки, присаживаюсь к ребенку. – Я побуду некоторое время с Катюшей, если вам нужно отойти, то пожалуйста, – отпускаю сиделку, а сам рассматриваю девочку. Ее искупали, расчесали и переодели в казенные кофточку и штанишки. Но, несмотря на это все, девочка по-прежнему смотрит испуганными глазами. В груди защемило, и я обнял малышку. Она обняла меня в ответ и так нежно-нежно погладила по волосам, что у меня засвербило в носу от накативших слез. Отстранил малышку и потянулся к пакету.

– Смотри, что у меня тут есть, – и я показал девочке куклу. Когда в ее глазах засветились радость и восторг, я замер. Я впервые столкнулся с такими чувствами и потер грудную клетку. Дочка играла с куклой, а я смотрел на девочку и не мог оторвать взгляда. Все отношения с Лизой промелькнули перед глазами. Как я впервые увидел ее и пропал в ее глазах. Я всегда думал, что любви с первого взгляда не бывает, ровно до момента, пока не встретил Лизу. Я стал тогда просто помешан на ней. И когда она ответила мне взаимностью, был невероятно счастлив. А сейчас передо мной сидела наша дочка, а я боялся моргнуть, чтобы не пропустить ни одного жеста, взгляда, движения детской ручонки. Я не мог насмотреться на свою дочь, ругая себя, что тогда не стал копать, не стал выяснять, как и что произошло. Что ж я за дурак такой, что упустил такое! Теперь остается надеяться, что с Лизой будет все хорошо, и я смогу наконец-то все исправить. Даже думать не хочу, что Лиза может не выжить. Хочу, чтобы у нашей дочери были и папа, и мама, а еще любящие бабушка и дедушка. И даже двоюродная бабушка, это про Екатерину Тимофеевну подумал. Так я и провел вечер с дочерью, просто сидя и смотря на нее, пока не пришла сиделка. Настало время укладывать ребенка спать, и я попросил сам ее уложить. Дочка доверчиво прижималась ко мне, и я под присмотром сиделки уложил девочку спать. И лишь после этого покинул отделение. Воспользовался, так сказать, своим положением и отправился в реанимацию. На Лизу я посмотрел через стеклянную стену бокса. Она лежала вся в датчиках и трубках, сама на себя непохожая, бледная и осунувшаяся. Выживи, Лиза, ты, главное, выживи, а остальное мы все исправим.

Глава 14

Следующие трое суток были для меня максимально сложными. Работа поглощала много времени, но каждую свободную минуту я проводил с Катюшей. Несколько раз в день я заходил в реанимацию, но ситуация не менялась. Екатерина Тимофеевна привезла детскую карту и вещи. Она тоже много времени проводила с Катей, но в отличие от меня, она должна была подчиняться распорядку жизни больницы.

Самуил Абрамович согласился взяться за это дело. Он приехал в больницу, как раз когда там была Екатерина Тимофеевна.

– Прошу меня простить, – мужчина был сама галантность и поцеловал женщине руку, чем вогнал Екатерину Тимофеевну в краску.

– В присутствии Екатерины Тимофеевны вы можете говорить совершенно свободно, – обозначаю, что полностью доверяю бывшей родственнице.

– Тогда расскажите, как так вышло, что господин Филиппов не указан как отец ребенка? – мужчина приготовился слушать и даже что-то записывать. Екатерина Тимофеевна немного сбивчиво, но довольно доходчиво объяснила, что в ЗАГСе, где получали свидетельство о рождении, не работала какая-то база, и потому им поверили на слово.

– А разве я мог быть указан отцом? Ведь мы же были в разводе, – я удивленно смотрю на мужчину.

– Конечно, – кивает Самуил Абрамович. – Вы не вникайте. Но есть закон, согласно которому в течение определенного времени после развода ребенку внесут данные об отце, то есть данные бывшего мужа.

– Да, и Лиза знала об этом, потому и обрадовалась возможности скрыть от Жени ребенка, – подтверждает слова адвоката Екатерина Тимофеевна. – Ей от тебя ничего не нужно было, – видно, что женщине немного неловко.

– А когда она узнала о беременности? – не особо важный вопрос, но ответ хочу знать.

– Уже как ушла от тебя, – грустно кивает женщина. – Может быть, если бы она уже знала о беременности, то не ушла бы. Но тогда она не хотела мешать твоему счастью.

– Да о каком счастье вы говорите? Нет и не было у меня любовницы! – в сердцах вскакиваю и ерошу волосы, но ловлю на себе серьезный взгляд Самуила Абрамовича и сажусь на свое место. – Извините.

– Было или не было, но Лиза-то была в этом уверена, – пожимает плечами Екатерина Тимофеевна. – Катюшу она решила воспитывать одна, а я помогала, чем могла.

– Расскажите про мать Елизаветы Константиновны, – просит Самуил Абрамович, и Екатерина Тимофеевна выдает все, что знает. Адвокат делает пометки, что-то записывает и в итоге разговора складывает руки замком, смотря на меня.

– Я получил все необходимые документы, получил разъяснения по интересующим фактам, – кивает нам мужчина. – К понедельнику я подготовлю все заявления, иски и уже к середине дня или к концу дня смогу вам сказать перспективы.

– А предварительно? – я с надеждой смотрю на Самуила Абрамовича.

– Если предварительно, то могу сказать, что временную опеку у нас получится оформить. Но на все нужно время. Так что если вы не готовы платить шантажисту, то приготовьтесь к скандалу. Я подключу все свои связи, но даже с ними я не волшебник, – разводит руками мужчина.

– Спасите Катюшу, – обращается к мужчине Екатерина Тимофеевна.

– Спасти Катюшу сможет только ее папа-доктор, – и адвокат кивает на меня. – Если вы не передумаете и будете биться за ребенка до конца.

– Вы поймите, я не хочу отсуживать ребенка и забирать его у Лизы. Но такие обстоятельства, что я не позволю Кате оказаться в детском доме, – я уже объяснял Самуилу Абрамовичу все, но решил еще раз повторить при Екатерине Тимофеевне. А то подумает еще, что я под шумок хочу лишить Лизу материнских прав и забрать себе Катю. – Я уверен, что мы бы смогли договориться с Лизой насчет опеки над Катей. Я хочу участвовать в жизни ребенка, но обстоятельства складываются так, что пока она в реанимации и неизвестно, когда придет в себя и что будет дальше.

– Я вас понял, – кивает адвокат. – Я так и понял.

Мужчина снова целует руку Екатерине Тимофеевне, чем окончательно вгоняет ее в краску. Мне вообще показалось, что женщина ему симпатична. Но как деловой человек он сперва делает дела, а дела сердечные оставляйте на потом. А то он свободен, вдовец с двумя взрослыми детьми, она не замужем и без детей.

Я проводил мужчину и вернулся в свой кабинет.

– Как ты думаешь, Женя, у него получится? – бывшая родственница с надеждой смотрит на меня.

– Он мастер своего дела, и хоть и говорит, что он не волшебник, но уверяю вас, он способен творить чудеса, – стараюсь и сам верить в это.

– Я буду молиться, чтобы это оказалось так, – кивает женщина.

– Уже завтра мы узнаем все, не переживайте, – пытаюсь успокоить, поддержать и дать надежду, но сам так оптимистично не настроен.

Екатерина Тимофеевна уехала, а я первый раз за эти одни отправился ночевать домой, но сперва уложил Катю спать. Она уже ждала меня и встречала улыбкой. К сожалению, Михайлов еще не закончил обследование и не поставил диагноз. А может, оно и к лучшему, потому что если обследование завершится, то, значит, ему нужно будет уведомить об этом опеку и полицию. И Катю придется передать в детский дом. А я этого очень не хочу. Все это делается именно для того, чтобы девочка не оказалась там, а не потому, что я хочу лишить ее мать прав на ее воспитание. Хотя порой накрывает такая злость, что хочется так и сделать, чтобы Лиза поняла и на своей шкуре почувствовала, каково это – когда тебя лишают твоего же ребенка.