Текст книги "Спаси меня, папа-доктор (СИ)"

Автор книги: Елена Верная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава 7

– А кто? – я, если честно, растерялся.

– Лиза – это дочь Кости, а у этой мегеры и детей-то не было никогда, – Екатерина Тимофеевна села на диван, на котором только что спала Катюша. И, усадив ребенка к себе на колени, тихонечко начала малышку укачивать. И девочка, почувствовав тепло родных рук, начала прикрывать глаза. Этакая детская сонливость меня насторожила. Что-то здесь не так, но разговор о Лизе и ее псевдомаме меня отвлек.

– Я что, на дуру похожа? – Любовь Олеговна презрительно фыркнула. – Этот кобелина ни одной юбки не пропускал, а тут поставил условие: или я принимаю его дочь, или он уходит от меня и растит ее в одиночестве.

– А я говорила Косте отдать мне ребенка, я бы ее вырастила и стала бы хорошей матерью, – комментирует слова родственницы Екатерина Тимофеевна.

– А что с настоящей матерью Лизы? – я думал, что такие сюжеты бывают только в сериалах.

– Умерла в родах, – отвечает Екатерина Тимофеевна.

– Хотела мужика из семьи увести, а в итоге поплатилась, – по-своему интерпретирует события Любовь Олеговна. – В общем, я все сказала. Если хочешь опеку над соплячкой – плати.

– Что ты удумала, Люба? – Екатерина Тимофеевна озадаченно посмотрела на женщину.

– То, что мне положено, – Любовь Олеговна налетает на золовку с претензией.

– Дура, тебе Костя и так полквартиры оставил по доброте душевной, – качает головой Екатерина Тимофеевна.

– Я всю квартиру заслужила! И домишко этот, в котором ты живешь, тоже должен был быть моим, а не тебе достаться. Я столько лет терпела это кобелину. Каждый раз, когда этот козел окучивал очередную малолетку, я дома полы намывала да туфли ему надраивала, чтобы он с иголочки был. А потом еще и не спала по ночам, когда он дочку свою притащил. Вам этого не понять! Я только жить начала, жизнь свою устраивать! А тут узнаю, что без этой самой девки не могу теперь квартиру продать. Я честно заслужила, отработала все эти деньги! – кричит в сердцах женщина, а я смотрю на нее с ужасом. Впрочем, так же на нее смотрит и Екатерина Тимофеевна.

– Одумайся, Люба, – призывает Екатерина Тимофеевна к разуму бывшую родственницу.

– Ну, зятек, бывший, просвети-ка нас, – и Любовь Олеговна со злорадством смотрит на Екатерину Тимофеевну, – когда там у нас внученька сироткой-то станет?

– Что? – Екатерина Тимофеевна испуганно встрепенулась и посмотрела на меня, а я растерялся. И как эта бабища догадалась, что у Лизы дела не очень. – Лиза? Что с ней?

– Не пугайтесь, Екатерина Тимофеевна, – я пытаюсь успокоить женщину. – Ей сейчас делаю операцию, у нее есть все шансы.

– Шансы на что? – экс-мамашка не унимается. – У нее хребет перебит! Так что хотела ты, Катя, забрать Лизу, вот и заберешь. Будешь всю оставшуюся жизнь ей жопу подтирать, – и на губах Любови Олеговны заиграла улыбка. – Это если она еще выживет.

– Что ты говоришь, Люба? Как ты можешь такое говорить? – Екатерина Тимофеевна пораженно смотрит на женщину. – Ты же ее растила, она тебя матерью называла. Да если б ты не оттолкнула ее тогда, когда у них с Женей разлад пошел, она бы никогда ко мне не обратилась за помощью. Ты и только ты ей самый дорогой и близкий человек.

– Да какой разлад⁈ Она просто дура, мужика даже удержать не может, – отвечает бывшая теща. – Меня всю жизнь воротило от этих нежностей и слов «мама». Я из-за Кости-то и не смогла стать настоящей матерью для своего собственного ребенка.

– Люба, кроме тебя в той ситуации никто не виноват, – видимо, Екатерина Тимофеевна в курсе того, о чем говорит женщина.

– Конечно, сама во всем виновата. Дура была, когда влюбилась в твоего брата. Забеременела, он даже женился на мне. Благородный какой, я не могу. А потом стал гулять и пары месяцев не прошло с даты свадьбы. У меня седьмой месяц беременности был, когда ко мне явилась эта деваха. Она думала, удивит меня своим пузиком, а тут я со своим в два раза больше ее.

– К вам пришла настоящая мать Лизы? – мне казалось, что я уже не в состоянии удивляться. Но нет, чем дольше мы разговаривали, тем сильнее я удивлялся.

– Да, эта малолетка думала, явится ко мне, покажет живот, и я тут же свалю в туман. Но не на ту напала! – Любовь Олеговна усмехнулась, вспоминая тот день. – Я отметелила ее и выпнула из квартиры. Потом роды начались у меня.

– Что-то ты не сказала, что роды у тебя начались из-за того, что ты таблеток напилась, чтобы изобразить попытку суицида. Чтоб Костю испугать, – добавляет Екатерина Тимофеевна.

– А я что, виновата, что у твоего братца ни стыда ни совести? Да, я просчиталась. Не учла, что у беременной таблетки усвоятся быстрее, и этот кобелина на работе задержится и найдет меня, когда уже будет поздно! – женщина плюется злобой.

– Виновата, – обрывает ее Екатерина Тимофеевна. – Ты должна была не моим братом пытаться манипулировать и прививать ему чувство вины, а в первую очередь думать о ребенке.

– В общем, я сумму назвала, – Любовь Олеговна посмотрела на часы так, словно опаздывает. – У вас есть время до понедельника, чтоб собрать деньги.

Женщина направилась к двери и подошла к ней как раз в тот момент, когда она открылась и на пороге появились девушка в форме и женщина лет сорока с уставшим взглядом. А вот и полиция с опекой пожаловали. Любовь Олеговна попятилась и испуганно оглянулась на меня и Екатерину Тимофеевну с ребенком на руках. У нее на лице отразился испуг, а я довольно улыбнулся.

Глава 8

– Инспектор по делам несовершеннолетних, старший лейтенант полиции Кирилова Татьяна Петровна, – представилась девушка в форме. – Филиппов Евгений Александрович, это вы? Вы нас вызывали?

– Да, спасибо, что оперативно приехали, – я сделал приглашающий жест, предлагая пройти в кабинет и указывая на стол, потому что уверен, что сейчас будет куча бумаг и бюрократии.

– Мне пора, – вдруг спохватилась Любовь Олеговна. Она явно не горела желанием беседовать с представителями правопорядка.

– Любовь Олеговна, подождите, пожалуйста, – я не ожидал, что женщина попробует сбежать, не поговорив с пришедшими дамами даже при изменившихся обстоятельствах. Если честно, думал, она останется и будет, так сказать, доигрывать до конца свою партию. – У сотрудников, наверно, будут к вам вопросы.

– Я уверена, что вы сами сможете дать на них ответы, – бывшая теща многозначительно бросила на меня взгляд и выскочила из кабинета под удивленные взгляды всех присутствующих.

– Простите, а кто это был? – инспектор ПДН растерянно проводила ее взглядом.

– Бабушка девочки, – тихо говорю, а на лице инспектора отразилось сперва радость. Думаю, она тогда решила, что все разрешилось и без ее участия. Но спустя секунду она все же поняла, что все немного хуже, чем она думала.

– Добрый день, я представитель опеки Александрова Маргарита Сергеевна, – представилась вторая женщина. – Объясните, что здесь вообще происходит?

Обе женщины переводили взгляд с меня на ребенка и Екатерину Тимофеевну. Я решил попробовать объяснить, не вдаваясь в подробности.

– Сегодня произошла авария на объездной, рейсовый пассажирский автобус перевернулся, – обе женщины кивнули в ответ в знак того, что знают об этом. – На место прибыла детская и взрослая скорая. Но детская скорая помощь по техническим причинам не смогла увезти ребенка с места ДТП. Но так как в этот момент отъезжала скорая с ее матерью, то врачами было принято решение передать ребенка в больницу со взрослой скорой, так как у ребенка даже нет верхней одежды. Вот девочку усадили к ним и доставили сюда, – и снова обе женщины кивнули.

– Что с мамой? – интересуется дама из опеки.

– Идет операция, прогнозов о состоянии женщины пока нет, – вижу боковым зрением, как резко подняла голову Екатерина Тимофеевна и пристально смотрит на меня. Она понимает, что Любовь Олеговна говорила правду. Ну или была близка к ней. У нее на лице отразилась боль, а в глазах застыли слезы. Но она ничего не сказала.

– Ребенка осмотрели? – это уже девушка в форме интересуется. Она достала из папки кучу бумаг и принялась кое-какие из них заполнять.

– Скорая осмотрела, вот заключение, – я положил перед девушкой карточку осмотра детской скорой. – Но, понаблюдав за ребенком это время, что она здесь была, у меня возникли кое-какие подозрения. И я настаивал бы, чтобы девочку осмотрели еще раз, более пристально и без спешки, – и снова на лице Екатерины Тимофеевны немой вопрос. Она бережно прижимает к себе малышку.

– Думаете, есть травмы? – сотрудник полиции приуныла. Я так понимаю, что это ей усложняет жизнь.

– Я хирург, а не детский специалист, – даю понять, что не готов ничего комментировать.

– В любом случае девочку надо поместить в больницу, чтобы ее осмотрели специалисты разного профиля, – вклинивается в диалог представитель опеки.

– Это обязательно? Я могу лечь в больницу с ней? – Екатерина Тимофеевна всполошилась. Я, если честно, тоже заволновался. Я рассчитывал на немного иное развитие событий.

– Да, это обязательная процедура. Не переживайте, ее там никто не обидит, – равнодушно поясняет женщина из опеки.

– Я и не думаю, что обидят. Только это маленький ребенок, у которого на глазах сейчас мать пострадала. Это стресс для нее, ей страшно, – Екатерина Тимофеевна возмущена равнодушием женщины.

– Ну а что вы предлагаете? – Маргарита Сергеевна возмущенно посмотрела на взрослую женщину, словно призывая ее быть разумнее и не вестись на поводу у эмоций.

– Отдайте ее мне, а я в понедельник обойду с Катей всех врачей, каких скажите, – предлагает женщина.

– А вы кто вообще? – на Екатерину Тимофеевну внимательно смотрит инспектор ПДН.

– Я бабушка, она со мной растет и меня знает, – пытается объяснить Екатерина Тимофеевна.

– Еще одна бабушка? – сотрудница полиции прищурилась и внимательно изучает женщину.

– То есть ребенок рос с бабушкой, а не с матерью? – теперь всполошилась представитель опеки.

– Да, бабушка. Ну так девочке же работать надо, а сад еще не дали. Сказали, через год, а то, может, и к трем, – объясняет женщина, но добивается обратного эффекта. Теперь Лиза выглядит в глазах сотрудника полиции и представителя опеки как не очень хорошая мать.

– Понимаете, если в понедельник выяснится, что у девочки какая-то травма, то ни одна экспертиза не сможет доказать, что травма была получена не дома с вами, а во время аварии, – вступает в разговор сотрудник полиции.

– Да что ж я ребенку вредить буду? Я ни на шаг от нее не отойду, – пытается убедить двух женщин Екатерина Тимофеевна, а я понимаю, что это абсолютно бесполезно.

– Так, давайте не будем препираться, а разберемся по существу, – инспектор нахмурилась и строго посмотрела на всех. – Документы предъявите все, пожалуйста.

– И мои? – я растерялся немного, но, увидев утвердительный кивок девушки, полез в куртку, что висела в шкафу, за документами.

Все паспорта лежат перед инспектором, и она пытается разобраться. Она сказала, что сперва хочет взять с меня объяснение. И я присел на второй стул за столом. А дама из опеки настойчиво задавала Екатерине Тимофеевне разные вопросы: про условия жизни ее и Лизы, про образ жизни и вредные привычки. Вопросы и то, в какую сторону двигался их тихий разговор, мне однозначно не нравились. А еще меня беспокоило, что тут столько людей, гомон из голосов, а ребенок спит. У меня, конечно, нет опыта общения с детьми, но мне кажется, это ненормально.

Когда со мной закончили, то начали брать объяснение с Екатерины Тимофеевны. А я, извинившись, вышел из кабинета. Просить женщину не рассказывать ничего лишнего было поздно, да и не видит чистосердечная тетка Лизы подвоха в этих вопросах. Я подхожу к стойке медсестры у нас на этаже.

– Свет, а у нас в детском отделении есть места, не могла бы узнать? – у меня созрел свой план. Отдавать кому бы то ни было ребенка я не буду. Ни Екатерине Тимофеевне, ни Любовь Олеговне, ни уж тем более органам опеки. У Кати есть отец, и пусть меня нет в свидетельстве о рождении, но это ничего не значит. От этого я отцом быть не перестану. Дежурная медсестра вызванивает детское отделение и уточняет все.

– Евгений Александрович, в детском отделении только платные палаты остались, – убирая трубку от уха, говорит девушка.

– Они возьмут годовалого ребенка после ДТП? – я навалился на стойку, где сидит медсестра, и буравлю ее взглядом.

– Говорят: нет, у них от трех лет, – растерянно отвечает медсестра.

– Ну-ка, дай мне трубку, – я практически выхватываю трубку у девушки и подношу к уху. – Заведующий хирургическим отделением Филиппов Евгений Александрович. Почему вы не можете принять ребенка?

– Приказ Михайлова, в эти палаты мы можем помещать детей только от трех лет, извините, – слышу ответ растерянной медсестры из детского отделения.

– Он у себя сейчас? – бросаю взгляд на часы. Думаю, полиция с опекой там минут двадцать еще беседовать будут, успею заглянуть к Михайлову. Да и потом, не уйдут же они без моих подписей во всех документах. – Я к вам поднимаюсь, – бросаю в трубку, а сам поворачиваюсь к своей медсестре: – Если полиция будет забирать ребенка из моего кабинета, звони срочно. И когда у Афанасьева операция закончится – тоже звони. Мне надо знать, как она прошла и что с пациенткой.

Быстрым шагом спешу на этаж выше, в новое детское отделение.

Глава 9

Бодрым шагом заскакиваю в детское отделение и бегу в кабинет заведующего детским отделением.

– Всеволод Анатольевич, мое почтение, – стараюсь улыбаться, изображая своего в доску, а сам нервничаю. До чего там опека с полицией разговорят Екатерину Тимофеевну – неизвестно. А еще я очень боюсь, что не успею вернуться, и опека заберет Катю у бабушки.

– И вам не хворать, Евгений Александрович. Чем обязан? – мужчина отложил медицинские карты, что изучал, и сложил руки в замок, внимательно посмотрел на меня.

– В общем, тут такое дело, – я присел напротив Всеволода, хоть тот и не предлагал, и тоже внимательно посмотрел на мужчину, – мне нужно поместить в твое отделение ребенка.

– Хорошо, – кивает Михайлов и вопросительно смотрит на меня, вроде как ожидая продолжения.

– Это девочка вместе с мамой попала в ДТП сегодня на объездной, – объясняю.

– Да, все местные группы и новостная лента пестрят фотографиями с места происшествия, – кивает мужчина. – Ужасная авария. А почему к нам, а не в детскую больницу? У нас же только платное отделение.

– Маму забрали в тяжелом состоянии, ребенка сунули ей в скорую, – объясняю.

– Почему пришел ты договариваться? – Михайлов вопросительно приподнимает бровь и откидывается на спинку кресла.

– Девочке всего год с небольшим, – говорю главную причину, по которой нам отказала медсестра.

– И ты знаешь, что в наше отделение поступают только очень тяжелые дети и от трех лет. Ну, кроме того, что отделение еще и платное, но ты все равно пришел договариваться, – Всеволод поймал главное в этой ситуации и теперь ждал объяснений.

– Дело в том, что ребенка хочет забрать опека и поместить в детскую больницу. Но, сам понимаешь, у ребенка стресс, – я сомневаюсь: рассказывать ли все Михайлову.

– Это стандартная процедура, – кивает мужчина и ждет. – Ты собираешься рассказывать или так и будешь темнить? – усмехается Михайлов.

– Ты скажи, ребенка возьмешь или нет? – у меня звонит телефон. – Да. Собрались уже уходить? – звонит медсестра и говорит, что дама из опеки ругается с женщиной с ребенком на руках. Слышны и громкие голоса, и детский плач.

– Все так серьезно? – я киваю.

– Я могу потом объяснить? Опека с полицией пытается в настоящий момент забрать ребенка у бабушки, – встаю и направляюсь к выходу.

– Я с тобой, – отзывается Михайлов, а я удивленно смотрю на мужчину. – Не откажешься от помощи?

– Не откажусь, – выходим из кабинета, и спустя пару минут мы уже на моем этаже. В коридоре стоит Екатерина Тимофеевна, обнимающая ребенка. Девочка мертвой хваткой вцепилась в шею бабушке.

– Я ее бабушка и ребенка вам не отдам! – кричит на весь этаж Екатерина Тимофеевна. – Лучше бы у наркоманок и алкоголичек детей забирали, а не у нормальных матерей.

– Екатерина Тимофеевна, успокойтесь. Это временно и в интересах ребенка, – пытается успокоить женщину сотрудница полиции, в то время как дама из опеки пытается разжать детские ручонки, что вцепились в бабушку.

– Тем более вы не можете никак доказать, что являетесь бабушкой ребенка, – добавляет женщина.

– А у нас что, документы какие-то есть, где указываются бабушки и дедушки? Что за бред вы несете? – Екатерина Тимофеевна отчасти права, но и сотрудницы тоже выполняют свою работу. – Ребенок меня знает, и это самое важное доказательство.

– Дамы, тише, – я призываю всех к тишине. – Это больница.

– Женя, они хотят забрать Катюшу! – ко мне подскакивает Екатерина Тимофеевна и встает за моей спиной, а Михайлов удивленно приподнимает брови.

– Евгений Александрович, мы обязаны поместить ребенка в больницу. Вы сами сказали, что необходим дополнительный осмотр, – инспектор ПДН обращается ко мне, видимо, чтобы я как-то повлиял на Екатерину Тимофеевну.

– А чем вас наша больница не устраивает? – вдруг в разговор вступает Михайлов.

– Ваша больница? – сотрудница полиции удивленно перевела взгляд с Михайлова на коллегу из опеки.

– У вас есть детское отделение? – Маргарита Сергеевна радостно встрепенулась. – Нам фактически все равно, куда помещать ребенка. Мы же действуем в интересах ребенка, а не от природной вредности, – добавляет женщина, адресуя это Екатерине Тимофеевне.

– Ага, я заметила, – огрызается бабушка Кати, прижимая ребенка к себе в попытке успокоить. Ребенок испуганно смотрит на всех и прижимается к женщине.

– Я заведующий детским отделением Михайлов Всеволод Анатольевич, – представился Михайлов. – Давайте оформим документы. Мы воспользуемся вашим кабинетом, Евгений Александрович?

– Конечно, – я киваю и провожаю всех троих к себе в кабинет, и возвращаюсь к Екатерине Тимофеевне.

– Спасибо, Женя, – Екатерина Тимофеевна кивает и радостно улыбается. – Сейчас эти прохиндейки уйдут, и мы с Катюшей уедем.

– Нет, Екатерина Тимофеевна, Катя останется здесь, в больницы, – отрицательно качаю головой.

– Но как же? – женщина удивленно смотрит на меня. – Я думала, ты просто коллегу попросил, чтоб подыграл.

– Я попросил коллегу, но не подыграть, а поместить Катю в местное детское отделение, – объясняю. – Ребенка надо осмотреть как следует.

– Катя – здоровый и нормальный ребенок, – огрызается бабушка.

– Вот мы это подтвердим, – пытаюсь успокоить я бывшую родственницу. – И потом, вы думаете, Любовь Олеговна отступит? Она денег хочет. И не думаю, что так просто отступится от ребенка. Чем дольше Катя будет здесь, в отделении, тем лучше.

– Кому лучше? – на Екатерину Тимофеевну было жалко смотреть. Она еле сдерживает слезы.

– В первую очередь – Кате, – я пытаюсь достучаться до женщины, и вроде бы она понимает, что я поступаю правильно.

Глава 10

Евгений.

Оплачиваю картой проживание Исаевой Екатерины Евгеньевны в отдельной палате и с сиделкой-нянечкой на неделю.

– Женя, может быть, мне можно остаться? – Екатерина Тимофеевна вроде и понимает, что ребенку надо остаться в больнице, но не может отпустить ребенка от себя.

С опекой и полицией мы разобрались. Их вполне устроило, что ребенка можно оставить здесь, и самое важное, что не надо устраивать гладиаторские бои с бабушкой этого самого ребенка. Они быстро оформили документы и распрощались с нами, получив от Михайлова все необходимые подписи.

– Нет, Екатерина Тимофеевна, Катю никто не обидит, я сам присмотрю за этим. Уж поверьте, – я прошу отдать мне ребенка, и женщина неохотно, но оставляет мне девочку. Ребенок перекочевывает ко мне на руки, и я прижимаю малышку к себе. – Я хотел еще у вас спросить.

– Да? – женщина грустно смотрит на ребенка, который устало положил мне голову на плечо.

– Я бы хотел взглянуть на медкарту Кати, – хочу знать все, чем она болела от рождения.

– А карта была у Лизы с собой, – Екатерина Тимофеевна растерялась. – Она же и везла Катюшу в город, чтобы показать врачам. Они к неврологу ездят и курсы какой-то реабилитации проходят. Я особо не знаю, если честно.

– Лизу привезли только с маленькой сумочкой, а там были только документы. Что ж, жаль, если карта потерялась. Но ничего страшного, не переживайте, – успокаиваю я женщину.

– Я сейчас поеду на место аварии и поищу сумку Лизы, – Екатерина Тимофеевна настроена решительно.

– Хорошо, – киваю и собираюсь отнести ребенка в детское отделение.

– Женя, – окликает меня женщина, – как закончится операция, пожалуйста, скажи, что с Лизой, – в голосе Екатерины Тимофеевны столько боли, что у меня возник спазм в горле.

– Я позвоню, – киваю и прощаюсь. Женщина уходит, не оборачиваясь, а мы с Михайловым идем в его отделение.

– Итак, ты готов мне рассказать, что это все сейчас было? Кто эта женщина, что так по-свойски тебя называет Женей? И самое важное, кто такая Лиза и эта маленькая Катя с отчеством Евгеньевна? – Всеволод Анатольевич, кажется, все сложил и понял, но хочет услышать рассказ от первого лица.

– Мне кажется, ты и так все понял, – я криво усмехаюсь.

– Ну, пока девочку осматривают и переодевают, у тебя есть время мне поведать все, – настаивает мужчина.

– Все очень просто. Лиза – моя бывшая жена. Это была ее тетя. Сестра отца. А это моя дочь, – и я киваю на малышку, которую няня переодевала. Она готовила ванночку для ребенка, чтобы ее искупать, и потому включила обогрев в палате на максимум.

– Очень интересно, но ничего не понятно. А настаивать будет уже слишком нагло с моей стороны, – качает головой заведующий детским отделением.

– Сева, что рассказывать? Как жена ушла беременная? Или как она решила развестись через приложение, прислав уведомление? Ты понимаешь, она даже не захотела, чтобы и в документах я фигурировал как отец, – чувствую, что выплескиваю на коллегу свои личные переживания, которые до этого момента держал где-то слишком глубоко в себе.

– Жень, может, пройдем ко мне и поговорим по душам? – предлагает мужчина, а я отрицательно мотаю головой.

– Сейчас не время, – не соглашаюсь. – Операция уже больше трех часов идет, – смотрю на часы, автоматически отсчитывая время начала операции.

– Я позабочусь о ребенке. Но скажи мне, ты реально заметил в ее поведении отклонение от нормы или это было специально для опеки с полицией сказано? – Михайлов больше не настаивает на откровениях.

– Я не уверен, но мне показалось немного странным, что ребенок все время спит. Я забрал ее из приемного покоя, она уснула, пока я нес ее к кабинету. Потом в кабинете от криков проснулась, но затем опять резко уснула. И вот сейчас посмотри на нее, она вялая и видно, что хочет спать, – и кивнул на ребенка, который сидел и клевал носом.

– Да, странно, – кивает Всеволод Анатольевич. – Сейчас пригоню всех, кто на смене, пусть ее осмотрят как следует. На сотрясение не похоже, как бы здесь не оказалось что-то похуже.

– Надеюсь, мы ошибаемся, – я киваю.

– Только одна проблема, – Всеволод Анатольевич хмурится. – Ты по документам никто, мама на операционном столе. У бабушки, я так понял, доверенности нет, – перечислил всех родственников мужчина.

– Все верно, – я киваю.

– Если возникнет резкая необходимость в медицинском вмешательстве, кто подпишет документы? – все же Всеволод Анатольевич – заведующий отделением, и решать кое-какие бюрократические моменты – это его работа.

– В том то и дело, что это большая, большая проблема, – я понимаю, о чем говорит Всеволод Анатольевич. Сам порой бываю в таких ситуациях.

– Тогда тебе надо решить этот вопрос, дружище, и как можно быстрее, – говорит Всеволод, как раз в тот момент у меня раздался телефонный звонок.

– Да, – звонит постовая медсестра.

– Евгений Александрович, Афанасьев вернулся с операции, – сообщает мне девушка.

– Я сейчас приду, – вижу вопросительный взгляд Михайлова. Нажимаю отбой и бросаю взгляд на ребенка.

– Операция завершилась, я пойду поговорю с Афанасьевым.

– Он ее оперировал? – коллега словно понимает все, что я сейчас чувствую.

– Да, – киваю и направляюсь на выход из палаты.

– Жаль, Родион Петрович ушел, – слышу вслед. Я полностью согласен. Жаль, что Родион Петрович не оперирует сейчас.