Текст книги "Малышка его мечты (СИ)"
Автор книги: Елена Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Малышка его мечты
Елена Соловьева
Глава 1
Михаил
– Ты всерьёз решил обзавестись семьёй? – Майкл Трейси поднял на друга удивлённый взгляд. – Опомнись, тебе даже тридцати нет, целая жизнь впереди. К чему это вдруг?
– Я так решил, – сообщил Михаил и небрежным жестом провел по густым волосам оттенка воронова крыла. Он смотрел на друга, но, кажется, находился совсем в другом месте и в другом времени. – Было бы неплохо обзавестись наследником до того, как из меня песок посыплется.
Так он сказал Майклу. На самом деле были другие, более глубокие причины для подобного решения, но о них Михаил умолчал.
Майкл рассмеялся. Глядя на Михаила, сложно было представить его дряхлым. Казалось, этот рослый крепкий мужчина в строгом костюме, не скрывавшем, впрочем, его атлетического сложения, вообще не подвержен действию времени. Он был словно вытесан из гранита, такой же твёрдый, крепкий и непробиваемый. Правда, впечатление немного портили шрамы на лице – те самые следы от ожогов, о которых друзья предпочитали не напоминать Михаилу. Враги же и вовсе боялись смотреть ему в лицо.
– И ты уже выбрал кандидатку? – уточнил Майкл. Подмигнул и, все ещё не веря другу, потянулся к бутылке виски, чтобы вновь наполнить бокал. Давненько они вот так не собирались вечером, в неофициально обстановке, и не обсуждали что-то личное.
– Неужели прелести Стеллы увлекли тебя настолько, что ты решил застолбить их насовсем? – добавил Майкл, пригубив крепкий напиток.
– Я так похож на идиота? – Настал черёд Михаила рассмеяться. – Стелла хороша и горячая в постели, но для брака этого слишком мало. К тому же, я прекрасно осведомлён о её похождениях. В том числе тех, что были на прошлом уик-энде
Михаил пристально посмотрел на друга, и тот закашлялся, поперхнувшись виски.
– Я не в обиде. Друзья же должны делиться, – сообщил Михаил и похлопал Майкла по спине. – Если бы я отправился в другой город с твоей секретаршей, то тоже не упустил случая трахнуть её. Ну а для женитьбы я предпочёл бы девственницу с покладистым характером и приятной внешностью.
Майкл воззрился на друга так, словно увидел призрака:
– Вот что значит ― иметь в роду русских дворян. Голубая кровь взыграла? И где, интересно, ты возьмёшь в наше время девственницу, да ещё и с хорошей внешностью? Похитишь из детского сада? Только там можно найти девушку, достойную твоего внимания. Правда, придётся подождать десяток лет, прежде чем она войдёт в брачный возраст.
Майкл хохотал в голос – шутка показалась ему очень удачной. Бокал в его руке дрогнул, выплеснув часть содержимого на светлые брюки.
– Дьявол! – выругался Майкл. Промокнул пятно салфеткой, но это нисколько не спасло ситуацию. Алкоголь впитался намертво. – Лайла будет в ярости, она только вчера подарила мне этот чёртов костюм.
– Вот поэтому я и не женюсь на дочках магнатов, хотя мог бы, – сообщил Михаил. – Глядя на вас с Лайлой, вообще отпадает желание вступать в брак. Уж лучше завести крокодила, так куда безопаснее.
Майкл покивал и досадливо покосился на пятно, очертаниями напоминавшее штат Айдахо. Это же надо: иметь многомиллионные доходы, но при этом отчитываться перед женой за испорченную одежду.
– Так что насчёт девственницы? – спросил он, желая поскорее сменить тему.
– Там, где я вырос, имеется такая, – задумчиво произнёс Михаил и словно невзначай коснулся самого глубокого шрама на лице.
Сколько раз ему предлагали пластику, советовали лучших хирургов. Но он не соглашался, предпочитая помнить. Прежде всего то, что нельзя доверять людям. Даже тем, кто раньше казался близким. Им в особенности.
– Ей сейчас… – он задумался. – Должно быть, двадцать четыре. Или около того.
– Любовь юности? – предположил Майкл.
– Я похож на человека, который верит в чувства? – Михаил иронично изогнул густую темную бровь.
– А с чего ты решил, что она девственница? Ты так хорошо её знаешь, что уверен, будто она осталась нетронутой до двадцати четырёх лет? У неё не в порядке с головой или ещё с чем-то?
– Я хорошо знал её батюшку. Он держал дочерей в ежовых рукавицах, как это говорят у нас. Так что нравственность Лизы вне конкуренции.
– Батюшку?! Слово-то какое… старинное. Постой, ты сказал ― дочек?
– Да, у Лизы есть младшая сестра, если не ошибаюсь. И отец священник – поверь, такого фанатика ещё поискать. Он соседский детей всех достал своими проповедями, а с дочек и вовсе спрос был особый. Так что мой брак станет своего рода сделкой: я спасу Лизу от домашнего рабства, а она обеспечит мне репутацию идеального семьянина. И подарит ребёнка. По-моему, это вполне справедливо.
– И ты уверен, что это священник отдаст за тебя дочь? Да ещё и отправит в другую страну?
– Есть только одна вещь, которую отец Ираклий ценит превыше Писания, – зло усмехнулся Михаил, и шрамы на его лице привычно натянулись, напоминая о прошлом. – Это деньги.
Мария
– Отец, Вам письмо, – произнесла я, привычно опустив глаза. – Кажется, это что-то важное…
Он прошёл мимо, не удостоив и взглядом. И лишь возле порога дома обернулся и махнул рукой – далеко не приветливо.
Я нервно сглотнула и подошла. Конверт, оклеенный огромным количеством марок, почему-то жег руку. Он был маленьким и далеко не плотным. Небрежным почерком, показавшимся мне знакомым, был указан наш адрес. А вот обратный…
Кто мог писать отцу из-за границы? Может, кто-то из бывших прихожан?
Я терялась в догадках.
– Сколько раз можно повторять: меня нельзя отвлекать, пока я работаю в мастерской, – произнёс отец. Он не кричал, но именно в этом тихом голосе таилась угроза. У меня вдоль спины пробежал предательский холодок.
– Простите… – произнесла я. – Мне и в голову не пришло отвлекать вас. Я всего лишь ждала, пока вы выйдете, чтобы сразу отдать письмо.
Каждый день, с часу дня и до пяти вечера, отец спускался в мастерскую, оборудованную под сараем. Это было его личное время и место, куда не было доступа посторонним. Тем более детям.
– Опять оправдания, – отец прищёлкнул языком и покачал головой. – Вся в мать. Никогда не признаешь свою вину, – он притворно вздохнул, изображая печаль. – Придётся наказать, ты не оставила мне выбора, Мария.
Я внутренне обмерла. С тех пор, как пару недель назад мне исполнилось восемнадцать, отец перестал использовать розги. Но новые наказания оказались куда более болезненными и изощренными. Вчерашний вечер я провела за чтением покаянной молитвы, стоя голыми коленями на горохе. И это лишь за то, что слегка пересолила суп.
– Расточительство – тяжкий грех, – сообщил мне отец.
«Вся в мать», – после этих слов можно было ожидать чего угодно. Уже то, что я была сильно похожа на неё внешне, казалось отцу преступлением.
Наша с Лизой мама умерла тринадцать лет назад, не выдержав характера отца и его постоянных придирок. И от его же несдержанности. Семь выкидышей за три года – настоящее испытание для женщины. Отец во что бы то ни стало хотел сына, и даже слабое здоровье матери не остановило его на пути к цели. Маме запретили беременеть. Но отец остался непреклонен. Десятая беременность оказалась фатальной. Мамы не стало, и её мне заменила старшая сестра.
Но и она сбежала от отца, правда, не в мир иной, а в большой город вслед за своим женихом. Это случилось ровно сорок дней назад. Отец рвал и метал, но ничего не мог поделать, ведь Лиза давно совершеннолетняя.
А я считала не то что дни, а часы до того момента, как могу последовать за ней. Лиза обещала забрать меня к себе, как только освоится на новом месте, получит работу и жилье.
Мне же оставалось ждать. И терпеть придирки отца, которых становилось все больше. Теперь все это доставалось мне одной.
Следом за ним я вошла в дом. Дождалась, пока он снимет шляпу, верхнюю одежду, помоет руки и, вооружившись перочинным ножом, усядется за стол. Только после этого подала конверт.
– Имя отправителя не указано… – недовольно пробормотал он. – Но пришло из Америки. Из этого Содома и Гоморры, где понятия не имеют об истинном благочестии. Надо будет дважды помыть руки с мылом после прочтения.
Отец нахмурился. Он экономил на всем, даже на мыле. Так что необходимость дважды помыть руки вызвала у него новый приступ недовольства.
Не то чтобы мы жили бедно, тем более не голодали. Ему платили достаточно в приходе, да и миряне часто подносили подарки. Больше продуктами и лишь иногда деньгами. Но бережливость отца за последние годы стала запредельной. Скупой и вечно хмурый, он жалел тратиться даже на самое необходимое, экономил на всем.
Отец пробежался глазами по строчкам, и его кустистые брови удивлённо взлетели. Отец прочёл письмо трижды, а после потребовал лупу.
– Конечно, отец!..
Я метнулась к серванту со скоростью лесной лани. Отыскала лупу, подала отцу и заглянула ему за плечо, пытаясь разобрать хоть что-то в небрежно выведенных на белом листе строчках
Отец заметил.
– Любопытство – страшный грех! – воскликнул он.
Я вся инстинктивно сжалась, ожидая пощечины и полной ярости отповеди. Но отец был слишком занят письмом и словно забыл о моем промахе.
Такого с ним ещё никогда не случалось. По крайней мере, на моей памяти.
– Подумать только, этот паскудник хочет в жены твою сестру! – возмутился отец, ткнув узловатым пальцем в письмо. – Собирается забрать её в Штаты. И платит за это… – он снова посмотрел на письмо через лупу и перекрестился. – Господи, помилуй… Это ж и крышу починить можно, и водопровод и… Инструменты для мастерской! Это же я все-все смогу…
Возведя глаза к потолку, он долго шевелил губами, видимо, подсчитывая, что ещё сможет приобрести на вырученные за дочь деньги. А ведь прежде он не считал нас с сестрой ценностью. Напротив, всегда говорил, что мы обуза и лишние рты в семье.
– Кто "он"? – спросила я, забыв о правиле не начинать разговор первой.
По мнению моего отца, женщине отведена исключительно подчиненная роль – в доме, в семье, в обществе.
Я не ждала, что отец ответит. Но он это сделал, видимо, в порыве чувств:
– Михаил Родин, этот выродок тётки Глафиры, будь земля ей пухом. Только сынок её сменил не только страну, но и фамилию. Теперь он Михаил Девил, долбаный сукин сын! Ведь знает, знает, на что давить… Какое искушение. Просто-таки дьявольское…
Отец посмотрел на меня так внимательно, словно видел впервые в жизни.
А я едва не упала в обморок, услышав знакомое имя…
Миша… Жив и поселился в Штатах?
Хочет жениться на моей сестре?!
Глава 2
На несколько минут, показавшихся вечностью, я потеряла дар речи и связь с реальностью. Память услужливо перенесла меня в прошлое, которое, к несчастью, нельзя назвать безоблачным. Измученная мать, вечно недовольный отец, обязанности по дому, огород, скотный двор. Времени на игры у меня не оставалась, да и кукол не было: отец считал подобные траты грешным расточительством. Но вот наступил сентябрь, и я пошла в школу. Тогда все вдруг изменилось, и в мою унылую жизнь заглянуло солнце.
За длинную русую косу или голубые глаза, казавшиеся особенно огромными на худеньком личике, меня выбрали для ответственной роли. Я должна была дать первый звонок, сидя на плече старшеклассника. Михаил был грозой всех мальчишек и несбыточной мечтой девчонок. Высокий, статный, подтянутый, с лицом аристократа, словно сошедшего с обложки дамского романа. В деревне говаривали, будто его прапрабабку водили к помещику, имевшему французские корни. Вот, мол, от кого Мишка унаследовал такие породистые черты лица.
Кроме внешности Михаилу достался живой ум, чувство юмора и доброта, так редко присущая красивым и успешным. Из всех прелестниц школы он выбрал Катерину, натуральную блондинку с золотисто-карими глазами. Моя сестра Лиза была её лучшей подругой. Часто она прикрывала эту сладкую парочку, говоря, будто она и Катерина делают уроки вместе. А если девочка уходила в дом к отцу Ираклию, значит, можно было не переживать за её нравственность. О его суровости и нетерпимости к разного рода порокам ходили легенды.
Лизка никогда не боялась отца, даже когда была маленькой. И меня защищала. Даже следы от бляшки ремня и стертые о горох колени не были для неё преградой.
Михаил никогда не входил в наш дом, но я часто видела его издали. Почти всегда рядом с Катериной. И втайне даже от себя самой мечтала, чтобы на меня он смотрел такими влюблённым глазами. Ловил каждое моё слово и дарил букеты полевых цветов.
Но вот пришло первое сентября, и я, краснея и бледнея, уселась ему на плечо. Это были самые незабываемые, волнующие ощущения из всех, что мне пришлось пережить за свою недолгую жизнь. Кажется, даже сейчас моя пятая точка, привыкшая к порке отца, все ещё помнит тепло Мишкиного тела и крепость его плеча. Я и сейчас вешу не много, а тогда и вовсе казалась невесомой. По крайней мере, для Мишки.
– Ну, ты и перышко, Машка! – смеясь, сказал он. И, подбросив меня вверх, легко поймал.
Тогда он впервые назвал меня по имени. И назвал перышком.
Он был моей первой детской любовью. Единственной. Больше ни к кому я не испытывала подобной тяги. Обмирала, оказываясь рядом. Ловила каждый взгляд, каждый вздох, буквально заглядывал в рот.
Но он не замечал меня, а видел только Катерину. Он были неразлучны.
До тех пор, пока не случилось страшное.
В тот день ребята ходили купаться. Стояло жаркое лето, были каникулы, и все дети, кроме нас с Лизой, наслаждались отдыхом и покоем.
Не знаю, что произошло, но Миша и Катерина поссорились – наверное, впервые в жизни. Всё ребята видели это. Михаил ушёл прогуляться, а Катерина осталась. Но не прошло и часа, как и она пошла домой. Одна.
Больше её никто не видел.
Милиция облазила весь лес, дно реки прощупали баграми. Даже водолазы приезжали. И важный следователь из городского участка.
А Катерину не нашли.
Мишку многие посчитали виновником её исчезновения, а некоторые ― и убийцей. Обезумевшие родители Катерины требовали немедленно осудить Мишку, заставить признаться в том, что он сделал с Катериной. Они надеялись хотя бы найти и оплакать её тело…
Спустя месяц бесплодных поисков сгорел дом, в котором жили Михаил и его мать. Глафира надышалась угарного газа и умерла в больнице. Сын остался жив, но покинул поселок.
Все то время, пока шли разбирательства, нам с Лизой было запрещено выходить из дома. Но сестра иногда получала записки от одноклассников и подруг.
– Мишкин дом не сам сгорел, его подожгли, – сообщила мне Лиза однажды. – И мне кажется, это сделали родители Катерины. Они всегда ненавидели Мишку, он был слишком бедным и бесперспективным женихом для их дочки.
– Думаешь, он виноват? – робко просила я.
Сестра покачала головой.
– Они тогда действительно поругались, и очень сильно, – призналась она после некоторых раздумий. – Катерина хотела порвать с ним. Мишка злился. Он буквально рвал и метал… Но убить?! Нет, не думаю, что он бы на это решился. Он слишком любил Катерину.
Родители Катерины тоже уехали, страсти улеглись, и все стали жить как прежде. Но только не я. Втайне все еще надеялась, что Мишка сам разыскал Катерину, женился на ней, и они зажили долго и счастливо, совсем как в сказке. Думая так, я радовалась за них. И немного завидовала. Не зная правды, я придумала свою историю со счастливым концом.
Мысли о Михаиле не покидали меня. Я думала о нем чаще, чем сама бы того хотела. Множество раз представляла себя на месте Катерины. Мечтала, чтобы меня он увёз подальше от родного отца, с каждым годом становившимся все большим тираном и деспотом.
И вот Михаил объявился. Ворвался в мою жизнь, когда я уже перестала надеяться. И сердце моё громко стучало о грудную клетку, словно запертая в коробке птичка.
Глава 3
– Ты что, уснула?! – окрик отца вернул меня в действительность. – Отвечай, когда к тебе обращаются!
Я словно окаменела под его недовольным взглядом. Задумавшись, прослушала вопрос. И теперь понятия не имела, что ответить.
– Простите, – это все, что я могла из себя выдавить.
– Тебе ведь исполнилось восемнадцать? – спросил он, прищурившись. – Верно?
– На позапрошлой неделе, – подтвердила я.
Не было ни подарков, ни праздничного торта, ни, тем более, друзей и поздравлений. За бегство сестры была наказана я. Теперь об учёбе в городе не могло идти и речи. В этом году я закончила двенадцатый класс, и отец уже присмотрел мне место на ферме.
Он даже нашёл и отобрал подаренный сестрой сотовый. Теперь я не могла связаться с ней, если бы даже захотела. Всё достижения науки и техники в нашем доме были объявлены дьявольскими. Всё, на что согласился отец, это подержанная плазма, по которой он иногда смотрел новости. Из развлекательных передач только уроки кулинарии и шитья. Об интернете и общении в соцсетях и речи не шло. Мы с сестрой были отрезаны от внешнего мира, практически похоронены заживо в доме.
Но никому из знакомых и соседей не пришло в голову осудить отца или пожалеть нас с сестрой. Для всех в деревне он был идеалом доброго христианина и доброго отца. Ведь он в одиночку поднял двух дочерей, содержал хозяйство и уделял много времени приходу и прихожанам. Ему целовал руки и поддакивали во всем.
А отцу требовалось деньги. Прежде всего, для его мастерской.
– Я отправлю тебя к нему! – объявил отец, приглаживая бороду.
– Что?..
Я едва не упала в обморок от такой новости. Вцепилась в спинку стула и неверяще уставилась на отца. Он же это не в серьез?
– Я всегда считал тебя недалекой, но не до такой же степени, чтобы не понять суть разговора, – отец свёл мохнатые брови к переносчице. – Ты ничем не хуже своей сестры. А, может, даже и лучше. Всем скажем, что ты уехала учиться. Но для начала получу перевод.
Он довольно потёр руки. А я покраснела от унижения и досады.
– Но Михаил ждёт Лизу, это ее он пригласил в Штаты, – напомнила я, снова забыв о покорности и смирении. – Это будет обман…
– Не смей! – Отец ударил по столу с такой силой, что тот едва не развалился. – Перечить отцу страшный грех. А что до этого паршивца Мишки… Он просит в жены мою дочь, он её получит! На этом точка.
Я набрала полную грудь воздуха и покусала щеку изнутри, собираясь с силами. Для того чтобы задать новый вопрос, требовалась немалая выдержка. Но я не могла молчать, ведь дело касалось моего будущего.
Наказания уже не боялась. Не больше того, что Михаил избавится от меня, узнав, что его обманули.
– Можно прочесть письмо?
Я шагнула вперёд и протянула руку.
Отец уставился на неё, как на гремучую змею.
– Нет! – отрезал он и, изорвав письмо на мелкие клочки, ссыпал в урну. – Оно предназначалось не тебе, а мне. Учись быть скромной и молчаливой, ведь именно такой хочет тебя видеть Мишка. В этих пропитанных грехом Штатах, поди, не осталось ни одной приличной девушки, вот и приходится выписывать невест из-заграницы. Приготовь ужин, и не вздумай снова лить на сковороду столько масла. Я не Мишка, и не могу сорить деньгами направо-налево.
Сказав это, он вновь ушёл в свою мастерскую и пробыл там до полуночи. А уже на следующий день получил денежный перевод, тем самым подтверждая сделку. Сколько за меня (вернее, за Лизу) дали, я так и не узнала.
Но наверняка много, именно поэтому отец побоялся показать мне письмо. Либо в нем было написано что-то ещё. То, из-за чего отец не мог отказать Михаилу в его просьбе.
Меня продали, как живой товар. Распорядились по своему усмотрению, не спросив согласия. И пусть на дворе двадцать первый век, я все равно почувствовала себя рабыней. Меня отдали тому, кто предложил больше.
Отдали тому, в кого я прежде была влюблена.
Но каков Михаил сейчас, я не знала. Кем он стал? Насколько сильно изменился? Узнаю ли я его при встрече, ведь мы не виделись долгих десять лет…
А иногда мне казалось, будто целую вечность.
Глава 4
Получив деньги, отец отправил меня в город, в магазин. Купил несколько платьев, все как одно напоминавшие монашеские одеяния. Длинные, в пол, серых, коричневых и черных оттенков. Будто я не замуж собиралась, а на похороны, притом на собственные. В приданое были также куплены туфли – разумеется, черные, сапоги и трикотажные колготки.
Похмурившись, отец за руку отвел меня в магазин нижнего белья. У меня глаза загорелись при виде яркого кружева, маленьких стрингов и разнообразных корсетов, чулок, подвязок. Вот бы примерить хоть что-нибудь их всего этого изобилия. Или показать Мише…
Только представить, как скинув черное платье, я остаюсь в кружевном пеньюаре (непременно красном – ведь этот цвет так шел мне. Вот только отец считал его греховным и не позволял носить дочерям).
Краска прилила к моим щекам. Разнервничавшись, я даже не сразу заметила продавца – миловидную девушку чуть старше меня.
– Для такой красавицы у меня найдется что-нибудь особенное! – она восхищенно всплеснула руками, рассматривая меня. – Да за такую фигуру я убить готова.
– Это вы мне?
Я поморгала, словно прогоняя наваждение. Девушка-продавец казалась мне очень красивой, она просто не могла восхититься мной, сереньким мышонком из провинции. В отличие от нее, у меня не было ни грамма косметики на лице, а волосы были туго заплетены в две косы, точно я все еще школьница. А как можно рассмотреть фигуру под мешковатым платьем, вообще непонятно.
– Конечно, тебе! – рассмеялась девушка. Покосилась на отца и произнесла с легкой укоризной: – Вы можете уже отпустить ее руку. Присядьте в кресло, многоуважаемый, обычно именно там спонсоры ждут своих девушек. А мы пока пощебечем и подберем все необходимое. Хотите кофе?
Отец покраснел, точно вареный рак. Глаза его округлились, а кончик носа дернулся – явный признак крайней степени злости. Ой, что сейчас будет…
– Это мой отец, – я попыталась предотвратить катастрофу.
– Оу… – только и произнесла девушка и снова улыбнулась. – Простите, не догадалась. Обычно молодые девушки не приходят к нам вместе с отцами. Только с папиками.
– Как смеешь ты, греховная блудница! – не на шутку разошелся отец.
Могу поспорить, что девушка-продавец еще никогда не подвергалась такой словесной атаке. Отец отчитывал ее долго, со знанием дела. Он не сказал ни одного грубого слова, но так обидел, что мне стало стыдно.
– Идем! – закончив речь, он потянул меня за руку к выходу.
– Простите, – только и смогла сказать я побледневшей девушке.
В итоге в мой чемодан легло белье, купленное в сельском магазине. Белое, хлопчатобумажное, единственным украшением которого были бантики с передней стороны трусиков. Две длинные ночные сорочки в цветочек ничем не напоминали виденный мной пеньюар. Не хотелось, чтобы Миша видел меня в таком.
Да и с чего это он вообще захочет на меня смотреть? Я боялась показаться ему на глаза, хотя и жаждала этого всей душой. Но до дрожи в коленях опасалась, что он отправит меня обратно. Сразу, как узнает о подмене.
– Он просил купить тебе украшения, но это явная трата денег, – сообщил отец, наблюдая за моими сборами. – Про купальник и говорить не стоит. Вот выйдешь замуж, тогда и надевай бесовские одежды. Я в этом участвовать не собираюсь. К тому же пришлось неслабо потратиться. Чтобы побыстрее сделать загранпаспорт и визу. Еще и этот консульский сбор… Почти все деньги ушли, что этот паскудник выдал на твое приданое!
Выходит, это Михаил дал денег на поездку и мой гардероб. А я-то на секунду решила, будто это отец расщедрился. Какая глупость с моей стороны.
– Где он живет? – спросила я, стараясь, чтобы тон звучал обыденно, и отец не заметил моего явного интереса.
Отец поморщился, словно вдохнул нечто несвежее.
– Майями, штат Флорида, – сказал он, выплевывая каждое слово. – У Мишки там сеть отелей. А еще этот негодяй производит и импортирует какие-то запчасти… но я не силен в технике. Это все зло.
Туфли выпали из моих рук мимо чемодана.
Майями? Райское место с лазурным морем и песчаными пляжами? Множество загорелых красоток с идеальными полуобнаженными телами. И зачем Мише понадобилась жена из России?
В этот момент я показалась себе еще более невзрачной и серой, чем обычно. Даже не мышью, а какой-то плесенью. Ну что я могу дать Мише? Что есть во мне такого, чего нет в девушках, наверняка окруживших красавца-бизнесмена вниманием? Как посмею я даже показаться перед ним в своем застегнутом наглухо темном платье?
Теперь я была совершенно уверена: меня отправят обратно.
Лететь пришлось с пересадками. Отец оплатил самые дешевые рейсы, но я, никогда прежде не видевшая вблизи самолет, была рада и этому. Все было так ново и интересно. Я словно заснула и очутилась в волшебной сказке. Даже моргнуть лишний раз боялась, чтобы не пропустить что-нибудь важное.
«Только бы он не прогнал меня, – молилась я так усердно, как никогда прежде. – Лишь бы не сразу».
О том, что стану делать, если все же случится самое страшное, старалась не думать. Да и выбор был небольшим. Отец не оставил мне денег на обратную дорогу, бросив небрежно:
– Пусть этот америкос раскошелится, если захочет тебя вернуть.
Самолет приземлился в Майями ранним утром. Прибыв на курорт, люди улыбались друг другу, радостно переговаривались, шутили. И лишь я была чужой на этом празднике. Мне было душно, стыдно и неуютно. В темном платье с длинными рукавами становилось просто невыносимо жарко. Но переодеться было попросту не во что, и я украдкой утирала вспотевший лоб рукавом. Старалась стать незаметной, но слиться с толпой не получалось. От меня шарахались, как от призрака. Один седовласый мужчина в светлом костюме что-то проговорил на быстром английском – кажется, предложил свою помощь. В тот миг я истово поблагодарила учительницу английского, вложившую в наши головы элементарные знания. Она говорила, будто у меня способности к языкам, предлагала заниматься отдельно. Но отец не желал тратить на углубленные курсы ни рубля. Говорил, будто мне это все равно не понадобится.
Как же он ошибся.
– Спасибо, у меня все хорошо, – сказала я добросердечному мужчине и улыбнулась. – Меня должен встречать жених. Скоро он появится.
Мне пожелали удачи и оставили в покое.
И вот на моем горизонте появился Михаил. Если бы не размашистая, твердая походка, я бы ни за что его не узнала. Он еще сильнее раздался в плечах, вытянулся и стал еще сильнее походить на мужчину года с обложки журнала (на которые отец и смотреть нам с сестрой не разрешал, не то, что листать). Его темные волосы были коротко острижены и зачесаны назад. Верхние пуговицы белоснежной рубашки были расстегнуты, обнажая крепкую шею. На губах не было и намека на улыбку. А еще лицо Михаила покрывали шрамы – зажившие, давно зарубцевавшиеся, и, тем не менее, заметные. Неужели это последствия того пожара? Тогда неудивительно, что Михаил больше не улыбается. И вообще выглядит строго, я бы даже сказала властно.
– Лиза?.. – позвал он.
Я опустила взгляд и втянула голову в плечи, мечтая лишь об одном: провалиться сквозь землю.
