Текст книги "Портрет в сиреневых тонах и другие истории (сборник)"

Автор книги: Елена Ронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

По Ленинским местам, или «Неделя имени меня»

Сверху это очень напоминает бархатную бумагу. Как будто кто-то взял лист и измял. И вот видишь причудливые изгибы, темнеющие впадины и изломанный рисунок гребней. И цвет, главное, цвет! Такой глубокий малахитовый, очень насыщенный. Никогда такого не видела. Но вот уже издалека появляется Женевское озеро, и я понимаю, что никакая это не бархатная бумага, это Швейцарские Альпы, а я сижу в самолете, смотрю в окно и через 20 минут буду в Женеве. Поверить в это пока не могу, поэтому пока все-таки горы для меня – это скомканная (правда, очень красиво и эстетично) бархатная бумага, а Женевское озеро – это маленькая лужица со струей воды посередине. Неужели это все-таки я, и я опять сижу в самолете, и я опять лечу за границу?

Да, нельзя детей рожать в преклонном возрасте. Все-таки это выбивает. Шутка ли, родить почти в тридцать шесть лет! Да с разницей детей в четырнадцать лет! А ведь казалось, ну что тут такого?! Тридцать шесть лет не возраст, дети – это счастье, двое детей – это тот минимум, который должен быть у любой женщины, и я наконец могу подарить ребенка своему мужу. Тем более мальчика, тем более продолжателя фамилии. О том, что это тяжело, я забыла, о том, что мне не 20 лет, я не задумывалась, того, что не все дети идеальные, как мой старший сын, я не понимала. Единственное, о чем я думала во время беременности, это какая у моего малыша будет коляска. Требование к коляске было одно: она должна быть легкой и просто складываться. Главное предназначение коляски – она должна входить в самолет. И еще, конечно, рюкзачок, там будет сидеть мой ребенок. Я считала себя такой прогрессивной бизнес-леди, что дома задерживаться не собиралась; родится ребенок, посажу его в рюкзачок, и сразу в самолет. Ребенок помешать не может, он меня только лишь украсит. Такая молодая многодетная мама, все успевает: и детей рожать, и бизнесом заниматься, и дети все время с ней. Ну просто-таки идеальная картинка.

Но я же ее не придумала! Я же все это вижу у моих иностранных подружек. У них же дети все время с ними: в самолетах, в ресторанах, на отдыхе! Никто никому не мешает, все счастливы. Почему у меня должно быть по-другому? А ни почему. И не будет. И у меня будет точно так. И я буду тоже современная, спокойная, эмансипированная, буду сама собой гордиться и всем докажу, что старые времена прошли. Теперь и у нас все по-другому. Детей не пеленаем, пеленки не стираем, фотографироваться начинаем с роддома. Никаких предрассудков. Все!

Как говорил один мой старинный друг, ошиблась я жестоко!

Во-первых, во время беременности я жутко комплексовала из-за своего, прямо скажем, далеко не юного возраста. И как я ни старалась себя украсить всевозможными заморскими нарядами, все равно с гордостью свой живот я носить не могла. Мне казалось, что все вокруг думали: «Ну куда лезет эта старая дура? В ее возрасте нужно уже на печке сидеть и деньги на старость копить!»

Чувствовала я себя не очень хорошо, мой муж машину водил как-то рывками (я думала, естественно, что специально), поэтому ездила на работу на метро. Так мы и жили, вместе выходили из дома, он садился в машину, а я шла на метро.

На работу приезжали практически одновременно, вместе открывали дверь и шли в один кабинет. Я к тому времени – уже обиженная на весь белый свет, мой муж – в недоумении, чем это я так расстроена, может, меня кто обидел?

Обидела меня беременность, все беременные очень обидчивые, это у них такое стойкое физическое состояние. Ну а на кого обижаться? Ну, конечно, на собственного мужа! Ну вот почему он не спрашивает меня каждые пять минут, как я себя чувствую? Нет, лучше пусть он меня спрашивает каждую минуту. Или вот почему опять не заметил, что на мне новая кофта? Ну неужели трудно каждое утро говорить: «Ну какая же ты у меня красавица!»

Ну не можешь про кофты запомнить, ладно, у меня их действительно много, ошибиться можно. А просто, не уточняя: «А кофточка тебе эта идет, ну просто супер. И живот не очень большой и тебя даже украшает. И вообще, за тот час, что без тебя в машине ехал, так соскучился, так за тебя волновался. Как хорошо, что мы опять вместе».

Вот что, сложно произнести эти три предложения? Можно их даже наизусть выучить и каждый раз аккуратно повторять. Я даже не замечу, что они одни и те же! Все равно приятно будет, и на душе будет сразу легко и спокойно.

Нет, идет к нашему кабинету и сосредоточенно о чем-то думает. Видимо – не обо мне. Ну почему не обо мне? И вообще, о чем тогда? Наверное, о работе. Ну ты подумай одну минуту обо мне, мне про это кратко расскажи и думай потом себе опять про работу! И я сразу стану само спокойствие и истериками тебя донимать не буду! Нет, никак и ничего не получается.

Мои фантазии постоянно разбиваются об унылую реальность.

– Лена, у тебя плохое настроение? – Боже, ну с чего же оно хорошим-то будет?! Можно, конечно, все мои мысли сейчас повторить вслух, можно записать то, что он будет мне говорить каждое утро, на бумажке и давать ему зачитывать каждый день. Но наверное, не поможет, наверное, все равно найду, на что обидеться. Наверняка зачитывать будет не с теми интонациями, как мне бы хотелось. Грустно. Как там у Лермонтова: «И скучно и грустно, и некому руку подать / В минуту душевной невзгоды…» – во-во, невзгода – это у меня, нет, ну как же верно сказал Лермонтов, как будто сам беременным был!

– Лена, нужно позвонить в Германию.

Опять за свое! А слова любви, а забота? Ведь целый час не виделись.

Может, плюнуть на все? И начать жизнь заново? Заново, наверное, будет все-таки сложновато. Беременной-то… Ладно, буду в Германию звонить, видно, все беременные одинаково депрессивно недоверчивы к своим мужьям, а все мужья беременных совершенно не понимают, что жизнь уже изменилась. Ребенка еще нет, а жизнь уже другая, реагировать надо на все по-другому, начинать постоянно рассказывать своей жене о том, как он, то есть муж, счастлив и как благодарен своей жене.

Да, мужьям этого не понять, не тонкие они натуры, не тонкие. Просто даже черствые. Что там про них в книжках пишут? Они с Марса, а мы с Венеры? Жаль, нельзя никак сейчас на Венеру. Ну да ладно, мне бы, главное, ребенка родить. А там я его в рюкзачок и вперед, покорять новые горизонты. Будет себя муж и дальше так же безрадостно вести, мы и без мужа обойдемся. Сейчас, конечно, сложно. Чувство незащищенности очень острое. И потом, кого же я буду все время пилить? И он останется недопиленным? Не выйдет! Пусть дальше терпит, в конце концов, его же ребенок!

Роды были преждевременными, очень тяжелыми. «Скорую» вызывала себе сама, в роддом привезли не в тот, который лучший, а в тот, который самый близкий к дому. Задача была – довезти, успеть, спасти.

Довезли, успели, спасли. С трудом. Обоих.

И все, про рюкзачок я забыла сразу. Тот животный ужас, который я испытала при мысли, что мой сын мог не родиться, сразу пригвоздил меня к земле. Я почти перестала соображать, и из этого состояния меня вся семья вытаскивала месяцев шесть, если не больше.

Муж тоже от семьи не отставал, даже, можно сказать, был на передовой. Вставал со мной ночью, переодевал ребенка, подогревал смеси, просто сидел рядом, пока я кормила Павлика. Для меня это было очень важно. Я думала, ну вот, наконец, в нем проснулся отец. Да и пора, ведь уже за тридцать. Как раз тот возраст, когда мужчина начинает понимать, что есть семья, что есть дети.

Да. Отец-то в нем проснулся, но соображать, видимо, со сна, так до конца еще и не начал. Ведь все же люди по-разному просыпаются. Вот я просыпаюсь, и сразу включаю все мысли, сразу сосредоточиваюсь на все сто процентов: что, когда, зачем. Наш старший сын, просыпаясь, всегда ненавидит весь белый свет. И так он всех ненавидит примерно до обеда. Сергей же, проснувшись, находится в прострации. То есть вроде уже ходит, готовит завтрак, ест, но разговаривать с ним бесполезно. Не добьешься ничего. Видимо, тот самый отец в нем тоже просыпался немного заторможенным. То есть как бы уже этот отец не спит, но того, что у него родился сын, пока до конца не понял, а главное, еще не сумел полюбить так, чтобы до боли в сердце, чтобы ни вздохнуть, ни выдохнуть. Пока проснулись только гордость за то, что наследник родился, и мысль о том, что это очень даже хорошо, и что родители основную задачу перед ребенком выполнили, то есть его родили.

Главное в нашей семье всегда было – работа. Кто не работает, тот не ест. Если я хочу есть и дальше, нужно идти работать. Так решил мой муж. Что значит, ребенок маленький? Полгода – это ребенок не маленький. Это вполне самостоятельный ребенок. Жалко, конечно, что работать пока точно не может, но зато вполне может перейти на попечение няни. Бороться с не до конца проснувшимся сознанием отцовства было бесполезно. Если мой муж что-то придумал, то это просто так из него не выбьешь. Хотя любую другую мысль все-таки выбить, наверное, можно, но только не про работу. Это святое и главное. Пытаясь все-таки сделать мне что-то приятное и облегчить мой переход из непривычной мне роли кормящей матери в привычную роль бизнес-леди, непрерывно ранее разъезжавшей по всей Европе, Сергей предложил мне выбрать какое-нибудь путешествие на неделю. Он останется с Павликом, а по приезде мы дружно и с хорошим настроением будем совместно зарабатывать нам на пропитание.

– Швейцария, – не задумываясь, ответила я.

– Леночка, ты выбрала очень дорогую страну, может, подумаешь еще? Почему бы тебе не съездить в Чехию?

– Потому что, если ты не согласишься со Швейцарией, я выберу Японию, – зловеще прошипела я. Муж понял всю серьезность моего настроя и тут же согласился со Швейцарией.

О Швейцарии я мечтала давно и хотелось побывать везде: и в Женеве, и в Цюрихе, и в Лозанне, и в Давосе. Вот с таким вот маршрутом «по Ленинским местам» я пришла в турагентство.

В турагентстве я пыталась сбивчиво рассказать, что я хочу – и про Швейцарию, и про Ленина, но постоянно в рассказе сбивалась на Павлика. Менеджер смотрела на меня с жалостью.

– Вы знаете, мы вас отправим на два дня в Женеву, а потом давайте вы поедете в санаторий на Швейцарские озера в дивной красоты город Ивердон. Мне кажется, вам нужно просто отдохнуть, без всяких экскурсий. Спокойненько так поплавать в термальных источниках, посмотреть на горы, полежать на процедурах.

Да, видно, впечатление я произвожу не очень, раз меня совершенно незнакомым людям сразу хочется куда-нибудь сложить.

– А как же путешествия, а Ленин?

– А Ленин как раз очень любил Женеву и много раз там бывал. В Ивердоне, правда, не был, но главное, что вы там побываете. Через два дня пребывания там вы полностью отключитесь, забудете про Ленина, – продолжала зомбировать меня туроператор.

Я еще немного слабо посопротивлялась. Нам ведь как хочется? Заплатив один раз, причем не очень много, получить сразу все и по полной программе. Туристический менеджер была непреклонна.

– Да вы не отдохнете совсем! По Швейцарии переезды достаточно длительные, до вокзалов добираться не очень удобно. Да и сами подумайте, только чемоданы собирать-разбирать сколько раз нужно будет? Ну послушайтесь вы моего совета! А в Цюрих вы еще съездите. Например, на горнолыжный курорт, но потом. Отправим мы вас еще и с мужем, и с семьей, а сейчас отдохните немного, поживите эту недельку для себя. Еще благодарить меня будете.

Соображаю я еще, конечно, туговато, но понимаю, что тетка действительно хочет мне добра. Могла бы ведь отправить меня туда, куда я говорю, не вникая. А вот ей не все равно, пытается сделать что-нибудь для меня хорошее. Ну что ж, в Женеву так в Женеву. Попробуем забыть про Павлика, про роды, про обиды и прямо так и поедем. Пусть мои «Ленинские места» будут в Женеве!

Выхожу из Женевского аэропорта, еще не до конца понимая, где я, что я, и неужели это я?

Так же, не понимая, что это я, я полгода в кроссовках и джинсах, зимой и летом одним цветом, возила коляску по Измайловскому лесу. И точно так же думала: «Как это я здесь оказалась? Почему я не в деловом костюме, где мои туфли на высоких каблуках и дорогие украшения? И когда начнутся очередные деловые переговоры?» Переговоров не было. Вся жизнь свелась к кормлениям, прогулкам, вечному недосыпу и хронической усталости. Как сказал мне мой любящий папа:

– Ты же умная женщина! Зачем тебе все это было надо? Ведь все вроде было хорошо и на работе, и дома, и Антону уже четырнадцать лет. Можно практически начинать жить для себя. И тут, на тебе, все с самого начала. Пеленки, распашонки, бессонные ночи.

– Пап, зато у меня двое детей. Нас же с Наташей двое. Смотри, какие мы дружные. И потом, вспомни себя, все про тебя знаю, как ты на мое появление на свет реагировал. Тоже отмахивался как мог, а потом понял, что я твое самое большое счастье в жизни. Или не так?

– Это ты права. Ой, ну ладно. Помереть ведь через этого ребенка могла!

– Ну не померла же! Все, папа. Ты же меня знаешь. Я справлюсь. И все будет хорошо. Еще не будешь своей жизни без этого Павлика представлять!

Как всегда за границей – ровные ряды такси, никакого народа, никакой очереди. Из первой машины выскакивает водитель, забирает мой чемодан и распахивает передо мной заднюю дверь машины. Именно заднюю, а не переднюю. И тут, наконец, до меня дошло. А ведь я в Женеве. Я В ЖЕНЕВЕ! ОДНА! БЕЗ КОЛЯСКИ!

И я опять в форме, красивая, хорошо одетая, с макияжем, с легким запахом парфюма. И эту неделю я посвящаю себе. Это будет «неделя имени меня»! При чем здесь Ленин? Я буду ходить по магазинам, по хорошим ресторанам, гулять, наслаждаться свободой. Еще я буду спать. Спать, не вскакивая по ночам. И ходить по улицам просто так, неторопливо. Причем одна, не толкая перед собой коляску одной рукой и не гремя погремушкой в другой. Это ж какая-то совсем нереальная жизнь! Или такое бывает? Ну вот же, вот, это уже есть, это уже со мной!

В гостинице у меня всего тридцать минут, чтобы распаковать чемоданы, и внизу меня ждет русскоговорящий гид.

Миловидная женщина средних лет, которую зовут Тамара, пытается показать мне как можно больше достопримечательностей Женевы, с цифрами и датами. Мне все это удержать в голове трудно. Даже трудно воспринять. Единственное, что воспринимается:

– В Женеве можно пить воду из-под крана и нужно обязательно попробовать жареные каштаны.

Пытаюсь при каждом удобном случае Тамару прервать и рассказать то, что действительно интересно. А что может быть интереснее моего маленького сына? Ну действительно, сколько можно слушать про замечательных людей и революционные события? И про Ленина Тамара не так часто упоминает. Опять я про этого Ленина. Вроде и в Женеве, и одна, а вылечиться до конца ну никак не могу: или про Павлика думаю, а когда пытаюсь отвлечься, то сразу про Ленина. Это во мне мой папа партийный говорит.

Тамара мягко мои комментарии отметает, и опять про события разные пытается мне втолковать. Очень настойчивая женщина! Ну и пусть себе говорит! А мне просто приятно идти рядом с ней, дышать женевским воздухом, наслаждаться хорошей погодой и радоваться, радоваться жизни.

Следующий день у меня, по плану туркомпании, свободный. Ну что ж, рванем по магазинам! Посмотрим на пресловутое швейцарское качество. В первом же магазине я столкнулась с моей знакомой, Тамарой. Неужели опять про забастовки начнет рассказывать?

– Лена, ну надо же, а вас обувь интересует?

– Нет, меня все интересует, просто этот магазин первый по ходу оказался. Тамар, а что тут покупать-то вообще надо, и куда нестись сначала, а то я завтра уже на воды – психику лечить?

– У меня вообще-то сегодня абсолютно свободный день, и были планы подарки родственникам купить. Пошли вместе?

– Конечно, пошли!

– С каких магазинов начнем?

– С каких! Конечно, с детских!

Часа через два Тамара заявила:

– Все, хватит, сколько можно покупать детских вещей? Вы, Лена, себе хоть что-нибудь купили? Вы сюда зачем приехали? Вы мне что рассказывали? Отрываемся, все забываем, думаем только про себя. Ну-ка, быстро забыли про детей, про мужа, ну-ка, взяли себя в руки и накупили себе всякого барахла! Давай хоть мерить что-нибудь начнем. И вообще, пойдем в «Тати»!

Последнюю фразу Тамара произнесла заговорщическим шепотом.

– А «тати» – это что?

– Это такой магазин дешевых вещей. Ходить туда ужас как неприлично. Никто никогда не сознается, что там бывает! А бывают все. Знаешь, сколько в этих швейцарцах понта? Они-де только все в дорогих магазинах да за бешеные деньги покупают. А я то одного, то другого в «Тати» встречаю, стоят, в кучах роются. Главное, что здесь стыдного-то? В этих кучах можно найти совершенно очаровательные вещи, и качество отменное. Вообще швейцарцы люди прагматичные, и, если постараться, можно очень много чего купить значительно дешевле. Страна действительно дорогая. Переплачивать неохота. Вот здесь, например, можно многие продукты купить со скидкой. Если у них истек срок годности.

– Тухлые, что ли?

– Почему же тухлые-то, – с обидой говорит Тамара. – Это в Союзе если даже свежее, уже немножко тухлое, а здесь вообще все по-другому. Никто никого не обманывает. Просто если мясо привезли вечером, а продавать начали утром, могут скидку и до тридцати процентов сделать. Представляешь, как здорово. Или зелень два часа на улице полежала. Мне какая разница, я все равно ее мыть буду. А тоже дешевле получается.

Да, вот у людей проблемы, бегай от лавки к лавке целый день и время засекай. Тут тридцать процентов, тут двадцать. Прямо спорт такой.

– Ну что ж, Тамар, давай в «Тати». Начнем мерить. Обещаю!

В «Тати» я и сама заразилась всеобщим ажиотажем. Тоже рылась, мерила и в итоге очень даже неплохо приоделась. А главное, мне удалось отключиться, я поняла, что целых полчаса не думала про Павлика. А это при моем воспаленном мозге уже результат!

– Лена, ты куда пошла?! – с ужасом схватила меня за руку Тамара.

– А что, мы вроде все купили?

– Пакет, с этим пакетом нельзя ходить. Все же поймут, что мы в «Тати» были!

Сама Тамара не швейцарка, у нее муж в представительстве Аэрофлота работает. Она так – экскурсии, музеи, а в перерывах, конечно, продуктовые лавки, магазины, расчет процентов. То есть жизнь заполнена до предела.

– Ой, Лен, с сыном, конечно, проблемы. У них тут какая-то новая мода. Подруга должна быть старше. Причем не на два года, а на двадцать!

– Как это?

– Ну мода, я же говорю.

– Тамар, какая мода странная!

– И не говори, вообще у них все тут странное, семь лет живу, все никак не привыкну. Чисто, конечно, прямо стерильно.

– Да-да, и воду можно из-под крана. – Пусть думает, что я ее экскурсию внимательно слушала.

– А так по Союзу скучаем, конечно.

– Вот я уже тоже начинаю скучать.

– Ты что?! Ты это брось! Тебе же завтра на курорт. Не выдумывай, выкинь семью из головы и отдохни, расслабься. Ведь сейчас обратно приедешь, и все, жизнь закрутит, опять дети, муж. Будешь потом вспоминать и жалеть, что не отдохнула как следует. А Ивердон – место роскошное, можно даже сказать, элитное. Бассейны, SPA, процедуры всякие. Воздух кристально чистый. Гулять будешь, есть вкусно. Знаешь, какой там хлеб с маслинами вкусный? Попробуй обязательно. С твоей фигурой можно. Это мне – сто раз подумаешь сначала. Я уже такие вещи стараюсь не покупать, а то как куплю, так батон одна и съем. Кошмар.

– Тамар, а Ленин-то в Ивердоне был?

– Ленин в Ивердоне не был. – Тамара смотрит на меня с жалостью, как та приятная тетка из турфирмы. И действительно, что это меня на Ленине-то заклинило? Не буду больше ни у кого про него спрашивать. Буду мемориальные доски читать, может, сама его следы где-нибудь найду. А то как-то получится – зря в Швейцарию ездила. (Все-таки с головой еще не совсем. Но, главное, я уже про себя начала все адекватно понимать!)

Вечером с удовольствием гуляла вокруг Женевского озера. Тамара побежала домой, кормить мужа уцененной едой и спасать сына от престарелых невест. А я смотрела на дома, на людей. На людей было интересней. Потому что, ну что – дома? В каждом доме банк и аптека. Ну просто в каждом! А люди интересные, особенно тетки, все сплошь в деловых костюмах. Юбки до колена, независимо от возраста, из-под юбки ножки такие сухонькие, кривенькие, туфли на устойчивом каблуке. На лице тонна качественного швейцарского макияжа, золота тоже тонна. И духи. Вот пройдет мимо такая тетка, и просто можно задохнуться. Это как же нужно облиться, чтоб от тебя так пахло, причем на улице? Ну, наверное, опять же качественный швейцарский продукт. У меня вот так никогда не получается. Утром надушишься, а к обеду уже ничем не пахнет. Понятное дело, не в Швейцариях покупалось!

Тамара оказалась права. Ивердон оказался дивным местом. С нетронутой природой. Горы, озеро, зелень. Невероятной красоты частные домики. Земли совсем мало, около каждого домика, ну, может, метра по четыре, и каждый такой кусочек – ну прямо японский сад. Да, куда там нашим грядкам с возделанными огородными культурами. Наверное, нам просто не понять, зачем высаживать что-то ненужное. Эти же камни да цветочки ни съесть нельзя, ни продать. А может, это потому, что у них очень земли мало. Ну что сделаешь с двумя метрами? Что там сначала сажать – картошку или морковку? Видимо, не решив, что все-таки важнее, швейцарцы и решили лучше высадить красоту. И ведь действительно лучше. Ничего, я думаю, у нас тоже так будет. Только не на двух метрах, а на гектаре. С нашим-то размахом. Будем разбивать дворцовые сады!

Хлеб и правда оказался фантастический. Съесть можно сразу и два батона. Правда, за батонами приходилось бежать специально в ближайший гастроном. В элитном ресторане отеля хлеба не давали вообще. Там в основном давали эксклюзивную французскую еду. Все красиво, официанты в ливреях, по двое стоят, склонившись над тобой, ждут, когда ты по достоинству начнешь оценивать их специфическую еду и восхищаться ею. Восхищаться надо громко, практически хлопать в ладоши. Только тогда удовлетворенные официанты отвалят от стола. Чем восхищаться, понятно, правда, не очень. Обычно на огромной тарелке посередине лежало что-нибудь совсем маленькое, но красиво украшенное. Хорошо, что удалось тот гастроном найти. Натрескаешься перед ужином хлеба с маслинами, и на сытый желудок уже и восхищаться их изысками можно.

А то в первый день лицо у меня, конечно, было кислое при виде красивой, но полупустой тарелки. Ну я же сюда, в конце концов, есть пришла, а не любоваться! Пообедать днем, в связи в переездом из Женевы, не успела. Ну, думаю, ничего, поем за ужином в их шикарном ресторане. А там все при свечах, неторопливо. После заказа сидела минут сорок, ждала, когда повар специально для меня свое чудо сотворит. Поэтому когда, наконец, важно пришли два официанта, поставили передо мной огромную тарелку, накрытую крышкой, а под крышкой оказалась одна креветка, красиво украшенная веточкой салата, я думала, что прямо крышкой в этих официантов и запушу. Их спасло только мое дикое недоумение и голодное бессилие. Все-таки, наверное, я надеялась, что это только гарнир или комплимент от шеф-повара. Когда поняла, в чем дело, они уже сбежали.

Ну а в последующие дни я предварительно наедалась хлеба, и в ресторан ходить стало веселее. Уже можно было по сторонам посмотреть, на народ.

Народ был только по сторонам. Мое одиночество строго охраняли. Мадам приехала одна, значит – хочет покоя и уединения. Тоже как-то не по-нашему. То есть это был, конечно, стопроцентно мой вариант, я-то за этим именно и приехала. Но была бы на моем месте другая мадам, она бы явно расстроилась. Думаю, у нее были бы совсем другие планы. Программа максимум – приехав одной, уехать вдвоем, программа минимум – хотя бы не одной провести эту неделю. В этом же санатории все было очень благопристойно: отдыхали только с супругами. Все ходят парами, причем за руку, причем с любовью глядя друг на друга. Как будто люди не двадцать лет живут вместе, а только встретились и страстно друг в друга влюбились. Неужели так возможно? Вот у нас мужа и жену на отдыхе сразу можно отличить от любовников. Если друг к другу задом сидят и никогда друг с другом не разговаривают, а все время книжки читают, значит, муж и жена. А если общаются непрерывно, значит, любовники.

Здесь, по рассказам Тамары, отдыхать принято только семейными парами. Может, они дома друг друга не видят? Почему они так смотрят пристально друг на друга? С такой заинтересованностью? И на других теток мужики вообще не смотрят? И почему у нас мужики так легко забывают собственных жен и с таким же интересом смотрят по сторонам? Может, мы что-нибудь неправильно делаем? Или все-таки дело в национальных традициях?

По рассказам той же Тамары, дело здесь в том, что, во-первых, семьями здесь обзаводятся поздно, и, решаясь на такой шаг, люди сто раз подумают, зачем они это делают. И во-вторых, развестись практически невозможно. Жене после раздела имущества достается так много, что развестись с ней означает остаться практически без штанов. Так что легче на нее влюбленно смотреть и ездить с ней в отпуск, чем без штанов-то!

Хотя… а может, люди действительно друг друга любят, или ценят, или уважают? Я вот лично в это верю!

И вот с этой своей верой я уже третий день ни с кем не разговариваю. Разговариваю только вечером. Удалось найти общий язык с тапером из вечернего бара. Тапером оказался молодой венгр-пианист Марек. Я единственная, кто, слушая его музыку, смотрел на него. (Остальные же все время смотрят друг на друга.) Поэтому уже к концу первого вечера Марек поинтересовался, может, мадам хочет послушать что-нибудь особенное?

– А может, вы по-немецки говорите?

– Говорю. Почти все венгры говорят по-немецки.

– Ура! Тогда французский шансон.

Я хлопала Мареку, помогала расставлять ему вечерами ноты. И так я ему понравилась, что ради меня он пообещал завтра продемонстрировать новый смокинг, который купил за бешеные деньги и очень им гордился.

На следующий день смокинг был продемонстрирован. Марек принес его на вешалке, в целлофановом мешке.

– А почему не надел-то?

– Берегу.

Понятно. Ну что ты тут скажешь?

Как-то вечером Марек принес целую папку русских нот. Тут были и романсы, и песни – и русские, и цыганские.

– Понимаешь, я их никогда не слушал. Помоги. И по ритму и по стилю ничего не понимаю.

– Да запросто! – Ну, думаю, повезло. Кто ж когда меня еще спеть-то попросит, да еще и слушать при этом будет?!

И вот мы полночи с Мареком пели «Калитку» и «Подмосковные вечера». Это был мой последний вечер в Ивердоне и вообще в Швейцарии. Было немножко грустно. И мой Марек загрустил:

– Вот ты уедешь, кто меня слушать будет?

– А ты для себя играй.

– Для себя неинтересно…

– Тогда играй «Калитку» и думай обо мне!

Я уже от всего устала, хотелось домой. Я практически пришла в себя, уже могла адекватно соображать, расставить в своей жизни приоритеты, понять, что для меня важнее, и где в моей жизни находятся дом, дети, муж, работа.

Пора домой. Наверное, неделя была все-таки не совсем «имени меня», а таким выходом из послеродовой депрессии. Вот следующий отпуск, наверное, уже может быть как раз «имени меня». А пока был в основном этого «меня» поиск. Но, по-моему, я его наконец нашла – этого «меня». Теперь я четко знаю – «я» снова есть. И все у меня в жизни хорошо и правильно.

По приезде домой я долго благодарила туроператоршу за то, что мой отдых был именно таким. И еще очень хотелось как-нибудь отблагодарить Тамару. Я вообще после отдыха как-то подобрела. Может, это ленинские отголоски после Швейцарии сказались? Ленин же очень добрым был, как нас в школе учили, детишкам елки устраивал, лампочки электрические зажигал. Вот и мне все время хотелось где-нибудь лампочку включить. Хотя бы для конкретной Тамары.

Моя умная сестра придумала, что ей надо послать пару книг. Наташа сама сгоняла в книжный магазин, купила свежие тома Донцовой и Марининой, и я послала это со следующими путешественниками в Женеву. Тамара была в восторге, книжками зачитывалось все швейцарское посольство, а мне пошли посылки из Женевы с милыми вещичками для Павлика. Такая наша посылочная дружба длилась года четыре. Павлик рос, и Тамара, никогда не видя его, всегда попадала в размер, а я старалась угадывать ее меняющиеся книжные вкусы. С годами эта дружба сошла на нет. Но не забылась. Как и сама «ленинская» поездка, и «Тати», и ивердонский ресторан. И наверное, это был единственный случай в моей жизни, когда кто-то восхищался моим пением!