Текст книги "Егоша и маленькие, маленькие бабочки... (СИ)"

Автор книги: Елена Попова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Елена ПОПОВА

Егоша и маленькие, маленькие бабочки...

Роман-сказка

1

Егоша был голубоглазый, светловолосый и простодушный. И никогда ни в чем не сомневался. Все вокруг казалось ему таким, каким и должно было быть. Его родители – лучшие родители в мире. Страна, в которой он родился, замечательная страна, а город – этот лес каменных гигантских домов и скверов, в которых росли огромнейшие деревья, – его удивительный и прекрасный мир.

Ведь он другого мира не знал и любил то, что имел.

Игрушек у Егоши хватало, но все они были сломаны. Если быстро не ломались сами от плохого качества, то он их разламывал, чтобы посмотреть, что же там, внутри.

Что же там, внутри, – это была его страсть. Не потому, что он был такой уж гениальный ребенок, такой уж вундеркинд, а просто любопытный.

Как-то в песочнице, ни с того ни с сего разозлившись, более рослый мальчик ударил Егошу лопаткой по голове.

– Почему? – изумился Егоша.

– Так! Так! – кричал мальчик.

С тех пор и на всю жизнь остался у Егоши крошечный шрам над бровью, навсегда пробив брешь в его младенческом простодушии. И когда потом его обижали – в школе, институте или на работе, – он не удивлялся и только почесывал тонкую белую полоску на лбу.

По дороге жизни он пошел вместе со всеми. Это было просто. Все учились в школе, и он учился в школе. Все заканчивали институты, и он закончил институт, все где-то работали, и он стал работать в производственном отделе большой организации.

Наконец, все женились – и Егоша женился. Жена ему нравилась, она была теплой и ласковой. Но становилась иногда холодной и колючей, тогда она нравилась ему меньше.

Вот так жизнь и шла, как у всех. Конечно, иногда накатывало на него беспокойство, и ужасно хотелось взломать этот привычный ход жизни, эту глаз намозолившую обыденную поверхность, эту облепившую его паутину условностей, прописных истин, избитых клише и посмотреть, что же под ними – внутри. Тогда он чаще встречался с друзьями, пил водку, много говорил, все пытался что-то выяснить, но в результате оказывалось только одно – похмелье.

– Чем я лучше других? – думал тогда Егоша. – Что, мне больше, чем всем, надо? Как все, так и я.

Пришло время, и у Егоши умерла мать.

Говорили...

Мать – это мать.

Мать у человека одна.

Так уж заведено – терять родителей.

Все подбадривали Егошу и жалели, а он был довольно спокоен, вроде как немного туповат. Это смущало его и вызывало комплекс вины. Мать – это мать, – говорил себе Егоша. – Мать у человека одна. Но все равно оставался спокойным и ничего не чувствовал. Так уж заведено – терять родителей, – повторял он в свое оправдание и этим даже немного утешался.

На поминках Егоша совсем забылся, выпил лишнего и даже говорил с соседом по столу – каким-то дальним родственником – о чем-то веселом.

Спать он в тот вечер лег рано. Жена заставила его выпить снотворное, и он тут же заснул. Но проснулся уже через несколько часов, среди ночи, от ужаса – ему приснился страшный сон. Ему снилось, что они с матерью идут по темному туннелю метро, быстро, почти бегут, было очень страшно. Егоше чудилось, что их что-то догоняет, что-то угрожающее и ужасное, и они бегут, бегут, чтобы от этого ужасного спастись. И Егоша держит мать за руку.

После Егоша долго не мог заснуть, думал даже разбудить жену и опять попросить снотворное. Но почему-то этого не делал, просто лежал и смотрел в потолок, который нависал над ним как душный полог.

На другой день он с полным правом мог не пойти на работу, но пошел, чуть пьяный с похмелья и от недосыпа. После работы тоже оказались какие– то дела, и он провозился с ними до поздней ночи. Ночью ему опять приснился все тот же сон.

Они бежали с матерью по темному туннелю метро, а вокруг их окружало что-то враждебное, злое, опасное, еще более пугающее тем, что Егоша не понимал – что ЭТО такое. Он просыпался весь мокрый, с отчаянно бьющимся сердцем и опять проваливался все в тот же сон.

Егоша уже боялся ложиться спать и по вечерам все бродил и бродил по квартире, придумывая то одно, то другое занятие. Но спать все-таки надо, и он ложился.

К великому его облегчению, через несколько дней они с матерью-таки выбрались из этого проклятого туннеля и с невероятными усилиями, еле передвигая окаменевшие ноги, как бывает во сне, преследуемые все тем же ужасом, пошли вверх по лестнице.

Егоша помрачнел, исхудал, ни с кем не хотел разговаривать. И все думали, что это он так переживает.

После того, как они с матерью выбрались из туннеля, ему все-таки стало немного легче. Но сны продолжали его преследовать.

Был сон – он вел мать, совсем уже старушку, по проходу в пустом допотопном автобусе, автобус бросало и трясло, как бывает на плохой проселочной дороге. Егоша крепко держал мать, чтобы она не упала, и вел ее к выходу.

Какое-то время сны ему не снились. Наконец приснилась огромная палата, полная света и воздуха, и он точно знал, что там должна быть мать, и рвался к ней, но какая-то женщина в белом халате его туда не пускала.

– С ней все в порядке, – говорила ему женщина. – Не беспокойтесь.

На сороковой день Егоша, один и даже без цветов, отправился в колумбарий и долго стоял перед нишей, в которой была захоронена материнская урна. Он захватил с собой маленькую бутылочку водки, но хоть и замерз, пить не стал. С медальона на него смотрела молодая мать, и смотрела какими-то очень живыми, не потусторонними глазами. Вдруг горячая, но не обжигающая, сильная волна окатила Егошу, окатила и ушла. И ему сделалось легче.

Жизнь стала возвращаться к привычному, сны больше не мучали, но Егоша все был неразговорчив, и какая-то худоба в лице еще оставалась.

Как-то он проснулся среди ночи. Не после тяжелого сна, а просто проснулся. Была ранняя весна, но мороз уже оступил, из чуть приоткрытой форточки через узкую щель пробивался свежий воздух и чуть касался лица. С минуту Егоша лежал неподвижно, движение воздуха его раздражало и отвлекало, мешая спать, он решил встать и закрыть форточку. И только собрался выбраться из-под одеяла, как заметил у окна какую-то фигуру. Это был мужчина довольно высокого роста – вот, пожалуй, и все. Лица и каких– то других подробностей разглядеть было нельзя. Тело Егоши как-то странно отяжелело, одеяло давило на грудь, но страха он не чувствовал.

– Собирайся, малыш! – сказал мужчина.

И Егоша, откинув тяжелое, как из свинца, одеяло, стал медленно одеваться.

– Не тормози, – сказал мужчина и пошел из квартиры.

Он двигался бесшумно, и Егоша шел за ним, осторожно ступая, чтобы никого не разбудить. В прихожей он замешкался.

– Что ты там застрял? – спросил мужчина.

– Переобуваюсь, – сказал Егоша.

– Необязательно. А вообще, как хочешь.

На улице было ветрено. Горел фонарь у подъезда. Тут только Егоша немного разглядел этого человека – в старом костюме Егоши – Егоша не носил его много лет, а так как был он намного выше – и пиджак, и брюки были коротковаты. Шея и нижняя часть лица обмотаны Егошиным старым шарфом.

– Вы не замерзнете? – спросил Егоша. Он-то успел накинуть пальто.

– Это недолго, не беспокойся, – ответил мужчина.

Тут прямо к подъезду подъехал автобус. Двери бесшумно открылись. Они вошли, автобус тут же тронулся. Это был тот самый допотопный автобус, который Егоша видел во сне. За мутным окном все что-то мелькало, но разглядеть что, он не мог.

Они вышли у невероятно высокого, длинного здания – непонятно было, где оно начиналось и где заканчивалось, уходя извилистой змеей в разные стороны.

– Запомни свой номер, три миллиарда первый, – сказал незнакомец и куда-то исчез.

О. Какое это здание! Егоша не видел такого ни в кино, ни на картинках – бесконечно уходящее вверх, безгранично раскинувшееся и в одну, и в другую сторону. Бесстрастное в своем величии и в то же время готовое навеки поглотить вошедшего. Плавно скользнули, раздвинулись двери, ведущие внутрь.

Егоша вошел в огромный вестибюль, далеко, в противоположном конце виднелась лестница, по бокам светилось множество лифтов. Вестибюль был полон людей. Они выходили из лифтов, заходили в другие лифты или озабоченно неслись к лестнице. Все в темных костюмах клерков, с черными прилизанными волосами, ясноглазые, они напоминали Егоше суетливых, молчаливых птиц, этаких лишенных голоса галок. Егоша как вкопанный стоял посреди вестибюля, а молчаливые клерки все проносились и проносились мимо него, не задевая, оставляя после себя только потревоженный воздух, легкий свист ветра. Наконец один остановился с ним рядом, посмотрел холодно и ясноглазо и спросил:

– Вам куда?

– Я не знаю, – сказал Егоша. – Я – номер три миллиарда первый.

– Это на семнадцатый этаж. Воспользуйтесь лифтом.

Егоша покорно встал в очередь к одному из лифтов. Очередь быстро рассосалась, и в лифт, в эту зеркально-сияющую клетку, он вошел один. Бесконечной шеренгой шли вверх горящие цифры. Он нажал на семнадцать. Лифт взмыл незаметно и тут же остановился, двери раскрылись. Егоша вышел в коридор, по которому и тут, то вперед то назад, носились клерки. Все – возможно, из-за одинаковых костюмов и темных прилизанных волос – на одно лицо. Егоша пошел по коридору осторожно, стараясь никого не задеть, впрочем, это было необязательно, клерки, несмотря на свой бег, сами никого не задевали, и только легкий вздох воздуха говорил о том, что кто-то промчался мимо. Егоша долго шел по этому коридору, пока один из клерков не остановился рядом и не спросил:

– Вам куда?

– Я. – замялся Егоша. – Три миллиарда первый.

– А, – сказал клерк. – Тогда прямо, потом налево, еще раз налево и упретесь, – сказав это, он тут же понесся дальше.

У Егоши в детстве были проблемы с этим – вправо и влево. Он долго не мог понять, почему влево – это влево, а вправо – это вправо. Потом как-то справился. Теперь это состояние вернулось – до того, как справился, – и он уже совершенно не понимал, куда идти. Просто пошел прямо, коридор сворачивал, и он свернул, потом свернул опять, вместе с коридором. Тут прямо перед его носом распахнулась дверь, и какой-то человек сказал:

– Долго же ты! Давай заходи!

Кабинет, в который зашел Егоша, напоминал кабинет его начальника. Прямо точь-в-точь. Перед ним стоял плотный незнакомый человек с каким-то очень привычным лицом, а главное, привычным выражением этого лица – именно начальника, если не Егошин, то чей-то еще.

– Присаживайся, – сказал человек, отодвигая для него стул и сам пристраиваясь за столом напротив. Через стол он протянул ему несколько листов бумаги и ручку.

– Пиши.

– Что? – спросил Егоша.

– Автобиографию, адрес, номер паспорта.

– Я не помню номер паспорта,– сказал Егоша.

– Тогда пиши, что вспомнишь. И давай быстренько – мы и так опаздываем.

Егоша старательно писал все, что мог про себя вспомнить, а вспомнилось ему мало чего – всего несколько строк. Незнакомец снисходительно глянул на этот почти незаполненный листик, вложил в папку, а папку небрежно и как-то очень лихо забросил на одну из полок стеллажа. Ну точно такого же стеллажа, какой стоял в кабинете Егошиного начальника.

Тут в кабинете появилось новое лицо – высокий, можно сказать, долговязый, длинно-рыжеволосый, с выпуклыми глазами. Егоша вгляделся и узнал: именно он доставил его сюда, именно эти глаза смотрели на него, когда все остальное лицо было замотано Егошиным старым шарфом. Егошин костюм он заменил, так что руки из рукавов уже не торчали. Он сел на стул, закинул одна на другую длинные ноги и, покачиваясь, пристально смотрел на Егошу своими выпуклыми, бледными глазами.

– Прошу любить и жаловать, – сказал хозяин кабинета. – Это ваш ангел-хранитель.

– Да нет у меня никакого ангела! – вдруг воскликнул Егоша. – Это еще с чего!

– Вот она, благодарность, – меланхолично заметил рыжеволосый, покачивая ногой.

– Короче, – сказал хозяин кабинета, – теперь будешь иметь дело с ним. Он тебя введет в курс дела и так далее. Ступайте.

Вышли в коридор. Рыжеволосый, наверное, обиделся, поэтому смотрел на Егошу не очень доброжелательно. (Нет у меня никакого ангела! Откуда у меня может быть ангел? – упрямо думал Егоша и тоже смотрел на рыжеволосого самозванца не очень доброжелательно.)

– Надо бы перекусить, – сказал Рыжеволосый. – В лифтах теперь не протолкаться, пойдем на лестницу.

И они пошли по коридору.

– А помнишь, – сказал Рыжеволосый, – как ты в детстве чуть квартиру не поджег? Кто тогда твою мать под локоть толкнул, чтобы она очередь за колбасой бросила и домой побежала? А когда ты в речке тонул, кто тебе корягу под ногу подсунул, чтоб ты на нее оперся? Все уже и не вспомнить. Я не мелочный.

Эти случаи в Егошиной жизни действительно были. И мать, прибежав из магазина, в последний момент вырвала из Егошиных рук коробок спичек, которыми он собирался поджечь газету в углу комнаты, рядом с занавеской, и говорила соседке, и много лет потом вспоминала – как будто кто-то под локоть толкнул. Откуда он про это знает? А может, действительно ангел?

– Как мне тебя называть? – спросил Егоша, немного подумав. – Ангелом?

– Вообще-то у нас все цифры, уравнения, но тебе в этом будет сложно разобраться. Называй, как тебе удобней – Валера, Петя, Саша. Миша подходит?

– Подходит, – сказал Егоша.

Вышли к широкой лестнице и стали спускаться. Лестница была без перил, и Егоша жался к стене – все-таки семнадцатый этаж. Миша-ангел бесстрашно шел по самому краю.

– Что жмешься? – заметил Миша-ангел.

– У меня крыльев нет.

– А у меня есть? – Миша даже хмыкнул. – Как столкнешься с вашим народцем – одни банальности. До четвертого этажа дотопаем – там неплохая кафешка и толпы немного.

Кафешка, куда привел Миша-ангел Егошу, напоминала студенческую столовую самообслуживания. Та же стойка с закусками, те же похожие пластмассовые столики. Людей действительно было немного, и Егоша стал различать, что у всех, хоть и были они в одной униформе, в черном или сером, все-таки разные лица.

– Налетай! – сказал Миша-ангел Егоше, берясь за поднос. – Бери что хочешь. Платим казенными.

Егоша взял винегрет, а толстощекая повариха налила ему в тарелку борща, а на другую тарелку положила котлету с картофельным пюре.

– Скажешь, все как у вас, – сказал Миша-ангел, принимаясь за борщ. А что ты хочешь, вы же устроены по нашему подобию.

Тут к их столику подошел узколицый, чем-то похожий на волчонка, обменялся с Мишей-ангелом рукопожатием.

– Вот, новенького подкармливаю, – кивнул на Егошу Миша-ангел.

– А... – протянул тот рассеянно. – Какой номер?

– Три миллиарда первый.

– Давно ли по пещерам ползали.

– А ты думал. В рутине как-то не замечаешь, а тут ба-бах... И уже три миллиарда первый! В космос летают.

Егоша съел все, что ему полагалось, и смотрел по сторонам. Народу стало больше, и все столики были уже заняты. Но рассматривать каждого в отдельности было неловко, и они опять казались ему как бы на одно лицо.

– Надо перекурить, – сказал Миша-ангел, допивая компот. Ты-то не куришь, а я покуриваю.

Он завел Егошу в небольшое помещение с ободранным диванчиком и урной в углу. Сели на диванчик, Миша-ангел вытащил сигареты и закурил, с особенным удовольствием сделал первую затяжку.

– Ты меня ни о чем не спрашиваешь, – сказал Миша-ангел. – Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что никто не любит, когда ему задают сложные вопросы, плохо – потому что спрашивать все-таки надо. Так вот, отвечаю на первый вопрос, который ты так и не задал, – что ты здесь делаешь и что нам от тебя надо. Отвечать?

– Наверно. – сказал Егоша.

– Ваш мир был создан по нашему подобию, это я уже говорил. Ты хоть это усек или моргнул?

– Усек, – сказал Егоша.

– По нашему подобию, но только отчасти, – Миша-ангел глубоко затянулся и даже чуть-чуть задумался. – А теперь смотри. Любая живая система, бывает, выходит из-под контроля. А ваш мир, сам понимаешь, живая система. Неосторожно влезешь – и все, полный улет, катастрофа. Так что нам нужна обратная связь. Мы это делаем через таких, как ты, чьи номера изначально были введены в программу. Не просто так в детстве у тебя не было ни одной целой игрушки, ты все потрошил, чтобы посмотреть, что же там – внутри. Так что погулял – хватит, будешь собирать информацию.

– Какую? – насторожился Егоша.

– Любую. У нас обработают. Флешка особая, понятно, но к твоему компьютеру подойдет. Ты ж понимаешь – океан можно увидеть в капле воды. Так и тут. Вообще, должен сказать – у вас проблемы. И у нас всех трясет. Так что будь добр – выкладывайся.

Как-то незаметно для Егоши они вышли из здания. Тотчас подъехал знакомый автобус.

– Давай, – сказал Миша-ангел. – Удачи! Держим связь.

Как очутился в своей комнате, Егоша так и не понял.

– Что ты все ходишь? Что ты не спишь? – окликнула жена.

– Да так, – сказал Егоша и лег в постель.

Утром Егоша проснулся какой-то отупевший, и чтобы прийти в себя, выпил несколько чашек кофе.

– Что ты ночью бродил, как лунатик? – спросила жена.

– Не помню, – ответил Егоша рассеянно.

– Ну тогда точно – лунатик!

По дороге на работу Егоша подумал: а может, все это действительно мне приснилось? И даже как-то поуспокоился. Но уже на работе, ближе к обеду, зачем-то полез в карман и вдруг нащупал какой-то предмет. Это была флешка. Флешка как флешка, только чуть больше обычной. Егоша заволновался и волновался уже до вечера. Вечером он сел к компьютеру и стал сбрасывать на флешку все, что попадалось под руку, – новости, сплетни, какие-то статьи. Ведь так и наказал ему Миша-ангел. И когда он стал это делать – волнение его как-то улеглось.

Егоша был человек исполнительный, а работа – это работа. Вот ее-то он и стал теперь делать каждый вечер, спокойно и методично, и ни о чем больше не думал, даже как-то забыл про Мишу-ангела.

– Что ты все сидишь за компьютером? – спрашивала жена. – На работе не насиделся?

– Да, нагрузили. – отвечал Егоша.

– Хорошо, чтобы тебя зарплатой нагрузили, а не работой.

– Да, – говорил Егоша. – Хорошо бы.

Прошло время. Так быстро прошло, что Егоша и не заметил. Было уже лето. Жена ездила к своей матери на дачу, но Егоша эту дачу не любил. Все там было какое-то маленькое – и участок, и домик, и веранда, и комнатки. До озера было далеко, а соседний лесок был хилым, и под ногами валялись обертки из-под конфет и пустые бутылки. Как-то они с женой выбрались отдыхать в Болгарию, но и там Егоше не очень понравилось, на море было приятно смотреть, но за все надо было платить, и Егоша в уме все время считал деньги. Не мог расслабиться.

Так что жена с дочкой уехали на дачу, и Егоша остался один. Это было приятно. Какое-то время он посидел у компьютера, потом выпил кофе и опять посидел у компьютера. Пора было перекусить, но в холодильнике ничего не оказалось. Перед отъездом жена сказала: купи себе что-нибудь. И Егоша решил отправиться в магазин и что-нибудь купить.

На лавочке у подъезда сидел человек. Мало ли людей сидит на лавочках у подъездов, так что Егоша на него даже не глянул и пошел себе мимо.

И тут человек его окликнул:

– Три миллиарда первый?

– Да, – сказал Егоша. – А что?

– Я 2 миллиарда 999 миллионов 999 тысяч 995.

Тут уж Егоша на него посмотрел. Человек как человек. Мужчина. Постарше Егоши лет на восемь. Темноволосый, круглолицый и немного похож на бульдога. Но не злого. Егоше надо было что-то сказать, как-то отреагировать, и он сказал:

– А в чем дело?

– Поговорим, – сказал мужчина и пошел вглубь двора.

Егоша пошел за ним. Подошли к машине.

– Сядем, – сказал мужчина.

И они сели в машину.

– Проедем немного. Соседи увидят, скажут жене, будет приставать, – сказал мужчина.

– Вообще-то, да, – подумав согласился Егоша.

Они выехали со двора и немного проехали по городу.

– Давно с ними? – спросил мужчина.

– С кем? – не понял Егоша.

– С ними! – сказал мужчина раздраженно и с подтекстом.

– А... – сказал Егоша. – С весны.

– Ну и как?

– Не знаю, – сказал Егоша. Так ведь он действительно не знал. – Это не очень трудно.

– А мне до смерти надоело! Нет чтобы родиться на пять минут раньше или позже. Вот ведь не повезло!

– Не думаю, что дело в этом, – сказал Егоша с философским спокойствием. – Ведь это предопределено.

– Ничего, ничего! – вскричал мужчина с крайне раздраженной интонацией. – Посмотрим, как запоешь лет через пять! Думаешь, все так просто? Это у них просто! А у нас через сердце, через душу! Такой идет перегруз! – мужчина даже задохнулся, с трудом перевел дыхание. – Твоего-то как звать?

– Миша.

– А моего Леонид. Я ж неплохо жил, вполне. Бизнес не бог весть какой, но стабильный. Жена довольна, дети довольны, родственников обеспечил. Нужна мне эта гонка за деньгами! Я умею останавливаться. Короче, вполне жизнь удалась. А тут этот Леонид. Да. Вначале, как у тебя, еще ничего. А потом так пошел перегруз. Все эти ужасы – войны, драки, несчастные, искалеченные, беженцы, страдальцы, весь этот кошмар сердце на части рвет, душу топчет. Да у меня душа уже вся выгорела! А там и бизнес стал лететь. Кое-что скопил, на том и живу.

– Так всегда же так было, – сказал Егоша рассудительно. – Когда везде хорошо было? Всегда были войны и несчастные, и искалеченные. Африку возьмите, Азию. И голод, и пресной воды не хватает.

– Это ты так говоришь, потому что заперт на три замка. Если заперт на три замка, жить еще можно. Живи себе свою жизнь и радуйся. В ресторан сходил, на рыбалку съездил, вот тебе и радость. А если замки сорваны и там дыра, куда вся мерзость хлещет и лезут, лезут, вопят, цепляются, все эти голодные, холодные. Котенка шелудивого на улице встречу – рыдаю. Вот до чего дошел. Как-то психанул, не выдержал, – да ну ее, эту флешку, и прямо с моста в реку. И что ты думаешь?

– Я ничего не думаю, – сказал Егоша.

– Наутро в кармане уже другая. От них так легко не отделаешься. Мафия.

– Леонида своего встречал?

– Было пару раз. А что с него взять? Он же не человек. Думаю заявление написать. Пусть хоть отпуск дадут, годика на два. Для восстановления. Отпустят, как думаешь?

– Не знаю, – ответил Егоша вяло.

Он уже порядком устал от своего нового знакомца. Последнее время редко общался с людьми. Домашние – дело привычное, и сослуживцы дело привычное, одни и те же из месяца в месяц, из года в год. И с каждым общаешься по своему шаблону.

– Много таких, как мы? – спросил Егоша.

– В этом городе ты – второй. Так ведь сколько городов на свете! Я думаю, хватает.

Наконец они расстались. Егоша вернулся домой и занялся своим делом.

Вот так и шли дни за днями. Возвращалась с дачи жена и уезжала туда опять, и опять возвращалась, нагруженная банками с консервированными овощами. Отпуск Егоша тоже провел в городе. Но это его не тяготило. Ложился он поздно, спал почти до обеда и потом, после нехитрой еды, опять садился за компьютер. Как-то он вышел прогуляться и увидел, что деревья в сквере начали желтеть. Вот и лето кончилось, – подумал Егоша без сожаления и пошел себе дальше.

Так что все шло совсем неплохо. Однако осенью, когда резко переменилась погода и начались холода, Егоша затосковал. Он и сам не понимал, с чего это вдруг с ним. Поздним вечером он мог спуститься во двор и стоял там, выбирая место, чтобы больше было видно небо, подолгу смотрел в его холодное, неподвижное пространство на неподвижные звезды. Он говорил себе – нет, звезды не неподвижны, просто они очень далеко, на разных расстояниях друг от друга, и все движутся по своим путям, а Вселенная велика и безгранична. Но сколько бы он ни говорил себе это – ощущение не менялось, небесный свод давил на него и казался потолком, под которым, задавленная отсутствием пространства, шла его жизнь и жизнь его раздираемой страстями маленькой планеты.

Жена стала ему казаться чужой, крикливой, резко постаревшей. Дочь плохо воспитанным чужим существом, напоминавшим родню жены теми качествами, которые были ему особенно чужды. Ну а сослуживцы – просто марионетками, исполнявшими вокруг него какие-то свои давно заданные роли.

И уже информация, которую он так добросовестно скачивал из интернета, не перетекала напрямую на флешку, как раньше, как бы совсем его не касаясь, а тяжелым грузом оседала в душе, как будто его душа, как и предупреждал его новый знакомец, и была средоточием бед всего мира.

Теперь он часто плакал, а в иные минуты просто сидел, как истукан – без мыслей и без желаний.

– Что с тобой? – спрашивала жена.

– Ничего, – отвечал Егоша.

– Но с тобой что-то происходит.

– Не знаю, – говорил Егоша. – Оставь меня! Дай посидеть.

И он застывал в этой неподвижности, как бы защищая свой маленький мир, свою крепость, остатки ее, пробитую тяжелыми снарядами чужой беды.

Как-то он не выдержал – нашел визитную карточку нового знакомца.

– Что-то у меня тоже. Короче, так. – выдавил Егоша и заплакал.

– А я с ними завязал, пусть хоть в тюрьму сажают, – сказал знакомец. – Но тут у меня появилось одно соображение. Слушаешь, что ли, или совсем обмяк?

– Слушаю, – сказал Егоша.

– Надо бы нам всем как-то собраться, обсудить, что ли. Свой профсоюз, типа. да. Права защищать, как у людей, а не с номерами этими проклятущими. Я тут уже про кого-то дознался.

– Как? – спросил Егоша.

– Как, как. Все тебе и скажи! Способности у меня, понял? Не просто так в свое время бизнес поднял. Я эту информацию из Леонида тянул, тянул, он и не заметил как. Они ведь все простодушные. И твой простодушный. Не просто так я когда-то свой бизнес поднял, дай бог каждому! Короче, жди. Скоро позвоню.

И Егоша стал ждать. А жить ему было все тяжелее и тяжелее, так что жена совсем уж забеспокоилась.

Как-то сидел он перед компьютером и скачивал информацию о том, как в какой-то стране какие-то люди опять расстреляли много каких-то людей, и в очередной раз заплакал. Потому что почувствовал вдруг очень реально, что это расстреляли его и его семью, что это его собственная дочь и его собственная жена лежат на холодном полу и истекают кровью, и он сам истекает кровью и поэтому ничем не может им помочь.

– Да что с тобой? – вскинулась жена. – Что происходит? Может, к врачу сходишь?

– Меня уже не вылечишь, – горько ответил Егоша.

И от ужина отказался.

– Да что же это такое? – раскричалась жена. – Человек есть перестал! Хочешь огурчик? У меня в этом году замечательные огурчики! Дала рецепт Марья Ивановна.

– Какая Марья Ивановна? – взвыл Егоша.

– Марья Ивановна, подруга Зиночки, маминой подруги! Ты же столько раз видел Зиночку! А Марья Ивановна.

Но Егоша не дал жене договорить все эти подробности. Он побелел и закричал:

– Уйди! Уйди! Уйди! – и затопал ногами.

На другой день знакомец ему позвонил.

– Привет,– сказал бодро. – Ручка, бумага есть?

– Сейчас, – сказал Егоша и полез за ручкой.

– В ближайшую субботу в семь утра на вокзале у касс. Билеты я купил. Оденься теплее, провизии на два дня.

– Какой провизии? – не понял Егоша.

– Провианта. Тушенка. Хлеб. Макароны. Шоколад. Сам соображай, – и трубку повесил.

К субботе Егоша стал собираться. Разыскал зимние теплые брюки, со старых времен очень теплый свитер, его еще мать покупала, купил и две банки тушенки.

– Ты куда это? – поинтересовалась жена.

– На рыбалку.

– Когда это ты ездил на рыбалку?

– Ну, на охоту.

– Когда это ты ездил на охоту?

– Не ездил, значит буду.

Больше Егоша не проронил ни слова, и жена от него отстала. Только вышла в другую комнату и долго говорила по телефону со своей матерью. Давно уже решено было показать Егошу психотерапевту. И психотерапевта нашли. Решили больше не откладывать.

В субботу Егоша проснулся рано и на вокзал приехал на полчаса раньше назначенного времени. Народ на вокзале толпился, но меньше, чем днем. Это обрадовало Егошу, он давно никуда не ездил и теперь робел – боялся потеряться и пойти не туда, а знакомца своего не узнать. Ведь видел он его всего один раз и не знал даже имени. Да он бы и не узнал, если бы тот сам его не окликнул. Знакомец стоял перед ним – в вязаной шапке до бровей, сгибаясь под огромным рюкзаком, уменьшившись в росте на добрую треть.

– Привет! – сказал коротко и деловито. – Билеты у меня, шагай в затылок. – И пошел сквозь увеличивающуюся толпу.

Затылок у него был где-то внизу, и шагать, ориентируясь на его затылок, Егоша не мог. Он просто не упускал из вида его рюкзак.

Сели в купе скорого поезда. Купе было на четверых, но кроме них, там никого не было. Когда поезд тронулся, заглянула проводница.

– А где остальные?

– Кто их знает. Планы переменились.

– Постель брать будете?

– Так переживем. А чай – давай.

Когда проводница вышла, знакомец вытащил еще два билета и помахал ими в воздухе:

– Зачем нам чужие? А деньги – тьфу!

Проводница принесла чай. Егоша давно не ездил на поезде (электричка на дачу – это электричка), и ему здесь нравилось. И столик, покрытый белой салфеткой, и букетик искусственных цветов в вазочке, и темный густой сладкий чай в стакане, устойчиво подхваченный тяжелым подстаканником. Он пил чай и с удовольствием смотрел в окно, не вглядываясь в детали. Что-то проносилось мимо, блекло светило солнце на краю неба, и от этого почему-то было ему радостно.

– Как мне вас называть? – спросил он у знакомца.

– Не все ли равно,– сказал знакомец. – Давай как с ангелами. Ты – Василий Васильевич. Я – Иван Иванович.

– Хорошо, – согласился Егоша.

Опять заглянула проводница и предложила еще чаю.

– Мне больше не надо, – сказал Егоша, решив сэкономить.

– А мне – давай, неси по-быстрому.

– Почему вы зовете ее на «ты»? – спросил Егоша.

– Так ведь обслуга. Мы – пассажиры, а она – обслуга.

У Егоши почему-то испортилось настроение, он все еще смотрел в окно, но уже не получал от этого удовольствия. Проводница принесла чай, Ив-Ив с ней расплатился за обоих и сказал оставить сдачу себе. Наверное, это было для нее непривычно много, она удивилась и даже на какое-то мгновение задержалась в двери.

– Иди, иди. – сказал Ив-Ив раздраженно, а когда она ушла, пробурчал: – Не много ли внимания нашему купе? Будто мы одни на весь вагон. – И помолчав немного, как бы про себя: – И интеллигенты эти! Вот ведь – интеллигент выискался! А на стакан чаю денег пожалел.

Егоша покраснел и хотел что-то сказать, но так и не нашел что. Дальше уже ехали молча.

Вышли они на небольшой станции, по каким-то причинам оказавшейся среди солидных остановок скорого поезда. Они быстро сошли, и поезд тут же пошел дальше.

– Теперь топаем на двух колесах, – сказал Ив-Ив и выразительно постучал по одной ноге, а потом по второй. – Топать далеко.

И они потопали. Действительно далеко. Ив-Ив, он же знакомец, повел Егошу вокруг станции, потом через какие-то улочки, потом лесом, потом вдоль реки, потом по шоссе. Егоша уже совсем изнемог, а Ив-Ив, придавленный своим огромным рюкзаком, был по-прежнему бодр и энергичен.

Наконец добрались до огромного поля и остановились под холмом. Ив– Ив вынул мобильник и проверил связь. Связи не было. Тут он быстро скинул рюкзак и стал носиться по полю с криками: