Текст книги "Похититель грез"

Автор книги: Елена Острикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 15
Фотоальбом, квартирантка и сюрприз под дверью

– Может, сходим еще куда-нибудь? – предложила Вероника, вертя в руках длинную нить жемчуга.

– Нет, не хочется, – отозвался Максим. – Как насчет того, чтобы просто посидеть дома и посмотреть телевизор?

– Мы же только что были в кино! – закатила глаза Вероника.

– Ты же сама сказала, что фильм был никчемный. Хотя, мне кажется, ты все-таки получила какое-то удовлетворение, критикуя его так, что слышали ползала.

Вероника шутливо стукнула брата по плечу.

– Да, и все они были очень недовольны, потому что я их разбудила.

Максим не мог сдержать улыбки. Брат и сестра шли по проспекту, купаясь в лучах заходящего солнца. Вероятно, Максим никогда не признался бы в этом Веронике, но он очень дорожил близостью и непосредственностью их отношений. Не всегда был уверен в том, что для нее любовь брата так же важна, как для него – привязанность сестры, но все-таки дорожил. Как бы часто Максим ни сталкивался с ее цинизмом, эгоизмом и бестактностью, для него Вероника всегда оставалась маленькой сестрой, с которой всегда можно вот так запросто сходить в кино вне зависимости от того, сколько им лет: тринадцать и восемнадцать или двадцать три и двадцать восемь.

– Только, чур, едем к тебе! – согласилась Вероника, подмигнув брату. – Я, пожалуй, даже останусь ночевать: на завтрашнее утро у меня никаких дел не запланировано.

– К тебе ближе, – возразил Максим.

– Но у меня нечего поесть, – держала оборону Вероника.

– То, что ты не умеешь готовить, ни для кого здесь не секрет. Закажем пиццу.

– Стоп! – Вероника резко остановилась в нескольких шагах от машины Максима. – Тут что-то не то.

– О чем ты?

– Ты сам предложил заказать пиццу и не прочитал лекцию о вреде углеводов и холестерина? С твоей стороны эта идея была отчаянной мерой. Почему ты не хочешь сыграть сегодня роль радушного хозяина? У тебя завелись тараканы?

Максим закатил глаза и покачал головой.

– Нет? Что-то покрупнее? Девушка?

– Как тебе удается придавать такой гадкий оттенок всему, о чем ты говоришь? – скривил губы Максим и сел в машину, надеясь, что это положит конец разговору.

Не тут-то было. Едва автомобиль тронулся с места, девушка продолжала:

– Итак, ты теперь живешь с девушкой. Не успели увянуть цветы на могиле Ани…

– Она не умерла.

– А жаль… Тварь была еще та!

Иногда Максим сомневался, что они с сестрой родились от союза одних и тех же людей.

– Так что там у тебя с твоей новой пассией? – продолжала Вероника.

– Ничего! – отрезал Максим. – Мы не вместе. У нее просто тяжелая ситуация – негде жить. Я решил помочь ей – вот и все.

– Итак, она твоя квартирантка, – продолжала рассуждать Вероника. – Значит, она платит тебе за жилье, верно?

– Нет, – вздохнул Максим.

Если бы его сестра работала прокурором, тюрьмы бы уже лопнули.

– Или платит, но не деньгами? – Вероника подмигнула брату.

– Она готовит, – поспешно ответил Максим, не давая возможность сестре опять все извратить.

– Правда? Это мило, даже очень. Ты был прав, когда сказал, что повар из меня ни к черту. Пожалуй, я буду почаще наведываться к вам в гости. А что она еще делает? Стирает, гладит, убирает, завязывает тебе по утрам галстук и целует на прощание? Поосторожнее, Макс. От этого рождаются дети.

– Упаси боже, – театрально перекрестился Максим. – Они могут быть похожи на тебя. Проявление рецессивных генов и все такое…

– Да ладно тебе! Брось! Расскажи про свою загадочную… соседку по квартире.

– Ее зовут Алена. Она не местная. Работает в спортивной школе для детей.

– Исчерпывающая информация, – процедила сквозь зубы Вероника. – И этому человеку ты доверил ключи от своей квартиры. Она может быть аферисткой, наркоманкой, серийным убийцей – да кем угодно!

– Нет, она хорошая девушка, – твердо произнес Максим. – Просто ангел!

Вероника ухмыльнулась на его последней фразе, но воздержалась от комментариев.

– Нам надо обязательно познакомиться, – заметила девушка.

– То-то раньше это так хорошо кончалось, – съязвил Максим.

– Это было только один раз. К тому же у вас с Катькой все равно бы ничего не вышло.

– Очевидно, ты и до нее донесла эту идею, назвав ее кошкой драной, – пробормотал молодой человек, останавливая машину у дома Вероники.

– Рассказать тебе кое-что забавное? – предложила девушка, останавливая брата, когда тот уже собирался выйти из автомобиля.

– Надеюсь, не про мою личную жизнь?

– Можно подумать в твоей личной жизни есть хоть что-нибудь забавное и интересное! Нет, речь о другом.

Вероника рассказала брату о своем знакомстве с полоумной старушкой, умолчав лишь о двух деталях: почему она собственно с такой готовностью последовала за женщиной и каким образом она покинула ее квартиру.

– И что же тут забавного? – спросил Максим. – Это трагедия, ничего смешного.

– А вот что! – провозгласила Вероника, доставая из сумки старенький фотоальбом и открывая его на последней странице.

На Максима с черно-белой фотографии смотрело лицо его сестры.

– Когда это было сделано? – изумился молодой человек. – И это что… парик?

– Это не я, – произнесла Вероника. – Это альбом из квартиры старушки.

Максим недоуменно поднял глаза на сестру, затем вновь опустил в альбом, как будто сверяя. Если подумать, то это и впрямь могла быть и не Вероника. У девушки на фото волосы были коротко подстрижены – сестра Максима никогда не носила такой прически. Она выглядела совсем юной – лет шестнадцать-восемнадцать, не более. Очень худенькая, хрупкая и уязвимая, она смотрела на мир с такой трогательной доверчивостью и невинностью, какую Максим видел во взгляде сестры разве что в раннем детстве. Одета она тоже была очень скромно и в стиле восьмидесятых. Тогда фотография, очевидно, и была сделана.

Не обменявшись ни словом, брат и сестра рассмотрели весь альбом. В нем было два десятка фотографий – весь короткий жизненный путь той самой без вести пропавшей Лизы, чью фамилию Вероника даже не удосужилась узнать. На некоторых она была со своей матерью – тогда еще молодой случайной знакомой Вероники. Отец, а это, по всей видимости, был все-таки он, фигурировал только на самом первом снимке, где Лиза была еще в пеленках.

Фотографии по большей части были сделаны в официальной обстановке или на торжествах. Лишь три-четыре снимка отображали квартирный интерьер, сходный с тем, который Вероника наблюдала в доме у старушки. Вот Лиза стоит в школьной форме с букетом цветов. Вот она на новогоднем бал-маскараде. Вот она, смущенно улыбаясь, стоит в форме гимнастки у спортивных снарядов, сжимая в руках медаль. Вот и выпускная фотография ее класса.

Привлек внимание брата и сестры и предпоследний кадр. На нем Лиза вместе с еще несколькими десятками людей, стоящими в три ряда у здания, и подпись: «50 лет хирургическому отделению 3-й городской больницы г. Воронежа».

Ни к одной из фотографий не было сделано подписи от руки. Лишь по дате на выпускном снимке можно было судить о нынешнем возрасте Лизы. Если по окончании школы ей было семнадцать, то теперь должно было исполниться сорок два.

– И что все это значит? – спросил Максим, поднимая глаза от снимков.

– Я надеялась, что ты мне поможешь в этом разобраться, – ответила Вероника. – Это не может быть простым совпадением.

– А чем это еще может быть?

– По-твоему, она – мой двойник? Совершенно случайное, ни с чем не связанное совпадение? У матери-природы закончилась фантазия, и она не смогла придумать нового лица? Я смотрела по телевизору парад двойников знаменитостей. Так вот, там нигде не было абсолютного сходства, а то, что было, достигалось по большей части идентичной прической, макияжем и мимикой. Здесь же моя точная копия. Это бросается в глаза, даже несмотря на короткую стрижку и другое выражение лица.

– Ты же не предполагаешь, что она твоя потерявшая в младенчестве сестра-близнец? – недоверчиво усмехнулся Максим. – Лиза родилась намного раньше тебя!

– Да, это верно. И прежде я не задумывалась об этом, но… к моменту моего рождения ей было девятнадцать. Это тот возраст, когда уже вполне можно…

– Неужели ты считаешь, что она может быть твоей матерью? Это чушь! Твоя мать жива и здорова. Она и моя мать тоже. Так что не говори такого, пожалуйста, ладно?

– Я знаю, это звучит глупо и отвратительно, – вздохнула Вероника, – но я не вижу другого, более логичного объяснения всему этому. Представь, только представь на мгновение, что все, что мы знали до этого, ложь или чудовищная ошибка. Эта девушка, Лиза, судя по отсутствию свадебных фотографий, была не замужем. Она вполне могла родить ребенка от кого-то… ну, скажем, не слишком порядочного. Такое бывает сплошь и рядом. В те времена, может быть, было несколько реже, но тоже наверняка было. Никоим образом к девятнадцати годам она не могла иметь высшее образование, а значит, работала в больнице санитаркой или медсестрой и просто не имела возможности воспитывать ребенка. А насколько я знаю, мамина вторая беременность протекала очень тяжело, и была реальная вероятность выкидыша или мертворождения. И если Лиза умерла при родах… В роддоме могли поменять детей: случайно или намеренно.

– Ты насмотрелась мыльных опер, – с уверенностью произнес Максим. – Я говорил однажды с акушеркой, и она уверила меня, что такие вещи бывают только на экране.

– Хорошо. Посмотрим на это с другой стороны. Что подтверждает то, что я действительно дочь наших родителей? Помимо моего свидетельства о рождении.

– Я ездил с папой забирать вас с мамой из роддома.

– Тебе было пять лет. Неужели ты помнишь?

– Смутно, конечно. Так, кое-какие обрывки воспоминаний. Кроме того, ты похожа на родителей. У тебя черные волосы, как у мамы, примерно ее рост и твердый характер папы.

– Темноволосая девушка ростом выше среднего с твердым характером… Тебе не кажется, что куча народа подходит под это описание?

– Да, но более весомого доказательства я предложить тебе не могу.

– Я позвоню родителям…

– Даже не думай об этом. Скорее всего, это полная чушь, а ты их только расстроишь. Может, лучше поговоришь с матерью Лизы?

По смущенному выражению лица, столь не свойственному его сестре, Максим понял, насколько ее не радует эта идея.

– Постой, кажется, у меня есть кое-какая идея, – воспрянул духом Максим. – Дай-ка мне еще раз этот альбом.

Молодой человек стал внимательно разглядывать предпоследний кадр:

– В мои студенческие годы я был на практике в третьей больнице. Если мне повезет… Ага, кажется, эта она, – он указал на одну из женщин на фотографии. – Это санитарка… мы все называли ее тетей Валей. Фамилию не помню – хоть убей. Надеюсь, она там еще работает. Так или иначе, попытаюсь что-нибудь выяснить.

– Ладно, договорились. Пойдем уже домой. А то уже полчаса сидим в машине.

– Верно. Хватит с нас на сегодня всяких странностей и неприятных сюрпризов.

Но сюрприз все-таки ожидал брата с сестрой. Причем прямо под дверью квартиры.

Глава 16
Накануне

Кап-кап-кап… Его разбудил звук падающей воды.

Денис хотел крикнуть Оксане, чтобы та потуже закрутила кран, но тут понял, что находится не в своей квартире.

В горле пересохло, и голова болела как после хорошей вечеринки. За исключением того, что он уже давно не пил на вечеринках. Корпоративное правило: ни грамма спиртного на работе, введенное после того, как Кирилл заснул под столом на чьей-то свадьбе, касалось всех, в том числе и его автора – генерального директора TGIF Inc.

А вечеринка накануне все-таки была и удалась на славу – самый выгодный и крупный заказ как минимум за последний год. Обычно такие сделки доставались их более крупным конкурентам, но на этот раз удача улыбнулась и фирме Дениса.

Последние гости ушли далеко за полночь, но для сотрудников TGIF работа была еще не закончена. Утром им предстояло сдать зал арендаторам в идеальном состоянии, что означало вернуть в ресторан, поставлявший угощение, посуду, возвратить взятую специально для этого случая напрокат дорогую технику, разобрать многочисленные декорации и погрузить их в служебную машину, а кроме того, элементарно выкинуть мусор и помыть пол и – это последнее Денис, и не он один, точно не предвкушал – содрать со стен фотообои. Те самые фотообои, замысловатый рисунок на которых свел его с Вероникой. Может быть, не совсем свел… скорее, заставил увидеться во второй раз. Рисунок на обоях, согласно пожеланиям именинницы, был сделан в восточном стиле. Древняя символика нашла свое место на расшитом золотом атласном полотне. Словно в дымке наслаивающихся образов можно было разглядеть горделивые силуэты шейхов-наездников и прекрасные черты восточных красавиц. Все это вместе с прочим декором и умело подобранной музыкой составляло неповторимую атмосферу волшебства и сказки.

Вероника на все сто справилась с поставленной задачей – Денис не мог не отдать ей должное. Не мог он не восхититься ее мастерством, талантом, а также тем, с какой страстью она относится к своей работе и с каким вдохновением ее выполняет. Веронику мало что трогало, по крайней мере, в лучшем смысле этого слова. Денис не мог ее за это осуждать: в ее положении отгораживаться от всего мира непроницаемой стеной было, вероятно, единственным способом сохранить рассудок. Он видел ее в плену эмоций, но это были гнев, раздражение, досада. Помимо этого маска Снежной Королевы растаяла лишь дважды: когда она заступалась перед ним за брата и когда говорила о своем творчестве. За время своего знакомства с девушкой он понял, насколько они разные люди; осознал, что, будучи примерно одного возраста, живя в одном и том же городе и имея близкий социальный статус, они плывут вперед по совершенно разным волнам. Но иногда, видя, как загораются глаза Вероники, когда речь заходит о ее творчестве, Денис начинал думать, что эти волны плещутся в одном море.

Чувствуя себя вандалом, оскверняющим священный храм, Денис вместе с остальными срывал со стен обои, которые, конечно, отходили неровно и с трудом. Он утешал себя мыслью, что не упустит случая заказать себе такие же обои, когда будет делать ремонт.

Денис отправил двоих своих сотрудников возвращать арендованную технику, а сам вместе с Кириллом погрузил в машину оставшийся «реквизит». Учитывая масштабы торжества, и багажник, и салон автомобиля были забиты до отказа, так что едва оставалось место для водителя, не говоря уже о пассажире. Денис предоставил почетное право вести Кириллу, сославшись на то, что давно уже не сидел за рулем машины, а ночью и вовсе никогда не приходилось.

Бросив последний беспокойный взгляд в сторону друга, Кирилл надавил на газ и вскоре скрылся за поворотом.

Если здраво оценивать ситуацию, то стоять у шоссе на окраине чужого города за двести километров от родного города в три часа ночи и надеяться добраться домой автостопом, не самая блестящая идея. Но привычка мыслить творчески или даже абстрактно, столь необходимая Денису для работы, в этот раз, вероятно, сыграла с ним злую шутку. Или же блестяще проведя мероприятие, приведя хозяина и гостей в полный восторг и получив за это кругленькую сумму, он просто чувствовал себя королем. По крайней мере, расчет был безналичным. Стоять на обочине пустынного шоссе в три часа ночи с кучей денег было бы еще менее блестящей идеей.

Так или иначе, ему повезло. Не прошло и десяти минут, как из ночного мрака вынырнула знакомая машина. Это личный водитель хозяина развозил по домам гостей. Узнав Дениса в свете фар, он притормозил. На заднем сиденье дремал последний из гостей. По салону разносились тихие звуки музыки. Как оказалось, довезти домой подвыпившего друга шефа было последним поручением шофера. Он направлялся в сторону, нужную Денису, но мог подвезти его только до середины пути.

Понадеявшись, что к тому времени, как они преодолеют это расстояние, рассветет, Денис, не задумываясь, согласился на великодушное предложение водителя подвезти. Тот, несмотря на поздний час, был полон энергии и желания пообщаться с новым попутчиком. Денис, однако, его разочаровал. Пригревшись в тепле уютного салона дорогой иномарки, он вскоре задремал.

Денис и сам не понял, что его разбудило. Окончательно придя в себя, он осознал, что машина не двигается. Открыв глаза, Денис увидел огни заправки. Через щель, оставленную в окне, доносился резкий запах бензина. Другой пассажир по-прежнему сладко спал на заднем сидении. Водителя в салоне не было. Неподалеку, у машины, заправляющейся у другой колонки, стояло несколько человек и курило. Отдаленно в сознании Дениса промелькнула мысль, что есть что-то глубоко неправильное в том, чтобы курить на автозаправке. Забыв о ней уже в следующее мгновение, он поднял стекло до самого верха, поерзал немного на сидении, выбирая позу поудобнее, и, наконец, прислонившись головой к стеклу, закрыл глаза.

Денис уже задремал к тому времени, как дверь рывком открыли снаружи. Он потерял равновесие и неизбежно вывалился бы на асфальт, если бы чьи-то руки не подхватили его и не вытащили силой из машины. Они же без особой деликатности швырнули его на землю. Сон как рукой сняло.

– Эй! Какого черта?! – вскричал он, пытаясь подняться, но в ответ лишь получил удар ногой в бок.

В полутьме при свете отдаленных огней заправки он лишь смутно мог различить нападавших. Трое мужчин. Один из них, тот, что напал на него, в джинсах и кожаной куртке. Лысина второго блестела в огнях неоновых вывесок. Силуэт третьего маячил за спиной товарищей.

Нападавший приготовился нанести новый удар, но на этот раз Денис оказался быстрее. Перевернувшись на спину, так, чтобы оказаться вне траектории удара, он схватил противника за ногу и резким рывком повалил на землю. Затем вскочив на ноги, не прибегая к помощи рук, и ударом кулаком в лицо повалил его на землю.

Придя в себя от удивления, вызванного активным сопротивлением, оказанным жертвой, в атаку бросился второй из нападавших. Но Денис вовремя отскочил в сторону, схватил противника рукой поперек торса, задержав, таким образом, его продвижение, и ударил ногой по внутренней стороне колена.

Третий, державшийся до этого позади, тоже принял участие в драке. Пытаясь уклониться его удара, Денис откинулся назад, избежав удара головой об асфальт, опершись о землю руками. Так и не коснувшись торсом мостовой, он ударил противника ногой в живот и уже после этого вскочил на ноги.

Но торжество Дениса было недолгим. Удар по голове, нанесенный сзади, заставил его присоединиться к троим поверженным врагам. Оказывается, нападавших было все-таки четверо.

Глава 17
Без него

И теперь… Денис пошевелился и застонал от боли, когда все его тело пронзили тысячи иголок. Он открыл глаза, но ничего не увидел. И Денис не знал, находится ли он в кромешной тьме или ослеп. Он попытался вскочить с места, но не смог: что-то удержало его. Денис закричал – дикий бессловесный крик страха, боли и отчаяния – но никто не ответил ему. Вокруг стояла мертвая тишина. Единственный в ней звук – биение его собственного сердца – четкие удары, учащающиеся с каждой секундой.

Кругом сумрак, беспроглядная мгла, будто глаза его закрыты, и ничто не в силах поднять отяжелевшие веки. Его обволакивал липкий страх, цепляясь за душу и пробуждая к жизни все самые жуткие кошмары, смущавшие покой Дениса с самого детства. Страх темноты, одиночества, безумия, смерти, ощущение полного бессилия – окатило его волной, грозя навеки затянуть на дно.

Денис стал прислушиваться: не донесется ли ответа на его зов – но напрасно. Где-то, причем в нескольких местах сразу, капала вода, да и воздух был очень влажным. Его мучила жажда, но он не мог ее утолить. Вдруг раздался мышиный писк, и Денис невольно вздрогнул. С детства он помнил историю о том, как на окраине их городка, в подвале старого заброшенного дома нашли скелет ребенка, дочиста обглоданный грызунами. Судя по костям, мальчик провалился сквозь прогнивший пол и, сломав ногу, был не в силах выбраться. На протяжении долгих лет Дениса волновал вопрос: был ли ребенок еще жив к тому моменту, как крысы устроили свой пир. Сегодня судьба уготовила ему возможность проверить это на своем опыте.

Пытаясь справиться с одолевающим его ужасом, Денис стал вглядываться в темноту. Постепенно глаза начали свыкаться с мраком. Тьма, окружающая его, была не кромешной, как казалось вначале. Где-то позади него Денис боковым зрением различил слабый источник света. В узкое круглое отверстие попадали, как он мог предположить, первые лучи солнца. Судя по звукам мышиной возни и капающей воды и характерному запаху гниющих овощей, Денис находился в подвале. Теперь он мог разглядеть множество ржавых труб, что-то вроде закрома справа от него, откуда и доносилось зловоние, стены из неотесанного камня и кучи какого-то хлама по углам. Сам Денис сидел, некомфортно прислонившись к камням. Руки его были скованны наручниками, цепь которых была перекинута через широкую трубу, проходящую у самой стены на уровне чуть ниже человеческого роста. Будь эта высота чуть меньше, он мог бы спокойно сидеть, прислонившись к стенке, а так лишь благодаря нижнему сильно выступающему камню, отчасти служившему ему сиденьем, вес его тела не приходился полностью на запястья, и без того уже липкие от крови.

Стремясь сменить крайне неловкое положение, Денис подобрал под себя ноги и присел сначала на корточки, а потом стал постепенно подниматься вверх, отчаянно цепляясь онемевшими пальцами за влажную от конденсата поверхность трубы. Даже когда Денис оказался в вертикальном положении, его запястья находились лишь на уровне груди, а склоненная голова упиралась в потолок. Этого, впрочем, оказалось достаточно для того, чтобы кровь прилила к занемевшим пальцам, пронзив их тысячей острых иголок. Вместе с резкой переменой положения на Дениса нахлынула волна головокружения. Зажмурившись, он переждал ее, а затем вновь открыл глаза. Глухая боль в затылке все еще напоминала о печальном окончании вчерашней драки, но, по крайней мере, мрачные стены темницы не двоились перед глазами Дениса, давая надежду, что удар не причинил слишком серьезного вреда.

Вскоре чувствительность вновь вернулась к рукам Дениса. С ней пришла и боль, исходящая от кровоточащих запястий. К тому же только теперь он ощутил в полной мере, как сильно замерз. Судя по ставшему куда более ярким снопу света, проникающему внутрь, уже рассвело. Вряд ли было больше восьми утра, а первые заморозки были не за горами. Пиджак его бесследно исчез вместе со всем содержимым его карманов, в том числе и сотовым, а тонкая рубашка, влажная то ли от пота, то ли от подвальной сырости, не давала особой защиты от холода.

Пытаясь отвлечься от мыслей, что убьет его раньше: холод, жажда, голод или крысы, чей писк, казалось, с каждой минутой становился все более и более отчетливым, Денис стал раздумывать над тем, как освободиться от наручников.

Протянуть металлическое кольцо через одну из рук не представлялось возможным. Ладони Дениса, и без того никогда не бывшие слишком узкими, сильно опухли. А сломать ради этого большой палец или какую-либо другую кость в руке по примеру героев боевиков он был определенно не готов. Денис сомневался, что смог бы такое проделать, даже если бы знал наверняка, что это его единственный шанс на спасение.

Это оставляло ему возможность открыть наручники с помощью… скажем, скрепки, которую он почему-то не имел обыкновения носить с собой. Вот и еще одна причина, почему Денис не годился в герои боевиков. Разве что триллеров, учитывая его нынешнее положение. Когда-то ему, впрочем, удалось на спор за несколько минут вскрыть крохотный замок на шкатулке сестры с помощью сего нехитрого инструмента, однако здесь все вряд ли было бы так же просто.

Вдруг Денис услышал шаги. Громкие и отчетливые, прямо над его головой. Это не могло быть ошибкой или игрой воображения. Вот еще, уже в другом месте. Наверху не один человек. Двое, может быть, даже трое. До Дениса стали доноситься звуки их голосов. Ему не удалось уловить содержание разговора: до пленника подземелья долетело лишь несколько ничего не значащих слов. Но если он мог слышать их голоса, значит…

– Эй! Кто-нибудь! Помогите! Я здесь, внизу! – закричал Денис, неистово гремя наручниками по трубе.

– Спасите! Я внизу! – кричал пленник вновь и вновь, но стенанья его не были услышаны.

Точнее, это было не совсем так. Денис знал наверняка. В тот момент, когда он начал свою тираду, голоса наверху замолкли, но после непродолжительного перерыва стали раздаваться снова. Они все прекрасно знали. Были в курсе того, что он томится в холодном и сыром подземелье. Может статься, сами заточили его туда. И им было все равно, абсолютно все равно.

Жизнь шла своим чередом. Там, наверху, взошло солнце. Отсветы его лучей, проникающие в темницу сквозь крохотное окошко, обещали погожий денек. Где-то там, наверху, ветер шевелил листья деревьев, а скупое осеннее солнце покрывало их кроны первым золотом.

Там, наверху, ходили люди, занимались своими делами. Жизнь продолжалась. Без него. Через пару часов проснется Оксана (она всегда спит до обеда по выходным) и, наверное, не удивится, что его нет дома, посчитав, что он возвратился поздно ночью, после праздника, а утром уехал куда-то организовывать новый. Ни Злата, ни Кирилл, ни кто-либо другой из TGIF его не хватятся, потому что на самом деле на сегодня торжеств не запланировано, хотя и воскресенье. Да и в понедельник ничего важного не предвещается – никаких праздников. Никаких больше праздников для Дениса.

Сидя в темном сыром подвале, Денис представлял все то, что находится где-то там, наверху: трасса, по которой он ехал накануне, теперь уже освещенная лучами утреннего солнца, Воронеж, позолоченный красками осени, разукрашенная граффити скамейка в сквере неподалеку от его дома, где они с сестрой часто ели мороженное, купленное в соседнем киоске, и обшарпанный переулок, по которому он иногда срезал путь на работу, пересекая двойную сплошную. Жизнь продолжается. Будет продолжаться, даже если он умрет взаперти. Кто-то другой будет ехать по шоссе. И живописная скамейка пустовать долго не будет: может быть, на ней будет сидеть и Оксана со своим другом; как бы его сестра это ни скрывала, Денис знал, что она с кем-то познакомилась. И правила дорожного движения будет нарушать какой-нибудь другой отчаянный мотоциклист. Не он.

В первый раз в жизни Дениса крутой волной накрыло сознание того, что если он уйдет, ничего не изменится. Мир не станет ни лучше, ни хуже. Какое-то время его будут помнить, но скоро забудут. Его недолгая жизнь канет в лету. Пройдет какой-то срок, и уже ничто не будет напоминать о том, что он ходил по этой земле.

И в момент этого откровения Дениса охватила ярость, жгучая злоба и досада. В исступлении он тряс трубу, гремя по ней цепью наручников, вырывался как зверь, измученный неволей. Но все попытки освободиться были тщетны. Напрасно его занемевшие от холода пальцы ощупывали шероховатую поверхность ржавой трубы. Металл был по-прежнему холоден и стоек.

В изнеможении и полном отчаянии Денис опустился на корточки. Все то немногое, что позволяло разглядеть тусклое подвальное помещение, расплывалось перед глазами, и к горлу подкатывала предательская волна тошноты. Сил больше не было. Не оставалось сил, чтобы бороться, чтобы терпеть холод и боль и тем более, чтобы надеяться на благополучный исход.